Текст книги "Альфа и Омега. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Анна Сейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– У них уже работали свои девочки, но на улицах, не в помещении, и за ними никто особо не присматривал, – пояснила она. – Они предложили Ории взять над ними шефство и продолжить развивать бизнес в обмен на отсрочку по платежам. Мол, выплатишь остаток, когда выйдешь в плюс.

– Я долго сомневалась, – кивнула Ория. – Прикидывала и так, и эдак, но Агата убедила меня, что те девчонки все равно уже по уши погрязли во всем этом, а я, возможно, смогу сделать их жизнь немного легче. Я посоветовалась с картами, и они сказали мне, что если я продолжу следовать выбранному пути, то однажды обязательно добьюсь всего, о чем мечтала. И все равно это было непростое решение. Но я его приняла.

– Только вот никто нас не предупредил, что львиная доля выручки будет уходить просто на то, чтобы поддерживать этот дом в рабочем состоянии, – вставила Агата, сложив руки на груди и нахмурившись. – Здесь постоянно что-то отваливается, прорывает трубы или… еще что похуже. За все эти годы мы выплатили чуть больше половины общего долга, но теперь они хотят весь остаток сразу. А это почти полмиллиона наличными. Даже если мы ограбим банк, не факт, что получится столько раздобыть. Это просто какой-то бред! – Она возмущенно мотнула головой и поджала тонкие, не накрашенные губы.

– А что будет, если мы не заплатим? – хриплым голосом уточнила Поппи.

– Они отберут Дом, – коротко выдохнула старшая омега. – И, вероятно, заставят всех девочек снова работать на них напрямую, я не знаю. Я пыталась с ними договориться, но это бесполезно. Я не знаю, что за вожжа им под хвост попала, но это просто… просто у меня в голове не укладывается. Они всегда были не самыми приятными ребятами, но никогда не выкручивали мне руки и позволяли спокойно работать. А если и ставили какие-то сроки, то реальные, а сейчас… сейчас они как будто бы просто решили от нас избавиться.

Ория уронила лицо на руки, а я вдруг осознала, что никогда прежде не видела ее такой разбитой. Даже когда Йон был при смерти, она вела себя сдержанно и хладнокровно, поддерживала и утешала меня, когда я сама была на грани того, чтобы сойти с ума от отчаяния и боли. Два дня назад, когда чужаки вторглись в ее дом и подняли руку на тех, кого она обещала защищать, старшая омега перенесла это стоически. Когда сегодня рано утром Йон поднял ее с постели известием о том, что одна из ее подопечных вскрыла себе вены, она спокойно набрала номер Тадли и потом без лишних слов дала ему денег за услуги. Ория всегда казалась мне воплощением спокойствия, твердости духа и несгибаемой силы воли. Видеть ее такой было непривычно и отчего-то очень тяжело. Словно бы вся эта ситуация стала последней каплей, что переполнила чашу ее терпения, которая всем нам казалась бездонной.

– Ория, мы обязательно найдем выход, – ободряюще проговорила я, сев рядом с ней на корточки, положив ладонь на ее широкое теплое бедро и заглядывая ей в лицо. – Я напишу Джен и отцу Горацио, попробую связаться с матерью и братом. У нас сложные отношения, но, если я скажу, что это вопрос жизни и смерти, они обязательно помогут.

– Я тоже позвоню отцу, – кивнул Йон. – Думаю, у него есть какие-нибудь сбережения.

Я подняла на него глаза и поняла, что он думает о том же. Полмиллиона – это слишком большая сумма. И мы с альфой оба понимали, что единственный вариант получить ее быстро и в полном объеме это обратиться к тем, оказываться в долгу перед кем ни ему, ни мне не хотелось категорически. Если бы только у нас был выбор…

– Я могу помочь, – внезапно раздался негромкий голос Медвежонка, который все это время стоял чуть поодаль и молчал.

– И думать не смей! – тут же вскинулась на него я. – Я тебя и близко к ним не подпущу!

– Хана права, Медвежонок, – покачала головой Ория, тоже устремляя на него печальный взгляд своих больших красивых глаз. – Сейчас речь идет не об отсрочке в пару дней или небольшой скидке по платежу в честь праздников. Ни у кого из нас нет того, что можно им продать за те деньги, которых нам не хватает для погашения долга.

– Вы не поняли, – покачал головой омега. – У меня тоже есть отец, у которого я могу попросить денег. И почти уверен, что он мне не откажет.

На несколько секунд в комнате старшей омеги повисла растерянная тишина. Это был первый раз на моей памяти – а также, судя по их реакции, на памяти всех присутствующих, – когда Медвежонок говорил о своей семье. Прежде на все вопросы о ней он либо отвечал, что ничего не помнит, либо давал такие туманные и лишенные информативности ответы, что из них ничего понятнее не становилось.

– Я надеялся, что мне больше никогда не придется видеться с ним, но… Кажется, сейчас это единственный вариант. Я правда хочу помочь. – Омега подошел к нам с Йоном и привычно втерся между нами, прикорнув у меня на плече здоровой щекой. – Вы все так заботитесь обо мне, а я… никогда не мог в полной мере вам отплатить за это.

– Да что ты такое говоришь, – растерянно пробормотала я, обнимая его одной рукой за талию, а другой гладя по волосам. – Медвежонок, кто твой отец?

– Один… альфа, которому очень не понравилось, что его единственный сын родился омегой, – отозвался он, прикрыв глаза и ощутимо съежившись рядом со мной. – Он всегда хотел, чтобы я пошел по его стопам и стал кем-то… важным и значительным. Возможно, сменил его на его посту, когда буду готов. Но в лоно Церкви никогда не примут гендерно нечистого. Он был… в такой ярости, когда впервые учуял мой запах. Я думал, что он меня просто убьет на месте. Но, наверное, мне повезло, что он не захотел сам марать руки. Поэтому приказал сделать это другим. И потом было темно. Очень темно. И холодно, и больно. Но старшая сестра нашла меня, и все снова стало хорошо. А теперь у меня есть братишка Йон и любимая сестренка. – Медвежонок улыбнулся, но его обычно столь солнечная и безмятежная улыбка вышла кривой и ломкой.

Собравшиеся в кабинете Ории молчали, не зная, что сказать. Сама старшая омега, словно бы позабыв о причине, что собрала нас всех здесь, с тревогой всматривалась в наши с Йоном лица, словно пытаясь в них прочесть ответы, но мы были не менее растеряны, чем она. Усадив парнишку между собой и привычно обняв его с двух сторон, мы с альфой осторожно гладили его плечи, колени и руки, успокаивая и словно пытаясь оградить собой от его прошлого, что сейчас подошло так близко, нависло над нами и дышало смрадом в лицо. Наши запахи, переплетаясь, окутывали его плотным вязким коконом, и лицо Медвежонка, изувеченное огромным уродливым кровоподтеком, постепенно расслабилось.

– Значит, твой отец был священником? – негромко уточнил Йон, чуть сощурившись и явно что-то напряженно обдумывая.

– Вроде того, – кивнул Медвежонок, нежащийся в нашей близости, как в теплой ванне после мороза. – Я же говорю, у него есть деньги.

– Церковь называет гендерно нечистых выродками и считает их появление наказанием за грехи родителей, – проговорила Агата, качая головой. – Если бы у высокопоставленного служителя Великого Зверя родился такой сын, это стало бы несмываемым позором, который бы поставил под сомнение саму возможность для такого альфы находиться на своем посту. Мой отец в молодости входил в число приближенных предыдущего кардинала, потому что его фамилия и происхождение позволяли ему стоять наравне с высшими чинами Церкви. Он рассказывал, что бывали случаи, когда церковники прятали своих детей от широкой общественности, пока те не достигали возраста расцвета. И если не проявляли себя бестиями, их просто… отсылали и все. Они скармливают нам идеи о своей непогрешимости, чистоте и святости, о своей приближенности к Великому Зверю и знании каких-то тайн бытия, но на самом деле они еще больше, чем мы, боятся того, что называют грехом.

– Я тоже слышала разные байки на эту тему, – кивнула Ория, все еще с беспокойством посматривая на Медвежонка, который словно бы дремал в наших с Йоном объятиях, совершенно выдохшись после своего внезапного откровения. – Что высшие чины Церкви часто усыновляют уже сформировавшихся альф, чтобы избежать риска с собственными детьми. Что, мол, они даже «выкупали» подходящих им подростков у их родителей, чтобы обеспечить продолжение собственного рода. Естественно, потом объявлялось, что все это время ребенок рос с матерью где-нибудь в деревне, а вот теперь готов пойти по стопам своего отца.

– Мой отец принципиальный, – тихо произнес омега, не открывая глаз и водя указательным пальцем по моему предплечью с меткой, рассылая искры мурашек по всему моему телу. – Когда я был младше, он любил рассказывать о том, как сделал себя сам и как всего добился только усердием и силой воли. Он был убежден, что никогда ни в чем не ошибался. И то, что я… то, что у меня не было близнеца при рождении, еще сильнее укрепило его в этой мысли. Он любил говорить, что я особенный. Что у меня будет великая судьба и что я добьюсь всего, чего только ни пожелаю. Показывал мне звездную карту, составленную в ночь моего рождения, и утверждал, что такого положения планет не было многие тысячи лет.

Его голос звучал тихо и размеренно, словно он в самом деле говорил во сне, но я ясно ощущала напряжение и подавляемую дрожь в его маленьком худеньком теле. Интересно, сейчас Медвежонок тоже представлял, что его здесь нет и что эта история совсем его не касается? Мне было трудно сдержать в себе желание увести его отсюда, спрятать подальше от всех этих удивленных и в то же время любопытных глаз, что были устремлены на него сейчас. Я понимала, что все здесь присутствующие желают ему добра и сочувствуют, но в то же время не могла избавиться от склизкого ощущения, что не пройдет и пары часов, как эту историю будут во всех подробностях смаковать на кухне. Дом жил слухами и сплетнями, от этого было никуда не деться, и каждый, кто здесь рисковал заговорить вслух, должен был понимать, что любое сказанное им слово позже прозвучит исковерканным и переиначенным из десятка других ртов.

– Мне это кое-что напоминает, – вдруг оживилась Агата. – Лет пятнадцать назад ходили слухи о так называемом золотом ребенке. В ночь его рождения был парад планет, а наутро в небе над Восточным городом видели… своего рода сияние что ли. Тогда в среде церковников ходили упорные слухи, что мы на пороге новой эры и что этот ребенок был послан самим Великим Зверем, чтобы даровать нам милость и спасение. Его отец тогда здорово на этом поднялся и даже получил сан кардинала. Говорят, у него был сильный соперник в борьбе за этот титул, но благодаря своему сыну он сумел одержать над ним верх.

– Кардинал Боро? – переспросила я, быстро выстроив необходимую логическую цепочку у себя в голове. – Ты говоришь о кардинале Боро?

– Да, – поджала губы она, всем своим видом выказывая полнейшее неодобрение. – Я говорю об этом заносчивом ублюдке в рясе. Он отказал моей семье в помощи, когда та в этом остро нуждалась, и именно из-за него мой отец похоронил себя на дне бутылки, мама слегла от горя, а я оказалась здесь.

– А что стало с тем ребенком? – нетерпеливо перебил ее Йон. – С золотым ребенком, который должен был чего-то там нам всем даровать?

– Я слышала, он умер, не достигнув расцвета, – пожала плечами Агата. – То ли аневризма лопнула, то с лестницы неудачно упал. Удивительно только, что после этого его папашу не погнали поганой метлой из совета Иерарха. Мол, где обещанное чудо и спасение? Нет его? Вот и катись нахрен. – Омега скривилась, отчего ее красивое, тонко очерченное лицо на пару секунд превратилось в гротескную маску из немого театра.

– Умер? – повторили мы с альфой почти хором, а потом одновременно посмотрели на понурившегося парнишку между нами.

– Так говорили, – подтвердила та. – Постойте, вы же не хотите сказать, что… Медвежонок? Что за ерунда?

Я подцепила мягкий подбородок омеги и заставила его поднять лицо, чтобы посмотреть прямо в глаза.

– Малыш, кем был твой отец?

– Он очень хотел, чтобы я умер. Он так меня ненавидел за то, что я… не получился. Что я слишком похож на мать. – В больших голубых глазах плескалась густая тягучая боль и старое, залежалое непонимание. Непонимание ребенком того, как он может быть недостаточно хорош для того, чтобы его родители любили его таким, какой он есть.

Поппи приглушенно вскрикнула, и, обернувшись, мы увидели, что она огромными вытаращенными глазами смотрит в экран собственного смартфона.

– Не может быть! – побелевшими губами прошептала она. – Великий Хрен мне в задницу, да быть такого не может!

Она передала телефон требовательно протянувшей руку Ории, а потом он дошел и до нас. На экране была фотография десятилетней давности, где относительно молодой кардинал Боро в своей бело-золотой рясе держал на руках мальчишку лет пяти-шести. И хотя обычно дети довольно сильно меняются, когда взрослеют, я бы ни с чем не спутала эти растрепанные светлые локоны, большие глаза и пухленькие губки.

– Кардинал Боро и его сын Дани посетили повторное освящение Церкви Святой Изабеллы, – прочитал Йон подпись под фото. – Дани?

– Я не люблю это имя, – тихо проговорил Медвежонок, пряча лицо у меня на груди. – От него пахнет темнотой и холодом. Не хочу, чтобы снова было холодно и темно.

– Мамочки, что творится-то, – пробормотала Поппи, прижимая ладонь ко рту.

– Йон? – растерянно пробормотала я, глядя на своего альфу.

Он только нахмурился и коротко мотнул головой, словно не зная пока, что мне ответить. А потом крепко обнял нас обоих, и я почувствовала, как золотой ребенок по имени Дани Боро приглушенно и влажно хлюпает носом мне в рубашку.

Глава 8. План отхода

Раздавленное грудой серо-лиловых туч, закатное солнце истекало червонным золотом, отражаясь в тысячах невысохших капель, рассыпанных по листьям, подоконникам и лобовым стеклам машин. Пахло грозой и тревогой, и я не могла избавиться от странного ощущения, что проснулась совсем не в том мире, в котором легла спать накануне.

Дани Боро, он же Медвежонок, он же единственный сын и наследник кардинала Боро, самого могущественного представителя Церкви в Восточном городе, сидел на краю кровати, зажав ладони между коленями и опустив взъерошенную светловолосую голову. Я пыталась убедить себя, что между нами ничего ровным счетом не изменилось, что он все тот же, но какие-то клеммы внутри меня отказывались замыкаться и пускать ток по знакомой цепи. Я всегда подозревала, что он что-то скрывает, но отчего-то эта мысль не успокаивала, а, наоборот, грызла лишь сильнее. Мне стоило узнать об этом раньше. Хотя бы для того, чтобы иметь представление о том, дыру каких размеров он носит у себя в груди.

– Почему он не попытался снова? – негромко спросил Йон, стоявший на своем любимом месте около окна.

– Ты о чем, братишка?

– Твой отец. Почему он не попытался снова? Почему у них вообще был всего один ребенок? Разве Церковь не учит нас, что мы должны плодиться и размножаться, как кролики, во славу Великого Зверя и его наследия?

– Я… не знаю, – едва заметно качнул головой Медвежонок.

– Он вложил в него слишком много, – предположила я. – Слишком много надежд и чаяний, слишком много… самого себя. Он все поставил на карту и проиграл. Может быть, после такого пытаться снова было слишком… страшно?

– Мама говорила, я едва не умер при рождении, – тихо произнес омега, все еще изучая то ли свои колени, то ли пол перед собой. – Что был очень слабый и… Что это она была виновата. В ней не было столько силы, сколько в моем отце, и она не смогла… подарить ему здоровых и сильных детей.

– Ты ведь совсем не похож на него, – пробормотала я, вспомнив лицо из телевизора с глубоко посаженными темными глазами и крупным крючковатым носом. – Я бы в жизни не предположила, что вы родственники. Твоя мама, наверное, была… очень красивой.

– Да, – подтвердил Медвежонок, впервые подняв на меня глаза и улыбнувшись почти так же солнечно, как всегда делал это раньше. – Очень красивой.

– Даже если у него и были еще дети, я бы на его месте прятал их от широкой общественности до самого расцвета, как и говорила Агата, – заметил Йон. – Но может статься, что ты и правда его… единственный законный наследник. Пусть и числящийся умершим.

Омега кисло улыбнулся, даже не пытаясь изобразить энтузиазм по этому поводу. А я смотрела на Йона и думала о том, как легко он это принял. Или, по меньшей мере, как легко ему удается держать себя так, будто ничего особенного не произошло. И будто эта потрясающая в своей значимости новость не грозила перевернуть весь наш маленький мирок с ног на голову. По мнению Дугласа, кардинал Боро был единственным, кто способен был положить конец нашему преследованию со стороны Церкви, и кто бы мог подумать, что все эти месяцы я тискала, расчесывала и порой откровенно баловала его единственного сына? Сына, которого он приказал убить за то, что тот оказался омегой.

На мгновение меня снова захлестнуло тем чувством, что уже как-то приходило ранее – что я вот-вот увижу всю картину целиком. Пойму некий грандиозный замысел, что судьба с такой нарочитой небрежностью разворачивала перед всеми нами. Но в этот раз оно исчезло быстрее, чем я успела его осознать и ухватить за хвост. Слишком быстро все происходило, слишком мало времени оставалось на то, чтобы все как следует обдумать. Еще и суток не прошло с тех пор, как, стоя на коленях в ванной, я держала окровавленные руки Норы у нее над головой, а теперь это происшествие казалось таким далеким, словно и вовсе случилось не со мной.

К слову, сама нарушительница нашего ночного спокойствия уже удалилась к себе, проспав почти полдня на матрасе в нашей комнате. Изначально я планировала сегодня побыть с ней и еще раз поговорить обо всем, ощущая, что наконец готова вглядеться в эту девушку глубже, чем раньше, и не позволить ей снова оттолкнуть себя нарочитой грубостью и бесцеремонностью. Но после новостей сперва о долге Ории, а затем о происхождении Медвежонка это как-то отошло на второй план. Я лишь надеялась, что мне удалось хотя бы частично достучаться до нее и на какое-то время эта эмоциональная встряска убережет ее от повторных попыток как-то навредить себе.

– И что ты собираешься делать, Медвежонок? – меж тем поинтересовался Йон. – Собираешься просто заявиться к отцу на порог и потребовать денег?

Тот смутился от такой прямолинейности, бросив в мою сторону беспомощный неуверенный взгляд, но, откровенно говоря, меня тоже порядком волновал ответ на этот вопрос.

– Ну в общем-то… да, примерно такой был план, – пробормотал омега, немного нервно ковыряя заусеницы около своих больших пальцев. – Он же… Он знает, что он сделал. Я тоже знаю. Я много чего знаю. Вот, смотрите.

Он полез за своим телефоном, весь экран которого был испещрен трещинами, и, немного повозившись с ним, открыл сохраненную в закладках страницу, на которой сразу бросался в глаза крупный заголовок: «Иерарх Церкви Чистых дней объявил, что планирует сложить свои полномочия в пользу преемника». Судя по всему, новость была относительно недавняя, но я, конечно, все это пропустила, нисколько не интересуясь внешним миром и теми его событиями, что не затрагивали меня напрямую.

– А так разве можно? – бестолково спросила я, посмотрев на Йона.

– Теоретически, – чуть нахмурившись, подтвердил тот. – Обычно служение Иерарха оканчивается только с его смертью, но в истории Церкви уже были случаи, когда это происходило еще при жизни. В прошлом веке, например, такое случалось дважды. В первый раз тогдашний Иерарх не смог продолжать исполнять свой долг по состоянию здоровья, во второй… В общем там было сложнее.

– И что потом? Как выбирают нового?

– Кардиналы обычно голосуют между собой. Выбирают среди них самого достойного так сказать. Каждый может выдвинуть свою кандидатуру, но голосовать сам за себя не имеет права. Это довольно древний обычай, и отец говорил мне, что сейчас эти выборы больше похожи на перетягивание одеяла. Лесть, угрозы, подкуп, шантаж – все идет в ход. Власть Иерарха почти безгранична, все это знают. Он может напрямую влиять на политику разных стран, на общую ситуацию и баланс сил в мире. К его словам все прислушиваются, ведь он голос Великого Зверя, что несет его мудрость и знания. Когда я был маленьким, считал его кем-то вроде супергероя или полубожества, как в древних мифах. А сейчас не представляю, как кто-то в здравом уме вообще способен выдержать столько власти и ответственности.

Он говорил об этом так серьезно, что я отчего-то не смогла сдержать улыбки, глядя на него.

– Думаешь, ты бы не смог? – почти без всякой задней мысли спросила я, лаская его глазами.

– Смог бы, но для этого пришлось бы безумно много читать, слушать и учить, – невозмутимо отозвался Йон. – Я ведь даже школу не закончил, и я знаю, что в этом мире огромная куча тех, кто умнее меня. И кто куда лучше подходит на эту роль по темпераменту и складу ума. Но если бы приперло, начался апокалипсис и никто, кроме меня, не смог бы этого сделать, то да – думаю, я бы справился.

– Я вот не могу понять, то ли ты невероятно самоуверен, то ли не по годам рассудителен, – наморщила нос я. – Но когда я слушаю, как ты все это говоришь, то единственная мысль, что приходит мне в голову, это то, что на тебе в данный момент как-то слишком много одежды. – Я многозначительно скользнула взглядом по его телу, почти не пытаясь подавить свой усилившийся сладкий запах.

– Хана, – качнул головой он, от души улыбнувшись, но кинув выразительный взгляд в сторону Медвежонка. – Давай не сейчас.

– Просто сказала, – вздохнула я, снова заставляя себя сосредоточиться на том, что происходило здесь и сейчас.

– Если кардинал Боро в самом деле собирается претендовать на место Иерарха, а с его амбициями я бы нисколько не удивился, скандал ему точно не нужен, – резюмировал Йон. – Это может сыграть нам на руку, но… Медвежонок, ты же понимаешь, что если он узнает, что ты жив, то ни перед чем не остановится, чтобы избавиться от тебя?

– Да, наверное, – подтвердил омега, который до этого наблюдал за нашим разговором с полной какого-то почти детского восторга улыбкой на лице, а теперь снова сник. – Я… думал об этом. Но вы… вы с сестренкой никогда не боитесь и делаете то, что нужно, чтобы защитить нас и друг друга. Я тоже так могу. Я… все придумал. Мы запишем меня на телефон и пригрозим выложить видео в сеть. У меня есть клиент, который сможет быстро завирусить его и сделать так, чтобы его увидело максимальное количество зрителей. Если весь мир узнает о том, что я жив, то отец… я надеюсь, что это… его остановит.

– Хорошая идея, – подумав пару секунд, поддержала его я. – Те, кто притворяется безгрешными, больше всего боятся, что им заглянут под рясу и обнаружат, сколько там скопилось грязи. Это может сработать. Йон?

– Может, – неохотно подтвердил он. – А, может, тебя выставят городским сумасшедшим, если будет только твое слово против его.

– Я все равно хочу попробовать, – уперся Медвежонок. – Я устал быть бесполезным, когда… могу сделать так много. Если я не достану денег, то где нам их взять? Вам придется просить их у тех… ну в общем вы поняли. – Он сбился и замолчал, видимо, вспомнив, чем лично для него обернулась встреча с подчиненными Стоунов, а я, не сдержав почти инстинктивного порыва, подсела к нему на кровать, обняв за плечи.

– Он прав, – тихо подтвердила я. – Выбор у нас невелик.

– Всегда есть третий вариант, – дернул бровью Йон. – Уехать завтра с утра и не оглядываться. Ни ты, ни я ничего не должны этому Дому и его обитателям. Мы выплатили свой долг сполна, и мы не обязаны…

– Братишка, не говори так!

– Йон, ты несерьезно!

Наши с Медвежонком голоса прозвучали почти одновременно, и альфа вздохнул, улыбнулся и развел руками, словно говоря, что пытался нас вразумить, но признает свое поражение.

– Ты бы и сам так не сделал, – заметила я, нахмурившись. – Не бросил бы Орию и девчонок. Это не в твоем характере.

– А, может, стоило бы, – покачал головой он. – Может, всем нам пора больше думать о себе. Это из-за нас с тобой те двое пришли сюда и сделали то, что сделали. Чем плотнее узы, что связывают нас с другими, тем сильнее их затрагивает то, что с нами происходит. И наоборот.

– Иногда эти самые узы – единственный способ пережить, как ты сказал, «то, что с нами происходит», – возразила я. – А иначе зачем вообще это все?

– Порой мне кажется, что мы с тобой просто не способны в чем-то согласиться, маленькая омега, – признался Йон.

– Мы согласны в самом главном, и этого достаточно, – пожала плечами я. – А теперь давайте запишем это видео, пока вам действительно не удалось убедить меня в том, что это зверски плохая идея. Потому что в таком случае я запру Медвежонка в подвале и буду кормить его с рук всю оставшуюся жизнь. Мне и так порой хочется это сделать. – Я грозно сверкнула глаза в сторону омеги, и тот вернул мне в ответ полную нежности и обожания улыбку, от которой у меня почти закружилась голова.

– Я не подведу тебя, сестренка, – с готовностью кивнул он. – Я тоже буду храбрым, как ты, и сильным, как братишка Йон. У нас все обязательно получится.

– Конечно, малыш, – подтвердила я. – Обязательно.

Конечно, я безумно за него волновалась. Мне совсем не нравилась мысль о том, что, обнаружив себя, Медвежонок тоже может стать мишенью, какой и так были мы с моим альфой. Но было что-то в его глазах, в его голосе, во всем этом, что сдерживало протест у меня внутри. Я знала, что должна довериться ему и позволить снять хотя бы часть тяжести с наших с Йоном плеч. В чем-то мой альфа был прав – проблемы Ории не были нашими личными проблемами, но лишь мы могли их решить тем или иным образом. Кажется, что-то подобное было в старом супергеройском кино моего детства – я помогаю не потому, что хочу помочь, а потому, что могу это сделать. Что-то подобное заставило меня этой ночью забинтовать руки Норы и привести ее в нашу комнату, хотя еще пару дней назад один вид этой девушки вызывал у меня острую неприязнь. Я не была такой раньше, мне всегда было проще пройти мимо, сделать вид, что чужое несчастье меня не касается, лишь бы никоим образом не нарушать свой собственный комфорт. Но потом я познакомилась с Йоном и всеми обитательницами Дома. Потом я вынуждена была доверить свою жизнь, безопасность и даже свободу тем, кого никогда не знала и кто ничем не был мне обязан. И они не отвернулись от меня. Они подарили мне столько любви, сколько я, кажется, еще никогда не получала. Я нашла в них семью и друзей, я нашла того единственного, с кем хотела состариться в этой жизни и во всех последующих, если они вдруг будут. Теперь я знала цену доброте, не ждущей ничего взамен, я знала цену доверия, которое было мне оказано в тот день, когда Йон впервые привел меня сюда. И Медвежонок, безусловно, тоже ее знал.

– Сперва я позвоню отцу, – проговорил мой альфа, направляясь к выходу из комнаты, чтобы поговорить с ним наедине. – Узнаю, удалось ли ему через своих друзей найти какой-то способ встретиться с кардиналом. И если нет, то потороплю его.

– Ты расскажешь ему о Медвежонке? – на всякий случай решила уточнить я.

– Пока нет, – мотнул головой он. – Не уверен, что… Я пока сам у себя в голове это все не уложил. Даже не знаю, с чего начать рассказывать.

– Хорошо, – кивнула я, прекрасно понимая его чувства. У меня самой до сих пор было ощущение, что все это происходит не совсем взаправду. Или не совсем со мной. Когда Йон вышел, я снова устремила взгляд на Медвежонка. Тот ответил мне немного виноватой, но твердой и решительной улыбкой.

– Я не боюсь его, Хана. Раньше боялся. Он мне даже в кошмарах иногда снился. И то, как было темно и холодно. Но теперь я стал смелее и думаю, что бояться просто бесполезно. Я раньше считал, что спрятался тут и что у меня получится всю жизнь быть просто Медвежонком, но… внешний мир все равно меня нашел. – Он, не касаясь кожи, провел пальцами вдоль своего избитого лица. – Я не смог быть вам полезным как Медвежонок, потому что он слишком слаб. Но, возможно, смогу быть полезен как Дани Боро.

– Значит, все это правда? – тихо спросила я, забирая его руки себе и легонько сжимая их. – Сияние в небе в ночь твоего рождения и парад планет? Ты думаешь… думаешь, это в самом деле может что-то значить?

– Я верил в это, когда был ребенком, – помолчав, ответил омега. – И очень хотел порадовать отца и быть тем, кого он во мне видел. Стать тем, кто оправдает его надежды и все его усилия. Я… очень старался, сестренка. Стать выше, сильнее, быстрее. Стать альфой, которым… не смог родиться на самом деле. А потом я просто перестал понимать, что из всего этого было правдой, а что он только придумал. Я был особенным, потому что мой отец хотел в это верить. А все остальное просто… совпадения. Наверное. Я не знаю. Иногда внутри так много всего, и оно… гудит в ушах, я просто перестаю слышать сам себя. Мне больно в голове, когда я слишком много думаю об этом. – Он скривился, закусив нижнюю губу, а я успокаивающе погладила его по плечу.

Я уже давно подметила, как порой резко менялась его речь – от почти детского разрозненного лепета, напоминающего бред, до очень здравых и осмысленных рассуждений. Иногда Медвежонок казался мне существом совершенно не от мира сего, а порой я видела в нем самого обычного подростка, который изо всех сил старается определить свое место в мире, тычется вслепую туда-сюда и пока сам толком не понимает ни своих чувств, ни желаний.

– Я не знаю, что твой отец говорил тебе или чего ждал от тебя, но точно знаю, что для меня ты самый особенный мальчик в мире, – с чувством проговорила я. – И что мы обязательно со всем справимся, если будем держаться вместе. Ты сам так говорил, разве нет? Все будет так, как должно быть, даже если будет иначе.

Вдыхая его теплый одуванчиковый запах и гладя мягкие волосы, я старалась не думать о том, что, возможно, у этой истории уже был свой предопределенный конец. И кто вообще может гарантировать, что он счастливый? Если судьба в самом деле существует, то с чего мы взяли, что она ведет нас к чему-то хорошему? Вдруг все эти знаки, совпадения и пересечения разных жизней в пространстве это декорации для трагедии, а не для приключения? Я ненавидела эти мысли и то, как без спросу они появлялись у меня в голове, и все, что было мне под силу, это оградить от них парнишку, что так доверчиво искал во мне опору и поддержку. Точно так же, как я сама всегда искала ее в Йоне. Он тоже всегда обещал мне, что со всем разберется и что все будет хорошо, и меня успокаивали его обещания и его крепкие объятия. Но, может быть, за ними скрывалась та же неуверенность, что сковывала и меня сейчас. Неуверенность в неминуемом исходе, но твердая решимость приложить все силы, чтобы защитить тех, кто мне дорог. Кажется, именно так это и работало.