Текст книги "Клоака. Станция потери (СИ)"

Автор книги: Анна Муссен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Кто бы мог подумать, что маленький ребенок окажется подстрекателем? Или он увязался за взрослыми ради любопытства? Так или иначе, об этих троих не стоит лишний раз думать. Потому что мысли материальны. Хотя, признаться, я беспокоюсь из-за них. Особенно из-за Семена. Он знает, что я доехала до конечной станции. И это значит, что он в курсе моего «богатства». Расскажет ли он обо мне Князю? Или уже рассказал? Поэтому Князь потешался надо мной и над моими попытками изобразить испуганного ночевкой на улице котенка? Что же делать?..

Нужно будет поговорить об этом с Сергеем. Вместе мы точно что-нибудь придумаем. А еще нужно разузнать, где держат Беллу. Не очень-то она мне нравится, если честно, но… Вместе мы сюда попали, вместе и должны отсюда выбраться. Соберем десять жетонов и… И я опять чувствую себя дурой. Ну какие десять жетонов мне нужно собрать? У меня их и так уже девять. Один получу от Князя и все! Свобода! Только найдем нужную станцию и уедем отсюда!

Нет… Стоп, не так. Уехать ведь смогу только я… Это ведь мои десять жетонов. Мой ключ к свободе. Я не смогу поделиться им с кем-то. Или отдать. Да я и не хочу помогать кому-то, вредя себе. Это… Опять это отвратительное чувство вины, хотя я ни перед кем не виновата…

– Нина, мы пришли, – произносит Маша, отвлекаяменя от самобичевания.

Я смотрю на нее и понимаю, что ей своими силами десять жетонов не собрать за целую жизнь. Без чужой помощи она отсюда не выберется.

– И что на ужин? – спрашиваю я, пытаясь отвлечься.

Но Маша, не отвечая мне, делает только хуже.

Спасибо за беспокойство, но о местных деликатесах я уже наслышана.

Столовая, ничем не отличавшаяся от моей школьной, располагается в длинном, одноэтажном здании. Внутри него все пространство заставлено столами и стульями. У самой дальней стены стоит несколько витрин, из которых повара накладывают в тарелки душегубам их вечернюю еду. Мы с Машей тоже берем по тарелке и направляемся в сторону общей очереди.

Интересно, смогу ли я съесть крысу? Или я еще не настолько голодна, чтобы…опуститься так низко. В очереди мы с Машей не разговариваем. Она думает о чем-то своем, а я пытаюсь отыскать Сергея. Или Беллу. Но ни одного из них так и не нахожу. Зато я ощущаю, как все смотрят на меня. Исподлобья, не отвлекаясь от своих тарелок, все они смотрят, изучают, думают о чем-то. Чувствую себя обезьянкой в зоопарке. Или выдрессированным животным в цирке.

Как они поняли что я – новичок? Неофит. Навскидку тут человек двести. Нельзя всех помнить даже в лицо. Чем я выделяюсь?.. Отсутствием браслета на руке. Но рукав у парки длинный, они не могут заметить того, что у меня нет этого аксессуара. И я умылась. И одежда не хуже, чем у остальных.

Так чем же?

– Нина, тарелку, – проговаривает Маша, отбирая мою плошку.

Необъятная повариха со злобным взглядом и синюшными тенями на веках, как робот на какой-нибудь продвинутой выставке, зачерпывает поварешкой из огромной кастрюли непонятную бурду и выплескивает ее в мою тарелку. И тут я понимаю, что лучше буду голодать, чем попробую это подобие на суп. В сероватой жидкости плавают такого же плесенного цвета ошметки чего-то неприглядного. Запах настолько резкий, что у меня щиплет в глазах.

– На вкус лучше, чем выглядит, – пытается утешить меня Маша, но я решаю, что пробовать эту похлебку на вкус не собираюсь. – Пойдем… Может, найдем Сергея?..

Дельная мысль, мне многое нужно с ним обсудить.

Но не успеваем мы покинуть очередь и направиться к столам, как я замечаю странное поведение некоторых мужчин, до этого момента сидевших и со спокойным видом хлебавших свой ужин. Они спешно покидают столовую, расталкивая нерасторопных душегубов, и мне хочется верить, что причиной этому становится резкое несварение. Но, к сожалению, уже через несколько мгновений всем становится ясно, что снаружи что-то произошло. Сначала налитая в мою тарелку бурда всколыхнулась, а потом под ногами начинает дрожать пол.

Не к добру это… И крики снаружи тоже не к добру…

Седьмая улица – Вечерний гость

Я всегда предпочитала романтическим комедиям боевики. Почему? Потому что в боевиках герои какие-то…настоящие что ли. Истории их на экранах телевизоров выглядели куда правдоподобнее, чем истории любви школьниц-изгоев и красавчиков-одиночек. Да и смотреть на боевики со стрельбой и драками куда интереснее, чем на сюжеты с сопливыми признаниями, сомнительными предательствами, идиотическими недопониманиями и счастливыми объятиями под дождем в самом конце.

Спустя лет пять.

Где-нибудь на улице.

При нечаянной встрече.

Ведь это так легко, наткнуться на нужного человека в городе-миллионнике, где-то на пешеходном переходе! Я Элю в университетских коридорах, когда надо было, найти не могла, а она рыжая!.. Ры-жа-я! А тут спустя пять лет, на пешеходе…

Ну бред же!..

– Давай! Давай! Прицеливайся!

– Сам прицеливайся!

Ладно, пора заканчивать с лирическими вступлениями, помогающими мне отвлечься от происходящего вокруг, и вернуться в реальность. Если это, конечно, она.

Я оказываюсь на улице вместе с теми, кто при первых выстрелах покинул столовую. Свет в лагере отключился в тот же самый момент, как я выбежала из здания, но…вот что странно. Хоть белого света нигде нет, какие-то лампы все-таки источают свет.

Красный. Аварийный.

Кто вообще придумал, что цвет «аварии» должен быть обязательно красным? Почему не голубым? Или сиреневым? Мятным?.. Розовым уж на крайний случай? Эти оттенки намного светлее и не столь пугающие, как красный цвет!

– Помогите!

– Стреляй!

– Я не вижу, по кому стрелять!

Отовсюду слышны крики и вопли. Иногда сбоку все же мигают вспышки автоматных очередей и от звуков выстрелов закладывает уши, но душегубы патроны понапрасну не тратят. Сказывается «воспитание» Князя и его подручных. Мне хочется в это верить. В то, что какая-никакая дисциплина здесь существует. Но проверять на практике мое предположение у меня нет никакого желания.

Я бегу подальше от здания столовой, надеясь, что дорогу к общежитию, или как оно там называется, я помню верно. Почему я решаю, что нужно бежать?.. Ну… У меня нет ответа на этот вопрос, если бы кто-то решился мне его задать. К сожалению, я осталась одна, и помочь мне некому. С Машей мы разделились, Сергея мне найти не удалось. А довериться тем немногим, оставшимся где-то позади… Не вызывают они у меня ни толики доверия, чтобы просить у них помощи.

Следовало запоминать дорогу, когда нас с Машей вели на ужин, но в тот момент мне вдруг приспичило подумать. Если бы я только знала, что все так обернется… Вообще бы из дома не выходила. Самое гадкое в сложившейся ситуации то, что я не знаю, как мне быть дальше. Могу ли я сбежать под шумок, раз выпала такая возможность? Вдруг второго шанса спастись не представится? Но тут же в голове зреет другой вопрос: «А долго ли я протяну в Клоаке?»

Да, у меня есть еще девять жетонов. Девять безопасных ночей. Но что делать потом, когда «денег» не останется? Я не знаю, как получить их честным путем, а отобрать у кого-нибудь не получится… Сергей сказал, что женщин за пределы лагеря не выпускают, а с мужчинами мне не справиться. Да и даже если бы я напала на какую-нибудь душегубку… Я видела эти браслеты вблизи. Их нельзя снять. А жетон, если верить Сергею, под ним. Не буду же я руки людям отпиливать, чтобы достать жалкую монетку?

Не буду. У меня и пилы-то нет…

Тогда… План с побегом отменяется сам собой.

Я останавливаюсь у какой-то водокачки. Если говорить точнее, то это одноэтажное квадратное здание десять на десять метров с белыми стенами и железной дверью почти до самой крыши. В бабушкином дворе когда-то стояло точно такое же. Я в детстве с дворовыми ребятами играла вокруг такого «домика» в догонялки, а старшие парни пинали об него мяч.

Я не знаю, правда ли там стоит насос для откачки воды, или то здание просто так называли, но… Я опять думаю о чем-то не том.

Если я не убегаю, то нужно найти место, чтобы спрятаться. Оставаться на одном месте нельзя. Это первое правило попавших в беду киногероев. Когда смотришь за ними с дивана, то кажется, что убегать с места аварии самая глупая затея, которую только можно было бы придумать, но… Когда в передрягу попадаешь сам, то бежать хочется так далеко, как только смогут унести ноги.

Лицо пылает. Бегать-то я умею, но вот выносливость мне следовало бы прокачать до того, как я решила попасть в «подземелье» со странными князьями, душегубами и змеями. Или лучше сказать не «подземелье», а «канализация»?

Позади себя я слышу щелчок затвора.

Да ладно вам…

– Обернись. И без глупостей, – приказывают мне.

И приставляют к затылку…да-да, его самого. Я что, на мишень похожа?! На мне где-то круги и ядро нарисовано, а я не замечаю?.. Почему в этом городе оружием тыкают только в меня? Кто-нибудь еще получал удовольствие подработать уточкой в местном тире, или это только мне так повезло?

– Глухая что ли?

Ах, это сладкое слово «дежавю».

– Я не глухая, – оборачиваясь, говорю я.

Знакомое лицо, знакомый пистолет, знакомая ситуация.

– Давно не виделись.

Тихоня отходит на пару шагов назад, но оружие не опускает.

– Ты…Нина?..

– Нина, которую ты уже грозился пристрелить, – напоминаю я ему.– Как с Семеном погулял?

В отличие от инцидента с Костей, руки у головы я не держу.

– Ты не была душегубом, – говорит он, но голос его звучит неуверенно.

– Я им и сейчас еще не являюсь.

Я задираю рукава на парке чуть ли не до локтя, показывая ему голые запястья. Не знаю, правда, видит ли он что-нибудь в такой темноте, но с моей стороны попытка оправдаться была использована в полной мере.

– Это из-за тебя нет света? – спрашиваю я.

Где-то неподалеку от нас начинается стрельба. Непонятно по кому стреляют душегубы, но часовые и забор были нужны не просто так, от кого-то или чего-то они лагерь все-таки защищали. Жаль, что мне еще не удалось разузнать, кого здесь стоило бояться, а при ком только делать вид, что мне страшно.

– Да, это был я.

– Поколдовал с проводами?

– Со взрывчаткой.

А вот это уже звучит интересно.

– Как ты пронес ее в метро?

Я начинаю сомневаться в том, что в установленных на входах и выходах подземки рамках есть хоть какой-то толк.

– Не важно.

– Она была в твоем рюкзаке?

Что еще интересного можно найти в той сумке?

Приглядевшись, я замечаю, что рюкзака у Тихони с собой нет. То ли он его где-то оставил, чтобы не мешался, то ли он его уже потерял… Что вряд ли. Нельзя просто взять и потерять что-то столь огромное.

– Забудь о нем, – говорит он.

– Ладно, тогда… Ты знаешь, как отсюда выбраться?

– С чего это я должен говорить тебе?

– Злодеи всегда отвечают на вопросы героев, перед тем как убить их.

– Я не з-злодей.

Кажется, его задевают мои слова. Смотрите-ка какой ранимый… А слова о том, что мой конец близок, он пропустил мимо ушей?

– Я ищу брата, – говорит Тихоня, копошась в своих карманах. – Он должен быть здесь. Если отведешь меня к нему, я ничего тебе не сделаю.

Тихоня кидает в меня…фотографию, которая, конечно же, до меня не долетает, плавно опускаясь на землю где-то между нами. Медленно я делаю несколько шагов вперед и присаживаюсь на корточки, поднимая снимок. Выпрямившись обратно в полный рост, я не отхожу назад, а пробую рассмотреть фотографию, что при нынешних обстоятельствах сделать трудно. От красного света аварийного освещения толка немного. Поэтому, вспомнив о том, что в моем кармане все еще лежит персональный фонарик, я достаю телефон.

20:43

Связи как не было, так и нет.

Сорок семь процентов заряда. Не помню, чтобы отключала все функции в смартфоне для сохранения батареи, но и плевать. Главное, что он все еще работает. Включив фонарик, я подношу фотографию к объективу и вспышке на задней панели телефона, чтобы рассмотреть изображенных на снимке людей.

– Ты знаешь, как выбраться отсюда? – снова спрашиваю я.

– Я уже сказал…

– Если знаешь, я отведу тебя к брату.

Пусть оба брата на фотографии и выглядят моложе, чем при моем с ними знакомстве, но не узнать их невозможно.

– Думаешь… Думаешь ты в том положении, чтобы ставить условия человеку с оружием?

– А в том ли положении ты, чтобы угрожать оружием единственному человеку, который сможет отвести тебя к брату? – тем же тоном спрашиваю я. – Кости в лагере нет. И только я знаю, где он.

Повезло мне, что я встретила Костю и узнала его имя. Пожалуй, именно то, что я знаю, как его зовут, поможет мне выбраться отсюда.

Тихоня не был душегубом. И никакого спектакля передо мной он с Семеном не разыгрывал. Этот факт меня немного радует. Он спустился сюда за братом, зная, куда идет и что его тут ожидает. В его рюкзаке наверняка куча полезных вещей. И еды. Нормальной еды. Пусть даже это чипсы и сухарики. Все лучше, чем крысы. И у него там есть оружие. Я в этом уверена. И прочие вещички первой необходимости, которые могут мне…нам всем пригодиться.

– Решай быстрее. Я отведу тебя к брату, а ты поможешь мне… Мне и тем, кто был с нами в поезде, выбраться отсюда.

– С чего… С чего ты решила, что я знаю, где выход?..

– А иначе как ты собирался?..

Договорить мне не дают проснувшиеся от спячки червяки в груди. За нашим разговором я не замечаю, как выстрелы в лагере стихли. Красное освещение только добавляло напряжения в сложившуюся ситуацию. Других людей рядом с нами нет, будто…

Все вымерли.

– Эй… Скажи мне, что ты не один пришел, – шепчу я, прислушиваясь и освещая территорию вокруг себя.

Возможно, делать этого не стоит. Мало ли что может прибежать на свет моего фонарика… Но ничего не видеть еще хуже. Уж лучше посмотреть в морду монстра, который впоследствии утащит меня куда-нибудь, чем вскрикнуть от неожиданного «удара» и просто исчезнуть.

– Один, – отвечает Тихоня, больше не направляя на меня пистолет.

Неужели до него только сейчас дошло?

– Тогда по кому стреляли душегубы?..

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Да в этом месте можно снимать фильм о звуках природы… Чего я только не слышала за последние…два дня? День?..

– Не против, если мы сократим дистанцию между нами? – спрашиваю я у Тихони, делая шаг к нему навстречу.

– Не против, – говорит он, так же приблизившись ко мне.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Странный звук. То ли цыканье, то ли стрекот.

Мы с Тихоней стали спина к спине.

– Знаешь, что может издавать такие звуки?

– Нет. А ты?

– Мне-то откуда знать? Я здесь от силы сутки.

– М-можно подумать, я здесь не п-первый раз.

Некстати подумалось о том, что Тихоня – заика. В моей университетской группе есть девчонка, которая при любом волнении начинала заикаться. В обычное время она самая обычная девушка… Прозвучало, как описание главной героини из какого-нибудь мультика про волшебниц и защитниц Земли. Никогда не любила такие сюжеты… В общем, при нормальных обстоятельствах она разговаривала как все мы: без заикания, задыхания и красных пятен по всему лицу. Но стоило ей начать отвечать преподавателю тему, которую она плохо знала, или рассказывать ответы на вопросы билетов, все…

Без логопеда ее было не разобрать.

Тихоня, признаться, держался лучше, но ненамного…

– П-посвети туда, – говорит он, направляя мою руку в нужную сторону.

И мимо нас тут же что-то проскальзывает. От испуга я роняю телефон, а Тихоня нажимает на курок и раздается выстрел.

– Я п-попал?..

– В-вряд ли…

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Вот же…

Я слышу, как Тихоня нервно сглатывает. Звук глотка получается таким громким, что в любое другое время я бы обязательно этому возмутилась. В мыслях, конечно же. Но сейчас… Позади нас что-то есть. Оно стоит совсем близко, и я ощущаю холод, исходящий от чужого тела.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

«Я здесь. Позади вас. Ну же, посмотрите на меня. Я хочу познакомиться».

Чертова фантазия…

Мы с Тихоней одновременно оборачиваемся. Я через левое плечо, он через правое.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Черт. Черт. Черт.

Это не человек… Что-то похожее, но человек…

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Что-то мерзкое… И неправильное.

Вот надо было телефону упасть именно камерой вверх… Из-за этого свет от вспышки рассеивается в жуткой форме, оттеняя то, чего лучше бы было вообще не видеть.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Коленки начинают дрожать, стоит только этому существу приблизиться к нам вплотную. Оно обнюхивает нас. Трется своей склизкой щекой о мою щеку и я из последних сил давлю в рвущийся из горла крик и рвотный позыв. Какая же мерзость… Эта холодная слизь остается на мне и мне кажется, что запах протухших яиц насквозь окутывает меня с ног до головы.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Не могу пошевелиться… Тело не слушается. Это из-за страха? Такого же, как тогда в поезде?.. Мне еле как удается скосить взгляд в сторону Тихони. Он тоже боится. Не меньше меня. Его всего буквально трясет от страха.

– П-пистолет, – шепчу я, надеясь, что Тихоня меня услышит. – В-выстрели…

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Не знаю, услышал он меня или нет, но существо услышало точно.

Приблизившись ко мне, оно вновь стало меня обнюхивать, больше внимания уделяя шее. У него холодная, мокрая кожа. Вниз по моей шее бежит какая-то жидкость. От запаха сероводорода режет глаза, в горле появляется большой комок горечи.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

А от того, что происходит дальше, мне хочется взвыть. По-настоящему, в голос и со слезами.

– П-пожалуйста, пристрели е-его, – прошу я Тихоню, когда существо сжимает меня в объятиях.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

– Прошу…

Оно пытается меня раздавить. Вся одежда пропитывается слизью, и если я выживу, то никогда не смогу отмыться от этой вони.

Ц-ц-ц… Ц-ц-ц… Ц-ц-ц…

Голова начинает кружиться, я зажмуриваюсь, не в силах больше держать глаза открытыми.

– Кто-нибудь…

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Сквозь закрытые веки я…ощущаю, что свет вернулся. Существо отпускает меня. Чуть приоткрыв глаза я вижу, что оно пытается сбежать, но… У него не получается.

Я вновь зажмуриваюсь, боясь ослепнуть, и нащупываю рукав парки Тихони. Сжав пальцами жесткую ткань, я чувствую некое спокойствие. Оставаться одной в темноте страшно. Но быть одной, зная, что вокруг тебя кто-то есть, но не иметь возможности увидеть их… Еще страшнее.

Тихоня на мое движение отзывается, сжав мою ладонь в своей.

Так спокойнее.

Намного спокойнее.

– Завеса!

Какая еще завеса?..

Трынц… Трынц… Трынц…

Этот звук…

Пш-ш… Пш-ш… Пш-ш…

А-а… Эта завеса…

Восьмая улица – Лазарет

Что там обычно видится людям, приходящим в сознание в больнице? Белый потолок? Доктора? Медсестры? Капельницы? У меня ничего этого нет. Во всяком случае, мне так кажется. Потолок никакой не белый. Он вообще…никакой. Когда в этой комнате последний раз ремонт делали? В прошлом веке?.. В позапрошлом?

Медсестер с докторами я тоже не замечаю. Впрочем, как и капельницы с ее трубками и иголками.

Кровать жесткая и противно скрипит, стоит только мне перевернуться на другой бок. Перед глазами все размывается, а голова раскалывается на части ровно по тем швам на черепе, про которые нам рассказывали на уроках биологии в старшей школе. Названия я их, конечно, уже не вспомню, но в «голом» виде человеческий череп выглядел прикольно.

– Просыпайся.

Сказавший это человек стоит напротив окна. Из-за этого я могу разглядеть лишь узкий черный силуэт, походивший на тело какого-то вытянутого вверх пришельца. Благо голова уже начинает соображать, а по просмотренным мною космическим операм я точно знаю: пришельцы на нашем языке не разговаривают. Точнее разговаривают, но не все и не сразу.

– Нина, просыпайся. Нельзя столько спать.

Вот именно такую фразу я каждые выходные слышу от папы. «Нина, уже двенадцать, хватит спать!» И что?.. У меня выходные! Что хочу, то и делаю.

Раз я сплю, значит, хочу спать.

– Нина.

Только я знаю, что это не папа. Потому что я не дома и не в своей комнате.

Я еле как принимаю сидячее положение. По затылку будто ударили битой. При каждом движении в висках начинает пульсировать, а во рту пересохло настолько, что мне кажется, будто я способна выпить воду из всего школьного бассейна.

– Отлично. Как ты себя чувствуешь?

– Плохо, – говорю я, разлепляя слипшиеся губы.

Пружины на кровати снова скрипят. Матрас у края продавливается под тяжестью еще одного тела. На моем запястье сжимаются чужие пальцы. Вблизи он уже не был похож на пришельца, поэтому узнать Семена труда не составило. Да и кто бы еще стал «заботиться» о «пострадавших», если не «врач»?

– Я Вас не понимаю.

Семен отвечает только после того, как закончивает отсчитывать мой пульс:

– Что именно ты не понимаешь?

– Вас. Вашего мышления. Ваших поступков.

– Ты это о метро?

– И о нем тоже.

Семен поднимается с кровати и подходит к небольшому столику у стены. Там лежит какой-то чемоданчик. Он достает из него шприц и ампулу с прозрачным раствором.

– Я не дам себя колоть непонятно чем.

– Я не буду спрашивать твоего разрешения, Нина, – говорит Врач. – Но я хочу, чтобы ты поняла одну вещь: я тебе не враг. Хочешь – верь, хочешь – нет, но в этом месте лучше не иметь тех, кто в один прекрасный момент толкнет тебя в спину.

– Еще одно наставление? – спрашиваю я, наблюдая за тем, как из иглы брызгает тоненькая струя раствора.

Что ж… Убивать меня, введя в вену воздух, он точно не собирается.

– Ты доехала до конечной.

Молчу. Семен подходит ко мне, доставая из кармана жгут.

– Ты заметила, я не спрашивал, а утверждал это. Как думаешь, почему я в этом так уверен?

Да откуда мне знать?

Семен кладет на кровать свои «инструменты» и достает из другого кармана мой мешочек с жетонами.

Инстинктивно я поднимаю руку к груди и, сжав одежу, понимаю, что одета я была во что-то другое. Опустив взгляд, я вижу на себе самую обычную больничную рубашку. Семен бросает мне мой «кошелек», и он приземляется прямо на мои колени.

Жетоны внутри него громко звякают.

– Они мне не нужны. Я не хочу отсюда уходить.

Костя говорил об этом… Кажется. О том, что есть душегубы, которым нравится быть душегубами. Вот только я и подумать не могла, что Семен окажется из их числа.

– Почему?

– Потому что из дома не бегут, когда он начинает рушиться.

Еще как бегут, чтоб крыша на голову не упала.

Семен перетягивает жгутом мою руку выше локтя. Я не сопротивляюсь, наблюдая за тем, как тонкая игла безболезненно входит под кожу, выпрыскивая через себя какое-то лекарство.

– Это поможет тебе быстрее прийти в себя.

– Что случилось?

– Наш общий друг решил поиграть в спасителя. Ты что-нибудь об этом слышала?

– О чем именно? В какого спасителя?

Врач долго вглядывается в мое лицо, пытаясь понять, вру я или нет. Надеюсь, что благодаря паршивому самочувствию, моя ложь принимается за правду.

– Пару лет назад его старший брат, так же, как и ты, попал в Клоаку.

– Пару лет назад? – переспрашиваю я. – Почему же спасать его он отправился только сейчас? Не знал где он? Или…не мог сюда попасть?

Как бы то ни было, Тихоня знал, куда шел. Он подготовился к спуску в метро. Раздобыл где-то пистолет, был в курсе о душегубах. А если вспомнить о том, как спокоен он был, находясь в первом вагоне… Тихоня и о «туннельных монстрах» тоже знал.

– А может, он сам уже бывал здесь и смог выбраться?

– Его здесь раньше не было, – уверенно произносит Семен, вновь отходя к окну. – И как он узнал о Клоаке, я могу только догадываться.

Означает ли это, что варианты все-таки есть? Если его здесь не было, но он обо всем откуда-то знал… Кто-то должен был ему рассказать. Но кто? Логично, что варианта только два: душегуб-подстрекатель или выбравшийся из Клоаки везунчик.

– Тогда…если он пришел за братом, то… Он здесь? В лагере? Вы знаете его?

Кости в лагере, конечно же, нет. Но если я не задам эти вопросы, то это будет странно выглядеть.

– Нет. Он, к сожалению, уже умер, – произносит Семен.

Бессовестная ложь.

– Когда он снял меня с поезда и…донес до меня причину своей заинтересованности в моем браслете, я рассказал ему о смерти брата. Но, кажется, он мне не поверил.

– А как вы от него избавились?

– От кого?..

Семен смотрит на меня как-то недоуменно, а до меня доходит, что вопрос мой звучит двусмысленно.

– От этого парня. С поезда, – уточняю я. – У него же было оружие.

– В Клоаке есть вещи, куда страшнее и опаснее. Ты ведь сама это видела.

Врач смотрит в окно, наблюдая зачем-то. И мне становится любопытно: что привлекло его внимание?

Я откидываю в сторону одеяло, радуясь тому, что без штанов меня не оставили. Пусть они были такими же тонкими и чуть затертыми, как и рубашка, но они все же были. Я шевелю пальцами на ногах, а после щелкаю суставами. Я всегда так делаю, когда просыпалась.

Опуская босые ступни на пол, я морщусь от сковывающего их холода. Понизу гуляет сквозняк, но откуда именно он просачивается в комнату, я не знаю. Дверь закрыта. Окно тоже. Само это помещение вряд ли было палатой местной больницы. И с чего я так о ней подумала, стоило только глаза открыть? Небольшая, квадратная комнатка, с минимумом удобств и толстым слоем грязи на всех поверхностях.

Идти босиком по такому полу было противно. Но еще противнее было идти, как старой кляче, еле-еле передвигая ногами. Мышцы в икрах ужасно тянет, а стопы, кажется, стали плоскими как при плоскостопии.

– Ты проспала почти целый день. Скоро вновь стемнеет, – произносит Семен, когда я все же доковыливаю до окна. – Пока есть возможность увидеть то, что совершил наш друг, делай выводы о том, как выжить в этом месте. Если хочешь когда-нибудь вернуться домой.

Картину, развернувшуюся перед моими глазами, я видела только на старых военных снимках в учебниках, на современных фотографиях, сделанных в местах, где бушевали эпидемии и… В фильмах, разумеется, сюжеты которых вращались вокруг неизвестных вирусов, превращавших людей в зомби.

– Что с ними случилось?..

Я насчитываю двадцать четыре трупа, завернутых то ли в мешки, то ли в тряпки. Они перевязаны в лодыжках, в районах шеи и груди. Их стаскивают со всего лагеря и попросту кидают в самодельную телегу на двух колесах, увозя куда-то за пределы видимости моих глаз.

– Ты помнишь, что увидела в темноте? – спрашивает Семен, обернувшись спиной к окну и сев на край подоконника.

Я помню. Четко и ясно, несмотря на то, что в голове моей все было перемешано. То существо… Тот запах… Я могу ощутить его даже сейчас.

– Да. Что это было?

– Горожанин. Так мы их называем.

Горожанин? Один из тех, от встречи с которыми меня предостерегал Костя?

– Но это ведь был не… Не человек.

– Ты одновременно и права, и ошибаешься. Давай поступим так… Обычно с новичками разговаривает Князь. Рассказывает вам обо всем, вводит в курс дела, но… Из-за вчерашнего инцидента у него теперь полно дел и ему не до твоего просвещения. Поэтому роль твоего «куратора» была отдана мне. Слушай внимательно, походу сразу же задавай вопросы и запоминай все, о чем я тебе расскажу. Поняла?

Киваю. Как же тут не понять?

Клоака – город-дубликат, полностью повторявший внешний облик моего родного города на поверхности. Такие же дома, скамейки, заборы. Все было идентичным. Если верить Семену, то построен он был «на всякий случай». Под «всяким случаем» подразумевались различные военные действия, неожиданные, но разрушающие все на своем пути катаклизмы, и так далее. В общем, это был своеобразный бункер, в котором должны были спастись люди с поверхности. Попасть они сюда, в случае чего, должны были, разумеется, через верхнее метро, которое с помощью нескольких туннелей соединялось с нижним.

– Если это своего рода бункер, то вы все кто такие? Почему живете здесь? И что вообще здесь происходит?

– Любое место, неважно какое, для правильного функционирования должно быть под постоянным присмотром. Разумеется, здесь жили люди, ухаживающие за состоянием города.

– Жили? Здесь? Не видя настоящего неба, дыша каким-то искусственным воздухом? Да кто на такую жизнь согласится?

– Многие. Ты удивишься, узнав, что не все желающие были допущены до проживания в Клоаке. Это был жесткий отбор. Кандидатов проверяли буквально на все: здоровье, психика, знания, родословная, умения. Отбор был долгим и щепетильным.

– И много было счастливчиков?

– Достаточно для того, чтобы этот город ожил.

– И где они сейчас?

Семен ненадолго замолкает, обдумывая что-то.

– Как и любой объект, финансируемый правительством, Клоака была не только местом, которое однажды должно было защитить людей. Не обошлось тут, конечно же, и без различного рода экспериментов.

Ну кто бы сомневался. Тут и к гадалке не ходи, чтобы понять: в какой-то момент все вышло из-под контроля крутого дяди.

– На твоем лице написаны все твои мысли, – усмехается Семен. – Да, ты права. Некоторые эксперименты были безобидными, но были такие… К которым лучше было бы не приступать. Они нарушили размеренный ход жизни в Клоаке.

– Существо, которое я видела, последствия эксперимента?

– И да… И нет. Я бы сказал, что горожане – часть эксперимента, но никак не его последствия.

– Их много?

– Много.

– И они опасны?

– Опасны, – на выдохе произносит Семен.

– Тогда зачем все это?.. Зачем красть людей и привозить нас сюда? Для чего?

– Чтобы не дать Клоаке умереть. Всему нужны ресурсы. Разные ресурсы. Тебе нужно пить, есть и спать, чтобы жизнь внутри тебя не угасла. Кому-то нужно только «есть».

– Э-это Вы сейчас о чем?..

Голос против воли дрожит.

– Люди, которых Вы привозите в Клоаку… Ресурс для кого-то?.. Вы что, скармливаете людей… Этим существам? Горожанам?

– Нет. От горожан мы пытаемся держаться как можно дальше. Ты и сама видишь, чем заканчиваются наши с ними встречи.

Семен кивает на окно, и я вновь смотрю на улицу. Да, вижу. Ничем хорошим. Для людей.

– Тех, кого мы вчера потеряли, убила только одна особь. Представь что случится, если их будет две или больше.

Лагерь исчезнет. Значит, прав был Костя: с горожанами лучше не встречаться.

– У них есть слабости? Где они обитают? Как их… Как их убить?

– Их единственная слабость – это дневной свет. Их кожа слишком тонкая. Они почти ничего не видят, но хорошо ориентируются в пространстве. Мы не знаем, как они это делают, поэтому ту особь, которая вчера ворвалась в лагерь, мы оставили в живых, чтобы…

– Изучить, – заканчиваю я за Семена.

Понятно, все-таки подобие каких-то зомбо-вампиров тут есть.

– Но ведь небо здесь ненастоящее, – продолжаю я. – Почему бы не «включить» день на постоянно? Это ведь как-то можно сделать?

– Можно. Для этого нужно попасть в Центр управления. А чтобы в него попасть, нужно его найти.

– Для этого собираются поисковые группы? Сергей там… И остальные, с кем я пришла…

– Да. Город нами до конца не изучен. У нас есть карты, но их мало. И, разумеется, не все, что нам нужно, на них обозначено.

Значит, они ищут не выход.

– А что с жетонами? Что это за система такая? Кто ее придумал?

– Это не столь важно, – уклончиво отвечает Семен.

– Еще как важно! Я не хочу здесь находиться! У меня есть девять жетонов и мне недостает всего лишь одного!..