Текст книги "На пути к мышлению или интеллектуальные путешествия в страну Философию"

Автор книги: Андрей Баумейстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Теперь пусть буквы, слова, предложения и визуальные образы будут обозначать конкретные факты, события или конкретные фрагменты информации. Тогда становится понятным, что толкование и понимание книги или фильма (или определенного видеоматериала) является чем-то отличным от их пассивного восприятия. Понимание является творческим процессом придания смысла определенному множеству фактической информации. Результатом этого процесса является создание картины реальности. Можно без преувеличения сказать, что реальность является продуктом нашей творческой активности.

Неудивительно, что люди, прочитавшие одну и ту же книгу или посмотревшие один и тот же фильм, могут иметь разное, иногда абсолютно отличное понимание прочитанного или увиденного. Это похоже на то, как рассматривать город с вершины горы или с других, разных точек зрения. Наивно апеллировать к простому факту или простому наблюдению как окончательному аргументу (еще раз вспомним разговор Шерлока Холмса и доктора Ватсона о трости доктора Мортимера). Известно, что даже свидетели в суде дают разные описания одного и того же события.

Например, несколько человек рассматривает фреску Рафаэля «Афинская школа» (Scuola di A teñe) в станце (парадном зале) делла Сеньятура Ватиканского дворца. И хотя все зрители созерцают примерно один и тот же визуальный образ, на самом деле воспринимают они довольно разные вещи. Зрение каждого зрителя нагружено его собственным опытом и знаниями. Физическое восприятие фрески (физическое видение) – всего лишь материальный базис их восприятия этого произведения искусства. Кто-то из зрителей ничего на знает о Платоне и Аристотеле, об античных философских школах, и тогда он видит просто группы людей в странных одеждах, которые разговаривают, сидят, стоят, смотрят в разные стороны и т. п.

Те же, кто что-то знает об античной философии, легко узнают в центре Платона и Аристотеля, но другие фигуры будут им незнакомы. Для более подготовленного зрителя другие фигуры оживают и постепенно обретают собственные имена. Вот у ног Платона и Аристотеля сидит или полулежит Диоген. Слева от Платона, чуть дальше от центра, можно узнать Сократа, который обращается к Алкивиаду (юноше в шлеме, плаще и с мечом на левом бедре). Между ними стоит Ксенофонт, автор воспоминаний о Сократе. Слева на первом плане можно увидеть Пифагора. За его спиной подглядывают за тем, что он пишет, Боэций и Аверроэс. Перед Пифагором мальчик держит дощечку с символическими знаками – схемой музыкальных ассонансов. Начертанные главные музыкальные созвучия соответствуют математически-музыкальной структуре космоса (для пифагорейцев музыка – часть математики). Еще левее от них, в венке из виноградных листьев, улыбается и что-то записывает Эпикур. Справа от Пифагора стоил Парменид и сидит Гераклит.

Если перевести взгляд на правую переднюю часть фрески, то мы увидим Евклида, который циркулем измеряет что-то на дощечке. Спиной к зрителям стоит Птолемей, держа в руках земной шар. Слева от него Зороастр (по другой версии – Страбон) с глобусом звездного неба. А может, именно это и есть Птолемей (в этом вопросе интерпретаторы расходятся). Вон из крайнего правого угла выглядывает сам Рафаэль. Над «группой Евклида» стоит в уединении Плотин...

Но найдутся и зрители, которые больше не удовлетворяются разгадкой того, кто есть кто на фреске. Они, внимательно рассматривая «Афинскую школу» (кстати, почему «афинскую», ведь здесь представлены философы разных школ и направлений, разных городов и стран?), хотят увидеть нечто иное – творческий замысел Рафаэля. Для таких зрителей все эти группы, жесты и выражения лиц что-то говорят, на что-то намекают. Фреска начинает говорить, зритель вступает в диалог с автором. Платон держит в руках книгу, на которой написано «Тимей» (платоновский диалог, в котором излагается теория сотворения мира Мастером-демиургом). Его палец поднят вверх. Он – открыватель небесных тайн. У Аристотеля в руках его «Этика» (главная часть которой -теория добродетелей и теория дружбы – Академия и Ликей были прежде всего союзом друзей), и он указывает на нас, зрителей. Его, главным образом, интересуют дела земные. Или не только? Быть может, Аристотель указывает на папу как главу католической Церкви? (Ведь именно папа является главным зрителем этой фрески.)

На переднем плане «группа Пифагора» и «группа Эвклида» иллюстрируют единство взаимоотношения математических и астрономических исследований. Поднятый вверх палец Платона, как и обе фигуры, учителя и ученика, образуют символическое единство всей композиции: Платоново учение указывает направление интеллектуальных поисков (от математики к музыке, от музыки -к теории неба и, наконец, от изучения видимого мира – к теории идей, лежащих в ее основе). Так описана система знания в седьмой книге платоновского диалога «Государство». Но внимательный зритель также заметит, что Платон похож на Леонардо да Винчи (его узнают все), а Гераклит – на Микеланджело Буонарроти (достаточно посмотреть на автопортреты последнего, чтобы уловить сходство). Если учесть, что на фреске присутствует и сам Рафаэль, то очевидно, что по его замыслу художники привлечены к философской школе как ее полноправные члены (Леонардо считал живопись высшей наукой и подлинной философией.)

Наконец, если зритель – знаток творчества Рафаэля, то для него эта фреска будет ярким примером зрелого периода творчества мастера (хотя художнику на момент написания этой фрески -от 25 до 27 лет отроду). Таким образом, разные зрители, рассматривая «Афинскую школу», будут воспринимать совсем разные вещи. В зависимости от уровня знаний об античной философии, о живописи Ренессанса и о творчестве самого Рафаэля наше восприятие будет становиться все глубже и объемнее, наполненнее. Другими словами, наше зрительное восприятие открыто для бесконечного развития и совершенствования. А ответ на вопрос «Кто все эти фигуры, кто такие Боэций, Зороастр, Плотин, Алкивиад, Гераклит, Аверроэс?» читатель может получить, отправившись в путешествие в страну Философию.

Афинская школа Рафаэль, фреска (1509-1511), Ватиканский дворец

Впрочем, даже физическое видение и физическое прослушивание имеют сложную природу. Картирование человеческого мозга засвидетельствовало тот факт, что наше восприятие является результатом сложного процесса конструирования. Вот мы смотрим фрагмент какого-нибудь фильма. Информация с экрана (звуки и зрительные образы) через внешние органы чувств передается в наш мозг, который переводит эту разнообразную информацию на свой язык, декодируя звуки и образы в электрические сигналы. Эта декодированная информация распределяется по разным участкам мозга. Воспринимая простую визуальную картинку, мозг сразу отделяет информацию о горизонтальных линиях от информации о вертикальных линиях. Одновременно отделяется информация о движениях визуальных образов, о цветах, значении слов (если герои разговаривают) и т. д. Вся эта расчлененная информация в декодированном виде обрабатывается и мозг создает то, что кажется нам простым восприятием этого фрагмента фильма. В действительности же происходит сложный процесс соединения множества декодированных внешних стимулов в целостный образ. Более того, информация об этом образе даже сохраняется в различных участках нашего мозга.

Информация о гласных, согласных, грамматических правилах, о вертикальных и горизонтальных линиях, о различных движениях и цветах, даже о разных языках (например, об английском и русском), – все это сохраняется в разных залах величественного дворца нашего разума. Поэтому не только понимание конкретного текста или видеоматериала, но даже его восприятие на физическом уровне является сложным процессом конструирования, сведения множества к определенному единству. Таким образом, мы считываем информацию, но не считываем смысл. Смысл мы создаем, накладывая его на конкретную фактическую информацию.

Наконец, важно обратить внимание на особенности нашего мышления. Довольно распространен взгляд, что в большинстве случаев люди, сталкиваясь с определенными фактами или событиями, непосредственно их понимают на основании так называемого здравого смысла. Но в действительности понимание и знание не возникают автоматически как реакция на внешние воздействия – это мы уже отметили. Наше мышление и восприятие можно уподобить глыбе мрамора, из которой еще надлежит создать прекрасный скульптурный образ. Скрипач или пианист подолгу тренируют свои пальцы, свое умение воспроизводить и интерпретировать звуки. Их работа над звуком практически не знает границ. Писатель или поэт упорно работают над средствами выражения собственных мыслей и эмоций. Они работают с художественным словом. Ученый совершенствует свои знания, развивает свои способности исследователя. Он работает с научной мыслью, с теориями и гипотезами. Но что объединяет музыканта, писателя и художника? Что объединяет эти различные сферы человеческой деятельности? Усилия воспринимать, переживать и передавать определенный смысл. Поскольку человек наделен разумом, он призван вести осмысленный способ существования. Философия подходит максимально близко к источникам возникновения смысла.

Таким образом, и наша память, и наше восприятие, и наше мышление функционируют должным образом только при условии работы со смыслами, при условии их осмысленности. Но именно мышление является главной способностью, на основании которой мы осознаем, каким образом и какими путями смыслы порождаются нами и влияют на наше бытие.

Выдающийся дирижер и преподаватель Бенджамин Зандер предлагает интересный критерий, позволяющий отличать выдающегося музыкального исполнителя от посредственного. Различие между ними заключается в расстановке акцентов. Прислушаемся к его словам: «Жизнь протекает интересно, когда мы обращаем внимание на те крупные структуры, частью которых мы остаемся. То же самое касается и музыки. Произведение тянется единой непрерывной нитью, когда исполнитель выделяет ноты, несущие особую смысловую нагрузку, в отличие от тех нот, которым отведена сугубо декоративная роль. Длинная линия музыкального произведения обнаруживает себя в полной мере, когда исполнителю удается донести «главные» ноты до своего слушателя»[12].

Еще можно привести пример декламации стихотворения. Тот, кто нс понимает смысл и внутренний ритм стиха, будет неверно расставлять акценты. Точно так же и театральный актер должен не просто выучить текст на память, но еще и играть, действовать словами. Зритель только тогда воспринимает актерскую игру, когда актер правильно расставляет акценты (в словах, в жестах, в мимике).

Эти два примера хорошо иллюстрируют роль интерпретации (исполнения) в обнаружении смыслов. Если сравнивать нашу жизнь с музыкальным произведением или стихотворной поэмой, а образ ведения жизни – с исполнением этих произведений, то качество или мастерство исполнения будут связаны с правильной расстановкой акцентов. Тогда наша жизнь будет становиться более осмысленной и наполненной, а мы станем хорошими исполнителями.

Человек – это существо, бытие которого существенно связано с самотолкованием и самопониманием. Другими словами, для человека существовать и ориентироваться в мире означает интерпретировать самого себя и мир. Все наши мысли, решения и поступки являются частью тех картин мира, которые мы создаем, – сознательно или бессознательно, под влиянием различных факторов. Мы всегда понимаем себя в контексте определенной истории, определенной культуры, определенных ролевых отношений в пределах определенных сообществ. Эти контексты определяют нашу идентичность, наше место в мире.

Впрочем, не все люди это осознают. Очень часто факторы, влияющие на наше самопонимание, так и остаются от нас скрытыми. Но тем сильнее их власть над нашим образом мышления и нашими поступками. Важная задача философии заключается в том, чтобы прояснять эти условия и факторы придания смысла нашим решениям и действиям. Философия учит нас сознательному отношению к собственному существованию. Она делает нас свободными.

2. Философское вопрошание как внутренний мотив развития человека

Философия начинается с удивления. Это древняя и испытанная истина. Но когда человек удивляется? Когда ему что-то кажется странным? Это происходит в тот момент, когда, казалось бы, привычный ход вещей на мгновение останавливается и внезапно будто вспыхивает свет, который по-новому освещает и то, что нас окружает, и нас самих. Обычное становится удивительным, волнующим, захватывающим. Мы останавливаемся, пораженные неожиданным открытием. Такое удивление похоже на вспышку молнии. Мы спрашиваем себя: как же мы раньше этого не замечали? Как можно было вообще думать по-другому? И ведь действительно все оказывается намного интереснее и намного глубже! Мы удивляемся, потому что мир на редкость удивительно устроен. Нас охватывает ощущение тайны, потому что наиболее важные и простые вещи как раз и составляют самую большую тайну. Нас пронизывает жажда познания, потому что мир устроен так, что его стоит познавать. Впрочем, не только мир, но и самих себя.

Это удивление каждый раз меняет нашу жизнь, хотя бы немного, хотя бы на мгновение. Ведь человек постоянно открыт переменам. Развитие предполагает преодоление себя вчерашнего, выход за тс границы, в которых мы находились год, час или минуту назад. Способность к постоянным изменениям, к постоянному развитию отличает человека от других живых существ. Мы открываем собственные глубины и удивляемся, как когда-то удивлялся древний философ Гераклит. Он как-то сказал: «Границ души тебе не отыскать, по какому бы пути ты ни пошел: столь глубока ее мера». Когда мы останавливаемся в своем развитии, мы теряем свой ценнейший дар: постоянно открываться миру и другим людям, становиться более опытными и знающими.

Эта истина подтверждается данными современной нейрофизиологии. Когда мы получаем новое знание или просто усваиваем новую информацию, это вызывает изменения нейронной структуры нашего мозга. Постоянно изменяются связи («стёжки и дорожки») между нейронами, задействованными в процессе обретения нового знания. Сегодняшняя наука подтверждает удивительную способность нашего мозга к изменениям даже в преклонном возрасте. То есть, человек способен учиться на протяжении всей жизни. Но для этого в зрелом возрасте важно не потерять жажду новых знаний, не утратить способность удивляться.

Ребенка удивляет все в этом мире. Поэтому он задает преимущественно философские вопросы. Впечатления детства и юности именно потому так врезаются в нашу память, что они становились настоящими открытиями нового и неизведанного. Мы открывали для себя мир чуть ли не на каждом шагу. Когда же мы взрослеем, то привыкаем к миру и перестаем задавать необычные вопросы. Тогда нам все становится как бы понятным, ведь большинство вещей и событий мы «объяснили» для себя – «раз и навсегда». Но разве это делает нас мудрее и счастливее? Наоборот. Наш взор утрачивает свой блеск, события, происходящие с нами, не задерживаются в памяти. Кажется, что жизнь ускоряет свой бег и дни становятся похожими друг на друга. Тогда следует остановиться на мгновение и спросить себя: почему так случилось? Почему мы перестали удивляться? Вместе с утратой дара удивления и сам мир теряет для нас свою привлекательность и яркость. Мы замечаем, что наше развитие начало притормаживать, постепенно останавливаться. И вот мы уже находимся в плену серой обыденности. Такова плата за отказ от готовности меняться. Обыденность и посредственность не захватывают человека врасплох. Здесь речь не идет о каких-то чарах коварного мага или о неотразимом повелении судьбы. Это результат выбора. Человек, отгораживаясь от мира и других людей, выбирает обыденность. Он замыкается в самом себе и, прекратив внутреннее развитие, остается наедине со своей посредственностью.

Как выйти из этого неприятного и пагубного состояния? Как снова попасть в ситуацию удивления? Как преступить границы собственной ограниченности? Помощь может прийти внезапно и неожиданно: встреча с неординарным человеком, интересная книга или интересный фильм, прогулка по осеннему парку... Когда мы вдруг ощущаем, что будто пробудились от глубокого сна. Впрочем, полагаться на случай и чудо крайне неосмотрительно. Неординарный человек может нам и не повстречаться, интересная книга может не попасть в наши руки, а прогулка по парку может остаться простой прогулкой. Как же тогда быть? Прежде всего, важно осознать, что дар удивления, как любой дар или талант, требует своего развития. Мы должны работать над собой, поддерживать в себе эту способность к открытости и внутреннему движению. Это под силу каждому человеку. И здесь большую помощь может оказать философия.

Иногда говорят, что человек науки или человек искусства сохраняет детский взгляд на мир. В этом утверждении есть доля истины, но оно упускает из поля зрения один важный нюанс. Философия учит нас быть внимательными к деталям и нюансам реального мира. Эта внимательность даже является одной из философских добродетелей. В записках Людвига Витгенштейна, выдающегося философа прошлого века, есть интересный фрагмент (1937 года), который может лучше прояснить суть дела. В нем говорится, что люди, которые никогда не занимались философскими поисками, не имеют соответствующих навыков для таких исследований. «Так человек, не привыкший собирать в лесу цветы, ягоды, травы, не находит их, потому что его глаз не наметан и он не знает, где прежде всего их следует искать. Так и в философии неискушенный проходит мимо всех тех мест, где скрыты трудности»[13].

Но не попадаем ли мы в этом случае в логический круг: для того, чтобы замечать философские проблемы, необходимо иметь опыт философских исследований. Однако, с другой стороны,только философские исследования делают нас искушенными и приучают видеть философские проблемы. Отдавая должное занимательности и парадоксальности мысли Витгенштейна, позволю себе с ней не согласиться. Если бы выявление философской проблемы с необходимостью требовало от каждого из нас опыта философского исследования, философия никогда бы не возникла как особая культура вопрошания. Ведь первые философы не знали, что они занимаются философскими исследованиями. Кроме того, и прежде, и в наши дни философские проблемы беспокоят далеко не только философов. Да и сам Витгенштейн говорит в другом месте: «Человек – и, возможно, народы – должен пробудиться для удивления»[14].

Недаром изначально философия была не просто теорией, а жизненной практикой, особым способом отношения к миру. Человеческий дух демонстрирует удивительное свойство переживать особый опыт: опыт единения духовной глубины человеческой личности с целостностью и глубиной бытия. Тогда, как сказано в одном из псалмов, «бездна бездну призывает». Когда древнегреческие философы начали задавать вопросы о главных началах или принципах универсума (природы, космоса), они впервые в истории отобразили этот опыт с помощью непривычных для своих современников речений и образов.

Значение философии как школы удивления прекрасно показал Пьер Адо со ссылкой на Мерло-Понти и Карла Гинзбурга: «„Настоящая философия, – сказал Мерло-Понти, – состоит в том, чтобы снова научиться видеть мир”. Она таким образом представляется как преобразование восприятия... В качестве примера такого видения [Гинзбург] как раз цитирует Марка Аврелия и его физические определения. Воспринимать вещи в необычном свете – это значит преобразовывать свой взгляд таким образом, чтобы у вас было впечатление, будто вы видите их в первый раз, освобождаясь от привычки и банальности»15].

Древние философы впервые задали удивительные вопросы, ставшие источником всей будущей науки. Человек открыл для себя, наряду с обыденными утилитарными интересами, вопросы иного, неутилитарного, уровня. Практики ответов на подобные вопросы по-новому раскрыли и возможности человеческого духа. Оставаясь смертным, ограниченным и уязвимым существом, человек одновременно осознал себя как существо с неограниченными возможностями и ресурсами собственного развития. Он отправился в длительное путешествие, в котором пребывает до сих пор, всякий раз подтверждая мысль Гераклита.

Философия стала тем решающим фактором и главным мотивом, который приводил в движение человеческий дух и придавал ему мощной внутренней динамичности. Человек открыл для себя двойную бесконечность: бесконечность познания мира и бесконечность собственного самосовершенствования. Действительно, «бездна бездну призывает». Философское вопрошание продолжает выполнять свою великую задачу. И в этом непреходящая ценность философии для человека и человеческой культуры.