Текст книги "Клоака. Станция потери (СИ)"

Автор книги: Анна Муссен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

В полную величину, не сказочный и на первый взгляд вполне себе настоящий царь зверей, раскрыв пасть, словно готовясь зарычать, встречает тех, кому удалось дойти до него по выложенной желтым кирпичом дороге, и подсказывает мне, что в торговых центрах на Беллу можно положиться.

– Стена должна быть близко, да?

– Не знаю…

«Иди по ней и в конечном итоге упрешься в стену», – отзывается в голове голос Семена.

– Во всяком случае, она должна быть впереди.

Мы идем дальше.

Вскоре дорога из желтого кирпича заканчивается, словно рабочим не хватило материалов для того, чтобы красиво завершить свою работу. Мы с Беллой выходим из леса и, кажется, целую вечность смотрим на возвышавшуюся перед нами стену.

– Я знала, что она будет огромной, но чтобы настолько… – завороженно произносит Белла, игнорируя стекавшие по ее лицу дождевые капли.

«Придется поискать, так как я уже плохо помню, но где-то в том месте должна быть дверь, – говорил Семен. – Она без выступов. Ручки тоже нет. Придется постараться, чтобы найти и вскрыть ее».

– Как долго мы будем подниматься вверх?..

– Несколько часов, – повторяю я слова Семена.

Изначально стена была не то белого, не то светло-серого оттенка, но отсырев, она приобрела такой же, как у «неба» цвет. Цвет темного графита. Как у простого карандаша.

«Это твой единственный шанс сбежать», – вновь в моей голове откликается знакомый голос, стоит только нам подойти к стене.

Я знаю, что более безопасного пути нет.

– Нужно разделиться. Так сэкономим время, – говорю я, предлагая Белле то, за что всегда ругала киношных героев.

– Ты серьезно?..

– Вполне.

Белла фырчит, но развернувшись, начинает отдаляться от меня.

Я же иду в противоположную сторону, ощупывая стену на признак какой-нибудь неровности. Ее поверхность словно зеркало. Никакой шершавости или потертостей. Даже мраморные плиты на некоторых станциях метро не могли похвастаться настолько идеальной поверхностью. Издалека мне казалось, что стена была бетонной, но ощущения, которые я испытываю, проводя по ней ладонями, разубеждают меня в этом. Она возведена не из бетона, а из какого-то камня. Настоящего, природного камня. Словно вырезана из скалы.

А еще стена кажется мне теплой. И это почему-то удивляет меня куда сильнее, чем оклик Беллы, который я, кажется, расслышала не с первого раза.

– Сзади!

Как мне показалось, я обернулась недостаточно быстро.

Краем глаза я замечаю бежавшую по направлению ко мне Беллу. Дождевые капли стекают вниз по шее, пробираясь сквозь шиворот к осыпанной мурашками спине. Если бы стоявшие вдалеке люди хотели мне навредить, то из-за собственной неосмотрительности я бы уже была мертва.

– Почему они нам помогают? – спрашивает Белла, стоит ей только приблизиться ко мне. – Кто они такие?

– Я не знаю, – отвечаю я сразу на оба ее вопроса.

Знакомый нам здоровяк, указавший нам ранее путь, и тощий подросток, в одеждах, скрывавших лицо, вновь помогают нам, и на этот раз я не сомневаюсь в этом. Проследив взглядом за направлением, куда они указывают, я срываюсь с места и начинаю еще рьяней ощупывать стену.

– Нина?

Где-то здесь… Я в этом уверена. Дверь где-то здесь.

– Нина, что ты?..

– Ищи! – выкрикиваю я. – Дверь! Они показывают нам, где выход!

Белла только собирается сделать шаг по направлению ко мне, как до моих ушей доносится звук автоматной очереди. Я замираю. Неужели Вано нашел нас? Именно сейчас? Когда мы почти на свободе?

Стрельба повторяется. Снова и снова. Гул автоматной очереди не прекращается, но только спустя некоторое время я понимаю, что стрелявшие находятся далеко отсюда.

– Нашла! – слышу я. – Нина, быстрее! Сюда!

Словно очнувшись ото сна, я подбегаю к Белле. Она пыталась расширить узкую щель в стене, которая, если хорошо присмотреться, могла напоминать дверь.

– Ну помоги же мне! – злится она на мое бездействие.

Мне удается ухватиться пальцами за небольшой выступ и потянуть на себя отходившую от стены плиту. Белла, уперевшись спиной о стену, пытается ногой оттолкнуть от себя плиту. Медленно, миллиметр за миллиметром, она начинает поддаваться нам и вскоре мы смогли расширить щель настолько, что протиснуться через нее и попасть внутрь стены стала для нас возможным.

– Скорее!

Белла протискивается первой. А я, ненадолго задержавшись и о оторвав от стены приклеенную записку – почти размокшую от дождя – оборачиваюсь к дороге и не вижу там здоровяка. Лишь тот, второй, несколько раз помахав мне рукой, сбегает по дороге назад, в сторону луна-парка.

– Нина!

Я читаю написанную на бумажке строчку и, сжав ее в руке, засовываю клочок бумаги в карман. Хорошо, что Белла ее не заметила. Мне не хочется объяснять ей то, в чем я сама плохо разбираюсь.

Я захожу в стену, если можно так сказать и, потянув вместе с Беллой за приваренный к плите поручень, закрываю этот путь отступления, добровольно погружаясь в кромешную темноту.

«Прощай, везучий неудачник».

Восьмые оковы – Путь к поверхности

Я всегда спокойно относилась к людям, которые оказывались правы в своих убеждениях. Даже если это означало то, что я ошиблась. Ну ошиблась и ошиблась. Что ж теперь? Удавиться и не жить? Или с брызгающей во все стороны слюной доказывать свою правоту? Особенно в том случае, когда тебе уже присвоили статус проигравшего?

Нет, конечно, нет. Проигрывать надо с достоинством. И с еще большим достоинством нужно удивленно хлопать глазками и восклицать: «Что, правда? Не так?.. А я-то думала…». И пусть все решат, что ты немножечко ошиблась. С кем, в конце концов, не бывает?

С таким вот кредо я спокойно существовала все свои двадцать два года и, пожалуй, сейчас я впервые захотела придушить того, кто сказал мне правду.

То есть Семена.

Я не знаю, как долго мы уже поднимаемся, или сколько нам еще осталось, но подъем наверх занимает и еще займет у нас много времени. Боясь потратить заряд в фонариках, да и привлечь чье-нибудь ненужное внимание – хоть Семен и говорил, что тут относительно безопасно – мы с Беллой идем в кромешной темноте, доверяя лишь своим обострившимся чувствам и спавшим до этого момента инстинктам.

– У меня уже ноги болят, – жалуется идущая позади меня Белла. – И здесь жарко. Почему здесь так жарко?

– Не знаю, – отвечаю я.

Чем выше мы поднимаемся, тем и в самом деле становится душнее. Словно кто-то медленно отключает нам подачу кислорода.

– Это невозможно, – говорит Белла, комментируя сказанные мной вслух мысли. – То есть, я хочу сказать, что это уже просто перебор будет. Тебе так не кажется?

– Мне много чего кажется, – нервно произношу я.

Например, мне кажется, что в этой темноте кто-то есть. Или, что хуже, что-то есть. Еще мне кажется, что если мы все-таки дойдем до конца этой чертовой лестницы, то упремся в тупик, и нам придется возвращаться обратно. Потому что окажется, что выход находился не наверху, а где-нибудь посередине. Еще мне кажется, что там, наверху, нас кто-нибудь дожидается, и как только мы туда дойдем, нас поволокут обратно в лагерь.

Но уже на каком-нибудь лифте. Чтобы сэкономить время.

А это уже зарождающаяся паранойя.

И если я продолжу думать о том, что мне еще может казаться, то я запаникую и стану дерзкой девчонкой. А у меня за спиной уже есть одна такая и двух дерзких девчонок это…помещение может не выдержать.

– А мне вот кажется, – начинает Белла, даже не представляя, о чем я сейчас думаю, – что если на секунду включить фонарик, то ничего с ним не случится.

Бунтарка.

Я слышу тихий щелчок, а затем вокруг становится светлее. Во всяком случае настолько, чтобы мы смогли увидеть друг друга.

– Я знала, что она винтовая, – голосом победителя в споре произносит Белла, подходя к краю лестницы.

Оперевшись о перила, она слегка перевешивается, вглядываясь в тянущуюся по спирали вниз бездну.

– Но этот фонарик слишком слабый… Хоть вниз свети, хоть вверх…

Да, с такой мощностью конца-края этой лестницы нам не увидеть.

– Посвети вокруг.

Белла молча выполняет мою просьбу.

Увидев лишь очертания места, в котором мы очутились, в моей голове моментально был выстроен образ дворцовой башни. В такой, куда в девчачьих сказках заточали принцесс. И из которых этих самых принцесс спасали невесть откуда и за каким фигом куда-то скачущие на белошерстных конях принцы. Перед спасением, разумеется, зарубив вполне себе мирного дракошку.

У меня дома есть детская книжка с картинками. Как раз на такую тематику. И в ней так красиво нарисована башня, внутри которой винтовая лестница, чирикающие птицы, нечаянно залетевшие в башню, и вьюнок, оплетающий ступени, что когда я при недавней уборке пролистывала эту книжку, то подумала: «Не такая уж это и темница».

Это место похоже на то, с картинок. Только вьюнка с птицами нет. И редких окошек в стене, создающих хоть какой-то естественный свет.

– Нам ведь до самого верха топать? – спрашивает Белла.

Я неуверенно киваю.

– Тогда вперед! Я хочу домой!

А я-то как хочу.

После этого, по моим внутренним часам, мы поднимаемся еще минут сорок. Я бросаю считать ступеньки на четыреста восемьдесят девятой или на четыреста девяносто второй. Ноги побаливают уже и у меня. А вот Белла, в приподнятом настроении, обогнала меня и, забыв или же нарочно не выключив фонарик, переступала через одну ступеньку, периодически опираясь на колени. Желание выбраться отсюда пересиливало чувство усталости.

– Я что-то вижу! – кричит Белла, заметно обогнав меня. – Дверь! Это дверь!

Никогда бы не подумала, что выход на свободу будет выглядеть так жалко и убого. Тем, кто строил Клоаку и все то, что ее окружало, следовало продумывать дизайны до мельчайших подробностей. Железная дверь, уже проржавевшая и пахнущая гнилыми тряпками, на первый взгляд доживала свои последние дни. Белла всовывает мне в руки фонарик, а сама, ухватившись за приваренную к двери длинную, вертикальную ручку, пытается отварить последнюю преграду, отделявшую нас от, как мне хочется верить, туннеля метро.

– Не стой столбом! Помоги мне!..

– С-сейчас…

Я засовываю фонарик в карман. В другом продолжает лежать пистолет. Ухватившись руками за ручку, я изо всех сил дергаю дверь на себя. Белла делает то же самое. Но ничего не происходит.

– Может, она на кодовом замке? – предполагает Белла. – Посвети.

На этот раз все вокруг подсвечиваю я. Но ни экранчика, ни замка с кнопками ни на стене, ни на самой двери нет.

– Давай попытаемся еще раз, – предлагаю я, снова сжимая пальцы на ручке. – Вместе.

Где-то на четвертый толчок дверь начинает поддаваться. На седьмой она скрипит. На девятый чуть приоткрывается. Теперь я понимаю, почему все подстрекатели были мужчинами. Чтобы открыть эту дверь, нужно приложить целую уйму сил и нервов.

– Почти получилось! – радуется Белла.

И в этот момент я слышу оглушающий свист.

– Отойди!

– Это…поезд?!

Он самый.

Мы с Беллой отходим от двери на пару шагов назад. Пол под ногами дрожит. Сквозняк, поднятый проезжающими мимо нас вагонами, обдувает лицо и спутывает волосы.

– Мы… Мы сделали это!

В порыве счастья Белла бросается мне на шею.

Ладно… Что там Семен говорил?..

«Ты выйдешь в самый первый туннель, где мы остановились. Помнишь, что там тогда произошло?»

Теперь помню.

«Первый раз мы остановились в туннеле, когда в вагоне было полно людей. Там мы, подстрекатели, выходим и идем пешком до станции. Садимся в наш поезд, который уже курсирует по линии, и делаем свое дело. Тебе нужно будет только дойти по туннелю до станции и попросить о помощи».

Что ж… Хоть в направлении мы теперь уверены.

– Так, Белла, возьми себя в руки, – произношу я, освобождаясь от ее объятий. – И соберись с мыслями. Мы выходим в туннель и идем направо. Семен говорил, что так они – подстрекатели, работают. Идут по туннелю до станции, а на ней уже подсаживаются в нужный им поезд и похищают людей.

Белла на мой монолог лишь кивает головой.

– Прекрати это делать и скажи, что поняла меня.

– Я поняла. Но пойдем мы не направо, а налево.

– А?

Чего?

– Теперь ты меня послушай, – приступает она к своим объяснениям. – Что там наш доктор тебе рассказывал?

Я повторяю все еще раз.

– Он так старался, а ты ничего не поняла, – с толикой сарказма произносит она. – Сама подумай. Да, подстрекатели выходят в этот туннель, но!.. Они идут направо, на станцию и садятся на нужный им поезд.

– Я уже два раза сама это сказала. Нет нужды повторять.

– Еще как есть, – перебивает меня Белла. – Я думаю, что поезд тут не просто так останавливается. Думай своей крашеной головой, зачем останавливать поезд в туннеле, если на него некому подсаживаться?

Эм…

– Без понятия.

– Нина, чтоб тебя!.. Не тупи!

Мне показалось, или Белла топнула ногой?

– Они останавливаются, чтобы изменить маршрут!

Изменить маршрут?..

Она имеет в виду «поменять пути»? Развести их, как это делается с поездами на поверхности?

– Если пойдем направо, то можем заплутать, если выберем не тот туннель. Нужно идти налево, в нормальное метро.

– А в этом есть смысл, – тихо шепчу я, обдумывая умозаключения Беллы. – Да ты гений.

Оказывается.

– Не суди людей по внешности и шмоткам, – говорит Белла, хлопая меня по плечу. – А теперь давай откроем эту дверь. И… Подождем следующего поезда… Не хочу быть задавленной.

Так мы и поступаем.

Второй поезд проезжает через минуту. Следующий через три. А точнее через сто восемьдесят три секунды. Примерно…

– Как думаешь, мы успеем добежать до платформы?

– Вряд ли.

Я перешагиваю порог и оказываюсь в темном туннеле. Свечу в одну сторону, потом в другую.

Какая протяженность у одного туннеля? А кто ж его знает!

– Налево, значит?

– Определенно налево, – говорит Белла, подталкивая меня вперед.

– Не толкайся!.. – возмущаюсь я, опустив луч фонарика себе под ноги. – Здесь запнуться и что-нибудь себе сломать можно за секунду.

– Так не запинайся, – спокойно произносит Белла. – И на всякий случай ничего не трогай. Я в каком-то фильме видела, что эти железки, по которым поезда едят, под напряжением.

Я даже могу сказать в каком фильме это было. И под напряжением там были не эти рельсы, Черноволосая.

Меня успокаивает то, что расстояния от стенки туннеля до начала путей, а значит и до поезда, достаточно для того, чтобы спастись в тот самый момент, когда поезд будет проноситься мимо нас.

Я говорю об этом Белле.

– Хочешь, чтобы я прикасалась к этим проводам? – спрашивает она, указывая на кабели, висящие на стене. – Я даже никогда не пробовала гвозди в розетку совать…

Оно заметно.

– А ты хочешь чтобы я… Вот так глупо?..

– Я хочу дойти до станции, но успеть это за три минуты?..

Свист вновь повторяется, и мы возвращаемся обратно за дверь.

Мимо нас мелькают желтые окошки, за которыми стоят и сидят внутри вагона люди, спешащие куда-то по своим делам. Они даже не догадываются о том, что сейчас, в этот самый момент, за ними из темноты наблюдают другие люди.

Жуть.

Никогда больше не буду ездить на метро.

Как только поезд проезжает, уносясь в глубину туннеля, мы с Беллой срываемся на бег. Как-то запоздало я думаю о том, что дверь, ведущую к винтовой лестнице, а значит и к Клоаке, стоило бы закрыть. Так, на всякий случай. Но потом я начинаю думать о том, сколько сил и времени мы затратили на то, чтобы ее открыть, и мысли об этой двери из моей головы тот час же исчезают.

К черту ее.

У нас три минуты. Всего три минуты. И этого катастрофически мало для того, чтобы задумываться о последствиях оставленной нараспашку двери в «обитель вседозволенности».

Я судорожно отсчитываю про себя бегущие вперед нас секунды. Единственным источником света во всем туннеле оказывается наш фонарик. Его белый свет хаотично расстилается от силы на метр – полтора перед нами. Крупицы пыли блестят в его луче, но это лишь никому ненужное замечание.

Сорок два. Сорок три.

– Мы не успеем!.. – кричит Белла.

Я собираюсь предложить ей не тратить понапрасну силы, крича о том, что мне и так понятно, как вдруг, неожиданно для самой себя, я запинаюсь о лежащее не рельсах…нечто и падаю. Подбородок моментально обжигает режущей болью. Я содрала кожу. Липкая кровь сразу же бежит по шее вниз, затекая за ворот футболки, но… Плевала я на это.

Дрожь охватывает все мое тело. В голове я четко представляю то, обо что запнулась. Оно мягкое, но относительно плотное. И мокрое. Или же холодное. Не уверена. Но оно определенно шевелится.

Семен ошибся. Этот туннель не был безопасным.

Или же мы все-таки выбрали неверное направление.

Я слышу сбившееся дыхание Беллы, впавшую в ступор позади меня. Слышу как то, обо что я запнулась, зашевелилось и поползло по моим ногам к спине. Мышцы в икрах тут же сводит судорогой. Ноги словно придавливает бетонной плитой.

Я не могу пошевелиться.

Я вообще ничего не могу…

– Н-Нина… – жалобно хнычет Белла. – М-мои н-ноги… О-они… А-а!

Ее визг и звук глухого удара становятся для меня хорошей встряской. И монстр, пытавшийся раздавить меня под своим весом, понял это. Он становится тяжелее, словно до этого сдерживался и контролировал часть своих килограммов. Я выдыхаю из легких скопившийся в них воздух.

Без него, кажется, даже становится легче.

Выбирая между тем, что сейчас нужнее: укатившийся вперед фонарик или лежавший в кармане пистолет, я сделаю, наверное, самый логичный выбор из всех мне доступных. Я засовываю руку в карман.

Что происходит дальше, я не понимаю. Я не понимаю, как умудряюсь изловчиться и вывернуться так, чтобы оказаться лицом к лицу с той самой мерзостью, повстречавшейся мне в четвертом вагоне, во время нашей первой остановки за пределами настоящего метро. Но я отчетливо ощущаю и даже слышу хруст коленки правой ноги.

Я не понимаю, когда именно надавливаю на курок, да и не понимаю, куда целюсь. Но судя по закладывающему уши гулу, издаваемого этим уродом, я знаю, что попадаю точно в цель.

В нос ударяет запах помоев. На мое лицо что-то брызнуло, и тошнотворный комок не заставляет себя ждать. Горло сдавливает от привкуса кисло-горькой желчи, собирающейся «вырваться» из моего желудка. Я с силой сжимаю губы и пытаюсь проглотить комок обратно, но тонкая струйка слюны все равно вытекает из уголка моего рта.

Я пытаюсь не думать о том, что именно попало мне на лицо и какие последствия мне стоит ожидать от этого неприятного знакомства. Я даже пытаюсь игнорировать запах свалки, пропитывавший меня насквозь, но резь в пустом желудке возвращала меня к горькой реальности.

Тварь же, за время моей внутренней борьбы с собственным организмом, обмякла. И стала еще тяжелее. Я дергаюсь, стараясь вытащить из-под нее свои ноги. Вывернувшись обратно и схватившись пальцами за шпалы-доски, я стараюсь одновременно и подтянуться вперед и дотянуться до фонарика, и не выпустить из рук пистолет.

– Ну д-давай же-е, – пыхтя, выдыхаю я, кончиками пальцев касаясь ручки фонарика. – Е-еще немного…

В какой-то момент мне удается вытянуть из-под мертвой туши одну ногу. С помощью нее, отталкиваясь, я вытаскиваю и вторую. И где-то там теряю свой ботинок. Рывком я добираюсь до фонарика и, схватив его, переворачиваюсь на спину, освещая то, что только что пристрелила.

Непонятное, растекшееся в бесформенную массу нечто, поверхность которого поблескивает под белым лучом фонарика, вызывает у меня отвращение. А запах так сильно въедается в голову, что я продолжаю передергивать плечами от покрывающейся мурашками кожи.

Я перевожу фонарик чуть левее и замечаю, что что-то мелькнуло справа от меня. Дергаюсь, отскакивая в сторону и, вытянув вперед пистолет, еще раз выстреливаю.

– Ни-ина-а!

Белла…

Я делаю шаг по направлению в сторону, откуда послышался ее голос.

– Помоги!..

И чувствую, как мои руки начинают дрожать.

Я боюсь. Опять.

– Ни!..

Выкрик Беллы обрывается так же неожиданно, как и был ею произнесен.

На какой-то миг туннель погружается в тишину.

– Б-Белла? – тихо зову я ее, улавливая впереди какое-то движение. – Это же ты?

Конечно нет.

Я это понимаю. И все же…

Я прохожу вперед и дрожащими руками направляю свет от фонарика на кучу чего-то странного. Шевелящегося. Кишащего. У меня щиплет в глазах. Я разжимаю пальцы, и фонарик летит вниз. Он несколько раз мигает, свет тускнеет, но не тухнет. Беззвучно открывая рот, я чувствую, как по моим щекам бегут слезы. Они обжигают заледеневшую кожу. Размачивают подсохшую на подбородке кровь.

Я чувствую это.

Я стреляю. Еще один раз. И еще. И еще.

Туннель заполоняют десятки тонких, режущих слух голосов.

Я спускаю курок еще раз. И снова. И снова. И снова.

В какой-то момент крики стихают.

Потом я перестаю слышать звук выстрелов.

А в последнюю секунду, когда я еще хоть что-то соображаю, я слышу гудок, и меня освещает яркий, желтый свет приближающегося ко мне поезда.