Текст книги "На пути к мышлению или интеллектуальные путешествия в страну Философию"

Автор книги: Андрей Баумейстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

3. Теории истины

Вопрос «что такое истина?» относится к древнейшим вопросам философии. Истину чаще всего понимают как свойство (эпистемическое качество) утверждений и убеждений. Причем вопросы «что такое истина» и «что есть истинное?» отличаются друг от друга. В первом случае я спрашиваю: что ты имеешь в виду, когда говоришь, что X является истинным? Во втором случае вопрос звучит таким образом: какие у тебя основания считать X истинным?

Задавая первый вопрос, мы стремимся прояснить значение слова «истина». Мы спрашиваем: что означает говорить, что X является истинным? Это вопрос в рамках экспликативного (объяснительного) дискурса. Кажется, подобный вопрос задавал Христу Понтий Пилат. Правда, вряд ли он ожидал получить ответ. Поэтому на его вопрос Христос ответил молчанием.

Задавая второй вопрос, мы стремимся установить критерии (условия) истинности наших утверждений. Это нормативный вопрос. Мы стремимся выяснить, при каких условиях и при наличии каких критериев мы можем утверждать, что что-либо является истинным. Не все эпистемологи считают, что на второй вопрос возможно дать ответ. Например, Карл Поппер решительно отвергает все попытки предоставить критерии истины. По его мнению, отсутствие критериев истины не лишает смысла вопрос об истине так же, как и отсутствие критериев здоровья не лишает смысла само понятие здоровья.

Так что же является условием истинности наших знаний? Существуют ли четкие критерии истины? Какие теории истины сегодня самые распространенные и самые влиятельные? Попробуем ответить на эти вопросы.

3.1. Классическая или корреспондентная теория истины

Корреспондентная теория считается классической теорией истины. Она также хорошо согласуется со здравым смыслом, с обычным представлением о том, что именно считать истинным. Если спросить «что такое истина?» у рядового человека, он скорее всего даст такой ответ: истина – это то, что согласуется с реальностью, то, что соответствует фактам. Например, высказывание «на улице идет дождь» является истинным, если сейчас на улице действительно идет дождь. Корреспондентная теория истины так и определяется.

• Утверждение или убеждение является истинным тогда и только тогда, когда оно согласуется с фактами (соответствует фактам). Формально корреспондентную теорию можно определить следующим образом: р есть истинное, если р соответствует факту/или событию е.

Существует также другое определение корреспондентной теории истины, которое можно сформулировать следующим образом.

• Утверждение или убеждение является истинным тогда и только тогда, когда его (при оптимальных условиях) можно подтвердить или обосновать.

Считается, что впервые корреспондентая теория истины была сформулирована Платоном и Аристотелем. Именно Аристотель утверждал, что высказывание является истинным, если оно соответствует фактам или определенным аспектам мира. Наиболее известен его тезис из четвертой книги «Метафизики»: «Говорить о сущем, что его нет, или о не-сущем, что оно есть, – значит говорить ложное (pseydos); а говорить, что сущее есть и не-сущее не есть, – значит говорить истинное (alêthes)» (Met. 1011b 25). Наиболее известным стало определение Фомы Аквинского: «Истина состоит в соответствии между вещами и понятиями интеллекта» (veritas est adaequatio rei et intellectus). Уже в схоластической философии слово «согласованность», «соответствие» (adaequatio) приобрело различные версии для своего выражения: correspondentia, conformitas, convenientia. Важно помнить, что контекстом Аквинатовой (и вообще схоластической) версии корреспондентной теории истины является теологическое учение о сотворении мира по божественному замыслу. Человеческий разум может адекватно познавать внешний мир прежде всего потому, что и этот разум, и этот мир суть творения Бога.

Семантическую теорию истины Альфреда Тарского можно рассматривать как версию корреспондентной теории. Его 119-страничный труд «Понятие истины в языках дедуктивных наук» в 1933 году был опубликован на польском языке, в 1936 году – на немецком, а в 1956 году – на английском. Тарский отмечает, что его намерение состояло в исследовании истины согласно интуициям Аристотеля. По мнению Поппера Тарский «реабилитировал теорию соответствия» (то есть корреспондентную теорию).

Семантическая теория истины позволяет избегать парадоксов, связанных с естественными языками, например, парадоксов такого типа: «Р: обозначенное с помощью “Р” утверждение является ложным». Наиболее известным примером логического парадокса является так называемый парадокс лжеца. Я говорю: «то, что я сейчас сказал – ложно» или «я вру». Исторически формулировка парадокса лжеца принадлежит Эпимениду. Критянин Эпименид сказал: «Все критяне – лжецы». По Тарскому подобные парадоксы связаны с «семантической замкнутостью естественных языков»: предикаты «истинный» и «ложный» функционируют в рамках отношений между высказываниями определенного естественного языка L и предметами, обозначаемыми с помощью высказываний L. Если мы хотим избежать парадоксов, то семантические предикаты надлежит толковать как высказывания другого языка, так называемого метаязыка (ML).

Определение предиката истинности (для языка L в метаязыке ML) в соответствии с «конвенцией Т» Тарского является адекватным, из него следуют утверждения типа «X является истинным тогда и только тогда, если р» (где X принадлежит L, а р принадлежит ML). Пусть английский язык будет примером предметного языка (L), а русский язык – примером метаязыка (ML). Тогда «"Snow is white" является истинным высказыванием в английском языке тогда и только тогда, когда снег – белый».

В «Логико-философском трактате» Людвига Витгенштейна мы находим формулировку своеобразной теории отражения: «Утверждение (Satz) является образом действительности (Bild der Wirklichkeit)» (Т 4.021). Истинность объясняется здесь как логический образ фактов. Карл Поппер называет эту формулировку «на удивление наивной». Дескать, Витгенштейн истолковывает отношение между предложением и фактом аналогично отношению между звуком и звукозаписью (например, на диске или диктофоне). Однако соответствие или согласованность (нем. Ubereinstimmug, в английском переводе – agreement) предложений и фактов Витгенштейн понимает как структурное сходство, а не как наивное копирование или отображение.

Теория отражения в несколько упрощенной (а иногда и вульгаризированной) версии была краеугольным камнем марксистско-ленинской теории познания. Она до сих пор сохраняет свою силу в естественных науках. В связи с ее обоснованием возникает ряд вопросов. Прежде всего, что здесь означают слова «образ», «отражение»? Тезис об истине как соответствии реальности или согласованности с действительным положением вещей порождает вопрос о природе соответствия между языком (или концептуальными схемами) и реальностью. При этом значение ключевого слова «соответствие» остается непроясненным. Также, как утверждают критики, сторонники корреспондентной теории истины попадают в логический круг, ведь такие понятия, как «действительность», «реальность», «факт» уже предусматривают то, что мы их интерпретируем в терминах истины и истинности. Например, утверждая, что X действительно является фактом, или что событие У является реальным, а не выдуманным (иллюзорным), мы применяем оценки, уже предусматривающие различение истинности и ложности как существенный элемент их словаря.

Еще одна проблема: соответствует ли определенной истине определенный факт? Разве мы не можем предположить, что в отношении одного факта мы можем формулировать противоположные утверждения? Тезис о том, что в экономике важны не столько факты, как то, что люди считают фактами, имеет силу не только для экономики. Не все факты так очевидны, как дождь за окном. И что же является носителем истинности: высказывания, утверждения, суждения, понятия?

Несмотря на все проблемы и дискуссии, корреспондентная теория и сегодня остается одной из самых влиятельных теорий истины. Да, мы можем уточнять ее формулировки, мы можем дискутировать о тех или иных вопросах. Можно подвергать критике такие метафоры, как «соответствие», «отображение» и т. п. Но разве весь наш язык не метафоричен?

Принимая все замечания и коррективы, мы все же не можем отрицать нечто существенное и несомненное, что-то такое, что безусловно свидетельствует в пользу корреспондентной теории истины: и наш обыденный язык, и язык науки соотносятся с самой действительностью. Предложения обыденного языка, и научные высказывания направлены на внелингвистическую реальность. Наш язык – это средство коммуникации с внешним миром. И этот внешний мир (как показывает самый элементарный опыт и успешность наших научных теорий) соответствует нам и согласуется с нашими языковыми практиками.

Очевидно, что природа нашего языка и природа реальности отличаются друг от друга. Но, с другой стороны, между языком и реальностью существует корреляция, структурное соответствие. В высказывании «вода закипает при температуре 100°» нет ни воды, ни факта кипения, ни 100°. Но мы наверняка знаем, что это высказывание коррелирует с определенным событием внешнего мира. Диагноз кардиолога (написанный неразборчивым почерком в амбулаторной карточке) коррелирует с реальным состоянием моего сердца. Расчеты инженера (выраженные в математических уравнениях и чертежах) имеют отношение к реальному мосту. Проект дома и мой дом, возведенный по этому проекту, также определенным образом коррелируют между собой.

Да, бесспорно, мы можем исследовать особенности наших языков, обращать внимание на точность, корректность или правильность языковых высказываний. Но все это не должно закрывать от нас существенное свойство языка: быть связующим звеном между нами и реальностью. Проблема истины – это не только языковая проблема (не только вопрос грамматики, синтаксиса или семантики). Это также и практический вопрос, от которого зависит само наше существование. Как мое или ваше здоровье зависит от правильного диагноза, безопасность и комфорт – от проектов моста или дома, справедливое функционирование общества – от политических и судебных решений.

3.2. Прагматистская теория истины

Прагматистскую теорию истины впервые сформулировал один из основателей прагматизма Уильям Джеймс.

Его формулировку можно представить следующим образом.

• Идея (idea) является истинной тогда и только тогда, когда поступок, совершенный на основании этой идеи, оказывается успешным.

Джеймс сначала обращает внимание на слабости корреспондентной теории истины. Мы можем воссоздать образ часов в своем воображении или нарисовать циферблат и стрелки на бумаге. Однако мы не можем представить или нарисовать функцию измерения времени. Что означает соответствие предмету, если наши представления не в состоянии точно скопировать этот предмет?

Идея как таковая не является ни истиной, ни ложной. Истина – это то, что происходит с идеей. Именно поступки делают идеи истинными или ложными. Идея становится истинной благодаря событиям. Истинность идеи является процессом верификации, подтверждения (validation). Но что значит проверять определенную идею? Это значит, что идеи играют роль ориентиров и переходов в сфере опыта. Идеи – это инструменты поступков. В связи с этим Джеймс говорит о практической полезности идей. Истина является процессом выгодного «вождения» (leading).

Большинство истин мы принимаем потому, что нам выгодно их принимать. Для нас достаточно лишь косвенных проверок истинности убеждений в том, что мой компьютер содержит сложные схемы и узлы или что Токио – столица Японии. Мне просто полезно допускать истинность этих идей, когда я набираю этот текст на своем компьютере (хотя я не сам проверял, хорошо ли сложены узлы моего компьютера, правильно ли они функционируют и т. д.) или заказываю билет до Токио (хотя я лично никогда там не бывал и не сам проверял, есть ли такая страна и такой город). И когда мне удается набрать мой текст на компьютере или когда я попадаю в город, который называется Токио, я тем самым подтверждаю полезность и истинность собственных идей. Джеймс примерял свой тест и к религиозной вере. Если идея Бога укрепляет мои силы, дает мне жизненную энергию, мужество, уверенность и т. п., у меня есть достаточные основания принимать эту идею как истинную.

Джеймс иллюстрирует прагматистскую теорию истины довольно провокационным примером: истина в значительной степени опирается на кредитную систему. Наши идеи и убеждения имеют силу (или валидность), пока они находятся в обращении подобно денежным купюрам или электронным деньгам. Я покупаю книгу Джеймса за 20 евро, и у меня принимают эту бумажную купюру, потому что государство (благодаря определенным механизмам) гарантирует ценность этой купюры. Как утверждает Джеймс, все наши убеждения «где-то имеют за собой прямые, непосредственные проверки»[84], без которых здание истин грозит обвалиться так же, как обваливается валюта или какая-нибудь крупная финансовая организация (банк, фирма и т. п.).

Вы принимаете от меня проверку какой-то вещи (как от философа, который преподает вам современные теории истины), а я принимаю от вас проверку каких-то других вещей (финансовую консультацию от банковского клерка, юридическую консультацию от адвоката или медицинскую консультацию от врача и т– п ) – Как заявляет Джеймс, «мы торгуем друг с другом своими истинами. Но вся эта надстройка покоится на фундаменте из проверенных кем-нибудь конкретно убеждений»[85]. Косвенные или побочные проверки могут быть так же истинны, как и непосредственные, прямые проверки.

Лучше даже говорить о теориях истины (в множественном числе). Они являются процессами вождения в сфере фактов и общим между ними является лишь то, что они выполняют роль платежных средств («они окупаются» – they pay). А слово «истина» является лишь общим именем для различных процедур проверки (вождения). Истина вырабатывается, обретается путем опыта, в контексте практического взаимодействия с миром и другими людьми. «Истина для нас просто общее имя для процессов проверки, подобно тому, как здоровье, богатство, телесная сила и пр. – это имена для других связанных с жизнью процессов, к которым также стремятся потому, что это стремление окупается. Истина делается, приобретается в ходе опыта, как приобретаются здоровье, богатство, телесная сила»[86].

Похожим образом высказывается и Чарльз Пирс: единственная функция мышления заключается в том, чтобы вырабатывать практические привычки. Для того чтобы выяснить значение определенной идеи, мы должны спросить: какие привычки она порождает? Идентичность определенной привычки зависит от того, как она может заставить нас действовать. Нет такого тонкого различия в значении идей, которое не влекло бы за собой возможные практические различия.

«Единственная функция мысли состоит в том, чтобы производить привычки к действию... Все то, что связано с мыслью, но не имеет отношения к ее цели, есть некий нарост на ней… Для того, чтобы выяснить его (мышления) значение, нам просто следовало бы определить, какие привычки оно производит, поскольку то, что вещь «значит», есть просто те привычки, которые она вызывает. Идентичность же привычки зависит от того, как она может заставить нас действовать... Таким образом, мы приходим к осязаемому и практическому как к корню всякого реального различия в мысли, сколь бы утонченным оно ни было; и нет такого тонкого различия в значениях, которое не составляло бы возможные различия в практике»[87].

В упрощенном виде можно представить прагматистский подход к истине следующим образом: если ты имеешь определенное убеждение, то проверяй, насколько действенно и полезно оно для твоего поведения. Например, ты можешь называть себя христианином и разделять определенные идеи, которые ты считаешь христианскими. Но действительно ли твое поведение является христианским ? Или подтверждают ли твои поступки идеи справедливости или толерантности, которые (как тебе кажется) ты разделяешь? Пирс даже утверждает, что сформулированное им главное правило прагматизма соответствует единому принципу логики, предложенному Иисусом: «по плодам их узнаете их»[88].

Прагматистскую теорию истины зло высмеивал Бертран Рассел. Философы-прагматисты утверждают, «что не существует такой вещи, как объективный факт, которому должны соответствовать наши мнения, если они считаются истинными. Для них мнения – только орудия в борьбе за существование, и те из них, которые помогают человеку выжить, будут называться «истинными»... Прагматист-присяжный в случае убийства будет обдумывать случившееся точно так же, как и любой другой человек; тогда как если бы он придерживался своих принципов, то должен был бы решать, кого более выгодно будет повесить. Это человек, по определению, будет виновным в убийстве, поскольку вера в его виновность будет более полезной, и, следовательно, более «истинной», чем вера в вину какого-либо другого человека»[89]. Что ж, Рассел выразился, как всегда остроумно, даже зло. Но не совсем справедливо.

Идеи прагматизма являются влиятельными в современной философии. Элементы прагматизма мы можем найти у таких философов, как Уиллард Куайн, Дональд Дэвидсон, Хилари Патнэм, Николас Решер, Ричард Рорти и др. Понятно, что формулируемые ими теории истины отличаются от толкования Пирса и Джеймса. Но у всех у них наличествует и приобретает дальнейшее развитие главная прагматистская тенденция: исследовать истинность наших убеждений и утверждений в контексте человеческих практик.

3.3. Когерентная теория истины

Когерентная теория истины принимает во внимание не отношение наших высказываний к внешней реальности (к внешним фактам, событиям или обстоятельствам), а отношение одних высказываний или убеждений к другим в пределах определенной когерентной системы.

Определение когерентной теории следующее.

• Утверждение является истинным тогда и только тогда, когда оно является элементом когерентной системы утверждений. Система является когерентной тогда и только тогда, когда утверждения, принадлежащие к этой системе, взаимно согласуются между собой.

Чем больше согласуются между собой утверждения (высказывания, суждения, пропозиции) в пределах определенной системы, тем больше у нас оснований утверждать их истинность. Между этими утверждениями существуют логические связи (непротиворечивость, логическое следование и т. п.). Вопрос об истинности определенного утверждения Р является вопросом о его совместимости с утверждениями X, У, Z определенной системы.

Сторонники когерентной теории истины обращают внимание на то, что не все наши высказывания, которые мы считаем истинными, могут быть подтверждены посредством обращения к внешнему опыту. Например, положения математики и некоторые моральные утверждение являются истинными не на основании согласованности с внешним опытом, а только в силу их согласованности в определенной системе высказываний или утверждений. Главные подходы когерентной теории истины имеют силу как для утверждений науки, так и для практической сферы. Например, опрос свидетелей имеет целью сопоставить их показания и установить общую картину события (к примеру, убийства или ограбления).

Так всегда поступают Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро: они опрашивают свидетелей (причем принимают во внимание не только их показания, но и их психологию) и применяют логику («дедуктивный метод» или «серые клеточки»). Понятно, что кроме показаний свидетелей, психологии (отношения между жертвой, ее близкими и знакомыми, отношения между родственниками и соседями и т. д.), а также логики во внимание принимаются и материальные свидетельства (отпечатки пальцев, следы от обуви, кусочек материала или отрывок письма, завещание или брачный контракт, а сегодня еще и анализ ДНК). Все эти данные образуют общую картину преступления и позволяют оценивать каждое свидетельство на предмет его достоверности (истинности) или ложности (сознательной или бессознательной). Так работают не только детективы, но и историки, литературоведы, психологи. В конце концов, этими методами руководствуется каждый из нас (с большим или меньшим успехом).

Перейдем к конкретным примерам. Сначала рассмотрим в качестве примера уже упоминавшееся нами утверждение «сумма углов треугольника равна 180°». Это истинное утверждение, касающееся идеальной фигуры. Понимание истинности этого утверждения связано с пониманием таких понятий, как «фигура», «угол», «градус», «прямая», «точка» и т. п. (ведь треугольник – это фигура, составленная из трех точек, не лежащих на одной прямой и отрезков, которые их соединяют). Другими словами, истинность утверждения «сумма углов треугольника равна 180°» не зависит от его согласованности с фактической действительностью. Это утверждение приобретает статус истинного благодаря его согласованности с другими утверждениями когерентной системы утверждений, составляющих целостность такой науки, как геометрия.

А теперь рассмотрим утверждение «врать недопустимо, ибо ложь – это зло». Почему мы должны принимать это утверждение как правдивое (истинное)? Можно ли его оправдать, обратившись к реальности (к фактам реального поведения людей). Ведь всем людям (по крайней мере большинству из них) приходилось врать в своей жизни (чаще или реже, по разным мотивам, но врать приходилось). Если бы мы разделяли тезис «истинное – это то, что согласуется с реальностью (с внешней действительностью)», то нам было бы сложно оправдать истинность утверждения «врать недопустимо, ибо ложь – это зло». Если все так или иначе врут, то почему врать плохо, почему ложь – моральное зло? Попробуем уточнить наше утверждение. Сформулируем его таким образом: «если ложь полезна для общества, то ложь – это благо». Тогда мы можем пересмотреть наши представления о морали и внести коррективы в наше право. Например, в суде потребуют произносить не «клянусь говорить правду и только правду», а «клянусь говорить то, что полезно для общества» (получается нечто похожее на расселовское пародирование прагматизма). Но и последнее утверждение подразумевает, что я, произнося эту фразу, предполагаю правдивость как базовую предпосылку. Иначе мы попадаем в ситуацию, известную как парадокс лжеца. Если я клянусь говорить не правду, а только то, что полезно для общества (а это предполагает, что ради общественной пользы я могу соврать), то где гарантии, что я не вру в момент произнесения этой фразы? Я уже не говорю о том, что определить общественную пользу – это задача еще сложнее.

Распространим эту ситуацию на различные практические случаи, например, на случаи заключения брака, заключения делового соглашения – вплоть до присяги президента на верность народу Украины. Во всех этих случаях говорить правду является необходимым требованием для адекватного функционирования общества. Следовательно, даже предположив, что мы врем в разных жизненных ситуациях, утверждение «ложь – это добро» или «ложь – это польза» не может быть истинным. Если ложь станет фиксированной нормой и все будут врать, то сама ложь потеряет свой смысл, поскольку возникнет общество сплошного недоверия. А общество без доверия не может функционировать. Без элементарного доверия все общественные институты и все отношения между индивидами будут парализованы. Ложь возможна как реальный факт человеческого поведения только потому, что ложь паразитирует на правде. Лжец пользуется нашим доверием, нашим убеждением, что правдивость – это моральная добродетель, а лживость – моральный изъян.

Так от чего же тогда зависит истинность (правдивость) утверждения «врать недопустимо, ибо ложь – это зло»? Есть несколько ответов на этот вопрос. Одна из самых известных и влиятельных до сих пор – это ответ Иммануила Канта. Признать истинность этого утверждения требует от нас чистый практический разум. Даже если бы все вокруг нас врали, это ничего бы не изменило и это утверждение не потеряло бы своей истинности. Точно так же, если бы все вокруг брали взятки, предавали своих друзей и т. п., утверждения «взятки – это зло», «предательство – это зло» всегда сохраняли бы свою истинность. То, что Кант сделал в сфере моральной философии в определенной мере соответствует и представлениям об обязанностях человека в монотеистических религиях. Библия неоднократно повествует о том, как избранный народ разрывает соглашение, заключенное с ним самим Богом. Божьи заповеди сохраняют свою силу и авторитетность даже при условии их фактического невыполнения.

Следовательно, когерентная теория истины защищает тезис, что истинность определенных утверждений или высказываний зависит не от их согласованности с внешней реальностью, а от их согласованности в рамках определенной когерентной системы утверждений.

Одним из главных упреков в адрес когерентной теории истины может быть тезис о том, что когерентность не обязательно влечет за собой истинность. Система может быть когерентной, определенные утверждения некоторой системы могут быть когерентными, но как сама система, так и отдельные ее положения, могут быть полностью ложными. В вымышленном мире, изображенном в цикле романов «Песнь льда и пламени» и снятом на его основе сериале, все соответствует требованиям когерентности (за исключением последних эпизодов сериала). Это фиктивный мир, но нацизм, фашизм и марксизм были когерентными системами. Однако такие утверждения, как «евреи – это люди второго сорта», «все капиталисты – эксплуататоры», сегодня не будут считаться истинными (разумеется, я не имею в виду маргиналов, исповедующих радикальные взгляды).

Этот упрек обнаруживает один важный момент: установление истинности наших утверждений не может полностью исключать взаимодействие нашего познания с внешней реальностью. Какая-то часть наших знаний (например, истинность формальных утверждений или аналитических суждений, определенная часть моральной философии и т. п.) успешно функционирует в рамках подходов когерентной теории, но определенная часть наших знаний требует нашего взаимодействия с внешним миром и подтверждения со стороны фактов и опыта.

Впрочем, можно истолковать главный тезис когерентной теории не в смысле радикальной оппозиции к корреспондентной теории, а в смысле дополняемости. Это хорошо понимал еще Платон. В конце шестой книги диалога «Государство» он показывает, что наше знание имеет сложную структуру. Часть нашего знания предполагает корреляцию (взаимодействие) между идеями и вещами и событиями материального мира. Тем не менее, значительная часть наших знаний имеет другую природу: когда идеи исследуются не в их отношении к материальному миру, а в их отношении между собой в рамках когерентной системы идей (мира идей или интеллигибельного мира).

Иными словами, истинное знание является результатом как корреляции между высказываниями и фактами, так и корреляции между самими высказываниями (взаимоотношениями между идеями, понятиями и т. д.). Такой взгляд лучше учитывает природу знания и позволяет рассматривать корреспондентную и когерентную теории истины как части единой теории.

Когерентная теория истины именно как оригинальный эпистемологический проект возникает в кругу британских неогегельянцев (конец XIX – начало XX века). До них главные тезисы этой теории разделяли уже такие философы, как Спиноза, Лейбниц, Фихте и Гегель. Когерентизм в понимании истины присущ некоторым представителям Венского кружка, например, Отто Нейрату и Карлу Гемпелю. Близок к этой теории ученик Карла Поппера Ганс Альберт. Можно ли считать сторонниками когерентной теории Декарта, Канта и позднего Витгенштейна – это открытый вопрос, который формат этой книги не позволяет нам обсудить.