Текст книги "На пути к мышлению или интеллектуальные путешествия в страну Философию"
Автор книги: Андрей Баумейстер
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Рекомендуемая литература к части второй
Литература на русском и украинском языках
Барбур Иен. Религия и наука. История и современность. – М.: ББИ, 2000. – 430 с.
Баумейстер Андрiй. Онтологiя як фiлософська дисциплiна: украiнський контекст // Фiлософська думка. – 2013. – № 5. – с. 25-39.
Баумейстер Андрiй. Тома Аквiнський: вступ до мислення. Бог, буття i пiзнання. – К.: Дух i лiтера, 2012. – 408 с.
Бор Нильс. Атомная физика и человеческое познание. – М.: Издательство иностранной литературы, 1961. – 152 с.
Бунге Марио. Философия физики. – М.: Прогресс, 1975. – 352 с.
Вернадский В. И. Философские мысли натуралиста. – М.: Наука, 1988. – 520 с.
Гартман Николай. К основоположению онтологии. – СПб.: Наука, 2003. – 640 с.
Гейзенберг Вернер. Физика и философия. – М.: Наука, 1989. – 400 с.
Жильсон Этьен. Бытие и сущность // Этьен Жильсон. Избранное: Христианская философия. – М.: РОССПЭН, 2004. – С. 321-582.
Зайферт Иозеф. Введение // Антология реалистической феноменологии. – М.: Институт философии, теологи и истории св. Фомы Аквинского, 2006. – С. 9-54.
Корет Эмерих. Основы метафизики. – К.: Тандем, 1998. – 248 с.
Куртин Жан-Франсуа. Реальнicть// Європейський словник фiлософiй. Лексикон не-перекладностей. Том 2. Пiд керiвництвом Барбари Кассен та Костянтина Огова. -К.: Дух i лiтера, 2011 – С. 30-46.
Куртин Жан-Франсуа. Сутнiсть // Європейський словник фiлософiй. Лексикон не-перекладностей. Том 1. Пiд керiвництвом Барбари Кассен та Костянтина Огова. -К.: Дух i лiтера, 2011. – С. 110-126.
Лакс Майкл. Метафiзика. Сучасний вступний курс. – К.: Дух i лiтера, 2016. – 584 с.
Маритен Жак. Избранное: величие и нищета метафизики. – М.: РОССПЭН, 2004. – 608 с.
Мондiн Баттiста. Онтологiя i метафiзика. – Жовква: Мiсiнер, 2010. – 284 с.
Полкинхорн Джон. Вера глазами физика. – М.: ББИ, 1998. – 228 с.
Стружевський Владислав. Онтологiя. – К.: Дух i лiтера, 2014. – 312 с.
Суинберн Ричард. Существование Бога. – М.: Языки славянской письменности, 2014.-464 с.
Флинт Томас, Рей Майкл. Оксфордское руководство по философской теологии. -М.: Языки славянской письменности, 2013. – 872 с.
Фрагменты ранних греческих философов. Часть 1. – М.: Наука, 1989. – 576 с.
Хеллер Михаил. Творческий конфликт. О проблемах взаимодействия научного и религиозного мировоззрения. – М.: ББИ, 2005. – 216 с.
Литература на иностранных языках
Beierwaltes Werner. Platonismus und Idealismus. – Frankfurt am Main: Klostermann, 1972.-228 s.
Carroll John, Markosian Ned. An Introduction to Metaphysics. – Cambridge: Cambridge University Press, 2010. – 267 p.
Coreth Emerich. Metaphysik. – Innsbruck, 1964. – 584 s.
Gale Richard (Ed.). The Blackwell Guide to Metaphysics. – Oxford: Blackwell, 2002. -348 p.
Garrett Brian. What is this thing called metaphysics? – London and New York: Routledge, 2006.– 176 p.
Heller Michal. Filozofia i wszechswiat. – Krakow: Universitas, 2006. – 544 s.
Inwagen Peter van. Metaphysics. – Boulder, Oxford: Westview Press, 2009. – 329 p.
Kim Jaegwon, Sosa Ernest, Rosenkrantz Gary (Eds.). A Companion to Metaphysics. -Oxford: Willey-Blackwell, 2009. – 665 p.
Kim Jaegwon, Sosa Ernest. Metaphysics. An Anthology. – Oxford: Blackwell, 1999. -676 p.
Kolodziejczyk Sebastian Tomasz (red.). Przewodnik po metafizyce. – Krakow: WAM, 2011.-635 s.
Koons Robert, Pickavance Timothy. Metaphysics. The Fundamentals. – Oxford: Blackwell, 2015.-267 p.
Loux Michael J., Zimmerman Dean W. (Eds.). The Oxford Handbook of Metaphysics. -Oxford: Oxford University Press, 2003. – 724 p.
Macdonald Cynthia. Foundations of Contemporary Metaphysics. – Oxford: Blackwell, 2005.-278 p.
Meixner Uwe.Einführung in die Ontologie. – Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgcscll-schaft, 2004. -219 s.
Mumford Stephen, Tugby Matthew (Eds.). Metaphysics and Sciences. – Oxford: Oxford University Press, 2013. – 244 p.
Paz Boguslaw. Ontologia // Powszechna encyklopcdia filosofii. Tom 7. – Lublin: Polskic towarzystwo Tomasza z Akwinu, 2006. – s. 810-817.
Tiercelin Claudine. La métaphysique // Notions de philosophic, II. Sous la direction de Denis Kambouchner. – Paris: Gallimard, 1995. -p. 387-500.
Weissmahr Béla. Ontologie. – Stuttgart: Kohlhammer, 1991. – 182 s.
Часть третья. Познание реальности
I. Что такое познание или путь к истине
1. Загадка познания, или Чжуан Чжоу и счастливый мотылек
В диалоге Платона «Государство» есть знаменитый рассказ об узниках пещеры, переданный в виде философского мифа. В нем повествуется о людях, обретающихся в подземном царстве, во тьме. С детства у них на ногах и шее оковы и поэтому эти люди, не имея возможности повернуть голову, видят только то, что у них перед глазами. Перед ними только стена пещеры, похожая на экран. Где-то там наверху, за их спинами, сияет свет, существует другой мир с другими людьми. Там люди переносят какие-то вещи, ведут беседы между собой, а узники пещеры видят только тени от всего, что происходит наверху. То есть вместо реального мира они наблюдают лишь за игрой теней на «экране» пещеры (ведь верхний свет за их спинами освещает все, что происходит наверху, так что верхний мир отображается на стене пещеры). Узники дают теням имена, разговаривают между собой и даже не догадываются, что существует другой мир.
Это повествование нужно Платону для того, чтобы показать расстояние между обыденным и философским взглядом на реальность. Познание он описывает с помощью метафоры просветления, выхода из темноты пещеры. Но не все хотят покидать свое пещерное состояние, и многие продолжают воспринимать тени как настоящую реальность.
Иной важный образ мы встречаем у Декарта в его «Размышлениях о первой философии». Декарт спрашивает: на чем основывается наша уверенность в том, что мы адекватно воспринимаем реальность? На что опирается базовое убеждение в достоверности наших знаний о мире? А если предположить, что какой-то злой и могущественный демон (дух, гений) употребляет все свое умение для того, чтобы обмануть нас? И тогда все, что нам кажется реальностью, – только наваждение сновидений, тонкое кружево иллюзий. Похожий мотив мы встречаем в буддизме. И Платон, и Декарт, и Будда как бы предостерегают нас от излишней доверчивости, предупреждают, что мы способны принимать иллюзии за реальность.
Современная культура придала этим идеям популярное выражение. Вспомним хотя бы культовый фильм-трилогию «Матрица» (The Matrix), породивший многочисленные компьютерные игры, комиксы и аниме. Может быть, мы действительно живем в виртуальной реальности, давно утратив связь с живой действительностью? Впрочем, разве это повод ставить вопрос так радикально, как это делают Платон и Декарт, рассказывая нам о жителях пещеры и о хитрости коварного и могущественного демона-обманщика? Да, человеку свойственно ошибаться. У каждого из нас есть опыт осознания собственных ошибок. Мы говорим себе: «я ошибся в этом человеке» или «я неправильно оценил ситуацию». Иногда нам становится очевидным, что мы неверно понимали какие-то события или явления. А порой с нами случается что-то, что можно назвать кризисом мировоззрения или кризисом веры. Тогда кажется, будто вся действительность предстает перед нами в новом свете. Однако это лишь эпизоды, довольно редкие события в нашей жизни.
В большинстве случаев мы привыкли доверять нашим чувствам и суждениям. Разве я могу сомневаться в том, что я сижу возле своего стола, набираю этот текст, чувствую кончиками пальцев клавиши компьютера, а ногами пол? Разве я могу сомневаться, что розы у меня на столе или деревья, которые я вижу за окном, действительно существуют? Нам полезно доверять своим восприятием, ведь обычно они нас не подводят и позволяют успешно ориентироваться в мире. Действительно, бывают зрительные или слуховые иллюзии. Большой камень далеко в поле может показаться человеком. Но достаточно подойти ближе, чтобы эта иллюзия быстро развеялась. Кошачьи песни за окном могут показаться плачем маленького ребенка. Но нам достаточно спросить себя: а что ребенок может делать под окном в полночь? Наверное, это коты устраивают свои любовные концерты. Таким образом, в большинстве случаев наши восприятия являются достаточно надежными свидетелями. Наши познавательные инструменты неплохо работают, предоставляя нам все необходимое для успешной и упорядоченной жизни.
Впрочем, давайте взглянем на проблему с другой стороны. В этом нам поможет известная даосская притча: «Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне мотыльком – счастливым мотыльком, который порхал среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знал, что он – Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я – Чжуан Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он – мотылек, то ли мотылек, которому приснилось, что он – Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и мотыльком, несомненно, есть различие».
Спроецируем эту притчу на наше обыденное восприятие мира. Мотылек или Чжуан Чжоу во сне наслаждается полетом и цветами. От этого он испытывает счастье. Ему, равно как и нам, полезно доверять своим восприятиям. Но проблема возникает на другом уровне. Кто является автором этих восприятий? Вопрос не в том, сплю я или просыпаюсь, летаю среди цветов или лежу в постели. Даже если я различаю сон и явь, передо мной встает вопрос о том, кто именно осуществляет это различение. Какое восприятие является критерием того, что Чжуан Чжоу воспринимает себя именно как Чжуана Чжоу, а не как мотылька? Здесь мы подходим к чему-то крайне важному.
Вопросы онтологии были сформулированы нами таким образом: что такое реальность, как реальность отличается от иллюзии, каковы главные свойства реальности? Философ Лейбниц задал этот вопрос в другой форме: почему вообще существует нечто, а не ничто! Теперь проблема проявилась с другой стороны: почему скорее истина, а не ложь или заблуждение! Как возможно истинное познание, дающее нам возможность различать истину и ложь, отличать правду от обмана? Иногда кажется, что в повседневной жизни мы редко задаемся этими вопросами. Некоторым они кажутся даже лишними. Привычка доверять восприятию и опытное подтверждение его надежного функционирования подталкивает нас к тому, чтобы иронически относиться к философским вопросам об источниках и основаниях истинного знания. Насколько мы можем доверять нашим чувствам и нашему разуму?
2. Природа человеческого знания
Начнем с простых вопросов. Что такое знание? Что мы имеем в виду, употребляя такие слова, как «знать», «познавать»? Когда я что-то «знаю»? Зачем стремиться что-то знать?
2.1. Особенности человеческого знания
Значительная часть наших знаний происходит из опыта и имеет практическое значение. В течение жизни мы приобретаем определенные навыки и умения, которые позволяют нам взаимодействовать с миром и другими людьми. Эти навыки мы также называем знанием, но это не есть знание в строгом смысле. Мы можем спросить: ты знаешь, как играть в теннис? Или: ты знаешь, как отремонтировать этот кран? Но вполне корректно спросить: ты умеешь играть в теннис? Ты можешь отремонтировать этот кран? Не исключено, что я знаю как, но не умею или не могу. Тем не менее, я могу научиться играть в теннис или ремонтировать краны. Иногда даже мне не надо объяснять, как это делается. Я могу научиться определенным видам деятельности, наблюдая, как это делают другие. То есть процесс обучения может происходить путем имитации деятельности других людей или благодаря непосредственному участию в игре. В английском языке для обозначения подобного рода деятельности существует слово skill (умение, мастерство, навык). Часто такое обучение происходит даже без слов, просто путем повторения определенных упражнений и действий. Здесь у людей много общего с животными.
Животные также учатся и приобретают необходимые для них навыки и умения. Они, например, учатся отличать полезные растения от опасных, учатся охотиться, догонять добычу или удирать от хищников. Также и в животном мире родители учат детей, передают им определенные умения, необходимые для успешной ориентации в мире, а детеныши в игровых ситуациях шлифуют навыки для будущей взрослой жизни. Например, когда я пишу эти строки, я вижу, как играют четверо котят: они бегают друг за другом, соревнуются, имитируют элементы охоты и борьбы и т. д. Наконец, молодежь усваивает правила группы и сложную иерархию, которая существует между членами этой группы (будь то стадо овец или стая волков, группа шимпанзе или горилл).
Впрочем, между животными и людьми имеется и весьма серьезное отличие. Человек для передачи и усвоения знаний пользуется языком. Человеческое знание имеет пропозициональную природу (то есть производится, хранится и передается в форме предложений – propositions). Пропозициональная природа человеческого знания существенно меняет характер человеческих практик. Наши практики (то есть разнообразные сферы нашей деятельности – от повседневных дел до науки, политики, права, искусства), вместе с их правилами, предстают как бесконечный простор для развития и изменений. Мы можем совершенствовать правила, делать наши практики значительно более развитыми и эффективными.
Но у пропозициональности человеческого знания есть еще одна важная особенность: сформулированные и изложенные нами предложения могут приобретать статус истинности или ложности, могут быть подтверждены или опровергнуты. Животные инстинктивно подчиняются правилам. А человек может спросить: а оправданы ли, подходящи эти правила? Почему я должен им подчиняться?
Животное ведет себя определенным образом, следуя своим базовым способностям и инстинктам, а человек может спросить: правильно ли, адекватно ли я себя веду? Приемлемо ли такое поведение в этих обстоятельствах? То есть, для человека речь идет не просто о правилах и поступках, а об их оценке. Наши практики существенным образом связаны с нормативными представлениями, с принципами, нормами и ценностями.
На уровне теоретического познания эта нормативность представлена в виде вопросов об истинности или ошибочности наших утверждений и убеждений. А на уровне практической деятельности нормативность выражается в виде вопросов о нравственности, справедливости или правомерности наших действий и поступков. Первым классом вопросов занимается теоретическая философия (в частности, теория познания), а вторым – практическая философия (этика, философия права, политическая философия и т. д.).
В третьей части книги речь пойдет преимущественно о главных свойствах теоретического познания, о том, что составляет предмет такой философской дисциплины, как эпистемология.
2.2. Почему знание имеет для нас такую ценность?
Если читать философские исследования о природе знания, о его целях и границах, то может возникнуть один резонный вопрос: зачем философы столько усилий прилагают для того, чтобы прояснить свойства знания, условия его истинности и обоснованности? Зачем столько споров вокруг теории истины, теории обоснования, весь этот весьма специфический и сложный словарь теории познания? Иногда даже кажется, что философы занимаются беспредметной болтовней, своеобразной игрой в бисер. Что можно на это ответить?
Исследование природы знания имеет не только теоретическое, но также (и даже преимущественным образом) практическое значение. Начну с примеров, близких нам, гражданам Украины. За последние два десятилетия мы наблюдаем падение роли науки и обесценивание знания в нашей культуре и повседневной жизни. Обесценивание знания приводит к негативным практическим последствиям и в масштабах общества, и в масштабах жизни отдельного индивида.
Почему большое количество людей становится жертвами пропаганды и манипуляций политтехнологов? Потому что у этих людей нет критериев различения знания и псевдознания. Почему многие люди становятся жертвами «тренеров»-пройдох, которые извлекают из кошельков своих слушателей деньги, часто предлагая квазиинтеллектуальные суррогаты вместо знания? Потому что эти слушатели не могут должным образом оценить то, что им предлагается на так называемых «развивающих курсах». Если я не могу отличить специалиста от шарлатана, знание от пустой болтовни, я обречен постоянно становиться легкой жертвой различных манипуляций (начиная с медицины и образования и заканчивая политикой и религией).
Теперь рассмотрим несколько примеров, которые позволят нам лучше понять важность изучения природы знания. Эти примеры предложил британский эпистемолог Адам Мортон, а я в них только кое-что изменил и развил.
Пример 1. Представим себе такую ситуацию. Мария обращается к Петру с просьбой подсказать ей, будет ли послезавтра дождь в Кракове. Ей нужно съездить в Краков на несколько дней, и она не знает, брать ли с собой зонтик. Мария считает Петра мудрым человеком, которому можно доверять больше, чем официальным прогнозам. Петр подбрасывает монетку: если выпадет орел, то будет дождь. Выпадает орел. Петр советует Марии взять с собой в Краков зонтик. Послезавтра в Кракове действительно пошел дождь. Мария еще больше убедилась в мудрости Петра. Но было ли это знанием?
Пример 2. Андрей – опытный детектив, он расследует убийство. Рядом с телом он находит портфель, в котором лежат водительские права на имя Петра Петренко. Андрей начинает собирать информацию о Петре Петренко и устанавливает, что Петр Петренко спешно уехал из города. Его задерживают и тут выясняется, что отпечатки его пальцев обнаружены на месте преступления. Краткое расследование показывает, что Петр Петренко враждебно относился к жертве преступления и в случае ее смерти должен был получить значительную сумму денег. Других подозреваемых у Андрея нет. Андрей приходит к выводу, что расследование убийства завершено, а убийца – Петр Петренко.
Однако в реальности Петр Петренко не убивал. Он сам стал жертвой коварного и изобретательного преступника. Этот преступник сфабриковал все улики, не оставляя собственных следов. То есть, Андрей на самом деле не знает, что Петр Петренко не является убийцей. Андрей только считает, что знает, ведь его вывод, как он полагает, подтверждается фактами и доказательствами. Другими словами, его убеждение является обоснованным. Но поскольку это убеждение в действительности ошибочно, то убеждение Андрея не является знанием.
Этот пример можно расширить за счет разнообразного материала из детективного жанра (в литературе и кинематографе). Если взять цикл романов Агаты Кристи об Эркюле Пуаро, то в них мы найдем немало ситуаций, в которых настоящего преступника обнаружить очень трудно, потому что он умело заметает следы. Ведь в этих романах изображены преступники преимущественно из аристократического мира или британской богемы. Эти люди достаточно изобретательны, а некоторые из них бросают вызов гению Пуаро своим желанием его переиграть.
Так, например, в романе «Карты на стол» (Cards on the Table) богатый и загадочный мистер Шайтана, шантажист и коллекционер преступников, специально устраивает вечеринку, на которую приглашает трех детективов и автора детективных романов (Эркюля Пуаро, полковника Рейса, суперинтенданта Баттла и Ариадну Оливер), а также четырех людей, которые по разным причинам совершили убийства в прошлом (Энн Мередит, миссис Лорример, майора Деспарда и доктора Робертса). За ужином он делает явные намеки на эти убийства (потому что владеет достоверной информацией об их деталях и обстоятельствах), а потом, предложив гостям поиграть в бридж, садится у камина и принимает сильное снотворное. Спустя некоторое время его находят заколотым в сердце стилетом. Понятно, что убить мог кто-то из второй четверки игроков, ведь каждый имел мотив и возможность. Пуаро, расследуя это дело, принимает во внимание психологию каждого подозреваемого, а также ход игры в бридж (логика характеров и мотивов сплетается с логикой карточной игры). Один неверный шаг, и Пуаро мог бы попасть в ситуацию нашего детектива Андрея.
В другом романе, «Дупло» (The Hollow), в одном из аристократических имений жена доктора Джона Кристоу Герда убивает своего мужа. Герду застают возле смертельно раненого мужчины, в слезах и с револьвером в руках. Кажется, очевидно, кто убийца (тем более, что Герда не умеет скрывать своих чувств). Но родственники и друзья Джона и Герды (скульптор и подруга Джона Генриетта Савернэйк, сер Генри Энккейтл, леди Люси Энккейтл, Эдвард Энккейтл и др.) делают все возможное, чтобы запутать следы и ввести Пуаро в заблуждение. Здесь ситуация расследования несколько отличается от предыдущей. То, что кажется безусловно очевидным, пытаются превратить в полнейшую загадку и неразрешимое дело.
Пример 3. Анна – ученый-биолог. Она занимается исследованиями, цель которых -изобретение лекарственного препарата (исцелин) против рака печени. Предположим, что она изобрела этот препарат, перед тем проведя эксперименты сначала над животными, а потом над людьми (для того, чтобы установить процент выздоровлений в случаях применения исцелина). Предположим далее, что выводы, которые делает Анна вполне корректны и опираются на солидный фактологический базис. Тогда Анна публикует статью в авторитетном научном журнале, в которой задокументированы результаты исследований. Эти результаты дают убедительные основания полагать, что исцелин имеет соответствующие лечебные качества и может быть запущен в массовое производство. Наконец, предположим, что без ведома Анны ее ассистентка Галя сфальсифицировала часть результатов экспериментов (например, заменяя больных животных на здоровых, которые внешне выглядели как больные, потому что у Гали есть свои личные причины это сделать). Узнай об этом Анна, она бы очень разозлилась и поняла, что результаты ее труда фактически дискредитированы. Но Анна об этом еще не знает. И хотя ее убеждения хорошо обоснованы, они не являются знанием.
Немало подобных примеров можно найти в реальной жизни. В фильме «Беглец» (1993) эта тема присутствует как главный мотив убийства жены хирурга Ричарда Кимбла (которого играет Харрисон Форд). В этом фильме совмещаются наши второй и третий примеры. (1) Настоящий убийца делает все возможное, чтобы подозрение в убийстве жены пало на ее мужа, доктора Кимбла. Все улики свидетельствуют против доктора, его арестовывают и выносят смертный приговор. Когда заключенных перевозят автобусом в тюрьму, ему удается сбежать. Доктор пытается найти настоящего убийцу жены и доказать собственную невиновность. (2) Мотивом убийства стало то, что доктор Кимбл, участвующий в исследовании эффективности лечебного препарата РДУ-90 («Провазик»), обнаружил опасный побочный эффект этого препарата (он быстро разрушал печень пациентов). Поэтому дельцы из могущественной корпорации «Дэвлин-Макгрегор» заказали убийство доктора Кимбла, но того в вечер убийства внезапно вызвали на операцию и поэтому была убита его жена. Одним из заказчиков убийства был коллега доктора Кимбла, доктор Николс, который подделал результаты тестирования «Провазика».
Ценность знания здесь проявляется сразу на двух уровнях: (1) исправление ошибочного приговора суда (хотя этот приговор имел под собой убедительные доказательства) и (2) выявление фальсификаций в тестировании медицинского препарата, который, в случае его массового производства, мог бы навредить многим людям.
Наконец, приведу реальный пример, когда статус знания как обоснованного убеждения имеет значение для всего человечества. Этот пример приводит Альберт Гор (вице-президент США с 1993 по 2001 год в администрации Билла Клинтона и лауреат Нобелевской премии мира за 2007 год), который уже давно занимается проблемами экологии и изменения климата. В своей книге «Атака на разум» он показывает, как мощные нефтяные, угольные и добывающие компании тратят большие деньги на финансирование целых исследовательских групп, специализирующихся на распространении в обществе ложной информации о глобальном потеплении. Они регулярно обнародуют ложные отчеты, создающие представление о якобы серьезных различиях в научных кругах относительно тех вопросов, по которым на самом деле давно достигнуто согласие среди ученых.
Иными словами, большие финансы тратятся ради того, чтобы заявить, что глобальное потепление – миф. Понятное дело, что главная цель этих хорошо финансируемых исследовательских групп – поколебать надежность доказательств в пользу глобального потепления. Это весьма интересный пример того, как рациональными средствами дискредитируется позиция ученых. И здесь вопрос о природе знания приобретает особую актуальность и остроту: можно ли назвать знанием и наукой то, что продуцируют эти финансируемые группы экспертов? Точно так же можно ли назвать знанием деятельность политтехнологов или пропагандистских СМИ?
Во всех этих примерах мы имеем дело с убеждениями, которые не проходят тест на знание. Однако эти убеждения не являются знанием по разным причинам. Важно не только исследовать вопрос о природе знания, его целях и границах, но также выявлять основания и мотивы фальсификации знания, создание и распространение псевдознания. Такие исследования имеют большое практическое значение, а иногда напрямую связаны с вопросами безопасности здоровья и жизни людей.








