Текст книги "Владимир Высоцкий. Сто друзей и недругов"

Автор книги: Андрей Передрий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 42 страниц)

– А не в руках. Извини... рекламная пауза.

– Ну да. Потом он меня привез домой, на Пушечную. Сказал, что уезжает в Париж и непременно позвонит, когда вернется. Проходит какое-то время, и действительно звонит Володя: «Привет, привет, я приехал». Мы с ним перешли на «ты», и наши отношения стали как-то развиваться.

– Ну не знаю... Вот если бы рядом со мной зазвучал его обволакивающий голос, я бы за себя...

– У него все было обволакивающее. Дико харизматичный. Наверное, не было ни одной тетки, которая могла бы устоять. Володя был охмуритель абсолютно профессиональный.

– Ловко расставлял сети?

– Сети не расставлял. Просто это было в нем самом. Вдруг он стал мне звонить. Начал ухаживать, и это была не случайная связь – встретились, переспали, разбежались, а настоящий роман в его классической форме. Я для себя решила: пусть это будет три дня, неделя, но я буду с этим человеком, потому что он не такой, как все. И что будет дальше – все равно. В общем, я влюбилась. Но отдавала себе отчет, что не могу ничего требовать. Моя жизнь – это моя жизнь, моя любовь – это моя проблема.

2

– Интересно, художник Высоцкий помогал материально студентке Афанасьевой?

– Когда наш дом на Пушечной стали расселять, родители разменяли квартиру на двухкомнатную в Медведкове и однокомнатную на улице Яблочкова. Туда поехала я. И все говорили, что он купил мне квартиру. Ничего подобного. Но, знаешь, он помогал мне, более чем. Я не была бедной студенткой – у меня был папа, тети, обожавшие меня. А когда появился Володя, я уже ни в чем не нуждалась. Володя просто запретил мне пользоваться общественным транспортом. «Ты должна ездить на такси, чтобы не тратить время. Не хочу, чтобы тебя толкали и зажимали в метро», – сказал он.

– То есть у тебя было приличное месячное содержание?

– Содержания никакого не было. Да и я никогда ничего не просила. Володя давал деньги, делал подарки, он меня одевал, обувал, покупал какие-то вещи в дом. На новоселье купил мне холодильник В то время нужно было все доставать. А для него таких проблем не существовало.

– У него был хороший вкус?

– Потрясающий. Если он привозил туалет, то к нему обязательно сапоги, сумку. У меня все было сногсшибательное и в большом количестве – например, 17 пар сапог. Егор Зайцев, мой сокурсник, если мы приходили с ним в компанию, представлял меня так «Вот это девушка, познакомьтесь, у нее 17 пар сапог!» А люди по три года в одной паре ходили.

– Он любил, когда ты была в его вещах?

– Конечно. Он вообще очень любил, чтобы его вещи радовали и по-особенному принимались.

3

– На твоих глазах он работал, писал? Как это происходило?

– Как? Просто не спал, лежал, курил, потом в какой-то момент вставал и все-все-все записывал. Он не высиживал

строчки, не правил, а сразу – раз, и на бумагу. Потом будил и говорил: «Послушай, послушай». Пел, сразу подбирая какую-то мелодию. Я видела: смотрит телевизор со стеклянными глазами, много курит, пепельница полна окурков – значит, работает.

– Сильно уважал себя? Надувал щеки?

– Нет, никогда. Он был жесткий человек, знал себе цену и никогда в жизни никому не позволил себе хамить. Он был свободным человеком. Даже по отношению к шефу (худрук Таганки Юрий Любимов. – М. Р.) он так умудрялся выстраивать отношения, что он диктовал, а не Любимов. Люди не могли себе позволять то, что позволял себе Володя, – сорвать спектакль, от чего-то отказаться. И ему это прощалось.

Больше всего меня поражало, как он удивлялся. «Откуда это берется? Вот птица гамаюн, я даже не знал, что такая есть. Только потом узнал, когда написал». Радовался неожиданной рифме, которой нет ни у кого. В какие-то моменты он напоминал Пушкина, который говорил: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын».

– Скажи честно: старший товарищ учил тебя жить? Например, машину водить?

– Учил. На Николиной Горе. Он даже мне хотел купить маленькую спортивную «BMW» красного цвета.

– А почему именно красного?

– Чтобы все видели, как я по Москве рассекаю. Володя в мелочах все-таки понты любил, хотя был абсолютно беспонтовый. Так и говорил: «У меня все должно быть лучшее – и машина, и бабы...»

– Уму-разуму по жизни учил?

– Трудно сказать. Был момент, когда в институте я разочаровалась в людях: поняла, что 90 процентов из них потребительски ко мне относятся. Плакала, в депрессуху впала. А Володя сказал тогда: «Люди так сделаны, запомни».

– А в любви, в сексе?

– Да нет, все у нас было естественно.

– Он интересовался твоей работой? Или, как всякий творческий эгоист, занимался только собой?

– Когда я приходила в платье, которое сшила за один день, для него это было потрясением. Он привозил мне из Парижа ткань, ну подумаешь, кусок какой-то тряпки, а она превращалась в платье, и это было волшебством для него. Его потрясало то, что делалось человеческими руками.

– А ему ты шила?

– Подшивала– брюки, джинсы... У Володи был такой день, его он называл «днем раздачи денежных знаков населению». Это когда своим друзьям он раздавал вещи: очень любил, чтобы человек хорошо одевался. И сам любил хорошо и дорого одеваться. Любил качественные вещи. Ате джинсы, что подшивала я, он никогда не отдавал. «Не отдам, их подшивала Ксюша».

Однажды он меня нарисовал, хотя совершенно не умел этого делать. Он меня нарисовал с тремя глазами. Сказал: «У тебя есть третий глаз, потому что у тебя очень сильная интуиция».

4

– Ксюша, у Высоцкого были очень непростые отношения с властью, в частности с КГБ. Тебя это как-то коснулось?

– Я была на практике в Ленинграде. И как-то девчонки мне сказали, что мной интересуется один очень симпатичный парень. Все решили, что он кадрится ко мне. В Ленинграде Володя поселил меня в «Астории» – в лучшей по тем временам гостинице. Он не хотел, чтобы я жила в общежитии. И вот однажды я прихожу и узнаю, что меня выселили из моего номера. Говорят, что надо пройти в такую-то комнату и что там ждут какие-то люди. Я пришла, и выяснилось, что меня могут задержать за хранение валюты. А валюта у меня действительно была – долларов десять мелочью (Володя мне оставил эту мелочь). На них я в баре интуристовской гостиницы покупала себе тоник.

– Испугалась?

– Да нет. Они мне тогда все про меня рассказали – кто я, кто мои родители, что папа во время войны сидел за дезертирство (никакого дезертирства не было, просто после ранения дед прятал его). Меня не запугивали, не кричали, а очень деликатно спрашивали: «Вы там бывали? А кто еще туда ходит? А кто с Высоцким разговаривал и что говорил? Может быть, вы все нам напишете?» Я, естественно, сказала, что писать мне нечего. Но самое интересное произошло потом: тот парень, что сначала мной интересовался, предложил мне выйти замуж за него. Более того, он на свои деньги купил мне билет на поезд и сказал, чтобы я уезжала из Ленинграда. Помню, что его звали Руслан.

– А как Высоцкий отреагировал на этот инцидент? Не испугался за тебя?

– Все были просто в шоке. И больше от того, что мне гэбист предложил замуж Со временем я поняла, что было немало людей, которые хотели, чтобы Володи не было в стране. Даже при всей любви к Володе Брежнева и особенно его дочери Галины это все равно был «совок», который его боялся, считал опасным. Кагэбэшники, которые слушали его песни, говорили: «Мы вас обожаем», – но при этом могли сказать: «Вы что тут? Вы у нас смотрите». И пальчиком грозили. А с другой стороны, на этом же уровне было еще больше тех, кто противодействовал первым. И это негласное противоборство давало ему возможность жить и работать в стране.

5

– Ксюша, тебя не смущало, что вообще-то человек женат, что у него жена в Париже, которая может в любой момент приехать? А в доме на Грузинской – ты.

– Как-то меня это не очень смущало. Потому что Марина – она ведь была где-то. И не было такого: он днем со мной, а вечером уходит к ней. Она жила своей жизнью, пару раз приезжала в Москву, и Володя ненадолго ездил к ней в Париж

– Он казался тебе взрослым дяденькой?

– Конечно. Но мне всегда нравились мужчины намного старше меня, с ровесниками у меня никогда не было никаких романов. Да и папа мой был старше мамы. И потом, когда мама рано умерла, все его последующие жены были намного его моложе.

Но, с другой стороны, Володя для меня был мальчишкой – юмор, хулиганство, энергия, но при этом все было осмысленно, невероятно интересно. Да и я не смогла бы влюбиться в человека, который просто хороший человек. Это не снобизм: вот я дружу только с великими – нет. Я могу влюбиться в кого угодно, но он должен быть очень талантливым и интересным.

– Он тебя сразу для окружающих рассекретил или конспирировал под младшую сестренку?

– Наши отношения не скрывались, я как-то сразу познакомилась со всеми его друзьями. Поначалу ко мне относились как к очередной Володиной девушке, а потом это перешло в другое отношение: кто-то меня принял, кто-то – нет. Но с Севой Абдуловым у нас были самые нежные отношения, он – святой человек, и я его обожала.

– Интересно, Марина Влади знала о твоем существовании?

– Знала. Ну а что она могла сделать? Я помню, она приехала из Парижа, и мы неделю с Володей не виделись. Я повела свою подругу на «Гамлета». Сидим на приставных стульях в центре зала. Володя играет. Следующая сцена была без него. Вдруг я чувствую, что меня кто-то дергает за подол юбки. Ну, думаю, совсем обнаглели, уже в театре пристают. Вижу, что и соседи на меня как-то в изумлении смотрят. Наконец в темноте рассмотрела – Володя в бархатных джинсах, сапогах, на полусогнутых подошел сзади и дергает меня: «Пойдем, пойдем выйдем» – и извиняется знаками перед зрителями. Он не знал, что я приду, он увидел меня со сцены. Я-то ладно, а народ обалдел.

– Он ревновал тебя?

– Смешной был случай: я первой вышла из дома на Грузинской, Володя задержался. Там же находился Союз графиков, и два подвыпивших художника, которые шли за мной, сказали какую-то гадость – такое мужское хамство, но с интересом. Я повернулась: «Пошли вы...» В это время из подъезда вышел Володя с Лешей Штурминым (в то время каратист № 1. – М. Р.). И не разбираясь, не спрашивая, бросились на них, и началось смертоубийство. Через минуту все кончилось. Мужики – и те и другие – стояли с оторванными рукавами, синяками, разбитыми носами.

– А этот собственник сам изменял тебе?

– Ну было пару раз. И для меня это было жуткой трагедией, когда я об этом узнала. Если бы это произошло сегодня, я бы рассмеялась. А тогда... Я даже уходила, он за мной приезжал, и все меня уговаривали вернуться. Вот первомайские праздники, и Володя должен приехать за мной. Жду его дома на Яблочкова. Нет. Звоню, подходит Янклович. «Не волнуйся, все нормально, мы тебе позвоним». – «А где Володя?» – «Он не может подойти». – «Я сейчас приеду». – «Нет-нет, не вздумай».

Беру такси, через 10 минут вхожу в квартиру, там – е-мое: столы грязные, посуда, бутылки – настоящее гулялово. Захожу в спальню. Там Даль спит с какой-то бабой. Кошмар, вертеп, воронья слободка. Я хочу войти в кабинет, и вдруг оттуда выходит девка, мне знакомая, – в рубашке, босая. Я зову ее на кухню: «Ира, значит так: я сейчас уезжаю. Я приеду в половине третьего. В половине третьего в квартире должна быть идеальная чистота, помойка вынесена, и вас, блядей, не должно быть здесь даже духу». И уезжаю. Пошла на рынок. Через полтора часа звоню: «Все убрали?» – «Да». – «Хорошо. Можете спускаться».

Я приехала – девственная чистота в квартире, девственно на кровати спит Володя, в другой комнате спит одинокий Даль. Он проснулся, вышел, и я первый раз в жизни видела, как у человека трясутся руки и он пьет, держа стакан водки через шею на полотенце. У Володи такого не было. Я Володе потом ни слова не сказала, он извинялся. И еще потом был один неприятный эпизод – всего два за два года.

– А что это за история с вашим венчанием? Или это легенда?

– Нет, не легенда. Венчание – это и Володина любовь, и благодарность мне. Он вообще был благодарным человеком. Когда мы начали с ним жить и я первый раз у него ночевала, мы утром встали, и я убрала постель. Для него это было потрясением. Клянусь. Он сказал: «Ты – первая женщина, которая убрала за собой постель...» Я же не знаю, как другие, но получалось, что они пользовались. А тут вдруг он понял, что я делаю это не потому, что он – Высоцкий, а человек, которого я люблю.

– И все-таки вернемся к несостоявшемуся венчанию.

– Я думаю, это был эмоциональный всплеск. «Я хочу, чтобы ты была моей женой». – «Ты – двоеженец, мы не можем с тобой венчаться». Он ходил в церковь, и не в одну, где ему сказали: «Пожалуйста, только вы сначала привезите все документы, что у вас нет жены, и тогда мы вас обвенчаем». Все это было в последний год его жизни. Он знал, что умрет, и ему хотелось, чтобы после его смерти я была официально записана в его жизни, чтобы я не осталась брошенной. Но церковь ему отказала. Он говорил: «Я разведусь с Мариной. И мы начнем жить». – «Володя, это никому не нужно, забудь».

– А говорил он, что хочет иметь детей от тебя?

– Да. Ему бы хотелось нормальную семью. Ему нравилось, когда в доме уютно, когда есть еда, когда я что-то готовила «Ну давай кого-нибудь родим», – говорил он. «Ну, Володя, что это родится? Если родится, то одно ухо, и то глухое». Я так неудачно пошутила, что Володя даже офигел: «Ну и юмор у тебя». Но ребенка я никогда бы не стала от него рожать, потому что не была уверена, что от наркомана родится здоровый.

ЧЕРНЫЙ, КРАСНО-ЧЕРНЫЙ ГОД

1

Второй год их жизни – это черные и красные цвета.

– Красного становилось намного меньше, и с каждым днем больше черного. Все было как бы без настроения, потому что жили в состоянии болезни и еще потому, что у меня умер папа... Вообще, все плохое началось с Нового года, 80-го. Во-первых, авария, в которую они с Янкловичем попали. Потом – картину ему зарубили, из театра он практически ушел, физическое состояние стало ухудшаться, количество наркотиков увеличиваться. Угнетала зависимость от них, от людей, которые их доставали...

– Высоцкий и наркотики. От них у него случилась клиническая смерть в Бухаре?

– Это случилось от передозировки, а не от^жары. Володя в Бухару улетел один, потом мне позвонил его администратор Валера Янклович. Сказал, что Володя неважно себя чувствует и что мне нужно привезти лекарства. Я взяла промедол и вылетела.

– Ты не боялась, что тебя арестуют за наркотики?

– Об этом не думаешь в тот момент. И потом, я привозила их один раз в жизни. Если бы я их не привезла, он бы умер. Там не было никакого кокаина, героина, это были лекарственные препараты. Если бы мне сказали, что сейчас у меня руку отрубят, но он будет здоров, я бы сказала: «Рубите».

А в Бухаре, куда мы переехали из Навои, Володя с утра пошел погулять по рынку. Но всенародная любовь – она же безгранична, и он то ли покурил, то ли еще что (он так и не рассказал), но пришел домой, и ему стало плохо. С нами был Володин друг, доктор Толя Федотов. Он вбежал ко мне в комнату: «Володе плохо». Я влетаю в гостиную – Володя мертвый: нос заострился, не дышит, сердце не бьется. И доктор Федотов, с абсолютно трясущимися руками, повторяет: «Он умер, он умер». Его трясло, у него истерика была. Я ему надавала по морде: «Делай что-нибудь быстро». Он сделал укол в артерию, и мы начали делать искусственное дыхание: он качал ему сердце, я дышала. По сути, мы его вдвоем реанимировали. Володя задышал, сознание вернулось. Потом он рассказывал, что видел меня, Толю. «Я понимал, что происходит, но не мог никак реагировать».

Потом пришли Янклович, Сева Абдулов (он тоже работал в концерте). «Ну что, мы отменяем выступление?» Я говорю: «Минуточку, а что, можете его не отменять? Он только что мертвый лежал. Володя, собирайся, мы уезжаем в Москву. Отменяется не только сегодня. Больше ничего не будет». Я настояла на своем. И мы уехали. Всем казалось, что это ерунда, что он – вечный и всех переживет.

2

– Но при всем при этом тебе достался самый тяжелый, если не сказать кошмарный, период его жизни. Его конец.

– Самый последний год... Страшнее ничего быть не могло.

– Он бил тебя? Ведь пьяный человек за себя не отвечает?

– Нет, никогда. Дело в том, что я выросла в творческой, богемной среде, где мужчины – мой отец, мои троюродные братья (мы жили в одной квартире) – были пьющими. Но не алкаши, которые у магазина на троих соображают, а респектабельная пьющая богема, с нормальной алкогольной зависимостью. Я знала, какими бывают алкоголики: папа мой, например, был очень агрессивным. Я его боялась и ненавидела в эти моменты. А Володя... Запой начинался с бокала шампанского, а потом... мы куда-то ехали, он рвался куда-то до тех пор, пока не упадет. Он был не агрессивным, по отношению ко мне – тем более. Я переживала и страдала, потому что мне было его безумно жалко. Страшно было за него, потому что была полная деградация, когда человек напивался до состояния животного. Куда там бить, он говорить-то не мог в таком состоянии. На это было страшно смотреть. С ним я оказалась в состоянии женщины, которая выносит этот запой и должна стараться помочь ему.

– А себя тебе не было жалко?

– Нет. Меня было жалко моим друзьям. Я старалась помочь ему. А это значит – все время быть рядом. Потому что в это время он никому не был нужен. Человек нужен, когда он здоровый, веселый, богатый. А эта «пьяная» головная боль не нужна никому. Я не приносила себя в жертву. Просто по-другому быть не могло.

– Ты так легко говоришь о наркотиках, как будто, извини, сама их употребляла.

– В свое время мне Володя сказал: «Если я когда-нибудь узнаю, что ты хоть раз попробовала, задушу собственными руками». Поэтому у меня было определенное отношение к этому. И Володя употреблял наркотики не потому, что он такой наркоман – наширялся и сидит хохочет, балдеет, – а просто чтобы нормально себя физически чувствовать.

В течение двух лет я видела, как дозы увеличивались. Сначала это было после спектакля, чтобы восстановиться. Я помню, что после «Гамлета» он не мог долго уснуть, ему было плохо. И он делал себе укол. «А что это ты себе колешь?» – спрашивала я. «Это витамины». Однажды эту ампулу я выудила из помойки и узнала, что это был промедол. Потом был и мартин, анапол – медицинские наркотики.

– Ты наблюдала влияние наркотиков на стимуляцию творчества?

– Он просто лучше себя чувствовал. Вот он сидит, абсолютно никакой, ему плохо, но делает укол и – нормальный, живет полноценной жизнью. Он так хотел соскочить с иглы. «Я так от этого устал», – говорил. Отчего он умер? Он хотел соскочить, а легально нельзя было лечиться. Людей, которые ему доставали наркотики, он подставить не мог. Он и в Италии лежал, и во Франции. Не получилось. У него даже был план уехать со мной на прииски, к Вадиму Туманову в домик Какой бы, я думаю, это был ужас: Володя со мной в тайге, со своей ломкой, и, если бы он умер там, я не знаю, что было бы. Кошмар. Не было же никаких мобильных телефонов.

3

– Объясни то, что так запутано: свидетели того времени в окружении Владимира Высоцкого пишут*. «Все знали, что он умрет». Почему умрет? И почему все знали? И зачем надо было ждать смерти, вместо того чтобы спасать его?

– Как бы все знали, но никто ничего и не знал. Все думали, что это какие-то игрушки, что все не так серьезно, как есть на самом деле. Была Олимпиада, в Москве был режим, все гораздо строже, чем обычно. Нельзя был достать наркотики. Это потом уже некоторые говорили: «Что же вы не сказали, что ему так плохо, я бы привез, у меня было». Ну даже если бы вовремя привезли, он укололся и остался бы жив. Адальше-то что?

Но в принципе все виноваты. Ведь к нам приезжали врачи из Склифа, консилиум решал – класть его в больницу или нет. Но все боялись взять на себя ответственность – все– таки это Володя. Доктор Федотов после его смерти, видимо, испытывал угрызения совести и сам себя посадил на иглу, чтобы испытать то, что испытал Володя.

И еще– родители. Очень жесткий папа: «Володя, так нельзя, это позор». Он был хороший человек, но... Например, долго скрывал, что он еврей, – это уже как-то характеризует человека. У меня, как и у Володи, папа еврей, а мама русская. После смерти Володи его отец сказал мне: «Я думаю, тебе не стоит приходить на похороны».

– Последнюю неделю Владимир Семенович не выходил из дому. Ты помнишь ее или хотела бы забыть как страшный сон?

– Я только не помню, как ходила в институт, как экзамены сдавала. А все остальное помню. Такого прежде с ним не случалось. Ощущение безысходности. Страшно. Он кричал как раненый зверь.

14 В. Высоцкий

– Но думали о том, что это конец?

– Я даже предположить такого не могла. Странно, что это вообще произошло, все были ошарашены. Если бы допускали мысль, что такое случится, наверное, не думали бы ни о какой законности, о репутации. Просто уложили бы его в больницу, несмотря ни на что. Предполагали, что все не настолько серьезно: мы же никогда не сталкивались с этим. Здоровый молодой мужчина взял и умер. Он здоровый, он пересилит это – думали так. А он действительно был очень сильный, спортивный. Занимался боксом, акробатикой, был такой накачанный. Поэтому все и думали, что пересилит, переборет, переживет.

А Володя все предчувствовал. Днем он сказал: «Сегодня я умру». – «Володя, не говори глупости». – «Нет, это вы говорите глупости». Он был спокойный. Я ведь и заснула только потому, что наступила какая-то странная тишина и Володя перестал кричать. Он мне сказал: «Я нормально себя чувствую, иди поспи» – «Да? Ты уверен?» И вот буквально за три часа, что я спала, он, очевидно, умер.

– Прошло 25 лет, и кажется, о Высоцком, о его жизни и смерти все сказано.

– Но есть вещи, которые знаю только я и о которых я никогда никому не скажу. Я была счастлива, а если ты любишь человека, то что бы с ним не происходило, все равно – счастье. Кто знает, как бы все сложилось, если смоделировать нашу жизнь: он бы оставил Марину, женился бы на мне, мы бы родили ребенка. Володя, наверное, так же бы пил, заглядывался бы на других женщин, и, наверное, это было бы для меня трагедией.

– Кстати, а почему у вас так мало, почти нет общих фотографий с Высоцким?

– Да не до этого нам было. К тому же «мыльниц» в то время не было.

– Он тебе снится?

– Снится, но редко. Наверное, я какая-то избранница – мне в жизни повезло дважды. У меня был Володя. А потом у меня появился Леня, и я никогда не думала, что такое может повториться. У меня и Леня появился благодаря тому, что в моей жизни был Владимир Семенович.

– Какая связь?

– Самая прямая. Через два года после Володиной смерти я пришла в театр, и у той же самой администраторской, где познакомилась с Володей, увидела Леню. Попросила прикурить. И для меня было важно то, что он работает в этом же самом театре, что он знал Володю, а тот его очень ценил. Я помню, когда вышел фильм «Тот самый Мюнхгаузен», мы с Володей смотрели его вместе. «Господи, какой потрясающий актер, – говорю я. – Какой-нибудь прибалт?» – «Почему прибалт? Это наш, Ермолай». Леня по своим жизненным принципам похож на него.

– Хочешь сказать, что если бы повторилась та история у Комитета графиков на Грузинке, то Леня...

– Убил бы.

Евгения Езерская:

«ОКСАНА ЯРМОЛЬНИК – ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ ВЫСОЦКОГО»

Кажется, их роман длился совсем недолго. Но Оксана была последней, кто услышал от Владимира Высоцкого: «Я люблю тебя». О любви, которую прервала смерть поэта, Оксана Ярмольник согласилась рассказать репортеру «Теленедели»...

«В КАКОЙ ДЕНЬ НЕДЕЛИ, В КОТОРОМ ЧАСУ...»

Мне было тогда восемнадцать лет. Володе – почти сорок Первое случайное свидание судьба преподнесла нам в Театре на Таганке. Я была влюблена в театр. Но у меня никогда не было кумиров, идолов для подражания и преклонения. Поэтому Володя покорил меня вовсе не своей популярностью. Его личность, его обаяние, сила и внутренняя энергия -вот что свело с ума девочку-студентку. Володя увидел меня в комнате администратора театра. Увидел и обалдел. Самое удивительное то, что я не «пасла» там его или кого-то другого. Мы действительно столкнулись совершенно случайно. Мгновение – и между нами вспыхнула искра. Неизбежная влюбленность. Первый шаг навстречу роману сделал Володя. Попросил телефон, пригласил на рандеву. Видимо, все случилось, как у всех. Перед свиданием с Володей я с подружкой пошла в Театр Моссовета. Не видела ни сцены, ни актеров, впервые не обращала внимания на представление. Весь спектакль только и думала – пойти на встречу с Высоцким или нет. Рискнуть и броситься в омут с головой или испугаться и сбежать, продолжая вести спокойную привычную жизнь. Но разве можно было устоять перед этим человеком? Никакая сила не смогла бы остановить меня, вчерашнюю школьницу, от соблазна стать Его «призрачным счастьем». Конечно, я сломя голову побежала к нему! В его объятия. Любовь... Безумная, страстная, сумасшедшая любовь. Я жила только им. Он – мной. Мы тонули друг в друге, купаясь в любви, как в шампанском...

Он годился мне в отцы. Я испытывала странное, но удивительно приятное чувство. Володя относился ко мне и как к дочери, и как к любовнице, как к жене и как к подруге. Я же видела в нем и отца, и мужа, и друга. Он был для меня всем. Жила в то время только для него и ради него. Я старалась отгородить его от иглы и «колес», на которых он сидел. Но все не так просто. Как можно сказать больному раком: «Не болей» или алкоголику: «Не пей»? Это болезнь, которую надо лечить долго и терпеливо. Володя никогда не был наркоманом в понимании сегодняшнего дня. Но если говорить откровенно, он принимал «колеса», определенные медикаменты в виде таблеток, или делал инъекции. Знаете, ведь его «посадили» на наркотики. Все началось на очередных гастролях Высоцкого в Горьком. Одна женщина-врач посоветовала свой рецепт, как выводить Володю из запоев хотя бы на время концертов. Она уверяла, что своего мужа-алкоголика приводила в чувство только с помощью таблеток и инъекций. Решили попробовать. Сделали один укол – помогло. Потом второй, третий... Запоя нет, похмелья нет. Володя работает. Все вроде замечательно. Оставалось побороть только стресс и адскую усталость. Постепенно он стал принимать наркотики, только чтобы расслабиться, снять напряжение. Одна роль Гамлета – уже маленькая смерть. Не каждый человек сможет каждый раз «умирать» на сцене. Это невыносимо трудно как физически, так и психологически. Всякий раз вместе с Гамлетом умирал и Володя. Но потом ему приходилось воскресать. Это повторялось снова и снова. Единственное, что ему действительно помогало, – это наркотики... К тому времени он уже крепко на них «сидел». Но потом состояние эйфории сменялось глубокой депрессией и немощностью. Он сам мечтал избавиться от наркотического плена. И, конечно, безумно боялся за меня. Однажды он сказал: «Если я узнаю, что ты попробовала эту дрянь, я убью тебя собственными руками». Но, видя его состояние, мне ни разу не приходило в голову делать укол.

«НО ТОЛЬКО БЫЛ ТОТ ЯРКИЙ МИГ ИХ ЛЕБЕДИНОЙ ПЕСНЕЙ...»

Самые важные слова в моей жизни я услышала только через год. Это произошло в Бухаре. Мы жили в гостинице. У Володи внезапно наступила клиническая смерть. Его чудом удалось спасти. Помог местный врач. Он сделал уколы в подключичную артерию. А я, как могла, делала Володе искусственное дыхание. Когда Высоцкий пришел в сознание, первое, что он сказал, было: «Я люблю тебя». Я чувствовала себя самой счастливой женщиной в мире! Это было для меня очень важно. Володя никогда не бросался такими словами и говорил их далеко не каждой женщине, которая была в его жизни. Каждый день мы проживали, как последний, на пределе... Хотя предчувствия беды были. И этот последний день настал. Говорят, время лечит. Может быть... Я жива, через два года после смерти Высоцкого вышла замуж за Леню Ярмольника, родила ребенка. Но часть меня все-таки умерла вместе с Володей...

«ВСПАРИ И ДВА КРЫЛА РАСКИНЬ...»

С Леней мы познакомились тоже в Театре на Таганке. Потом случайно встретились в гостях у нашего общего с Володей друга. Леонид был со своей женой, на которой женился месяц назад. Он увидел меня и «погиб». Влюбился по уши. От жены он ушел на следующий день. А еще через три дня приехал ко мне с чемоданами. Причем без всяких вступлений и предупреждений. Видимо, решил применить шокотерапию. Наверное, так и надо было. За те два года, которые я жила после похорон Высоцкого, рядом не было ни одного человека, достойного хотя бы мимолетного моего внимания. Все мне тогда казались лживыми и неинтересными. Встретив Леню, я вдруг поняла, что это тот человек, с которым я могу жить. Не знаю, почему. Подсказала женская интуиция. А может быть, Володя крылом надо мной помахал... Леня знал, кто любил меня до него. Но мы даже не обсуждали эту тему. Было бы глупо ворошить прошлое. Но если бы Леониду не давало покоя сознание того, что было между мной и Высоцким, я бы не стала с ним общаться и пяти минут. Это не позволило бы нам быть вместе. Тем более что каким бы замечательным ни был Леня, но на тот момент самым дорогим для меня мужчиной оставался Высоцкий. Леонид очень мудрый, тонкой души человек Он все понимал. Он знал, что должен не только завоевать меня, но и удержать, утвердиться в моей жизни. И это у него получилось.(4)

Сам Леонид Исаакович так отвечает на вопросы журналистов о давнем романе его нынешней супруги с поэтом:

– Когда вы познакомились, у нее тогда уже закончился роман с Высоцким?

– Меня часто об их отношениях спрашивают. Это дело давно минувших дней. Все уже давно быльем поросло. Когда Оксана познакомилась с Высоцким, ей было 18. Когда он умер, ей было 20. А со мной она встретилась в 22. Очень много слухов про эту связь ходило. Оксана в свое время все уже сказала, что хотела. А я... Это не моя история, поэтому ничего рассказать не могу...

1 декабря 2011 года состоялась премьера уже достаточно нашумевшего фильма режиссера Петра Буслова о поэте. Одна из главных героинь картины – возлюбленная Владимира Высоцкого Татьяна Ивлева– прототип Оксаны Афанасьевой, талантливо сыгранный молодой актрисой Оксаной Акиньшиной.

На премьеру фильма в «Октябрь» Оксана не пришла. Актер Леонид Ярмольник смотрел его в компании друзей и коллег, без супруги.

Причины отказа Оксаны смотреть картину вполне объективны и понятны... «Фильм не смотрела, только трейлер, – говорит Оксана. – Считаю, что картина больше про Никиту Высоцкого, чем про Володю. Это зарабатывание денег на имени отца».

Таково мнение Оксаны Ярмольник о картине «Высоцкий. Спасибо, что живой». И она имеет полное право его высказывать. А соглашаться с ним или нет – личное дело каждого...