Текст книги "Анклав (СИ)"
Автор книги: Андрей Ермошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
– Может, надеялся, что окажусь не прав, что меня переубедят. Я должен был выплеснуть это наружу. Чтоб как-нибудь оправдать своё участие в их планах.
– Вот! Об этом я и говорю! – оживилась девушка. – То, что ты сделал, не было оплошностью. Ты сделал это потому, что они – твой враг. Наш общий. С врагами не церемонятся, Марк. Всё, что утешает меня здесь, в волчьем логове – поиск возможностей нанести удар. Такой же возможности, какая представилась тебе тогда, в башне. Надеюсь, ты не останешься в стороне.
– О чём ты?
– Будешь здесь или вернёшься – всё одно. Возврат к прошлому – теперь иллюзия. Разве ты не чувствуешь этого? Отбрось, отбрось ты к чёрту эту иллюзию! Ты узнал нечто такое, что никогда не даст тебе покоя. Ты и сам уже понял это, ведь я права? Так неужели останешься в стороне?
– Нет, – тихо сказал Марк. – Пожалуй, не останусь.
Взвихрялась с пронзительным воем метель, оставляя у стен казармы пологие снежные наносы. Временами, когда ветер стихал и видимость улучшалась, можно было дотянуться взглядом до ближайшего из вертолётов, что выстроились вдоль площадки в центре базы. На чёрном фюзеляже ярко вырисовывался ромб, составленный из двух синих и двух коричневых ромбиков поменьше – опознавательный знак военно-воздушных сил Республики.
Глава 5
«Приготовиться!» – один за другим, два приглушённых гудка разорвали тишину.
На таком отдалении цель была еле заметной: бледно-серая фигура человека практически сливалась с заснеженной насыпью. Напрягая всю остроту зрения, Алекс резким движением вскинул карабин, прицелился и свободной рукой передёрнул затвор.
Застыть, пока не прозвучит сигнал – железное правило. Длительность паузы всегда была разной: считанные секунды ожидания подчас, хоть и крайне редко, растягивались до минут. Как сегодня.
Руки начали трястись: то ли от холода, то ли от напряжения, а может и ото всего сразу. Серая точка на «мушке» помутнела, запрыгала из стороны в сторону. С каждым мгновением держать карабин неподвижно было всё труднее, но Алекс, стиснув зубы, не опускал его.
И вот взвыл, наконец, гудок – «Огонь!».
Едва слышный, он воспринимался теперь грохотом взрыва.
Будто сам собой, палец надавил на спусковой крючок. Лязгнул, выплёвывая гильзу, затвор, и лёгким толчком в плечо отозвался приклад. Но ни звука, ни пламени, не было; и то, и другое скрадывал глушитель – тонкая длинная трубка, встроенная в ствол карабина.
За первым последовал ещё выстрел, затем очередь из сразу трёх. Вскоре пустой магазин, вытолкнутый вниз пружиной, лежал у ног. Алекс подобрал его и, отряхнув полы шинели от снега, осмотрелся.
По левую руку стояла Агата: она уже отстрелялась и теперь разминала затёкшую спину. Её карабин был прислонён к стенке неглубокого окопа.
Тимур, позиция которого располагалась от Алекса справа, продолжал стрелять. Выпустив последнюю пулю, он молниеносно убрал пальцы с цевья и, не глядя перехватил магазин прямо на лету.
Скоро три коротких гудка возвестили о том, что закончила вся бригада, а значит, можно было идти осматривать мишени.
Хотя другие бригады и протоптали до них от огневого рубежа тропки, более напоминающие ущелья с отвесными стенами, идти местами всё же было тяжело. Уровень снега достигал колена и выше, сапоги то и дело с треском проваливались под свежий наст. Но, преодолев так сто с лишним метров, Алекс даже не вспотел. После томительного бездействия перед выстрелом, всё теперь – и мерный звук собственного дыхания, наполняющего воздух паром, и расправленные плечи, и само чувство движения – было ему только в радость.
К линии мишеней он вышел одновременно с Тимуром, немного опередив Агату. Следом подтянулся Пётр, за ним и остальные члены бригады. Тяжело дыша, в снег напротив своей мишени сел Борис.
– Ну, как успехи? – спросил Тимур у Алекса. Стоя возле высокой фигуры, чьи контуры повторяли очертания человека, он изучал места, в которых гипсокартон был прошит пулевыми отверстиями.
– Одна «двойка», несколько «единичек». Не густо, короче.
– Главное, подстрелил, – голос Тимура звучал ободряюще; приглядевшись к мишени друга, Алекс заметил, что тот трижды попал в самый её центр.
– Вы не совсем правы, Сайрес, – рядом с Тимуром появился полноватый мужчина, облаченный в сапоги и комбинезон с алыми нашивками. Лицо его было изборождено морщинами, сединой отливали не до конца ещё выпавшие волосы под капюшоном.
Никола Вачек уже третий десяток лет из своих неполных пяти стоял во главе полигона, руководя стрельбами и отвечая за сохранность арсенала. Из-за врождённого недуга – полностью парализованной правой руки, его сочли непригодным для работы на комбинатах, сразу же после школы пристроили на полигон. Здесь Никола освоился так быстро, что спустя не очень продолжительное время уже занимал пост начальника хоть и крошечного, но важного в глазах посельчан коллектива оружейников. Недееспособность одной руки, мёртвым грузом висящей вдоль туловища, будто бы вообще не стесняла этого человека. Оставалось только удивляться той ловкости, с которой он пользовался лишь пятью пальцами. Карабин, к примеру, Никола умел разбирать быстрее иных абсолютно здоровых людей.
– Сейчас цели неподвижны, но настоящий враг не будет стоять на месте и ждать, пока вы его прикончите, – продолжил он, щурясь на мишень Тимура. – Это здесь «тройка» и ниже считается попаданием, а там, – Никола махнул в направлении гор и ближайшего участка противолавинной стены, – там есть только «пятёрки». Ну и, может, ещё «четвёрки». Не так ли, господин Ройт?
Он обращался к сопровождающему его стражу. Тому самому стражу – Алекс тотчас узнал его – который неделю назад продержал их в кабинете начальника шахты до позднего вечера, и который днём позже появлялся на нижнем её уровне. В отличие от последнего случая, присутствие стражей на полигоне было постоянной практикой: вести стрельбы без их надзора не дозволялось.
Высокий гость тут же стал центром общего внимания.
– Да, – сухо ответил страж, явно не горящий желанием вступать в разговор. – Неточное попадание – тот же промах.
– Вот и я о чём! – подхватил Никола. – Никуда такая стрельба не годится, Кемстов.
– Но мы же… – хотел возразить Алекс.
– Знаю, Кемстов, вы скажете, что задержка перед выстрелом была очень долгой. Что вам пришлось нелегко, и всё такое. Доложите-ка мне, неужели вам кажется, будто в реальном бою подобного не могло бы случиться?
Хотя начальник полигона и говорил словно бывалый вояка, он, как любой другой посельчанин, в реальном бою никогда не участвовал, и Алексу очень захотелось напомнить ему об этом. В последний момент он сдержался, рассудив, что ссориться с важным человеком лишний раз не стоит. Не сказав ни слова, Алекс утешил себя мыслью о том, что, должно быть, стражу, как фронтовику настоящему, слушать пафосные речи Николы было ещё забавнее.
– Вернёмся к делу, – произнёс начальник стрельбища, когда пауза, вызванная молчанием Алекса, чрезмерно затянулась, – Ива, зачти господину Сайресу из тридцать первой бригады сорок очков.
Ивой звали помощницу Николы, девчушку лет шестнадцати. Комбинезон с яркими светоотражающими полосами, будучи не по размеру своей владелице, укутывал её длинную шею и даже ладони, из-за чего бедняга вынуждена была то и дело поправлять рукава. Получив распоряжение, Ива мигом извлекла блокнот и принялась, шустро двигая карандашом, записывать.
– Очень хорошо, Сайрес. Думаю, вам снова положена надбавка по итогам месяца, – сказал Никола, заглядывая в блокнот.
На лице Тимура проступила кислая улыбка.
Сделав несколько шагов в сторону, начальник полигона остановился рядом с Алексом:
– А Кемстову… девять очков. Как подметил ваш товарищ, почти все пули действительно достигли мишени, только вот эффективность далека от идеала. Будь у вас два патрона вместо десяти, могли бы и не попасть вовсе. Тренируйтесь, Кемстов.
Карандаш Ивы снова забегал по бумаге.
– Приму к сведению, – произнёс Алекс с видом школьника, обещающего никогда больше не опаздывать на уроки. – Через месяц постараюсь выйти из двух десятков.
– Могу только пожелать вам успехов, – Никола, удовлетворённый, по-видимому, таким ответом, направился к следующей мишени. Ива спрятала блокнот подмышку, засеменила ему вслед.
Приятные мысли Алекса о том, как быстро удалось отделаться от навязчивого старикашки, были прерваны стражем.
– День добрый, – заговорил тот, вынимая руки из карманов форменной шинели. – Кемстов, можно вас на пару слов?
Страж отвёл Алекса в сторонку, где никто более не мог услышать их разговор, и продолжил:
– Главный на днях интересовался, как у вашего коллектива продвигаются дела. Как себя чувствует ваш раненый товарищ? Слышал, ему сделали операцию.
– Благодарю, всё в полном порядке, – на автомате ответил Алекс. – Работа идёт без осложнений, а Эдуард уже поправляется, – продолжил он робко. «Случайный ли это разговор – подумалось Алексу, – или же Энцель наконец-то озаботился поставить бригаду в известность о результатах обещанной проверки?»
Но следующей же фразой страж перечеркнул все чаяния:
– То есть причина вашего визита к управляющему утратила актуальность? Всё разрешилось?
Алекс был выбит из колеи, шокирован: даже сама постановка вопроса противоречила тому, на чём завершился их с Энцелем разговор. Всю волю бросил он на то, чтобы скрыть раздражение. Поводом для услышанного мог служить прямой приказ от Энцеля, а могло и банальное любопытство Ройта, но суть оставалась едина: Алексу явно ничего больше не собирались разъяснять. Досада обращалась негодованием, но пересилив-таки себя, он изобразил благодушную улыбку и произнёс:
– В целом, да. Поблагодарите господина управляющего от моего имени за беспокойство, – он поднял глаза на стража, но ничего подобного тому, что так поразило в нём тогда, неделей ранее, не заприметил; равнодушным, даже скучающим показался взгляд из-под низко надвинутого козырька.
– Что ж, отрадно. Я передам главному. Надеюсь, в ближайшее время вашего друга выпишут, и он сможет вернуться к работе, – кивнув Алексу, страж удалился и быстро нагнал Николу с Ивой.
Два гудка вновь огласили полигон: другая бригада, у которой боевая подготовка тоже значилась сегодняшним днём, приступала к стрельбе.
Агата вела подчинённых обратно к арсеналу – двухэтажному, с зарешеченными окнами зданию, в одиночестве стоящему на восточном краю полигона, где дугой замыкалась окружная дорога. Чтобы не оказаться под обстрелом, приходилось идти в обход: Крюк получался солидный, зато давал отсрочку перед штурмом полосы препятствий, что ожидал бригаду сразу после возвращения в арсенал и сдачи оружия.
Алекс шагал в середине колонны, стараясь зачем-то ступать след в след с впереди идущими. Должно быть, не раз думал Алекс, именно так – длинной цепочкой, но более скрытно – пробираются на вражескую территорию фронтовые разведчики.
На середине пути Тимур, шедший сразу за Алексом, негромко позвал его по имени. А когда тот откликнулся, затараторил – ещё тише:
– Продолжай идти и не оборачивайся. Позже говорить не сможем, будем на виду.
– В чём дело? – вполголоса, стараясь не коситься по сторонам, произнёс Алекс.
– Это я у тебя и хотел узнать. Что ему от тебя было нужно?
– Ройту? Он просто, ну, осведомлялся. О наших текущих делах. Ничего вроде особенного.
– О текущих делах…
Какое-то время Тимур молчал, а потом заговорил сбивчиво, торопливо:
– Ладно, я не по этому поводу. Мне нужно тебе кое-что показать, и чем быстрее, тем лучше. Когда отпустят с тренировки, приходи к подъезду седьмого дома.
– Зачем?
– Подробности на месте. Просто кивни, если придёшь.
Алекс кивнул.
– Встретимся там за двадцать минут до обеда, – сказал инженер. – А сейчас – больше ни слова.
В условленное время Алекс, порядком озадаченный, уже ждал в переулке между трёхэтажками номер семь и номер пять.
– К чему эта скрытность? – спросил он, когда Тимур появился из-за ближайшего угла.
– Будет лучше не привлекать к себе внимание.
Жестом инженер показал следовать за собой. Они прошли вдоль домов и остановились у одного из длинной цепочки складов. Тимур проверил, нет ли кого в проходе между складами, и вернулся к Алексу.
– Мы сейчас напротив первого комбината, – заговорил он. – Как выйдем на дорогу, внимательно смотри туда, куда покажу. Только быстро. Если попадёмся на глаза патрульным, наше присутствие может вызвать вопросы, ответить на которые я буду не готов.
– Хорошо, – кивнул Алекс, хотя сам не мог взять в толк, что вообще происходит.
И вот они ступили на обочину окружной дороги. Справа, слева – ни души, ни единой проезжающей мимо машины. Впереди, сразу за дорогой – сплошной высокий забор, которым был отгорожен от посёлка выступ долины с заброшенными корпусами первого комбината. Стоя вплотную к дороге, забор этот обоими концами упирался в противолавинную стену, будто прямое её продолжение. Его давно не ремонтировали: ржавчина пожирала рифлёный металл секций, клонились на бок столбы. Ровно посередине заслона виднелись ворота, створки которых были собраны с какой-то характерной, намекающей на временность небрежностью, из листов всё из того же железа.
– Вон там, – Тимур указал на нижнюю часть ворот, – видишь?
Он посмотрел: ворота как ворота, слегка покосившиеся, с ржавым засовом на замке между створками.
– Чтоты имеешь в виду?
– Смотри внимательнее! Если сам не поймёшь, значит, зря тратим время.
И тут Алекс понял. Доверившись внутреннему голосу, он искал какую-то мелкую деталь, но Тимур был не из тех, кто стал бы заботиться о несущественных мелочах. Зато прекрасно умел увидеть важное там, где не видят другие.
Всё оказалось куда прозаичнее. С внешней стороны забора снег счистили до самого асфальта, но за воротами снежный покров оставался нетронутым: при движении параллельно створкам ковш грейдера лишь зацепил его. И на том срезе, что проглядывал сквозь щель между створками и землёй, Алекс приметил колею от автомобильных покрышек, уходящую вглубь территории комбината – слишком узкую для грузовиков, на которых возили фламмий.
– Следы… – произнёс он одними губами. Прежде чем удалось что-либо добавить, Тимур ухватил его за плечо и повлёк назад.
– Что думаешь? – спросил инженер торопливо.
– Ты знаешь, что я думаю. Иначе бы не позвал меня сюда, – воскликнул Алекс. – Я сразу говорил: Энцель и его люди как-то замешаны в том, что я видел в шахте. А теперь, дай угадаю, и ты в этом убедился. Я прав?
– Я убедился, что это могли быть только они и никто другой. Пойми, нужно было сначала…
В нетерпении Алекс оборвал его на полуслове:
– Когда ты заметил следы?
– Сегодня утром.
– Утром? Что ты делал утром на этой стороне дороги?
– Мы с Агатой шли на полигон, чтобы приготовить всё необходимое. В такую рань успели очистить только эту дорогу, поэтому и пришлось идти по ней. Алекс, давай по порядку…
Но тот снова встрял, пропустив слова инженера мимо ушей:
– А люди Энцеля? Их ты тоже видел?
– Нет! Я и пытаюсь тебе сказать: видеть их я не мог, потому что на комбинате кто-то был не утром, а ночью, во время комендантского часа. Прошлой ночью. Колея оставлена недавно, она не засыпана свежим снегом. Помнишь, когда последний раз шёл снег? Вчера! Весь день валил, закончился только ближе к отбою, так? А значит, раз колея свежая, через те ворота проезжали не раньше отбоя и вряд ли позже шести утра. Потому что в семь там уже были мы! Понимаешь меня?
– Кажется, да… – пробормотал Алекс, а сам одновременно пытался сопоставить услышанное с тем, что видел на дороге.
– Я без понятия, что и думать… но только люди Энцеля имеют возможность передвигаться по посёлку ночью. И чем бы они на первом комбинате не занимались, это не ремонтные работы, как можно было бы подумать. Никто не станет ремонтировать старую шахту посреди ночи, так ведь? Делать что угодно во время комендантского часа – означает делать втайне ото всего посёлка. А если так, то ты был прав: Энцелю определённо есть, что от нас скрывать.
– Это не делает понятней, что именно он скрывает, – Алекс опасливо заглянул в просвет, через который виднелась дорога.
– Мы выясним.
Тимур посмотрел на часы.
– Пора, – сказал он, – обед начинается. Нас могут хватиться.
По пути к пятому комбинату инженер поначалу выглядел не на шутку взволнованным, но вскоре сбавил шаг, перестал озираться. Жилое ядро посёлка обезлюдело: взрослые работали, у детей продолжались занятия. Вслед за серпообразной формой долины плавно закруглялась осевая улица. К мостовой совершенно одинаковыми брендмауэрами выступали трёхэтажки, делая её похожей на бетонный коридор без потолка.
Оба шли молча, нога в ногу, засунув ладони в карманы шинелей.
– Ты хочешь пробраться туда, так? – спросил вдруг Тимур.
– Да, – сказал Алекс. – Раз Энцель не говорит, выясню сам.
– Я и не думал тебя отговаривать, – инженер будто бы прочитал его мысли. – Только как на этот комбинат попасть, чтобы люди Энцеля не заметили? Днём через забор незаметно не перелезешь. А ночью, да при патрулях – тем более.
– Я подумаю над этим. Было бы желание, а там… – Алекс хотел добавить что-то ещё, но передумал: чего-чего, а желания делиться с инженером планами у него не было.
– Ну же, Алекс, пойми! После того, что я тебе показал… сам показал! Думаешь, я буду просто наблюдать со стороны, – Тимур активно жестикулировал, словно забыл про свой же призыв к осторожности. – Я виноват, что сразу тебе не поверил. Да, виноват! Но и ты пойми: было достаточно… поводов сомневаться! Картинка не клеилась! А теперь вот клеится! Что ты задумал? Я помогу!
Алекс не отвечал.
– А если тебя схватят? – не унимался Тимур. – Как мне тогда быть?
Не сработал бы, вероятно, и этот призыв, если бы какой-то момент Алекс вдруг не пришёл к неожиданному и вместе с тем до очевидности логичному выводу. Сегодня он добился большего, чем очередное доказательство, которое не меняло бы сути: сомневаться в собственной правоте после встречи с Энцелем ему не приходилось. Зато теперь он смог убедить другого человека – вот это уже определённо чего-то стоило. Рассчитывая исключительно на свои силы, об одном Алекс забывал: что бы ни происходило вокруг, касалось это не одного лишь его. Посёлок был его домом, но домом общим для многих – а значит, эти многие тоже вольны были решать, верить ему или нет. И хотя бы поэтому – решил он – если уж, в погоне за истиной ломать привычный уклад вещей, то делать это не только ради успокоения совести. А ради всех остальных и вместе с ними.
– Ну, хорошо, – сказал он инженеру. – Попасть в шахту первого комбината можно попробовать тем же путём, как и я после обрушения: через тоннель. Единственная преграда – решётка. Но если я прав, то ключ должен храниться у Мари.
– Уже что-то! – оживился Тимур. – Но ведь нужно ещё незаметно улизнуть из нашей шахты.
– Об этом я пока не думал. Сейчас важнее ключ раздобыть.
– Это ведь не безобидное нарушение, за которое тебя лишают надбавки и забывают… серьёзный проступок, если не сказать больше. Могут истолковать как преступление, а это – да что там рассказывать – дело нешуточное.
Алекс нахмурился.
– Не, не, я к тому, что без тщательных приготовлений не обойтись, – поспешил оговориться инженер. – Распланировать всё нужно.
– Есть предложения?
– Понадобятся ещё люди. Предлагаю посвятить Агату: шагу не успеем ступить, как она обнаружит наше отсутствие. И Бориса тоже. Права на ошибку не будет, поэтому не помешало бы заранее попросить его кое в чём удостовериться.
Валясь с ног от усталости, они отвоёвывали у скалы метр за метром, набрасывались на неё, как на врага, с отбойными молотками. Это и правда начинало походить на войну, и чем дальше – тем более неравную. Отставание от плана доросло уже до двух с половиной нормо-дней и нещадно, с поразительной эффективностью гнало бригаду вперёд и вперёд, раскручивая без того сумасшедший темп.
А уж следить за темпом Агата умела превосходно. Логика её была проста, как уравнение с одним неизвестным: если труд малопродуктивен, работать нужно вдвое, втрое больше – настолько больше, насколько требуется. Поделив бригаду на три группы, начальница поддерживала их ротацию каждые десять минут: одна трудится в забое, вторая грузит вагонетки, третья отдыхает. Действуя таким образом, удавалось сокращать простой и выигрывать драгоценное время на проходке порожних отрезков. Но стоило обнаружиться малейшим признакам руды, как бригада, чтобы сохранить эффективность добычи, быстро перестраивалась обратно к привычной схеме. Эти перестроения, подчас даже более изнурительные, чем сама работа, случались по несколько раз в день.
Одно хоть немного, но утешало: все пребывали в равных условиях, а значит, в забоях по соседству точно так же надрывались отбойники, градом падали с лезвий комбайна осколки, скрипели колёса нагруженных до отказа тачек. Шахтёры ждали перерыва, и Алекс с Тимуром – в особенности. На то находились свои причины.
И вот, сразу после того, как проходка была остановлена для замены коронки бура, они уговорили Агату и Бориса собраться буквально на пару минут в неиспользуемом тоннеле, который заранее присмотрели. Здесь можно было посовещаться без лишних ушей; Алекс вкратце изложил, что вскрылось этим утром.
– Я что-то того… не въехал. Вы хотите, чтобы я вернулся туда завтра и проверил, будут ли следы? – переспросил Борис.
Тимур кивнул.
– А смысл? Вы же их и так уже видели.
– Смысл такой, что мы сможем узнать, был это единичный случай, или комбинат посещают каждую ночь.
– Если всё подтвердится, у нас будет преимущество, – добавил Алекс. – Если стражи бывают на первом комбинате с определённой регулярностью, мы поймём и то, когда их там не будет.
– Хорошо, но почему я? Сами же придумали… – Борис рассеяно теребил бороду.
– Говорю ж тебе, ты там ближе всех, в соседнем доме живёшь. Сможешь проверить по дороге на работу, – пояснил Тимур. – А любому из нас пришлось бы делать крюк – не хочется лишний раз светиться, где не следует. Сам понимаешь.
– Ладно, уговорили. Наведаюсь, погляжу… – Борис снял каску, кинул на пол, а сам уселся рядом. Алексу хоть и удалось зацепить его историей про колею от шин, но сейчас, после часов непрерывной работы, взрывотехник явно был чересчур утомлён, чтобы вступать в обстоятельные разговоры.
Что касается Агаты, то она выслушала рассказ с предельным вниманием. Как и Тимура, её интересовали, прежде всего, причины и следствия. Алексу оставалось только дивиться тому, сколь быстро на основе лишь словесного описания она воспроизвела их с Тимуром выводы ещё до того, как те были озвучены напрямую. И, хотя реакция бригадирши казалась поначалу сдержанной, настрой – даже скептическим, по итогу восприятие ситуации у всех троих, похоже, выровнялось. Более всего порадовало Алекса то, что Агата не начала кричать и махать руками при одном лишь упоминании о замысле разведать всё лично. Напротив, идея воочию увидеть хотя бы тоннель с красными лампами и разобраться, что же он из себя представляет, воспринята была положительно: опороченное инцидентом имя бригады начало в последние дни беспокоить Агату столь же сильно, как и извечное отставание от плана.
– А вы уверены, что это были люди Энцеля? – уточнила она, складывая в карман чёрный от сажи платок, которым только что вытерла лицо.
– Больше некому, – ответил Тимур. – Сначала тот тоннель, потом следы на поверхности, за забором. И в обоих случаях – такие места, куда так просто не попасть.
– Колею явно внедорожник оставил, – добавил Алекс.
Инженер одобрительно кивнул:
– Вряд ли у нас и теперь появились бы подозрения, не попади Алекс в тот тоннель. Но даже если не брать тоннель в расчёт… Вы не находите, что вся эта ситуация и правда выглядит жутко, ну… ненормальной какой-то?
– Надеюсь, Борис завтра сумеет внести какую-то ясность, – сказала Агата задумчиво, и, надев каску, добавила. – А пока – идёмте-ка работать.
По будням посёлок просыпался под музыку, что плыла, изливаясь из бесчисленного множества репродукторов, по коридорам жилых домов. Включали её ровно в восемь утра. Раз от разу мелодии маршей чередовались, но неизменен был их настрой: энергичный, вдохновляющий.
С первыми аккордами Алекс открыл глаза, а спустя полминуты уже надевал, опершись о кровать, сапоги. Этим ежедневным ритуалом виртуозно управляла привычка, которая за годы и годы повторений успела превратиться в биологический рефлекс.
Звучала хорошо знакомая мелодия; в этот раз Алекс, слушая её внимательней обычного, задался вопросом, по какой причине она навевает у него ассоциации не с чем-нибудь смутным, а с детством, школьными годами. Предположил, что, будучи ребёнком, песню именно на эту мелодию он исполнял в составе хора на каком-то важном мероприятии. Строчка за строчкой, слова песни всплывали из глубин памяти. В ней говорилось о родине, о её героических воинах-защитниках и тружениках тыла, неминуемой победе, что изящно сравнивалась – он даже вспомнил строфу дословно – с лучами солнца, пробивающимися сквозь грозовые тучи.
Как же давно, подумалось Алексу, это было. Если он когда-нибудь получит добро на продолжение рода – а шансы постепенно таяли – возможно, его дети тоже увидят свет под низким небом военного времени и будут так же, как он, ложиться спать перед комендантским часом, пробуждаться под звук ритмичных маршей.
В боевых сводках всё оставалось по-прежнему: кто-то наступал, кто-то терял позиции, а на севере или востоке – велика ли разница – линия фронта, извиваясь, двигалась и снова застывала до очередных манёвров. Диктор озвучивал цифры потерь, площади отбитых у врага территорий, номера армий и дивизий, и все эти подробности, не задерживаясь, проплывали через сознание Алекса с той же неподконтрольной механистичностью, что заставляет сокращаться мышцы. Он уже потерял счёт времени, которое провёл, сидя за столом напротив входа в зал. Ожидание чересчур затягивалось, но вот, без десяти девять – уже после предупредительного звонка – Борис таки появился. Красный от мороза, он ввалился в столовую и поспешил за своей порцией. Ответом на пристальный взгляд друга был жест, ясно дающий понять, что прямо сейчас разговор не состоится.
– Значит, всё подтвердилось? – спросил Алекс, когда через несколько часов четверо посвящённых собрались на вчерашнем месте: уже в забое Борис успел обменяться с другом парой слов.
Взрывник уверенно тряхнул головой:
– Всё, как вы сказали. Под воротами колея от легковой машины, и пусть меня валуном расплющит, если последний раз там проезжали раньше вечера.
– Хорошо, главное выяснили: они приезжают туда по ночам, – Тимур сделал шаг вперёд, и лампа, одиноко висящая под потолком штрека, лучше осветила его лицо, – Значит, осталось решить, когда начинаем.
– Вы про вылазку в ту шахту? – спросил Борис с таким видом, как если бы объявился в этом тоннеле вот буквально только что и пропустил всё начало разговора.
– Да, – кивнул Алекс. – Кстати, Мари в итоге обещала добыть нам ключ от решётки. На это может уйти пара дней, но особых сложностей возникнуть не должно.
– Про рабочий день даже и думать забудьте, днём тут в любое время народу полно, – отрезала Агата. – Да и не можем же мы просто так исчезнуть на час-другой.
В задумчивости Тимур поглаживал воротник комбинезона:
– Значит, выходной – это единственный подходящий вариант.
– На нём и остановимся, – сказал Алекс.
– Только учти, что всё получится, только если твоя сестра добудет ключ. – добавила Агата.
