Текст книги "Клоака. Станция потери (СИ)"

Автор книги: Анна Муссен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

– Застегни куртку до самого конца и старайся глубоко не дышать.

– Почему? – спрашиваю я, делая вид, что ничего не понимаю.

Я знаю, что это за звук. И знаю, что за ним последует. Но если об этом знает и Костя, то…он тоже бывал в квартирах? Значит, он тратил на это жетоны?

– Потом объясню, – произносит он, направляясь в коридор. – Мы сейчас выйдем из квартиры. Иди прямо за мной. В соседних квартирах могли быть заперты горожане. Если двери откроются, и они окажутся с нами коридоре…

Будет плохо. Нам. Я это понимаю.

К счастью, оставшиеся три двери оказываются закрыты. Когда мы покидаем свое убежище, дверь за нами захлопывается и замок, вновь работающий, защелкивается, закрываясь. В коридоре нет ламп, но мы можем ориентироваться благодаря тому, что в самом подъезде более-менее было светло.

– Как думаешь, – начинает Костя, выставляя вперед автомат, – сколько их там?

Я сглатываю.

– Один точно есть.

– Один точно есть, – повторяет он за мной.

Или же передразнивает.

Стекла в дверях непрозрачные, поэтому единственное, что мы можем увидеть через них, это несколько темных силуэтов, мелькающих то у одной стены, то у другой.

– А если попробовать выбраться из окна квартиры? Всего лишь первый этаж.

– Там же решетки. Ты их не заметила?

Если честно, то нет.

– И двери уже закрылись.

Костя втягивает воздух через нос и выдыхает его через рот, забавно складывая губы в трубочку.

– Ладно. Действуем так: я открываю дверь и стреляю в первого попавшегося горожанина, а ты пытаешься увидеть, сколько их там вообще и где они стоят. Поняла?

– Да, но… Когда ты выстрелишь, все остальные набросятся на дверь. Ты об этом не подумал? Как будешь от них отстреливаться?

– Что-нибудь придумаю.

«Что-нибудь»?!

– На счет три. Раз, два…

– Подожди, я!..

– Три, – говорит Костя открывая дверь, ведущую к лифтам.

Восьмая смена – Начало проблем

Почему дельные мысли в голову приходят с хорошим таким опозданием? Почему нужные слова не слетают с языка именно в тот момент, когда это необходимо больше всего? Почему правильное решение придумывается после того, как мы совершаем неисправимую ошибку?

Наверное потому, что мы всего лишь люди?..

Какой глупый ответ на такие серьезные вопросы.

Бум. Бум. Бум.

– Их больше, чем я думал, – произносит Костя, отходя от двери.

– А я говорила, что идея плохая, – произношу я, прижавшись спиной к стене. – Помнишь? Как раз перед тем, как ты выстрелил, не дослушав меня.

Бум. Бум. Бум.

– Знаешь, а я, кажется, кое-что понял.

Косте весело. Но вот что его веселит, я никак не могу понять. У нас на двоих всего один автомат. За дверьми, по меньшей мере, семь горожан, знающих о том, что мы здесь. И они всеми силами, правда и неправдами, и прочими устойчивыми выражениями пытаются попасть из того коридора в этот.

Так что же в этой ситуации так забавляет моего компаньона?

– Ну поделись со мной своим пониманием.

– Ты когда нервничаешь, – начинает Костя, – начинаешь дерзить. Ты знала об этом?

От его слов у меня в ушах начинает нарастать гул.

– Неправда, – тараторю я, ощущая пылающую кожу на щеках.

– Еще какая правда, – говорит он, пристально разглядывая мое лицо. – Смышленая и дерзкая Нина.

– Отвратительно прозвучало.

– Почему? – спрашивает Костя. – Тебя оскорбило слово «смышленая»? Так это комплимент. «Дерзкая»? В нем тоже есть свои плюсы.

Ну знаешь…

– Ты у нас тоже, оказывается, становишься чрезмерно разговорчивым, когда тебя пытаются съесть, да?

– Горожане не пытаются нас съесть. – Костя вмиг становится серьезней. – Они просто хотят нас убить.

– Меня эта новость так успокоила!

Бум. Бум. Бум.

Горожане продолжают биться о дверь, а я ловлю себя на мысли о том, что Костя оказывается прав. Когда я нервничаю или боюсь чего-то, то совершенно не слежу за своим языком.

– Прости, – внезапно извиняется он. – Кажется, стрелять было плохой идеей.

– Об этом я и говорила.

Но что нам теперь делать?

«Снимать штаны и бегать», – любимый ответ моей классной руководительницы на подобного рода вопросы. И однажды, кстати говоря, один из старшеклассников последовал ее совету. Он спокойно так снял штаны, рубашку и, оставшись в трусах да носках с ботинками, устроил по школьным коридорам марафон. Ух мы тогда и смеялись! Ора, правда, было тоже предостаточно. Причем орали все: директор, завучи, учителя, некоторые возвышенные барышни.

Можно подумать, он по школе голым бегал, чтоб выводить такие фальцеты…

– Я готов выслушать твои предложения.

– О, правда?

– Дерзишь, Нинок.

– Много разговариваешь, Костик.

Наш разговор походит на диалог пожилых супругов, понимающих друг друга с полуслова. Но легче мне от этого не становится.

Что мы можем сделать в сложившейся ситуации? Открыть дверь и двигаться напролом? Это самоубийство. Как минимум для одного из нас. И… Трупом окажусь я. С вероятностью в 99% им окажусь я. Один процент остается для Кости, но… Он в Клоаке два года как-то умудрялся выживать.

Этот один процент можно считать погрешностью, от которого никакого толка.

Можно было бы вернуться в квартиру. Я бы даже пожертвовала ради этого жетоном. И даже придумала бы сказку о том, как он у меня появился. Но был ли смысл возвращаться обратно? Если на окнах решетки… Руками нам их не снять. Если бы мы были на втором этаже, а не на первом…

– Слушай, а балконы здесь предусмотрены? На первых этажах?

– Нет. А зачем тебе балкон?

– Хотела подняться на второй этаж по аварийной лестнице, а оттуда уже спрыгнуть вниз, на улицу… На всех же балконах есть аварийные лестницы?..

Дельная мысль пришла. Дельная мысль ушла.

– Не уверен, но…Черт. Да ты гений, Нина. Знала об этом?

– У меня сегодня день открытий благодаря тебе, – говорю я, наблюдая за тем, как спокойно Костя закидывает автомат себе на плечо.

Бум. Бум. Бум.

– Эм… Не поделишься светлыми мыслями, пришедшими в твою голову благодаря мне? – спрашиваю я, краем глаза продолжая следить за тенями горожан. – Чтоб я тоже поняла свою гениальность.

Интересно, способны ли горожане выломать дверь, если все разом об нее ударятся? Могла ли в их головы прийти такая идея?

– Аварийный выход, Нина.

Он подходит к чему-то, что я могу описать словом «шкаф». Только никаким шкафом это, разумеется, не было. В моем доме внутри такого фанерного сооружения хранится противопожарный шланг, пара лопат, два мешка картошки и ведро с песком. Картошка, конечно, уже была самоуправством наших соседей, а вот все остальное служило гарантией безопасности при внезапном пожаре. Правда откуда в шланг должна была поступать вода я не очень понимала, и кто решил, что одного ведра песка хватит для того, чтобы потушить разбушевавшийся на чьей-то кухне огонь… Тоже не понятно.

Но атрибуты пожарников-самоучек были на каждом этаже.

– Там нет аварийного выхода, – со знанием дела говорю я. – В таких…шкафах хранят никому ненужный хлам.

Костя пытается открыть дверцу этого сооружения, но у него ничего не выходит. Две металлические пластины крепко сдерживают самый обычный замок. Кстати… Это ведь странно, разве нет? То, что на дверях квартир висят электронные замки, со встроенными в них слотами для жетонов, а этот «шкаф» держит закрытым какой-то замочек, вскрыть который способны даже дети, не имеющие в своем распоряжении ключа.

Бум. Бум. Бум.

Тцк.

Дверь, об которую бьются горожане, как-то подозрительно скрипнула.

Или же…треснула?..

Треск. Треск. Треск.

– Костя, стекла! – выкрикиваю я, отбегая от двери.

Бум. Бум. Бум.

Треск. Треск. Треск.

Горожане так сильно бьются о двери, что стекла перестают сдерживать их натиск. Но хватит ли у них ума через появившиеся проемы пробраться в коридор?

Тзынь!

Я не хочу этого узнавать. Особенно теперь, когда осколки со звоном падают на пол, а сквозь образовавшуюся брешь тянется несколько пар тощих и склизких рук.

– Костя!

– Не боись!

Бах!

–Это не зомби. Они не кусаются.

Скрип.

– Это не смешно!

Костя решает избавиться от замка старым, проверенным в фильмах способом: выстрелив в него. Но мне всегда казалось, что пуля, разбивающая замок, обязательно должна отскочить от своей цели в голову стрелявшего. Мерзкая и, возможно, ничем необоснованная фантазия, но страх от представленного однажды, крепко держится в голове.

– А я разве смеялся? – спрашивает Костя, протягивая мне руку. – Кто первый?

– А есть сомнения? – отвечаю я вопросом на вопрос и беру Костю за руку. – Там что, правда, выход?

– Да.

Бум. Бум. Бум.

– Поторопимся. Может, на этом наша удача закончится.

Несмотря на наш шутливый разговор, внутрь «шкафа» я захожу первой. Костя же, прикрывая мою спину, остается чуть позади, закрывая за нами дверь. Через некоторое время, когда мы проходим, по меньшей мере, метров сто, я перестаю слышать шум, издаваемый горожанами, а Костя, оказавшийся впереди и светивший перед собой фонариком, идет в неизвестном мне направлении чересчур спокойно.

– Что это за место? – шепотом спрашиваю я у него, крепко держа его за куртку. – Ты уверен, что можно пользоваться фонариком?

– Нет, – так же тихо отвечает мне Костя. – Но идти в полной темноте у меня желания еще меньше.

Прелестно. Просто прелестно.

– Так что это за подвал?

– Неверно подметила. Я бы назвал это не подвалом, а бесполезным бомбоубежищем.

А-а?..

– А ну еще раз, – прошу я его. – Бомбоубежище? В смысле? То, в котором прячутся от бомб?

Под обычным домом?

– У тебя скудный словарный запас, – произносит Костя, вряд ли желая задеть меня подобным обвинением. – Бомбоубежище – защитное сооружение, объект гражданской обороны, предназначается для защиты укрываемых от фугасного и осколочного действия авиабомб и снарядов, обломков разрушенных зданий и отравляющего действия ядовитых газов.

– Спасибо, ходячий учебник по ОБЖ, но меня немного не это интересует. Зачем под землей бомбоубежище? То есть, я имею в виду, мы ведь находимся на территории нашей страны, под огромным городом, в котором проживает десяток миллионов человек. Да Клоака сама по себе бомбоубежище!

– Щ-щ! – шикает Костя. – Меньше эмоций.

Он светит на стену, и я разглядываю нарисованную на ней стрелку.

Мы идем в правильном направлении. Вот только куда именно мы идем?

– Я в таком «подвале» уже бывал. Один раз нечаянно забрел, пока мародерничал.

– Это было до того, как ты сбежал, или после?

И вообще, кого он здесь собирался обокрасть?

– До. Я забрался в дом, похожий на этот, и искал то, что могло нам пригодиться. Как и ты, я решил что этот… Как ты там его назвала? «Шкаф»? Я тоже решил, что это место для хранения всякой противопожарной лабуды. Но когда открыл… Это же был настоящий Клондайк! В общем, под некоторыми домами есть такие убежища. Они разделены на несколько комнат и… В них даже было чем поживится. В основном консервы всякие и медикаменты.

– Я так понимаю, этот подвал уже обчистили?

Костя освещает все вокруг.

– Да. Думаю да. Я же не единственный, кто выходил в город на поиски нужных безделушек. Но суть сейчас не в этом.

А в чем же?

– А в том, – продолжает Костя, – что мы можем выбраться отсюда на улицу.

– Какой толк в убежище, если у него два входа?

– Два входа, значит, и два выхода. Два пути отступления. Запомни, Нефрит, у всего есть аварийный выход.

Запомню.

– Я уже не неофит, – говорю я, ощутив, как потяжелело запястье.

Но я и не душегуб.

– Стой.

Костя останавливается, рукой преграждая мне дальнейший путь.

– Слышишь?

Я прислушиваюсь.

Бам. Бам. Бам.

Это… Этот звук… Такой знакомый.

Бам. Бам. Бам.

И воздух становится заметно свежее.

– Дождь, – произношу я, вспоминая этот звук. – Мы почти у выхода?

– Да.

Костя берет меня за руку и ускоряет шаг. Мы повернули один раз. Потом еще раз. И опять. Я видела стены небольшого туннеля, по которому мы идем. Значит, мы покинули комнаты самого убежища? В голове ярко всплывает нафантазированная мною карта. Конечно же, в любом жилище есть входная дверь, коридор и комнаты. Чем же бомбоубежище от него отличается?

Вскоре надобность в фонарике отпадает. Люк, ведущий наружу, и так открыт, и белый свет с легкостью попадает в сырое и темное помещение.

Отпустив мою руку, Костя снимает с плеча автомат и просит меня немного подождать, забираясь по скользкой лестнице, сваренной из прутьев, наверх.

Я стою под самым люком и смотрю на свет, морщась от попадающих на лицо капель. Капель… Дождь. В парке ужасно жарко. Но я сваливаю это на собственное плачевное состояние.

– Все чисто.

Костя заслоняет от меня свет и протягивает мне обе руки, помогая мне выбраться из-под земли. Стоит мне только выдохнуть скопившийся в легких воздух, как перед собой я вижу небольшое облачко белого цвета.

На улице теплее, чем прежде.

– Сезон сменился, – говорит Костя, принимая оборонительную позицию. – Я такое уже видел.

Мы вылезаем посреди какого-то парка. Вдалеке виднеются высокие дома, а позади нас проходит железная дорога, по которой, я в этом нисколько не сомневаюсь, я и попала в Клоаку. Возможно, именно здесь Семен и Тихоня сошли с поезда, а я отправилась дальше, в сторону конечной станции.

Но кое-что привлекает мое внимание куда сильнее, чем дома и елки. Стена. Ее я видела со склона, на который меня отвел Костя при первой встрече.

– Что за ней? – спрашиваю я у него.

– Не знаю. – Костя указывает в противоположную от «железки» сторону. – Лагерь там. Идти минут тридцать.

– Пойдешь со мной?

– Конечно, – без капли сарказма отвечает Костя. – Я должен довести тебя до лагеря, но дальше… Тебе придется выкручиваться самой. Князь наверняка провел перекличку, чтобы понять, кого не стало. Кто сбежал. Кого убили. Кто убился.

– Убился?

– Жетоны нужны всем, а темнота друг не только молодежи.

Мы выбираемся из парка. Стена с железной дорогой остаются позади. Дождь усиливается. Я насквозь промокаю, волосы теперь походят на страшные сосульки, а прилипающие к бедрам джинсы хочется стянуть с ног как можно скорее. Костя же только тяжело дышит, но идет рядом со мной, как и полагается любителю ОБЖ и огнестрельного оружия: с высоко поднятой головой и бегающими от одного дерева к другому глазами.

– Ты пытался найти выход, идя по путям? – спрашиваю я, стараясь не стучать от холода зубами.

– Пытался. И в одном и в другом конце вход в туннели. Глубокие. Я туда сунуться не рискнул.

И это правильно.

– А что насчет этой стены? Не пытался обойти ее?

– За день не получается, а оставаться ночью на улице, пусть и вдали от домов… Это не лучшая затея для того, кто пытается выжить.

– А если поделить стену на участки? Вдруг где-нибудь найдется спасательная дверь?

– Если бы таковая имелась, то те, кто изначально жил в Клоаке, о ней бы знали. Ты так не думаешь?

Нет, не думаю.

– А сколько их осталось? Тех, кто жил в городе изначально?

Костя пожимает плечами.

– А мне откуда знать? В лагере об этом как-то не распространяются.

А почему? Что заставляет их молчать? Князь? Но он местный. И сам ищет способ… Нет, не спастись же он пытается, а найти Центр управления, чтобы возродить город. А тот эксперимент, на который меня привел Семен? Вдруг в подвалах таких ученых еще целая куча? И…

Тот ученый. Он же определенно не обычный дворник. Как он мог не знать, где Центр управления? Почему лагерь располагается на улице, когда где-то должны были быть целые научные объекты? С бетонными стенами, системами жизнеобеспечения и защитой на все случаи жизни. В голове так много мыслей, но у меня не получается собрать их воедино. Я только больше путаюсь, начиная думать обо всем и сразу.

До лагеря мы доходим минут за двадцать, быстрее, чем предполагал Костя. На обзорных вышках никого нет, и это Костю настораживает.

– Им сейчас не от кого защищать свою территорию, – говорю я, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

Червячки мои преспокойно спят.

– Ты говорил о том, что Князь должен был устроить перекличку. Может, это она и есть?

Костя молчит. Я вижу, как сокращаются желваки на его лице. Он о чем-то думает. И, возможно, решает для себя, что ему делать дальше: вернуться на водоканал или попытаться спасти брата прямо сейчас, воспользовавшись недавней неразберихой.

– Костя?

– Вон там в заборе дыра. Через нее Митяй тебя и вывел, – произносит он, поворачивая голову на мой оклик. – Я ближе подходить не стану.

– Я понимаю. Спасибо, что проводил.

Уголок его губ слегка дергается.

– Пошутить бы на эту тему, да не хочется, – произносит он, вновь устремляя свой взгляд обратно к лагерю.

– Мы ему поможем.

Я кладу руку ему на плечо, пытаясь выглядеть убедительнее.

Получяется, конечно, вряд ли. Но попытаться стоило.

– Как мне с тобой связаться, когда разузнаю что-нибудь?

Костя накрывает мою ладонь своей, а после убирает мою руку со своего плеча, слегка сжимая мои пальцы.

– Через Митяя. Говори ему все, что узнаешь. Он уже будет передавать твои слова мне.

– Ты ему доверяешь?

– Как самому себе.

И после этого мы расходимся в разные стороны. Я не оборачиваюсь для того, чтобы посмотреть, не обернулся ли он. Слова из старой песни, смысл которых я осознала только учась в старшей школе, как нельзя кстати подходили к этой ситуации.

Кто бы знал, как тяжело было не обернуться. Мне этого хотелось, но я сдержалась. Нельзя было так глупо попасться часовым. Одно дело, если я начну говорить о том, что ушла в самоволку, когда система еще не дала сбоя, а теперь просто возвращалась обратно в лагерь. Одна. И совсем другое пытаться объяснить обозленным на весь мир мужикам о том, что «ни на кого я там в деревьях не смотрела».

Дыра в заборе как была, так и есть. Я пролезаю через нее, лишь сейчас вспомнив о том, что лагерь я покидала не с одним только Митяем, но и с Сергеем. Я надеюсь на то, что с ним все было в порядке.

Если же нет…

– Нина.

От мужского голоса, произнесшего мое имя, я начинаю проклинать все на свете. Сердце в груди бьется быстрее, а червяки отходят от анабиоза и начинают противно копошиться внутри. Я оборачиваюсь.

– Дмитрий, – произношу я, рассматривая стоящего напротив меня мужчину.

Его вид, поза, лицо, глаза… Они ничего не выражают. Рыжие кудряшки, промокшие так же, как и мои собственные волосы, смешно прилипают к его широкому лбу. Он смотрит на меня, а я на него, пытаясь понять: что теперь делать?

«Снимать штаны и бегать», – голосом моей учительницы проносится в голове ничуть не смешная в данной ситуации фраза.

Конечно, полуголая девица смогла бы отвлечь его от вопроса о том, что я делала на улице, но… Боюсь, что после такой выходки меня отправят в Рай к Белле. А мне быть «бабочкой» совсем не хочется.

– Ты заболеешь, если будешь стоять под таким ливнем, – наконец-то произносит он, подходя ближе. – Иди за мной.

–К-куда? – спрашиваю я, постукивая зубами.

Он чуть выше меня, но мне все равно приходится приподнять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– К Князю, – спокойно говорит он, обходя меня.

– З-зачем?

Сердце екает.

Не к добру это было.

– Узнаешь.

Дмитрий идет мелкими шагами, а я, недолго постояв на месте, следую за ним. Он не оборачивается, чтобы проверить: иду я за ним или нет? А вот мне чертовски хочется обернуться назад и увидеть Костю, который бы одним лишь взглядом сказал мне, что бояться нечего.

Потому что всегда есть аварийный выход. А поддаваться панике не лучший способ произвести впечатление на того, кто поймал тебя с поличным на месте побега.

Или же не поймал?

Трясись от холода, Нина, и изображай барышню, способную при виде парня в одних трусах воспроизвести фальцет. Глядишь, и на этот раз не пристрелят.

Часть четвертая. Побег. Первые оковы – Заключенные

Я всегда считала, что наши сериалы – дно мирового кинематографа. Хуже них, наверное, только индийские. Но там хотя бы танцуют прикольно. А от сари в свое время я и вовсе была в непередаваемом восторге.

В наших же сериалах «не так» абсолютно все, начиная с непродуманных и пафосных диалогов и заканчивая примитивным сюжетом и неумением актеров избавляться от театральной выправки. Некая «А» – актриса театра и кино. Театра и кино! Это ж как так? Театральный персонаж и киношный – совершенно разные персонажи. Играя со сцены, актеры следят за своей мимикой, жестикуляцией и артикуляцией, ведь сидящие в зале на последних рядах зрители должны знать: кто на сцене, какую эмоцию он показывает и что он при этом говорит.

На экране же телевизора актеров показывают так близко, что не составляет труда разглядеть поры на их лицах и мимические морщины у глаз. У некоторых иногда даже можно заметить подергивающееся от нервов и переутомления нижнее веко!

Так вот вопрос: зачем?.. Зачем же они так неестественно открывают рты и четко произносят слова, будто не снимаются в очередной мелодраме с бандитами и полицейскими, а находятся на приеме у логопеда?..

– Нина, я рад, что ты нашлась, – произносит Князь, стоит только Дмитрию привести меня к нему.

Почему я вдруг вспоминаю о своем отношении к отечественным сериалам? Да потому что сложившаяся ситуация очень сильно напоминает мне сюжет, в котором глупенькую главную героиню, считавшую себя великим и непобедимым героем, поймали в бандитском логове. Она-то думала, что ей удастся подслушать их коварные планы, сообщить о них куда следует, а пока помощь будет ехать к ней на выручку, она самостоятельно расправится со всей группировкой злодеев.

Не тут то было!

– Нина?

– А разве я терялась? – спрашиваю я у Князя.

Он жестом указывает мне на стул, предлагая присесть напротив его стола. Я от этого приглашения не отказываюсь. Мне не нравится его взгляд. Он отличается от того, которым Князь встретил меня при нашей первой встрече.

– Тебя не было на перекличке, – говорит он, в отличие от меня не собираясь садиться в свое кресло. – Где ты была?

Ну как сказать? Я была на экскурсии в очень интересном месте. Клоака называется. Там, оказывается, иногда свет отключают. И когда это происходит… Ух, веселуха начинается! Что? А-а, Вы знаете о желающих пожмакать тебя монстрах? Говорите, что от них можно было бы спрятаться? Так я и спряталась. Только вот меня чуть было не выкурили из собственного убежища, потом чуть было не сожрали. А в конечном итоге привели на допрос и пытаются заставить говорить о том, о чем я говорить не желаю.

Кстати, прав был Костя. Я такая дерзкая, когда нервничаю.

– Нина, ответь на мой вопрос.

– Где я была, когда стало темно?

– Да.

– На улице, – честно отвечаю я на вопрос.

А что еще мне оставалось делать?

– Где именно?

– Э-эм… Я не смогу точно сказать.

– А если постараться и вспомнить?

Голос у Князя тихий и мягкий, словно он пытается заставить ребенка признаться в совершенной проказе. Разговаривая со мной таким тоном, он будто-то бы намекает: «Расскажи мне правду и ни о чем не беспокойся. Я не буду тебя наказывать». И если бы я была ребенком, то наверняка бы повелась на эту уловку. Но я – хвала всему, что можно восхвалять – девочка уже большая. И агрессивно настроенных против меня субъектов чувствую кожей.

– После обеда, – начинаю я «вспоминать», – мы с Сергеем решили прогуляться и просто бродили по лагерю. Гуляли, узнавали друг друга получше… Все-таки мы были в одном поезде и, Вы ведь согласитесь с тем, что, следуя логике, нам стоило бы держаться…вместе.

Может, нам следует притвориться парочкой? А что? Хорошая мысль. Опасности, монстры, голод и душ раз в неделю. Разве не идеальная почва для того, чтобы взрастить цветок любви? Самая что ни на есть идеальная! А раз для всех мы пара, то ни у кого не возникнет вопросов по поводу того, почему мы постоянно уединяемся в укромных уголках. Пусть все думают, что у нас обнимашки-целовашки. А мы в это время спокойно бы обсуждали детали нашего побега.

Да я ж чертов гений.

– Сергей был на перекличке вместе с остальными, – произносит стоящий у дверей Дмитрий. – Почему тебя с ним не было, если вы решили «узнать друг друга получше»?

Какой, блин, внимательный.

– Мы разделились. Потеряли друг друга в темноте.

Звучит, конечно, неправдоподобно. Как можно потеряться, если мы шли рядом друг с другом? Никак. Мы ведь не маленькие дети, которые могли с испугу разбежаться в разные стороны.

По выражению лица Князя мне становится понятно, что он думает точно так же.

– А почему, кстати, стало темно? – спрашиваю я, надеясь на то, что мой допрос ненадолго прервется.

А еще мне хочется услышать версию Князя.

– Система перезагружалась, – говорит он.

Я знаю, что это вранье. Но показывать такое знание чревато. Потому что простые душегубы навряд ли в курсе того, что на самом деле представляет собой Клоака. Другой вопрос: как они могут здесь жить и ни у кого, ничего не спрашивать?

– Такое иногда случается.

– И как часто случается это «иногда»?

– Всегда по-разному.

Вот это уже было правдой.

– И все же, где ты все это время была? – не отстает от меня Дмитрий.

Почему им это так интересно?

– Я ведь сказала… Я была где-то в лагере. Не знаю, как так получилось, что мы с Сергеем разделились… Просто…

Чтоб такого придумать, чтобы они мне поверили и отстали от меня?

– Ты была за забором, Нина, – говорит Дмитрий, не давая мне возможности и дальше фантазировать. – Как ты там оказалась?

М-м-м, ладно… Чтоб такого наврать? Уже не «придумать», а именно «наврать».

– Когда стало темно, мне показалось, что «горожане» проникли в лагерь. Опять.

Сделать акцент на этом месте, скривиться от отвращения и передернуть плечами. Как они вообще заметили мое отсутствие на этой перекличке? У них что, есть список с именами всех тех, кто проживает в лагере? И как эта перекличка происходила? Все душегубы, выстроившись в шеренги, стояли перед Князем и, когда он называл их имя, говорили «я» или «здесь» и поднимали вверх руку?

– Наверное, я испугалась…

– Наверное? – усмехаясь, переспрашивает Князь. – Ты не уверена в этом?

– Не то, чтобы не уверена, просто… Понимаете, я ведь уже встречалась с «горожанами». Даже просто вспоминать о них тошно… Я буквально ощущаю в носу и в горле эти запах и привкус…

Я заглядываю Князю в глаза и… Мои червяки боязливо жмутся друг к другу в груди. Он мне не верит. От осознания этого я ощущаю, как по спине волнами бегут мурашки.

– Я думаю, – начинает Князь, подходя ко мне, – что ты скрываешь от нас что-то.

– В-вам кажется, – пытаюсь я говорить увереннее, но голос предательски дрожит в самый неподходящий момент.

Князь берет меня за подбородок, долго вглядываясь в мое лицо. Прищурив глаза, он усмехается, а я готова попрощаться с жизнью. Потому что именно так усмехаются злодеи, готовые вот-вот избавиться от ненужного свидетеля.

Чувство, что я вот-вот потеряю сознание, ко мне не приходит. Нет ни боли, ни тряпки с неприятным запахом. Только внезапная усталость накатывается на меня огромной волной и наступает темнота.

Очнувшись, я понимаю, что больше не нахожусь в кабинете Князя. На сей факт мне указывает помещение без окон, с одной лишь дверью, к которой приварена небольшая решетка сантиметров так тридцать на сорок. На потолке, на не вызывающем доверия проводе, висит круглая лампочка, оранжевым светом освещавшая комнату.

Я поднимаюсь с пола, проверяю сохранность жетонов, спрятанных под одеждой, и решаю выяснить свое местоположение.

Подойдя к двери, заглядываю за решетку, но за ней нет ничего, кроме коридора с обшарпанными стенами. Напротив моей двери располагается еще одна дверь. «Звать кого-нибудь или нет?» – вот в чем вопрос. С одной стороны привлекать к себе внимание не хочется, пусть те, кто меня сюда поместил, думают, что я все еще в отключке. С другой же… Должна же я у кого-то узнать, за что со мной так обошлись?

– Эй, есть тут кто-нибудь?

Какой же идиотский вопрос. Но, к сожалению, придумать в такой ситуации другой просто невозможно.

– Я проснулась и хочу поговорить, – говорю я, пальцами стискивая прутья решетки.

А пока говорить со мной никто не хочет, подумаем. Хорошенько так, с расстановками и пафосными умозаключениями.

Стала ли я для Князя врагом? Вряд ли… Скорее всего, я сделала что-то, что… Расстроило его? Разозлило? Разочаровало? Озадачило? Хм… Даже и не знаю, что выбрать. Если Князь – главный злодей этой истории, то какова его цель?

Я могу понять, зачем он привозит сюда людей. Мы для него мясо. Живая, рабочая сила. Но зачем он на самом деле обследует город? Что-то ищет? Да, скорее всего, именно так. Но ищет ли он Центр управления? Вряд ли. Вот нутром чую, что не его он ищет. Может, он ищет Костю? М-м нет. Поисковые группы были и два года назад, когда Костя еще жил в лагере, а перебоев с энергией не было. Значит, Князь и не генераторы ищет.

Тогда…что? Или кого?

Я вспоминаю о послании, оставленном кем-то в игровом автомате. «Привет, везучие неудачники! Добро пожаловать в обитель вседозволенности. Если хотите покинуть это место, будьте очень внимательны и сообразительны». Если бы я была психологом или криминалистом, то без труда смогла бы составить психологический портрет этого шутника. Но так как нужного образования и навыков у меня нет, придется рассуждать так, как получится.

«Везучие неудачники» – такая яркая насмешка. Тот, кто написал это, смеется над теми, кто попал в Клоаку. Но потом он или она явно дает понять: выход есть. Нужно только быть «внимательным и сообразительным».

В квартире, в которой я спряталась в первую ночь, были правила. И последовав им, я выжила. Я была внимательной. Я уверена в том, что в городе полно подсказок. Весь город, несмотря на то что я о нем узнала, и в самом деле больше напоминает территорию для проведения квеста.

Я легонько прикладываюсь лбом о решетку. Одной думать обо всем слишком сложно и утомительно. Если бы Князь и Дмитрий не узнали о том, что я выходила за пределы лагеря, то я смогла бы поговорить обо всем с Сергеем и Машей. И кому я попалась на глаза, чтобы меня сразу же посадили в… И кто тут гений?..

Хлопнуть бы себя по лбу, да руки грязные.

– Саша, ты здесь?

Я прислоняюсь щекой к решетке, будто бы так угол обзора становился больше.

– Это Нина. Саша, ты слышишь меня?..

Саша же, да?.. Черт. Как Костя называл брата? Саша? Паша? Кеша?.. Почему в такой важный момент меня заклинило?

– Я не называл тебе своего имени, – слышу я.

Фух, значит, Саша. Память меня еще не подводит.

– Не называл, – произношу я, рассматривая лицо стоявшего за соседней дверью Тихони. – И если ты не глуп, то поймешь, откуда я его знаю.

Задумывается. Естественно, что его имя в Клоаке мог знать только один человек. И если Костя назвал мне его, то меня, как минимум, можно приравнять к «своим».

– Почему я должен тебе верить? – спрашивает он.

– Потому что, во-первых, я в Клоаку попала одновременно с тобой. А во-вторых, я хочу выбраться отсюда так же сильно, как и ты.

Ты же именно этого хочешь, да?

– Признаюсь, я не планировала встретиться с тобой вот…так, – говорю я, скривившись. – Но раз уж мы можем поговорить…

Интересно, а кто-нибудь может нас подслушивать?

– Кроме нас здесь кто-нибудь еще есть?