Текст книги "Анклав (СИ)"
Автор книги: Андрей Ермошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
– Потому что время ещё не пришло, – прервал его Энцель. Впервые за весь разговор в голосе управляющего проскользнуло раздражение. – Ресурс нижнего уровня шахты ещё не исчерпан.
Снова Алексу не удалось узнать хоть что-нибудь по существу, и это начинало давить на нервы. Он перевёл взгляд на двуствольную винтовку, которая висела между картинами: оружие, почти такое же, как на том плакате с солдатом, в посёлке появлялось только вместе с людьми в чёрных шинелях, охраняющими составы при погрузке фламмия.
И, поразмыслив, решил раскрыть все карты.
– Там, в тоннеле, куда мы провалились, – начал он, внимательно наблюдая за управляющим, – я отошёл от пролома, совсем недалеко. И обнаружил нечто подозрительное.
Энцель и бровью не повёл.
– Подозрительное?
– Это заброшенная шахта, верно? Так вот: там в ней что-то происходит, делается что-то… странное. Не могу точно сказать, что, но… Туда подведено электричество, горит свет. Странные кабели под напряжением…
– Где вы это видели? – Энцель выглядел не на шутку озадаченным.
– Говорю же, в шахте первого комбината. Вы только что подтвердили – это должна была быть она.
– Я понятия не имею, о чём вы говорите. Какая ещё деятельность, какой кабель?
– А вот ваш человек, который допрашивал нас после того случая, знал. Я в этом уверен, – прямо заявил Алекс с такой непринуждённостью, будто речь шла о сущем пустяке. – А позавчера этот же человек приказал закрыть пролом решёткой. Но для чего эта решётка? От чего или от кого она должна защищать?
Выражение лица Энцеля из отчуждённого стало суровым, даже гневным.
– Послушайте, Кемстов, вы намерены в чём-то обвинить меня и моих людей?
– Нет… – осёкся Алекс, поздно осознав, что переборщил с натиском, – я просто хотел…
– Боюсь, что мы с вами не станем продолжать этот разговор. Можете передать бригаде, что ваша информация будет проверена и мы поставим вас в известность, – сказал Энцель ледяным тоном и нажал кнопку стоящего на столе интеркома. – Карина, мы с Кемстовом закончили. Проводите.
Позже, когда по пути через холл управы Алекс мысленно прокручивал весь диалог от начала до конца, ему показалось – и он никак не мог отделаться от этого навязчивого чувства – что, говоря об увиденном в тоннеле, он на нервах произнёс «кабели» вместо «лампы». А потом сам Энцель упомянул кабель – уже в единственном числе.
– В единственном числе? Ты хоть сам-то в это веришь? – усмехнулась Агата.
– Сначала я точно так же подумал! Но потом вскрылось кое-что любопытное.
– Откуда уверенность, будто Энцель имеет к тоннелю какое-то отношение? – включился в диалог Тимур.
– Стоп, притормозите, – Алекс взмахнул над столом руками. – Вы дадите мне рассказать, или нет?
До отбоя оставалось немногим больше часа, и рабочий клуб потихоньку пустел. Из общего зала доносился перестук бильярдных шаров и громкие возгласы: как всегда, играть продолжали до самого закрытия. А тут, в одной из боковых комнатушек, царило уединённое спокойствие. Кто читал, кто чертил что-то на бумаге, а двое у окна, взрослый мужчина и юноша, горбились в раздумьях по бокам от игральной доски. Завалившись на диван, Борис уже тихонько посапывал.
Давно было пора собираться, но Алекс, глядя, как темень главной площади подкрадывается вплотную к окнам, лишь сильней ощущал уют, тепло этого места. Уходить хотелось меньше всего на свете: здесь он чувствовал себя в безопасности, здесь он находился среди своих. И хотя всю неделю грезился ему этот субботний вечер, возможность вдоволь выспаться, воротило теперь от самой мысли пойти и лечь в постель.
– Когда я вышел от Энцеля, первой мыслью было поговорить с Мари. Дома её не оказалось, поэтому я пошёл в сторону универмага. Думал, может она там. В итоге встретил по дороге, в сквере. Выложил ей всё то же, что и вам.
– И про ответ Энцеля? – спросил Тимур.
– Она верит ему и поначалу считала, что скрывать ему нечего и незачем. Но вот подтверждение, что тоннель, где я побывал – это шахта первого комбината, её насторожило. Она сама сказала, что первый комбинат – не то место, где кто угодно может разгуливать, он же отгорожен. Вот что её смутило в первую очередь. И если уж сам Энцель не в курсе, что там происходит, то кто тогда? А потом припомнила один случай. Дело было где-то полгода назад, в середине весны. К ней от Энцеля пришли двое, запросили чертежи шахт. Но не из основного фонда, а того, куда планы попадают после списания, за ненадобностью. Поднимают их конечно нечасто, но в целом – бывает, процедура обычная. Запомнилось Мари другое: люди Энцеля назвали ещё один шифр хранения. Под ним значился маленький пакет, опечатанный, с чем-то звенящим внутри. Его забрали вместе с планами. Пакет без надписей, сопроводительной документации. Никакого приложения – только голый шифр. Планы потом вернули, а вот пакет так и остаётся у них.
– Ей известно, что внутри? – прервал Алекса инженер.
– Нет. Но теперь она уверена: ключи. Связка ключей.
– И какой вывод? – спросила, наклоняясь ближе к столу, Агата.
– Давайте подумаем: где во всём посёлке может быть столько неиспользуемых помещений? Столько запертых замков?
Тимур чесал ногтями кожу на шее. Бригадирша попеременно поглядывала то на него, то на Алекса. Безмятежно храпел, обняв свой живот, Борис.
– Это-то понятно, – произнёс, наконец, Тимур, – но не кажется ли тебе, что твоя догадка, ну… как бы получше назвать – догадка и есть. Так себе основание, если обвинять Энцеля в чём бы то ни было.
– Я не обвиняю. Просто хочу разобраться, что он скрывает и главное – зачем? – сказал Алекс. – Какой смысл? К чему такая секретность, мы ведь не…
– Ну, знаешь, Энцель руководит посёлком. Он – высокого полёта птица. И то, что он пригласил тебя в свой кабинет, ещё не обязывает его с тобой откровенничать, – отреагировала Агата. – Имеет полное право говорить только то, что считает нужным. Слышал бы ты себя со стороны!
– Тогда он мог бы сказать, дескать, всё так, но не твоего ума это дело. На том бы всё и закончилось. Я был бы спокоен. Но он не признался – почему?
– Алекс, Агата права – брось воздух сотрясать, просит разве тебя кто-то? Энцель тебе прямо дал понять, что тема закрыта, вот и забудь, – сказал инженер.
Алекс в ответ только хмыкнул.
– Да и вообще, честно говоря, всё это звучит как малосвязные домыслы, – повторил Тимур. – Вот серьёзно, послушай, что сам ты говоришь. Лампы какие-то красные, кабель какой-то… Я не хочу ничего утверждать, правда… но ты вообще уверен, что оно тебе не почудилось от ушиба, а? Ну правда, всё это звучит именно так.
– А, про кабель! Кабель… – Борис, пробуждённый, видимо, экспрессивной жестикуляцией товарищей и всё более громким разговором, тёр глаза. – Алекс, я вот у тебя как раз хотел спросить про кабель этот, пока это, не закемарил… Ну, а что за кабель-то был? Как выглядел?
– Толстый такой. Снаружи не резина, металл будто бы, – ответил Алекс, а сам продолжал сверлить глазами Тимура.
– Может быть, шнур взрывателя, а? Что думаете?
Эта фраза подтолкнула Алекса к удивительному, прямо-таки чудно́му заключению: хотя последние дни загадочный тоннель поглощал его мысли без остатка, ни разу не приходилось ему думать о том, для каких целей могло потребоваться всё то оборудование. Вновь и вновь он задавал себе вопрос «как этот тоннель там очутился?», но упускал самую суть: «зачем он был нужен?».
И вот Борис в одночасье разоблачил, вывел досадное заблуждение на чистую воду.
– Взрыватель в заброшенной шахте? Это вообще не стыкуется… Ты, Алекс, ведь утверждаешь, будто там целый поток воды, – сказала Агата, прищурившись.
– Знаете что, подобные разглагольствования – пустая трата времени, – заявил Тимур. – Энцель сам во всём разберётся. Если ему понадобится содействие – отлично, мы всегда готовы. Нет – значит, не будем совать нос не в своё дело. Нам давно уже пора, – встав, он вышел из-за стола. – Жду вас в гардеробе.
– Как же не наше, если мы в том тоннеле чуть навсегда не остались! – бросил Алекс ему вслед. – Или мы могли бы лежать сейчас в больнице вместе с Эдом! А если завтра подобное опять случится? Снова будешь готов взять всё на себя?
Люди в комнате стали поворачивать к нему головы.
– Мне не нравится ход твоих мыслей, Алекс. Завязывай с этим, – осадила его начальница. – Пролом – это случайность, и только. Повторю ещё раз – у нас есть работа. Сосредоточься на ней. Уверяю, поможет выкинуть лишнее из головы.
Отодвинув пустую тарелку из-под закусок, она тоже стала собираться.
– Просто дождёмся весточки от Энцеля, – предложил Алексу взрывотехник, – а там и видно будет.
Прошло три дня, а весточки всё не было. По наказу бригадирши Алекс вкладывал максимум сил в дело; от перерыва до перерыва работа поглощала его без остатка. Но каждый раз, стоило пройти мимо старого штрека, в голову упорно лезли навязчивые мысли. Он продолжал ждать весточки, а интуиция подсказывала: на связь Энцель не выйдет и выходить не планирует.
Субботний разговор постепенно улетучивался из памяти, а все вокруг, казалось, забыли уже и о самом инциденте с проломом. Пока на четвёртый день тот – при весьма непредсказуемых обстоятельствах – снова не напомнил о себе.
Глава 4
Ворота разъехались в стороны, и чёрная легковушка выползла за ограждение; было заметно, с каким трудом колёса, наполовину заслонённые пластинами, пережёвывают липкое месиво из наледи и снега.
– Взлетать отсюда в такую погоду он не рискнёт. Наверняка будет тащиться по земле до утёса, – сказала Рика.
Прильнув к оконному стеклу, Марк наблюдал, как по мере отдаления обеих машин их очертания поглощает метель. Вскоре только габаритные огни отрывисто маячили сквозь пелену.
Он обернулся:
– Почему ты считаешь, будто главного Энцель вызвал?
– А куда ещё его могло потянуть, ну… сейчас? Мозгами пораскинь, ну.
Девушка развалилась в кресле, забросив ноги на полку кофейного столика; контуры её лица таяли, терялись в приглушённом зареве светодиодов.
– Лётное поле? – предположил Марк. Но поняв, что предположение неуместное, сам же поспешил оговориться. – А, ну нет. Явно не лётное поле.
– Ты делаешь успехи, – донёсся из тени насмешливый голос, – продолжай в том же духе. И поразмысли вот о чём: стал бы такой человек, как Энцель, поднимать шум из ничего? Вот лично я уверена, что не стал бы.
– Но нам по большому счёту известно мало, – юноша встал спиной подоконнику.
– Трансляцию их разговора вёл ты, не я. И Энцель был обеспокоен. Это твои слова.
– Я к тому, что за фразой о «раскрытии операции» может стоять что угодно.
– Ты прав в одном, друг мой: что за «операция», я действительно понятия не имею, – произнесла Рика таким скучающим тоном, будто зачитывала вслух биржевую сводку, – зато «раскрытие» – это означает, кому-то из местных удалось разнюхать лишнего. А раз Энцель беспокоится, то уж можешь мне поверить, дело серьёзное. На прежней должности слов на ветер он не бросал.
– Додумываешь! – воскликнул Марк.
– Это скорее у тебя извилины недоваривают. Почему-то боишься выводы очевидные делать, – отпарировала она. Её силуэт наклонился в сторону юноши. – Знаешь, – в голос Рики вернулись язвительные нотки, – ты сейчас мне напомнил себя того, каким был сразу после появления на базе. Ох и жалкое было зрелище! Помнишь?
Он, разумеется, помнил.
Раскалённым железом врезались ему в память первые недели, когда, брошенный на произвол судьбы, он изо всех сил пытался свыкнуться с незнакомой, до враждебности чуждой обстановкой. Пребывая в круглосуточном напряжении, сторонился других людей, не ступал и шага за пределами треугольника между работой, столовой и казармой.
В голове застряла одна-единственная мысль: здесь ему не место. Он вскакивал по ночам, в тысячный раз жалея о содеянном, ругая себя за чересчур длинный язык. Мечтал снова вернуться в город, к привычной жизни; столь великим благом казалась она теперь!
Текло время, но по-прежнему одолевала Марка бессонница, пища не лезла в горло. Работа вконец осточертела, и он с трудом заставлял себя садиться за пульт.
Порой становилось до того невмоготу, что он готов был бросить всё и чуть ли не на коленях умолять начальника базы – «главного», как его тут называли – о переводе обратно в город. Сдерживало только горькое осознание, что подневольная командировка не исчезнет по щелчку пальцев.
А потом всё это ушло. В одночасье – со скоростью поезда, проносящегося мимо закрытой на ремонт станции метромаглева.
Всё закончилось, когда он впервые встретил Рику.
Вернее, до того дня ему доводилось видеть её многократно – девушка то мелькала возле жилого блока, то быстрым шагом проходила по штабным коридорам. И всякий раз, где бы они не пересекались, бросала на Марка недолгий, пробирающий до мурашек взгляд. Причина оставалась ему неведома, как отсутствовало и желание разбираться; увлечённый собственными мыслями, он не придавал этому особого значения. Но однажды события обернулись совсем уж неожиданно.
Была середина октября. Восточный ветер, окрепнув, приносил сухие листья, а на склонах уже начинала желтеть трава. С каждым днём погода становилась всё капризнее.
После обеда Марк по обыкновению опрокинул содержимое подноса в мусоросборник, направился к выходу, и по пути почувствовал на себе чей-то взгляд. Девушка стояла недалеко от дверей, разговаривала с кем-то. Её глаза – большие, глубокого карего цвета – показались ему неприветливо строгими, изучающими. Пожалуй, впервые; или же раньше он просто не позволял себе смелости глядеть в ответ так долго.
Как бы то ни было, Марк прошмыгнул мимо – на улицу. И уже шагая по дорожке, усаженной голубоватыми кипарисами, заподозрил – его преследуют. Поначалу он списал всё на нервы, не стал оборачиваться. Но на проходной жилого блока это случилось само собой, машинально: девушка шла тем же путём, хоть и на почтительном расстоянии.
Заперев дверь, он обхватил ладонями затылок. Тряхнул головой и попытался отбросить наваждение. «Разве не могло найтись для этого ясной, логичной причины – подумалось ему, – наверняка нашлось бы: возможно, у неё просто сейчас тоже нет смены, она тоже просто идёт домой – что в этом такого?»
Марк подошёл к кухонной стойке, взял с полки стакан, поставил под струю из крана; пальцы тряслись мелкой дрожью.
Вода уже заполнила стакан до краёв, когда вдруг раздался стук в дверь. Стук слишком реальный, чтобы быть плодом воображения, даже самого воспалённого.
Бесшумно, по-кошачьи переставляя ноги, Марк оказался у двери. Тревожно посматривая на ручку, произнёс:
– Кто это?
– Откройте. Нужно поговорить, – послышался незнакомый женский голос.
Как в бреду плыла перед глазами серая в полоску стена комнаты. Несколько секунд Марк медлил, колебался. А затем, не ведая, что и зачем делает, потянулся к защёлке. Быть может – только мелькнула единственная мысль – настало время отдаться на волю судьбе, ведь если незнакомке что-то известно, то вряд ли она отвяжется сама. Если же нет – значит, и бояться нечего.
– Я могу войти? – спросила девушка. Крепкой комплекции, притом довольно стройная, она на голову возвышалась над Марком; острые скулы и плоские щёки придавали её лицу оттенок холодной суровости.
– Кто вы такая? – Марк попятился.
Она вступила в комнату, и, продолжая буравить юношу взглядом, защелкнула у себя за спиной дверь. Слышен был шелест воды, что расплёскивалась из переполненного стакана по раковине.
– Мы уже встречались раньше, – проговорила девушка спустя пару мгновений безмолвия, в течение которых Марк обрадовался бы хоть под пол провалиться.
– Я работаю связистом у главного, – начал он неровным голосом, – возможно, мы пересекались… Послушайте, что вам…
– Нет, не здесь, – сказала она. – Раньше. В городе, в башне.
Ком, подступивший у Марка к горлу, будто бы закрыл словам путь наружу. Не сходя с места, девушка осмотрела комнату. Задержалась на чём-то и проговорила:
– Ты не из службы безопасности, не так ли? Конечно же нет… Эти ребята совсем другой породы. На кого-то из высшего руководства ты уж тем более не похож. А раз так, может скажешь, откуда у тебя эта вещица?
Оборачиваться было лишним – он и без того знал, о чём речь.
Зелёная коробочка с двумя антеннами, что неприкрыто торчала на столике возле кровати. Пулей прошло через грудь осознание: его поймали в виртуозно расставленные силки. Снова.
Всем телом Марк пошатнулся, и девушка считала эту реакцию с безошибочной точностью:
– Шифровальный передатчик, я права? Для подключения к изолированным каналам связи в обход централизованной сети коммуникаций. У кого бы ты его не украл, держу пари, главный не будет рад об этом услышать.
– Пожалуйста… – прошептал Марк пересохшими губами.
– Я видела тебя в башне. Много раз. Уверена так же, как и в том, что вижу тебя сейчас за полмира оттуда. Если не хочешь, чтобы главный узнал про передатчик, ответь на вопрос: ты прибыл сюда не по своей воле, верно?
Словно кипятком ошпаренный, Марк кивнул. И в этот момент девушка изменилась в лице. С широкими от удивления глазами она подтолкнула Марка к креслу:
– Садись.
Поставив спинкой вперёд стул, она уселась напротив.
– Я Рика, Рика Ланнт, – сказала девушка, протягивая ему руку.
– Марк, – он с опаской покосился на шеврон, что ромбом выступал на рукаве форменной гимнастёрки, но ладонь пожал. – Вы из сторожевого отряда?
– Забудь об этом. Тебе ничего не угрожает. Рада с тобой познакомиться, Марк. Расслабься, хорошо?
Юноша, не смея шелохнуться, молчал.
– Сколько тебе? – спросила она.
– Двадцать пять.
– А мне тридцать два. Давай на «ты», не настолько я тебя старше, чтобы ты меня так сильно уважал, – вдруг она улыбнулась. Такой тёплой, естественной, а главное – внезапной была эта улыбка, что Марку стало легко на душе от бессознательного прилива уверенности: человек напротив не желает навредить ему.
– Вот что, Марк. Тебе лучше надёжно спрятать передатчик и доставать его только когда требуется. А впрочем… с кем бы ты там не пытался связаться, это у тебя не вышло, я права?
Юноша кивнул; удивление постепенно вытеснялось любопытством.
– Всё не так просто, – продолжила Рика. – Для связи с городом отсюда требуются особые коды шифрования. Настоящий спец уж точно был бы в курсе – без обид. У меня в городе есть контакты, можно попробовать добыть коды через них. Но процесс не быстрый, так что пока – спрячь передатчик.
– С-c-спасибо, – юноша не верил своим ушам. Всё происходящее напоминало очень странный сон.
Рика поднялась, закрыла кран и взяла из раковины наполненный Марком стакан, вручила ему – как-то неловко, будто стесняясь такого внезапного проявления заботы. Он отпил.
– Скажи мне вот какую вещь, Марк. В башне ты работал в исследовательском департаменте. Чем таким можно умудриться там напортачить, чтобы быть отосланным аж сюда?
Юноша молчал. Опаска и подозрительность, едва отступив, нахлынули с новой силой, стоило лишь коснуться запретной темы. Меньше всего хотелось сейчас повторно совершить ошибку, начиная с которой вся его жизнь пошла наперекосяк.
– Ладно, – сказала девушка после непродолжительной тишины, – ни в коем случае не настаиваю. Ты можешь…
– Я допустил громадную оплошность. По наивности счёл, что любую свою мысль, даже крамольную, можно озвучить публично.
– Только и всего? За слова не отправляют на другой конец мира.
– Смотря за какие.
– Вот что, Марк, – девушка обхватила локтями спинку стула, – ты не враг самому себе, понимаю. Ты не знаешь меня, но скоро убедишься: я, возможно, единственная, кому в твоём-то положении можно было бы доверять. Просто нужно время.
А времени было предостаточно. С тех пор Марк и Рика виделись регулярно, раз-два в неделю. По обыкновению, после смены, либо в его, либо в её жилой ячейке. На час или того меньше: их графики редко бывали щедры на совпадающие периоды отдыха, накладывала свой отпечаток и разумная осторожность. Говорили про отвлечённые вещи: иногда о работе, иногда Рика рассказывала что-то о себе. Марк же первое время побаивался отвечать тем же, но это, судя по всему, мало её смущало. Возвращения к острому вопросу девушка избегала с ловкостью фокусника.
Она неизменно была инициатором этих встреч, однако и Марк не сторонился их, хоть и продолжал считать чем-то из ряда вон выходящим, трудно поддающимся объяснению. Поначалу из любопытства: гнетущего, сплавленного с тревогой нескольких недель одиночества. А затем настороженность загнанного зверя сменилась в нём живым интересом к столь нежданно появившейся у него собеседнице.
На третью встречу он уже позволил себе взглянуть на Рику не через призму подозрительности. Требовалось знать наверняка, дабы поверить, что такая девушка может состоять на службе в сторожевом отряде. Будучи стройной, хоть далеко и не хрупкой, она обладала до благородства незатейливыми изгибами лица, длинными при всей их внешней грубоватости волосами каштанового оттенка, которые обычно собирала за спиной в узкий хвост. В целом, она даже представлялась ему по-своему красивой.
С самого начала Рика проявила себя человеком живого ума. Приятным в общении, хоть и с особым резковатым чувством юмора. Говорила она всегда прямо, без фальши, а главное, умела слушать, понимать – делать всё то, по чему юноша уже успел изголодаться.
Не прошло и пары недель, как он отважился-таки рассказать ей о причине своего появления на базе.
Снаружи шёл ливень, гнулись под напором ветра кипарисы. При вспышках молний проступали, словно рубка идущего через шторм корабля, очертания штабного корпуса с мачтой связи на крыше.
Выкрутив светопропускаемость обоих окон на максимум, Марк плюхнулся обратно в кресло.
– Мне тут стала любопытна одна деталь – проговорила Рика и, толчком ладони отправив недопитый стакан синтетического кофе скользить по кухонной стойке, облокотилась на неё. – Могу задать тебе вопрос, скажем так, личного характера?
– Конечно, спрашивай.
– Когда работаешь в охране башни, скука временами одолевает смертная. Порой от нечего делать начинаешь присматриваться к людям, а их каждый день через стилобат проходят толпы. У меня не бог весть какая память на лица, но тебя я почему-то запомнила. Я всё думала – с чего бы? И вот осенило: ты очень молод. Слишком молод для того, чтобы быть научным работником Корпорации.
– Это да, – улыбнулся юноша. – Работать меня пригласили, когда я учился в институте. На втором курсе.
– Такое бывает? Говорят, в исследовательский департамент непросто попасть со стороны, – удивилась Рика. – В каком институте учился?
– Новейших технологий связи. Это на пятнадцатой южной магистрали.
– Не слышала о таком.
– Он не особо крупный. Известен только тем, что один выпускник разработал экстернал в нынешнем его виде. Ну, так вот: я учился на рядового гражданского специалиста, и, когда заканчивал первый курс, попал на семинар по нейротехнологиям. И получилось, что тема всерьёз зацепила.
– Что-то связанное с Установками?
– Нет, но вроде того. В более, ну, теоретическом виде. Так вот, я вник в это дело и вскоре начал экспериментировать сам. Благо возможности у института были. На втором курсе написал программу для нейромодуля, она… если проще, она позволяла отслеживать возникновение во сне человека определённых визуальных образов и протоколировать точное время, когда это происходило.
– То есть если за ночь тебе трижды снились морские берега…
– Верно. Все три раза будут внесены в лог программы. В этом ничего прорывного, надо сказать, не было. Но была особенность: образы, фиксируемые программой, одинаково распознавались у разных людей. То есть программа нивелировала индивидуальные аспекты восприятия действительности. И если бы я тогда знал, насколько, э-э-э… особенной была эта особенность. Короче, проект мне зачли на «отлично», а следующим утром на пороге отцовской квартиры появились люди из Корпорации. Среди них – руководитель нейроотдела. Лично. Говорил, что чуть ли не всё будущее нейротехнологий от меня зависит, сулил огромные деньги и отдельное жильё ближе к башне – только бы я пошёл к ним работать. Разумеется, я согласился. Пусть для этого и пришлось бросить институт.
– Глядишь, если б доучился, не налажал бы так с передатчиком, – усмехнулась Рика.
– Как выяснилось, диплом института Корпорация мне всё же выхлопотала. Каким образом – ума не приложу. Без него меня сюда в качестве связиста у них не получилось бы отправить. Так, о чём там я… А, нейроотдел. Я быстро включился в работу над неким большим проектом. Насколько я понимал, кроме меня в нём было занято много народу из разных подразделений, но что меня сразу поразило – каждый в нейроотделе занимался чем-то своим, вроде бы связанным с другими разработками, но как-то очень косвенно. Я провёл там два года – много общался с коллегами, работал сам, и однажды начал видеть во всём систему. Постепенно складывалась чёткая картинка, но казалось, что никто больше о ней даже не задумывался – так все были поглощены своими узкими задачами. А потом до меня дошло: возможно, именно я был недостающим элементом этого паззла. Я был им нужен, как воздух, ведь без моего вклада они могли не достичь конечной цели. Хотя скорее достигли бы, но заняло бы это куда больше времени. А затевали они… – осёкшись, Марк какое-то время собирался с мыслями, – затевали, вернее, планируют до сих пор – создать технологию для проведения невиданной по масштабам операции. Если закончить начатое, роль и влияние Корпорации могут возрасти на порядок, причём не самыми справедливыми методами. Знал бы изначально, никогда бы…
Рика взяла, повертела и снова отставила стакан. Кофе уже несколько минут как был допит.
– Что за технология, Марк?
Он не ответил. Его пронзило жгучее, паническое чувство незащищённости. Страх вскипал внутри, грозил выплеснуться наружу, а перед глазами с прежней яркостью всплыли образы первых дней: вот чернотой отражаются в иллюминаторе запустелые кварталы меж отрогами ущелья, вот свет бессонных за попытками наладить передатчик ночей, вот приступы смятения, отступавшие лишь в забытьи – и то ненадолго – ни с чем не сравнимой обречённости.
– Ты не можешь мне рассказать, да? Однажды ты уже так сделал. Поэтому ты здесь, – догадалась она.
– Их запрет – не главное. Я уже ничего не смогу изменить, – проговорил Марк.
– Почему ты рассказал тогда? Почему вдруг решил?
– Не думал о последствиях, вот и всё. Меня осенило. И я спешил поделиться со всем нейроотделом. Как всегда делал – это ведь таким естественным казалось! И не нашёл места лучше, чем общее собрание, хоть и закрытое. В присутствии довольно высокого начальства. То, о чём я высказался, многих коллег повергло в шок, а остальных… кто знает, мне теперь вообще кажется, что на самом деле догадывался не я один, просто остальным хватало мозгов помалкивать.
– Если ты после этого случая вдруг исчез, без внимания это остаться не могло! – Рика всплеснула руками. – Нейроотдел ведь не дураки. Поймут, что к чему.
– Всё было грамотно обставлено. В наших контрактах есть пункт, запрещающий сотрудникам разглашение информации операционного характера за пределами рабочей группы. По дурости своей о пункте таком я не знал, плюс на практике он часто нарушался. Но из нарушения публичного, да ещё и при начальстве, получился вполне веский повод отстранить меня от работы, отослав сюда, видимо, до тех пор, пока всё не закончится.
– Да уж, – девушка сочувственно покачала головой. – А откуда передатчик?
– Виктор дал.
– Виктор?
– Виктор Вельд. Он руководит службой контроля над Установками. Мы сдружились с самого моего прихода в Корпорацию, иногда общались на тему проекта. А сейчас есть ощущение, что в этом у него был какой-то личный интерес.
– Минуточку, ещё раз. Ты сказал – начальник службы контроля над Установками? Я не ослышалась?
На утвердительный кивок Марка Рика вдруг – ни с того ни с сего – звонко расхохоталась.
– Контроль над Установками! – повторила она, всё ещё трясясь от смеха. – Более прожжённого безопасника и представить себе трудно! Какие личные интересы, я тебя умоляю! Не может у него никаких интересов быть, кроме интересов Корпорации!
– Не соглашусь с тобой, Рика, – юноша насупился. – Я Виктора знаю лично, и он совсем не имеет отношения… Слушай, он… он едва узнал, что меня отправляют сюда, как тут же позвал в свой кабинет. Дал этот передатчик.
– Нерабочий.
– Передатчик, чтобы держать связь: сказал, мол ему может потребоваться моя помощь, а сам обещал по возможности помочь мне…
– Передатчик-то нерабочим оказался, – повторила девушка ехидно.
– Виктор мог не знать про коды, как и я. Что только доказывает – передатчик попал ему в руки так же нелегально, как и мне!
– Ага, он специально его в кабинете хранил – на случай, если тебя вдруг захотят уволить. И чем, скажи пожалуйста, ты можешь ему помочь? Отсюда! Не думаешь ли ты, что тебе всучили этот передатчик, чтобы в случае чего иметь повод арестовать – якобы за кражу оборудования ограниченного пользования, м?
– Нет! – вспылил Марк. – Хотели бы они от меня избавиться, давно бы уже это сделали. Чего ждать-то? Виктор не просто так дал мне передатчик – добудь уже скорее коды, и я докажу. Помощь Виктора – моя последняя надежда выбраться из этой дыры!
– Возможно, ты и прав, – отступила Рика, – хоть и вероятность примерно так… сотая процента, может две. Кому-кому, а безопасникам верить я не привыкла.
– Он не…
– Хорошо, корпорантским шишкам, от которых за версту веет безопасничеством.
– Ты как-то очень уж недолюбливаешь безопасников, – сказал, ёрзая в кресле, юноша, – хотя сама была одной из них.
– Потому и недолюбливаю! Знаю изнутри. Поголовно гнилые людишки! А иначе и нельзя, если защищать то, что они защищают, – затараторила Рика. – Корпорация прогнила, Марк. Твоя технология – чем бы там она ни была, мне плевать – лишь оболочка, кора гнилого пня! Жаль, что мне пришлось пройти этот путь, отдать им столько лет, чтобы понять это. Всегда чувствовала, что оно так и есть, но себе не верила, искала и находила оправдания. Но стоило попасть сюда, в этот театр абсурда и равнодушия, в который они превратили свои «исключительные полномочия», всё встало на свои места. Надеюсь, озарение и тебя посетит. Или, может быть, уже посетило, а?
– Ну как, припоминаешь? – переспросила девушка.
Кивнув, Марк покосился на окно; габаритные огни машин совсем исчезли. Буря усиливалась.
– Скажи мне вот что, Марк, – Рика откинулась в кресле и положила на колени велюровую подушку, – когда ты решил рассказать нейроотделу всё как есть, что именно тобой двигало? Я серьёзно, подумай. Жажда правды ради правды, или нечто большее?
Раньше Марк не задавал себе этот вопрос. Длинные и короткие, обрывки памяти путались с мыслями, проносясь в сознании, будто сцены из знакомого, но уже полузабытого стереофильма.
