Текст книги "Норби (СИ)"
Автор книги: Андрей Валентинов
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)
На этот раз сон был спокоен и чист. Ему снилось море – бесконечное, бездонное, от одного края горизонта до другого. Громадные волны с белой пеной на гребне сменяли одна другую, уходя вдаль, свежий ветер бил в лицо, губы чувствовали вкус соли. Морю не было никаких дел ни до него самого, ни до всех прочих людей, у пучины свой масштаб и свой закон. И эта чуждая невиданная мощь почему-то успокаивала, придавая сил. Он смотрел и смотрел, не отводя глаз, а волны росли, тянулись к самому небу, далекое солнце светило в глаза.
– Вставай, соня! – услышал он сквозь плеск воды и шум ветра, но прежде чем проснуться, успел подумать о том, что перед морем не чувствуешь страха. Это только стихия без злой воли и умысла.
Когда Антек открыл глаза, первым делом заметил стаканчик с кофе у себя под самым носом – картонный, белый с желтыми полосками.
– Сначала – умываться! – велела Мара, отставляя стаканчик подальше. – Беги, за карабином я присмотрю.
Бывший гимназист привстал на локте, огляделся. Там, где ночью горели звезды, раскинулась бесконечная густая синева. Вроде бы и небо, только очень странное. Окно-иллюминатор занимало всю стену большой комнаты (каюты! он на корабле!) с тремя диванами и полудюжиной кожаных кресел, похожих на гостиничные. А еще имелось несколько дверей, утопленных в стенах, светильники под потолком – и люди, с оружием и без. У всех нечто общее – знакомые серые трико и оружие. А так и лица разные, и возраст.
Три дивана – четыре маленьких компании, еще одна расположилась прямо на полу, в спальных мешках.
– Дверь в центре, – ладонь Мары толкнула в спину. – Мальчики налево, девочки направо. Можешь не здороваться, я уже пробовала. Не отвечают!
Антек все же решился сказать «Доброе утро!» здоровенному парню, с которым столкнулся у самых дверей. Сначала по-польски, затем для верности и по-немецки. Парень равнодушно взглянул куда-то сквозь него.
У «мальчиков налево» обнаружились не только все удобства, но и душевые кабинки. Там уже кто-то мылся, и Антек, подумав о кофе, просто ополоснул лицо.
Кофе, как выяснилось, брали в автомате в дальнем углу. Там стояла очередь, и Антек мысленно поблагодарил девушку. Та уже допила свой и сидела с пустым стаканчиком в руке.
– Кажется, все получили одинаковый приказ, – задумчиво молвила она. – В контакты не вступать, посторонних игнорировать. Переговоры предстоят очень сложные.
Антек и сам о таком подумал. Охрану внутрь не пустили, но и разоружить не решились.
– Интересно, они – инопланетяне? – не утерпел он, кивая на соседей.
Мара пожала плечами.
– Те, что ближе к окну, говорят по-немецки, но они не из Рейха, австрийцы или швейцарцы. А остальные – «Песнь о Роланде», но это, малыш, ничего не значит, язык выучить нетрудно. Есть такое слово – конспирация. Сколько тут людей, столько и докладных записок. Тебе тоже придется писать, так что готовься.
«Зачем?» чуть было не спросил он, но вовремя прикусил язык. Затем! Мало ли что глаз зацепить успеет? Скажем, два парня на среднем диване – типичные военные, даже прически схожи, а те, что в спальниках – совсем мальчишки, его как бы не младше. И оружия у них нет.
– По-моему, здесь не только охрана, – рассудил он. – Вы же меня на объекте не оставили! С собой брали всех.
Девушка кивнула.
– А вдруг улетать придется? Наберем высоту – и в космос.
Антек почувствовал, как холодеют кончики пальцев. Нет, ему не страшно, но. Космос!
– Не мечтай! – Мара негромко рассмеялась. – Шеф сказал, что корабль – суборбитальный. Что это значит, точно не скажу, но «суб» переводится «под», так что делай выводы. Сейчас мы идем на высоте километров двенадцать. Ни один истребитель не достанет – и с земли едва ли заметят.
Антек поглядел в синюю бездну за иллюминатором. Они выше Альп, выше Эвереста! Только вот падать долго.
– Не всматривайся в бездну, малыш! – рука девушки потянула за плечо. – Приказ помнишь? Вот и будем ждать. Говорят, это самое трудное в жизни. Если хочешь, расскажи что-нибудь о себе. Секреты твои мне, малыш, даром не нужны, но, может, ты вспомнишь хоть что-то? Нельзя же забыть самого себя!
Внезапная боль ударила в сердце. Нельзя! Человек без памяти – пустая оболочка, фантом, гаитянский зомби! Нельзя! А он забыл. Напрочь!
Мара, что-то почувствовав, придвинулась ближе, взяла за руку, словно ребенка. Антек, не удержавшись, вновь поглядел в синюю бездну. Да, падать долго.
* * *
– Ты, малыш, ничего не помнишь, а я давала подписку. Не знаешь, что это? Да то же самое, что у тебя, только по приказу. Ни имени, ни биографии, погибну – даже свидетельство о смерти не выпишут. Почему согласилась? Потому что годы идут, а впереди – ничего, совсем! Скоро начнется большая война, я пойду к своему начальству, попрошусь на службу. Меня возьмут, все-таки я – командор ордена Почетного Легиона. Выделят кабинет и велят перекладывать бумажки. А мальчишки и девчонки будут жить настоящей жизнью – и умирать настоящей смертью. Только не намекай, что я выгляжу моложе тебя, все это мне выдали на время, причем не на очень долгое.
– Но. Зачем?
– Затем, что сейчас, как когда-то, я чувствую каждую секунду – и наслаждаюсь ею. Я живу!.. Шеф не хотел, не решался, он у нас гуманист, верит в высокие идеалы. А я его убедила – и заставила взорвать бомбу!
– Ты убила сотни тысяч людей.
– Я спасла сотни тысяч французов! Пока воюют в Польше, моя Родина в безопасности. Ты, горе-террорист, тоже ехал в Варшаву, чтобы там кого-то убить и умереть. Значит, оно того стоит! Мы живем в трех измерениях, из них не вырваться. А я смогла!
– Хорошо, что нас сейчас никто не слышит.
– Пусть! Подозреваю, что здесь половина таких, как я и ты. Эта работа для сумасшедших. Но. Разве плохо?
* * *
Тревогу поднял один из мальчишек – крикнул, ткнул рукой в стекло. К нему подбежали другие, принялись расспрашивать, спорить, а потом все вместе стали возле иллюминатора.
Подошли и остальные. Антек и Мара переглянулись.
– Кажется, сглазила, малыш.
За толстым стеклом – холодное синее небо. И острый крылатый силуэт, черный, словно сгусток тьмы. Мелькнул, исчез, снова появился.
– Нашли, – негромко проговорила девушка. – Шеф говорил, что у Тауреда есть высотные самолеты.
Черный силуэт уже совсем близко. Антек всмотрелся. Если и самолет, то очень-очень странный, крылья короткие, косые, сам же длинный, словно веретено.
– И что теперь? – выдохнул он.
Мара промолчала.
7«О, неуверенность! Во мраке меня ведешь ты наугад», – любил повторять Николя Легран, когда дела заходили в тупик. Цитировал он какого-то то ли француза, то ли итальянца, который прославился тем, что украл Джоконду. Вечер еще не наступил, мрак впереди, но вот неуверенности хватало с избытком. «Чистое» время кончилось, меня заметили, пустили «хвост» – и доложили наверх, возможно, самому Адди. А тот уже знает, что я встречал ся с Ильзой Веспер.
Я велел шоферу свернуть к церкви Святого Сердца. Тоже Монмартр, но до «Этуаль Солитэр» еще идти и идти. Днем здесь всегда людно, ажаны присматривают за туристами, так что мне ничего пока не грозит.
Пока!
Из Орли я сразу же заехал в «Одинокую Звезду», забрал пистолет и все самое необходимое. Номер сдавать не стал, пусть думают, что я еще вернусь. Чемодан «мечта оккупанта» остался в качестве безмолвного заложника. Если меня станут ждать, пусть ждут именно там.
Следят ли за мной именно сейчас, подсказать мог бы только Консул. Туристы фотографировались на ступенях, влюбленные парочки (амур, бонжур, тужур) лепились друг к другу, игнорируя реальность, а я все не мог решиться. Адди тоже не хочет начинать войну, убитый среди белого дня американец – слишком очевидный casus belli. Но остановить меня он непременно захочет. Был бы сейчас вечер, ко мне непременно подошли бы трое громил и попросили закурить. Но пока солнце – мой союзник.
Лавочки были заняты плотно, и я не без труда отыскал свободное место. Рядом двое старичков сражались в шахматы. Стараясь им не мешать, я пристроился на самом краю и достал из портфеля папку, купленную у Пьера Домье.
* * *
Эдвард Мандел Хауз, помянутый Ильзой Веспер, был жутким дилетантом, чье наследие нам до сих пор приходится расхлебывать. Пользуясь тем, что его друг, президент Вильсон, не понимал во внешней политике ровным счетом ничего, он принялся составлять наполеоновские планы. Изюминкой его замысла стал проект вступления в Великую войну на стороне Германии. К счастью, об этом вовремя узнали военные и успели напугать президента возможностью японского десанта в Калифорнии.
Такая у Соединенных Штатов тогда была, извиняюсь, внешняя политика.
В результате мы опоздали со вступлением в войну ровно на год. К Перем ирию наших войск в Европе было слишком мало, чтобы победители разговаривали со Штатами всерьез. А тем временем тот же Хауз закрыл глаза на японские захваты в Тихом океане. Адмиралы сейчас смотрят на карту и буквально рычат.
Что интересно, Хауз не успокоился и после войны, создавал какие-то фонды, посылал людей в Европу. Пришлось мягко и ненавязчиво подмять его хозяйство под себя. Уолтера Квентина Перри отправили скупать мемуары полярников уже с моей подачи. Постепенно удалось наладить работу организации Буллита, но от дилетантизма мы так и не избавились. «Ковбои» – еще не разведка.
Успокаивало то, что у Структуры грамотной разведки тоже нет. Адди и его компания слишком привыкла полагаться на деньги. Нанять детективное агентство просто, а если сыщики откажутся работать? Где новых взять? Отправить на улицу личную охрану?
Скорее всего, у Адди, как у каждого уважающего себя «крестного отца», есть отряд убийц, безжалостных холодных профессионалов. А вот для каждодневной скучной работы найти людей не так и легко. Допустим, обеспечение секретности. Охрана в «Жёнес мажик» это одно, контроль за персоналом и пациентами – совсем иное. Поэтому и за Пьером Домье не уследили.
Надеюсь, у рыжего хватит ума последовать моему совету и затаиться. Не стоит испытывать удачу.
* * *
– Стой, стой, красавец, не дергайся! А что это у нас такое? Ух, ты, пистолет!..
Консул остался бы мною доволен, топтуна я отследил сам и сам же обезвредил. Поймал его приблизительно там же, где и первого, неподалеку от дома, где квартировала Люсин. Тамошние переулки мне очень понравились. Пришлось, правда, битый час бродить по Монмартру, делая вид, что меня интересует буквально все – и пьяный аккордеонист на углу, и фокусник, пытавшийся глотать огонь, и какие-то безумные поэты, решившие декламировать свои опусы прямо на площади Шарбоньер. А еще художники. Надеюсь, топтуну было не менее скучно, чем мне. Но я, по крайней мере, разглядывал картины, а ему приходилось любоваться американцем в дорогом костюме и берете.
Когда стемнело, мы оба созрели, оставалось найти подходящий переулок. Классическая «двойка», джеб и кросс, после чего объект оказался полностью готов к сотрудничеству.
– Мсье! Мсье! Вы не так поняли, мсье! Я не грабитель, я частный детектив, мое удостоверение во внутреннем кармане!..
Тем не менее, пистолет он взял – престарелый Bergmann Simplex бельгийского производства. Зря, зря.
– На пистолете твои пальчики, парень, а я, как видишь, в перчатках. Завтра твой «ствол» найдут возле свежего трупа.
Топтун задергался, и мне пришлось крепко приложить его о стену.
– Сколько вас здесь?
С ответом он замялся, и я без всякого удовольствия представил, что вокруг не кирпичные дома, а лесная поляна. Партизан-сандинист упрямо молчит, а счет идет на секунды. Или мы их – или они нас.
Его рот прикрыл ладонью, поэтому услышал не крик, а глухое мычание. Укусить меня я ему не позволил.
– Еще? Учти, в следующий раз ухо точно оторву.
– Мсье! Мсье!..
Наверняка он привык следить за неверными мужьями. Легкая работа расслабляет.
– Не надо, не надо, я все расскажу.
Через пару минут я вздернул его вверх и отправил в нокаут. Простейший удар под левое ухо, вдоль линии челюсти. Еще через полчаса он очнется, но в очень плохом настроении.
Итак, их двое, прибыли на авто. Нашли меня уже на Монмартре, на дальних подступах к «Одинокой Звезде». А возле отеля дежурит еще одна машина.
У входа в переулок неясной тенью обозначился еще один силуэт. Напарник топтуна явно забеспокоился. Я решил слегка обождать. Прекрасный повод продемонстрировать здешним, что я не шучу. Пристрелить парня из «бельгийца» – и пусть следователь разбирается, почему не поладили господа сыщики.
Нет, нельзя! Первый выстрел в этой войне – не мой. Значит, сперва джеб, потом кросс.
* * *
Давно не крашенная дверь квартиры открылась, и из полумрака выглянул испуганный попугайчик, кажется, самый младший.
– Мсье Корд! Это. Это вы? Вас не арестовали?
Начало мне понравилось. Не арестовали же!
– А есть за что?
Рядом с самым младшим обозначился старший, великий сыщик и апаш. Тот соображал быстрее.
– Заходите, мсье Корд! Вы. За вами флики не идут?
– Двое шли, – честно отчитался я. – Теперь им очень нужно в больницу.
Давид-апаш взглянул на меня с немалым уважением.
– Мсье! Вы можете у нас спрятаться, но только до утра. Консьерж – сволочь, стучит в комиссариат, как дятел. Надо будет уйти, пока он спьяну лыка не вяжет.
– Эй! – воззвал я к здравому смыслу. – А зачем мне прятаться, ребята?
Они изумленно переглянулись.
– Труп! В вашем номере труп нашли, мсье Корд!
Я почему-то совсем не удивился.
8Небо чуть потемнело, синева теперь казалась густой, осязаемой. Стих уже привычный гул двигателей, воздушный корабль словно застыл на месте. Антек догадывался, что это не так, просто теперь они доверились ветру и скользили над бездной, словно над морской глубиной. Черный самолет не отставал, а затем откуда-то снизу вынырнул еще один силуэт с острыми крыльями.
Привыкаешь ко всему, даже к близкой гибели. Люди возле иллюминатора молчали. Одного, попытавшегося кричать, тут же скрутили и бросили рядом с диваном, еще у одного вырвали из рук пистолет.
– Значит, он такой, Трафальгар, – негромко проговорил Антек.
Теперь они сидели на полу возле самого стекла. Пример подала Мара, бывший гимназист, решив не отставать, пристроился рядом.
Плечом к плечу, щека к щеке.
– Пока еще разговаривают, – предположила девушка. – Шеф считает, что таких аппаратов на Земле всего несколько единиц, ими не захотят рисковать. Значит, скорее всего, предлагают капитулировать. Ценный трофей! Но по законам Клеменции эти, из Тауреда, мятежники и предатели, сдаться таким – потерять честь. Они все рыцари, представляешь? И мужчины, и женщины.
Антек понимающе кивнул.
– А против них – подмастерья. Зря говорят, что понятие классовой борьбы устарело.
Мара взглянула удивленно.
– А кто говорит?
– Понимаешь, – бывший гимназист потер лоб. – Сейчас вот сижу и пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь – напоследок, чтобы не так обидно пропадать было. А в голову лезет невесть что. В условиях борьбы за национальную государственность нужно перешагнуть классовые различия и сплотиться в интегральную нацию.
Девушка погладила его по плечу.
– Бедняга! Какой чушью тебя пичкали, горе-террорист! А я, знаешь, совершенно спокойна. Главное сделала, а возвращаться домой мне и так не хотелось. Отправят в госпиталь, обвешают приборами и начнут вкачивать всякую химию. А я буду умирать. Лучше уж здесь, посреди неба. Тебя, малыш, конечно, жаль, но ты ведь не собирался жить вечно.
Он посмотрел в синюю бездну. Смерть по-прежнему там, никуда не исчезла. На Последнем поле Она совсем другая.
– А если эти, рыцари сдаться решат? Они всегда так делают, выкуп заплатят – и все. Феодализм в чистом виде.
Девушка пожала плечами.
– Может, и заплатят, отдадут корабль и секретные объекты, такие, как наш «Плутон». Они рыцари, а мы с тобой – вилланы и сквайры, к тому же свидетели их позора. Значит, допрос – и последующее уничтожение. Кстати, рассказывай все, ты присяги не давал.
– Я еще вспомнил, – криво усмехнулся он. – Тактика поведения на допросе. Если взяли с поличным, с оружием или взрывчаткой, правильнее всего молчать. Убьют, но быстро. А если заговоришь.
– Бедный, бедный маленький Антек, – вздохнула Мара. – Что они с тобой сделали?
Внезапно корабль задрожал. Вновь заработали двигатели, корпус тряхнуло, наклонился пол. Антек схватил девушку за плечи, пытаясь удержать. Черная тень приблизилась, рядом с ней появилась вторая.
– Не отпускай, – выдохнула Мара. – Так. Так хорошо.
Белые молнии рассекли синеву. Одна, другая, третья. Корабль закрутило, потянуло вниз. Еще одна молния ударила совсем близко. Погас свет, остро запахло горелой проводкой. Кто-то закричал, сорвался с места, упал, покатился по полу.
– Не отпускай, – вновь шевельнула губами девушка.
Собралась с силами, потемнела лицом.
– Второй раз, говорят, не страшно. А я, знаешь, и в первый раз не боялась.
Улыбнулась, прикрыла глаза.
Дунай голубой,
Ты течешь сквозь века,
Плывут над тобой
В вышине облака.
* * *
Антек очнулся, застонал, попытался подняться. Он, кажется, жив. А остальные?
Последнее, что запомнилось – белый огонь, плеснувший в иллюминатор. И сразу же стало нечем дышать. Он успел обнять покрепче Мару, а потом навалилась тьма. Он, кажется, вновь увидел Последнее поле, но его там не ждали.
Синяя бездна исчезла без следа. За разбитым иллюминатором – утреннее небо, перистые облака, а внизу, до самого горизонта, море, безграничный простор, почти как в его сне. Корабль не падал – скользил, один из двигателей еще работал, и пилоты, вероятно, живы. Антек прикинул, могут ли они сесть на воду. Почему бы и нет? Что ни говори, инопланетная техника.
Мара лежала на полу, живая, но без сознания. А дальше – только трупы. Молния обуглила тела и расплавила металл. Стены и потолок почернели, свежий ветер не мог до конца развеять тяжелый дух сгоревшей плоти.
Бывший гимназист прикинул, сколько еще до воды. Несколько минут, и это в лучшем случае. Сядут ли они, упадут, в любом случае море плеснет в иллюминатор.
Он заставил себя встать. Корабль трясло, но Антек все-таки устоял, переждав подступившую боль. Думал погибнуть в небе, а придется тонуть. Разницы нет, просто его Дунай будет без берегов.
Морские волны уже совсем близко, почти рядом. Не такие огромные, как в его сне, но белые барашки все же есть, и свежий морской ветер бьет в лицо, и никого не видно до самого горизонта.
Толчок! Корабль накренился, и вода лишь плеснула, облизав ботинки. Море вновь ушло вниз, пилот пытался набрать высоту. Тщетно! Новый толчок, еще, еще. Небо исчезло, вместо него впереди вздыбился зеленый вал. Море спешило забрать добычу.
Антек подхватил девушку, прижал к себе что было сил – и прикрыл глаза. Пол ушел из-под ног, его закрутило, потянуло вглубь. Он успел сообразить, что так и не вдохнул воздуха, подумал о Маре – и внезапно увидел солнце, совсем близко, за призрачной зеленой дымкой. Не поверил, потянулся вверх…
В глаза ударил желтый огонь. Антек отвел взгляд и увидел мокрое лицо Мары. Вокруг было море, невысокие волны закрывали горизонт, губы покрылись солью. Тело девушки стало очень тяжелым, и бывший гимназист понял – не удержит. Его собственный костюм-трико словно налился камнем, волна приподняла их тела, бросила вниз, следующая захлестнула, потянула вглубь.
– Derzhis!
Крик он не услышал – угадал. Небо не спешило отдавать добычу. Сверху рухнула черная тень, застыла на миг. И сразу стало легче, тело Мары взяли у него из рук.
Тень исчезла. Антек перевел дух и попытался лечь на воду. Не получалось, слишком тяжел костюм. Он принялся его расстегивать, пытаясь удержать голову над водой.
– Ruku! Ruku davaj!
Он наконец-то сообразил, что кричат по-русски. Удивился, но последовал приказу. Тело сразу же ушло вглубь, но чьи-то пальцы крепко держали его кисть. Потянули, вздернули над водой.
Над волнами парили двое – парень его лет, тот, что не дал утонуть, и девушка слегка его постарше. Летные костюмы, черные «блины» на груди, очки – стрекозьи очи.
– Zieh ihn![37]37
Тащи его! (нем.).
[Закрыть]
Теперь по-немецки. Девушка исчезла, парень же, взяв его за обе руки, потянул вверх. Не слишком высоко, но Антек успел заметить идущий к ним катер.
Кажется, его снова взяли в плен.
9Итак, по улицам ходила прекрасная Мадлен. Давно ходила, потому и успела примелькаться, во всяком случае, в полицейские хроники попадала регулярно. А поскольку возраст прекрасной уже подкатывал к сорока, ходить приходилось много и далеко не всегда успешно. В долг ей уже не наливали, а о новой шляпке к весеннему сезону приходилось только мечтать.
Однажды ясным майским утром Мадлен все же повезло, она попала в номер к американцу, поселившемуся в отеле «Этуаль Солитэр». Да там и осталась – до самого приезда труповозки. С перерезанным горлом не побегаешь.
Я постарался запомнить имя и фамилию – Мадлен Герр, вышедшая в тираж проститутка с Монмартра, первая жертва войны, которую объявил не я.
Счет открыт.
– Флики в начале двенадцатого приехали, их портье вызвал, – докладывал Давид-сыщик, прихлебывая крепкий чай. – А портье от горничной узнал, та прибраться в номере собралась.
Расположились мы на кухне, удобно и демократично, отправив любопытных попугайчиков в единственную комнатку маленькой квартиры. Птичья семейка жила тут одна, отец-пьяница сгинул невесть где, а мать уехала в Алжир с каким-то сержантом, надеясь устроить личную жизнь.
– Значит, в начале двенадцатого.
А я зашел в номер сразу после девяти и пробыл там полчаса. Портье сразу же позвонил кому следует, но пока приехали, пока нашли Мадлен, пока пробирались через черный ход.
– Крови много?
– Море! – глаза апаша зловеще блеснули. – Даже на оконные стекла плеснуло. И на кровати кровь, и на полу, и на ковре. То есть, сам не видел, но говорили.
Значит, Мадлен Герр пришла своими ногами, иначе бы кровь вытекла раньше, там, где ее и убили. Интересно, много ли девице пообещали? Такие работают с вечера, а тут – смертная рань. Даже выспаться напоследок не позволили.
– Все как в том деле, что вы мне поручили, мсье Корд.
– Только теперь на труп не поскупились, – уточнил я. – Но это уже не важно.
Выручить сержанта Ковальски я не прочь, но момент совсем уж не подходящий.
– Как? – огорчился Давид-сыщик. – Я же все узнал, мсье Корд. Я старался!
Я вытащил бумажник и выложил обещанный гонорар прямо на давно не стиранную скатерть. Подумав, добавил еще одну банкноту покрупнее.
– Если меня не отправят вслед за Мадлен, встретимся, и ты все расскажешь.
Чем хороша французская полиция (или плоха, кому как), так это своей цепкостью. Если объявят в розыск, то почти непременно найдут. Живого – или в виде трупа, однако отыщут.
Николя Леграна искали четыре дня.
– Ну да, вам, мсье Корд, ноги делать надо, – погрустнел апаш. – Не знаю, как завтра, а послезавтра ваши фотографии каждому флику раздадут и на столбах развесят. Но я все-таки скажу, вдруг пригодится. Певичку, которая Лулу, никто не резал, она на красном «ситроене» уехала. С ней еще двое были, шофер (его никто не разглядел) и какой-то шкаф со шрамом на лице.
И опять я не удивился.
– Красных «ситроенов» много.
Давид-сыщик победно улыбнулся и выложил на скатерть бумажку с номером.
– Силен! – восхитился я. – Надеюсь, никого пытать не пришлось?
– Зачем пытать? – поразился он. – В соседних домах полно стариков и старух, скучно им, делать нечего, вот и глядят в окна. Одна полуночница даже дневник ведет. Чего видела, чего приметила. Это при фликах они молчат, а я же вроде как свой. Главное, чтобы рассказывать начали, а там и не остановишь.
Я подержал бумажку в руке, запоминая цифры. Мне бы еще один день в Париже.
– Эх, узнать бы, чье это авто! В полицию-то не обратишься.
Великий сыщик гордо расправил худые плечи.
– Я узнал, мсье Корд!
* * *
Берет я обменял у Давида на старую шляпу его непутевого папаши. Консьерж, как и обещано, спал, распространяя винные ароматы, и я без особого труда выбрался под черное небо Монмартра. Осталась сущая мелочь – решить, что делать дальше.
Ночь только наступила, витрины еще горели, из кафе лилась незатейливая музыка, и даже фокусник-огнеглотатель был на прежнем месте. Нестойкая иллюзия свободы. Давид-сыщик ошибся. Это при обычном ходе дел мою фотографию достали и размножили бы не сразу, и я имел бы, по крайней мере, один «чистый» день. Но Адди наверняка позаботился обо всем заранее, значит, следует исходить из того, что меня уже ищут. На вокзалах лучше не показываться, возле посольства тоже. А еще пункты проката автомобилей, почтамт, телеграф, банки. В этой сети с мелкими ячейками имелась только одна дыра. К сегодняшней ночи они могут взять под наблюдение Париж, но не всю Францию. Тут полицейского начальства мало, требуется приказ министра внутренних дел. А если атташе по культуре не станет медлить, министр крепко задумается. Убийцу Мадлен Герр искать, конечно, следует, однако и затевать международный скандал ни к чему.
Пусть ищут меня в Париже!
Ближайшая стоянка такси оказалась возле все той же церкви Сакре-Кёр. Машина там была всего одна. Кстати, «ситроен» 1935 года, но не красный, а желтый.
Я открыл дверцу.
– Работа на всю ночь, мсье!
– Ночная работа – ночной тариф, – ответил мне женский голос.
Не слишком молодая, коротко стриженая и скромно одетая. Руки крепкие, такая при рукопожатии пальцы сломает. Тем не менее, женщина.
– Мадам! – возгласил я, усаживаясь на переднее сиденье. – Этой ночью мне предстоит приоткрыть страшную тайну любви, измены и мести!
Она дернула носом, но поскольку граппы я сегодня избежал, рассудила иначе.
– Будем следить за чьей-то женой?
Оставалось горько вздохнуть.
– Поздно! Смерть уже забрала всех, и правых, и неправых. Непроницаем ее покров!
– Кладбища ночью закрыты, мсье, – сообщила она, заводя мотор. – Но если хотите прокатиться от Пер-Лашез к Монпарнасу.
Я покачал головой.
– Ее похоронили в фамильном замке, в часовне, где возлежат все ее предки. Саван сшили из куска батиста, купленного для свадебного платья. Гроб опустили в склеп ровно в полночь, когда над замком разразилась гроза. Само Небо гневалось.
Зачем Пьер Домье раскопал эту историю, я вначале не понял. Однако пригодилась!
* * *
29 июня 1811 года барон Николя Шарль Леритье де Шезель убил на дуэли графа Антуана де Безье. Тот пытался вступиться за честь сестры, но барон стрелял без промаха. Дуэлью во Франции никого не удивишь, однако давняя трагедия несколько выбивалась из ряда. Фамилия «Безье» короткая, зато графский титул самый настоящий, известный со времен Людовика Благочестивого. А вот Леритье, бывший мясник и кровожадный санкюлот, стал бароном в 1808 году, отличившись на службе Империи. В глазах спесивых де Безье нувориш так и остался возомнившим о себе вилланом. Когда граф Антуан узнал, что его сестра тайно встречается с бароном, вызов последовал без малейших колебаний.
Девушка, потерявшая брата и возлюбленного, выпила яд.
Семьи Леритье де Шезель и Безье стали врагами. Дуэли следовали одна за другой, последний де Безье был убит в 1913 году, накануне Великой войны.
Адди – кличка, данная злоязыкой Ильзой Веспер. Полное имя руководителя Структуры – барон Симон Анри Леритье де Шезель.
– Не люблю аристократов, – рассудила таксистка, тормозя на красный свет. – Они все ненормальные.
Спорить я не решился.
