Текст книги "Меч и корона"

Автор книги: Анна О’Брайен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Отобедайте с нами, – пригласила я сердечным тоном. – Его величество выслушает вас и примет свое решение.

– Надеюсь, в мою пользу. – Граф отставил свой недопитый кубок. Поднял на меня недвусмысленно насмешливый взгляд. – Может случиться так, что ваше решение отправиться в крестовый поход, госпожа, придаст неожиданный вес моим доводам.

– В чем же это может выражаться?

Он энергично покачал головой, словно мне все равно его не понять.

– В чем-то таком, чего я не хотел бы обсуждать здесь, где у стен могут оказаться уши.

Вот тут анжуец допустил ошибку. Я не потерплю снисходительности. Я гордо вскинула голову. Мы ведь здесь одни, отчего же не поделиться со мной своими замыслами? В этот миг скупое северное солнце осветило его красивые черты, и я так ясно увидела его, как не могла разглядеть в Пуатье. Несмотря на все свои земли и титулы, он был самовлюбленным негодяем – такой не упустит ничего, что только можно захватить, и не будет терзаться угрызениями совести из-за тех, кто окажется у него на пути. И все же его тянет ко мне, это я твердо знала. Он придет на мое ложе, если я так устрою. В этом ли дело? Он хочет отыскать дорожку в мою спальню?

Да, но хочу ли этого я? И сделаю ли то, чего он от меня так ждет? Если сделаю, то окажусь в его власти. А как он станет пользоваться этой властью? «Берегись!» – прошептал мне внутренний голос. В его глазах отражалась какая-то двусмысленность, не понравившаяся мне: так кот взвешивает, стоит ли ему напрягаться ради охоты на мышку.

Я тебе не мышка. Я не стану орудием для достижения каких бы то ни было целей Жоффруа Анжуйского.

– Стало быть, вам придется полагаться на свои загадочные преимущества, дабы убедить супруга моего в том, что ваше предложение наилучшим образом отвечает его интересам, – ответила я графу.

– С нетерпением жду этого.

Жоффруа резко встал из-за стола, подал сыну знак, что аудиенция окончена, хотя я на это даже не намекнула, и оба они откланялась. Дворецкий ожидал, чтобы проводить гостей в отведенные им покои. Как и при своем появлении, Жоффруа проявил безукоризненную учтивость, с той же официальностью слегка коснулся губами моей руки, однако вышло так, что Анри с дворецким уже покинули светлицу, а граф задержался, как и хотел. Всю его официальную учтивость как ветром сдуло. Граф крепко обхватил меня за плечи горячими руками, которые, казалось, вот-вот прожгут шелк платья, и крепко прижал к себе.

Я слегка зашипела сквозь зубы, но вполне владела каждым мускулом.

– Вы хотели сказать мне что-то еще, господин мой? – спросила я ласковым тоном, не уклоняясь от его объятий и губ, оказавшихся совсем рядом с моими.

– Да. Я хочу, чтобы вы поддержали меня, помогли убедить короля.

– Да ведь я уже говорила вам, что не стану противиться помолвке.

– И только? Ничуть не больше? Мне думается, что у вас есть для этого стимул, госпожа.

Он улыбался бесстыдно обольстительно, но в голове у меня молоточками стучало предчувствие опасности.

– Что за стимул?

– Было бы в высшей степени нежелательно – для нас обоих, но для вас, Элеонора, особенно, – чтобы до слуха Людовика дошли сплетни о тех неделях, что мы провели в Пуату. О сладких встречах в башне Мобержон. Женщину, уличенную в супружеской неверности, всегда наказывают гораздо строже, нежели мужчину.

Я едва не задохнулась. Едва.

– Вы запугиваете меня, господин мой граф? – спросила я голосом нежным, как шелк моего платья, которое сминали в эту минуту его руки.

– Запугиваю? Вовсе нет, госпожа. Я не стану вас запугивать, просто пытаюсь убедить.

И поцеловал меня.

Черт бы его побрал, поцеловал крепко-крепко, властно, так что во мне снова вскипели весь жар и все краски Пуату. Но за всей сладостью поцелуя я ощутила вкус опасности. Этакий настораживающий терпкий привкус. И в самом деле, надо быть настороже. Если уж говорить до конца честно, то я почувствовала, как у меня по спине поползли ледяные струйки страха.

Это была, разумеется, высшая степень почета: Людовик и Жоффруа сидели вместе за королевским столом, бок о бок, король Франции и рядом с ним – один из самых могущественных его вассалов. Как неудачно! Людовик стал бледен, словно угасающая свеча, жизнь в нем едва теплилась. А рядом пылал яркий факел – граф Анжуйский. Я сидела по другую сторону от Жоффруа, остро ощущая каждую мелочь, малейшую игру света и тени. Людовик учтив и нерешителен, он всегда был простаком. Жоффруа безукоризненно почтителен, обаятелен, его доводы неотразимы. Как и его коварство. Аббат Сюжер слушал его, поджав губы, и все больше хмурился, но по какой причине, я еще не сумела понять. Он так и не смог простить мне той речи, которая позволила претворить в жизнь мечту Людовика об иерусалимском походе, но причиной его недовольства на сей раз была явно не я. Сидел за столом и Анри Плантагенет, уделявший внимание и яствам, и обсуждению политических вопросов, причем политика привлекала его чаще. Его взгляд перебегал с одного из спорящих на другого, он анализировал, взвешивал, запоминал.

Едва мы перешли к заключительным блюдам первой перемены: разнообразному тушеному мясу и каше с молоком, – как Жоффруа приступил к своему делу. Он был не таков, чтобы терять время даром.

– Есть у меня, государь, одно предложение. Вот мой сын и наследник… Я подыскиваю ему супругу. Такую, чтобы ее могущество и влияние не уступали тем, какими в свое время будет обладать мой сын.

Людовик слегка приподнял бесцветные брови, проявляя вялый интерес.

– Когда это время придет, Анри будет графом Анжуйским и герцогом Нормандским, следовательно, одним из первейших ваших баронов.

На Людовика это по-прежнему не производило большого впечатления. Зато Сюжер навострил уши и отставил подальше свой кубок и тарелку. Проявляя такт, я откинулась на спинку кресла и потягивала слабенькое анжуйское вино – пусть они себе беседуют, а я пока буду внимательно слушать.

Мне снова бросился в глаза Анри. Он подался вперед, настороженный, словно гончая, почуявшая лису. На мгновение наши взгляды встретились – его глаза ярко горели искренним интересом. Они задержались на мне, расширились, и в тот миг я совершенно ясно поняла, что этот юноша гораздо глубже, нежели его отец, хотя и не умеет так притворяться. Я подозревала, что замыслы Анри довольно точно отражаются у него на лице. Интересный молодой человек. Он теперь научился выдержке, чего в Пуатье еще не было. Наверное, бьющей через край живости в нем не убавилось, но теперь он умел ее обуздывать и жестко сосредоточиваться на одном предмете.

Да, верно, вынужденная бездеятельность раздражала его.

Он крошил в пальцах недоеденный кусок хлеба и скатывал из мякиша удивительно ровные, одинаковые по величине шарики, но мысли его были всецело поглощены обсуждением будущей невесты и обдумыванием того, какую власть сулит ему в будущем этот брак.

И вдруг нас обоих пронизала яркая вспышка какого-то неведомого чувства. Нечто большее, чем просто понимание и взаимное одобрение. Я такого даже не представляла. У меня пересохло во рту, и… я почувствовала, что хмурюсь.

Анри Плантагенет состроил виноватую мину, качнул головой и снова стал внимательно прислушиваться к обмену мнениями, который становился все оживленнее.

– Не одни только мои владения унаследует мой сын, – гнул свое Жоффруа, – но через Матильду, супругу мою, сможет непосредственно претендовать на английский трон.

Людовика все это мало трогало.

– Если не считать того, что Стефан, кузен вашей супруги, благополучно сидит на этом троне и имеет сына, который ему наследует. Мне не верится, что большинство английских лордов возьмутся за меч ради Матильды.

Людовик, пусть он и проводил слишком много времени в молитвах, по-прежнему пристально следил за тем, что происходит в соседних государствах – стараниями аббата Сюжера.

– Матильда сталкивается со многими трудностями, с этим я не спорю, – недовольно проворчал Жоффруа. – Английским баронам не очень-то хочется признать над собою власть женщины. Совсем не так, как в утонченной Аквитании, где женщинам не запрещается править. – Он поклонился мне, в глазах вспыхнули огоньки. – Но притязания Стефана покоятся на зыбком основании. Законное право принадлежит моему сыну Анри, и я уверен, что Англия покорится мужчине, чей меч окажется самым могучим. Не хотите ли, Ваше величество, рискнуть вместе со мной? Ваша дочь выйдет замуж за моего сына и в конце концов сделается королевой Английской.

Людовик задумчиво переплел пальцы и посмотрел на Анри, который ответил ему бестрепетным взглядом, разрумянившись от неожиданного внимания.

– А что скажешь ты, Анри Плантагенет? – обратился Людовик к нему.

– Я скажу к тому времени, когда госпожа дочь ваша войдет в возраст и станет моей женой, я стану королем Англии.

Я попыталась сдержать улыбку. Сколько высокомерия, сколько неколебимой уверенности в собственных талантах. Ее с избытком хватило бы и мужчине, вдвое старшему годами. Увлеченный мыслью, Людовик прищурил глаза:

– Думаю, это звучит весьма привлекательно.

– И еще я полагаю, что Ее величество не станет возражать против такого брака.

Людовик медленно повернулся, посмотрел на меня через голову Жоффруа:

– Элеонора?

– Я имел честь встречаться с Ее величеством в Пуатье, когда она пребывала там, – объяснил Жоффруа прежде, чем я успела обдумать свой ответ. С невинной, будто пенка в кувшине с остывшим молоком, улыбкой граф бросил в пруд опасный камешек и теперь хотел посмотреть, как будут разбегаться волны. – Мы предварительно обменивались мнениями о такой перспективе, и не один раз.

– Я не знал об этом, – заметил Людовик, и между бровей у него залегла глубокая складка.

– Ее величество с большим удовольствием показала мне некоторые из своих любимых охотничьих угодий, – продолжал объяснять Жоффруа. – Мы отлично поохотились там.

Вот как! Под слоями тонкого полотна, шелка и парчи позвоночник у меня напрягся, по нему быстрой волной прокатилась дрожь. Анжуец умышленно играл с огнем, который мог обратить в головешку меня.

– Вы были в Пуату, когда там находилась Элеонора? – переспросил Людовик.

– Совершенно справедливо, государь.

Людовик быстро взглянул на меня, и я без труда прочитала то, что было в его взгляде. Разве я не видела этого прежде? Ревность, такая же яркая и зеленая, как шитье на рукаве дорогого камзола Жоффруа. Значит, Жоффруа затевает против меня козни, так выходит? Ни для кого не было тайной, что Людовик квохчет надо мной, как наседка над своим цыпленком. История Маркабрю, изгнанного трубадура, о котором я сильно сожалела, широко распространилась и ясно говорила о нраве Людовика. Стало быть, граф Анжуйский хочет заварить тут для меня кашу? Я по-прежнему улыбалась, но в глубине души закипал гнев, а с ним и немалое презрение. Да как он смеет сидеть здесь и вести опасную игру, подвесив у меня над головой угрозу разоблачения и угрожая обрушить ее, словно острый меч, на мою шею, если я не пойду с ним заодно? Решится ли он так поступить? Откроет ли мою неосторожность перед Людовиком и всем двором?

Обвинит ли меня в супружеской неверности, если только я не поддержу его предложение о помолвке Марии и Анри?

Пригубила вино, чтобы промочить пересохшее горло.

Нет. Нет! Мысленно я покачала головой, во мне крепла уверенность. Конечно же, он этого не сделает. Слишком опасно для него самого: обнаружится, что вассал Людовика состоял в греховной связи с его женой. Однако он старался запугать меня, вызывая у короля такие подозрения, которые способны были серьезно мне повредить. Что же – он впрямь считает меня настолько слабой, чтобы добиться моей поддержки в обмен на его молчание? Во мне опять вспыхнула ярость. Да как смеет мужчина, которого я выбрала себе в любовники, ставить меня в подобное двусмысленное положение! Еще хуже то, что я сама предоставила ему такую возможность. За это он заплатит! Я заставлю его расплачиваться. Я крепко взяла себя в руки и улыбнулась Людовику.

– Из Пуату я направилась прямо в Аквитанию, Людовик, а затем возвратилась домой, так что могла и позабыть о такой безделице, как беседы с вашим сенешалем. Впрочем, да! Припоминаю, кажется, что господин мой граф Анжуйский упоминал о своих надеждах, связанных с этим браком. – Я сочла возможным адресовать улыбку и анжуйцу, небрежно пожала плечами. – Но я, должно быть, и об этом позабыла. Какое же решение можно принять без вашего на то согласия?

– Мне вы ничего не сказали.

На лице Людовика залегли суровые морщины. Я снова слегка дернула плечом, обворожительно небрежно.

– Когда я воротилась сюда, вы были захвачены мыслями о предстоящем походе в Святую Землю. Вы ни о чем другом и слышать не хотели. Какой смысл был обсуждать возможности брака нашей дочери, которой и двух лет еще не исполнилось? Мне думалось, что мысль эта заслуживает внимания: Мария станет госпожой в Анжу, а co-временем может стать и королевой Англии. – Я послала Жоффруа безмятежную улыбку. – Сейчас я уже не так в этом уверена. Как вы и сказали, Стефан, похоже, берет верх в Англии.

Мне было приятно увидеть, как в глазах Жоффруа промелькнула тень вспыхнувшего раздражения, хотя на лице он сохранял бесстрастное выражение.

– Я усматриваю в таком браке выгоды, – медленно проговорил Людовик, и в его глазах подозрительность сменилась алчностью. – Мария взойдет на трон Англии…

– Мне думается, это решение слишком серьезное, чтобы принимать его без должного всестороннего размышления. – Аббат Сюжер в первый раз вмешался в нашу беседу, причем как мой союзник, даже если сам он этого не сознавал. Я чуть не расхохоталась и заставила себя потупить очи, устремив взгляд на скромно сложенные руки. – Полагаю, это тот случай, когда утро вечера мудренее.

Людовик смотрел задумчиво и нерешительно.

– Прекрасный совет, – промурлыкала я.

– Да! Я стану молиться, чтобы Бог наставил меня. – Король бесхитростно улыбнулся своему сенешалю. – Приходите утром, позавтракаем вместе, господин мой граф. И я дам вам свой ответ.

Значит, он желает получить с меня выкуп, вот как? Никому это не удастся, а графу Анжуйскому уж точно. Если же ему мерещится, что он сумеет проложить дорожку в мою опочивальню, дабы возобновить свои уговоры – значит, он сильно меня недооценивает. Ради этого ли он соблазнил меня тогда? Мысль вертелась у меня в голове неотступно. Он покорил меня своими губами и руками – только для того, чтобы я укрепила его надежды на возвышение Анжуйского дома?

Гнев мой был так силен, что я запустила серебряным кубком в стену своей опочивальни. И меня не утешило то, что на благородном металле остались неизбежные вмятины.

Понятия не имею, где провел ночь Жоффруа. Если он и пытался со мной повидаться, то в покоях меня не нашел: я всю ночь вместе с Людовиком молилась в соборе Нотр-Дам. Да, именно так я поступила. Как медленно текли минуты. Как холодно было в этом соборе. Я зевала, переступала с ноги на ногу и изо всех сил старалась не уснуть, но дело того стоило. Вместе с Людовиком мы молили Господа Бога вразумить нас в вопросе выбора мужа для нашей дочери. Людовик удивился тому, что я пошла с ним, тепло благодарил меня и вновь убедился в моей верности.

Да, я молилась, но не о том, что понравилось бы Людовику. Те ночные часы я провела, старательно рассчитывая свои действия, а отчасти – укоряя себя за случившийся осенью бурный роман, за то, что позволила страсти одолеть доводы здравого смысла. Я не должна была так заблуждаться в отношении намерений этого анжуйца. Негоже королеве отдавать себя во власть подданного.

Вернувшись на заре в свою опочивальню, я тщательно оделась и послала Агнессу с поручением.

– Передай господину моему аббату, что я прошу его уделить мне минуту его драгоценного времени. И еще скажи: вероятно, разумно, чтобы Его величество ничего об этом не знал – пока.

Наша с аббатом Сюжером беседа, в ходе которой некий документ перешел из рук в руки, оказалась исключительно полезной. Аббат Сюжер, который согласился на встречу весьма неохотно, теперь просто загорелся. Неожиданный союзник, однако в крайних обстоятельствах я приняла бы и помощь тернового венца, шипы которого вонзаются в плоть.

Не стану скрывать, что затеянный заговор наполнял меня чувством гордости. Объявляя войну графу Анжуйскому, я намерена была сражаться до победного конца. Жаль, что это лишит Анри надежд жениться на Марии. Он был бы ей превосходным супругом.

Мы вместе позавтракали. Без посторонних. Надо ли говорить, что я надела изумруды? Не тот единственный, подаренный Жоффруа, а тяжелую золотую цепь, на которой сверкали губительным великолепием штук двенадцать камней, если не больше.

Жоффруа их заметил. Я видела, как под покровом безукоризненных манер в нем растет внутреннее напряжение, и с самого начала он не оставил у меня ни малейших сомнений относительно своих намерений.

– Ваше величество, вы куда прекраснее, чем в тех песнях, которые слагают о вас трубадуры. – А потом вонзил в меня ядовитые змеиные зубы: – Вы просто блистаете на здешнем темном фоне и ослепляете куда сильнее, нежели в теплом золоте Пуату, где вы мне так запомнились.

Каким он казался безобидным, свернувшийся кольцами, как змея, и угрожающий поглотить меня без остатка.

– Изумруды очень к лицу Вашему величеству.

– Еще бы! И посмотрите сколько! Я получила их в подарок от своего супруга по случаю рождения Марии.

Я улыбнулась анжуйскому змею, а потом и Людовику.

– Элеонора дороже всех сокровищ моего королевства.

Довольный Людовик прикоснулся к моей руке. Мне не составило труда доставить ему удовольствие.

– Самое драгоценное в благородной даме – ее репутация. – Жоффруа откинулся на спинку кресла, уверенный в своей конечной победе. – Что же о браке, Ваше величество? Обдували вы этот вопрос?

– Обдумал. Всю ночь я только об этом и молился. И Элеонора рядом со мной. – Я ощутила насмешливый взгляд Жоффруа, брошенный в мою сторону. – Я склонен дать вам свое согласие.

– Прекрасное решение. – Жоффруа едва не потирал руки от удовольствия. – Подпишем ли мы соглашение – до той поры, когда малышка подрастет?

– Нет, господин мой, – раздался сладчайший голос. – Такой брак не будет действительным.

Жоффруа застыл. Людовик вздрогнул от неожиданности, во взгляде Анри сквозило любопытство. Я притворялась, что ничего не понимаю.

– Не надлежит нашей принцессе сочетаться браком с юношей из Анжуйского дома. – Аббат Сюжер говорил все так же тихо и ровно, но теперь в его голосе слышалась власть, исходящая от самого Бога. – Я не смогу благословить такой брак, Ваше величество. Наша церковь откажет ему в благословении.

– Что-нибудь не так?

Удивление быстро сменилось у Людовика раздражением.

– Да, не так. И после того, что уже было, вам следует сознавать это, государь.

– Говорите же, почтеннейший.

– Видите ли, Ее величество, – аббат Сюжер поклонился мне, – и благородный господин Анри… Они состоят в родстве. Третьей степени. У них был общий предок. Это слишком близкое родство, чтобы молодые люди могли сочетаться браком.

Людовик с такой силой ухватился за край стола, будто его пронзила стрела, а горло сжала судорога.

– Я уже по уши сыт этими делами о кровосмесительстве!

– Совершенно верно, государь! – Сюжер не сводил с него сурового взгляда. – Неразумно было бы вам идти против воли святой матери нашей церкви – еще раз.

А это чем-то подтверждается? – спросила я, убедительно разыгрывая безмерное удивление.

– Подтверждается, государыня. Доказано вне всяких сомнений, знаменитым богословом.

Еще бы не доказано! Разве не я сама сообщила ему об этом родстве? С какой пользой мы с аббатом провели целый час, обсуждая документ, составленный епископом Леонским! Теперь я слушала (все с тем же изумленным выражением – а большего от меня и не требовалось), как достойный аббат взялся с большой торжественностью объяснять все подробности сказанного: выходило, что я состою в каком-то дальнем родстве с Анри Плантагенетом через герцога Вильгельма Нормандского и его наложницу Герлеву [68]68
  Элеонора от волнения запуталась в генеалогии: Герлева была не наложницей, а матерью Вильгельма Завоевателя, герцога Нормандии и короля Англии (она состояла в любовной связи с герцогом Робертом Нормандским). Анри Плантагенет приходился Вильгельму правнуком. Элеонора же была (через свою бабушку Филиппу) праправнучкой графа Робера де Мортена, рожденного Герлевой в законном браке (см. табл. в конце книги).


[Закрыть]. Сюжер отлично выучил документ, голос его звучал четко и убедительно.

Едва прислушиваясь к изложению запутанных родословных линий, я позволила себе бросить мимолетный взгляд на Жоффруа. Казалось, все рассказанное его ничуть не тревожит. На мгновение наши глаза встретились, потом он улыбнулся Людовику.

– Я не стану спорить. Но в прошлом на такого рода браки испрашивали дозволение папы и получали таковое. Подумайте об этом, Ваше величество. – Он положил свои красивые руки на скатерть. – Вы отправляетесь в крестовый поход. Путь долог, опасности велики, а жизнь мало чего стоит. Если вы не вернетесь из похода, дочь ваша в силу салического закона не сможет взойти на трон. Если же она будет помолвлена с моим сыном, то можно этот закон обойти. Анри и юная принцесса стали бы вместе править Францией и Анжу. А со временем, по воле Божией, и Англией тоже.

При упоминании таких обширных владений глаза Людовика снова заблестели:

– Франция и Англия под одним скипетром. Еще и Аквитания, разумеется.

– Нет, государь, – прозвучал голос аббата Сюжера, на которого всегда можно было положиться. Он отвлек Людовика от жадного мысленного созерцания возможных приобретений. – Не следует выходцу из Анжуйского дома носить корону Франции. Вы должны родить наследника мужского пола. Как наши бароны воспримут подобный способ обходить салический закон? Мы окажемся под угрозой мятежа, а вас в стране не будет… Священное Писание учит, что такой брак недопустим. Мне нет нужды напоминать вам об этом, правда?

На мгновение лицо Людовика потемнело: он гневался на менторский тон своего советника. Наступила пора и мне осторожно вмешаться в это дело. Я потянула супруга за рукав.

– Господин мой. Если вы не уверены, как тут следует поступить… – Я позволила себе легкую усмешку, искоса взглянув на Жоффруа. Он-то думает, что я сейчас толкну короля в объятия анжуйцев. Полагает, что я склоню чашу весов в пользу усиления и возвышения Анжу. Бог свидетель, этого я делать не стану! – Я хочу лишь добра для нашей дочери. Но вы же понимаете, что этому браку не бывать. Разве вы не догадываетесь, кто громче всех поднимет голос против такого союза? Не кто иной, как аббат Бернар. Он ни за что не потерпит кровосмешения. Он заклеймит этот брак, заклеймит и вас, если вы допустите, чтобы подобный брак свершился.

В душе Людовика заметно боролись гнев и нерешительность, и ни одно из этих чувств не брало верх.

– Неужто король Франции склоняется перед диктатом аббата Клерво? – уколол короля Жоффруа.

– Вы ведь понимаете, – я крепче сжала пальцы на грубой шерсти одеяния Людовика, – что нельзя снова попадаться в эту ловушку кровосмешения, господин мой. Вы же помните, чем это закончилось в прошлый раз.

Витри-ле-Брюле. Отлучение. Сейчас я была полностью уверена в силе своих доводов. А что Людовик? Для него это стало последней каплей.

– Конечно. Витри. Я принял решение, господин мой граф. Я не даю вам своего согласия.

Слава Богу! Я своего добилась. Все висело на ниточке, но я своего добилась.

Надо отдать должное анжуйцу – он хорошо скрыл свое разочарование. Ноздри у него раздувались, губы сжались в тонкую полоску, но голос, когда он заговорил, звучал спокойно:

– Я сожалею о вашем решении, господин мой.

Я, впрочем, не собиралась торжествовать. Надо еще вырвать из его руки занесенный нож. Я рискну всем и поставлю на нежелание анжуйца выдавать и себя, и меня. Приму его вызов и докажу, что выдержкой могу поспорить с ним. Он что, и вправду считает меня дурочкой, которую легко обмануть и заставить поверить, что под угрозой ее репутация?

– Господин мой граф Анжуйский, – бесстрастно сообщила я Людовику, – выразил нежелание соединить свои силы с нашими в крестовом походе. Быть может, вы добавите к моим уговорам свой голос и сумеете его переубедить?

Людовик рад был уйти с зыбкой почвы предыдущего разговора, а после моих слов на его лице (весьма кстати) изобразилось изумление, смешанное с ужасом.

– Не желает сражаться за дело Христово? – Как удручающе предсказуем король. Как легко им манипулировать. – Каждый христианский государь должен откликнуться на призыв выступить в крестовый поход.

Жоффруа с деревянным лицом склонил голову.

– Я этого делать не имею права. Я должен отстаивать свои интересы в Анжу и Нормандии. Если же я уведу войско в Палестину, то не смогу гарантировать мира в собственных владениях, а это никому не принесет пользы. К тому же у меня и в Пуату есть долг…

– А я полагала, господин мой, что семейные узы склонят вас к походу, – перебила его я.

– Это о чем? – Людовик нахмурил брови.

– Сводный брат графа Анжуйского, высокородный Балдуин… – Ах, как это кстати! Если уж пошла двойная игра, то Жоффруа найдет во мне более чем достойного соперника. – Высокородный Балдуин занимает трон короля Иерусалимского. А, следовательно, он попадет прямо под удар нечестивых, если мы их не остановим. – Широко раскрыв глаза, я посмотрела на графа. – Мы с Людовиком спешим на помощь брату моего отца Раймундуде Пуатье, который правит в Антиохии. Разве вы не хотите сделать то же самое ради своего брата? Неужто вы не желаете во имя Божие сражаться и тем охранить своего брата от грозящей ему смерти?

Граф с силой сжал свой кубок, потом отпустил.

– Боюсь, этого я не могу.

– Думаю, вам следует пересмотреть свое решение, – проговорил Людовик, теперь вдвойне пораженный поведением графа.

– Не могу.

Он едва-едва удерживался от откровенной грубости.

– Если граф Жоффруа так беспокоится о своих обязанностях сенешаля Пуату… – Я великолепно изобразила глубокую озабоченность, глаза мои сияли ясным светом. Паузу я выдержала подольше, переводя взгляд с Людовика на анжуйца и назад. – Мы могли бы назначить сенешалем в Пуату кого-нибудь другого, если граф отправится исполнять свой христианский долг в Святой Земле. Прошу вас, подумайте еще раз об этом, благородный граф Анжуйский. Нам было бы очень приятно видеть вас рядом. Чего стоит земная власть – всего-то должность сенешаля Пуату – по сравнению с Божьим благословением и обещанием вечной награды на небесах? А в Пуату найдутся другие доверенные люди, если вы откликнетесь на призыв Господа нашего.

Наконец я позволила себе широко улыбнуться, глядя прямо в спокойное лицо Жоффруа Анжуйского – нелегко ему давалось это внешнее спокойствие.

А какая прекрасная угроза, достаточно замаскированная, но вполне понятная!

После этого завтрак завершился очень быстро, что никого не удивило. Граф Анжуйский от гнева был натянут как струна; выходя из королевских покоев, он ограничился торопливым поклоном. Я подумала, что нажила в его лице врага, но это меня не слишком беспокоило. Сын графа сумел поклониться более почтительно, глаза его, как мне показалось, старались встретиться с моими, прежде чем он вслед за отцом переступил порог.

Я не пошла ему навстречу, отвернувшись от них обоих – двух беспощадных и самовлюбленных волков, между которыми и выбирать-то не приходилось.

И все же мне стало жаль Анри Плантагенета, которого постигло такое разочарование. Но он молод, еще найдет себе невесту, которая доставит ему и власть, и почет, если он их сам не добудет. Мне думалось, что добудет и сам… Такого мужа я хотела бы для своей дочери, да только не ценой моей свободы самостоятельно принимать решения.

В итоге все завершилось к моему глубочайшему удовлетворению. Как я радовалась этому!

Анжуйцы покинули двор, ибо их здесь больше ничто не держало. Возвратившись к своему безрадостному существованию, я снова с головой окунулась в дела, связанные с подготовкой крестового похода, но где-то в глубине сознания сидела мысль о моем собственном близкородственном браке, временами она вонзалась в мозг, как шпоры в бока лошади. А изумруд, подаренный Жоффруа? Я достала его из шкатулки, с нежеланием взяла в руки и по какому-то капризу протянула Агнессе.

– Возьми себе, – улыбнулась я, увидев растерянность на ее лице. – Это в возмещение всего того, что ты ради меня делаешь. Он отлично подойдет к твоему красновато-коричневому платью, а у меня и так остается много драгоценностей.

Я протянула ей камень на открытой ладони, и он засиял тем неповторимым огнем, каким светятся только изумруды. Но не успела она взять камень, как я сомкнула пальцы.

– Ваше величество?

– Нет. – Я достала из шкатулки агатовое ожерелье. – Нет, вот это будет лучше. Золото и коричневый цвет камней больше пойдут к твоим волосам.

Агнесса приняла подарок с некоторым недоумением, а я вернула изумруд на его место в дорожном сундучке. Сохраню его, но надевать больше не стану. Сохраню как напоминание о коварстве мужчин, которые стремятся манипулировать мною и использовать в своих интересах. Я с блеском вышла из трудного положения, однако, это не повод для самодовольства. Я не забыла, как хитроумно расположил мальчишка фигуры на шахматной доске. Чтобы рыцарь взял королеву? Не бывать этому!

Никогда больше я не поставлю себя в подобное двусмысленное положение.

Конечный итог всего этого дела, помимо позорного поражения графа Жоффруа, доставил мне немалое удовольствие и наполнил меня радостью. Говорят, кто подслушивает, тот не услышит ничего хорошего о себе. Не стану с этим спорить, но я все же поступала по-своему.

– Ваше величество… – Я как раз входила в одну из королевских приемных, когда аббат Сюжер начал беседу с королем, и он продолжал свою речь, не подозревая о моем присутствии. – Я изменил свою точку зрения. Полагаю, вам следует взять Ее величество с собою в Святую Землю.

– А мне казалось, что вы со мной в этом вопросе не согласны.

– Так оно и было, Ваше величество. Но теперь я считаю, что для нас всех будет лучше, если она окажется вместе с вами, под вашим надзором.

– Ну, если вы полагаете…

– Именно. Вы не можете быть до конца спокойны, если она останется во Франции без вас. Возьмите ее с собой, Ваше величество.

Я сделала вид, что ничего не слышала, а пока подошла близко к Людовику, они уже обсуждали какие-то второстепенные финансовые вопросы.

Что ж, в целом это маленькая, но важная победа. Над анжуйцем. Над аббатом Сюжером и Людовиком. Я добилась своего – отправляюсь в Святую Землю.

Я благосклонно поздравила аббата с назначением регентом на время нашего отсутствия. Заслужил же он хоть какого-то вознаграждения.