Текст книги "Анклав (СИ)"
Автор книги: Андрей Ермошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Глава 6
Их поселили в маленькую гостевую на втором этаже дома. Сквозь треугольное окно открывался вид на озеро. Летом, вероятно, он был превосходным – а сейчас, сколько хватало глаз, распростёрлось поле льда: безликое, однообразное. Темень подступала к самой кромке берега.
Включив торшер, Рика бросила свою уличную одежду на тумбочку, рядом – сумку с вещами.
– Чур, вот этот мне, – она направилась к дивану, спинка которого плавно перетекала в подоконник: чтобы выглянуть на улицу, достаточно было бы немного приподняться с подушки.
– Как скажешь, – ответил Марк.
– Ты чего там топчешься? Давай живее раскладывайся, я спать хочу.
Притворив дверь, Марк подошёл к кровати в дальнем от окна углу комнаты, отдёрнул покрывало.
– Ну, и что ты думаешь обо всём этом? – заговорил он снова.
– Этот деревенский стиль… медные люстры, доски на потолке, полу. Всюду эти доски – сплошное дерево. Не нравится, короче, вот о чём я думаю.
– Я не про то!
– И жить в месте вроде такого я бы не согласилась, – продолжала Рика, взбивая как ни в чём не бывало подушку. – Свежий воздух – это, конечно, здорово. Но что делать, если вдруг машина сломается? До метро поди далековато пёхать будет.
– Ну хорош уже! Не хочешь говорить – так и скажи. Завтра обсудим.
– А как я скажу, если не хочу говорить? – съехидничала девушка, прищурив в своей характерной манере брови.
Марк насупился.
– Как знаешь. И да, как по мне, здесь очень даже уютно.
Некоторое время каждый молча готовил свою постель. Мельком юноша заметил, что Рика достала из кармана револьвер, покачала его на ладони, будто взвешивая. Ещё немного, и она засунула револьвер в цель между спинкой дивана и матрасом, у изголовья.
– Не доверяю я твоему Виктору, ясно? Не доверяю, – сказала она, поймав взгляд Марка. – Что-то тут нечисто, нутром чую. Как он раздобудет нам движок, ты как хочешь, а я сваливаю отсюда.
– Сваливаешь? И куда? Виктор же объяснил…
– Ты знаешь, куда.
– Пожалуйста, давай без этого! Без… не знаю, поспешных решений – хотя бы в этот раз, – воскликнул Марк. – Виктор – надёжный человек. Он обещал разузнать, на него можно положиться!
– Когда машина будет готова, я улетаю. И точка. Дай ответ, чтобы я знала наверняка – рассчитывать на тебя, или нет.
– Он выяснит, что можно сделать! Ты привыкла всё делать по-своему, но пожалуйста… Сейчас ведь не тот случай! На кону…
– Спокойной ночи, Марк. Ответишь, как соберёшься с мыслями, – сказала Рика сухо и щелчком пальцев погасила свет.
Оказалось, у Виктора была кошка, которая весь вчерашний день где-то пропадала и объявилась лишь теперь – белоснежная, с аккуратной короткой шерстью, но гигантским, как у лисы, хвостом-кисточкой. Выглянув из-за угла дивана, она застыла в одной позе, вытаращилась своими жёлтыми глазами-прожекторами на Рику и Марка. Те завтракали, а кошка всё смотрела и смотрела; по выражению лисьей мордочки было похоже, что за столом сидят пришельцы из открытого космоса, морские чудища, но уж точно не обычные люди с руками, ногами и головой. Рика уплетала синтетические хлопья с молоком, которые сейчас интересовали её куда больше кошки, но вот Марку в какой-то момент та начала действовать на нервы.
– Да что с ней не так? Она на всех так реагирует? – проворчал Марк.
– Она живая, что ли? Я-то думала, это чучело, – ухмыльнулась Рика и продолжила с аппетитом жевать хлопья.
К столу подошла Лина, в руках – поднос с пирогом, только вынутым из печки. Дымясь, пирог источал аромат малины и свежих яблок, от которого вновь пробуждался едва задобренный аппетит.
– Искра – не чучело. Она просто пугливая, а вас сразу двое, – сказала девушка. – У папы гости нечасто бывают. А когда бывают, папа Искру запирает наверху, в своей комнате. Обычно она там у него и обитает.
Марк пожал плечами. Рика хмыкнула, покосилась на кошку – та всё ещё стояла в прежней позе.
– Она быстро привыкает, – улыбнулась Лина. – Вы с ней обязательно поладите. Искорка, иди сюда, иди!
Оклик вывел животное из оцепенения. Но дёрнувшись было на голос, кошка попятилась назад и шмыгнула за диван.
– И правда, живая, – прокомментировала Рика. Лина звонко рассмеялась. Настроение у неё, по всей видимости, соответствовало этому погожему утру, теплоте и свету солнца, что изливались сквозь стеклянную крышу кухни-гостиной.
– Берите, не стесняйтесь, – опустив поднос на стол, она упорхнула в кухонную часть, вернулась с ножом и стала резать пирог на равные куски.
Закончив, уселась, поджав ноги, к ним за стол:
– А, вот что! До работы папа меня должен к маме забросить. Я уже готова, вчера собралась. Хотя господи, что там собирать…
– Всем доброе утро! – сказал Виктор, заходя в комнату. – Лина, ты Искру не видела, у вас она?
– Да, где-то тут бегает.
– Бегает, ага. Скорее стоит и в стену пялится, – сказала Рика.
Пока Виктор завтракал, Лина отлучилась наверх – одеваться. Опять возникла кошка, которая в присутствии хозяина стала вести себя заметно смелей: поначалу бродила, махая пушистым хвостом, по кухне, в итоге даже разрешила Марку себя погладить.
– Лина, поехали! – крикнул Виктор, как только вернулся в холл.
Спустившись, Лина со всеми распрощалась и вышла на улицу, к машине.
– Значит, так, – Виктор обратился к Рике и Марку, – сейчас я отвезу её к своей партнёрше, потом полечу в башню. Вами займёмся вечером. Марк, введёшь Ребекку в контекст, хорошо?
Тот кивнул. Виктор проследовал за дочерью, и вот аэромобиль взмыл над соснами; быстро сжимаясь в точку, взял курс на невидимый отсюда город.
– Контекст? – Рика приподняла брови.
– Он про тот, из-за которого я попал в этот сыр-бор. Довольно запутанная штука, но Виктор очень рекомендовал тебя посвятить.
– Всё ваша «тонкая наука»?
– Вроде того. Постараюсь объяснить доходчиво.
Январское солнце нещадно слепило, и стеклянный потолок пришлось затемнить. Они расположились на диване, включили камин. Не для того, чтобы согреться – просто ради уюта и некоего чувства безопасности, которое этому уюту сопутствовало. Откуда ни возьмись материализовалась Искра. Откуда ни возьмись материализовалась Искра. Немного потоптавшись в ногах у Рики, кошка-лисица резво сиганула на диван, где застолбила соседнюю с Марком подушку.
– Мне давно уже любопытно: мне кажется, или… ну… тебя и правда не особо волнует та находка, – заговорил он сбивчиво, – ну, то открытие, о котором я рассказывал тебе, помнишь? Про нейроотдел. Просто ты никогда не спрашивала, а я всё думал, и… – он умолк, так и не докончив мысль, и робко, исподлобья, взглянул на Рику.
– Это всё детали. Причин недолюбливать Корпорацию и без того хватает.
– Ну, хорошо, – сказал Марк. – Если без деталей, суть вот в чём… понимаешь, ещё очень давно – лет двести назад, учёные выяснили, что человеческий мозг устроен наподобие цифровой инфосистемы, а структурапамяти очень напоминает файловый каталог.
– Поистине гениальное открытие, – заключила Рика саркастично. – А разве инфосистемы не умышленно задумывались похожими на мозг?
– Ну да, ты права, – Марк осёкся, но, почесав затылок, продолжил. – Я хотел сказать, что такая аналогия дала ключ к дальнейшим открытиям. Возможно, и это покажется очевидным, но информация в нашей памяти не просто свалена в кучу. Она структурирована по множеству категорий: скажем, личная, служебная информация, информация об отдельных периодах нашей жизни, людях, событиях, и тому подобное. Таких вот категорий миллионы и все они друг с другом пересекаются. Ну, и когда технологии позволили-таки взаимодействовать с мозгом напрямую, учёные нашли способ распознавать, вычленять отдельные категории, а позже – считывать хранящуюся там информацию. И, что важнее, влиять на неё.
– Менять человеку память, стирать её и всё в таком духе? – спросила Рика. – Это, что ли?
– Вроде того. Но не уверен насчёт «менять»: вся сущность каждого человека основана на его уникальном личном опыте, было бы очень трудно заменить его чьим-то чужим. Если вообще возможно. Но я про другое. Технологию стала развивать Корпорация, и однажды даже успешно применила её в анклаве, хотя подробностей я не знаю. А потом появились Установки, действие которых использует тот же самый принцип категорий. Понимаешь, о чём я?
Ответ читался у Рики на лице:
– Да как-то не очень, если честно.
– Ну, представь, что ты стоишь на краю обрыва. По своей воле ты никогда не шагнёшь в обрыв, ведь точно знаешь, что разобьёшься насмерть. Ты абсолютно убеждена, что никакого другого исхода быть не может. И дело тут не столько в инстинкте самосохранения. Воспоминания из школьного курса физики, наслышанные истории о гибели скалолазов, может что-то ещё, а может и всё в совокупности – по сути не важно, что конкретно. Но именно твой опыт не даёт тебе сделать этот шаг. А точнее, определённая категория твоей памяти: назовём её «действия, которые приводят к смерти». А теперь представим, что любую другую категорию действий можно снабдить подобными же ограничениями, но внедрёнными искусственно. Сделать так, чтобы какое-то действие, подобно шагу в пропасть, стало невозможным, стоит только осознать последствия. Именно этим и пользуются Установки. Нельзя самому обмануть собственное сознание – вот тот краеугольный камень, благодаря которому они функционируют столь точно. Захочешь ты, например, выложить некорпоранту всё про Территорию исключительных полномочий или проговорить это на диктофон, но не сможешь. А всё потому, что сама осознаёшь секретный характер этой информации. Твоему нейрочипу же остаётся только распознать соответствующую категорию и тут же заблокировать попытку разглашения. Отданная мозгом команда до организма не доходит, и вуаля, ты не в состоянии произнести ни слова! – закончил Марк свою тираду.
– Вот оно, значит, как. – Рика встала, прошлась до камина и вновь задумчиво села на диван. Свернувшаяся на подушке Искра лениво зевнула.
– Это ещё не всё, – продолжал Марк. – Да, Установки стали несомненным прорывом: они куда надёжнее любых письменных обязательств, эффективнее угроз. Только они способны играючи побороть твою собственную волю. Но Установки были лишь началом.
Юноша прервался, напряжённо размышляя, с какой же стороны подойти к тому, о чём собирался говорить. Ещё шевелился в душе страх сказать чересчур много, навлечь на себя новые неприятности. Оно уже стало почти рефлекторным, оно следовало по пятам, не слабея даже когда Марк был совершенно уверен, что поблизости нет посторонних.
Но сейчас этот страх вдруг показался надуманным и глупым, словно детские байки про живущих под кроватью чудовищ.
И никак не удавалось Марку отыскать повод столь резкой перемены. Наверное, расслабляли по-летнему тёплое солнце да треск огня под каминной полкой. Или же дело было в присутствии Рики. А возможно и в том, сколько всего довелось пропустись через себя с того момента, когда они последний раз вот так сидели и общались. Просто разговаривали: никуда не спеша, ни от чего не спасаясь.
– М-м-м?.. – промычала Рика в нетерпении; повернувшись к ней, юноша заметил, что ироничное, слегка скептическое выражение её лица уступило место живому любопытству.
– Понимаешь, есть ещё важная штука, – сказал он. – Мыслительный процесс имеет ту же структуру, что и время. Вот, скажем, мысли, отложившиеся в твоей памяти – это прошлое. Собственно мысли, которые в данный момент проходят через твоё сознание – это настоящее. А у будущего – того, что когда-нибудь будет помыслено, названия нет. Из этих трёх ипостасей только память имеет завершённый вид, и, следовательно, только её можно как бы увидеть, понять, изложить. Но при этом нам свойственно обдумывать, воспринимать настоящее через призму памяти, накопленного опыта, понимаешь? Это значит, что, перестроив что-либо в памяти, можно повлиять на то, как человек рассуждает, какие решения примет в разных ситуациях.
– Стоп, стоп! – прервала его Рика. – Ты пять минут назад говорил, что изменить воспоминания невозможно. А сейчас уже толкуешь о контроле над мыслями.
– Нет, ещё раз, мысли контролировать нельзя! Эксперименты были, но ничего не вышло. Ни одна технология не позволит выявить, отследить и «на лету» подменить то, что спонтанно, за тысячную долю секунды рождается в твоём сознании. Это такая же утопия, как телепортация или полёты в космос. А под «перестроением памяти» я имею в виду не просто замену одних воспоминаний другими. Несколько лет назад, ещё до моего появления в нейроотделе, им удалось выяснить, что большинство наших желаний, устремлений, идеалов, планов на будущее – это, оказывается, всего лишь элементарная дихотомия, своего рода «переключатели» в сознании. Здесь и сейчас, нам либо свойственно что-то, либо нет: мы либо верим в бога, либо нет, либо хотим купить новую машину, либо не хотим. Даже отношения между людьми, политические предпочтения, какими бы многообразными они не казались – это просто набор характерных признаков, которые либо есть, либо нет. И все эти признаки заложены в нашей памяти! Так вот, оказывается, их-то, в отличие от многогранных воспоминаний, совсем не сложно извне «переключать» в нужную сторону. Превратить любовь в ненависть, желание – в равнодушие, действие – в бездействие. Тонкость здесь в том, что человек, с которым произведена подобная манипуляция, едва ли что-то поймёт. Ведь обычно нас нисколько не смущает, что раньше мы считали одно, а теперь – другое. Иногда для этого бывает достаточно даже скороспелой идеи. Был не прав, изменил мнение – вот и всё. «Переключатели» могут сами собой меняться десятки раз за день – это настолько естественно, что память, скорее всего, и не заметит внешнего вмешательства. А если ещё и подобрать правильный момент…
– На кой чёрт Корпорации так изощряться, чтобы поменять наше мнение о чём-то? Установок вполне достаточно, чтобы держать всех под контролем. Ну, или почти всех, – улыбнувшись, Рика похлопала по выступу на кармане кофты, где, очевидно, прятался револьвер.
– А кто сказал, что технология направлена против корпорантов? – возразил Марк. – Нейрочипы уже полвека как используются в качестве общегосударственных идентификаторов личности, причём, кстати, нейрочипы обычных граждан Республики технически те же самые, что вживляются нам. Ты знала? Да, те же самые, просто без механизма Установок. И они точно так же производятся Корпорацией. Недостаёт только алгоритма, который позволил бы не просто считывать данные из памяти подобно Установкам, но и дистанционно изменять их. Это настолько сложно, настолько маловероятно реализовать, что государство и не предполагает, не осознаёт, какую бомбу замедленного действия добровольно заложило в череп каждого республиканца. И всё же, подобное возможно. А хуже всего то, что это не стало бы возможным, если бы не я! – Марк шлепнул себя ладонью по лбу.
– То есть сейчас они, возможно, копаются у нас в мозгах, а мы этого даже не замечаем? – спросила Рика.
– Прямо сейчас – нет. Дистанционно взаимодействовать с нейрочипом можно только при наличии рядом сканера. Да и потом, алгоритм ещё далеко не готов… Человеческий мозг неизмеримо сложнее, совершеннее любого процессора, как глаз навсегда останется совершеннее любой оптики. Написаны миллионы строк кода, но нужны ещё сотни тысяч. Потом ещё испытания, тесты…
– Значит, это просто программа? Ваша эта технология, – догадалась Рика, и Марк ответил быстрым кивком. – Занятно. Какие-то компьютерщики смогут сделать… а, собственно, что? В чём смысл то?
– Хотел бы я знать. Полагаю, выберут людей из верхушки Республики и попытаются подправить курс государства себе на пользу. Но это только так, догадки. В целом же понятия не имею – мы делали своё дело, а в конечную цель всех разработок нас не посвящали. Это даже было частью контракта. Чего уж там, сама суть технологии оставалась загадкой до тех пор, пока меня не озарило и я всем не разболтал.
– Если интересно моё мнение, то внутри Республики у Корпорации и так всё в шоколаде, – сказала Рика. – Зачем воздействовать на политический курс, чтобы налоги себе понизить, что ли? Как-то бредово. Вдвойне бредово, если учитывать, что основной источник доходов Корпорации – это анклав, куда лапам нашего правительства не дотянуться.
– Да к чему тут вообще налоги? Неспроста же Корпорация бросает на разработку столько ресурсов! Уж точно не ради ничтожной для их масштабов экономии. Эта технология – настоящий эликсир власти, ты это понимаешь? Она даст им возможность натурально манипулировать кем угодно! Трудно даже вообразить все те способы, как ей могут воспользоваться! – Марк вдруг почувствовал себя оскорблённым подобно свидетелю, правдивым показаниям которого никто не верит.
– Вот именно! – девушка резко повысила голос, но, тем не менее, оставалась подчёркнуто хладнокровной. – Достоверно ты не знаешь, ради чего Корпорации понадобилась технология вроде этой. Ты лишь примерно понял, как она работает, и уже готов утверждать, что опосредованный контроль над чьим-то сознанием – чуть ли не величайшее из возможных преступлений Корпорации! Только вот пока эта технология твоя даже не готова. Она – всего лишь фантом. Ничто в сравнении с преступлениями, которые совершаются там, – Рика махнула рукой куда-то в пространство. – Прямо сейчас, пока мы с тобой нежимся тут на мягком диванчике, Корпорация выкачивает соки из десятков тысяч человек. Этот дом, – она оглядела фарфоровые безделушки за стёклами шкафов, – построен на то, что было отнято у них. Сколько всего ещё добыто их трудом ради навязанной им цели. Цели, которой никогда не достичь? Вот она, реальность! Она была, она есть. А что есть твоя технология, где она?
Растерявшийся и подавленный, Марк только и смог пробормотать:
– Но Рика… неужели ты не видишь связи…
– Меня не интересуют твои связи и пустая логика. Все догадки пусть идут к чёрту! Своим глазам и ушам – вот кому я доверяю!
Нарастающие голоса вывели Искру из полудрёмы. Выгнувшись дугой, она зевнула и плюхнулась с дивана на ковёр; жёлтые глаза-прожекторы снова встретились с карими, в них сверкнула такая царственная надменность, будто это кошка смотрела на Рику сверху вниз, а не наоборот.
Рика встала; сделав пару шагов, обернулась.
– Вот что. Пойду отнесу топливо в машину, потом прогуляюсь.
Лоб её был сморщен, щёки впали. Марк остро ощутил, как ему неприятно, даже болезненно видеть её такой.
– А ты, – продолжила Рика, – похоже отлично разбираешься в ходе чужих мыслей. Теперь будь любезен, разберись и в своих тоже. Я знаю, что могу улететь и одна. Но не хочу, – она явно хотела добавить ещё что-то, но сорвалась с места и вышла из комнаты.
Зашелестел привод гаражной двери – звук, с которым створка поднималась к потолку, обычно едва ли можно было уловить. Но это обычно; только электрические щелчки, изображающие треск дров в камине, нарушали тревожную иллюзию глухоты.
Он сидел и размышлял, не понимая, в сущности, о чём именно. Перескакивал то на одно, то на другое, но, как назло, избегая сути, на которую указала Рика. Всё, что оставалось – снова и снова прокручивать в голове разговор.
В конце концов, он нащупал возле себя пульт и рефлекторным движением включил телевизор.
На первом из каналов начинался выпуск новостей, смотреть которые у Марка не было ни малейшего желания. Не дав с иголочки одетой ведущей произнести ни слова, он переключил дальше. Вторая кнопка встретила его неясным гомоном выкриков. Галдящие люди, по виду вполне респектабельные, толпились за трибунами по разные стороны студии. В зареве неоновых трубок, в отблесках гигантского размера мониторов, по сцене дефилировал ведущий, отпуская комментарии в адрес то одной, то другой половины, иногда обращался и напрямую к зрителям. Камера оператора ловила то уверенное, самодовольное выражение его лица, то фигуры гостей студии, которые трясясь, с пеной у рта пытались что-то доказать оппонентам. В невразумительном обмене выкриками проскакивали фразы про Юго-западных террористов и какое-то возмездие, но основного предмета спора Марк так и не уловил.
Пролистав ещё каналов шестьдесят, он ненадолго остановился на передаче про животных, а затем и вовсе выключил телевизор. Неприятные раздумья нахлынули с новой силой, каруселью вращаясь в черепной коробке, и отогнать их было нечем. Откуда-то возникла кошка и улеглась у него на коленях. А Рика всё не приходила.
Вернулась она только через четыре часа.
– Марк, Ребекка, вы тут? – позвал Виктор. Его слова растворились в застывшем пространстве коридоров и комнат. Всюду горел свет, из-за чего в сумерках дом походил на праздничный бумажный фонарик. Но внутри его было уж слишком, отнюдь не по-праздничному тихо.
– Есть кто дома? – повторил Виктор. – Ау!
– Иду, иду, – отозвался Марк, выбегая из гостиной. Юноша держал стакан, полный кислотно-оранжевого сока.
– Вот ты где, – Виктор водрузил на крюк пальто, затем принялся стягивать ботинки. – Ну, и как вы тут?
– Ничего, нормально.
Марк выпил немного сока и облизнул губы.
– Вот, достал запчасть для вашей машины, – Виктор похлопал по пластиковому кейсу, который взгромоздился поверх придверного пуфика.
– Ого, здорово! Быстро ты, большое спасибо! Я сообщу Рике, будет рада.
– Кстати, где она?
– Наверху, – Марк потупил глаза в пол. – Музыку, наверное, слушает.
– Позови её, пожалуйста. Расскажу ей сам, что с этим делать.
Юноша покрутился в поисках места, куда можно было бы деть стакан с оранжевой жидкостью, и, не найдя такового, пошёл наверх прямо с ним. Через минуту спустился обратно, всё ещё балансируя, чтобы не пролить напиток.
За ним следовала Рика. Не доходя до низу нескольких ступенек, она остановилась – перед ней, прямо на уровне глаз, горел монитор с планом дома.
– Марк… – сказала она негромко.
– Что? – Юноша оглянулся и сразу понял, что привлекло её внимание.
Всё становилось ясно, как ушедший день. В зимнюю стужу, что стояла за окнами, тепловизоры работали с исключительной точностью, и сомневаться было поздно, убеждать себя в чём-то – бессмысленно. Красные точки горели по всему монитору, их кольцо вокруг схематичного прямоугольника в центре изображения стискивалось с каждой секундой.
– Дом окружён, – как приговор, прозвенел в воздухе голос Виктора. – Стойте, где стоите, и без резких движений.
