Текст книги "Анклав (СИ)"
Автор книги: Андрей Ермошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Анклав
Часть первая: «Пролом». Глава 1
С рёвом разбрасывая ошмётки, проходческий комбайн вгрызался в толщу скалы; но стоило буру перегреться, как его, пусть иногда на считанные секунды, выключали. Техника нуждалась в отдыхе, требовала его. Техника – но не люди. Они работали третий час кряду: самозабвенно, на пределе возможностей.
Оттерев со лба пот, Алекс Кемстов перехватил отбойный молоток, и тот вновь послушно застрекотал в руках. Откалывал, дробил, сметал с пути куски породы и методично – сантиметр за сантиметром – продвигался вперёд. Целых два нормо-дня – столь серьёзного отставания от плана выработки за свои тридцать четыре года, половина из которых прошли здесь, в шахтах, Алекс не припоминал. Два нормо-дня, полтора десятка часов застилающего взор пота, напряжения мышц, давили сильней, чем твердь над головой на крепи тоннеля. Отставание требовалось наверстать, и не только дабы уберечься от позора переработок, не просто чтоб сохранить львиную долю собственного жалования – с такой потерей Алекс ещё мог смириться – но нельзя было подвести других. Уповать давно уже стоило лишь на удачу, а та будто бы с концами отвернулась от бригады.
Тарахтенье комбайна сделалось вдруг громче, и с надрывом заскрипели, проворачиваясь всё более разреженно, лезвия коронки.
– Пять градусов вправо! – разнеслось по забою. – Тридцать мощности!
Через плечо Алекс видел, как бур отвели и тут же подогнали обратно. За холостыми оборотами вновь последовал натужный вой, будто цепи привода вот-вот лопнут.
– Не идёт!
– Стоп! Всем стоп, комбайн на исходную! – расслышал Алекс и опустил отбойник.
Прекратив работу, шахтёры обернулись. Голос принадлежал начальнице бригады Агате Отис: крепкой, широкоплечей женщине на середине четвёртого десятка с плоским лицом и густыми бровями. Затолкав обратно под каску локон пепельно-чёрных волос, она подозвала одного из шахтёров:
– Борис, глянь, что там!
Полноватый шахтёр Борис Кравич, на котором в бригаде лежали обязанности взрывотехника, отдал товарищу лопату; выйдя в забой, принялся ощупывать место, куда только что упиралась коронка.
– Ну, чего? – спросила Агата нетерпеливо.
– Да… Твёрдый, зараза. И здоровенный, куба четыре будет.
– Справишься?
– Тут нужна трёшка. Не меньше.
– Прошу, скажи, что она у тебя есть.
Взрывотехник развёл руками:
– Увы, сплошная мелочёвка осталась.
– Ух, и встряли ведь! Давай пулей на склад!
Глядя вслед Борису, грузный силуэт которого вскоре скрылся за изгибом штрека, Агата помрачнела. Казалось, расположение её духа, катившееся под откос в течение всей смены, вот-вот грозило достигнуть предельно низкой отметки.
– Расчистите побольше места у булыжника, – махнула она двоим шахтёрам впереди Алекса. – Ян, а ты приготовь шнур. Остальные – пока ждём.
Застрекотали отбойники. Алекс поспешил выйти из забоя и в невысоком, освещённом редкими лампами тоннеле примостился рядом с Тимуром Сайресом; друзья со школы, сегодня они едва успели перекинуться парой слов. Бригадный инженер достал и расстелил на коленях чертёж с планом шахты. Грубая бумага была вся испещрена закорючками карандашных пометок: цифрами, буквами, условными знаками.
– Думаешь, угол не тот взяли? – поинтересовался Алекс.
– Думаю, не то направление, – сказал инженер, не отрываясь от схемы. – Какой смысл копать под посёлок, если вся руда теперь на внешней стороне?
– Там нет свободных участков, Агата на днях по новой узнавала. И руды там, говорят, не сильно больше.
– Всё больше, чем ничего, – Тимур сложил чертёж в планшет. – Шлак сплошной, три вагонетки порожняка!
Вскоре вернулся Борис – крепить заряд повышенной мощности. Протянул шнур к коробочке взрывателя. Бригадирша то и дело поглядывала на часы – было заметно, как сильно отсрочка действует ей на нервы.
Наконец, все укрылись на безопасном расстоянии; подняв детонатор, Борис дёрнул за ручку. Тоннель окатило волной жара и пыли, застучала по каскам каменная крошка.
Стоило Алексу войти обратно в забой, как сразу же бросились в глаза трещины. Много трещин: узором они покрывали не только подорванную глыбу, но и весь торец штрека до боковых стен. Некоторые, особо длинные, спускались на пол.
Заметили это, судя по озадаченному говору, едва ли не все.
Борис энергично теребил короткую бороду, как если бы намеревался вырвать её с корнем:
– Странно. Не рассчитывал, чтобы вот… вот прямо так…
– Неплохо-неплохо ты его, – кто-то из шахтёров присвистнул. – Сейчас быстренько раскидаем.
А Агата уже высилась в забое с отбойным молотком в руках; стержень смотрел вглубь широкой трещины на месте взрыва.
– Руда, – только и заявила бригадирша прежде, чем нажать на рычаг. Пока её отбойник кромсал глыбу, озадаченные шахтёры пробовали различить во всё расширяющейся щели хотя бы намёк на фламмий.
– Где? Где ты её видишь-то? – спросил Ян, оператор стоящего без работы бура, как только стрёкот умолк.
Пропустив вопрос мимо ушей, Агата затребовала кирку. Взяла из рук Тимура инструмент, размахнулась и ударила по глыбе вдоль разлома. Со стены отпал кусок камня, обнажив под собой породу, которая в лучах нашлемных фонариков едва заметно переливалась синевой. Это мерцание было единственным, что внешне роднило фламмиемую руду со сверхпрочным металлом, из неё производящимся.
Свод тоннеля задрожал от гвалта радостных возгласов; шахтёры подались вперёд, к забою.
– Не перестаю ей удивляться, – прошептал Алекс Тимуру на ухо. – Будто по запаху чует!
– Ай да Агата! – улыбался во весь рот Борис.
Невозмутимость сохраняла лишь сама бригадирша. Сидя на корточках, она ладонью вела по шероховатой поверхности скола:
– Комбайн на исходную! Дадим на двадцать градусов вле… – прервалась она на полуслове. Пальцы застыли над трещиной.
– Что такое? – в голос спросили Алекс и Тимур.
Пару секунд Агата не шевелилась, затем произнесла, одними губами:
– Огонь есть?
Борис, после недолгой схватки с содержимым карманов комбинезона, извлёк и вручил бригадирше коробо́к. Резким движением она зажгла спичку прямо о камень, поднесла к расколу.
Пламя заколыхалось.
– Это ещё что значит? – проговорил один из шахтёров растерянно.
– Там за стеной – пустота, – ответил Тимур.
Борис вновь принялся озадаченно мусолить бороду:
– На такой-то глубине… да ну!
– А вот огонь с тобой не согласен.
– Скоро выясним, – прервала их Агата. Тон бригадирши оставался уверенным, хотя полностью скрыть недоумение ей едва ли было бы под силу – а возможно, она и не пыталась. – Попробуем расширить, потом вгоним туда бур.
Место Агаты занял Алекс – отбойным молотком он стал крушить всё новые куски породы вокруг расщелины. Борис и ещё один шахтёр трудились с ним бок о бок, таким же способом обрабатывая соседние трещины.
Прошла минута-другая.
– Стоп! – крикнула Агата. – Я, кажется, что-то слышала.
Все три инструмента затихли, но в наступившем безмолвии слух Алекса не уловил ничего необычного – лишь еле различимым эхом рокотал в соседнем штреке проходческий комбайн.
– Смотрите! – оживился вдруг Тимур. Его палец был направлен вниз, к полу. Трещины там стали заметно длиннее, а одна, на которую показывал инженер, ещё и раздвоилась, как язык гадюки.
– Ничего не понимаю… – он судорожно потянулся к планшету с чертежом.
А Алекс с Борисом уже снова были в забое, двое других шахтёров помогали расширять трещину, похожую теперь скорее на небольшой раскол. Агата наблюдала со стороны, не вмешиваясь.
– Тащи лом, – сказал Алекс взрывотехнику.
Тот принёс и вогнал в щель: хватило на половину длины инструмента. Алекс тем временем взялся за кувалду.
– Бей! – отвернувшись, Борис стиснул лом.
Грянул удар, за которым – оглушительный треск. Всё вокруг задрожало, стало осыпаться, разваливаться. Земля ушла у Алекса из-под ног, и вот он почувствовал, что летит вниз.
Долю секунды продолжалось падение. Хребет ударился обо что-то твёрдое; от боли в глазах помутнело, но Алекс остался в сознании. Ощущал, как по телу барабанят осколки. Слышал, как подле головы приземлилась кувалда, которая только что была в руках.
Стоило разжать веки, и взору предстало яркое, бесформенное пятно наверху. Там всё ясней вычерчивались фигуры; в лицо Алексу ударил свет фонарика.
– Парни! – услышал он Агату. – Вы живы? Что стоишь, неси верёвку! Быстро! – рявкнула она на кого-то.
Рядом, смахивая с себя пыль и мелкие камни, кряхтел Борис.
– Вроде нормально! – отозвался другой шахтёр.
Голос бригадирши зазвучал снова:
– Ты – со мной, а вы сообщите, что у нас ЧП.
Алекс, всё лежащий на спине, увидел, как возникли из ниоткуда две пары шахтёрских сапог, склонилась над ним Агата:
– Ничего не сломал?
– Нет, кажется.
Она помогла Алексу встать и заспешила к Борису. Третий из пострадавших шахтёров – им оказался бригадный медик Пётр – был уже на ногах и теперь вместе с Тимуром навис над четвёртым, что без движения распластался среди груды камней.
– Живой? – спросил инженер взволнованно.
Кивнув, Пётр отнял пальцы от сонной артерии шахтёра:
– Но вот ногу, похоже, перемололо всю. Повезло Эду быть в отключке, ой как повезло.
– У нас раненый! – крикнула Агата наверх; бледность её лица становилась очевидной даже в чернильной полутьме. – Вытащите меня отсюда, идём за санитарами, – Когда верёвку сбросили, бригадирша проворно вскарабкалась и исчезла в пятне света.
Уши разрывались от звона, остро ныла спина.
– Где мы вообще? – потирая ноющий затылок, Алекс стащил с себя, оглядел каску; вмятина на тыльной стороне красноречиво намекала, что произошло бы с головой, не окажись она под защитой.
Узкая площадка, куда провалились шахтёры, по всем признакам напоминала забой вроде того, что наверху, но развёрнутый в противоположном направлении. И словно продолжение штрека, которым последние дни взрезала землю бригада Агаты, несколькими метрами ниже тянулся навстречу непроглядной пустоте ещё один. Из подземелья несло холодом и сыростью.
Борис сделал пару неуклюжих, похожих на младенческие, шагов по площадке. Его шатало, водило из стороны в сторону.
– Тоннель? – предположил он.
– Не нашей шахты. Мы на последнем уровне и так. А этот… он глубже.
– Дайте посмотрю, – Тимур подозвал Бориса, чтобы тот вместо него помог медику наложить жгут на голень раненому.
Инженер провёл лучом нашлемного фонарика по потолку – от дыры, над которой толпились растерянные шахтёры, и дальше по коридору, что метрах в тридцати пропадал из виду за поворотом. Ламп на стенах не было – лишь до почернения ржавые крючки для них. Сквозная коррозия проела и металл крепей свода, одна из поперечных балок которого валялась на полу, в грудеотработанных пород.
– Четвёртый комбинат? Их, что ли, шахта? – спросил Алекс.
– Нет, не может быть, – Тимур опять посветил на пролом, тонкую смычку между верхним и нижним тоннелями. – Наш штрек ведёт на юг, значит, и этот тоже. А шахта четвёртого комбината в другой вообще стороне.
– Тогда что?
– Сантиметров десять было, вот и провалились, – сказал Тимур, задумчиво разглядывая свод. – И обрушилось ещё не до конца, – он указал на трещины.
Инженер крикнул остававшимся в забое, чтобы принесли опоры крепей, затем стал руководить их спуском; Борис и Пётр по-прежнему хлопотали над раненым.
Предоставленный самому себе, Алекс помялся на площадке и уже думал лезть наверх, но навязчивая мысль – любопытство, смешанное со странным волнением – удерживало его. Он обернулся к тоннелю. И, нахлобучив каску с зажжённым фонариком, двинулся вглубь неизвестного подземелья. Остальные были так поглощены работой, что, казалось, его ухода и не заметили.
За изгибом коридор продолжался: та же ржавчина, те же наслоения пыли и рухнувшие перекладины. Алекс лишь мельком глянул на своих и стал пробираться дальше; шагал осторожно, будто бы от страха, что земля вот-вот вновь уйдёт из-под ног. И в какой-то момент услышал, как где-то впереди капает, журчит вода.
Первой мыслью было, не чудится ли ему. Но звук становился всё отчётливее, насыщенней.
Плавный поворот, и коридор внезапно оборвался ещё одним перпендикулярным, на порядок шире. Здесь и справа, и слева – сколько хватало глаз – от стен расплывалось, причудливо мерцало в промозглом, сгустившимся мелкой моросью воздухе, багровое зарево. Словно арками, расставленными на равных промежутках, изукрашивало оно черноту полукруглого свода. Присмотревшись, Алекс увидел источники свечения: лампы, продолговатые и почему-то красного цвета, висели на приличном расстоянии друг от друга и как-то странно, всполохами отражались в полу.
И тут он понял: пола не было. Полом была вода.
Вода текла повсюду. Вода струилась у самых ног, огибала каменные неровности и покосившиеся столбы опор.
В оцепенении, он не решался ни дотронуться до воды носком сапога, ни повернуть назад. Остатки сомнений рассыпались: это место в самом деле было шахтой, и если не сейчас, то по крайней мере когда-то – точно. Но почему в шахте, пусть даже старой, оказалась целая подземная река, при том, что любую влагу всегда отводят и выкачивают – этого Алекс совершенно не мог взять в толк. Как проваливались и попытки объяснить себе назначение причудливых, слишком уж тусклых ламп.
Ещё больше запутала новая находка: оглядевшись, он заметил толстый кабель, закреплённый на блестящих скобах. Кабель тянулся по стене, огибал вход в штрек у Алекса над головой и растворялся в сыром тумане. Рука сама собой потянулась, ощупала шершавую, точно сотканную из стальных нитей оболочку. Алекс уже намеревался ступить в воду, пройти дальше по алому тоннелю, но тут расслышал: ему кричат, зовут по имени.
Кричали сзади, из забоя: звучный баритон Петра трудно было с чем-то спутать. Алекса точно встряхнули, и он, вмиг отбросив размышления о кабеле и лампах, рысцой устремился обратно к своим. У пролома застал уже одного медика, который помогал бригаде санитаров осторожно, без резких рывков вытягивать наверх носилки. Помимо санитаров, в забое находились только два шахтёра – оба с подавленным видом разбирали комбайн.
– Всех вызывают к главному на ковёр, – пояснил Пётр. – И тебя – в первую очередь.
Вечерняя смена уже успела закончиться, и, входя с остальными в кабинет начальника шахты, Алекс про себя смирился с тем, что останется без ужина.
Легче всех отделались те шахтёры, кто в момент инцидента нагружали вагонетки, а оттого большого интереса для начальника не представляли. И Агата: её лишь попросили кратко изложить своё видение. Но даже их отпустили не в столовую, а подготавливать сменный участок – уже второй за неделю – к завтрашнему утру. Остальных ждал разговор куда более основательный.
Начальник шахты – низенький мужичок, обладатель пышных усов – был не из тех, кто привык довольствоваться общими формулировками. Восседая во главе стола, он обстреливал шахтёров очередями из всё новых и новых вопросов, скрупулёзно пытался восстановить хронику произошедшего, причём по какой-то причине начиная с событий задолго до обвала. Он хотел знать, кто что говорил, что при этом делал, где и как стоял, что держал в руках. Кабинет сковывала ужасная духота, и даже когда четверть бригады во главе с Агатой покинула помещение, пятнадцати оставшимся шахтёрам приходилось несладко. Утомлённые люди путались в показаниях, очерёдности событий. То и дело противоречили друг другу, в результате чего начальник шахты начинал допрос по новой.
– Поймите, это очень важно! – не уставал повторять он. – Чуть не погиб человек, мы должны досконально прояснить все обстоятельства!
В глубине души Алекс соглашался. Как, по-видимому, и остальные: терпеливо и последовательно отвечали они на вопрос за вопросом. Наибольший интерес начальник проявлял даже не к самому обвалу, а ко взрыву, его предварявшему. И скоро сам вскользь объяснил, почему:
– В этом вот рапорте, – он постучал по лежащим на столе листам с заметками, – я должен буду доказать, что здесь не было саботажа. И уж поверьте мне на слово, доказать – это значит именно доказать.
На этой фразе Борис нервно сглотнул и потом несколько минут сидел, будто в трансе, из которого пробуждался лишь для ответов на вопросы – односложных и сбивчивых. Капли пота одна за другой скатывались по его мясистой шее.
Время шло, занервничал и стал всё чаще поглядывать на дверь уже сам начальник шахты. Не сразу Алекс догадался, что связано это было отнюдь не с желанием поскорей уйти: хозяин кабинета кого-то ждал.
А когда этот кто-то появился на пороге, всё встало на свои места. Передав начальнику шахты чёрную с золотыми нашивками шинель, его кресло занял один из стражей. И первым делом попросил горячего чая.
Стражами посельчане называли вооружённую охрану месторождений – подчиняясь напрямую управляющему Курту Энцелю, они поддерживали общественный порядок и имели ряд особых полномочий. Никто из них не был местным, они регулярно сменялись, и ходили слухи, что набирают их в основном из перенесших лёгкие ранения солдат и офицеров пехоты. На все три с половиной тысячи населения посёлка стражей едва ли насчитывалось больше двадцати, но достаточно было и этого. В каждом из них видели воплощение власти: власти, не прощающей воровства, халатности и вредительства – суровой, неподкупной власти военного времени. Но чего Алекс не видел и не мог, сколько ни пытался, увидеть – даже принимая во внимание всю серьёзность инцидента с обрушением – так это причины, по которой один из этих двадцати находился сейчас в кабинете начальника шахты.
– Всё выяснили, Берргман? – спросил страж.
– Да, господин Ройт. Прошу вас, – с пронзительной учтивостью в каждом движении начальник шахты поставил перед гостем дымящуюся кружку и тихонько устранился, чтобы занять свободный стул.
– Тогда давайте отпустим бригаду. Мне нужны только те, кто спускался в пролом.
В кабинете остались Алекс, Тимур, Борис, Пётр, начальник шахты да сам страж. Неторопливо пригубив из кружки, тот произнёс:
– А теперь расскажите мне всё с момента, когда вы заметили трещины.
Сызнова шахтёры по цепочке объясняли – на сей раз уже стражу – как было дело. Тот в основном сохранял молчание, хотя и задал каждому по несколько уточняющих вопросов, многие из которых ранее уже звучали в этом кабинете. То ли по их незатейливости и очевидности, то ли шестым чувством, Алекс вскоре уверился, что совсем не эти вопросы интересовали стража на самом деле: они были лишь подводкой, прелюдией к чему-то куда более значительному. Тому, зачем присутствие высокого гостя потребовалось здесь в столь поздний час.
И как только момент настал, Алекс встретил его во всеоружии.
– Когда вы находились внизу, в тоннеле – вы заметили что-нибудь необычное? – спросил страж.
Неопределённость как рукой сняло. Вопрос, хоть и озвученный будничным тоном, был слишком абстрактным и в то же время слишком конкретным, чтобы стать пунктиком в регламенте или следствием праздного интереса. Алекс готов был поклясться: человек напротив него знает, что именно хочет услышать в ответ. Перед глазами, как наяву, стоял рябящий на поверхности воды свет красных ламп.
Борис покачал головой:
– Нет, ничего необычного.
– Нет, – ответили Тимур и Пётр.
Алекс раскрыл рот с намерением выложить всё и про тоннель, и про кабель, и про лампы. Но пересёкся вдруг со стражем взглядами, и, ужаснувшись увиденному, не смог издать ни звука.
Умение разбираться в характерах и мотивах на основании мимолётного впечатления никогда не было его сильной стороной. И всё же в глазах стража промелькнула столь отчуждённая, до того явная неприязнь, попытки утаить которую подрывались едва различимой спешкой.
Словно какой-то переключатель щёлкнул в мозгу, как будто бы даже не по воле Алекса. Решение оказалось принятым за долю секунды: Алекс ничего не сообщит этому человеку. Всё естество подсказывало, кричало ему – наперекор логике, здравому смыслу и субординации – что он должен молчать. Он непременно расскажет, обязательно, найдёт кому рассказать. Но только не ему, только не сейчас.
– Нет, – ответил Алекс спокойно.
– Совсем ничего? – переспросил страж, обращаясь ко всем четверым.
– Ничего.
Страж отодвинул пустую кружку:
– Ну, что же. В таком случае предлагаю…
– Прошу прощения, господин Ройт, – Алекс слышал себя будто со стороны, – позвольте обратиться?
Страж слегка нахмурился, но жестом разрешил продолжить.
– Известно ли вам, что это был за тоннель, куда мы провалились? – он спрашивал просто для того, чтобы совладать с волнением, и тут же внутренне покаялся за столь неуместную дерзость. Но страж, к его громадному облегчению, отреагировал вполне сдержанно:
– Пока нет. Но мы уже выясняем.
Очередная ужасающая в своей дерзости мысль поразила Алекса: этот человек лжёт.
– Как прикажете поступить с бригадой? – осмелился заговорить начальник шахты.
– Кемстову объявить выговор за неосторожные действия, Сайреса лишить квартальной надбавки за то, что проигнорировал очевидную угрозу обрушения и не остановил проходку. На этом всё. Берргман, ваш рапорт должен быть готов к завтрашнему вечеру, – отчеканил страж и встал с кресла.
На выходе из кабинета Тимур кисло ухмыльнулся Алексу: никакая квартальная надбавка ему, как и всей бригаде, с их-то результатами не светила.
На осевой улице они зашагали, по щиколотку утопая в нерасчищенном снегу, каждый в свою сторону. Уже опускалась ночь – давненько Алекс последний раз шёл с работы так поздно. В вышине сиял растущий полумесяц; чернильно-синяя полоска неба была схвачена тисками гор, что зубчатой, ступенчатой грядой окольцовывали посёлок.
О ноющей спине Алекс старался не думать, но боль всё настойчивее напоминала о себе, давила усталость тяжёлого дня. Волочась чуть ли не вслепую – от одного горящего фонаря к другому – он мысленно ругал тех, кто придумал соблюдать частичную светомаскировку до отбоя. Скованные морозом и наледью окрестности были безлюдны: пустовала осевая улица, пустовали ущелья-переулки между трёхэтажными домами из серого кирпича, что стояли фасад к фасаду, точно надеялись согреться теплом друг друга. То тут, то там жёлтыми квадратами проглядывали сквозь темноту и прутья решёток окна, плотно зашторенные; в сон погрузился уже почти весь посёлок.
Лампочку на крыльце единственного подъезда явно требовалось заменить: постоянно мерцая, она сильно раздражала зрение. Стараясь на неё не смотреть, Алекс прошмыгнул мимо, в дом.
По левую руку начиналась лестница наверх, прямо вёл длинный коридор с дверьми; при входе, в неровном свете злосчастной лампы, Алекса встретил плакат: рыжеволосая девушка в косынке стоит с гайковёртом на плече, а задним фоном – заводской цех, конвейерная лента – такая же, как на металлокомбинатах, только вместо руды или готовых листов фламмия здесь двигались танки и самоходные артиллерийские установки.
Крутанув ключом в замочной скважине, он переступил порог, но в прихожей остановился, раздумывая. Выбор между потребностью в отдыхе и обещанием, данным самому себе, был отнюдь не прост. Но Алекс всё же вернулся обратно в коридор и трижды постучал в соседнюю дверь.
Послышались шаги. Дверь приоткрылась, на плитку у ног легла тонкая полоска света.
– Мари, это я! – сказал Алекс. – Ты извини, что поздно. У меня дело к тебе.
Дверь распахнулась до конца. Облачённая в ночную рубашку, перед ним стояла низенькая, очень худая женщина лет сорока с сухими и короткими – до плеч – волосами, как и у Алекса – чёрными. На её красивом, несмотря на первые морщинки, лице, не было и тени упрёка; напротив, она легко, одними уголками губ, улыбалась ему.
– Конечно, – женщина отошла, впуская гостя.
Они оказались в крохотной комнатушке; кровать, стол с одним стулом да платяной шкаф составляли всю её нехитрую меблировку. Кроватей, правда, раньше здесь было две: Алекс и Мари приходились друг другу родными братом и сестрой, и прожили они в двух таких комнатах – этой и соседней – с самого рождения. Сначала с родителями, пока те были живы, теперь – одни.
– Трудная смена? – заговорила Мари полушёпотом, когда её брат, едва сняв сапоги, устало опустился на кровать.
Алекс взглянул на неё снизу вверх:
– Не то слово… Слушай, я хотел просить тебя об одном одолжении. Ты ведь управляющего часто видишь?
– Энцеля? Ну, да, наведывается время от времени. С личными поручениями в основном.
– Понимаешь, сегодня у нас случилась… – он замялся, – случилась нештатная ситуация. Провалились в тоннель, он был ниже нашего, и…
Мари вздрогнула:
– Что, как провалились? Как это вышло?
– Случайность…
– Ты как, как ребята? Все целы?
– Все живы, – ответил Алекс уклончиво. – Я в полном порядке. Спину вот только ушиб.
– Бедный, тебе надо…
– Так вот, пожалуйста, пока не спрашивай, зачем – прошу тебя, передай управляющему, что мне нужно поговорить с ним. Это важно, очень. Он уже наверняка в курсе, что произошло. Должен быть… Сможешь?
– Я попробую, – Мари опустила глаза. – А если он не согласится? Тут на днях поезд прибывает, забот будет море…
– Попробуй, пожалуйста. Вопрос важный, – Алекс взял её ладонь в свои.
Она кивнула:
– Хорошо. Я попробую.
Сейчас этого казалось достаточно. Он чувствовал, что сестру не следует впутывать более необходимого; Курту Энцелю, и никому другому, Алекс сообщит всё как есть о той стороне пролома. Но куда значимее было не столько поделиться, сколько развеять собственные подозрения, необъяснимой тревогой разрастающиеся в душе.
