Текст книги "Душа механизма"

Автор книги: Андрей Тюняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Судебный процесс в Джаруславле

– Ну, что ж, справились. Молодцы! – с нескрываемым уважением оглядывая Антона и Настю, пронзил профессор Вейзель, после чего повернулся к старт Кулику и, может быть, даже излишне театрально добавил: – Позвольте и мне, дорогой друг, поэкспериментировать на людях!

– Пожалуйста! – так же театрально радушно раздвинув руки, произнёс старец Кулик и даже сделан небольшой реверанс.

Вейзель тут же повернулся к едва отдышавшимся студентам и, не обращая никакого внимания на их со стояние, твёрдо скомандовал:

– Назовите мне её имя!

И в тот же миг Антон, Настя, Нона и другие студенты из их группы оказались посреди какого-то ближневосточного базара. Всюду сновали грязные люди с ошалелым взглядом и безумными глазами и противно пахнущие верблюды.

– Фу! Какой вонизм, – Настя изо всех сил зажала нос рукой. – По телевизору не пахнет…

– Куда это нас теперь-то забросили? – Антон адресовал этот вопрос скорее самому себе, нежели кому-то ещё: потому что другие знали не больше него самого.

– Не знаю, – почти выкрикнула Настя, продолжая зажимать нос. – Явно восток какой-то.

– Интересно, это реальность или симуляция, как с башней, – решил подбодрить её юноша.

– Не знаю, – чуть было не улыбнулась Настя и, подумав, добавила: – С башней была не симуляция. Ты видел, как птица ему голову разнесла! Разве это симуляция?

– Вообще-то…. да, нет, не симуляция…

Оправившись от первого шока, студенты сбились в плотную кучку и в таком «строю» двинулись наугад куда-то «вперёд». Это движение осуществлялось, полностью опираясь на «авось», потому что где здесь «перед», а где «зад», разобрать не получалось: везде была одна и та же неупорядоченная галдящая масса.

Тем не менее, обходя торговцев, увёртываясь от животных и таким образом с огромным трудом преодолев некоторое расстояние, студенты ощутили на себе несметное количество интересующихся взглядов. Один из местных жителей, с голубыми белками и излишне карими зрачками, подошёл к ним и спросил на каком-то еле понятном языке:

– Ты кто? – и добавил ещё несколько слов.

Этот язык можно было бы назвать одновременно и очень древним, и каким-то…. недоразвитым, что ли.

– Мы русские студенты, – ответил Антон, даже не задумываясь над темой языков; затем он подумал немного и добавил: – Из России.

Местный житель задумался и какое-то время вот гак и простоял, пытаясь разобраться в сказанном, было видно как работают его извилины, потому что весь процесс мышления буквально отражался у него в глазах. Наконец что-то в мозгу у местного жителя щёлкнуло, и он громко объявил всем. В смысле – всему базару:

– Это русские ученики! – и, снова обращаясь к студентам, с заметно усилившимся почтением доги вил: – Ваши войска и корабли стоят в Сирии, а здесь Иудея. Как вы тут оказались?

– Мы… тут… со своим… учителем…, – не очень определённо пояснил один из студентов.

– Как называется этот город? – решил внести окончательную ясность в разворачивающиеся обстоятельства Антон.

– Джарушлаим, – незамедлительно продекламировал местный.

– Может, Ярославль? – услышав знакомые нотки и глубоко восточном слове, посмеялся кто-то из ребят и стал крутить головой, ища поддержки своей хохме у окружающих.

Местный житель, продолжая улыбаться, понял, о чём идёт речь, и очень активно закивал головой в ответ.

– Джаруславль, Джаруславль! – повторил он несколько раз.

Студенты непонимающе переглянулись, и Антон смутно догадываясь об истинной сути происходящею, задал следующий вопрос:

– Мы ищем своего учителя. Его зовут… По-вашему… Морской Прибой. Вы знаете, где его найти?

Глаза местного жителя предельно расширились и заблестели, и в них окончательно утвердилось великое почтение к студентам:

– Да, уважаемые, знаю. Он сегодня будет председательствовать на суде в Джаруславле. Только местные туземцы и римские дикари его называют на свои манер – Понтий Пилат.

Антон понял, что его догадка оказалась правильной. Это немного проясняло ситуацию, но целей их внедрения в этот бесконечно замызганный мир не раскрывало. Юноша покрутил головой и осмотрел местность, расположенную вокруг, настолько, насколько эго позволяла сама местность и собравшаяся вокруг них толпа.

Повсюду из земли торчали навозные мазанки, которые по размеру едва превышали обычную конуру рядовой деревенской дворняги. Неумытые и несмышлёные дети тормозили, осматривая пришельцев, а взрослые, казавшиеся заметно более умными, понимали, что перед ними пришельцы из другого мира. Только вот как поступить в этом случае, они сообразить не могли.

– А где состоится здание этого суда? – спросила Настя.

– А вот в ту сторону идите. Чуть пройдёте, и там уже будет. Увидите.

Студенты, как заправские следопыты, повидавшие па своём только недавно начавшемся веку множество опасных ситуаций, бесстрашно потопали в указанном направлении. Они двигались под палящим туземным солнцем по по-прежнему грязным джарославским улочкам. Тропа была одна, и ребята вскоре подошли к «храму» – весьма величественному каменному зданию, около которого толпился чем-то возбуждённый народ.

По поведению галдящей толпы было отчётливо видно, что люди ожидают чего-то крайне для них важного, но назначенный час этого события ещё не настал и до него ещё достаточно далеко.

Студенты, уже освоившись в таких испытаниях, почти автоматически вошли в храм и деловито осмотрелись. На полу помещения уместилась изящно выложенная мозаика. На ней красовались все знаки зодиака, кем-то умело соединённые двумя шестиконечными звёздами Велеса.

– Смотри-ка, колесо Сварога! – удивилась Настя. Выходит, они знали знаки зодиака. Надо же!

Антон сделал несколько шагов по кругу, рассматривая рисунки. Ему показалось это очень странным.

– Ха, знали! – прокомментировал он. – Смотри, и все символы такие же, как у нас! Мы же с тобой во эти символы видели в той церкви, с микроскопом и телескопом?

Последние слова были откровенным намёком Антон сразу же сообразил, что в той церкви каким-то образом присутствовала Настя, только никак не мог понять каким именно образом. Вот юноша и решился на небольшую провокацию, надеясь, что девушка по падёт в расставленную им ловушку.

– Антон, – меня там не было, – нейтрально проговорила Настя.

– Ах, да, точно, – по-прежнему подозрительно согласился Антон, при этом театрально похлопывая себя по лбу.

Кое-что ему всё же удалось выловить этим «неводом». В ответе Насти содержалось указание на то, что она знала о чём идёт речь. Настя сказала: «Меня там не было». Антон понимал, что в слове «там» и было зашифровано её понимание вопроса…

Продолжая осматривать помещение, студенты подняли глаза вверх и обратили свой взор на потолок Там их встретила знакомая картина северного звёздного неба, приполярных его областей.

Привычные созвездия оказались обведены жирными линиями границ. Поверх них шли рисунки Большой и Малой Медведиц, Перуна-Волопаса, Сварога-Геркулеса, Велеса-Дракона и других по-настоящему родных созвездий.

– Прямо планетарий какой-то! – не выдержал один из студентов. Находясь под впечатлением от увиденной красоты, он стал вслух называть узнанные им созвездия и отдельные звёзды.

– А может это вовсе не суд? Может, это… обсерватория! – догадался другой студент, а затем неуверенно предположил: – Может, мы зашли не туда?

Откуда им было знать: туда или не туда, ведь никаких опознавательных знаков вокруг не было. В таком совсем не информативном обществе приходилось действовать на ощупь. Что студенты и сделали.

Это было единственное здание, которое внушало уважение. Рядом были только лачуги, в которых, понятно, никакой суд вершиться попросту не мог.

Когда глаза ребят окончательно привыкли к несильному освещению, то стало ясно, что в дальнем конце храма, в кажущемся холодке небольшого полумрака, на широком резном кресле восседал мужчина лет шестидесяти. Он задумчиво смотрел в проём окна сквозь воздух и сквозь пространство. Казалось, что именно через него сейчас решалась какая-то практически вселенская дилемма.

Студенты уверенно, но в то же время настороженно пошли к задумчивому человеку.

– Добрый день! – негромко поздоровались они, понимая, что старец сейчас пребывает не в этом измерении и выдёргивать его громким приветствием может оказаться опасным.

Но мужчина всё равно заметно испугался. Не так как мог испугаться чего-то плохого, а так, словно ждал чего-то, но всё равно это событие для него оказалось неожиданным.

– И вы оттуда же? – устало проговорил он, мед ленно приходя в себя.

– Откуда?

– Я только что, прямо перед вашим неожиданным появлением, вздремнул и увидел странный сон. Очень реальный, – мужчина остановился. Он обвёл студен тов долгим проницательным взглядом и, казалось лишь дополнительно убедившись в своей право и продолжил: – Ко мне пришёл странно одетый человек Он говорил языком, похожим на ваш.

– Наш?

– Да! – отозвался старец. – Это был какой-то чудаковатый мужчина уже далеко не средних лет.

– Но среди нас нет такого, – возразил Антон, не осознав, что старец говорит о сне. – Что ему было нужно?

– Он стал от меня требовать, чтобы я встретился с Езусом и поговорил с ним, – пожал плечами старец. Он меня убеждал, что это хороший человек. И что судить и распинать его нельзя. Тот чудак говорил жарко и настойчиво. И во сне я ему поверил. Во сне же я по говорил с этим Езусом. И он меня убедил, что ею жертва не напрасна. Что я должен был выполнить эту миссию.

– Во сне? – недоверчиво переспросила Настя.

– Да. Во сне, – повторил старец. – И вот теперь проснувшись, я вижу вас. Вы в тех же самых странны к одеждах. Говорите почти, как он. И желаете мне доброго дня!

Нона, до этого державшаяся незаметно, подошла к старцу и прямо в упор спросила его:

– Его звали Булгаков?

Какой-то странный огонёк мелькнул в глазах старца. Что-то не совсем мирное показалось в этом мгновенном отблеске. Но старец взял себя в руки и также несколько по-простецки ответил:

– Да, точно! Так! Китайское имя такое.

– И о каком Иисусе он вам говорил? – снова жёстко спросила Нона.

– Да, смешно же! – ответил старец и улыбнулся, как всем показалось, одной только Насте. – Ваш товарищ утверждал, что его друзья поклоняются тому, кого они называют Езусом.

Нона подошла ещё ближе к старцу, в её глазах играл далеко не миролюбивый оркестр.

– Он был прав. Некоторые поклоняются ему, Иисусу. А что здесь такого удивительного? – враждебно поинтересовалась Нона.

– Да как можно поклоняться линии? – обескуражил всех старец.

Даже Нона сделала шаг назад. И её такой ответ поставил в тупик. Стало совсем непонятно: то ли старец говорит правду, которая неведома студентам, то ли он над ними откровенно издевается.

Однако Нона быстро опомнилась и взяла себя в руки:

– Какой линии?

– Той самой! От которой отмеряются расстояния до других городов! – всё ещё улыбаясь и едва сдерживаясь от накатывающего смеха, объяснил мужчина. – Она же не живая! И даже ничем не напоминает человека! Как можно превратить линию в объект поклонения? Или даже в бога?

Нона откровенно шла на конфликт. Этот старичок её вовсе не останавливал – девушка давно не оглядывалась на такие условности. Истина была дороже, и поведение, а в особенности слова этого клоуна, порядком израсходовали её ангельское терпение.

– Погодите, погодите! – встал между Ноной и старцем Антон, он стал догадываться, что перед ними возможно, сам Понтий Пилат: – Вы же сегодня будем судить его! Так?

– Кого «его»? – удивился Понтий.

– Езуса! – ответил Антон, у которого тоже стало иссякать терпение.

– Сегодня я буду вершить суд. Это верно! – жёстко ответил Понтий Пилат. – Но суд мой! И он касается спора: кто из двух храмовых служителей прав.

– В смысле? – удивился Антон.

– В самом обычном смысле! Служитель одною храма утверждает, что линию отсчёта нужно проводить через Джаруславль, – отчётливым голосом стал объяснять Понтий Пилат суть запланированного про цесса. – Его храм стоит на том, что и на севере есть такой же Джаруславль. Причём храмовники утверждают, что оба Джаруславля поставлены на одной линии Земли.

– Вы говорите про линию долготы? Восточном долготы? Вы говорите про город… Ярославль? – за сыпал судью вопросами студент, первым догадавшийся о чём, собственно, говорит Понтий Пилат.

– Да! Об этой самой линии! Об этом самом Джаруславле! уверенно согласился судья.

– А если это действительно так? Если на самом деле Ярославль и ваш Джаруславль расположены на одной и той же линии восточной долготы, что тогда? – удивился Антон.

– Если бы это оказалось так, – внимательно посмотрел Понтий Пилат на Антона, – то я, нисколько не сомневаясь, сразу же решил бы этот спор в пользу того храмовника.

– Так в чём же дело? Вот мы перед вами! Мы – здесь! Вот компьютер с системой навигации! Мы подтверждаем, что всё действительно так! – и Антон открыл карту в поисковике и наглядно продемонстрировал судье расположение городов.

Лишь на какую-то долю секунды у юноши мелькнул и сознании какой-то дурацкий вопрос: почему работает Интернет? Но Понтий Пилат не дал ему зацепиться за логический аппарат Антона и жёстко оборвал:

– Нет! Не действительно! Дело в том, что есть служитель другого храма. Он утверждает, что первый служитель ошибается в своих расчётах примерно на 250 километров.

– И что от этого меняется? – удивился кто-то из студентов.

– Меняется всё. Я поставлен здесь, чтобы блюсти точность измерений! Поэтому если второй служитель прав, то в таком случае я должен отказать первому. А после этого специальным решением установить линию отсчёта в 250 километрах восточнее. То есть в Ясрибе, или Медине, как некоторые называют этот город, – разъяснил Понтий. – В Ясрибе тоже есть здание точно такого же храма. И местные служители тоже посчитали, что их город стоит напротив русского Ярославля.

Студенты слушали Понтия Пилата, в совершенном отключке раскрыв рты. Нона сумрачно молчала и только в упор смотрела на Понтия Пилата. В её глазах уже не было той агрессии и враждебности. Но и доверия её взгляд не излучал.

Антон почувствовал себя растерянным. Ему срочно требовалась помощь. Моральная помощь. Ом взглянул на Нону, намериваясь чуть-чуть опереться мм неё, но девушка сверкнула на него несогласным взглядом. Тогда Антон вспомнил о Насте. Он оглянулся поискав её глазами. Но девушки нигде не было.

Пришлось надеяться только на себя. Антон взял себя в руки, собрал всю волю в кулак, проделал и вес остальные действия, предписываемые поговорками и пословицами, и после этого уже гораздо более уверенно спросил:

– Так ваш спор касается географии? Землемерия?

– А чего ещё может «касаться» Верховный Суд? удивился Пилат, внимательно наблюдавший за внутренней борьбой Антона. – С меня народ требует, что бы я людям правильно пастбища разметил да пашни размежевал. И больше ничего их так не интересую как пределы собственной земли.

– А как же всё-таки Исус?.. – по-прежнему всё спи не понимая ситуацию, спросил один из студентов.

– Да, кто это? – наиграно разозлился Понтий Пилат.

– У нас некоторые верят, что Исус – это мужчин. i которого вы сегодня распяли на кресте, – терпеливо пояснил непонятливый студент.

– Поясните, когда и кого я распял? – подозрительно всматриваясь в говорившего, поинтересовался Понтий Пилат. – И объясните на каком кресте?

– Судя по всему, – продолжил объяснять непонятливый студент, – вы распяли сегодня человека по имени Иисус. Распяли на кресте, который установлен на Голгофе.

– Чушь какая-то! – удивился Понтий и громко рассмеялся. – Это туземцы молятся «своим» истуканам, которые в виде змеи установлены на высоком столбе или камне. Но мы-то знаем, что это наши пограничные столбы. Пусть туземцы молятся, а мы не можем за туземцами идти!

– Но…. – хотел продолжить студент.

– Ещё раз повторяю: моя миссия – разделять землю так, чтобы и люди были довольны, и географическая точность была соблюдена, – закончил спор Понтий Пилат.

Повисла тишина. Мозаичный пол на миг ожил и повернулся на один знак зодиака. Под напором случившегося такой поворот уже не вызвал никакого удивления. Каждый воспринял это как само собой разумеющееся.

– Тогда Ясриб, – ответил Антон, пожав плечами: ом всё-таки ещё раз внимательно посмотрел в своём компьютере координаты Ярославля и Ясриба, – он точно напротив Ярославля. Посмотрите сами!

Антон протянул компьютер Понтию Пилату. Тот взял и с сожалением произнёс:

– Последний раз такой кристалл я видел в том самом Ярославле, лет так тридцать тому назад. Даже не знаю, цел ли он ещё и работает ли.

Студенты в сильнейшем удивлении переглянулись. Неужели Понтий Пилат действительно уже встречался с компьютером? Такого не могло быть! Если только не путешествия во времени… Которые невозможны…

– Значит, вторые правы… – медленно произнес Пилат, обдумывая предстоящие последствия. – Но я не могу уже ничего изменить. Я уже назначил церемонию закладки краеугольного камня. Вон на той гор» под названием Крайняя Точка уже определено мест»' где будет посажено символическое дерево.

– Как, вы сказали, называется гора? – переспроси» Антон.

– Крайняя Точка, – ответил Пилат и пояснил: По-туземному – Голгофа. Как раз та гора, где, как им говорите, уже стоит крест… На котором я кого-то сегодня распну.

– А дерево зачем? – удивился Антон.

– Принято так. Закон такой. На том месте, где при ходит установленная линия раздела, надо высаживать дерево, – произнёс дракон, появившийся неожиданно и неизвестно откуда.

Дракон по-свойски подошёл к судейскому креслу Понтия Пилата и добавил:

– Иногда ставят большой камень. Иногда обелиск У нас здесь мало деревьев, поэтому Понтий решил ми садить дерево. Я должна проследить за этим.

– Привет, Азия! – прошептал Антон, узнав драконшу, а она заговорчески кивнула ему в ответ.

Сердце юноши заколотилось о не слишком просторные рёбра. Он даже никогда бы и не подумал, окажется вот так несказанно рад появлению какого-то дракона. Но встреча…

– Так вот откуда возник символизм! – почти крик пул один из студентов. – Крест на Голгофе – это Мировое дерево. Оно символизирует начало координат.

Змей на дереве – это линия долготы. А сама Голгофа – это заповедное место для оформления всего географического комплекса.

– Так. молодые люди, – сразу же засобирался Понтий Пилат, – мне пора готовиться к заседанию. Спасибо, что помогли в решении вопроса.

– И вы нам помогите, – ответил ему Антон.

Он напомнил всем, что они здесь находятся не просто так, не в целях экскурсии, а по заданию:

– Помогите понять какое имя нам нужно узнать?

– Имя? – переспросили студенты.

– Имя? – переспросил Понтий Пилат и всёрьёз задумался.

Было видно, что вопрос поставил его в тупик. Он обещал студентам помощь, но эту помощь оказать не мог. Это было неприятно – не смочь исполнить своего обещания! Такая немощь могла отразиться отрицательно на его статусе. Судьям не дозволено проявлять такую немощь.

– Может, линия? – предположил один.

– Нет. Такого имени я что-то не помню, – ответил озадаченный Понтий Пилат. – Может, Яхве, Ягве? У туземцев есть такой идол. Они называют его богом.

– Иегова, – поправил его Антон.

– А, может, Яга? Баба Яга? – голос Ноны прозвучал неожиданно, но очень отчётливо и внятно.

– Это я! – сразу же призналась драконша Ася. – И Гиперборее меня называют Ягой. А здесь милые туземцы статуйки ставят. Пускай, если им этого хочется.

Как только драконша закончила свою фразу, студенты очутились в своей аудитории, на своих местах. 11 кто-то даже успел топнуть, чтобы отряхнуть прилипший к обуви песок.

– Итак, – как ни в чём не бывало спросил профессор Вейзель. – Кто мне назовёт имя бога, которой» Понтий Пилат распял на кресте, поставленном на гор» под названием Голгофа?

Опыт препарирования мозга Бога

На белой хирургической кушетке, словно какой-то приготовленный к операции пациент, лежал распластанный и подключённый ко всем возможным аппаратам обнажённый мозг неизвестного происхождении Вокруг него копошились какие-то существа, отдалён но похожие на инопланетян. Они были в белых халатах и масках, а на руках виднелись перчатки.

Только по их глазам внимательный следователь мог бы узнать в этих врачах – безусловных светила к современной науки – всё тех же самых студентов, странные опыты над которыми всё ещё продолжались.

Мозг был открыт, и к нему тянулись разноцветны» провода. Светила науки, сверкая недюжинным умом всерьёз пытались измерить разум и интеллект этого мот га с помощью обычного электромагнетизма. Они были уверены, что им будет достаточно таких инструментом ведь исследует всего лишь интеллект, и не более.

В самом начале этого эпохального заседания даже произошёл небольшой инцидент. Один из наиболее выдающихся докторов, настроенный скептически предложил измерить интеллект и разум обычном школьной линейкой. В ней тоже имелись деления и поверх них были проставлены цифры.

Коллеги его, конечно, «освистали». Ведь осциллограф внушал большее доверие, чем школьная линейка. Его экран, по крайне мере, был круглым! Хотя многие согласились, что в первом приближении разум хорошо исследуется и линейкой тоже – но не обычной, конечно же, а логарифмической.

Однако эксперимент был уникальным не по причине передовой техники измерений. Уникальность заключалась в том, что мозг, который намеривались исследовать врачи, был непростым. Тот, кто принёс его в лабораторию, утверждал, что это мозг Бога.

Исследователи, чтобы проверить это заявление, сличили подопытный мозг с другими доступными образцами и пришли к обоснованному заключению, что, но крайне мере, этот мозг был взят из головы покойника, который, как две капли воды, был похож на изображение Бога с христианских икон.

Как известно, основной научный принцип состоит и том, чтобы эксперимент был повторяем, и при каждом очередном повторении учёные получали тот же самый результат. Поэтому, чтобы убедиться в правильно проведённой идентификации исследуемого мозга, коллеги собственноочно сравнили фотографию покойника (бывшего хозяина вынутого мозга) и бога, изображённого у него же на нагрудной иконке.

– Совпадение полное! – уверенно констатировал один из докторов.

– Это один и тот же человек! – столь же уверенно подтвердил другой.

– Не человек! Это – сам Бог! – развил мысль коллег третий.

В прежние времена учёные не имели в своём распоряжении действенных научных методов, позволяющих. им исследовать не только физическую или химическую сторону бытия, но и религиозную. Но теперь такой метод и соответствующие инструменты появились. А поскольку эти светила науки в своё время про слушали курс теологии на «отлично», то сомнении и том, что перед ними находится именно Бог, никаких не оставалось.

Надо, конечно же, отметить, что далеко не во врачи и доктора разделяли такой распространён пи и способ идентификации личности. Однако открывай, дискуссии по этому поводу никто из них не стремила! И, конечно же, это потому, что, в первую очередь, им было интересно само исследование, а не споры о методе, никак не затрагивающие самой сути этого интереснейшего эксперимента.

Перед началом своего эпохального исследовании доктора переглянулись, как бы напутствуя друг друга, одновременно ища друг у друга поддержки, и принялись исследовать уникальный мозг, достоверно определённый, как мозг Бога.

– Если Бог не является организмом, может ли ом быть разумен? – тем временем, не очень впопад, произнёс скептик, который раньше предлагал для исследований линейку.

– В Организмике существует закономерность, называемая «Рыбка Организмики», которая устанавливает: разумным может быть лишь живой организм То есть, если Бог – не организм, то о разумности в m ношении него речь идти не может? – ответил ему доктор, не разделявший концепцию теологически построенных исследователей.

По определению, Бог – коллективная матрица полной совокупности организмов всех уровней, – in помнил его коллега и деловито коснулся пальцем одного из проводов. – Среди этой совокупности встречаются как неживые (части живых организмов), так и живые организмы. Последние – разумны.

После этого врач убрал свой палец от провода, глубоко задумавшись над полученными от контакта ощущениями.

– Что же получается: если Бог не разумен в целом, го не существует совокупной разумности совокупных организмов?

Эксперимент продолжался, и в этот момент один из теологически подкованных докторов, не слушавших этого разговора, с серьёзным видом отцепил провод от одной доли мозга и прицепил его к другой. Его коллеги упёрлись взорами в экран осциллографа и принялись синхронно следить за гулявшей там синусоидой. Луч прибора описывал её, не сбиваясь абсолютно нигде: синусоида оставалась по-прежнему синусоидальной.

Такое поведение луча предполагало весьма важные научные выводы. Во-первых…

– Дискретно разумен, – ответил в этот момент на предыдущий вопрос один из участников предыдущего разговора. Он не питал особой теплоты чувств к теологии.

– Но разумность, точнее, дискретная разумность составляющих эту совокупность организмов, она-то ведь существует?

– Дискретная разумность каждого отдельно взятого живого организма, конечно же, остаётся!

– Следовательно, эта самая дискретная разумность и является Разумностью Бога?

В этот момент теологически настроенные доктора оторвали свои пытливые взоры от синусоиды, все ещё ползающей на экране дисплея осциллографа, и, обильно посовещавшись, решили вернуть ранее перс несённый провод на его прежнее место. Проделав tin ответственную операцию, они продолжили наблюдать за уже другой, но абсолютно такой же синусоидой.

– Интересно отметить следующее. Для того чтобы Бога наделить дискретной разумностью, те живые организмы, которые производят эту дискретную разумность должны каким-либо образом воздействовать на «органы чувств Бога». Этим они будут давать знать Богу о своей разумности и о степени её величины, – продолжили разговор нетеологически настроенные доктора.

– Вопрос существования органов чувств у Бога? задумался коллега и сам же ответил: – Это вопрос контроля.

– Может ли Бог контролировать внешнее своё окружение?

– Отвез отрицательный, – уверенно ответил собеседник и объяснил? – Поскольку, по определению, Беи – коллективная матрица полной совокупности организмов всех уровней.

– Следовательно, те внешние раздражители, что намереваются считаться внешними, по определению являются частью Бога – то есть, они находятся внутри него.

С выражением лица, полного исследовательски досады, теологический доктор снова отключил тот же самый провод от одной доли мозга и снова присоединил его к другой. Его подкованные коллеги теперь были абсолютно уверены, что именно такое подключение являлась самым правильным.

Проведя такую перенастройку оборудования, они снова вперились в экран осциллографа и с новой порцией энтузиазма принялись следить за всё ещё той же самой, но теперь уже кардинально иной синусоидой.

– Внутренний контроль может осуществляться полной разумностью. Однако разумность пока находится в стадии вопроса, – продолжили своё общение нетеологические доктора.

– Хорошо! Но, углубляясь в части, мы всё-таки обнаружим части? Такие, которые подвергаются контролю свыше. Пока – не самого Бога!

– Или тот же вопрос, перефразированный несколько иначе: если проследить контролируемость вверх по организмической цепи, – можем ли мы прийти к тому, что итоговым контролёром выступит Бог, разумность которого в стадии вопроса?

– Поиски ответа на эти вопросы сложны. Но вот один из них. Не имея внешних органов контроля, Бог, следовательно, не имеет органов чувств, настроенных на внешние раздражители.

– И, следовательно, Бог не чувствует внешнего?

– Да. И это, с другой стороны, подтверждается и гем, что из определения следует: внешнего по отношению к Богу не существует. То есть Богу не нужны внешние органы чувств, потому что внешнего попросту не существует.

Доктора, которые всё это время ответственно следили за синусоидой, снова решили изменить ход эксперимента. Они ввели новую струю: заменили провод с красной «рубашкой» проводом с синей «рубашкой» в вдобавок к этому концы последнего поменяли местами. И после этого снова уставились в экран осциллографа.

А там возникла прежняя синусоида, не обнаруживающая никаких различий с предыдущими своими же вариантами. Однако один из докторов стал утверждать, что она изменилась. Причём изменилась абсолютно!

Только чудом можно было объяснить то, что это знаменательное событие не прошло незамеченным Доктора поздравили друг друга, посовещались и решили, что такое важное изменение необходимо записать в журнал хода эксперимента.

После этого исследователи решили развить свой успех и поменяли синий провод на чёрный. Затем снова стали наблюдать, конечно же, за изменившейся синусоидой.

– Но если Бог дискретно-разумен, может ли он сам быть заинтересованным в росте разумности каждом своей дискретной части?

– Я отвечу вам, коллега, вопросом на вопрос: возможно ли, что заинтересованный в росте своей разумности конкретный дискретный участок «работает» из повышение дискретной разумности Бога?

– Согласен, вопросов больше, чем ответов. Вт ещё один: если каждый дискретный участок заинтересован в развитии своей разумности, то каким образом влияет это увеличение на интегральную разумное и. дискретных разумностей?

Таким образом, спорщики углубились в какую-то тёмную область бытия, где существовали одни лини вопросы. Тем более что все эти вопросы были и сами по себе полностью непонятными и не допускали ни этой причине формирования хотя бы какого-то отвез. i Пусть даже неправильного. Человек, не понявший, и чём его спросили, ничего нс мог ответить.

А у теологически подкованных исследователей тем временем наметился очередной прорыв. Один из докторов-теологов не выдержал научного напряжения и легонько ударил по осциллографу. Синусоида в ответ обижено дёрнулась, а другие доктора стали восторженно и воодушевлённо смотреть друг на друга, явно предвкушая скорое великое открытие.

– Принято считать, – произнёс нетеологически настроенный доктор, нейтрально взирая на процесс научного избиения осциллографа. – что человек – единственное в мире существо, наделённое разумом, и Бог сверхсильно заинтересован в духовном росте человека.

– За этим интересно понаблюдать, – поддержал его коллега, явно намекая на команду теологов, пытающихся в лучших традициях средневековой Инквизиции путём пыток и избиений добиться от не слишком откровенного осциллографа необходимых им показаний.

– Бога интересует в человеке душа, подобная некоему выращиваемому организму, посеянному в телесную оболочку человека, – присоединился к их разговору один из докторов-теологов. – Процесс роста души проходит несколько стадий и сменяет несколько телесных оболочек. Именно душа является объектом наказания, если Бог пожелает таковое к человеку применить. Именно душа является объектом поощрения со стороны Бога.