Текст книги "Работа над ошибками (Puzzle)"
Автор книги: Андрей Буторин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Сосновый бор, однако, так и не начался. Зато побежали вдруг по сторонам дороги, выхватываемые лучом света, деревенские избы. Но это было не Никольское. “Что за черт!” – ругнулся, резко тормозя, Сашка. При этом он забыл выжать сцепление, и мотоцикл, дернувшись, заглох. Вокруг сразу же повисла глухая тишина. Лишь в ушах слегка еще гудело от недавнего шума мотора, да звенели, слетаясь на неожиданное пиршество, комары.
Сашка, не слезая с мотоцикла, дернул ногой пусковой рычаг. Мотоцикл затарахтел как-то неуверенно, казалось – даже испуганно. Еще не испуганным, но уже вполне озадаченным был и сам Сашка. “Нет же больше ничего до Никольского! – стал убеждать он сам себя. – Чучерино я уже проехал... Или нет? Как нет, когда “железка” уже была, а она – после Чучерина! Тьфу, лешак, заморочила мне Катька голову! Да это же Быково! Значит, я Никольское промахнул – и не заметил! А может, и соснул за рулем, на “автомате” ехал...” Сашка с облегчением засмеялся, сообразив, где он находится. Быково было всего в километре за Никольским.
Развернувшись на месте, “на левой ноге”, Сашка погнал назад. Хоть объяснение случившемуся он и нашел, на душе все равно почему-то стало тревожно. Теперь уже Сашка очень внимательно смотрел на дорогу. Промелькнул перечеркнутый указатель с надписью “Быково”, дорога пошла через поле, затем вокруг замелькали в луче света стволы деревьев – грунтовка углублялась в лес. Сашка проехал еще машинально с полкилометра, а потом вдруг опомнился: “Какой на хрен лес! Где Никольское?!” Мотоцикл между тем вновь громыхнул по рельсам узкоколейки. Сашка в зарождающейся панике чуть не выпустил руль. Мотоцикл вильнул к обочине, но парень сумел затормозить у самого края дороги.
Несмотря на ночную прохладу, Сашке стало жарко. Он вытер пот со лба и начал лихорадочно соображать: “Куда же девалось Никольское?! Ну, мог я один раз проехать его, но назад же я возвращался в здравом уме! Ну, выпил я перед дискотекой грамм двести, так давно же все прошло! Не иначе и правда лешак меня заплутал!” Сашке живо вспомнились рассказы матери, как леший, или, по-вологодски, “лешак”, может закружить в лесу путников, почему-то не понравившихся ему, и они снова и снова будут возвращаться на одно и то же место... Но то – в лесу, там для неопытного человека все деревья кажутся одинаковыми, ориентиры теряются, и без лешего можно легко заблудиться! Иное дело – дорога, если она есть – то есть, и если пятьдесят или сколько там лет она проходила по одному месту, то за ночь изменить свое направление ну никак не сможет!
Между тем понемногу начинало светать. На душе у Сашки тоже появилась узенькая полоска надежды-зари. “Ну, а вдруг все же на меня так Катька подействовала? – подумал он. – Недаром ведь рыжая – небось колдовская кровь в жилах течет! Приворожила меня, а потом наколдовала чего-нибудь, чтобы домой вернуться не смог! Не, Катенька, рыжая моя краля, я домой дорогу всегда найду! Вот сейчас рассветет чуток – и поеду тихонечко, благословеся...” Сашка достал сигарету, не спеша закурил и принялся ждать, пока бледнеющее на востоке небо не осветится настолько, чтобы можно было хорошо видеть дорогу, ведущую к дому.
Сашку стало клонить в сон; он слез с мотоцикла, поставил его на подножку, а сам умылся холодной росой с травы. Стало полегче. Покурив еще, Сашка решил, что можно уже и ехать – светлая лента дороги стала уже вполне различима. Заведя мотоцикл, Сашка тронулся с места и покатился тихонечко, на второй передаче, внимательно вглядываясь в дорогу и ее окружение.
Сначала был смешанный лес – все правильно, он и должен тянуться вдоль дороги после “железки” километров пять. Сашка специально засек по счетчику, сколько на нем было километров во время последней стоянки. Итак, вот уже пройдено восемьсот метров, девятьсот, километр... Впереди посветлело, и дорога выскочила на поле! Сашка остановился. Заглушил мотоцикл, медленно слез с него, но даже не поставил на подножку – просто повалил набок. Осторожно ступая, словно боясь поскользнуться, Сашка подошел к границе между лесом и полем. Это действительно было похоже на границу – столь ровно, будто высаженный по линейке, тянулся вдоль поля лес! А дорога, выходящая из леса, и ее продолжение, прочеркнувшее поле, были смещены относительно друг друга! Ненамного, сантиметров на семьдесят, но все же смещены, словно кто-то склеивал между собой два куска одного рисунка, стал стыковать, а они не стыкуются – чуть-чуть дорога смещена... А этот “кто-то” не стал обращать на такие мелочи внимания, да и склеил, как есть!
Сашке сразу вспомнилась игрушка младшей сестренки – головоломка из кусочков одной большой картинки, которую нужно собрать. “Паззл” называется, это Сашка хорошо запомнил – в школе по английскому пятерка была, память на новые слова – крепкая. И вот сейчас все происходящее напомнило Сашке эдакий безумный “Паззл”, только вместо картинки была земля, с ее лесом и полем; и еще – одного кусочка в этой игре не хватало – с сосновым бором и Никольским...
ЧАСТЬ 1. СЕРОЕ УТРО
Глава 1
Начинало смеркаться, когда участковый Спиридонов и двенадцатилетний подросток Колька Пеструхин подошли наконец к родному селу Никольское. Колька, хоть и устал неимоверно, собрался уже припустить со всех ног к дому, к матери, которую так долго не видел, но Иван Валентинович придержал паренька за плечо.
– А ну-ка, давай присядем! – сказал участковый, опускаясь на траву возле тропинки и увлекая за собой Кольку.
Спиридонов закурил и, выпустив густое облако дыма, спросил, глядя куда-то мимо мальчика:
– Ну, что дома врать будем?
– Как это врать?! – вытаращил глаза Колька.
– А то ты не знаешь как врут! – усмехнулся участковый. – Никогда что ли не приходилось?
– Приходилось... – чуть помедлив, ответил мальчик. – Но теперь... Но вы ведь...
– Ты хочешь сказать, что я всему свидетель, и теперь нам врать ни к чему?
– Ну да...
– Эх, брат! – Иван Валентинович глубоко затянулся сигаретным дымом. – Если не только ты, а еще и я начнем рассказывать про наши приключения – дело будет совсем худо!
– Почему?! – растерялся Колька.
– Да потому, что бред все это! – рассердился Спиридонов. – Бред сивой кобылы! Такого не бывает! Так нам и скажут все, и будут правы! А меня попрут с работы поганой метлой и хорошо, если дело кончится только этим!
– А чем еще?
– Дурдомом, вот чем! – буркнул участковый.
– Но у нас же есть доказательства! – вспыхнули вдруг глаза Кольки.
– Это какие еще доказательства? – насторожился Спиридонов.
– А вот! – Колька оттянул на груди ткань своего темно-синего костюма со странным черным орнаментом. И сама ткань, и покрой одеяния, и рисунок на нем выглядели какими-то чужими, хотя и назвать их категорически внеземными без дополнительного исследования было тоже нельзя. Однако участковый нахмурился:
– А ну-ка, снимай все это!
– Зачем?!
– Снимай-снимай! – При этих словах Иван Валентинович развязал свой рюкзак и достал оттуда грязную Колькину майку. – Наденешь то, что на тебе было!
Колька неохотно переоделся и остался снова в своих черных трусах и некогда белой майке, а наннгское одеяние Спиридонов сунул в свой рюкзак.
– Ну, а теперь слушай! – сказал участковый. – Слушай и хорошенько запоминай.
Видно было, что Иван Валентинович все обдумал заранее, еще по дороге от Чертовой пещеры, поскольку говорил он четко и внятно, словно читал протокол допроса:
– Ты, Николай Пеструхин, такого-то числа июля месяца проснулся ночью и вышел во двор по нужде. Неожиданно из-за угла выскочили двое неизвестных мужчин примерно тридцати-сорока лет, темноволосых, смуглых, кавказской или цыганской национальности. Они схватили тебя, зажали рот и потащили к реке, где их ждала моторная лодка и еще один мужчина с теми же внешними данными. Между собой мужчины переговаривались на незнакомом тебе языке. Сев в лодку, вы все поплыли в ней вниз по реке. Потом тебя заставили выпить что-то с резким, неприятным вкусом и запахом – возможно, водку – и дальнейшие события ты не помнишь. Очнулся ты в какой-то землянке, где тебя сторожил один из этих мужчин, выпуская наружу только по нужде. При этих вылазках ты видел вокруг только лес и не представлял места своего нахождения. Мужчина с тобой не разговаривал, изредка кормил и постоянно заставлял пить неприятную на вкус жидкость, от которой ты всегда засыпал, поэтому точного времени пребывания в землянке ты не знаешь. Возможно, это была неделя, или даже больше. Однажды, проснувшись, ты увидел, что твой охранник крепко спит, и попытался незаметно выбраться из землянки. Это тебе удалось, и ты побежал в лес. По лесу ты блуждал целый день, питаясь только ягодами, заночевал под большой елью, а на следующий день мы с тобой встретились и пошли домой. Все!
Спиридонов замолчал, внимательно разглядывая Кольку. Но Колька тоже молчал, опустив голову.
– Все ясно? – прервал затянувшееся молчание участковый.
Колька кивнул.
– Не слышу! – строго сказал Спиридонов и повторил вопрос: – Тебе все ясно?
– Да ясно, ясно! – буркнул Колька. – А что, правду совсем никому нельзя рассказать?
– Совсем никому!
– Даже мамке?
– Даже ей!
Посмотрев на пригорюнившегося Кольку, Спиридонов сжалился и, усмехнувшись, сказал:
– Вот подрастешь чуток – и напишешь о наших приключениях книгу!
Колька вздохнул, но спорить не стал. В его глазах даже вспыхнул вдруг огонек – он словно озарился весь подаренной идеей.
– А как же я... в книге? Ведь нельзя? – спросил мальчишка.
– Ну, в книге – можно, – улыбнулся участковый. – Ты укажешь, что это – фантастический роман, вот и все.
Похоже, мальчику мысль о книге понравилась. Он заулыбался смущенно. В роли писателя он себя раньше не представлял, а теперь представил и... ему понравилось! Однако, улыбка вдруг быстро погасла.
– А как же дядя Леша? – вспомнил Колька.
Спиридонов помрачнел.
– Дядю Лешу ты не видел!
– Но как же... – начал Колька изумленно.
– Не видел – и все тут! – твердо отрезал участковый. – Я тебя нашел, один. С Алексеем Романовичем мы разделились, когда искали тебя. Все, точка! Уяснил?
– Да я понял, – не унимался мальчик. – Но на самом-то деле как с ним будет?
– А вот этого, дорогой ты мой, я не знаю, – тяжело вздохнул участковый. – Только что-то мне подсказывает, что история наша еще не закончилась... Ладно, все, пошли домой! Только помни – обо всем молчок, я на тебя надеюсь!
– Да понял я, понял! – отмахнулся Колька. – Что я, маленький?!
Мария Пеструхина, увидев входящих в калитку участкового и своего пропавшего сына, заголосила дурным голосом и пулей вылетела во двор. Продолжая вопить и причитать, сгребла Кольку в объятия и принялась осыпать его поцелуями, а затем сползла на землю и, стоя на коленях, принялась обнимать ноги участкового, стараясь и его поцеловать в грязные сапоги.
– Мария!!! – взревел Спиридонов. – Ты это брось! А ну-ка встань на ноги!
Но женщина, казалось, обезумела от счастья и продолжала хватать Ивана Валентиновича за колени. Тогда участковый нагнулся, крепко, но бережно взял ее за плечи и насильно поставил на ноги. Стоило ему, однако, чуть ослабить “объятия”, как Мария вновь “поползла” вниз. Спиридонов вновь сжал руки на плечах женщины и как следует встряхнул ее.
– Цыть!!! Ишь, цирк здесь устроила! – закричал он сердито. – Иди лучше сыном займись – он голодный, устал весь, замерз!
Колька действительно еле держался уже на ногах. Мария переключила свое внимание на сына, но то и дело оборачиваясь к участковому, запричитала:
– Ой, спасибо тебе, Иван Валентинович! Ой, спас ты мою кровиночку от смерти-гибели! Ой, молиться я за тебя буду до гроба, в ножки кланяться!
Спиридонов скрипнул зубами, но промолчал, ожидая, пока прекратятся эти хвалебные возгласы.
Наконец, не выдержал Колька:
– Мам, ну хватит, пошли домой! Я устал!
Этого оказалось достаточно, чтобы Мария Пеструхина резко замолчала на полустоне и, схватив сына в охапку, бросилась в избу, забыв даже попрощаться.
– Фу-у-у! – облегченно выдохнул Спиридонов и повернулся было уже, чтобы уйти со двора, как увидел стоящую на крыльце дома напротив Веру Васильевну Югареву – тетку Алексея Белозерова. Пожилая женщина пристально и тревожно-выжидающе смотрела на участкового.
Иван Валентинович вяло махнул ей рукой и, медленно переставляя ноги, направился к жердяной изгороди, разделяющей соседние дворы. У изгороди он остановился, поджидая, пока подойдет Вера Васильевна. Та, однако, не сдвинулась с места.
– Может, ты сам подойдешь ко мне, да все расскажешь? – сухо спросила она.
Спиридонов тяжело вздохнул и перелез прямо через изгородь. Возле Югаревой он остановился и, не в силах поднять глаза, сказал:
– Здравствуйте, Вера Васильевна!
– Ты скажи, куда Лешу дел! – не отвечая на приветствие, еле сдерживаясь от слез, выдавила женщина.
– Вера Васильевна, с ним все в порядке! – бодро заговорил Спиридонов, хотя фальшью от этой бодрости разило за версту. – Мы разделились с ним, я нашел Кольку – и сразу домой его повел... А Алексей – он вот-вот тоже вернется, может – завтра, запасов у него много...
– И давно вы с ним разделились? – голос Веры Васильевны вновь стал сухим и твердым. – Две недели назад?
– Фу-у-у! – тяжело выдохнул участковый, утирая вспотевший вдруг лоб. – Ну, почему две недели... Вчера. То есть – сегодня... Да-да! Сегодня я видел Алексея так же близко, как вот вас сейчас! – Последняя фраза была истинной правдой, а потому голос его снова стал уверенным. Врать-то он совсем не любил, да и не умел.
– Давай, рассказывай все, Иван Валентинович! – прикрикнула Вера Васильевна. – Да ты знаешь, как мы тут все с ума сходим?! Я, Мария, Анна твоя с Валькой! Вся деревня на ушах стоит, вас ищут! А милиция твоя, да эти – фээсбэшники, как понаехали поперву, а потом – и дорогу забыли! Тьфу!
Вера Васильевна наконец заплакала, промокая уголки глаз беленьким платочком.
Спиридонов смущенно кашлянул, а затем, как можно более мягче, сказал:
– Вера Васильевна, вы меня простите, я просто с ног валюсь... Да и своим показаться скорее хочется – сами же говорите: с ума сходят... Отосплюсь, а завтра и решим, что делать дальше. Хорошо?
– Ты только скажи мне правду: жив Лешенька? – переспросила Вера Васильевна.
– Жив, Вера Васильевна! Ей-Богу, жив! – не покривил против истины Спиридонов и, потоптавшись еще чуток, нерешительно сказал: – Так что? До завтра, Вера Васильевна?
– Бывай здоров, Иван... – вздохнула женщина. – До завтра!
Глава 2
Валерка Мителев проснулся рано-рано, как и планировал с вечера. Даже мать еще не встала управляться со скотиной. Вчера Валерка со своими “корефанами” Ленькой и Андрюхой уговорились пойти рыбачить на утренней зорьке. Валерке для такого дела даже будильника было не надо – проснулся ровно в четыре! Быстро вскочил с кровати, побрызгал в лицо из умывальника, налил большую кружку вчерашнего молока, отломил кусок батона и, макая его в свежий мед, слопал, запивая из кружки.
Ленька Карпухин уже поджидал приятеля возле своего дома.
– Чего возишься? – буркнул он недовольно.
– Кто возится-то?! – возмутился Валерка. – Сколько времени-то сейчас, знаешь?!
– Ладно, пошли будить Ушастика! Чего-то его нету...
Друзья направились к дому Андрея Пояркова – Ушастика, как звали его все ребята понятно за что. Но стоило им подойти к калитке, как Андрей сам уже сбежал с крыльца. Вместо приветствия он замахал руками и закричал:
– Вы слышали, что Колька Пеструхин нашелся?!
– Да ну! Нет! – слились возгласы Валерки и Леньки.
– Ага! Его Спиридонов вчера вечером привел! – возбужденно заговорил Ушастик. – Мамка рассказывала...
– Ну, и где он пропадал все это время? – с интересом спросил Ленька, а Валерка даже подпрыгнул пару раз от любопытства.
– Да не сказал ничего Спиридонов... – потух Андрюха. – Да ладно, сами сегодня у Кольки все узнаем!
Друзья согласились с разумным доводом и, сразу забыв о новости, загалдели о предстоящей рыбалке.
– Ты червей накопал? – строго спросил Валерка Ушастика.
– Конечно! Ого-го сколько! – Андрюха достал из пакета и поднял над головой стеклянную банку с закручивающейся крышкой, в которой были проделаны гвоздем многочисленные дырочки. В банке копошился розовый ком извивающихся толстых червей.
– Ну, ладно, куда пойдем? – поинтересовался Ленька, хотя вчера еще решили идти к поскотине – месту, где обычно и удили лещей.
– На поскотину, куда еще! – ответил Валерка, а Андрюха согласно закивал.
Друзья закинули на плечи удочки и весело пошагали к реке.
– Как бы дождя не было! – сказал вдруг Валерка, глянув на небо.
– Ага, затянуто все, – согласился Ленька Карпухин, тоже посмотрев вверх. – Вообще чудное небо какое-то...
Мальчишки остановились и задрали головы к небу. Оно и правда было каким-то необычным. Казалось, что все небо затянуло сплошной пеленой облаков. Но вот что странно – пелена эта была абсолютно «ровной» по виду и цвету. Словно серую пленку натянули над землей! Было что-то около полпятого утра – небо, даже затянутое облаками, должно было быть с восточной стороны светлее, однако ничего подобного не наблюдалось... Да, небо постепенно светлело, переходя из темно-серого – просто в серый, а затем – в светло-серый цвет, но «светилось» оно со всех сторон одинаково!
Друзья молча переглянулись, пожали плечами и побежали дальше – то, что творилось на небе, пусть и было непонятным, не могло отвлечь их от более важного и интересного – рыбалки. Появилась, правда, иная проблема – запах... В утреннем воздухе постепенно и все более ощутимо стал распространяться какой-то ужасный смрад! Поначалу ребята просто морщились, списывая вонь на свиноферму, до которой, однако, было не так уж и близко, но вскоре запах стал таким сильным, что мальчишки, зажав носы, остановились.
– Это че, сгон где-то умег? – прогундосил Ленька.
– Какой еще сгон? – не понял Валерка.
– Ну, сгон – богшой тагой, с гободом! – ответил, не разжимая носа, Ленька.
– Слон! – подсказал, разжав на секунду нос, Андрюха-Ушастик.
– Тогда уж – целое стадо слонов! – буркнул Валерка, с трудом сдерживая тошноту.
Ребята сделали еще несколько шагов – до края угора, откуда дорожка бежала уже вниз, до самой реки, и замерли в оцепенении, забыв даже про несусветную вонь... То, что они увидели, не лезло ни в какие ворота! Первое, что сразу бросалось в глаза – река. Она обрывалась! В буквальном смысле: блестящую ленту реки слева, откуда она раньше текла, словно перерубили! Причем, левее не наблюдалось даже намека на русло! Хуже того, линия, по которой была непостижимым образом перерублена река, тянулась до самого горизонта по обе стороны от русла, и если справа от этой воображаемой линии все оставалось так, как и должно быть – зеленели лес и трава, желтело поле, серебрилась река, то слева открывался просто какой-то жуткий пейзаж! Во-первых, там все было красным. Издалека казалось, что местность сплошь покрыта мясным фаршем. А во-вторых, что самое отвратительное, кровавый фарш шевелился! Приглядевшись, можно было разобрать, что красное месиво – это подобие каких-то кустов или деревьев, а шевелятся их ветви, только не на ветру, а сами по себе, словно щупальца.
Мальчишкам, всем троим сразу, тут же пришел на ум извивающийся комок червей в банке Ушастика. Вышло настолько похоже, что друзей, одного за другим, вырвало. А потом тонко, по-девчоночьи, завыл Ушастик. Друзья не сговариваясь побросали удочки и со всех ног бросились обратно в деревню.
Вера Васильевна проснулась с нехорошим предчувствием. Она и так не находила себе места последние две недели, как ушел на поиски Кольки Пеструхина ее племянник Алексей. А вчера вечером, когда вернулся участковый Спиридонов – с Колькой, но без Алексея, – тревога и вовсе клещами сжала ее сердце! Правда, Спиридонов уверял, что Алексей жив, не верить ему вроде бы резона нету, но даже представить, что племянник остался совсем один в чуждом горожанину лесу, было жутковато.
Однако, надо было вставать, управляться со скотиной, доить и выгонять на выпас корову. Тревога – тревогой, страх – страхом, однако переживания твои, твоя боль, даже болезни – не оправдание перед некормленной скотиной, перед недоенной коровой. Такова участь всех сельских жителей: забывать во имя своего хозяйства про все остальное, хотя бы на время. Именно эта привязанность, кажущаяся несвобода, пугает многих горожан, думающих поменять место жительства на село. Конечно, тем, кто родился и вырос в деревне, все это было привычно, казалось очевидным, обыденным и единственно правильным. Вера Васильевна относилась как раз к таким людям.
Надев сапоги и рабочий халат и взяв ведра с кормом для скота, она вышла из избы на крыльцо. Прожив последние пятнадцать лет в Никольском, именно в этом доме, выходя каждое утро на это самое крыльцо, Вера Васильевна досконально знала, разумеется, что откроется перед ее взором. Она бы и с закрытыми глазами могла в точности представить и постройки на своем дворе, и то, что находится дальше, до самой линии горизонта. Так, например, с ее крыльца виден был лес, раскинувшийся на противоположном берегу реки, хотя самой реки, текущей в низинке, видно не было, а также – три кособоких, полуразрушенных домика у самого краешка леса – все, что осталось от заброшенной ныне деревни Ламыгино... Все это находилось перед мысленным взором Веры Васильевны, но отсутствовало наяву! Сначала женщина не поняла даже, что же так насторожило, даже испугало ее, заставило опустить на крыльцо ведра. А когда поняла – ахнула: всего, что находилось за рекой – ни леса, ни Ламыгина, – видно не было! Линия горизонта словно приблизилась непостижимым образом и проходила теперь где-то в районе реки! Поскольку этого просто-напросто не могло быть, Вера Васильевна сразу же придумала увиденному простое объяснение: туман! Да, просто плотный утренний туман, поднявшийся над рекой, скрыл собою и лес, и Ламыгино, создав иллюзию близкого горизонта... Тем более, и небо было тоже какое-то странное – сплошь серое, хоть и вполне уже светлое, но до того однотонное, что где кончается туман и начинается собственно небо – совсем непросто различить. Поэтому Вера Васильевна не стала больше глядеть на испугавший ее горизонт, а подхватила ведра и пошла в хлев кормить скотину.
Управившись со скотом, Вера Васильевна вышла из хлева с наполненным молоком подойником и тут же чуть не выронила его на землю: по деревенской улице, визжа во весь голос, мчалась Тамарка Пояркова. Промелькнула красной кофтой мимо калитки, словно язык пламени, дающий начало лесному пожару. И точно – «пожар» занимался: завизжали где-то в другой стороне деревни, потом заголосил еще кто-то, опять промчалась мимо Тамарка – теперь уже назад, и не визжа, а просто воя.
– Что случилось-то? – крикнула ей в спину Вера Васильевна.
– О-о-о-е-е-е-о-о-ой!!! – только и прозвучало в ответ.
– Господи, уж не война ли? – перекрестилась Вера Васильевна и быстро прошла в избу.
По радио как раз должны были передавать новости. Но радио молчало. Вера Васильевна покрутила ручку громкости, но это не принесло никакого результата. Зато с улицы слышалось еще больше различных звуков, кроме женского визга и воя. Теперь можно было различить мужской громкий голос, очень сердито что-то выкрикивающий.
Вера Васильевна сбросила грязный халат и, как была в сапогах, выскочила на улицу. Орали, казалось, уже повсюду. Но едва выйдя за калитку, Вера Васильевна увидела, что бегут все, в основном, к дому участкового Спиридонова, и там уже собралась солидная толпа народу. Ну а сердитый голос принадлежал самому Ивану Валентиновичу.
– Да сколько раз вам повторять: не знаю я! – услышала Вера Васильевна, подойдя торопливо поближе. – Я что ли реку разрубил?! Да я еще сам ни хрена не видел!
– Ой-ей-ей!!! Да ты посмотри, посмотри!!! – завопили из толпы. – Да ты на небо хоть глянь!.. А за рекой то что!..
Отдельные выкрики тонули в какофонии воплей и женского плача.
– Цыть!!! – гаркнул снова Спиридонов. – Мать вашу ети, если вы будете так вопить, то... А ну, тихо!!!
Но никто и не подумал затихнуть. Наоборот, невообразимый гвалт только усиливался прямо пропорционально все увеличивающейся толпе. Тогда участковый нашел выход. Он вдруг нырнул с крыльца в дом и вскоре выскочил обратно, держа в поднятой руке пистолет. Выстрел был все же громче людского шума, и он сумел этот шум победить. Теперь из толпы слышались лишь отдельные всхлипывания да испуганный шепоток.
– Вот так-то лучше! – произнес участковый, пряча “макарова” в кобуру. – Ну, кто мне толком расскажет: что случилось?
В ответ на эти слова снова стали раздаваться многоголосые крики, но Спиридонов понял уже свою ошибку и замахал в воздухе кобурой с пистолетом.
– Стоп-стоп-стоп! Молчать!!! – заорал он, и на сей раз это подействовало. – Кто видел что-то лично, поднимите руки!
Над толпой поднялся лес рук.
– Тьфу! – сплюнул участковый. – Ладно, ведите, показывайте – я сам посмотрю!
Людская масса покатилась по деревенской улице к угору с полуразрушенной церковью, откуда трое мальчишек первыми увидели ошеломляющее зрелище и всполошили своим рассказом сначала родителей, а те, в свою очередь, – всю деревню. Половина жителей уже сбегала на угор поглядеть на чудо, а кое-кто сбегал и еще дальше и, соответственно, видел больше, хотя понимать происходящее от этого больше не стал.
Чем ближе подходили никольчане к угору, тем все больше женщин закрывали носы платками, а мужики просто зажали пальцами, поскольку дышать становилось почти невозможно от ужасной вони. Спиридонов, разумеется, тоже чувствовал резкий, тошнотворный запах и понимал уже, что паника возникла неспроста. И он уже начинал догадываться, что слова, сказанные им вчера Кольке Пеструхину о том, что их история еще не закончилась, скоро получат неопровержимое подтверждение. Вид с угора сделал эту догадку фактом, хотя главного Иван Валентинович так и не понял.
Главным же было то, что Октаэдр свернулся!
Глава 3
Спиридонов не знал, что делать. Он честно и откровенно признался самому себе в полной беспомощности. Он не владел ситуацией. Мало того – он ее совершенно не понимал.
Участковый угрюмо брел в сторону своего дома, отрешенно глядя себе под ноги. Сзади, как стадо за пастухом, шли никольчане.
Оставались еще, однако, в Никольском и те, которые либо почему-то ничего не слышали и не видели, либо просто не осознали еще, что случилось нечто небывалое, либо попросту все им было трын-трава. Поравнявшись с одним из домов, Иван Валентинович увидел, как из него вышла хозяйка и направилась прямо к нему.
– Доброго здоровия, Иван Валентинович! – сказала женщина.
– Здравствуй, Ольга Алексеевна, – ответил участковый мрачно.
– У меня ведь беда, Иван! – горестно закачала головой селянка.
– Да у нас у всех вроде не праздник! – буркнул Спиридонов.
Ольга Алексеевна укоризненно посмотрела на участкового – так, словно тот пустился в пляс на поминках.
– Мой Сашка не вернулся вчера с танцулек!
– Е-мое, Ольга Алексеевна, – поморщился участковый, – какие танцульки, о чем ты? Ты что, не видишь, что творится?!
– Да по мне хоть трава не расти! – сердито ответила женщина. – Мне сын всего дороже!
– Ну так что, объявлять сейчас розыск?! – тоже рассердился Спиридонов. – Пропал мальчик Саша Ефимов двадцати одного году, особые приметы: два метра росту и шесть пудов весу! С вот такими кулачищами! Пошел на танцы, да девки защекотали! Отстань, Ольга Алексеевна, не до глупостей сейчас!
– Глупости?! – вспыхнула женщина. – Ну, погоди, Спиридонов! Я буду жаловаться на тебя начальству!
– Жалуйся, – вздохнул участковый. – Я и телефон тебе могу подсказать...
И тут он вдруг понял, что это ведь выход: позвонить начальству, обо всем доложить – пусть у них голова болит, пусть разбираются! У них и звания – повыше, и зарплата – поболе!
Спиридонов чуть ли не бегом бросился к своему дому, не обращая никакого внимания на злобные выкрики Ольги Ефимовой за спиной. Увы, надежда погасла столь же быстро, как и вспыхнула: телефон молчал. Не было не только никаких гудков, но даже и шороха.
– Мать его ети! – ругнулся Иван Валентинович, но спасительная мысль о начальстве не покинула его. Спиридонов стал быстро переодеваться в форму с намереньем самолично ехать в город, к начальству. Здесь он все равно никому ничем помочь не мог, да и помогать пока особо было некому – если только Сашку Ефимова искать под подолами у девок! Вообще-то Спиридонов был готов сейчас ехать куда угодно, лишь бы подальше от этого безумия, лишь бы хоть что-то делать, а то ведь так недолго и умом тронуться после всех этих событий!
Милицейский “УАЗик” взревел и, подняв столб пыли, помчался в сторону Васина. Иван Валентинович откинулся на спинку водительского сидения и блаженно улыбнулся. Ровная, наезженная грунтовка весело бежала под колеса. По обеим сторонам ее мелькали стройные, могучие сосны. На душе стало уверенно и спокойно. Все возвращалось на круги своя. Утренние события в Никольском казались кошмарным сном. Сном – и не более того!
“Может, напрасно я еду? – подумал Спиридонов. – Может, и правда все мне только приснилось? После этих приключений с Колькиными поисками и не такое может присниться!” Но стоило Ивану Валентиновичу бросить взгляд на небо, как он только замычал от досады: никакой это не сон! Небо было – хуже некуда: светло-светло-серым, почти белым. Отвратительным было небо – чужим, незнакомым.
А дорога все бежала и бежала под колеса “УАЗика”, сосновый бор сменился смешанным лесом, а этот лес, в свою очередь, неожиданно и резко сменился... пустыней. Но пустыней не песчаной, а какой-то серой и ровной, покрытой словно высохшей глиной – да так оно, вероятно, и было.
Спиридонов остановил машину. Дорога кончилась. Можно, конечно, было ехать и без дороги, только вот куда и зачем? Иван Валентинович не спеша, как-то совершенно апатично вышел из машины, закурил, сам не замечая этого и не чувствуя вкуса и запаха табачного дыма, и только когда окурок обжог ему пальцы – матюгнулся и немного пришел в себя.
Спиридонов огляделся наконец и увидел, что неведомо откуда взявшаяся пустыня тянется до самого горизонта, линия которого находилась, кстати, неестественно близко. Пустыня простиралась также и справа, и слева; правда слева у самой границы земли и неба виднелись какие-то нагромождения камней, похожие издали на неуклюжие каменные хижины. Сзади же стоял родной лес, край которого словно отчертили по линейке – настолько он был ровен.
Иван Валентинович совершенно отчетливо вдруг понял, что ни к какому начальству ему теперь не попасть, но все же сделал машинально несколько шагов вперед, словно высматривая дорогу, которой, разумеется, не было и быть не могло. Хотя нет, была, была дорога! Да еще какая! Ярко-желтая, словно присыпанная золотым песочком, лежала под ногами старшего лейтенанта милиции Спиридонова дорога, идеальной ровной лентой протянувшись вперед – туда, где по старым привычным меркам находился бы поселок Васино, а дальше, за рекой, – город с таким желанным сейчас начальством.
