Текст книги "На пути к мышлению или интеллектуальные путешествия в страну Философию"

Автор книги: Андрей Баумейстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Краткое предисловие, или несколько слов об этой книге

По своему роду занятий я университетский преподаватель. Но мне часто приходится встречаться с людьми и вне университетских стен. Мои слушатели – люди разных возрастов и профессий. Самое важное, что дают мне эти встречи и занятия, – возможность наблюдать, как рождается мысль, как рождается удивление и увлечение мыслью, как мои собеседники открываются навстречу новому опыту и новому знанию. Я убежден, что философия в ближайшем будущем станет одним из самых востребованных знаний. Основа свободного и открытого мира – это зрелый и ответственный человек, целостная личность, со своим самостоятельным мировоззрением, со своими принципами и ценностями.

К сожалению, в последнее время зрелость и ответственность пребывают в дефиците. Политики, представители влиятельных СМИ, даже многие интеллектуалы, на словах признавая ценности демократии и открытого общества, все более полагаются на техники манипуляции и пропаганды. Им кажется, что так можно достичь собственных целей с наименьшим количеством затрат. Но это роковое заблуждение наших дней. С помощью манипуляций и пропаганды, может, и легче достичь узких и прагматических целей на короткой дистанции. Но в длительной перспективе это проигрышный вариант. Рано или поздно ложь и манипуляции обнаружатся. Лицемерная политика не будет долговечной. Политикам и интеллектуалам необходимо научиться говорить со своими согражданами на равных и обсуждать с ними на серьезном уровне все актуальные вопросы современной жизни. Конечно, граждане должны быть готовы к таким обсуждениям и дискуссиям. Здесь еще много предстоит сделать – на уровне образования и просвещения. Но мне кажется, что этот новый проект просвещения возможен и реально осуществим. И философия занимает и будет занимать в нем одно из важнейших мест.

На занятиях меня часто спрашивают, с чего лучше всего начинать знакомство с философией. Для меня это непростой вопрос. Лучше всего начинать с живого общения. Но для каждого человека эта первая встреча может происходить по-разному. Для кого-то первая встреча – это великий роман или выдающийся фильм. Для кого-то это может быть жизненный опыт, какое-то важное или драматическое событие, экзистенциальный кризис. Но главное – это встреча с личностью, с подлинным мыслителем или художником. Сегодня все реже с философией знакомятся благодаря чтению классических философских текстов. К этим текстам еще нужно подготовиться, они требуют от начинающих определенных усилий и внимания. Но как помочь тем, кто только начинает свой путь мышления? Какие книги порекомендовать в качестве введения? Многие годы сталкиваясь с подобными вопросами, я решил на них ответить не только в живом общении со слушателями, но и с помощью книги. Первая версия книги появилась на украинском языке в издательстве Малой академии наук чуть больше двух лет назад. Сейчас, благодаря поддержке Otium Academy и лично Евгения Голуба, книга, в расширенном и дополненном варианте, появляется, наконец, и в своей русскоязычной версии. Перед вами первый том. Второй том сейчас пишется. Он будет посвящен вопросам морали, политики и главным вызовам современности.

Эта книга задумана как популярное введение в философские исследования. Она адресована как начинающим, так и тем, кто стремится углубить свои философские познания. Почему именно философия? Зачем сегодня изучать философию? В чем ее ценность и польза для современного человека? Какое место занимает философское знание в современном мире? На эти вопросы я попробую ответить в первой части книги. Но предварительно можно на них ответить так.

Философия учит нас задавать предельные вопросы. Она представляет собой великую школу вопрошания. Философское вопрошание является основанием и внутренним мотивом развития человека.

Философия способствует развитию целостного взгляда на мир.

Она является эффективным инструментом анализа.

Философия развивает критическое мышление и способствует интеллектуальной открытости человека.

Философия является посредницей между различными дискурсами (язык философии делает возможным диалог между различными науками, искусствами и религиями).

Философия формирует толерантное отношение людей к другим культурам и способам мышления, является важным фактором развития демократии в современном мире.

На генеральной конференции ЮНЕСКО в 2005 году (когда было принято решение праздновать День философии ежегодно в третий четверг ноября) отмечалось, что философия как дисциплина развивает в человеке «критическое и независимое мышление, учит лучше понимать мир, а также способствует развитию толерантности и свободы».

Большая часть этой книги по своему стилю и содержанию доступна для всех заинтересованных читателей, для всех тех, кто хотел бы сделать первые шаги в своем путешествии в страну Философию. Те же разделы, которые отмечены как дидактический материал, могут быть полезными для студентов и преподавателей философских факультетов (хотя надеюсь, не только философских).

В дидактическом материале излагаются главные вопросы философской теории реальности (онтологии) и философского учения о познании (эпистемологии). Особое внимание уделяется современным дискуссиям вокруг онтологической и эпистемологической тематики. Задача этих разделов – представление главных дисциплин теоретической философии в систематическом и общепонятном изложении. Конечно, большое количество вопросов осталось в этой книге без внимания (назову хотя бы философию языка и философию сознания). Освещение всех тем современной теоретической философии существенно увеличило бы объем книги и затруднило бы ее восприятие. Поэтому я ограничился двумя базовыми дисциплинами, которые можно рассматривать как фундамент теоретикофилософского строения. На этом фундаменте можно надстраивать этажи и разрабатывать дизайн.

После каждой части книги всегда прилагается библиография, которая позволит всем желающим расширить и углубить свои знания. Особенно библиографические списки важны для дидактических целей (для обучения и преподавания), поэтому я составлял списки литературы с особой аккуратностью и ответственностью, рекомендуя только лучшие источники (на русском и украинском, а затем и на иностранных языках).

В книге, помимо основного материала, читатель найдет специальную рубрику, которую составляют философские путешествия – короткие экскурсы в мир философских школ и философской терминологии. Философия является определяющим элементом европейской культуры. Чтобы лучше показать важную роль философии в развитии европейской идентичности, я позволял себе, в конце первой и второй частей, немного отклоняться от общего тематического плана. Мне хотелось обратить внимание читателей на такие конкретные культурные явления, как Академия Платона, средневековые университеты, академии эпохи Нового времени и т. д. Философия – это культурный код европейской цивилизации, и представленные в настоящей книге короткие путешествия помогают это понять.

В каком возрасте начинать заниматься философией? Философия не знает возрастных и профессиональных ограничений. Аристотель стал учеником платоновской Академии, когда ему было 17 лет. А выдающийся философ-неоплатоник Плотин нашел своего учителя Аммония и начал под его руководством философские исследования почти 30-летним зрелым мужчиной. В XIII веке на факультете искусств (базовом факультете для средневекового университетского образования, на котором, собственно, и преподавалась философия) учились юноши в возрасте от 15-16 лет. Например, Фома Аквинский в 15-летнем возрасте начал учиться в Неаполитанском университете (где читал естественно-философские произведения Аристотеля).

Арман Жан дю Плесси (будущий кардинал Ришелье), поступив 9-летним мальчиком в Наваррский коллеж, на третьем, философском, цикле обучения читал и комментировал произведения Аристотеля в оригинале, когда ему было приблизительно 13-14 лет. Гегель штудировал «Критику чистого разума» Канта в неполные 19 лет, а основоположник американского прагматизма Чарльз Пирс начал изучать этот труд в возрасте 16 лет. Пирс читал «Критику чистого разума» более трех лет по два часа ежедневно и два года подряд ежедневно подолгу обсуждал идеи Канта со своим отцом (выдающимся математиком и последователем философии Джона Стюарта Милля). Тот, кто читал «Метафизику» Аристотеля или «Критику чистого разума» Канта, лучше других поймет, что значит читать эти произведения в таком раннем возрасте.

Уже пятилетний ребенок задает взрослым философские вопросы (часто в форме «почему?»). Но сознательное отношение к философским проблемам возникает в подростковом возрасте, в 13-15 лет[1]. Чаще всего стимулом для постановки первых философских вопросов становится художественная литература (лучшие ее образцы), фильмы и, конечно же, собственный жизненный опыт.

5 декабря 2015 года я был членом комиссии II Всеукраинской олимпиады школьников по философии, которая проводилась при содействии Малой академии наук. Задача членов комиссии состояла в том, чтобы внимательно прочитать и оценить философские эссе учащихся 8-11 классов. Читая эти эссе, я убедился, что примеры из голливудских блокбастеров значительно преобладают над примерами из художественной литературы. Другим и даже главным фактором формирования философского интереса (а также источником вдохновения творческих работ) был личный опыт – опыт первой любви и дружбы, опыт измены и страдания, попытки понять свое место в мире и свое призвание.

В тот день мне понравились многие эссе. Но, как мне показалось, в большинстве работ чего-то явно не доставало. Чего же именно? Попробую сформулировать свой ответ таким образом. Известно, что восприятие информации телезрителями (сюда можно отнести как просмотр видеороликов на youtube, так и других видеоматериалов) и читателями существенно разнится. Восприятие печатного слова активизирует те участки мозга, которые отвечают и за логическое, и за образное мышление. Когда мы читаем «Остров сокровищ», «Дети капитана Гранта», части романа «Властелин колец» (The Lord of the Rings) или цикл романов «Песнь льда и огня» (A Song of Ice and Fire), мы внимательно следим за сюжетом, выстраиваем логические связи между разными частями повествования и активно реконструируем реальности, описываемые в этих текстах. Читатель книги является настоящим соавтором, он сам становится полноправным участником событий.

Совсем по-другому воспринимается визуальная информация. Как отмечает Альберт Гор в своей книге «Атака на разум», «примитивная четкость телевизионных образов стимулирует инстинктивную реакцию, подобную той, что вызывает реальность сама по себе – без применения логики, разума и рефлексии»[2]. Телевидение (как и разнообразные формы видеоинформации) предлагает уже завершенное, сформированное представление о реальности. Точно так же экранизация упомянутых выше романов, какой бы качественной она ни была, не только упрощает замысел авторов и сюжетные линии (превращая все в привлекательный «экшн»), но и предлагает определенную интерпретацию литературных произведений.

Никоим образом я не выступаю против экранизаций классики, против искусства кино, против компьютерных игр или против видео-лекций. Напротив, я осознаю их полезность и сам в учебных целях советую своим слушателям различные видеоматериалы. Я здесь говорю о другом, а именно о формировании важных компетенций, востребованных сегодня и в ближайшем будущем. И в этом будущем чтение книг и обсуждение идей в кругу единомышленников должны по-прежнему занимать главное место. Вот как об этом говорит Гор: «Читатель (в отличие от телевизионного зрителя – А. Б.) сам активно участвует в сотворении того бытия, которое стремится изобразить автор. Более того, части человеческого мозга, ответственные за мыслительный процесс, многократно активизируются во время чтения: слова составлены из абстрактных символов, букв, которые не имеют значения сами по себе до тех пор, пока не связаны между собой в осмысленном порядке»[3].

Хотя современный человек имеет доступ к гораздо большему количеству информации (притом он может получить ее мгновенно), сама по себе эта возможность не делает его мудрее. Между информацией и знанием нет мгновенной и необходимой связи. Факты и информация сами себя не интерпретируют и сами себя не могут понимать. Интерпретация и понимание зависят от нашего умения воссоздать контекст, отделить важное от второстепенного, отличить информацию от манипуляций, связать факты и информацию в определенную целостную сеть (смысл) и сделать правильные выводы. А этому нужно учиться.

Как же мы можем развивать в себе такие умения? Об этом хорошо говорит Генри Киссинджер в своей книге «Мировой порядок»: «Знания, полученные из книг, предлагают опыт, отличный от интернета... Обучение на основании книг прежде всего развивает концептуальное мышление – способность сопоставлять различные данные и события, а также создавать [концептуальные] схемы для их применения в будущем... Еще одним традиционным путем обретения знаний было [живое] личностное общение. Дискуссия и обмен идеями обогащали восприятие фактического содержания эмоционально и психологически»[4].

Одна из опасностей нашего времени – фрагментарность, разрозненность наших представлений о мире. Этой фрагментарности отчасти способствуют и социальные сети. Беглый просмотр ленты новостей скорее может породить хаос, чем способствовать пониманию. Сама природа такой информации – небольшие тексты, образы (фото и схемы), вырванные из контекста. В книге и живой беседе идеи и факты вплетены в целостность текста или разговора. Здесь можно проследить развитие сюжета, понять, как идеи связаны между собой, как они доказываются или опровергаются, как они иллюстрируются и описываются. Понятен источник, легче воспроизводим контекст. Это оставляет меньше места для фальсификаций и манипуляций.

Гуманитарные науки, в особенности философия и история (и, конечно же, великая литература), призваны стать первой ступенью на пути усвоения навыков зрелого мышления. Нил Фергюсон, один из ведущих современных историков, делится своими наблюдениями: «Уже около 30 лет в западных школах и университетах дают гуманитарное образование, не предполагающее знания истории. Школьники и студенты изучают «модули», а не исторический нарратив, тем более не хронологию. Их учат шаблонному анализу выдержек из документов, а не умению читать много и быстро»[5]. Как видите, и он указывает на опасности фрагментарного изучения (отдельные модули вместо целостных повествований). Фергюсон в связи с этим цитирует философа и историка Робина Джорджа Коллингвуда: «вся история представляет собой историю мысли», в том смысле, что «объекты, если не может быть установлено их назначение, не могут служить историческими свидетельствами»[6].

Итак, школа и университет (а сейчас также и образовательные платформы и клубы) должны формировать такие важные в ближайшем будущем компетенции, как критическое и творческое мышление, умение аргументировать, умение работать с информацией и создавать из нес целостное знание, умение связывать знания с практикой и принимать правильные решения. Для этого особое внимание следует уделять трем, на первый взгляд, простым и понятным, навыкам:

медленному и вдумчивому чтению,

умению выражать свои мысли в письменной форме (в форме эссе) и

умению аргументировано излагать и обосновывать собственную позицию (в докладах, дискуссиях и дебатах).

В развитии этих компетенций лучше всего помогают качественная литература, история и философия (можно сюда добавить, кроме литературы, и другие искусства).

Наша школа, к сожалению, мало внимания уделяет литературе (несмотря на наличие такого предмета в программе, чаще всего изложение сводится к механической передаче какой-то элементарной информации), слишком утилитарно подходит к истории и совершенно пренебрегает философией. А в гимназиях и лицеях Франции, Германии, Австрии и Италии философия преподается два или три года (иногда достаточно углубленно). В возрасте, когда происходит формирование личности, философия могла бы не только способствовать развитию упомянутых трех компетенций, но, кроме того, помочь лучше понять те экзистенциальные вопросы, которые волнуют молодых людей. Более того, особенность философского текста или философской речи (разговора, беседы, дискуссии) – не столько информировать, сколько формировать.

На эту особенность указывал выдающийся знаток античной философии Пьер Адо: «Когда мы хотим толковать философское произведение античности, нужно прежде всего стараться проследить движение, хитросплетения мысли автора, то есть в конечном счете диалектические или духовные упражнения, которые философ дает для практики своим ученикам»[7]. Наконец, в связи с упоминанием духовных практик, философия развивает главное умение – задавать вопросы, и в первую очередь – самим себе. Такие вопросы помогут молодым людям лучше понять свой внутренний мир, свои цели и намерения, понять других людей и свое место в мире. Лучше философии этому не научит никакая другая дисциплина. Остается только надеяться на положительные перемены...

Наша философская традиция достаточно молода. У нас еще не так много переводов классических философских произведений, у нас еще не так много философских достижений. Но это нельзя считать каким-то недостатком или же пороком. Напротив, это значительно повышает наши шансы подключиться к общемировой интеллектуальной работе и сказать свое весомое слово. Хочется верить, что это слово будет сказано в скором времени. Возможно, теми, кто как раз сейчас заканчивает среднюю школу. Может быть, теми, кто только пошел в школу. И если предлагаемая книга пробудит у кого-то интерес к философии, если она станет первым стимулом к философскому вопрошанию, то уже этим она оправдает факт своего существования.

Часть первая. Философия в современном мире

1. Почему философия?

Каждый человек – прирожденный философ. Вы удивлены? Тогда предлагаю рассмотреть несколько примеров. Первый пример касается особенностей нашей памяти. Мы лучше запоминаем определенную информацию, определенные факты и события только тогда, когда придаем им значение и смысл. Это подтверждают современные исследования человеческого мозга. Ежедневно мы становимся свидетелями многих событий, которые происходят с нами и другими людьми. Средства массовой информации регулярно поставляют нам новости, которые очень быстро устаревают, мгновенно переносятся из настоящего в прошлое, освобождая место для других новостей. Каждый день приносит нам новые впечатления и чувства, мы оказываемся каждый раз в других ситуациях, которые требуют от нас соответствующих решений и поступков.

Как же мы справляемся с таким количеством информации? Почему нас не поглощает море ежедневных фактов и событий? Ответ прост: наш мозг устроен таким образом, что уберегает нас от чрезмерных перегрузок. Вот вы смотрите выпуск новостей по телевизору. Он только что закончился, спросите себя: сколько сюжетов было в данном выпуске? Что вы запомнили из увиденного и услышанного? А что вы будете помнить завтра, через несколько дней, через неделю? Современные исследования показывают, что уже завтра мы забудем значительную часть информации, полученной сегодня – идет ли речь о фильме, который мы посмотрели, или о лекции, которую прослушали, или о простом разговоре, который вели со своими близкими или друзьями. Немецкий ученый Герман Эббингауз еще во второй половине XIX века сделал удивительное открытие: слушатели забывают 90 процентов того, что изучают в классе, в течение 30 дней[8]. Причем самый высокий процент забывания происходит в первые часы после урока. Для того чтобы удерживать в памяти большие объемы информации, мы должны ее правильно упаковывать. А это требует постоянной работы над собой, требует от нас немалых творческих усилий.

Мы лучше запоминаем то, что имеет для нас смысл, имеет для нас какое-то значение. Придание смысла как бы кодирует большие объемы информации, превращая потоки голых данностей в целостные связи осмысленного знания. То есть, память не является просто пассивным откладыванием прошлых переживаний. Ее надежность и интенсивность зависит от наших сознательных усилий, от нашего творчества. Даже когда человек вспоминает какие-то события собственной жизни, он воспринимает прошлое в свете нового опыта. Тогда конкретные прошлые события воспринимаются по-новому. То, что прежде казалось второстепенным, неожиданно выходит на первый план, а то, что вчера казалось важным, сегодня воспринимается как малозначимое. Иными словами, мы не просто вспоминаем прошлое, а всегда воспроизводим его по-новому.

Уже древние мыслители придавали памяти центральное значение. Наша жизнь, мы сами, – это то, что мы помним. Но память может нас подводить, она может быть ложной. Более того, мы можем помнить события, которые в реальности с нами не происходили.

Элизабет Лофтус, авторитетная исследовательница ложной памяти, в своей книге «Миф об утраченных воспоминаниях» рассказывает историю о самой себе. «Я помню одно лето, это было очень давно. Мне четырнадцать. Мы с мамой и тетей Перл поехали на каникулы в Пенсильванию к дяде Джо. Одним ясным солнечным утром я проснулась, а моя мама мертва – она утонула в бассейне». Элизабет рассказывает далее, что не видела тела матери, не могла представить ее мертвой. Сам момент маминой смерти долго оставался туманным и неясным воспоминанием. «Тридцать лет спустя, на праздновании девяностолетия дяди Джо, он рассказал, что именно я нашла маму в бассейне. После первого шока – «нет, это была тетя Перл, я спала, я ничего не помню» – воспоминания начали возвращаться – медленно и непредсказуемо, словно дымок, вьющийся над лагерным костром из сосновых бревен. Я видела себя – худенькую темноволосую девочку,которая смотрела на сверкающую голубую воду бассейна. Моя мама,одетая в ночную сорочку,лежала ничком на поверхности воды.«Мам? Мам?» – окликала я ее, повышая голос от ужаса. Я начала кричать. Я помню полицейские машины, их мигалки и носилки с чистой белой простыней, которую подоткнули под ее тело.

Конечно, все сходилось. Неудивительно, что меня всю жизнь преследовали обстоятельства смерти моей матери... Но теперь, когда я получила эту новую информацию, все стало на свои места... За три дня мои воспоминания расширились и окрепли. Затем как-то рано утром мне позвонил брат и рассказал: мой дядя проверил факты и понял, что ошибся. Как оказалось, память его подвела. Он вспомнил (и другие родственники подтвердили это), что маму в бассейне нашла тетя Перл. После этого телефонного разговора я осталась наедине со своим съежившимся воспоминанием, сдувшимся, как проколотый воздушный шарик, и чувством удивления от того, каким доверчивым может быть даже самый скептический ум. Всего лишь одно случайно оброненное предположение, и я тут же начала охоту за призраками внутри себя, усердно пытаясь найти подтверждение этой информации»[9].

Случай, рассказанный Элизабет Лофтус, весьма показателен. Мы понимаем, как важно критически относиться к собственной памяти. Ведь в противном случае, наше Я может оказаться набором ложных и хаотически смешанных опытов, событий и переживаний, где ложь и правда переплетены до неузнаваемости. Но тогда можем ли мы быть уверены, что и все наше знание о себе, наша идентичность, – не результат вымысла или чьих-то манипуляций?

Неспроста сегодня ведутся острые споры на темы исторической и культурной идентичности. Ведь фундаментальное условие нашего понимания себя – это ответ на вопрос (явный или неявный, осознанный или неосознанный): частью какой истории мы являемся? Что с нами произошло в прошлом (культурном и историческом)? Какие ценности для нас определяющие? В каком направлении мы движемся? А если истории, которые нам сегодня предлагают или предлагали вчера, ложные? Что если они «загрязняют»[10] нашу память в попытке создать «нужную» идентичность?

Наши воспоминания – это создание нашей биографии, придание смысла нашей жизни на определенном ее этапе. То же касается и истории страны, истории человечества. Не все события приобретают статус исторических, а только те, которые мы оцениваем как важные, определяющие, исполненные какого-то значения. Такие события объединяют множественность пережитого опыта в целостность биографического или исторического повествования. Но что такое смысл? Как он возникает? Как происходит событие обретения смысла?

Эти вопросы подводят нас к другому примеру – к особенностям нашего восприятия. Мы видим то, на что направлено наше внимание и что мы можем увидеть. Наше зрения и слух, наше обоняние и осязание, пронизаны тем, что можно назвать нашим фоновым опытом и фоновыми знаниями. Несколько человек, рассматривая одну и ту же вещь или картину, видят и понимают увиденное по-разному. Вот несколько примеров.

Помните, как начинается повесть Артура Конан Дойля «Собака Баскервилей»?

«Мистер Шерлок Холмс, имевший обыкновение вставать очень поздно, за исключением тех нередких случаев, когда вовсе не ложился спать, сидел за завтраком. Я стоял на коврике перед камином и держал в руках трость, которую наш посетитель забыл накануне вечером. Это была красивая, толстая палка с круглым набалдашником. Ровно под ним палку обхватывала широкая, в дюйм шириной, серебряная лента, а на этой ленте было выгравировано: «Джэймсу Мортимеру, М. R. С. S. от его друзей из С. С. Н.» и год «1884». Это была трость такого рода, какую носят обычно старомодные семейные доктора, – почтенная, прочная и надежная... (...)

– Но скажите мне, Ватсон, что вы делаете с тростью нашего посетителя? Так как мы, к несчастью, упустили его визит и не имеем понятия о том, зачем он приходил, то этот памятный знак становится очень важным. Послушаем, какое вы составили представление о человеке, рассмотрев его трость.

– Я думаю, – сказал я, пользуясь, насколько мог, методом моего товарища,

– что доктор Мортимер – состоявшийся пожилой врач, пользующийся уважением, раз знакомые оказали ему внимание, вручив этот подарок.

– Хорошо! – одобрил Холмс. – Прекрасно!

– Я также думаю, что он, вероятно, деревенский врач и совершает много визитов пешком.

– Почему?

– Потому что эта трость, очень красивая, когда была новой, до того исцарапана, что вряд ли ею мог бы пользоваться городской врач. Железный наконечник до того истерт, что, очевидно, при ее помощи совершено немалое число прогулок.

– Ну допустим, – заметил Холмс.

– Затем на ней выгравировано «От друзей из С. С. Н.». Я полагаю, что эти буквы означают какую-нибудь охоту (hunt), какое-нибудь местное общество охотников, членам которого он, может быть, оказывал медицинскую помощь, за что они и сделали ему этот маленький подарок.

– Право, Ватсон, вы превосходите самого себя, – сказал Холмс, отодвигая стул и закуривая папироску...»

Но после порции комплиментов в адрес доктора Холмс утверждает, что Ватсон ошибся. Знаменитый сыщик дает свое описание трости и ее обладателя. «Интересно, но элементарно, – наконец произнес он, садясь в свой любимый уголок на диване. – Есть, конечно, одно или два верных указания относительно трости. Они дают нам основание для нескольких выводов.

– Разве я что-нибудь не заметил? – спросил я с некоторою самонадеянностью. – Полагаю -ничего важного?

– Боюсь, дорогой Ватсон, что большинство ваших заключений ошибочно. Я совершенно искренно сказал, что вы заставляете меня задуматься, замечая ваши заблуждения, я случайно напал на истинный след. Я не говорю, что вы полностью ошиблись. Человек этот, без сомнения, деревенский врач, и он очень много ходит.

– Так я был прав.

– В этом – да.

– Но это же не все.

– Нет, нет, милый Ватсон, не все, далеко не все. Я, например, сказал бы, что подарок доктору сделан скорее от госпиталя, чем от охотничьего общества, и раз перед этим госпиталем поставлены буквы С. С., то само собою напрашиваются на ум слова «Чэринг-Кросс» (Charing-Cross Hospital).

– Возможно, вы правы.

– Все об этом говорит. И если мы примем это за основную гипотезу, то будем иметь новые данные для установления личности этого неизвестного посетителя.

– Ну хорошо, предполагая, что буквы С. С. Н. означают «Чэринг-Кросский Госпиталь», какие же мы можем сделать дальнейшие выводы?

– Разве вы не чувствуете, как они сами напрашиваются? Вы же знакомы с моей системой -ну так применяйте ее.

– Для меня ясно только одно: этот человек практиковал в городе, прежде чем переехать в деревню.

– Мне кажется, что мы можем пойти несколько дальше. Продолжайте в том же направлении. По какому случаю вероятнее всего мог быть сделан этот подарок? Когда его друзья могли договориться, чтобы доказать ему свое расположение? Очевидно, в тот момент, когда доктор Мортимер покидал госпиталь с тем, чтобы заняться частной практикой. Мы знаем, что подарок был сделан. Мы полагаем, что доктор Мортимер променял службу в городском госпитале на деревенскую практику. Ну так нельзя ли сделать вывод, что именно из-за этого доктор получил подарок?

– Конечно, по-видимому, так это и было.

– Теперь заметьте, что он не мог состоять в штате госпиталя, потому что в Лондоне такое место мог занимать только человек с прочно установившейся практикой, а такой человек не ушел бы в деревню. Так кем же он был? Если он занимал место в госпитале, и при этом не входил в его штат, то он мог быть только врачом или хирургом-куратором – ну чуть более студента старшего курса. Он ушел из госпиталя пять лет назад, – год обозначен на трости. Таким образом, милый Ватсон, ваш почтенный, пожилой семейный врач улетучивается, и является молодой человек не старше тридцати лет, любезный, не честолюбивый, рассеянный и обладатель любимой собаки, про которую я в общих чертах скажу, что она больше терьера и меньше мастифа.

Я недоверчиво засмеялся, когда Шерлок Холмс, сказав это, прислонился к дивану и стал выпускать к потолку колечки дыма»[11].

Доктор Ватсон и Шерлок Холмс рассматривают ту же самую вещь (трость), но делают совершенно противоположные выводы. Потому что зрение каждого из них нагружено различным опытом и фоновым знанием. И они по-разному применяют логику при описании даже такого простого предмета, как трость. Что же говорить о более сложных примерах?

Смысл не является просто информацией, полученной извне. Смысл также не является конкретным фактом или конкретным впечатлением. Например, смысл книги, которую мы сейчас читаем, не возникает автоматически из комбинации букв, слов и предложений. Точно так же и смысл фильма, который мы смотрим, не возникает автоматически лишь из процесса его визуального и слухового восприятия.