Текст книги "Московские каникулы"

Автор книги: Андрей Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

НОЧЬ ПЕРЕД ДУЭЛЬЮ
Драма в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В и к т о р  М е ж о в }

С т а с и к  П р о т а л и н }

Р и т а  К о з ы р е в а }

Г а л я  В о р о б ь е в а } – десятиклассники.

Е л е н а  Г л е б о в н а – мать Виктора.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а – бабушка Риты.

Н и н а  С е р г е е в н а  Н е м ч и н о в а – учительница.

Москва. Сентябрь.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Уголок сквера поблизости от школы. Скамья, еще зеленые кусты акации, молодая березка. Солнечный день. Входит  Н е м ч и н о в а.

Н е м ч и н о в а (с улыбкой вглядываясь в зал). Я – учительница. Тшш… Успокойтесь, пожалуйста, я ничему не собираюсь вас учить. Просто хочу рассказать одну историю, которая приключилась в моей школе, в моем классе, можно сказать, со мной самой. (Помолчав.) Меня зовут Нина Сергеевна Немчинова, я учительница литературы в старших классах. Мне нравиться быть учительницей литературы в старших классах, хотите верьте, хотите нет. И еще я классный руководитель в десятом «Б». Быть классным руководителем мне нравится еще больше. Тут, я знаю, вы мне совсем уж не поверите, но что поделаешь… Мой муж и мой собственный сын абсолютно уверены, что я «чокнутая». И доказательств у них сколько душе угодно… Правда, я с ними часто спорю – до хрипоты и полного безголосия. Похлеще, чем в школе на педсоветах. Но увы, в этих спорах приемлемая для всех истина пока не родилась. (Помолчав.) Большинство моих десятибешников давно учатся вместе, а многие и живут в одном доме, неподалеку от школы. Хотя бы наша знаменитая троица – Рита Козырева, Виктор Межов и Стасик Проталин. Они очень разные, эти трое. И всегда вместе… А в минувшем январе у нас в классе появилась новенькая, Галя Воробьева. Ее отца перевели в Москву, и после зимних каникул Галя пришла в нашу школу. Ох и трудно ей было вначале поспевать за моими крокодилами! Ничего, втянулась. (Помолчав.) Ну, наверно, вы уже сами догадались, что я люблю свой суматошный, бестолковый класс. Каждое утро я иду туда с замирающим сердцем – что еще они там сегодня выкинули? Ведь в настоящем живом коллективе всегда что-нибудь случается. Это, если хотите, показатель здоровья школы, когда в ней приключаются разные приключения, забавные и даже не очень забавные. Когда в моем десятом «Б» слишком долго ничего не происходит, я начинаю беспокоиться, уверяю вас! Но то, что произошло у нас в сентябре, в самом начале учебного года… Последнего школьного года моих милых крошек… (Рассмеялась.) Ух, они просто из себя выходят, когда я их так называю. Да, так вот… Стояли теплые, по-осеннему прозрачные дни бабьего лета. Я решила на воскресенье с классом поехать на Бородинское поле. Вскоре нам предстояла встреча с Толстым, я к ней всегда готовлюсь с особым волнением. Да и грех было не воспользоваться такой погодой… Быть может, последним теплым воскресеньем в этом году…

З а т е м н е н и е.

Тот же сквер. Справа появляются  С т а с и к  и  В и к т о р  с портфелями в руках. Виктор – в форменных брюках и строгом темном свитере. В одежде Стасика ничто не напоминает о школьной форме, причем можно даже предположить, что пестрота и беспорядок его одежды тщательно продуманы.

С т а с и к. Ну знаешь, Витенька! Если тебе не хочется тащиться с нами на Бородинское поле…

В и к т о р. Просто некогда.

С т а с и к. Ну и сиди дома, долби свою возлюбленную математику! Но отговаривать Нинон от выезда! В то время когда весь класс рвется на просторы нашей прекрасной родины! Да ты знаешь, сколько мы сможем филонить под этот выезд? Сегодня уроков не задали, в понедельник можно изобразить легкую простуду…

В и к т о р. Слушай, ты для кого, собственно, учишься?

С т а с и к (простодушно). А я разве учусь?

В и к т о р. Не помешало бы для разнообразия. До экзаменов – меньше девяти месяцев.

С т а с и к. Но больше восьми! Бесконечность!

В и к т о р. Именно. Порядка двадцати трех миллионов секунд.

Входит  Р и т а, с аэрофлотовской папкой в руках. Она в красивом платье, которое только с большой натяжкой можно принять за форменное.

С т а с и к. Маргарита, поздравляю. Мы с тобой – миллионеры.

Р и т а. Откуда бы?

С т а с и к. Имеем двадцать три миллиона. Секунд! До выпускных экзаменов.

В и к т о р. Уже на десять секунд меньше.

С т а с и к. Да ты что, совсем у нас тюкнулся? Мгновения высчитываешь? Тик-так, тик-так, наш Витюнчик не дурак… Ведь под такой метроном жить невозможно!

В и к т о р. Возможно. Больше того – необходимо. Чтоб ни одна секунда зря не пропала.

Р и т а. Ты решил не ехать в Бородино?

В и к т о р. Поеду. Не быть же белой вороной.

Р и т а. Если хочешь, я тоже могу…

В и к т о р. Нет уж. Стасик, да и вы все с таким детским ликованием встретили идею Нины Сергеевны, что лишать вас вожделенного безделья было бы просто жестоко.

Р и т а. Ну, на полное безделье рассчитывать не приходится, Нина Сергеевна наверняка что-нибудь придумает этакое.

С т а с и к. Идя навстречу порочным склонностям своего любимчика Межова, она заставит нас измерять, сколько шагов отделяло в день битвы Багратиона от Наполеона. Или еще что-нибудь столь же необходимое. Одеяла брать будем?

Р и т а. Нина Сергеевна велела и спальные мешки тащить, у кого есть.

С т а с и к. Да, братцы, я сегодня нашу Нинон с поклонником засек! С майором!

Р и т а. Стас, не городи пошлостей. У Нины Сергеевны…

С т а с и к. Знаю-знаю, образцово-показательный муж-геолог. Риточка, но ведь ее Николай Петрович – кто? Рядовой труженик. А майор – Вооруженные Силы! Ракетчик или, может, вовсе космонавт!

В и к т о р. Мелко, Проталин. За ту двойку, что Нинон тебе вкатила, мог бы ей и полковника приконтачить.

С т а с и к (вздохнув). Глуп, кто тратит на вас правдивую информацию… Пошли собираться.

В и к т о р. Вы идите, а я должен Воробьевой внушение сделать.

Р и т а. Тебя обидела ее заметка?

В и к т о р. Дело не в моих эмоциях. Просто нашего нового редактора не туда заносит.

С т а с и к. То ли было, когда я в редакторах числился! Под Новый год номерок с картинками да под Первое мая. И никаких тебе личных выпадов. Переизбрали – пеняйте на себя. (Увидев кого-то.) Вон он скачет, наш грозный Воробей… Гляди-ка! Нас заметила – повернула…

В и к т о р. Стасик, будь парнем – приведи ее.

С т а с и к. Для потехи – можно. (Убегает.)

Р и т а. А вообще тебе нравится Воробьева?

В и к т о р. Козырева, мне нравишься ты. Давно и бесповоротно. Если я это недостаточно часто и четко выражаю – напоминай. Уговор дороже денег.

Р и т а. Слушай, тебе еще не надоела… наша игра?

В и к т о р (с удивлением). С чего это тебя на такие вопросики потянуло?

Р и т а. Так просто. Ведь тебе все-таки приходится тратить на меня свои драгоценные секунды. Иногда.

В и к т о р. Не беспокойся, все подсчитано. В том, что мы с тобой парочку изображаем, плюсов куда больше, чем минусов.

Р и т а. Каких же?

В и к т о р. Ну хотя бы таких, что к тебе доморощенные хиппи с чувствами не пристают. И меня на уроках никто записочками не донимает. Мало тебе?

Р и т а. Достаточно.

В и к т о р. То-то же.

Возвращается  С т а с и к, ведя за руку  Г а л ю. Она в форменном платье, с большим портфелем в руках.

С т а с и к. Где обедал Воробей? В зоопарке у зверей. (Виктору.) Товарищ первый ученик! Редактор классной газеты Пташкина, осмелившаяся критиковать Ваше Беспятиминутмедальство, доставлена на суд и расправу!

Г а л я. Пусти руку. Больно.

С т а с и к. Виноват. В приговоре зачтется.

Г а л я (Виктору). Это ты сорвал «боевой листок»?

В и к т о р. Угадала.

Г а л я. Кто тебе дал право?

С т а с и к. Курочкина, плохо знаешь Горького. Права не дают, права берут.

Г а л я. Если вы меня выбрали редактором, значит – доверили…

С т а с и к. Это не доверие, а наказание. За то, что отбояриться не сумела.

Г а л я (Виктору). Отдай газету! Не согласен с критикой – можешь ответить, я помещу.

В и к т о р (достав из портфеля «боевой листок»). Это ты называешь критикой?! (Читает.) «Межов – плохой товарищ. Он хоть и даст списать трудную задачу, но никогда не объяснит, почему у него получился такой ответ. «Сама шевели извилинами», – только и можешь от него услышать. Уверенность в том, что он всех умней, образованней и талантливей, сквозит в каждом его движении, в каждом слове…»

Г а л я. А что, разве неправда?

В и к т о р (читает). «Но Межов груб и высокомерен не только со своими товарищами. Он так же грубо, неуважительно обращается со своей матерью…» Была у нас дома один раз – и уже считаешь себя вправе влезать в мою семейную жизнь?

Г а л я (озадачена). А как же мы без критики свои недостатки исправлять будем?

С т а с и к. А зачем их исправлять? Ты же видишь, чистить пятна на солнце – не самое безопасное занятие. И потом, давно известно, что наши недостатки – это продолжение наших достоинств. Устранишь недостаток, а там, глядишь, и достоинство тю-тю…

Г а л я. Какое же это достоинство – грубить матери?

С т а с и к. Может, он на ней свою железную волю тренирует?

В и к т о р. Хватит обо мне. (Отдает Гале газету.) Найди себе другой объект для воспитательных упражнений.

С т а с и к (Гале). Слушай, Кукушкина, почему ты себя ни разу в газете не пропесочила?

Г а л я. Себя? Никто ж не поверит, что я честно… А я…

С т а с и к. Что – ты?

Г а л я. Не твое дело.

С т а с и к. А кляузы строчить – твое?

Галя молчит.

Ты у нас в школе уже сколько просвещаешься?

Г а л я. Не знаешь, что ли?

С т а с и к. И с января не усекла главного? Тогда могу популярно разъяснить. У нас не любят, кто перед учителями выслуживается. Да учителя и сами таких не обожают. Думаешь, Нинон тебе за этот пашквиль пятерку отвалит?

Р и т а (Гале). Нина Сергеевна сама знает, кто из нас кто. Во всяком случае, лучше, чем ты.

Г а л я. Вы правда думаете, я газету для нее писала?

С т а с и к. А для кого?

Г а л я (на Виктора). Для него.

С т а с и к. Даю поправку! Ты не карьеристка, ты идеалистка! Что еще опасней! Дожила до преклонных лет – и веришь в силу печатного слова?

Г а л я. А в людей еще можно верить?

Р и т а. Чего ж ты Стаса не критикуешь? Он вроде в этом больше нуждается.

Г а л я. Я сказала – в людей. А он… клоун.

С т а с и к. Ну ты, Пигалицына! По шее схлопотать хочешь?

Г а л я (с торжеством). Ага, и ты – за критику? Только – кулаками?

Входит  Н е м ч и н о в а.

Н е м ч и н о в а. Вы еще здесь?

В и к т о р. А где нам быть?

Н е м ч и н о в а. Рюкзаки укладывать. Галина, ты с отцом говорила?

Г а л я. Утром. Был он у вас?

Н е м ч и н о в а. Да, недавно. (Ко всем.) Галин отец, майор Воробьев, по долгу службы сегодня срочно должен уехать, и он просил моего совета – можно ли оставить Галю одну в Москве до конца учебного года.

Р и т а. А жить она где будет?

Н е м ч и н о в а. У Гали отдельная комната и хорошие соседи. Что касается школы, то я пообещала, что мы сообща за ней присмотрим.

В и к т о р. Скорей уж она за нами.

Р и т а (поспешно). Виктор хочет сказать, что Галя сама достаточно серьезная и что о ней можно не беспокоиться.

Н е м ч и н о в а. Примерно так и я сказала. (Гале.) Ты довольна?

Г а л я. Довольна.

Н е м ч и н о в а. А я тобой – нет. Сегодня суббота, где «боевой листок»?

В и к т о р (насмешливо). Ай-ай-ай, Воробьева! Как не стыдно!

Г а л я (не сразу). Я думала… Лучше после выезда… Больше материала будет.

Н е м ч и н о в а. Что ж, не возражаю. (С едва заметной улыбкой.) Вы Проталина не видели?

Р и т а (удивленно). Вот же он!

Н е м ч и н о в а (обернувшись). Стасик здесь – и молчит? Невероятно! Впрочем… Они дуются на меня за двойку. Я не ошиблась?

С т а с и к (хмуро). Поставить двойку – что дураком обозвать. За это извиняться нужно.

Н е м ч и н о в а (улыбаясь). Ну, извини. Я должна была тебе кол влепить.

С т а с и к. Точно, осиновый… И после этого вы будете учить нас любви к людям?

Н е м ч и н о в а. Лентяй – еще не человек. Он не дает себе труда стать человеком.

С т а с и к (подняв руки). Сдаюсь! Провели еще одну душеспасительную беседу.

Н е м ч и н о в а. Только собираюсь.

В и к т о р (с улыбкой). Оставить вас наедине?

С т а с и к. Правда, им-то чего мучиться?

Н е м ч и н о в а. Знаю, все вы считаете себя сформировавшимися личностями и терпеть не можете поучений. Но ведь с твоими способностями… Да ты по литературе мог бы лучше всех учиться! Если бы только серьезно задумался над своим будущим.

С т а с и к. То ли будет, то ли нет…

Н е м ч и н о в а. Разве ясное понимание своего призвания не есть обязательный признак личности?

С т а с и к. Моя личность сначала сформировалась, потом расформировалась. Теперь жду, когда снова сформируется.

Н е м ч и н о в а. А если не дождешься?

С т а с и к (с преувеличенным пафосом). О, дайте мне мое призвание, и я переверну земной шар!

Г а л я (ей нравится его бравада). Тоже Архимед выискался…

С т а с и к. Не Архимед, Архимедик… Стоп! Архимедик – это маленький Архимед или большой медик?

В и к т о р. Большой звонарь.

С т а с и к (Немчиновой). А вдруг быть человеком без призвания – это и есть мое призвание? Мое маленькое хобби? (Декламирует.)

 
Я – человек без призвания,
Я – человек без прозвания…
Или просто – без звания?
Или тот я, кого никуда не зовут?
 

Н е м ч и н о в а. Бедный Стасик…

С т а с и к. А может, наоборот, богатый? Они уперлись каждый в свой закуток: Витька – в математику, Рита – в японскую лингвистику – и будут там всю жизнь смирно пастись. А передо мной открыт весь бурный мир со всеми его дорогами, выбирай любую!

Н е м ч и н о в а. Так выбирай же!

С т а с и к. Успеется.

В и к т о р. В армию призовут.

С т а с и к. Вот ты всегда так! Сразу заземляешь… А вообще… Это тоже призвание – быть призванным в армию.

Г а л я (горячо). Чего вы из армии пугало делаете? Я армию лучше вас знаю. И если бы парнем была…

В и к т о р. То что?

Г а л я. Сама бы туда пошла – вот что! Чтоб офицером стать.

С т а с и к. Жалко, что ты не парень. Сподручней было бы мозги вправлять.

Н е м ч и н о в а. Уверяю тебя, Стасик, твои мозги в большем беспорядке. И если ты бравируешь отсутствием призвания…

С т а с и к. Я, что ли, в этом виноват?

Н е м ч и н о в а. Кто же?

С т а с и к. Родители. Не наградили меня нужными генами. Или вы, учителя! Что не смогли во мне это призвание пробудить и воспитать.

Н е м ч и н о в а. А ты сам для чего на свете?

С т а с и к. Для счастья. Как птица для полета.

Н е м ч и н о в а. Говорят, птицы находят свой путь по магнитному полю Земли. Согласись, для человека такого ориентира маловато.

С т а с и к. Дорогая Нина Сергеевна! Если вы меня и в Бородино заманиваете, чтобы воспитывать… Так я лучше дома останусь!

Н е м ч и н о в а (взглянув на часы). Караул! Мы все рискуем дома остаться. Даю час на сборы. Опоздавшие идут в Бородино пешком. (Быстро уходит.)

В и к т о р. Ну, птички, попорхали?

С т а с и к. Лети-лети! Ты-то и без магнитного поля с пути не собьешься.

В и к т о р. Видишь, Воробьева, какой я паинька? А ты меня – дубинкой по голове. Пойдем, Маргарита, мне пора. (Демонстративно обняв Риту за плечи, ведет ее вслед за Немчиновой.)

Р и т а (оглянувшись). А ты, Стас?

С т а с и к. Идите, я догоню…

Рита и Виктор уходят.

Пауза.

Ты уверена, что я клоун? Может, мне в цирк податься?

Г а л я. Обиделся? Извини.

С т а с и к. Не перестаю удивляться неблагодарности человечества. Из сил выбиваешься, чтобы скрасить серость его будней, а тебя же за это обзывают. Клоуном или, того хлеще, лентяем.

Г а л я. Рита с Виктором давно дружат?

С т а с и к. Чего? А-а… Мы втроем с первого класса вместе.

Г а л я. Ты ж ее этак-то не обнимаешь…

С т а с и к (взглянув искоса). Вон ты про что… Любовь у них. Общеизвестная и общепризнанная.

Г а л я. Рита красивая…

С т а с и к. Заметила? Но Витька ценит ее не за формы, а за содержание. (Другим тоном.) Ладно, Соловейчикова, нам-то с тобой не до любви… Поскольку ты еще ростом не вышла, а я – плюю на нее с высотного здания. Пошли, пошли, Орлова-Коршунова, впереди у нас – Бородинская битва!

Г а л я (вздохнув). Потопали…

З а т е м н е н и е.

Улица (просцениум). Идут  В и к т о р  и  Е л е н а  Г л е б о в н а. У него за плечами – большой, туго набитый рюкзак.

В и к т о р (останавливается). Все, мать, дальше – запретная зона.

Е л е н а  Г л е б о в н а (с улыбкой). Витька, мы одни, никто не заподозрит тебя в излишней сентиментальности.

В и к т о р. Важно, чтоб я себя сам не заподозрил.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Да, это было бы ужасно… (Другим тоном.) Носки шерстяные взял?

В и к т о р. Взял все, что надо. Уезжаю на сутки, а сборов и проводов – словно на целый год.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Любые провода – разлука навсегда. Вырастешь – поймешь. (На движение Виктора.) Ты уже вырос, вырос! Я хотела сказать – поймешь, когда своим чадом обзаведешься. Возвратишься когда?

В и к т о р. Сказал же – завтра вечером.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Не позже девяти?

В и к т о р. Надеюсь.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Нет, ты скажи точно!

В и к т о р (со вздохом). Ладно, не позже девяти. Все?

Е л е н а  Г л е б о в н а. Будь здоров!

Виктор уходит, затем возвращается, целует мать и убегает. Елена Глебовна смотрит ему вслед.

З а т е м н е н и е.

Поляна неподалеку от Бородинского поля. Справа на переднем плане – большой стог сена с прислоненной к нему доской-лесенкой. Слева – рощица, за нею угадываются другие стога. В глубине – подмосковный пейзаж во всей его сентябрьской красе. Теплый день идет к концу. У стога, прислонившись к нему спиной, сидят  Р и т а, В и к т о р  и  С т а с и к. Справа слышится негромкая песня.

Р и т а. Небо-то перед закатом какое… (Виктору.) А ты не хотел ехать.

В и к т о р. Так вот разнежишься, небом любуючись… К учебникам потом трактором себя не затянешь.

С т а с и к. И без учебников да тракторов люди жили…

В и к т о р. Ага, когда на четвереньках бегали.

Пауза.

Р и т а. Хорошо поют ребята…

С т а с и к. С голодухи и не так запоешь.

Р и т а. Бедненький, уже проголодался?

С т а с и к (с возмущением). Уже?! С обеда целый час прошел!

В и к т о р. Вот бы у тебя не только желудок, но и голова так время точно отмеряла…

С т а с и к. Духовной пищи мне во́ хватает!

Справа входят  Н е м ч и н о в а  и  Г а л я.

Н е м ч и н о в а. Индивидуи, вы еще долго будете от коллектива откалываться?

В и к т о р. А здесь каждому больше кислорода достается.

Р и т а. Присаживайтесь, Нина Сергеевна.

Н е м ч и н о в а. Кислорода не жалко?

С т а с и к. Моим угощайтесь.

Н е м ч и н о в а. Ценю великодушных людей. Сели, Галина?

Г а л я. Сели.

Садятся. Пауза.

С т а с и к. Нина Сергеевна, как вы считаете, клоун – хорошая профессия?

Н е м ч и н о в а. Я мимов больше люблю.

С т а с и к. Которые все молча изображают? Намек понят.

Н е м ч и н о в а. А вообще это не мерило для профессии – хорошая, плохая. Профессия должна быть единственной, без которой не прожить. Ты не согласен?

Стасик молча разводит руками.

Г а л я (улыбаясь). Он уже в мимы записался!

Песня смолкает.

Р и т а. Чего это они замолчали?

Г а л я. Там ребята, наверно, картошку делят!

Р и т а. Какую картошку?

Г а л я. Печеную!

С т а с и к. Караул, грабят! (Убегает направо.)

Н е м ч и н о в а. Правда, пошли, а то не достанется.

Р и т а. Витя, догоняй!

Немчинова и Рита уходят.

Пауза.

Г а л я. Чего ж ты не догоняешь?

В и к т о р. Не люблю толкаться при дележке. Сиди, гостьей будешь.

Пауза.

Г а л я. Ты на меня больше не сердишься? За «боевой листок»?

В и к т о р. Понимаешь, Воробьева…

Г а л я (тихо). Меня Галей зовут…

В и к т о р. Видишь ли, Галя, я из тех чудаков, кто занимается самовоспитанием. Это не такая уж легкая штука, как может показаться со стороны. А если меня еще и воспитывать будут… Перебор получится, понимаешь?

Г а л я. Куда мне тебя воспитывать… Только если б я вместе с мамой жила…

В и к т о р (с улыбкой). Не бойся, и я не такой людоед, каким казаться стараюсь.

Г а л я. А стараешься – зачем?

В и к т о р. Давать волю чувствам… даже добрым… Словом, это непроизводительная трата энергии. Она для дела нужна.

Г а л я. А вот сегодня ты – добрый…

В и к т о р (недовольно). Разнюнился на природе. Завтра взыщу с себя за это.

Пауза.

Г а л я. Тихо как…

В и к т о р. Ага. Только и слышно, как Стасик чавкает.

Г а л я. Правда? (Прислушалась, потом спохватилась.) Ну тебя! Я чуть было не поверила…

В и к т о р. То-то и оно, что ты доверчива слишком. Поверила, например, и тому, что я добреньким быть способен.

Г а л я (серьезно). Добрым. Поверила.

В и к т о р (холодно). И зря. Терпеть не могу слюнтяев!

Возвращаются  Р и т а  и  С т а с и к.

Р и т а. А вы что же не пошли?

В и к т о р. Беседовали.

Р и т а. О чем?

В и к т о р. О том, как плохо быть доверчивой. Верно, Воробьева?

Г а л я. И как хорошо – верить.

С т а с и к. Можете поверить, картошечка – первый сорт!

В и к т о р (Рите). Домой скоро?

Р и т а. Нина Сергеевна сказала, до поезда можем еще час отдыхать.

С т а с и к. Что означает – три тысячи шестьсот секунд!

В и к т о р. И каждую из них любоваться твоей сытой физиономией? (Внезапно.) Ритка, полезли на стог! Хоть на малость будем ближе к звездам, чем они!

Р и т а. Полезли! Только не на этот. Чтоб они нас подслушать не могли.

С т а с и к. Очень нужны нам ваши уцененные лирические секреты…

Р и т а (Виктору). Побежали!

Взявшись за руки, Рита и Виктор убегают налево.

Пауза.

С т а с и к. Ну, Канарейкина, почирикаем? Или ты тоже к мимам склонность заимела?

Г а л я (стараясь не глядеть налево). Сентябрь… Первый месяц последнего школьного года… Тебе не грустно?

С т а с и к. Еще как! Что месяц этот – не последний. (Посмотрев налево.) Интересно, чего они там делают?

Г а л я (вздохнув). Целуются, наверно…

С т а с и к (ужаснувшись). Воробейчик! Что за нецензурные выражения?! Так я им это и позволю! (Кричит.) Эй, звездочеты! Ну-ка, спускайтесь к нам на грешную землю! В темпе!

Г о л о с  В и к т о р а. Без нас перебьетесь!

С т а с и к. Считаю до трех! Раз, два…

Г о л о с  Р и т ы. Три, четыре, пять! Сбегай, Стасик, погулять!

С т а с и к. Вон вы как! Ладно же! Сейчас я вас мигом оттуда выкурю!

Г а л я. Ты что задумал?

С т а с и к (в запале). Увидишь! (Убегает направо и вскоре возвращается с дымящейся головешкой в руке.)

Г а л я (испуганно). Стасик, не надо!

С т а с и к. Да я их пугану только! (Убегает налево.)

Галя с тревогой следит, как он там взбирается на стог.

Г а л я (внезапно). Ой! (Истошным голосом.) Витя, Витя, прыгай скорей! Прыгай! (Срывает с себя куртку и бежит налево.)

Поляна освещается разгорающимся заревом.

З а т е м н е н и е.

Улица. Поздний вечер. Из конца в конец нервно вышагивает  Е л е н а  Г л е б о в н а. Входит  О л ь г а  В а с и л ь е в н а.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Из окошка гляжу – вы иль не вы тут, под фонарем, маршируете?

Е л е н а  Г л е б о в н а. Дома места себе не нахожу. Виктор обещал – приедет не позже девяти, а сейчас уже…

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Так ведь и Ритки нашей нет!

Е л е н а  Г л е б о в н а. И вас это не тревожит?

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Если б они одни, а то ведь со всем классом. Ну, загулялись. Бывает.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Нет-нет, в таких вещах Витя всегда точен. Прямо не знаю, что и думать.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Дома у вас есть кто-нибудь?

Е л е н а  Г л е б о в н а. Нет. Муж на курорте.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Тогда лучше дома караулить. Вдруг позвонит кто.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Правда! Ольга Васильевна, голубушка, пойдемте со мной. Вместе все-таки легче ждать. Пойдемте!

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Ну что же, и то дело…

Уходят.

З а т е м н е н и е.

Комната в квартире Межовых. Стеллажи с книгами. Слева на переднем плане – письменный стол Виктора. Над столом – большой портрет юноши, одетого по моде тридцатых годов прошлого века. В комнате полумрак, горит лишь настольная лампа. Входит  Е л е н а  Г л е б о в н а.

Е л е н а  Г л е б о в н а (включая верхний свет). Входите, Ольга Васильевна.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а (входя). Будь у внучки косы – оттаскала б от души! А так – и ухватиться не за что!

Е л е н а  Г л е б о в н а. Дайте им сначала вернуться. Ладно, сейчас вас чаем поить буду.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Не хлопочите, пила уже. (Переводя разговор.) Елена Глебовна, давно у вас спросить хочу – чей это портрет висит? На родича вроде непохож, одет не по-нашему…

Е л е н а  Г л е б о в н а (с улыбкой). Виктор считает, что это его родня по духу.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Нет, я всерьез… Лицо больно хорошее.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Это великий французский математик Эварист Галуа.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Молоденький такой?

Е л е н а  Г л е б о в н а. Да, все свои научные открытия он сделал в юношеском возрасте. Изложил их в письме к другу, написанном ночью перед дуэлью, на которой Галуа был убит. Ему и двадцати не было…

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Тьфу, не к ночи будь помянуто… Хорошо хоть, дуэли эти из моды вышли.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Зато выезды – вошли…

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Бросьте вы паниковать, в самом деле! Нагуляются да наголодаются досыта – вернутся, голубчики, никуда не денутся. (Помолчав.) А вообще-то, конечно, от молодежи всегда одно беспокойство…

Е л е н а  Г л е б о в н а. И не говорите… Характер у Виктора такой трудный…

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Нынче разве дети с легкими характерами бывают? То ли от радиации повывелись, то ли в школе на них знаний через верх наваливают… Ритка наша только со мной и ладит, а с отцом-матерью каждый день цапается.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Мне казалось, у нее-то ровный характер…

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. На людях ее и за тихоню принять можно. А задень за живое…

Телефонный звонок.

Е л е н а  Г л е б о в н а (схватив трубку). Слушаю! Галя? Да-да, слушаю! (Слушает.) Спасибо тебе большое! Ты откуда говоришь? Из подъезда? Так поднимайся к нам! Нет-нет, немедленно поднимайся! Бегом! (Кладет трубку.) Это их одноклассница, Галя Воробьева. Говорит, Виктор и Рита повезли Нину Сергеевну в больницу. У нее что-то с сердцем. Сейчас расспросим подробно.

Звонок в прихожей. Елена Глебовна выходит и возвращается с  Г а л е й. Та держит рюкзак в руках. По ее одежде видно, что Галя побывала в изрядной переделке.

Г а л я (Ольге Васильевне). Добрый вечер…

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Добрый, если не шутишь. Чего у тебя вид такой? Словно ты с пожара спасалась.

Г а л я (поражена). Как вы догадались?

Е л е н а  Г л е б о в н а (испуганно). С какого пожара?

Г а л я (поспешно). Вы только не пугайтесь! Все в порядке, никто не пострадал – ни Витя, ни Рита… Никто не обжегся даже!

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. А Нина Сергеевна?

Г а л я. Так у нее сердце… От волнения, наверно.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Положи рюкзак, садись и расскажи все по порядку!

Г а л я (сев на кончик стула). Мы, как вчера приехали, палатки разбили, песни пели… Было очень весело, всю ночь не спали почти. Утром пошли на экскурсию, Бородинское поле осматривать. А после обеда стали отдыхать. Ваш Витя на большой стог сена полез…

Е л е н а  Г л е б о в н а. Один?

Г а л я (Ольге Васильевне). С вашей Ритой. И вдруг этот стог ка-ак вспыхнет…

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. О господи!

Г а л я. Они спрыгнули с него сразу! Честное слово!

Е л е н а  Г л е б о в н а. Ну, дальше, дальше!

Г а л я. Дальше мы все прибежали, стали огонь тушить…

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Потушили?

Г а л я. Какое! Сгорел тот стог ясным пламенем! Хорошо еще, окопанный был, огонь на другие не перекинулся.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Никто не пострадал? Это правда?

Г а л я. Говорю вам – ничуточки! Только участковый на мотоцикле приехал, совхозные прибежали… Хотели нас в милицию вести, чуть вторая Бородинская битва не получилась!

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. И намяли бы вам бока – так за дело!

Г а л я. Что вы, нас больше было! Нет, до кулаков не дошло. Нина Сергеевна им расписку оставила. Тут мы домой и поехали. А уже в электричке ей дурно стало, вот Рита да Виктор со Стасиком ее в больницу и повезли. А я вам позвонила.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Это ты молодцом. Ну, разбойники! Кто же стог-то подпалил?

Галя молчит.

Не участковый я, чего таишься?

Е л е н а  Г л е б о в н а. Не это главное, Ольга Васильевна. Счастье, что без жертв обошлось…

Входит  В и к т о р. Вид у него еще более потрепанный, чем у Гали.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а (насмешливо). Явился, несгораемый?

В и к т о р (хмуро). Шкаф я, что ли?

Е л е н а  Г л е б о в н а. Раздевайся и мойся, сейчас я соберу на стол. (Выходит.)

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Куда же вы свою наставницу-то спровадили?

В и к т о р. В больницу отвезли. Где вы работаете.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Хоть на это ума хватило. Доктор Саркисян на месте был?

В и к т о р. Кажется.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. У него все и выспрошу. А моя где?

В и к т о р (снимая рюкзак). Домой пошла.

О л ь г а  В а с и л ь е в н а. Побегу полюбуюсь! (Остановившись у двери.) Всыпать бы вам по десятку горячих для вразумления! Так ведь не дадитесь, подростки-переростки! (Выходит.)

В и к т о р. Ты как здесь очутилась?

Г а л я (смешавшись). Сам же просил… Ну, маму предупредить, что опоздаешь…

В и к т о р (изумившись). Я просил?!

Г а л я. Ну, сказал – надо бы матери звякнуть… Я позвонила, а Елена Глебовна велела к вам подняться.

В и к т о р. И о чем же вы тут мило беседовали?

Г а л я. Я им про пожар рассказала…

В и к т о р. Все рассказала?

Г а л я (не сразу). Не бойся, лишнего не сболтнула.

В и к т о р. Надеюсь. (Помолчав.) Опасный ты все же человек, Воробьева. То меня принимаешься воспитывать, то о моей матери заботу проявляешь… У тебя что, своих дел нету?

Г а л я. Найдутся. (Надевает рюкзак.) Привет, Межов.

В и к т о р. Покедова.

Входит  Е л е н а  Г л е б о в н а.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Галя, ты куда? Сейчас будем ужинать.

Г а л я. Извините, Елена Глебовна, никак не могу. У нас телефона нет, я не предупредила соседей. Меня уже, наверно, через милицию ищут.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Тогда я тебе бутербродов приготовлю. Виктор, собирайся, проводишь Галю. (Выходит.)

В и к т о р (сквозь зубы). Вот еще… (Подходит к телефону, набирает номер.) Стас? Насытился? Так вот, забеги за Риткой и выходи. Поговорить надо. Какой дождь? (Выглянув в окно.) Не сахарный, не растаешь. Встретимся у нашего фонаря. (Кладет трубку.)

Входит  Е л е н а  Г л е б о в н а  с пакетом в руках.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Галочка, вот тебе на завтрак и на ужин.

Г а л я. Что вы, Елена Глебовна, у меня дома все есть!

Е л е н а  Г л е б о в н а. Когда уж тебе сегодня возиться… (Кладет пакет в карман Галиного рюкзака. Виктору.) Доведешь ее до самого подъезда!

В и к т о р (вытянувшись). Слушаюсь! (Раскрывает перед Галей дверь.) Прошу!

Г а л я. Спокойной ночи, Елена Глебовна.

Е л е н а  Г л е б о в н а. Заходи к нам почаще. Всегда буду рада.