Текст книги "Работа над ошибками (Puzzle)"
Автор книги: Андрей Буторин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Алексей выслушал племянника, ни разу не перебив. Но когда Пашка замолчал, вопросительно заглядывая в глаза дяди, тот невольно отвел взгляд в сторону. Он не поверил Павлу. Не то, чтобы Алексей не доверял своему племяшу – он просто не мог поверить его рассказу! Того, что рассказал Пашка, просто не могло быть! Но что-то ведь было! Недобрая догадка вспыхнула вдруг в голове у Алексея.
– Павел, скажи мне честно, – начал он, неуверенно подбирая слова, – вы ничего тут не курили, не нюхали?
Пашка вдруг вздрогнул, и у Алексея екнуло сердце. “Угадал, ети его мать!” – мысленно ахнул он. А Павел опустил голову и промямлил:
– Я не курил, дядя Леша...
– А кто курил?
– Я не курил! – снова повторил Павел, уже твердо, и открыто посмотрел в глаза Алексея.
– Так, значит Колька курил! – уверенно констатировал Алексей и, видя, что Павел снова опустил голову, понял, что попал в точку.
– Так он значит и Лизе дал покурить? – вспомнил Алексей о странном состоянии девочки. – Где же он достал травку?
– Какую травку? – снова вскинул голову Пашка. Он явно не понял вопроса, но добавил: – Лизе он не давал сигарету, он мне давал, но я... отказался.
– Сигарету? – переспросил Алексей. – Или косячок с травкой?
– Не с травкой, – снова не понял Пашка. – С самым настоящим табаком! Он не баловался – по настоящему курил! Сигарету “Прима”.
Пашка подумал, что дядя Леша вообразил, будто они, балуясь, набивали в бумажку обыкновенную траву и делали вид, что курят. К счастью, мальчик еще не знал истинного значения слова “травка”. И Алексей тоже понял, что в этом мальчик искренен.
– Только вы не говорите никому, – попросил Пашка. – Колька подумает, что я болтун и предатель.
– Не скажу... – задумчиво ответил Алексей. Все его объяснение происшедшему летело к черту. Оно, конечно, и к лучшему, что дети не занимались этой страшной дурью, но что же тогда с ними случилось?!
– А может, вы нанюхались чего-нибудь? – предпринял он последнюю попытку. – Клею какого-нибудь, или бензину?
– Да ничего мы не нюхали! – вспыхнул Павел. – Вы что, мне не верите?!
– Извини, брат, но как-то не могу! – честно ответил Алексей.
– Тогда идите за мной! – обиженно сказал Павел и зашагал к поляне.
Глава 3
В жизни каждого человека бывают порой моменты, когда жизнь, казавшаяся до сих пор понятной, или по крайней мере – привычной, делает вдруг такой неожиданный вираж, что все понятное и привычное летит в тартарары. Все уже кажется совсем не таким, как было до этого момента. Бывшие еще совсем недавно важными проблемы становятся вдруг никчемными, не заслуживающими внимания; цели, к которым упорно стремился, превращаются в совершенно ненужный, бесполезный пустяк. И человек иногда отчетливо понимает, а иногда лишь интуитивно догадывается, что жизнь его перешла на новую ступень – для кого-то высшую, для кого-то низшую, а для кого-то – в той же плоскости, но все равно другую. А ступень, на которой он стоял только что, уже рассыпалась в прах, который тут же унесло ветром.
Искать причины таких переходов, как правило – дискретных, скачкообразных, наверное, бесполезно. Может быть, это прихоть Судьбы, воля Бога, решение каких-то Высших Сил. А может быть, это просто сбой некой Программы: неведомый Программист изменяет ее алгоритм, делает правку в коде – и вот он, пресловутый скачок, иногда в Никуда...
Многие из нас, прокрутив мысленно ход свой жизни, наверняка найдут пару-тройку таких дискретных скачков, а у кого-то их будет и гораздо больше. Если даже эти переходы завуалированы кажущейся постепенностью, так сказать, “аналоговостью” сигнала, все равно при желании можно найти, вычленить “точки перехода” из “до” в “после”. Надо только суметь это сделать. Впрочем, возможно, и не надо.
Алексей, особо не напрягаясь, мог бы назвать как минимум два таких события в своей жизни, изменивших ее на корню. Одним из них, безусловно, стала гибель Ларисы, а второе произошло буквально только что, когда он увидел в потухшем костре ужасно вонючее доказательство правдивости рассказа племянника.
Сначала, когда Пашка подвел дядю к кострищу и, остановясь в безопасном отдалении, сказал: “Вот”, Алексей не сразу понял, что же значит это “вот”. Но, подойдя к потухшим углям ближе, он заметил среди них, ближе к краю костра нечто, что сначала он принял за большую головешку. Однако, приглядевшись, Алексей вздрогнул и даже попятился: прямо на него из нетронутой огнем стороны “головешки” смотрел светло-сиреневый глаз!
Алексей подобрал валяющуюся рядом ветку и осторожно перевернул ужасную находку. С другой стороны круглый предмет пострадал меньше. Теперь Алексей и сам видел, что это действительно голова. Но что это была за голова! Какое исчадие ада могло носить ее на своих плечах?!
Со стороны, не тронутой огнем, голову покрывала бугристая, серая кожа. Ее бесформенные складки напоминали слоеное тесто, только замешенное не из муки, а из влажной, сочащейся серой глины. Некое подобие мягкого носа, скорее – хобота, свисало до грубо вырезанного отверстия рта, в котором не было видно зубов, зато, казалось, было штук десять отвратительно толстых, сизых языков, напоминающих кишки, наполненные дерьмом. Один глаз – на стороне, попавшей в огонь, – вытек и запекся отвратительной желто-фиолетовой коркой. Другой же глаз был словно не посажен в глазницу, а выпирал прямо из мерзкой морды и имел размер и форму половинки куриного яйца, разрезанного поперек. Но он был светло-сиреневым, с пурпурным зрачком, и, если бы не знать, что это глаз и не видеть всего остального, можно бы было принять его за отшлифованный аметист и даже залюбоваться его красотой. Но сейчас он вызывал этим еще большее отвращение!
Голова была полностью лысой, только сверху, вдоль черепа, толстая складка кожи образовывала безобразный гребень, лохматящийся по краю подобием нарывов и корост.
Алексей еще пошевелил веткой, повернув к себе голову разрезом на шее. Он был удивительно ровным и гладким, словно сделанный остро отточенной огромной бритвой. Зеленовато-бурая кровь запеклась на срезе, матово поблескивая.
И еще – от страшной находки не менее страшно воняло! Запах был столь нестерпимым, что, вкупе с самим видом чудовищной головы, вызвал-таки у Алексея непреодолимый приступ рвоты.
Отдышавшись вдали от кострища и придя немного в себя, Алексей сказал:
– Пашка, ты говорил, что были еще пальцы...
– Были, там – в траве! – Павел ткнул пальцем куда-то за кострище, но подходить ближе не стал.
– Ладно, все равно надо этот “подарочек” забрать, – сказал Алексей. – Есть какой-нибудь пакет?
– Там, где пальцы, должна быть наша сумка, – удивленно сказал Павел и переспросил: – Вы хотите это забрать? Зачем?!
– Ты что, не понимаешь, что это сенсация?! – воскликнул Алексей. – Да это для науки почище находки австралопитека! Это же вообще нечто невообразимое! – В Алексее проснулся журналист. Он быстро пошел в сторону костра, зажав нос пальцами.
За кострищем он действительно нашел матерчатую сумку с остатками продуктов, лежащую в траве. Но сколько он ни прочесывал эту траву вокруг сумки, в радиусе, наверное, метров трех, если не больше, – ничего, даже отдаленно напоминающее пальцы, не нашел.
– Может, они в землю зарылись? – предположил подошедший поближе Пашка. – Они как червяки ползали!
– Скорее – их птицы склевали! – ответил Алексей. – Хотя, как можно клевать такую гадость?!
В итоге он закатил все той же веткой голову неизвестного чудовища в сумку, осторожно, или скорее – брезгливо, взял ее в руку и сказал:
– А теперь, Паша, ищи крапиву.
– Это еще зачем? – удивился Пашка.
– Ты знаешь, что опытные рыбаки в жаркую погоду заворачивают рыбу в крапиву, чтобы она дольше не портилась?
– Нет, – ответил Пашка.
– Так вот – знай! У нас, конечно, не рыба, но я думаю: хуже не будет! А то вон как солнышко печет, а наша “рыбка” и без того воняет, как протухший слон!
Пригнав коров в село и загнав тети Верину Зорьку в родной хлев, Алексей с Пашкой зашли в избу. Тетя Вера уже переоделась, чтобы идти кормить и доить корову.
– Что с Лизой? – первым делом спросил Алексей.
– Тише ты! – шепотом “прикрикнула” на него тетя Вера. – Спит Лиза! Агния сказала: испуг был у ней сильный. Теперь все нормально будет, заговорила ее Агния и травки выпить дала. Спит теперь Лиза, не будите!
“Опять травка, – невольно подумал Алексей. – Как все-таки много смыслов у такого простого слова!”
– И чего ее так напугало? – пожала плечами женщина, продолжая собираться в хлев. – Колька ерунду какую-то про голову отрубленную треплет! Что там было-то, Пашка? – обратилась она к внуку.
Алексей заранее договорился с Пашкой, что правду они пока рассказывать не будут, чтобы не напугать пожилую женщину и вообще не посеять раньше времени паники и слухов на селе. Хотя, похоже, слухи уже распространились, хотя бы от того же Кольки. Поэтому он не дал ответить племяннику, а сказал сам, шепотом:
– Тетя Вера, что там случилось, пока непонятно. Тут бы ученые нужны... Не подскажете, кстати, где можно похранить в холоде одну очень вонючую и скоропортящуюся вещь?
– Что еще за вещь? Рыбы что ль наловил? Так ложи в холодильник!
– Нет, не рыбу... – Алексей решил не пугать пока тетку страшной находкой. – Так, экспонат один, для науки очень важный. Но он воняет – жуть! В холодильник его нельзя.
– Ну, не знаю тогда. – Тетя Вера задумалась. – В погребе – холодно, но тебе ведь, поди, не такой холод, тебе лед нужен?
– Да, лучше бы лед! – кивнул Алексей.
– Не знаю... У Митрича погреб глубокий, с ледником. Только он, пьяница старый, без бутылки не пустит!
– Да хоть две бутылки! – обрадовался Алексей, но тут же вспомнил, что отдал деньги тете Вере, а она уже подозрительно нахмурила брови.
– Опять тоску заливать собрался? – вздохнула тетка.
Пожилая женщина, много повидавшая и пережившая на своем веку, не любила и не умела хитрить и лукавить. Она очень жалела своего племянника и понимала его. Но сколько раз она уже видела в жизни, как горе ломало и не таких мужиков. Горе и водка. Правда, она видела и то, что Алексей перестал тянуться к бутылке постоянно, как к единственной панацее. Но он и вообще стал каким-то другим в последнее дни. Он словно бы успокоился. Но она-то видела, что спокойствие это – кажущееся, что боль его никуда не ушла, а лишь спряталась внутрь. И тень какого-то решения, как соломонова печать проступила в эти дни на лице Алексея. Нехорошего решения, это Вера Васильевна чувствовала всем своим женским сердцем! Уж лучше бы пил да плакал. Может, действительно – напьется, да выбросит из головы то худое, что в ней сейчас бродит?
Тетя Вера скрылась на минутку в своей спаленке и вернулась с деньгами в руке.
– На держи. Да смотри, Митрич хоть и старый, а любого молодого перепьет! За ним не гонись, а то свалишься!
– Тетя Вера! Да не собираюсь я пить! – убежденно зашептал Алексей.
– А ты выпей! – неожиданно сказала тетка, и по тому, как это было сказано, Алексей понял, что она не шутит.
Глава 4
Митрич считался в Никольском мужиком странноватым, немного “не от мира сего”. Он появился в селе лет двадцать назад. Было ему тогда пятьдесят с хвостиком, а может – и все шестьдесят. Михаил Дмитриевич был нелюдим и молчалив, а таких на селе не особенно любят. Даже то, откуда он прибыл, любопытные бабки узнали только через сельсовет. Оказалось, что из Ленинграда, что было более чем странно: народ наоборот мечтал выбраться из села поближе к цивилизации, а тут – из самого Ленинграда и в глушь!
Митрич, как окрестили его сельчане, купил у одной женщины, собравшейся уезжать к дочери в город, старый домишко и тут же начал строить себе новый. Деньги у Митрича, похоже, водились, и он, хоть и был одиноким (разведенным или вдовым – так и не удалось узнать), выстроил, помимо избы, добротный хлев, срубил баню, купил корову, поросят, кур. Чувствовалась в нем крепкая хозяйственная жилка! Но, кроме всего прочего, Митрич сделал еще и то, о чем жители Никольского и не помышляли – по инертности ли мышления, из-за лени ли... Так, он приспособил к колодцу электронасос и сделал себе собственный водопровод. Туалет он тоже обустроил на городской лад – не холодный нужник во дворе, а добротный, в теплой пристройке к избе, и даже с унитазом. Этот факт особенно потешал деревенских мужиков и баб. Вырыл себе Митрич и особенно глубокий погреб – такой, что на самом дне его круглогодично не таял лед. Огород приносил Митричу урожая тоже, пожалуй, больше, чем любому другому сельчанину. Он и журналы какие-то сельскохозяйственные выписывал, и книги по огородничеству читал. Даже картошку сажал и окучивал по книгам. Все видели, что у Митрича картофель и крупней, и больше его, чем у них, а все равно ржали-потешались! Мол, чего там читать-вычитывать, деды-прадеды неграмотными были, без книжек обходились, и мы уж картошку-то как-нибудь без учебников посадим! Вот именно, что как-нибудь...
Однако, несмотря на всю свою хозяйственность, Митрич слыл на селе пьяницей. Действительно, не реже одного раза в неделю он покупал в сельском магазине бутылку водки. А если кто обращался к нему за помощью, такса у Митрича тоже была всегда одна – бутылка. Правда, таким же платежным средством пользовались и все остальные сельчане, да и спиртным отоваривались в магазине не реже, а кое-кто и чаще Митрича, но... Пьяница, и все тут! В отместку, видать, за его скрытность и непохожесть на всех. А между тем, откровенно пьяным-то никто Митрича никогда и не видел. Вот такой вот парадокс!
Именно к Митричу, купив две бутылки “Столичной”, и пошел Алексей арендовать ледник для хранения головы.
У Митрича, в отличие от большинства сельских жителей, было заперто, хотя старик явно был дома: из печной трубы валил дым. А рядом с дверью имелась кнопка электрического звонка – вещь для села совсем чуждая.
Алексей позвонил, и через полминуты дверь отворилась. На пороге стоял Митрич – в футболке и застиранных джинсах, что странно сочеталось с его абсолютно лысой головой и марксовской седой бородой с усами.
– Здравствуйте, Михаил Дмитриевич! – поздоровался Алексей.
– Здравствуйте, Алексей Романович! – ответил старик.
Алексей даже растерялся: никак он не думал, что Митрич знает его отчество.
– Проходите, чего же вы? – вывел тот Алексея из невольного ступора.
Жилище старика, в котором Алексей был впервые, поразило его своей непохожестью на прочие сельские избы. Снаружи это был хоть и добротный, но вполне обычный бревенчатый пятистенок. А вот внутри... Внутри это была городская квартира типичного интеллигента! Недорогая, но современная мебель: шкаф для одежды вместо обычных гвоздей и крючков у входа, навесные шкафчики “под дерево” на кухне, мойка из нержавейки, стол, стулья – не дешевые и пошарпаные, а настоящий столовый гарнитур, пусть, опять же, и не из самых дорогих. Но самое главное – обилие книжных стеллажей и полок! Особенно много их было в “кабинете” Митрича, куда тот сразу провел гостя. Сам Митрич уселся в удобное кресло за шикарным письменным столом, а Алексею показал рукой на небольшой уютный диван.
– Слушаю вас, – сказал Митрич очень серьезно.
Алексей сидел на диване, сжав в руках лежащую на коленях сумку с двумя бутылками водки и завернутой в полиэтиленовый пакет головой. Он почему-то совсем растерялся в этой неожиданной обстановке и чувствовал себя совсем по-дурацки.
– Видите ли, Михаил Дмитриевич, – начал наконец Алексей, – я бы хотел вас попросить об одной услуге... Не могли бы вы на несколько дней, максимум на неделю, разрешить мне воспользоваться вашим ледником?
– Вот как? – удивился Митрич. – И что вы собрались там хранить?
Алексей замолчал. Он как-то и не подумал даже, когда шел сюда, что же он ответит старику на подобный вопрос. А ведь вопрос этот должен был возникнуть у любого человека, в погребе которого собираются что-то хранить посторонние.
– Что же вы молчите? – спросил старик. – Или это нечто запретное? Взрывчатка, наркотики? – тут он едва заметно, одними глазами, улыбнулся.
– Нет-нет! – встрепенулся Алексей. – Это некий экспонат... Я полагаю, он имеет научную ценность. А на улице жара, сами понимаете... До приезда ученых он вряд ли сохранится.
– Экспонат какого рода? – заинтересовался Митрич. – Биологический объект, насколько я понимаю? Не позволите взглянуть?
Теперь Алексей растерялся окончательно. Не показывать находку Митричу было бы уже просто неприлично. Развернуться и уйти? Еще более неприлично! Показать? А вдруг старика хватит удар? Впрочем, судя по обстановке и манере речи, Митрич был далеко не обычным пьяницей или выжившим из ума старым дедом. Напротив, чувствовалась в нем некая интеллигентская жилка, а в слегка прищуренных, молодо блестевших глазах, был виден свет образованности и ума.
“Наверное, так даже будет лучше, – подумал Алексей. – Расскажу все Митричу, отдам ему эту голову, пусть он вызывает ученых, если сочтет нужным, а у меня есть дело поважней... Что-то я так рьяно взялся за все это, будто причину нашел, чтобы оттянуть развязку! Кого обмануть-то хочу? Себя? Не выйдет, друг! Обратной дороги нет! А с загадками всякими пора завязывать! Итак из-за всего этого день потерян!”
Митрич, видя, как замешкался Алексей, усмехнулся в густые усы и сказал:
– Я, конечно, не настаиваю, молодой человек, только ведь и я в некотором роде ученый. Правда, бывший.
– Вы – ученый? – поразился Алексей. – А... в какой области?
– В разных, мой любопытный и оч-чень откровенный друг, – слово “откровенный” старик особо подчеркнул голосом: мол, сам что-то скрываешь, а я перед тобой исповедоваться должен!
– Да вы не думайте, что у меня от вас какие-то секреты! – начал оправдываться Алексей. – Просто все это очень неожиданно и странно!
Алексей полез в сумку, чтобы достать полиэтиленовый пакет со страшной находкой, но в последний момент заколебался и посмотрел на старика.
– Михаил Дмитриевич, а у вас... – смущаясь, начал он.
– Крепкие ли у меня нервы? – догадался Митрич. – Не бойтесь, повидал на свете всякого! Сердчишко тоже пока вроде стучит исправно. Так что давайте, доставайте свой экспонат!
Как ни хорохорился старик, но все-таки он вздрогнул, когда уставился на него пурпурный зрачок сиреневого глаза с опаленной отвратительно-бугристой серой морды. Но Митрич сразу же справился с невольным испугом, а в глазах его загорелся азарт настоящего исследователя. Он быстро, по-молодому, вскочил с кресла и буквально подлетел к дивану, на котором сидел Алексей, брезгливо держа завернутую в полиэтилен голову чудовища.
Старик буквально выхватил из рук Алексея находку и, не обращая внимания на исходящую от нее ужасную вонь, принялся лихорадочно разворачивать, а затем, взяв ее прямо голыми руками, стал поворачивать так и этак, разглядывая со всех сторон, и при этом радостно причмокивал, удивленно присвистывал, по-стариковски охал, – короче говоря, производил впечатление страстно влюбленного человека, обретшего наконец давно потерянную возлюбленную.
– Чего вы молчите! – закричал вдруг он фальцетом. – Скорее рассказывайте, где вы взяли ЭТО?!
Старик слушал Алексея очень внимательно, не перебивая и не выпуская из рук свое “сокровище”. Когда рассказ подошел к концу, он все так же молча завернул голову в тот же самый полиэтиленовый пакет и вышел с нею из комнаты. Стукнула дверца погреба, затем раздалось старческое кряхтение Митрича. Вскоре дверца стукнула снова, закрываясь, зажурчала вода из-под крана, и, наконец, старик вновь вошел в свой кабинет, вытирая руки полотенцем.
– Вы, я вижу, что-то еще принесли? – спросил он, кивнув на торчащие из забытой уже Алексеем сумки водочные горлышки. – Это, надеюсь, не экспонаты для хранения?
– Это экспонаты для изучения их содержимого на вкус, причем немедленного! – пошутил Алексей.
– Тогда прошу в столовую!
“Столовая”, она же – кухня, была, как и в большинстве деревенских домов, большой комнатой с русской печью. Украшением ее был, как уже говорилось ранее, столовый гарнитур из стола с четырьмя стульями. Судя по тому, что три стула были почти как новенькие, а один, хоть и несильно, но потертым, можно было сделать вывод, что гостей Митрич принимал нечасто.
Старик быстро, как заправская хозяйка, вытащил ухватом из печи чугунок с тушеной картошкой и мясом, из холодильника – пару банок шпрот и лимон, еще раз спустился в погреб и вынес оттуда в два захода банки с солеными огурчиками, груздями, рыжиками, затем принес с огорода свежих огурцов, толстый пук лука, несколько пучков укропа и петрушки.
– Извините, помидоры еще не дозрели, – весело сказал он, глянув на Алексея. – Обойдемся?
– Конечно, обойдемся! – ответил Алексей. – Зачем вы вообще из-за меня так хлопочете?
– А я не из-за тебя совсем! – неожиданно перейдя на “ты”, покачал головой Митрич, продолжая стремительно накрывать стол. – Я для себя! Я старенький, мне витамины нужны!
Наконец, Алексей с Митричем сели за стол, и Митрич, на правах хозяина, разлил “Столичную” по рюмкам.
– А вот водочку-то мы с тобой забыли охладить, – огорченно вздохнул он. – На хоть вторую положи пока в морозилку! – передал старик непочатую бутылку Алексею.
Выпив пару рюмок, Алексей почувствовал себя несколько свободней и раскованней. Да и Митрич оказался совсем не таким человеком, каким Алексей представлял себе его раньше. Правда, старик по-прежнему ничего не рассказывал о себе, зато он подробно расспросил еще раз обо всех деталях странного происшествия. Но поскольку Алексей не был его непосредственным свидетелем, а пересказывал все со слов племянника, Митрич сокрушенно мотал головой, когда тот не мог пояснить какой-нибудь момент. Наконец старик твердо и совершенно трезво сказал:
– Сегодня уже поздно, а завтра утром пойдем на место происшествия. Неплохо будет, даже очень желательно, если с нами пойдет твой племянник Павел. Надеюсь, он не откажется рассказать мне подробно о явлении, свидетелем которого он стал?
– Думаю, не откажется, – ответил Алексей, а сам подумал: “Завтра, похоже, тоже срывается мое дело...” Странно, но при этом он не почувствовал никакого раздражения или сожаления. Напротив, ему стало вдруг интересно: что же действительно произошло сегодня близ Никольского?
Глава 5
Наутро Алексей проснулся как огурчик – не болела голова, не было никакого похмельного синдрома. Не мучили его прошедшей ночью и снежные кошмары, напротив – сон был по-настоящему здоровым и крепким. Странно, но впервые за восемь с половиной месяцев, он проснулся не с болью в сердце и не с пустотой в душе, а с мыслью, что его ждет что-то хорошее.
Алексей сразу вспомнил о вчерашней договоренности с Митричем и начал быстро одеваться. Тетя Вера уже подоила корову и возилась теперь у печи с чугунами и кастрюлями.
– Ты чего в такую рань вскочил? – оторвалась она от своих ухватов. – Опять что ль на рыбалку собрался?
Алексей почувствовал в голосе тетки добродушные нотки – вчера он, хоть и пришел заметно навеселе, но не закатывал пьяных рыданий, не бегал за “добавкой”, а вместе со всеми попил чаю перед сном, рассказав даже пару каких-то забавных историй. Тетя Вера в ответ пошутила: “Почаще тебе, видать, надо к Митричу ходить”. К тому же “отошла” к вечеру Лиза – помогли, видать, заговоры Агнии – и хоть не смеялась вместе со всеми, но уже разговаривала и вела себя нормально.
– Тетя Вера, Митрич вчерашней историей заинтересовался, – честно ответил Алексей, так как врать ему совершенно не хотелось, – просил показать то место, где ребята вчера напугались. Пусть Пашка с нами тоже сходит.
– Чего там старому дурню надо? – заворчала тетя Вера. – Парнишка и так напугался вчера, куда его опять тащить? Да и рано еще, пусть хоть выспится!
– Бабушка! Я уже не сплю! – выскочил из спальни Пашка в одних трусах и майке. – Можно я пойду с дядей Лешей?
– Да что вы придумали-то? – уже всерьез рассердилась тетя Вера. – Что там тебе вчера пьяница этот старый наговорил?!
– Тетя Вера, он не пьяница! – мягко, но строго ответил Алексей. – Михаил Дмитриевич – бывший ученый, он хочет попытаться во всем разобраться.
– Кто ученый – Митрич? – всплеснула руками тетка и засмеялась, но вдруг осеклась. – А кто его знает – может и ученый, все вон книжки читает... Правда ученый что ль?
– Правда, тетя Вера, – серьезно сказал Алексей.
– Гляди-ко! – покачала головой тетка. – Ну, идите, раз ученый... – и тут же снова прыснула: – Митрич – ученый, ну анекдот!
Дверь в избу Митрича была, на удивление, открыта. “Видать, ждет нас уже старик, не терпится ему!” – подумал Алексей и зашел в сени. Пашка попытался было прошмыгнуть следом, но почему-то – он и сам не мог позже сказать, чем это было вызвано, предчувствием, что ли? – Алексей не дал племяннику войти.
– Подожди на улице, – сказал он. – Мы быстро, Михаил Дмитриевич уже собрался, наверное.
Пашка спорить не стал – утро выдалось прекрасное и встречать его на свежем воздухе было более чем приятно.
Алексей же, постучавшись в дверь, ведущую из сеней в избу и не получив ответа, пожал плечами, но все же открыл и эту дверь. В жилище Митрича царила тишина. А еще там еле уловимо пахло чем-то неприятным, вроде тухлых яиц или вообще – испорченной пищи. Алексей огляделся в первой комнате, бывшей также и кухней. Все в ней было как вчера, только посуда после вчерашнего застолья была вся вымыта и расставлена в подставку-сушилку, а стол тщательно вытерт от крошек и пятен. “Аккуратный старик!” – уважительно подумал Алексей, но отсутствие хозяина начало его уже тревожить.
“Может, спит еще Митрич? – мелькнула утешительная мысль. – Все же выпили вчера по поллитре на брата, а ему ведь уже годков-то...” Но опять же какое-то шестое чувство уже не шептало, а вовсю бубнило, что произошло нечто нехорошее. Очень нехорошее! Но Алексей все-таки зашел в кабинет-спальню, чтобы просто окончательно убедиться в отсутствии Михаила Дмитриевича.
Что сразу же бросилось в глаза Алексею – диван, на котором, видимо, обычно и спал Митрич, был расстелен для сна, более того – подушка и одеяло были смяты: старик не просто приготовился спать, он уже успел если не поспать, то полежать в своей постели! А потом что-то заставило его встать и срочно, не заправляя даже постели, одеться и куда-то уйти. Хотя, стоп! Одеться он тоже не успел! Вот висят, перекинутые через спинку кресла, вчерашние футболка и джинсы!
Тут Алексей вспомнил, над чем так потешались деревенские жители – о “цивильном” туалете Митрича. “Пошел дед ночью по нужде, а там сердчишко прихватило!” – пришло на ум очень убедительное объяснение. Но Алексей чуял, что и там не найдет старика, хоть и ринулся тут же в туалет-пристройку. Так оно и оказалось!
“Ну куда же, куда он еще мог деваться? – заметался Алексей по темным сеням. – Ночью, голый, куда он еще мог пойти?!”
Алексей снова вернулся в избу и присел на лавку возле печи, нервно барабаня по полу ногой. В ответ на это что-то стало металлически позвякивать в такт ноге. Алексей посмотрел вниз: ноги его стояли аккурат на крышке от погреба, а позвякивало железное кольцо, служащее ее ручкой.
“Погреб!” – холодом шибануло в мозг, и в который уж раз за последние минуты предчувствие Алексея дало о себе знать. Но теперь оно подсказывало, что догадка верна.
В темноту погреба уходила крутая деревянная лестница. Внизу ничего не было видно. “Где-то вчера Митрич включал там свет!” – вспомнил Алексей и увидел на стене возле печи два выключателя. Щелкнул одним – зажглась лампочка в самой печи, щелкнул другим – погреб озарился светом. Чувствуя, что сердце стало колотиться раза в два чаще, а по хребту скатилась холодная струйка пота, Алексей начал медленно спускаться вниз.
Погреб состоял из двух ярусов. На первом, менее глубоком и, соответственно, менее холодном, хранились на полках и стеллажах стеклянные банки с соленьями, стояли вдоль стен мешки с картошкой, висели связки лука – короче, все то, чему чрезмерный холод противопоказан. А на нижний ярус вела еще одна лестница. По ней, хоть температура явно приблизилась уже к нулю, если не ниже, Алексей спустился уже совсем мокрым от пота, прямо как в своих кошмарах. И так же, как в тех кошмарных снах, он увидел перед собой лед. А на льду, в одних трусах и майке, лежал Митрич! Кругом все было перепачкано кровью, и вот что странно – старик, казалось, был странным образом вбит головой в стену! Алексей, дрожа и от страха, и от холода, – непонятно от чего больше – медленно наклонился над телом старика и осторожно потянул его за майку на себя. Пропитавшаяся кровью майка примерзла ко льду, но тело все же немного подалось. И вот тут Алексей, не выдержал – заорал! Голова Митрича не была вбита в стену – ее просто не было!!!
Не помня как, Алексей пулей вылетел наверх, в избу, а оттуда – сразу на улицу, на свежий воздух. Несмотря на прогретый уже утренним солнышком воздух, Алексея продолжало трясти крупной дрожью. Только увидев перед собой перепуганные глазенки Пашки, он понял, что все еще продолжает испуганно выть. Сев прямо на землю, в зеленую траву, Алексей обхватил голову руками, пытаясь хоть немного привести мысли в порядок, или, по крайней мере, успокоиться настолько, чтобы хоть что-то соображать.
– Дядя Леша, что с тобой?! – зашмыгал носом Пашка, который тоже испугался не на шутку.
– Вот что Пашка, беги к бабушке, пусть срочно позовет сюда участкового! – наконец-то пришла хоть одна путная мысль в голову Алексея.
Племянник попытался что-то спросить, но Алексей так свирепо на него зыркнул, что мальчишка умчался в тот же миг без оглядки.
К счастью, участковый – старший лейтенант Спиридонов Иван Валентинович – был в этот час еще дома, хотя и собирался уже ехать в райцентр по каким-то служебным делам. Поскольку Вера Васильевна не знала, что точно случилось с Митричем, а сказала участковому только, что Алексей просил позвать его к старику домой, Иван Валентинович торопился не шибко. ЧП в селе, кроме нечастых пьяных драк, не случалось уже очень давно, так что и теперь Спиридонов максимум что ожидал увидеть – это побитого по пьянке старого деда. Правда, Митрича никогда прежде не видели в таком состоянии, но ведь пьяницей-то его все равно считали.
Старший лейтенант Спиридонов был не стар и не молод – ему можно было одинаково дать как сорок, так и пятьдесят лет. По-мужицки коренастый, кряжистый, с загорелым и морщинистым лицом, с широкими, заскорузлыми от работы с землей ладонями, он, кроме формы, ничем не отличался от прочих деревенских мужиков. Однако, он был далеко не глуп, имел определенную хватку, умел и перед начальством показать себя не с худшей стороны, и среди деревенского населения держать свой авторитет на должном уровне. Он понимал, что с сельчанами ему жить, а с начальством – служить. И если из милиции в конце концов можно просто уволиться, или, в не столь уж далеком будущем, уйти на пенсию, то из села ему деваться было некуда. Ну вот некуда ему было отсюда ехать – не ждал его нигде никто, а здесь – хозяйство, огород, скотина... Жена, дочка школу заканчивает, а сын из армии через полгода вернется. Надо их поднять на ноги... В общем, работать надо – и работать хорошо! С мужиками быть строгим, но не перегибать палку, с бабами не конфликтовать шибко, стараясь все проблемы решать по мирному. Вот и сейчас, если “приложил” кто спьяну Митричу, то поговорить надо с обоими по-тихому, по-трезвому, постараться помирить безо всяких протоколов. В крайнем случае, особенно упрямому и пригрозить, если по-хорошему не поймет.
