Текст книги "Вечная зима (СИ)"

Автор книги: Андрей Бархатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Глава 4

Вернемся же к утру того злополучного дня, когда жители Воино обнаружили пропажу детей. «Их украли! Украли у нас, у матерей! Это бесчеловечно и подло. Кто мог пойти на такое?» – рыдали женщины, пока дети, знающие о походе Януша, наконец-то во всем не признались. Однако знали они лишь о походе. О дне похода и его направлении им ничего не было известно. Мужи селения начали поиски. Одна группа двинулась на юг, куда, по её мнению, и должны были отправиться путешественники. Вторая группа направилась на восток. Акамир возглавил третью группу, которая должна была прочесать западные земли. Он полагал, что дети захотят познать те испытания, о которых говорилось во многих сказаниях и былинах. «Они наверняка понимали всю жестокость северный земель, отчего, по-видимому, и пошли на запад», – говорил он. Перед самым его отбытием случились дурные вести – София скончалась. Лекари оказались бессильны в попытках согреть её сердце. Вот и закончилась жизнь Софии, жены Добромира, матери Януша. Акамир, стоя над хладным трупом, обещал вернуть Януша в селение и взять его в свою семью. Он велел жене своей проследить за похоронами Софии и терпеливо ждать его прибытия. Он набрал себе группу из самых, на его взгляд, достойных мужей и выдвинулся на запад ближе к полудню. И несмотря на весомую причину для поисков, он жуть как не хотел возвращаться в те земли. Смертью там пахло. Жуткой смертью, прибравшей к своим костлявым рукам не только всех доблестных воинов Акамира, но и его самого. После бойни в Вержавске, он уж не чувствовал себя живым. Воспоминания кровавой бойни с волколаками острыми иглами пронизывали его память. Он вспоминал, как очнулся в избе, как прокладывал себе путь наружу через громоздкие сугробы и добирался до Зеркальной реки. Он был страшно изранен и кое-как мог идти, но морозы запада будто бы сжалились над ним и позволили выжить. И тело его выжило, а вот душа погибла. Неважно чувствовал он себя среди по прибытию в Воино. Он словно предал мертвых. Тех, кто погиб за него и за родные земли. Сколько бы Адела не убеждала его в обратном, все было тщетно. Он стал живым мертвецом. Без цели. Без смысла. Без души.

Одна группа не вернулась с юга. Другие группы вернулись с небольшими потерями. Одни говорили о невероятных морозах и вязких сугробах, а другие о духах леса, что погнали воинов стрелами. Акамир отправился на запад, но через два дня вернулся ни с чем. Мужи его группы нелестно отозвались о нем, как о лидере, поскольку «его тропы неизменно вели в непроходимые земли, где никогда не ступала нога человека». Инга выслушала своих мужей, и велела Казимиру занять место лидера группы. Акамир узнал об этом и поблагодарил Ингу за это решение. Он не стал обосновывать свою благодарность, но жене своей поведал о страхе вновь вести за собой людей. «Даже ради дитя своего не готов я вести других людей на погибель. Мои тропы им неподвластны, а раз так, то не восприми мой отказ, как трусость», – говорил он. В ночь перед вторым походом на запад, он принял приглашение на беседу от старика Мокроуса, бывшего сподвижника Акамира в Вержавске, бежавшего из селения вместе с женщинами и детьми. Бывшим он стал, потому что ещё десятилетие назад Акамир и Мокроус не сошлись во мнении по поводу заключения перемирия с племенами дикарей. Мокрус желал истребить их, не веря слову кочевников. Он тайно набрал сторонников и пошел войной. Обратно в Вержавск вернулся лишь он один и обвинил Акамира в погибели этих доблестных воинов. Акамир сказал, что они сделали свой выбор и его последствия возложены на душу Мокроуса. Долго велся спор о всех правильностях и неправильностях, и жители прислушались к слову Акамира. Мокроус был наказан за своеволие и заперт в собственном доме на несколько дней. И обида его на Акамира живет по сей день.

Акамир впервые испробовал поистине расслабляющую как тело, так и разум настойку. Подобное питье было под жестким запретом в окрестностях Вержавска, но здесь, за рекой, к такого рода расслаблению относились нейтрально. И признался Акамир в том, что лидером он быть боле не желает, но не может смотреть на то, как «так называемые лидеры Воино» необдуманно правят своими отрядами. Мокроус осудил Акамира, назвав его самого прескверным лидером, и Акамир не стал отрицать сего. «Ты несомненно прав, дорогой Мокроус, однако мой опыт был приобретен в многочисленных схватках с волколаками, а некоторые мужи Воино и вовсе считают этих зверей легендой» – так отозвался Акамир. Мокроус не стал перечить своему собеседнику, но и не принял его слов. “Опыт тебя бесспорно большой, – сказал он, – но вот он никак не помогает тебе стать лучшим лидером, нежели ты есть на самом деле”. Ближе к полуночи Акамир притомился от беседы и вернулся домой.

Утром группа Казимира ушла на запад. Лидер предложил своим людям принимать решения сообща, с чем Акамир был категорически не согласен, однако не стал говорить об этом. Три дня воины продирались сквозь сугробы и на четвертый добрались до заметенного Вержавска. Казимир предложил устроить привал. Акамир развел костер, разогрел свое кушанье и удалился к одинокому древу. Воины не возражали. Они принялись перешептываться меж собой, украдкой глядя на могучего воина, скромно жующего кусок серого хлеба. Внезапная стрела пронзила шею одного из них. Вторая стрела поразила другого воина. Третий сразу же рванул к дереву, но его голову тотчас же раздробила кувалда дикаря. Казимир побежал прочь, но быстро был настигнут врагом, на голове которого зияли громадные оленьи рога. Он свалил Казимира в сугроб и, схватив за волосы, стал о чем-то расспрашивать. Акамир быстро укрылся за деревом, осторожно поглядывая на одетого в темные меха воина, медленно приближающегося к нему. Размахивая окровавленной секирой, он велел Акамиру столкнуться в честном бою, ибо давно он не видывал таких крепких мужей. Акамир вышел к нему, как вдруг вражеская стрела метнулась неподалеку от плеча его и пробила древесную кору. «Убери это орудие трусов и боле не доставай его, иначе зарублю!» – громко произнес воин в серых мехах и ударил лучника в лицо.

Акамир встал в боевую позу, хмуро взглянув на своего противника. Обхватив покрепче свои орудия, воины схватились. Бились они жестоко и бойко. Звон железа рассекал лесную тишину. Ярость их не знала границ, а ненависть не предусматривала пощады. Никто из них не отступил ни на шаг. Уже вскоре стало ясно, что силы обоих мужей равны. Пелена неистовства затмила их разум и даже раздавшийся неподалеку вой волколака не мог разнять их. Переполошенные воем дикари встали в круг и принялись рыскать взглядом по лесу. Раненный волколак со страшным воплем сорвался с дерева и ринулся к обескураженным воинам. Сколько бы они не старались убить зверя, да смерть все никак не могла до него достать. Стальная белая шерсть была куда крепче черной или коричневой. Да и сам волколак был необычайно крупным, в отличие от прочих сородичей. К тому же черты морды его напоминали человеческие, что удивило всех присутствующих. Никому из мужей так и не удалось совладать с безудержным натиском зверя.

Окровавленный волколак набросился на противника Акамира, рассчитывая слету впиться своими клыками в его шею. Акамир не остался в стороне. Он запрыгнул на звериную спину и, обхватив его толстую шею, потянул на себя. Волколак неистово брыкался, разбрасываясь слюной. Его шерсть была остра, будто ежовые иглы, а крепкая хватка могла размозжить человеческие конечности. Воин в темных мехах попытался пронзить оголенный звериный живот, но был отброшен к дереву задними лапами. Акамир схватился за пасть волколака и, приложив последние усилия, разорвал её. Он свалил с себя тушу и вдохнул полной грудью. Вдох его был последним. Сознание храброго мужа временно угасло.

Но и в этот раз не суждено было Акамиру погибнуть. Он пришел в себя в подвале избы. Связанный по рукам и ногам, он попытался подняться, но тотчас же получил тяжелый удар по животу. Несколько полуразложившихся трупов лежали прямо перед его глазами. Затхлый воздух, пропитанный кровью и гнилью, вызывал рвотные порывы. Закованный в кандалы человек, наполовину обратившийся в волколака, зажался в углу, окруженный тремя мужами. Его обвиняли в «обретении запретного знания» и «помощи ведьмам», после чего тот самый воин в черных мехах перерезал ему глотку и бросил захлебываться в крови. Затем он подошел к Акамиру и, усадив его у стены, сам расположился напротив него. Тут-то он стал припоминать последнюю схватку с волколаком.

– Я знаю о тебе все, Акамир из Вержавска, – сурово промолвил незнакомец, убрав длинные сальные локоны с лица. – Мы допросили твоего собрата. Слабым он оказался. Совсем немощным. Однако он успел все о тебе рассказать.

– Кто вы такие и чего вам надобно в этих землях?

– Меня зовут Херлиф. Наше племя прибыл сюда из-за Необъятного моря.

– Необъятного? – переспросил Акамир. Он прекрасно понимал, что речь идет о Бескрайнем море, однако о другом его названии никогда не слыхал. Да и за всю свою жизнь он никогда не видел этого моря. Голотическ было ближайшим селением к морю и находилось в пятнадцати дней хода от Вержавска. Бескрайнее море простиралось далеко к горизонту, где находился Крайний водопад, и воды его стекали вниз. Через несколько сотен лет воды моря покинут землю, и люди доберутся до краев земли и наверняка узнают, что скрывается за Крайним водопадом. Это событие ознаменует начало нового времени. Однако мудрецы были истреблены ещё в конце эпохи Рассвета, а их знания запретились предками, считающими знание – злом, пробудившим волколаков и прочих существ. Несмотря на запреты, некоторые люди передавали знания из поколения в поколение. Акамир был одним из немногих, кто обладал этими скудными знаниями.

– Как же вы зовете это море? – спросил муж, устремив на Акамира свои темные очи.

– Бескрайнее море, – ответил Акамир, разглядывая покрытую малыми косами бороду незнакомца. – Я даже и помыслить не мог, что за морем живут люди.

– Мы жили в море, на Каменных островах, – продолжал муж, почесывая глубокий рубец на лице. – Мы отправились в плавание, когда острова стали уходить под воду. Потому мое племя здесь.

– Зачем вы убили моих собратьев?

– Мясо слабых должно поддерживать сильных, – серьезно произнес он. – А ты далеко не слабый. Потому-то я и желаю видеть тебя среди нас. Племена каменных островов нуждаются в таких сильных воинах.

– Я не стану служить вам.

– Мы не предлагаем тебе службу, Акамир из Вержавска. Ты станешь нашим собратом.

– Уж лучше лишите меня жизни. В противном случае я лишу её вас.

– Ты предан своим слабым людям, Акамир из Вержавска. Я это уважаю, но ты слишком жесток. Слабые сгинут, – процедил Херлиф. – Каким образом – не столь важно. Мороз ли принесет им погибель. Или волколаки. Или же мы. Принести слабому смерть – милосердие. Защитить слабого – жестокость.

– Может и так, но я не предам свой народ. Я не способен на подобную низость.

– Ты хорош собой, Акамир из Вержавска, – сказал Херлиф и поднялся. – Благодарю за беседу.

Как только Херлиф вышел, в погреб вошли трое мужей и выволокли трупы наружу. Акамир остался лежать в самом темном углу, орошаемые блеклым светом, исходящим из небольшого оконца под потолком.

Когда сумеречная синева овладела небом, Херлиф вернулся. Он принес с собой мясо и травяной отвар. Акамир не принял мяса, но отвар все же выпил.

– Уж не мясо ли моих собратьев ты мне предложил? – мрачно спросил Акамир.

– Мясо слабых питает нас силой. Тебе стоит поесть.

– Унеси это скорее, иначе я прямо сейчас испробую мясо сильного.

Херлиф удалился. Отвар согрел Акамира, хотя вкус его был горьким и крайне неприятным. Не прошло и момента, как изможденный Акамир провалился в мир грез. Там было так спокойно и мирно. Адела укладывала маленького Конрада спать, а затем разделяла беспокоящие Акамира думы за чашкой чая. Теплый солнечный свет падал на стол. Такой нетипичный для обычного дня свет. Совсем не блеклый, возвещающий о холоде, а желтый, говорящий о таянии снегов и становлении весны. Испив чаю, Акамир пошел на охоту с Добромиром на юг, где они узрели маленькие зеленые листья на ветвях. Значит морозы не вечны! Легендарные Таяния и впрямь существуют! И мудрецы ведь не лгали в своих писаниях! Какая же радость тогда овладела Акамиром. Он вознамерился коснуться листка, как вдруг вновь вернулся во тьму. И вновь блеклый свет бил в окно. Запах гнили витал вокруг, а снаружи раздавались отрывистое рявканье воинов. У его лица стояла тарелка с мясом и травяной отвар. Осушив кружку, Акамир попытался встать на ноги. Лютая дрожь сковала колени, стопы вдруг онемели, ребристая завеса заволокла очи. Мороз пробрал тело пуще прежнего. Словно множество ледяных червей забрались под кожу и бойко струились по мышцам. Акамир вновь сделал усилие, но и оно не увенчалось успехом. Гибель от холода он считал позорной, не достойной его. Бесчисленное множество раз он мог принять смерть от волколака и воинов-предателей, но судьба оберегала его. И неужто смерть такого славного воина таиться в морозе? Одна лишь мысль об этом вызывала у Акамира омерзение. Даже добровольное принятие погибели от руки дикаря сделало бы ему больше чести. Но сколько он не упрашивал Херлифа об этом, а все бестолку.

Вот уж минула неделя. Акамир совсем потерял счет времени. Тело его исхудало, силы иссякли. В голове творилось невесть что. Память подводила некогда великого воина. Цельные воспоминания о прошлом рвались. Одни всплывали мгновенно, а другие покидали его и, порой, навсегда. Бывало, что даже имя жены удавалось припомнить с трудом. От приятных воспоминаний практически ничего не осталось, а воспоминания мрачные наоборот, то и дело приходили на ум. Он успел позабыть, как попал сюда и кем являлись те люди, которые приносили ему травяные отвары. Привычные ранее мысли уж боле не отягчали разум. Ужасные головные боли мучили Акамира. Запах гнили уже стал привычным, а свежий воздух, протискивающийся через оконце, раздражал горло. Вкус трав стал донельзя отвратным, но вкус мяса был ещё более неприятным. Вся жизнь его обратилась в один продолжительный день.

Дверь раздала раскатистый скрип, что не привлекло внимание Акамира. Отвар, подумал он и приоткрыл глаза. Дикарь, облаченный в серые шкуры, спустился к Акамиру и усадил его к стене и судорожно вынул меч.

– Не волнуйся, Акамир из Вержавска. До меня дошли слова твои о желанной смерти, и я исполню твою сокровенную просьбу. Клинок мой освободит дух твой измученный. Да пусть он покоится с миром, да не будет привлечен он к Дикой охоте, – тараторил дикарь.

– Не искренен ты в словах своих, – промолвил Акамир.

– Я дарую тебе свободу, доблестный воин!

– Ты даруешь мне смерть по другой причине. Не из милосердия, явно. Да и мертв я уже давно, какая же тут смерть.

Дикарь поклонился и приложил лезвие своего меча к горлу Акамира. Руки Херлифа внезапно легли на голову и челюсть дикаря и резко развелись в стороны. Послышался хруст, после которого безымянный дикарь пал замертво. Херлиф схватил Акамира за шкирку и выволок наружу, где швырнул оного в сугроб. Акамир словно отошел от долгого сна и резво вскочил на ноги. Отдышавшись, он вновь рухнул в снег и очнулся уже в мягкой постели. Голова содрогалась от резких приступов боли, которые накатывали так же неожиданно, как и исчезали. Сознание было ясным, но совершенно израненным.

– Энок с каменных островов пытался убить тебя, прикрываясь благой целью, – сообщил Херлиф. – Это моя вина.

– Не извиняйся, – промолвил Акамир, пристально разглядывая лицо собеседника и мучась в попытках вспомнить его. – Ты ведь спас меня.

Херлиф предложил ему травяной отвар, и Акамир одним глотком осушил кружку.

– Как ты сюда попал?

– Я…не помню. Помню лишь имя твое и рассказы твои о своем племени. Ты содержал меня в темнице. Зачем ты мучал меня?

– Дабы восстановить твои силы. Когда мы впервые встретились, на тебя было жалко смотреть. Падший воин. Блеклая тень своего величия.

– Как же мы встретились?

– Ты был укрыт снегами и истекал кровью. Мое племя предложил мне окончить твои страдания, но я разглядел в твоих глазах воинскую силу и решил вернуть её.

– Нет у меня сил, – вздохнул Акамир, – но память подсказывает мне, что они были. Я был могучим воином. Воином…не помню. Ничего не могу вспомнить.

– Совсем ничего?

– Какие-то несвязные кусочки прошлого, где я видел самого себя со стороны. Могут ли они быть всего лишь моей фантазией?

– Вполне могут, Акамир из Вержавска.

– Вержавск? Я оттуда?

– Да, Вержавск был твоим домом. Селение было уничтожено стаей волколаков около месяца назад.

– Волколак, – сквозь зубы процедил Акамир. – Я помню этих существ. Они погубили Ратибора. И всех жителей селения. Я не справился с ними. Я умер.

– Ты не умер, мой друг, – рассмеялся Херлиф. – Живые по-прежнему на твоей стороне.

– Я был лидером, – задумчиво продолжал Акамир, – и я не смог защитить селян. Много груза на моей душе, много ошибок. Нет жизни во мне. Быть лидером – значит вести за собой смерть. Устал я от этого.

– Тебе и не придется быть лидером, – вымолвил Херлиф. – Я предлагаю тебе отомстить волколакам за павших воинов. Я поведу тебя в бой, Акамир из Вержавска.

– Хороший ли из меня воин? – спросил он, указав взглядом на себя.

– Хороший, – твердо произнес Херлиф. – Один из лучших. Мое племя примет тебя в свое сердце и излечит раны твои, как душевные, так и физические.

– Очень великодушно с твоей стороны, – Акамир улыбнулся. – Благодарю за помощь, Херлиф, я принимаю твое предложение.

На том и решили. Уже на следующий день Акамир почувствовал себя лучше и вышел наружу, прогуляться по улицам разграбленного дикарями селения. Херлиф не мог скрыть своего удивления. «У тебя сильное сердце, Акамир из Вержавска. Не загуби его», – промолвил Херлиф. Пока Херлиф рассказывал об истории своего племени, Акамир разглядывал диковинные палатки, коими было усеяно все селение. Племя каменных островов отвергал излишний комфорт, опасаясь «растерять свои силы в мягких постелях и теплых хижинах». Однако избы не пустовали. Кране изнуренная женщина вышла на крыльцо и преклонилась перед проходящими мимо мужами. Один из них вдруг схватил женщину за руку и утащил за собой в ближайшую палатку. Акамир возмутился произошедшим, однако Херлиф просил его унять негодование. «Женщина ценна лишь в том случае, если может родить сильного мужа. Эта женщина заслуживает презрительного отношения, так как родила слабого» – рассказал Херлиф. Больных и слабых детей губили в сугробах. Эти законы были не по душе Акамиру. Не содержалось в нем такой жестокости, и не мог он принять её. Мужи сидели у своих палаток и яростно поедали сырое мясо, что не было лишено смысла. «Вода и огонь губят силу, заключенную в сыром мясе, – пояснил Херлиф. – Вот жители здешних селений поедали вареное мясо. Они были истреблены волколаками, потому что у них не было сил бороться с ними. У нас они есть». Херлиф пригласил Акамира в свою палатку. Внутри было жарко и дымно. В кострище тлели угли. Херлиф и Акамир уселись друг напротив друга и оголились по пояс.

– Жар закалит твое тело, а дым очистит душу, – молвил Херлиф. – Не противься этому.

– Я вспомнил кое-что, – сказал Акамир. – Воспоминание это смутное, но одну его деталь я помню ясно. Существо. Онопоказалось мне странным, ибо напоминало и волка, и человека одновременно. Я погубил его. Что это было за существо?

– Ответ на твой вопрос мы отыщем через два дня, – сказал Херлиф и, прикрыв глаза, совершил глубоких вдох. – Мои воины выслеживали этого волколака на севере, и многие из них погибли в схватке с ним. И вот он напал на тебе, и ты порвал ему пасть.

– Не припомню такого, – произнес Акамир, почесав затылок.

– Через два дня моя группа отправляется на север, разведать мертвые земли. Ты пойдешь с нами, Акамир из Вержавска. Я хочу воочию узреть твою силу.

– Я и сам был бы не прочь узреть её, – произнес Акамир. – Раз, как ты говоришь, умертвил волколака, будучи тенью своего былого величие.

Херлиф громко рассмеялся.

– Видно ты забыл пределы своих сил. Советую тебе хорошенько подготовиться к походу. Раз уж этот полуволколак пришел оттуда, значит мы можем столкнуться со знаниями и их порождениями. Нас ждет опасное приключение.

Через два дня группа выдвинулась на север. Их путь пролегал через нескончаемые снежные барханы и лесные чащи. Ветви сгущались, отчего их приходилось рубить мечом. Облака по обыкновению застилали практически все небо, что даже свет солнечного круга не мог пробиться через белую пелену. С каждым днем мороз становился все безжалостнее. Мужи шли молча. Каждый был погружен в свои мысли. Акамир без устали ворошил свою память. Ухватившись за случайное воспоминание, он пытался связать его с прочими, но ни одно из них не подходило. Все эти неудачи приносили ему страшные мучения. Головная боль отпускала лишь утром, но к вечеру возвращалась с удвоенной силой. Одним вечером ему довелось вытащить воина из поглотившего его сугроба, и этот случай неожиданно воззвал к памяти. “Был у меня сын, – вспомнил Акамир, – был, да вот не знаю я имени его и жив ли он”. Херлиф даже не пытался помочь Акамиру. «Очисти разум, и память сама вернется к тебе», – говорил он. Акамир пытался не думать о своем прошлом, но порой мысли навязчиво лезли в его голову.

На девятый день группу настигла снежная буря. Акамир предложил переждать её в снегах, но Херлиф выступил против, сказав, что им, бесстрашным мужам каменных островов, не страшны лиходейские проделки. Акамир не настаивал, но дурное предчувствие терзало его. По окончанию бури все обнаружили пропажу Аскольда. «Лишь слабые могу сгинуть в снегах», – сказал Херлиф и велел всем продолжать путь. Несмотря на то, что Акамир не был лидером группы, он чувствовал свою вину за пропажу Аскольда. Убеди он Херлифа, и все могло сложиться иначе. Будь он лидером этого шествия, они бы точно переждали бурю в снегах. Как бы Акамир не пытался прогнать эти мысли, они все равно настигали его.

На одиннадцатый день мороз забрал душу Вегарда. Акамир предложил похоронить его, но Херлиф воспрепятствовал, сказав, что у них нет времени на все эти обряды. Многие с ним согласились. Акамир не спорил. Немного погодя группа попала под снегопад. Редкие хлопья колыхались в воздухе. Подняв глаза, Акамир узрел укрытый белесой вуалью горный хребет, высившийся над покачивающимися еловыми верхушками. Никогда доселе он не видел гор и даже не мог представить все их величие, хотя они не один раз описывались в различных сказаниях. Варево из сумбурных воспоминаний вновь вскипело у него в голове. Херлиф велел поторапливаться. К вечеру группа добралась до пещеры. «Вот оно. Само детище тьмы перед нашими глазами», – воскликнул Вильгельм. Окаймленная сосульками черная мгла внушала ужас. Херлиф вошел внутрь первым и зажег факел. Сгустившаяся тысячелетняя мгла будто бы пожирала огонь. Человеческие останки, одетые в бронзовые доспехи, были заволочены снегами. Сосульки угрожающе свисали с потолка, норовя сорваться на головы путников в любой момент. Осмотревшись, Акамир раздобыл ещё один факел и двинулся следом за Херлиф. «Волколак, – молвил глава отряда, указав на массивный скелет. – Мы на верном пути». Подавив в себе страх, мужи шли дальше. По мере хода пещера заметно расширялась. Мужи уверенно продвигались вперед, пока не уперлись в массивные каменные врата, освещенные мертвенным светом, бьющим чрез щель в потолке. Плиты были изрезаны письменами на неизвестном языке, под которыми красовались два рисунка. На первом были изображены люди, наблюдающие за рассветом, а на втором – всякие лесные существа, наблюдающие за закатом.

– Древний язык, – произнес Дир.

– Язык знаний, – добавил Херлиф. – Темный и скверный язык. Что за рисунки?

– Эпоха рассвета и эпоха заката, – промолвил Акамир. – Конец эпохи заката ознаменуется падением человека и властвованием волколаков на всей земле.

– Очень интересно, Акамир из Вержавска, – угрюмо сказал Херлиф. – Память возвращается к тебе.

Акамир подошел к двери и случайно ступил на изуродованные когтями доспехи.

– Волколаки были здесь.

– Неужто их силы хватило, дабы сместить такие громадные плиты? – спросил Дир.

– М-да, – молвил Херлиф, рассматривая останки. – Присмотритесь к этим доспехам. Они разодраны в клочья.

Акамир протиснулся через ворота и оказался в большом коридоре, вдоль которого тянулись статуи мудрецов былых лет. Он был поражен их величием и статностью. Безусловно, это искусство есть творение рук истинных мастеров. Акамир подолгу рассматривал статуи, пока Херлиф не одернул его. «Нечего зариться на прошлое», – молвил он, положив руку на плечо Акамира. Потянуло теплым ветерком, что заставило группу ускориться. Херлиф чуть ли не бежал вперед – интерес безудержно влек его вперед. Вскоре они добрались до разбитый врат, сквозь щели которых усиленно сочился ветер. Пока мужи искали способ раздвинуть ворота, Акамир отыскал в останках топор и мощными ударами прорубил одну из плит. Дикари пробрались через каменные завалы, и все разом остановились. Акамир прошел последним и, встав на краю обрыва, обомлел не меньше остальных. Пещера приоткрыла часть своих тайн, позволив путникам узреть огромное селение. Дир пал на колени и поклонился, громко отблагодарив души падших здесь воинов за такой дар. Херлиф приложил руку к груди, склонил голову и спокойно произнес: «Мы были испытаны непомерной тьмой этих мест и получили достойную награду. Благодарю вас, вечные хранители селения! Мы не упустим вашего доверия». Белесый свет водопадом лился через дыру в потолке, освещая десяток каменных жилищ. Окраины селение практически сливались с вездесущей тьмой. Откланявшись падшим воинам, мужи двинулись вниз по тропе, ведущей к мосту. Страшно было ступать по нему. Один лишь шаг крепкого телом мужа мог вызвать чудовищный треск, эхо которого ещё долго могло блуждать в чертогах пещеры. Мужи поочередно преодолели мост и вышли к окраинам селения, где разбрелись по жилищам в поисках наживы. Сколько бы Акамир не препятствовал этому, а Херлиф говорил одно: «Ни к чему нам искать силу в единстве, если мы достаточно сильны и порознь». Херлиф не раз обращал внимание Акамира на свободу своего народа и на то, что «единство сковывает людей, подавляя их имя в угоду имени целого народа». Акамир не согласился. Херлиф спорить любил, но любой спор с его участием взывал к дремлющей ярости, способной подтолкнуть шаткий разум Херлиф к избиению своего оппонента, а то и вовсе убийству. Потому немногие оспаривали слова Херлифа, а те, кто решался, погибали или же бывали покалеченными, что для сурового быта племени каменных островов тоже значило лишь смерть. Акамир отстаивал свою позицию смело. Ни разу голос его не дрогнул, что раздражало Херлифа. Порой Херлиф мог согласиться со словами Акамира, но гордость не позволяла этого сделать. Шаг его становился все тяжелее, слова крепчали. Гнев уже подступал к глотке, сменяя клокочущее там раздражение. Херлиф упорно сдерживал себя. Быть может, он успел пожалеть о своем решении взять столь непокорного мужа с собой.

Спор так сильно увлек их, что они и не заметили, как добрались практически до центра селения. Снежинки, занесенные через дыру, витали в воздухе. На дороге появлялись снежные лужи. Вода тонким ручейком текла меж камней. Забравшись в случайное жилище, Херлиф раздобыл себе пару мечей. Акамир тайно разжился тремя книгами, в надежде прочесть их. В памяти вновь возникли просветы. Ещё тысячи лет назад знания попали под табу, и все последующие поколения следовали ему совершенно слепо. Отец запрещал ему притрагиваться к знаниям, грозясь жестко наказать его. Сам Акамир говорил сыну своему не проникаться знаниями, ведь они могли служить лишь мудрецам и колдунам, породивших всю настоящую нечисть. Ребенок пытался убедить его использовать знания во благо всех людей. «Если знания породили нечисть, то они могут уничтожить её», – говорил он Акамиру, совершенно не боясь последующего за этими словами наказания. Лишь сейчас Акамир поразмыслил над словами своего отрока и решился нарушить великое табу.

Неожиданный свист прорезал слух. Ещё один раздался неподалеку. На юге селения разразился звон мечей. Дир, Вильгельм, Бьерн, Аксел и Стиг со всех ног бежали по дороге, защищаясь от стрел хлипкими щитами. Херлиф выбежал им навстречу и, обнажив меч, велел им сражаться, но приказ его не был услышан. Акамир встал перед Херлифом, заслонив его от целого града стрел. Херлиф отбросил его в сторону, обозвав трусом, и побежал в атаку. Дир удержал Херлифа от сего безрассудства. И бежали они от стрел прямо до центра селения, ибо не могли бежать больше. Укрывшись в каменной постройке, они завалили дверь всяким хламом и замерли в ожидании следующей атаки. Последние несколько стрел насквозь прошибли дверь. Наступило затишье. Акамир и Вильгельм бросились рыскать вокруг в поисках новых щитов. Херлиф осторожно поглядывал в окно, пытаясь разглядеть хотя бы силуэты нападавших, но черная мгла надежно скрывала их.

– Трусы, – злостно выдавил из себя Херлиф. – Все лучники – трусы.

– Вилфред и Рикард погибли, – как бы невзначай вставил Бьерн. – Они бросились на врага и…тьма поглотила их.

– Они погибли героями. Они бесстрашно приняли смерть, и Боги даруют им в награду вечную жизнь, но уже по ту сторону. Мы должны дать им бой и, если повезет, мы пойдем следом за нашими смелыми воинами!

– Не теряй голову, – сказал Акамир, показывая огромный щит, найденный в соседнем помещении. – Мы выберемся отсюда живыми. Клянусь вам.

– Мы бьемся не для того, чтобы выжить, – вскричал Херлиф, – а для того, чтобы умереть! Смерть в мире – это мучение, и ты обязательно это поймешь, Акамир из Вержавска!

– Я уже умирал в битве, – задумчиво произнес Акамир, – и никому не пожелаю такой погибели.

– Ты до сих пор в мире живых, – раздраженно сказал Херлиф. – Если умираешь – то лишь один раз.

Одетый в тяжелые доспехи Вильгельм вышел к мужам. Акамир бросил щит Херлифу.

– Наш поход не может закончиться вот так. Сражаясь с врагом, вы хотите погибнуть героями. Погибнуть в бою – просто, но выжить, сражаясь за свою жизнь или за жизнь своего ближнего, гораздо труднее. В этом больше геройства, уж поверьте мне.

Вильгельм положил ладонь на грудь в знак признания Акамира своим близким. Немного подумав, Дир тоже положил руку на его сердце. Остальные молча очистили свои щиты от стрел и приготовились выступать. Акамир советовал Херлифу покинуть укрытие первым и заслонить всех остальных своим массивным щитом. Херлиф согласился, хотя и не одобрил этого действа, назвав его «трусливой выходкой».