Текст книги "Клоака. Станция потери (СИ)"

Автор книги: Анна Муссен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Вторая остановка – Десять пассажиров

Поезд вновь останавливается в туннеле, но на этот раз никто из оставшихся в вагоне людей не спешит по этому поводу возмущаться. Правда находятся те, кто пытается вызвать машиниста по радиосвязи и спросить у него о том, что же произошло на оставшейся позади нас платформе, но вместо мужского голоса, объясняющего сложившуюся ситуацию, из динамиков доносится одно лишь странное хрипение.

Помехи ли это или что-то еще я не знаю, да и узнавать, если честно, не хочу.

Сладко неведение.

– У кого-нибудь связь ловит? – спросила девушка, до этого стоявшая в компании молодых людей, обсуждавших недалеко от меня поход в кино.

Ее друзья вышли на той станции, а она осталась здесь, с нами. Повезло, ничего не скажешь. А вот как воспринимать это везение, зависит от того, с какой интонацией произнести слово «повезло». Она здесь, в туннеле, под несколькими метрами бетона и земли. Выбраться самим нам не удастся, это точно. Спасет ли нас кто-нибудь?

Обязаны спасти.

Вот только отчего спасать? Те, кто остался позади, знают отчего. Только вряд ли они нам теперь расскажут.

Не хочется, конечно, думать, что они все…того, но так кричать…

Незаметно для остальных, чтобы не сочли неуравновешенной, встряхиваю головой, отгоняя от себя мысли о плохом.

– Чертова дешевка!.. – обзывает девушка свой телефон, нервно трясся устройством связи над головой.

В любой другой ситуации это показалось бы мне странным и несколько комичным, но в данный момент…

– Зачем только купила эту подделку?..

Девушка была типичным представителем своего поколения. Длинные волосы, выкрашенные в черный цвет, блестят даже под тусклым светом вагонных ламп. Подкатанные до щиколоток джинсы, кроссовки без носок и легкая кожанка-косуха – те атрибуты, которые в апреле месяце в нашей стране на себя натягивают только сумасшедшие. Вчера целый день шел снег, а она сегодня так вырядилась, будто живет на побережье.

На мне же только шарфа с шапкой нет, но простеганную изнутри теплым материалом парку я еще долго ни на что не променяю. Пусть и ношу нараспашку, зато, если погода закапризничает, я останусь в теплом «коконе», у которого даже капюшон имеется.

– На этой ветке сети никогда нет, – спокойно произносит другой пассажир. – Дело не в телефоне.

Достаю из кармана свой смартфон и проверяю наличие в верхнем углу экрана заветных палочек – показателей наличия связи – но ничего нет. Вместо них высвечивается значок, похожий на дорожный «кирпич».

Время 01:25.

Мы ехали двадцать две минуты по пути, который обычно занимает только две. Как же мы умудрились так долго ехать?..

Забираюсь на сиденье с ногами, встаю на колени, собираясь хоть что-нибудь разглядеть в темных окнах вагона, но останавливаюсь в нескольких сантиметрах от стекла, смотря на собственное лицо. Волосы, слишком коротко отстриженные под Новый год, все еще не отросли даже до линии подбородка, хотя красить такую длину куда удобнее, чем ту, которая у меня была до этого. Коробочку с краской «перламутровый блонд» я никогда не прекращу покупать. Уж слишком полюбился мне этот цвет, а мой блекло-русый уже давно забыт как страшный сон. Ради сегодняшней «гулянки» мне даже удалось чуть подвить кончики, и теперь они мило пружинили при каждом движении головы.

– Как думаете, что там произошло?

Оборачиваюсь на голос и наконец-то решаюсь обвести взглядом всех оставшихся пассажиров.

Кроме меня и той девушки в вагоне застрял мужчина лет сорока, напомнивший всем пару минут назад о том, что «на этой ветке сети никогда нет». Он в метро гость не частый, слишком уж выбивается из общей массы. Костюм дорогущий. Слишком дорогие часы и ботинки, не выпачканные в уличной грязи. В его внешности слишком много «слишком». Откуда тогда знает о качестве связи в подземке остается для меня загадкой. Такие люди как он обычно снимаются в рекламах и представляют различные стоматологические клиники на уличных баннерах. Таких ровных и белых зубов просто от природы быть не может! Ни у кого. Да и сам он весь такой…ухоженный. Как-то даже слишком…

– Чего тут думать? – довольно резко отзывается полноватая женщина. – И так все понятно. Телевизор что ли не смотрите?

– Не смотрим и Вам не советуем, – произносит пожилой мужчина. – Вранье все в Вашем телевизоре. Только газеты еще печатают правду.

Телек не смотрю. Газет не читаю. Что в мире делается, знаю только из новостей в Интернете, да по разговорам одногруппников. Могло ли и у нас случиться что-то плохое? В столь поздний вечер, когда людей все же меньше, чем утром? Да еще и в выходной. Понятное дело, когда такое совершают утром понедельника, в час пик, когда все едут на работу. А в воскресенье, почти что в десять часов… Нелогично как-то.

Но, возможно, я просто ничего в этом не смыслю.

Продолжаю оглядываться.

В вагоне есть еще парочка человек, но они сидят далеко от нас и никакого участия в разговоре принимать не собираются. В прочем, как и я. Ничего дельного все равно не скажу. Мыслей о том, что случилось на платформе тоже никаких. Лучше молчать и не мешать думать остальным.

Шшш… Х-х-хы-ы… Шшш…

Невольно поднимаю взгляд к динамику. Может, машинист хоть что-нибудь скажет? Посоветует не беспокоиться и сохранять спокойствие. Так ведь они должны поступать в непонятных ситуациях? Или так они говорят только в фильмах, а в жизни машинист сейчас и сам ничего не понимает, пытаясь связаться с кем-нибудь из руководства и узнать у них о своих дальнейших действиях.

Шшш… Х-х-хы-ы… Шшш…

– С ним же там ничего не случилось?

Хороший вопрос. Что могло случиться с человеком, сидящим в комнатушке метр на метр, если не меньше, за закрытыми дверьми? По просмотренным мною ужастикам смело заявляю, что многое. И лучше никому туда не ходить и ничего не проверять.

Еще окажется, что дверь в кабину открыта, и никого в ней нет…

– Нужно дойти до головы поезда и узнать у машиниста, что произошло на станции.

Да, конечно. И почему нелогичные действия персонажей из фильмов теперь не кажутся мне такими уж нелогичными? Вон, люди вокруг меня собираются поступить точно так же, как те любопытные, которых в фильмах убивают самыми первыми. Нехорошо. Это нехорошо.

– Думаете, никто из первого вагона до этого еще не додумался? – спрашиваю я, обращая на себя внимание остальных.

Кажется, будто до этого они меня вообще не замечали. А тут я сама голос подала и…

– Наверняка додумались, – говорит «дорогущий» мужчина, задумчиво потирая подбородок. – Но в любом случае нам нужно перейти в другой вагон, чтобы проверить самочувствие остальных пассажиров.

– Вы врач? – спрашиваю я.

Чего это он о чужом самочувствии беспокоится?

– Вроде того, – произносит он, ободряюще мне улыбнувшись.

Зашибись. Врач есть. По сюжету еще должны быть плакса и парочка неразлучных влюбленных, которые особой роли в этой заварушке не сыграют. Еще загадочный тихоня, который всех спасет и «злодей», который в решающий момент всех бросит. И, конечно же, главный герой, от лица которого будет идти повествование… А, нет. Еще должен быть тот, кто в курсе происходящего и скрывает это знание от остальных до определенного момента. Но этим персонажем может оказаться и загадочный тихоня, и злодей, так что…

– Тогда пойдемте?

«Черноволосая» – окрещу ее так – недовольно топает ногой и скрещивает на груди руки. На роль плаксы она точно не подходит. Может, ей суждено быть злодейкой? Хотя…вряд ли. На тихоню она тоже не похожа, а вот на роль главной героини… Стоп, а разве ею должна стать не я? Вновь смотрю на свое отражение в окне, а потом кошу взгляд на «черноволосую». Опять на себя, затем на нее.

Нет, я до главной героини не дотягиваю. И это даже обидно как-то…

Но ведь я и не «плакса». Правда же? И в паре ни с кем не состою… Останусь я второстепенным персонажем, о котором потом никто и не вспомнит… Черт.

– Мы собираемся выдвинуться в сторону первого вагона! – громче, чем говорил до этого, произносит Врач, обращаясь к тем, кто сидит в другой части вагона. – Пойдете?

Молодая женщина с ребенком качает головой, прижимая свое чадо ближе к груди. Ей точно идти никуда не хочется. Трое молодых парней, сидящие напротив нее, тоже отказываются. Полноватая женщина, предположившая, что в метро произошел теракт, уже стоит рядом с Врачом, желая побыстрее узнать, что же на самом деле случилось.

В вагоне нас ровно десять. Маловато, конечно, но если подумать, то в этом не было ничего удивительного. Я зашла в четвертый, кажется, вагон. Это практически середина состава. На станции, которую мы проехали, расположен переход на другую ветку. Поэтому-то людей в вагоне и было так много для этого часа – они все собирались на пересадочную станцию. Сейчас же, когда этот пункт остался позади, пассажиров должно было прибавляться понемногу на каждой последующей станции, но…

Вспоминаю о тех, кто вышел.

О женщине, надушенной духами. И о мужчине с рюкзаком. Что же там произошло? Все люди выглядели озадаченными, но…не испуганными. Поначалу они ведь не казались мне испуганными, да? Или я просто не заметила их состояния? И почему на той станции никто не вошел в вагон? Других людей на платформе уже не было? Их эвакуировали? Они сами сбежали, почуяв неладное? Или же на станцию уже никого не пускали, а про наш поезд забыли?

Не понимаю. Вопросов много. Ответов никаких.

И чем больше я об этом думаю, тем хуже мне становится.

Я ведь собиралась спокойно доехать до дома. Принять душ, поужинать и посмотреть сериальчик. Только вчера нашла кое-что новенькое. Весь день думала о том, что произойдет в следующей серии. Концовка была такой интригующей, а в превью будущего эпизода умудрились запихнуть столько всего, что я еле-еле убедила себя уйти с сайта, выключить компьютер и лечь спать.

Если бы знала, что сегодняшняя вылазка из дома закончится вот так, ни за что бы не встала утром с кровати.

– Девушка, вы пойдете? – обращается ко мне Врач с вопросом. – Или остаетесь?

За своими размышлениями и я не заметила, как группа тех, кто уходит, собралась. Мне с ними идти не хочется. Определенно я не хочу знать, что произошло там, на станции, и что сейчас с машинистом. Лучше оставаться на одном месте и не лезть туда, где тебя не ждут.

Это главное правило тех, кто хочет выжить.

– Я остаюсь.

Мужчина кивает мне и идет в сторону двери, ведущей в другой вагон. Вместе с ним уходит и Черноволосая и полная женщина с пожилым мужчиной. В последний момент подрывается парень из той тройки и так же присоединяется к ним, обещая своим друзьям все разузнать и вскоре вернуться обратно.

Те между собой переглядываются, но его не останавливают. Мол, иди-иди, мы тебя тут подождем.

Как мне это не нравится.

В груди будто что-то копошится, и я знаю, что это страх. Точно так же я ощущала себя, когда училась в школе и ждала маму с родительского собрания, зная, что про несказанную двойку или прогулянный урок получу от нее по первое число. Конечно, тот страх и нынешний сравнивать нельзя, но чувство-то это одно и то же.

Я где-то читала, что страх – самая сильная человеческая эмоция. Ни любовь, ни ненависть неспособны сподвигнуть людей на те поступки, которые зарождаются в нас из-за страха. Боясь, мы способны на многое.

И, к сожалению, нам это не всегда засчитывается в плюс.

Наша группа смельчаков ушла и я оглядываюсь назад, чтобы еще раз обвести взглядом тех, кто остался. Молодая мама отсела в самый конец вагона, чтобы перешептывающиеся между собой парни не разбудили ее ребенка. Четверо. Я пятая. И все.

– И никого не стало… – шепчу конец знаменитой, как мне кажется, считалочки, порицая себя за необдуманную шутку.

Там все плохо закончилось, а мысли материальны. Если думать о плохом, то оно обязательно случится. А если о хорошем…

Пожалуйста, пусть мы уже поедем. Пусть все на той станции будет хорошо. Пусть это будет каким-то розыгрышем. Глупым. Неудачным. Уголовно наказуемым, но розыгрышем. Не хочу я быть втянутой в передрягу такого масштаба. Просто не хочу. Мои мечты о зомби-апокалипсисе всего лишь идиотские мечты идиотки, которой скучно живется в ее повседневной рутине. Дом-учеба-дом. Я согласна на это. Хочу обратно вернуться в серые будни и ничем не выделяться из толпы таких же, как и я, студентов-выпускников.

Мне вообще еще диплом писать. И антиплагиат с ним проходить. Самой. А эта программа считает плагиатом каждое заумное слово. И ведь никому, ничего не докажешь… Прогнившая система высшего самообразования.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, иду в ту сторону, куда только что ушла часть моих попутчиков. Заглядываю в окошко, чтобы рассмотреть происходящее в другом вагоне. Там пассажиров побольше, чем у нас. Врач активно жестикулирует, пытаясь что-то объяснить «лидеру» вагона номер три, но тому то ли не нравится его идея идти в голову поезда, то ли что-то еще, но вид у мужчины хмурый и недовольный. Он качает головой, будто Врач ему своими разговорами уже успел надоесть. Благо глаза, как школьница, не закатывает, а так, самая настоящая девочка-подросток, ссорящаяся с подружками.

Сажусь на тройное место и на секунду задумываюсь о Шурке и Эле. Они наверняка уже вышли на улицу, когда я доехала до следующей станции. Знают ли они о том, что произошло? Волнуются ли обо мне хоть немного или же злорадствуют, поговаривая, что так мне и надо? Конечно нет. Шурка на злорадство неспособна, а Эля… Эля тоже. Она скорее вообще обо мне думать не будет, чем позволит своей рыжеволосой голове забиться размышлениями обо мне «правильной».

Просьба…х-х-х…пассажиров…занять…х-х-х…места…и…ш-ш-ш…сохранять спокойствие…х-х-х…

От голоса машиниста, пусть и прерывающегося, мне становится спокойнее. С ним все в порядке, а я не героиня в ужастике. Сейчас мы тронемся с места и уедем куда-нибудь в депо, где спокойно и безопасно. Оттуда наверняка есть запасной выход на улицу. Обязательно должен быть.

Аварийный выход есть всегда.

Наверху нас уже ждут милиционеры…тьфу ты, полицейские, врачи и пожарные. Представляю, как мерцают в темноте красно-синие огни мигалок на служебных машинах. Да, все будет хорошо и ничего плохого со мной не случится. Осталось только доехать до депо.

До меня доносятся тихие всхлипы.

Поворачиваюсь на звук.

Ребенок проснулся. Женщина ему улыбается и что-то шепчет. Наверное, говорит, что все уже закончилось, и скоро они будут дома. Конечно же, ребенок ни слова не понимает, но нежный голос и спокойный тон матери отчетливо слышит, поэтому до детской истерики не доходит. Парни так же, как и я, облегченно вздыхают, поднимаясь на ноги. Они идут в мою сторону, чтобы, как я думаю, позвать своего друга.

Ничего больше узнавать не нужно, а значит смысла в их разделении никакого.

Но стоило им только сделать несколько шагов по направлению ко мне, как свет в вагоне отключился. Неприятно сидеть в полнейшей темноте в такой ситуации, но я успокаиваю себя тем, что мы вот-вот поедем. Бояться нечего, но кончики пальцев на руках и ногах предательски немеют от внутреннего холода, а копошащиеся в груди «черви страха» предупреждают меня о чем-то…плохом.

Двери в вагон открываются резко и с грохотом.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не зареветь от безысходности. Не знала, что я такая трусиха и истеричка.

– Нафига он двери открыл? – спрашивает один парень у другого, и в вагоне становится светлее.

Они достали из карманов телефоны, и теперь белый свет от их экранов позволяет им, а заодно и мне, хоть что-то разглядеть.

– Нажал, может, не туда, – со смешком произносит другой.– В темноте кнопку перепутал.

Парни решают посмотреть на туннель. Они расходятся. Один направо, другой налево. Высовываются из вагонов, наполовину оказываясь снаружи, и светят куда-то вдаль и вниз, стараясь разглядеть…что-то.

Не нравится мне это.

– Эй, а если он сейчас двери без предупреждения закроет? – шепотом спрашиваю я, на что в ответ получаю лишь тихое хмыканье от кого-то из них.

– Не закр… А-а!..

Свет справа исчез.

Я подрываюсь с места, скорее инстинктивно, чем желая узнать, что произошло, но тут же теряю силы в ногах и плюхаюсь обратно, когда свет потухает и слева. Другой парень просто исчез из вагона. Без вскрика. Я смогла только разобрать звук упавшего на пол предмета. Тяжелого. А потом…нет, не могу описать. Будто…этот предмет стащили вниз. На рельсы. Туда, где ничего и никого не должно быть.

Ребенок начинает плакать. Громко и истошно. Разве мог он заметить что-то? Понять? Нет, не мог. Говорят, что маленькие дети чувствуют, когда рядом происходит что-то плохое. Может и сейчас?.. Нет. Не нагнетай, Нина. Все хорошо. Все будет хорошо. Обязательно. Парни просто свалились вниз. Оступились. Сами. Их никто не стаскивал. Никто. Некому их стаскивать. Один испугался, поэтому закричал, а второй… Второй просто спокойный. Я вот тоже навряд ли закричу, даже если труп увижу, а Элька, например, визжать так будет, что все актриски в наших сериалах обзавидуются ее актерскому мастерству и таланту.

Мысли об Эле меня успокаивают, но ненадолго.

Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

На полу что-то есть. Что-то забралось в вагон. Я это чувствую. Посторонних. Закрываю рот, плотно прижимая ладонь к губам. Нельзя дышать. Нельзя хныкать. Нельзя издавать звуков. Нельзя. Подтягиваю ноги к груди и полностью забираюсь на сиденье.

Меня здесь нет. Меня здесь нет.

Ребенок на другом конце вагона начинает плакать громче, и это «что-то» быстро направляется туда. Оно не ходит. Я не слышу шагов. Оно ползет, как змея. В голове я ярко представляю, как что-то мерзкое, извиваясь, приближается к матери и ее ребенку. Я не знаю, что оно собирается сделать или что оно через несколько секунд сделало, но детский крик внезапно прервался.

Женщина, на вид она была на пару лет старше меня, звуков вообще не издала.

В вагоне стало тише.

Я закрываю глаза и утыкаюсь в собственные колени, сжимаясь в маленький комочек. Оно приближается ко мне. Оно внизу, подо мной. Я чувствую это. Оно проверяет, не осталось ли в вагоне кого-нибудь еще. Задерживается у дверей, ведущих в другой вагон. Там произошло то же самое? Не дышу. Не шевелюсь. Нельзя подавать признаков жизни.

Здесь больше никого нет, поэтому уходи. Уходи туда, откуда выползло.

Я не религиозна, ни во что Высшее не верю, но, если Ты есть… Если правда есть что-то, что нас, людей, защищает, пожалуйста, убери этого монстра. Я не хочу умирать вот так вот: одна, в темноте, не понятно за что… Это несправедливо. Я никому и ничего плохого в жизни не сделала. Ни над кем не издевалась и не смеялась. Никого не обсуждала. Никого не подставляла.

В мире полно людей, заслуживающих вот такой смерти, и я в их число не вхожу.

Хочется верить, что мою мольбу услышали, потому что сначала пропали «черви», потом захлопнулись двери, и в последнюю очередь зажегся свет. Не знаю, сколько времени я еще просидела не шевелясь, но когда я подняла голову и осмотрелась, то во рту появился горький привкус.

Идиотская считалочка. И я идиотка, раз в такой ситуации о ней вспомнила. Потому что мысли материальны, а в вагоне кроме меня больше никого не осталось.

Третья остановка – Перекличка

Поезд трогается с места, а я…наверное, я еще долго сижу одна, смотря в самую дальнюю точку вагона. Не хочу шевелиться. И моргать не хочу, хотя глаза уже слезятся от усталости. Или же это самые настоящие слезы? Не знаю. Быстро стираю их со щек твердой тканью парки. На рукаве остается след от пудры, но это меня сейчас мало волнует. Надо встать, посмотреть, что творится в соседних вагонах, но я просто не могу заставить себя опустить ноги на пол, по которому только что что-то ползало.

Что-то, что утащило в туннель четырех человек.

Это уже не похоже на розыгрыш или неудачную шутку. Наши люди так не шутят. Уж не знаю почему, но наш юмор отличается от иностранного, в котором каждый второй рыгает, кого-то пугает и так далее по брезгливому и вонючему списку. Наши до такого то ли никак не додумываются, то ли, и правда, брезгуют.

Ну или же боятся получить за свои шутки по голове. У нас кулаками махать не брезгают: раз бьют, значит было за что.

– Ты как?!

От неожиданного вопроса я подрываюсь с места и падаю вниз. Коленка сразу же дает о себе знать острой болью. Я тру ее, стараясь заглушить боль, а в это время кто-то одним рывком поднимает меня вверх, усаживая обратно на сиденье.

– Эй!

Врач обеспокоенно смотрит мне в глаза, крепко держа за плечи.

– Где-нибудь поранилась?

На столь простой вопрос я могу лишь покачать головой.

Не знаю, верит он мне или думает, что раз могу хоть как-то реагировать на его слова, то со мной все нормально, но он кивает мне и поднимается в полный рост, осматривая вагон.

Хорошо, что среди нас оказался доктор. Такой человек во время катастроф на вес золота для таких, как я. Я ведь, хоть и просмотрела множество медицинских сериалов и документалок, даже первую помощь оказать не смогу. Моих знаний хватит только на то, чтобы не вытащить из тела какой-нибудь прут, дабы не началось кровотечение.

Даже вывихнутый сустав обратно вставить не смогу.

– Побудь с ней. Я схожу до следующего вагона.

Парень, «сбежавший» в третий вагон в последний момент, ничего не говорит, только озирается по сторонам в поисках своих друзей, которых…

– Ты меня слышал? – уже громче и строже произносит Врач.

От его голоса и я, и парень вздрагиваем одновременно.

– С-слышал.

– Отлично. Я сейчас вернусь.

Врач оставляет меня на попечение этого завсегдатая фитнес центров, а сам быстро переходит в другой вагон. Спустя пару секунд парень так же делает несколько шагов вперед, до того места, где еще недавно сидел вместе со своими друзьями. О чем он сейчас думает? Жалеет, что ушел или радуется тому, что остался невредим?

Рассматриваю его получше, чтобы самой отвлечься от плохих мыслей.

Парень много времени проводит в зале. Нет, он качком не кажется. Во всяком случае, под одеждой я мускулов не разгляжу, но как еще объяснить оставленные на сиденье три спортивные сумки? Разве в здравом уме кто-нибудь станет тратить вечер воскресенья на тренировку? Я вот точно бы не стала. Не знаю, с чего пошла мода на ведение здорового образа жизни, но почему-то правильным питанием и тренировками в спортзале дело не ограничивается. Большинство людей, тренирующихся в фитнесе напротив моего дома, я могу узнать на улице даже в повседневной одежде.

Все они какие-то…одинаковые.

Наверное, чтобы попасть в зал, на ресепшене нужно пройти специальный досмотр и понравиться тренерам. Девушка, у Вас волосы выкрашены в блонд или черный? Выпрямлены? Блестят? Вы накрасились перед двумя часами усиленной тренировки? А-а, еще и бархатный спортивный костюмчик имеется? Нет? Как нет? Уже не модно? Обтягивающие ноги лосины и коротенькие топы, закрывающие только грудь, в тренде? А мы и не знали…

Против воли губы растягиваются в ухмылке.

Нет, нельзя в такой ситуации улыбаться. Точно же сочтут за умалишенную. Хотя, кого в такой ситуации это будет волновать? Свихнулась девчонка, да и хорошо. Раз крыша поехала, значит, было чему ехать.

Отчего-то парней в спортивных штанах из плотного трикотажа я на дух не переношу. Еще и эти резинки на щиколотках… Мне всегда казалось, что ношение подобной формы исключительная прерогатива девочек от пятнадцати до семнадцати. На уроках физкультуры в школе.

Признаюсь, сама носила подобные штаны. Правда черные, а не серые. С розовыми вставками по бокам…

Мое фэшн-криминальное прошлое.

– Мои друзья?..

Парень смотрит на меня так, будто я могу развеять его сомнения. Вселить в него хоть какую-нибудь надежду на то, что с его друзьями все в порядке. К сожалению, слов утешения у меня нет. Говорить ему мне нечего. Утешать как-то…бессмысленно. Мне не жаль его друзей, потому что я их не знала. Поэтому слова соболезнований прозвучат, по меньшей мере, глупо. По большей – лицемерно.

Мне остается только покачать головой.

– Я-ясно…

Вот и весь разговор.

В третьем вагоне осталось целых двое. А, возможно, и больше. Я никогда не умела выбирать верного направления. Будь то лотерейки, тесты или что-то другое, в чем была необходима удача, я никогда не выигрывала. Из двух вариантов всегда выбираю неправильный. Иногда мне кажется, будто в детстве меня кто-то сглазил. Цыганка какая-то, например. Кажется, они реально могут такое проворачивать. То есть взаправду, а не понарошку.

Потому что не может нормальному человеку так не везти по жизни, как мне.

Нет, конечно, в какой-то степени мне повезло. Я сейчас могу думать и размышлять о том, что было бы, уйди я вместе с ними. Утащили бы меня там, в третьем вагоне? Спаслась бы я так же, вжавшись в сиденье? Или…нет, здесь только два варианта. Или так или эдак. Третьего не дано.

А вот моим исчезнувшим попутчикам сейчас не для подобных монологов. Но…

Может, они вовсе не умерли?

Может… Может. Все может быть. Нет тела – нет дела.

Врач возвращается быстро и…один.

Неужели в тех вагонах никого не осталось?

– Есть парочка человек, но до них не достучаться, – произносит он, замечая мой вопросительный взгляд.

Не достучаться?.. В смысле, что они там заперлись и не открывают двери или же не «достучаться» в психологическом смысле?

– На этот раз пойдешь с нами?

Глупый вопрос. Киваю.

– Хорошо, – говорит Врач, и мы покидаем наш четвертый вагон.

Несмотря на то, что весь состав новый, третий вагон от нашего разительно отличается: он светлее и чище. Лампы на потолке отсвечивают белым, а не желтым светом, из-за чего коридор вагона кажется шире и просторнее. Я быстро нахожу взглядом тех, кто остался от моей «группы». Врач и… Как же мне назвать нашего спортсмена?.. Спортсмен. Вполне подходит. И Черноволосая. Четверо из четвертого вагона. Ни полноватой женщины, ни пожилого мужчины. «Лидера» третьего вагона тоже нет.

– Мы должны идти дальше, – произносит Врач.

Но его инициативу теперь мало кто поддерживает.

– Мы должны узнать у машиниста, что произошло.

Он говорит как какой-нибудь политик перед выборами. Только трибуны и микрофона не хватает для его избирательной кампании.

– А если машиниста там уже нет? – спрашивает Черноволосая.

– А кто тогда управляет поездом?..

Ребенка, задавшего это вопрос, я поначалу и не заметила. Мне даже кажется, что мальчика до этого момента вообще никто не замечал. Под нашими удивленными взглядами ему стало неуютно. Интересно, где его родители? На вид ему лет десять. Может, одиннадцать. Без рюкзака за спиной, одет в обычную куртку и джинсы.

Вряд ли в метро он спускался без взрослых.

– Как тебя зовут?

Врач вновь берет инициативу в свои руки. Он подходит к мальчику и опускается перед ним на колено, чтобы скрыть заметную разницу в росте.

– Тема, – отвечает мальчик.

– Артем, значит.

Мальчик качает головой, не соглашаясь с уверенным предположением Врача.

– Нет. Я Артемий.

Врач подавляет в себе смешок.

– А я тогда дядя Сема. Семен. Приятно познакомиться, Тема.

Мальчик кивает в знак приветствия.

– Пора узнать имена и остальных, да? – спрашивает у него Врач, оборачиваясь к нам.

И почему-то в первую очередь он смотрит именно на меня. Может, он считает нас – меня, Спортсмена и Черноволосую – «своими», поэтому-то и начинает с тех, с кем в одном пространстве находился чуть дольше, чем с другими?

– Нина, – представляюсь я, передавая эту эстафету Спортсмену.

– Сергей, – произносит он, смотря на Черноволосую.

– Белла, – говорит она, откидывая длинные волосы назад.

Видимо на наших лицах исказилось легкое недоверие, поэтому Черноволосая раздраженно цокает языком.

– Меня реально так зовут.

Четверо из четвертого вагона… Каламбур и злая шутка в одном флаконе.

– Я Маша, – говорит девушка примерно моего возраста, которую про себя я буду называть Учительницей.

Внешне она и правда напоминает мне молоденькую учительницу младших классов, только пришедшую на работу в школу после института. В длинной шерстяной юбке, сапогах до колен и коротеньком пуховичке ядовитого голубого цвета. И разумеется с гулькой из русых волос на голове и в очках. Самый что ни на есть стереотипный стереотип стоит передо мной и мило всем улыбается. Если она, в самом деле, окажется учительницей, то я даже не удивлюсь.

Маша подходит к Теме и садится на пустые сиденья, подзывая мальчика занять место рядом с собой.

– Тем, а с тобой кто ехал?..

Ребенок не отвечает. Лишь отводит в сторону взгляд и поджимает дрожащие губы.

Учительница оборачивается к нам, будто мы знаем, что в этой ситуации делать.

– Долго мы едем…

От такой простой фразы у меня по позвоночнику бежит волна мурашек. Произнесший это мужчина был возраста Врача. Странно, что я не обратила на него внимания в самом начале. Таким огненно-рыжим волосам Элька бы обзавидовалась. У нее локоны были темно-медного оттенка, и ей постоянно приходилось доказывать окружающим, что это ее натуральный цвет волос. А тут не придерешься. Такого цвета красками не добиться.

Мужчина стоит напротив дверей, одиноко всматриваясь в темноту туннеля, по которому мы едем. Я достаю из кармана телефон и смотрю на время.

01:48

Сколько прошло с того момента, как поезд продолжил движение?

Больше пяти минут. Это точно. Мы едем медленно, но все-таки едем. Двигаемся.

Осматриваюсь.

На лицах у моих попутчиков застывают задумчивые выражения. Каждый из них сейчас пытается подсчитать время, которое мы находимся в пути, и от собственных вычислений им становится дурно.

Во всяком случае, Маша стремительно бледнеет.

– Я Дмитрий, – наконец-то представляется рыжий.

Вот все и познакомились. Когда я смотрела в этот вагон в первый раз, то людей в нем было значительно больше. Возможно, из-за того, что нас было только пятеро, я и осталась невредима. То существо… То, что пробралось в вагон, определенно реагировало на шум. И, возможно, на свет. Парни и ребенок привлекли к себе внимание. Я же забилась в угол и молчала.

Страшно представить, что творилось в этом вагоне, когда в нем находилось человек…пятнадцать. Паника. Страх. Крики… Нет, криков я не слышала. Или же не хотела слышать?..

– Нас могли пустить по запасному пути, – произносит Семен, поднимаясь с колен.

Он оставляет Тему на попечение Маши.

– Мы до них еще не доехали, – отрицает его истину Дмитрий, качая головой.

– Вы работаете в метро?

– Можно и так сказать, – произносит он, и его губы растягиваются в легкой усмешке. – В любом случае, мы едем слишком долго. И это не запасные пути.

Я смутно себе представляю устройство метрополитена. Для меня это большой муравейник со множеством ходов-туннелей. Я даже не знаю, может ли один туннель проходить над другим? А есть ли туннели-перекрестки? Для меня это тайна покрытая мраком и разгонять этот мрак я не собираюсь.

– Ладно. Если никто не хочет идти в первый вагон со мной, то я и сам схожу.

Врач больше с собой никого не зовет, и ждать никого не собирается.