Текст книги "Анклав (СИ)"
Автор книги: Андрей Ермошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)
Эта мозаика была апогеем. Она не давала совершенно ничего нового, но подводила итог всему. Будто воочию, с документальной точностью Алекс прокручивал в голове события последних дней: всё, что видел, всё, чему был свидетелем. Он вспомнил Энцеля, Мари. Вспомнил Марка. Вспомнил каждый жест, каждую услышанную фразу, но уже осмысленными по-новому. Теперь наконец-то всё окончательно становилось на свои места.
Алекс замер с фонариком в поднятой руке, а за его спиной собирались люди.
Неотрывно взирал на мозаику, на лицо солдата и не слышал вопросов, которые градом сыпались на него, игнорировал беспокойный трепет птиц под сводом купола.
В это мгновение он ощущал только, как тяжесть прошедшего времени – годы и годы небытия, обмана, невежества, отпечатавшиеся в этой мозаике, этом здании, этом пустом проклятом городе – горечью сдавливает горло.
Глава 5
Марк не помнил, сколько пролежал вот так, с открытыми глазами.
Стоны были тихими, но ему не удавалось думать ни о чём другом. Женщину, как говорили, привезли с серьёзной раной и обморожением. Всё его естество жаждало облегчить её страдания; отказывалось смириться, что ничем дельным помочь Марк не мог, пускай даже окованная железом дверь не разделяла бы их.
Адски затекла спина; в конце концов, Марк сел на матрасе, прильнул к холодному бетону.
Сквозь узкую бойницу форточки в каморку просачивался рассвет.
Марк потянулся и, дотронувшись до век, помассировал их; пару раз открыл и закрыл глаза. Как вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. У противоположной стены сидел без движения незнакомец. И явно бодрствовал.
Вдруг он в три шага пересёк комнатку, опустился на матрас Марка.
– Ч-что… – выпалил Марк и почти рефлекторно – шёпотом.
– Спокойно, спокойно, – прошептал незнакомец. – Не шуми, я с миром. Мы ведь теперь все в одной тарелке, а?
Он наклонился в луч света – Марк распознал профиль вчерашнего пленника с перевязанной рукой, которого под конвоем доставляли в кабинет Энцеля. Это не делало ситуацию менее пугающей. Скорее наоборот, ведь накануне они двое не обменялись ни словом: Марка привели глубокой ночью, когда тот другой человек уже спал.
– Что вам нужно? – робко спросил Марк. – Кто вы?
– Парень, спокойно! Какой резон у меня тебе вредить? Успокойся ты, говорю.
Он протянул юноше руку, которую тот неуверенно пожал; на засученном рукаве мужчины блеснул коммуникатор, весь экран которого – это бросалось в глаза даже при лунном свете – был испещрён узором трещин, а краешек и вовсе отколот.
– Роберт.
– Марк.
– Знаешь что, Марк. Я, кажется, тебя узнал.
– Это вряд ли. Мы не знакомы.
– Не знакомы лично, но я наслышан. Начало осени, штаб-квартира. Это ведь был ты, да?
Марк опешил:
– И вы знаете?
– Знаем ли мы? – Роберт усмехнулся. – Парень, мы же тут не в полной изоляции существуем, – скосив глаза, он махнул головой вбок. – За новостями-то следим. Наделала же твоя выходка шума!
– В новостях о таком не говорят.
– Ну… строго говоря, не совсем в новостях. Партнёрша одного из наших перекинула ему запись, так и узнали. Потом обсуждали ещё с неделю.
Марк опасливо прищурился, но про себя версию счёл всё же вполне убедительной – как оказывалось, в Корпорации не он один грешил чрезмерным распространением «информации операционного характера». Теперь свыкнуться с этим было куда проще, чем, к примеру, недели две тому назад.
– Скажи-ка лучше, что ты забыл в этой глуши? – поинтересовался Роберт.
– Я давно в анклаве, – ответил Марк уклончиво, – а сюда привела необходимость.
– И как необходимость, м? Видимо, не очень, раз ты за решёткой у мятежников болтаешься.
Одно в незнакомце удивляло Марка: этот человек не проявлял и толики враждебности. Хотя Роберту и было известно о произошедшем в нейроотделе, создавалось полное впечатление, будто относительно дальнейших злоключений Марка – начиная ссылкой и заканчивая бегством из башни – он пребывал в неведении. Юноша подумал о том, что Корпорация, по-видимому, немедленно засекретила всю эту информацию, как временами случалось с корпорантами, смещёнными со значительных постов.
Сложно было переоценить преимущества, которые давало подобное положение вещей.
– Да, дела пошли сильно не по плану, – сказал Марк уже уверенно. – И вот я здесь.
– Ну, раз такое дело, – подхватил Роберт, – поведай-ка: про тот проект, как его там… не важно. Это взаправду? Ух и дискуссий у нас тут развелось!
– «Жребий» – так он назывался. Увы, даже больше, чем правда.
– И корпорантов тоже касается?
По въевшейся привычке Марк задумался: говорить или не говорить. Но потом решил, что и так уже зашел слишком далеко, чтобы бояться – да и какой вред мог быть от всего-навсего слов человеку, на которого и без того выписан красный протокол. Дважды.
– И корпорантов, – кивнул он, – и обычных людей. Всех.
– Тогда не соображу, в чём задумка.
– Тотальный контроль. Если кратко, то не будет другой воли, кроме воли руководства Корпорации.
Роберт подвигал челюстью из стороны в сторону – будто пережёвывая что-то.
– Ну, допустим. Но чем же, если прикинуть, это плохо? У них, то бишь руководства, и сейчас достаточно влияния, чтобы кого хочешь убедить в чём требуется. А нас, коль скоро мы при любом раскладе действуем в интересах Корпорации… как именно собираются нас контролировать?
К такой реакции Марк готов не был.
– Э-э-э… тогда, чтобы стало понятно, представьте анклав, только вместо анклавцев – мы. Шахты нам, конечно, не копать. И авианалёты инсценировать для нас никто не станет. Но в остальном: будем жить той жизнью, делать ту работу, которую определят наверху.
– В смысле, а сейчас разве не так? Что поменяется-то? У каждого в мире своё место. У анклавцев – своё, у нас тоже, – сказал Роберт. – Кто бы там чего ни делал, всё останется неизменным. Они – на своём месте, а мы – на своём. Понимаешь, о чём я?
– Но ведь это Корпорация отняла у этих людей всё! – насупился Марк.
– Что всё?
– Свободу!
– Ха, друг, фильмов ты, что ли, насмотрелся? Свободу?
– Да, свободу, я серьёзно!
– И какую же? – спросил Роберт с интересом.
– Ну… – Марк замялся. – Возможность, там, перемещаться. Жить, как тебе хочется. Возможность выбора.
– Зато многое дано взамен: сытость, спокойствие и главное – цель. Разве это не дорогого стоит? Зачем такая вот свобода, зачем жизнь вообще, если нет цели?
– Они нашли бы цель, дай им волю!
Роберт улыбнулся:
– О да! Здесь ты, как ни парадоксально, прав. И знаешь, что это была бы за цель? Нет? А я знаю: месть, реванш за старые обиды, за поражение, которое их страна когда-то потерпела. И против кого – против нас! Мы мотивируем, направляем их энергию в созидательное русло с помощью иллюзии войны. Но дай им волю, о которой ты толкуешь – и война превратится в настоящую, разрушительную, деструктивную. А пока будем мы, Корпорация – каждый на своём месте – такой войны не случится.
Сейчас или никогда, наступало время раскрыть все карты. Марк поразился тому, с какой простотой дался ему этот шаг – точно от разговора зависело нечто значимое, почти материальное.
– И это говорите вы – один из тех, кто готов был взорвать посёлок прямо с жителями! И взорвали бы, если бы один анклавец не уличил вас! В чём здесь отличие от настоящей войны? – выпалил он, с трудом удерживая голос на границе громкого шёпота.
Роберт посмотрел на него округлыми глазами:
– Не в курсе, что тебе известно об этой операции, а что нет… но всё, тобой сейчас сказанное – чистейшей воды бред. Никто не собирался взрывать посёлок! Тем более с людьми!
Теперь настал черёд Марка удивляться. Секунд на десять его язык будто бы онемел.
– Что… что же тогда?.. Это Кемстов, я от него услышал про взрыв.
– Чёрт бы побрал этого Кемстова! – выругался Роберт. – Стоило ему оказаться не в то время и не в том месте, и вот до чего дошло, целую резню устроили! Никаких бомб не было, сплошные бредни. Всё началось летом, после того как с вертолётов заметили просевший асфальт перед комбинатом номер два, ну и сообщили нам. Там внизу шахта, которая давно не используется. И вот после этого сообщения Курт забеспокоился и отправил нас проверить, всё ли там в порядке. Выяснилось, беспокоился не зря: опоры в ужасном состоянии, да и вообще шахта безграмотно была спроектирована, очень ненадёжно. Командировали геолога, он и вынес вердикт: как ни укрепляй, какие подпорки ни ставь, но больше года, край полутора, шахта не простоит. Провалится под землю уже не кусок асфальта, а добрая половина посёлка. Выход – эвакуировать людей. Но сделать это, например, поездом, не нарушая легенду, невозможно. И тем более не получится без нарушения Установок, сам знаешь. Оставался единственный способ. Вообще, обо всём, с ним связанным, распространяться не положено, но уж кто-кто, а ты-то и без меня в курсе, о чём речь.
– Быть того не может! – проговорил Марк. – Значит, это действительно случалось раньше! Групповое вмешательство в сознание, коррекция памяти!
Роберт кивнул.
– Для этого нужен особый анабиоз. Эдакое пограничное состояние, при котором мозг перестаёт функционировать, но не отмирает. Причём анабиоз мгновенный и одновременный для всей группы. А группа-то подбиралась немаленькая – целый посёлок! Чтобы всё сработало как надо, воздух над долиной требуется мгновенно насытить достаточной концентрацией специального усыпляющего газа. Его выброс обеспечивали бы заряды, которые мы два месяца напролёт маскировали в опорах наружной стены: там есть подходящие для распыления отверстия. По ночам, само собой, чтобы сохранить всё в тайне от жителей. Но потом появился Кемстов, разнюхал про заряды и принял их за взрывчатку якобы для уничтожения посёлка. Нонсенс же! Если бы кому-то потребовалось стереть чёртов посёлок с лица земли, так заморачиваться бы не стали – достаточно одной баллистической ракеты!
– Если бы удалось, куда бы отправили жителей?
– На другую площадку, аналогичную. Новое месторождение. После процедуры они и не осознали бы, что что-то изменилось.
– Но их жизни, судьбы, опыт, наслоения памяти – всё было связано с этим местом. И исчезло бы – в той или иной степени, – сказал Марк.
– Плевать я хотел, вот честно, – бросил Роберт с раздражением в голосе. – Главное, чтобы копали. Где – не всё ли равно? Куда руководство отправит, там пусть и копают. А если и копать негде было бы – пусть хоть на складах лежат как консервы. До поры до времени. Всё лучше, чем мятежи устраивать.
И тут все слова, что Марк слышал от этого человека о цели, спокойствии, великой миссии по поддержанию мира разом осыпались, как черепица с крыш в очаге землетрясения. Совсем не мир, даже не баланс ролей и предназначений его заботили. Рядом с собой Марк видел обыкновенного рабовладельца из книжек про тёмные времена истории: жадного, упоённого властью.
– Так вот, Кемстов! – продолжал меж тем Роберт. – Загвоздка в том, что для достижения нужной концентрации все заряды нужно активировать единовременно, а значит – дистанционно, с одной кнопки. Здесь нам помешала форма долины – полумесяц. Горы блокируют сигнал активатора, а единственная точка, где можно было смонтировать сигнальную вышку так, чтобы были охвачены все заряды разом – комбинат номер четыре. Комбинат постоянно действующий, где мы, опять же, никаких работ из-за Установок вести не могли. Но есть два недействующих комбината, за корпусами которых мы могли – как нам тогда казалось – тихонько монтировать всё что угодно, не боясь быть замеченными. Так и решили ставить две вышки, по одной на каждую половину долины. И затем синхронизировать их между собой кабелем, который из тех же соображений скрытности проложили через шахту. Нашли подходящий тоннель, сделали, чтобы не заплутать, навигацию лампами. Подвели напряжение, проложили сам кабель. Всё было уже почти готово. Оставалось только закончить с зарядами, как вдруг остолоп начальник шахты перепутал участки и отправил бригаду Кемстова в давно выработанный забой. Вот они и углубились слишком сильно под посёлок, а там и провалились в тоннель с нашим синхронизационным кабелем.
– Значит, всё это: все эти события… мятеж, стрельба, гибель людей… случились из-за такой нелепицы? – проговорил Марк. – Из-за ничтожной мелочи, крохотного сбоя в системе, которая работала… безупречно работала столько лет? И такая цепная реакция. Уму не постижимо!
– Курт до последнего пытался уладить всё миром, надеялся всё же привести план в исполнение. Увы, мы не могли сказать Кемстову, что он заблуждается в своём основном посыле, будто бы мы – республиканские шпионы и хотим погубить несчастных трудяг-патриотов. Установки сыграли с нами злую шутку…
Когда Роберт упомянул об Установках, Марка вдруг посетила шокирующая мысль. Настолько нелепая, что стало не по себе. Вновь и вновь он сомневался, искал объяснения, но в конечном итоге принял как факт: по всем законам, которые он узнал от Виктора и Рики, Марк с Робертом не должны были иметь, согласно первой Установке, возможности обсуждать друг с другом внутреннюю тайну Корпорации, пока у кого-либо из них не было коммуникатора. Но именно этим они занимались последние минут двадцать безо всяких помех, хотя Марк своего коммуникатора лишился! Чем оказалась вызвана эта совершенно немыслимая аномалия, он не представлял. Возможно, тем, что коммуникатор Роберта был повреждён; или же проявлял себя новый, неизвестный доселе эффект «неестественной» природы красного протокола, а может и – кто знает – просто сбой. Вроде того, который привёл Алекса Кемстова в злополучный тоннель.
Но факт оставался фактом: впервые в жизни Марк стал свидетелем осечки всемогущих Установок.
Как и прежде, сохранялась твёрдая убеждённость: сколько бы сил не пришлось затратить Корпорации на восстановление уничтоженной части кода, рано или поздно – только дай им шанс продержаться – они восполнят потери. Вернут всё как было и доведут дело до конца. Но даже если Установки – самый совершенный механизм, когда-либо созданный в кабинетах и лабораториях башни – допускает осечку, то – спрашивал себя Марк – как может быть безупречной технология на порядок тоньше, сложнее Установок?
Он признался себе, что с того самого дня, когда, сидя напротив министра государственной безопасности, услышал об истинном назначении технологии «Жребия», воспринимал её исключительно как абсолютную катастрофу, как конец истории. И вот теперь понимал со всей ясностью, что это не так. Что любое средство, созданное с целью подчинить человека чужой воле, лишить свободы мыслей и поступков, обречено с первого своего дня.
– Республика вводит войска. Сюда, в анклав, – сказал Марк. – Вчера об этом узнал.
– Вот как? – Роберт запрокинул голову назад и какое-то время сидел в таком положении. – Ну что же, этого следовало ожидать. Курт убедил руководство бросить сюда все резервы, которые только были в анклаве. Сторожевые отряды, даже охрану перевалочных складов. А эти сволочи взяли и перестреляли всех из зениток! Перебросить подкрепление через территорию Альянса быстро не выйдет – нужно согласование. Вот и получилось, что путь восвояси Кемстову свободен. Республика так Республика – лично мне без разницы, кому Кемстова останавливать.
– Вы правда думаете, что, сделав это, Республика просто тихо отойдёт в сторонку и прикинется, будто ничего не было? Вы думаете, они упустят такой повод придать гласности методы, которыми Корпорация действует в анклаве?
– Это вряд ли, им самим пришлось бы нарушить всё что только можно. Корпорация никогда и близко их не подпустит, – заявил Роберт.
– Корпорация не совладала даже с кучкой мятежников, – возразил Марк. – Вы жестоко недооцениваете правительство. Пакт о Корпорации вот-вот истекает, и Республика жаждет завладеть рудниками. Они не остановятся ни перед чем: ни перед жертвами, ни перед войной с Альянсом, ни уж тем более перед какими-то формальными ограничениями. Всё, что им было нужно – повод. И они его получили. Энцель не мог не учитывать этого, но всё равно дал Республике вмешаться.
– Он пошёл ва-банк. И между двумя вариантами: позволить Кемстову пересечь границу Альянса либо натравить на него контингент экспедиционных баз Республики – он выбрал единственно верный.
Стало заметно светлее, так что они могли ясно видеть друг друга. Принялись было обсуждать пакт о Корпорации, про который, как выяснилось, собеседник Марка узнал впервые, но вдруг расслышали доносящиеся из коридора шаги. Шаги приближались.
В замочной скважине заскрежетал ключ, и дверь открылась вовнутрь. На порог ступила женщина; вскочив, Марк и Роберт оказались с ней лицом к лицу.
Позади Мари, в коридоре, столпились ещё десяток человек: почти все – девушки, и один мужчина, держащий в руке пистолет.
Бешено заколотилось сердце. В смятении Марк силился поймать взгляд Мари.
Та заговорила с ним первой:
– Послушай. Я не знаю, кто ты. Не знаю, зачем ты здесь на самом деле. Но почему-то уверена, что ты – не один из них, – Мари повела подбородком в сторону Роберта, который, как показалось Марку, слегка побелел при этих словах. – Если ты действительно пришёл помочь, помоги сейчас.
– Но что я могу сделать? – развёл руками юноша.
– Мой брат и с ним ещё две сотни ушли сутки назад. От них не было вестей. Я… мы все не можем есть, спать. Мы должны знать, что с ними. Покажи нам – я видела, ты можешь.
С этими словами Мари протянула вперёд ладонь, на которой лежала тонкая пластина коммуникатора.
Павел Рихтер угрюмо, исподлобья наблюдал за тем, как четверо телевизионщиков в синих жилетах карабкаются на броневик, затаскивая с собой громоздкую камеру с треногой. Одни подавали, другие тянули. Шло неважно: то и дело кто-нибудь поскальзывался на обледеневшей броне, рискуя уронить груз, и всё приходилось начинать по новой.
– Ютов! – окликнул Рихтер пробегавшего мимо сержанта. – Скажи этим олухам, что они подставляются прямо под огонь.
Сержант вытянулся в струнку:
– Уже говорили, господин майор. Ничего не хотят слушать. Дескать, лучшая точка съёмки.
– Тогда передай: раз уж они не в моём подчинении, то пусть пеняют на себя. Ответственности я за них нести не стану.
– Слушаюсь! Они, по правде говоря, в лепёшку расшибиться готовы ради сенсации, господин майор. Разрешите идти?
– Идите.
По металлическим скобам Рихтер забрался на башню командирской машины и запрыгнул в люк. Спустя мгновение из второго люка высунулся Константин Лурвич, его адъютант:
– Командир, вас из Военного министерства. Срочно!
– Переключай.
– Рихтер, – раздался в ухе электрический голос, – слышите меня?
– Да, господин министр. Слышу отлично.
– Майор, хочу напомнить вам, что каждый ваш шаг потом будут изучать под микроскопом. Действуйте строго по инструкции, слышите? Строго! Вам ясно?
– Понял вас, господин министр, – с расстановкой выговорил Рихтер. – Но разрешите один вопрос?
– Разрешаю.
– Я был бы очень признателен, если бы меня хоть немного глубже ввели в суть, ведь я…
– Ваше дело, майор – инструкции, – прервал его голос из гарнитуры. – Следуйте им, но действуйте без колебаний.
На этом соединение завершилось. Достав бинокль, Рихтер в который раз направил его вперёд – туда, где широкий сплошь заваленный снегом проспект изгибался под углом градусов в тридцать. Там было по-прежнему пусто, никакого движения.
От ожидания струнами натягивались нервы. Да и в целом настроение у командующего экспедиционным корпусом было препаршивое: всю ночь его броневики, совершая стокилометровый бросок от приграничной базы, прыгали вверх-вниз по снежным барханам. При мысли о тряске он поёжился; казалось, даже сейчас, на месте, его продолжает потряхивать.
Из своих сорока девять лет Павел Рихтер отслужил на юго-западных рубежах, потом ещё шесть носил красный берет гвардейца и вот не так давно был командирован сюда, на границу между Континентальным Альянсом и Территорией исключительных полномочий Корпорации. Работка престижная, с немалым окладом, но, как выяснилось вскоре, жутко скучная; конечно, передислоцироваться из столицы на экспедиционную базу, в этот унылый край, где ничего нет и происходит тоже примерно ничего – сомнительное удовольствие, как и ждать. Рихтер не любил ждать, прямо-таки ненавидел. А вся его работа здесь, как он быстро сообразил – это ожидание чего-то, о чём начальство предпочитало помалкивать. Теперь, вглядываясь вдаль через бинокль, он гадал: а не это ли самое «что-то» происходит прямо сейчас, и не находится ли сам он в эпицентре событий?
Очередной броневик, ворочая неуклюжими – в метр шириной – гусеницами, встал к остальным, и теперь сплошной линией из одиннадцати машин с командирской по центру был перекрыт весь проспект, от одной ветхой шестиэтажки до другой. Рихтер смерил взглядом полуразрушенные дома. Пресловутый город в ущелье – ухмыльнулся он – некогда танки не дотянули досюда каких-то тридцать километров и вот сегодня они здесь. Круг замыкался.
– Командир, оператор беспилотника сообщает, что продолжает их вести. Движутся прежним курсом. Должны быть здесь через пятнадцать-двадцать минут, – отрапортовал адъютант.
Рихтер встрепенулся:
– Пора. Включай общую.
Поправив гарнитуру, он отчётливо произнёс:
– Говорит Рихтер. Все на исходную! На исходную!
Солдаты, что несколькими метрами дальше броневиков выкапывали в плотном снегу траншею, побросав лопаты, стали хватать, заряжать, снимать с предохранителей лежавшее рядом оружие. Остальные уже спешили к ним присоединиться либо во всю рассредоточивались на позициях среди руин шестиэтажек. Хлопали люки и десантные двери броневиков, а все одиннадцать башен друг за другом разворачивались в сторону изгиба дороги сдвоенными пушками.
– А что с ним будем делать? – Лурвич кивнул на человека, который неподвижным манекеном возвышался в люке соседнего броневика.
– С Энцелем? – командир почесал затылок под фуражкой. – Его просили не трогать. Пусть остаётся, где хочет. Но хоть бы шинель свою задрипанную сменил, право слово…
– Командир! – теперь Лурвич указывал вверх. – Командир, смотрите!
Высоко-высоко безоблачный небосвод, озарённый лучами рассвета, пересекал след от блестящего серебром фюзеляжа крылатой машины.
– Это то, о чём я думаю? Альянс? – спросил адъютант.
– Разведчик. Первая ласточка, – произнёс Рихтер задумчиво. – Чуть что, и через полчаса здесь будет вся их ударная авиагруппа.
– Значит, и они решились?
– Значит, мы здесь больше не единственные.
Приложив руку козырьком ко лбу, Алекс следил за самолётом, пока тот не скрыла из виду ближайшая шестиэтажка, и сделал остальным знак двигаться. Они прошли вперёд, улица изогнулась, и дальше, метрах в двухстах, Алекс увидел перекрёсток. А за ним, поперёк проезжей части – линию бронемашин – белых, в камуфляже, с ромбами на бортах.
На секунду он замешкался, но лишь на секунду. Обеими руками взял карабин и быстро, насколько позволял глубокий – по колено – снег, зашагал к перекрёстку.
Рихтер смотрел, как всё ближе надвигается толпа оборванцев: заросшие, обмотанные тряпьём, с винтовками Корпорации наперевес, они ковыляли и ковыляли, будто не замечая направленных им в грудь пушек.
– По команде! – крикнул он в гарнитуру.
Подле него адъютант с щелчком вогнал в паз затворную ручку пулемёта, и, поводив дулом из стороны в сторону, прицелился.
– Бери с левого фланга, – бросил ему командир и добавил, уже в гарнитуру. – Держим, держим! По команде!
Сотни пальцев застыли на спусковых крючках. Сотни глаз, не моргая, глядели в оптику.
– Что они, чёрт возьми, делают? – произнёс адъютант нервно.
В центре перекрёстка, одолев половину расстояния до заслона с окопами, Алекс и все его спутники остановились.
На броневике, прямо перед собой, он заметил Энцеля. И стал медленно, очень медленно поднимать карабин. А когда ствол сделался уже почти параллельным земле, разжал вдруг пальцы.
Оружие упало у его ног. Следом, ещё и ещё, сыпались в снег карабины, пистолеты, двуствольные винтовки. Столь же медленно Алекс поднял руки над головой; вскоре с поднятыми руками стоял каждый.
– Какого чёрта… – оцепенение сковало Рихтера, в первые мгновения он напрочь лишился связности мыслей.
– Ком… командир, – робко позвал адъютант. – Из министерства, срочно!
– Пусть подождут, – опомнился тот. – Они не видят, что ли…
– Не из того министерства. Из другого, – голос Лурвича похолодел. – Другого!
Рихтер резко к нему повернулся:
– Переключай.
А на третьем этаже металлокомбината номер пять в шахтёрском посёлке за номером двадцатым сияла лампа коммуникатора; неотрывно смотрели на проекцию Мари и Марк, смотрели жёны, матери, сёстры. И даже смотрела, лёжа на кушетке, Агата – заслышав разговор, она умоляла дать ей возможность не остаться в стороне.
В тот момент, когда картинка показала взмывающие в воздух ладони, Марк выпрыгнул со своего стула и закричал:
– Вот же оно! Ну, вот же, Виктор, вот доказательства, вот они – свидетели, которых ты так хотел заполучить! Вот он, шанс начать с чистого листа!
– Слушаюсь, – сказал Рихтер в гарнитуру, провёл языком по пересохшим губам. До покраснения пальцев вцепился в края люка.
– Огонь! – раздался над перекрёстком громогласный крик.
Но кричал не командир республиканцев, а Курт Энцель.
– Стреляйте же, чего вы ждёте!
– Общую, – приказал Рихтер адъютанту и заговорил вновь, обращаясь на этот раз к подчинённым. – Всем отставить, опустить оружие!
Они с Лурвичем переглянулись; Рихтер, всё ещё бледный, коротко кивнул.
Бросив рукоять пулемета, адъютант потянулся к кобуре, выдернул пистолет, демонстративно положил рядом с собой на броню. Секундами позже спрыгнул на снег: двинулся, перешагнув траншею, навстречу Алексу. Затаившие дыхание солдаты провожали его – снизу вверх – взглядами.
Командир же республиканцев не сводил глаз с башни соседнего броневика.
– Первый взвод – приведите этих людей сюда, – нарушил Рихтер тишину общего эфира. – Второй взвод – взять Курта Энцеля под стражу.
В вышине над мёртвым городом барражировал кругами самолёт и неспешно, будто ленилось просыпаться, всходило солнце.
Отвернувшись от проекции, Агата Отис положила голову на подушку и широко улыбнулась – в последний раз.
