Текст книги "Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц)

Анатолий Степанов
ДЕРЕВЯННЫЙ САМОВАР
Детективные романы и повести

Чума на ваши домы
_{Повесть}

Прошел – редкость на переломе этого лета – теплый дождь. Прошел и тотчас усох, высох и испарился, чуть помыв московскую пыльную зелень.

Случайно образовавшийся выходной. Свободный день, свободный день! От чего свободный? Не свободный – незанятой, незаполненный, пустой.

В симпатичной молочной напротив стоячего жизнеутверждающего Гоголя, выдержав ликующую по случаю обнаружения нежданного дефицита очередь, урвать полкило эдамского сыра.

Удовлетворенно, а от этого и не спеша, пройтись по влажному разновысокому бульвару мимо доминошников у Дома шахматиста, мимо собачек, бабушек и бездельных парочек к метро «Кропоткинская» для того, чтобы радостно пристроиться в хвост следующей очереди – к табачному киоску, где выбросили иракские сигареты, которые грамотные называли «Зумер», а образованные – «Шумер».

Не столько правдами, сколько неправдами два блока удалось приобрести. Теперь поинтересоваться средствами массовой информации не грех. Интеллектуально, так сказать, развеяться. Благо стенды с газетками рядом с табачным киоском.

«Я иду на XXVIII съезд с чувством оптимизма. Сейчас коммунистам нужны выдержка, спокойствие и вдохновение».

И. Полозков. «Правда», июль 1990 г.

«Совместно с врагами выяви всех „дебилов“, кому нельзя доверять оружие, руль, рычаги».

Генерал А. Макашов. Методическое пособие «Наука побеждать – в мирное время боевой учебы войск».

Много их теперь, таких раутов. То ли утверждали нечто совместное, то ли в международном масштабе боролись за что-то на неправительственном уровне.

После трудов праведных отдыхали, на а ля фуршете конструктивно общаясь: разгуливали по залу, держа тарелки в руках с закусью и рюмки с дефицитными напитками, переговаривались на подходящих языках, смеялись, удивлялись, восхищались. Товарищи и гражданки. Дамы и господа.

Очень красивая дама отошла от пестрого журналиста, ослепительно и извинительно улыбаясь заговорившему с ней фирмачу, освободилась у столика для отходов от тарелки и бокала и двинулась по залу в поисках кого-то. Нет, все-таки не дама – гражданка, ибо взглядом найдя искомого, завопила чисто по-московски:

– Валентин!

Сорокалетний начальник новой формации – отлично одетый, ловкий, раскрепощенный – стоял в солидном кружке. Услышав крик, он повертел башкой и, увидев возвопившую, счастливо улыбнулся, подошел, спросил ласково:

– Что, родная моя?

– Ну, конечно, забыл. – Она обиженно капризничала. – Я же на даче должна быть: может, Машка заскочит. Я еду.

– А если попозже, Катерина, а? Вместе, а? У меня еще дел на часок.

– Нет уж, я поехала. Машину забираю, а ты – как хочешь. – Катерина обиделась окончательно. – Дела, видите ли, у него!

– Не сердись, ласточка, – попросил он и насильно поцеловал ей руку. Руку она вырвала и ушла.

Конечно же, действо сие происходило в «Континентале». Светло было: сумерки только-только должны начаться. Катерина отыскала на стоянке свой «Мерседес» и отправилась в путь. По набережной через мост мимо «Украины» на Кутузовский проспект.

За Окружной стало хорошо: зелено и машин мало. Включила музычку для женских комплексов (из Патриции Каас), дала успокаивающие километры на спидометре, и вот он – поворот к престижному дачному поселку.

Приличная дорога, но узкая. Катерина сбросила скорость. Кущи за кюветами, райские кущи. Она выключила Каас и стала слушать, что там, на воле. При мерседесовском моторе это было возможно. Расслабка.

Дорога вильнула, и объявилась живая картинка, весьма неприятная на вид. Стоял у обочины милицейский мотоцикл, а в кювете, как играющий котенок, валялся вверх лапами «жигуленок». Такая была декорация. По мере приближения обнаруживались действующие лица: милиционер с жезлом, суетливый гражданин в штатском и совершенно несуетливый гражданин, который лежал.

Увидев «Мерседес», милиционер неначальственно – просительно скорее – поднял жезл.

Иномарка пружинисто-мягко остановилась рядом с милиционером, и тот, вежливо приложив ладонь к козырьку фуражки, склонился к Катерине в открытом окошке, улыбнулся и сообщил:

– Несчастный случай у нас.

– Могли бы и не сообщать. Вижу, – сказала Катерина и, открыв дверцу, ступила на асфальт. – Я-то чем могу помочь?

Лежавший на травке сильно окровавленный гражданин натужно и со свистом дышал, не открывая глаз.

– В больницу бы его поскорее, – поразмышлял, помахивая жезлом, милиционер. – Концы отдать может. А «скорую» ждать и ждать…

– Это чтобы я его в больницу отвезла? – сообразила догадливая Катерина.

– Вы не беспокойтесь! – успокоил ее появившийся неизвестно откуда еще один милиционер. – Мы в салоне плащпалатку постелим, чтоб не испачкать…

– Я не беспокоюсь, – заверила Катерина и разрешила: – Грузите.

Она взяла с сиденья сумочку, отошла в сторону и, достав сигареты и зажигалку, закурила.

Грузили раненого штатский и второй милиционер. Раненый глухо и жалобно стонал. Уложили, наконец. Катерина злобно отшвырнула недокуренную сигарету, спросила:

– Все?

– Поехали, – согласился с ней милиционер с жезлом.

Катерина открыла дверцу и уселась на свое место.

Милиционер опять склонился над ее оконцем:

– Разрешите мне за руль? – и поспешно объяснил свое желание: – Я здесь проселками проскочу, чтобы быстрее.

– Пожалуйста, – Катерина сдвинулась вправо, а милиционер с жезлом, устроившись за рулем, дал последние указания остававшимся:

– Дождитесь буксировку, оттащите «жигуленок» к посту ГАИ и ждите меня там. Я через часок буду.

Раненый постанывал сзади. Милиционер осторожно тронул машину с места, набрал скорость и, прислушиваясь к почти неслышимой работе мотора, оценил автомобиль:

– А хороша тачка!

– «Мерседес», – согласилась Катерина.

«Мерседес» мчался хорошо асфальтированными проселками. Мелькали заборы дач, березовые рощи, аккуратные автобусные остановки. Ворвались в темный еловый бор.

– Куда мы все-таки едем? – спросила Катерина.

– В Москву, – сказали за спиной, Катерина глянула в салонное зеркальце. Окровавленный гражданин не лежал – сидел, вальяжно разметав руки по спинке сиденья, и улыбался. Красивый парень, хоть и окровавленный. Катерина на несколько мгновений прикрыла глаза и сразу же открыла. Демонстративно огорчилась вслух:

– Вот-те хрен! А я, Красная шапочка, к бабушке собралась!

Неслабая была дамочка. Раненый заржал, а милиционер, ухмыльнувшись, взял из рук несопротивляющейся Катерины сумочку и кинул на заднее сиденье:

– Посмотри: там?

Раненый раскрыл сумочку, вытащил сложенный пополам конверт из-под фотобумаги, раскрыл его, глянул внутрь, а затем вытряс содержимое на сиденье. На плащ-палатке лежали магнитофонная кассета, фотонегативы и цветные снимки.

– Туточки, – удовлетворительно отметил раненый.

Стемнело основательно. «Мерседес», включа фары, летел сквозь лес.

– А хороша тачка! – повторил милиционеровы слова раненый.

– Что вы со мной сделаете? – задала, наконец, главный вопрос Катерина.

– А ничего, – ответил раненый. – Отвезем в Москву, посадим в надежную клетку и подержим вас там недолго. До тех пор, пока ваш муженек кое-что для нас сделает.

– Придержи язык, Артем, – посоветовал милиционер и добавил: – Пора ей браслеты надеть: на трассу выезжаем.

Вышли из машины, косолапо стоявшей на обочине. Темный лес, разорванный дорогой, еле освещался серой полосой неба над разрывом. Шуршал в хвое легкий ветер, почти неощутимым шелестом обнаруживала себя в ночи насекомая живность. Артем защелкнул наручники на Катерининых запястьях, вздохнул глубоко и заметил, что:

– Хорошо-то как, Господи!

Катерина проснулась в тяжкой тьме. Пошарила правой рукой в поисках предполагаемого столика, видимо, нашла, потому что услышала, как падали с мягким стуком на пол неопознанные предметы. Нащупала пипку ночника и включила свет.

Ну и спальня! Ампир, чистый ампир! Белые шелковые стены, белая пятиспальная кровать, белые шкафы по белым стенам, белого бархата шторы на окнах, в белой оправе зеркало на весь потолок.

И все с золотом. В чем была – а ни в чем не была: спала голой – Катерина прошла к окну и рванула плотно задернутую занавеску. За занавеской обнаружилось заложенное кирпичом окно. Катерина возвратила штору на место и осмотрелась. На одном пуфике в беспорядке валялась ее фирменная одежонка, а на другом тщательно сложенный ярко-оранжевый, как форма голландских футболистов, банный халат. Надевая халат, она продекламировала, бодря себя:

– И снится чудный сон Татьяне…

Перепоясалась туго, будто забинтовалась, вздохнула, направилась к единственной двери и распахнула ее.

В роскошной гостиной у журнального столика в раскидистом кресле раскидисто сидел хорошо одетый мужчина средних лет.

– Привет, – сказал Катерина. – Туалетная комната должна при спальне быть.

– Привет… Кэт, – через паузу, чтобы отчетливо срифмовать, поздоровался мужчина и объяснил: – Никак по планировке не получалось.

– Где? – спросила она. Он кивнул на дальнюю дверь. Катерина вернулась в спальню, забрала свои шмотки и прошла в ванную.

Посмотрелась в зеркало, скорчила себе рожу – одну, другую, третью – провела ладонями по лицу, разглаживая только ей видимые морщины, и сбросила халат.

…Она явилась в гостиную стремительно, на ходу спросив обо всем:

– Ну?

– Свежа и прелестна, как майская роза, – отметил мужчина, добавив, правда, справедливости ради: – Несмотря на года.

Она никак не отреагировала ни на комплимент, на на скрытое хамство, уселась в кресло напротив, закинула – исключительно по привычке – ногу на ногу и повторила всеобъемлющий вопрос:

– Ну?

– Выпить хочешь? – вопросом предложил мужчина.

– По утрам не пью.

– Откуда знаешь, что сейчас утро?

– По себе.

– Ну, а я… – и, не окончив фразы, мужчина, сложив язык валиком, оглушительно свистнул. В гостиной тотчас возник бывший раненый. Без ссадин и шрамов. Просто тридцатилетний плейбой. – Артем, распорядись, будь добр, выпить чего-нибудь. Джину с тоником, что ли…

– Не по адресу, Александр. Для этого у тебя холуй, – тихо сказал Александр.

– Ну, а ты, не в службу, а в дружбу, сказать ему можешь? – попросил Александр.

– Не в службу, а в дружбу – могу, – ответил Артем и вышел.

– Петушок, – высказалась про Артема Катерина.

Холуй (и по виду холуй) вкатил стеклянный столик на колесиках и удалился. Александр плеснул в стакан джина, разбавил тоником.

– Ну? – в третий раз повторила Катерина. Александр хлебнул слегка и ответил:

– Не дурочка, чай. Ты же, увидев меня, там, в ванной, все просчитала. О чем мне тебе рассказывать?

– Тогда зачем сейчас приперся сюда?

– Сказать тебе, что все в порядке. Валентину, чтобы он не очень сильно переживал, я еще вчера позвонил. Да и посмотреть на тебя хотелось. Лет пять, наверное, не виделись, а? Время, как выяснилось, тебе только на пользу, Кэт.

– Бог ты мой, пять лет прошло, а ты все такой же!

– А зачем мне меняться?

– Такой же показушник, такой же дешевый актеришка. Взрослеть надо, Сандро!

Александр захохотал, отхохотавшись, допил что в стакане и поднялся. И хохотал фальшиво, и допивал без удовольствия. Но бодрился:

– Не скучай, крошка. Выпить, закусить, музыку послушать, видак посмотреть – здесь все есть.

…Черт-те что, в другом доме, что ли? Александр спускался по взъерошенной, как после землетрясения, лестнице без перил.

Вышел в нежилой перекопанный двор, отодвинул тайную доску и оказался во дворе жилом. Через арку проник в переулок, там огляделся. Переулок был словно после бомбежки: в ямах, в кучах земли, с домами без стекол. Старомосковский переулок, как старомосковский переулок, годами ждущий капитального ремонта. Александр кинул взор и на дом, из которого вышел. Взор на свой дом. Небольшой, крепенький, с фундаментально заложенными кирпичом окнами. Александр уселся в черную «Волгу» и поехал.

Солидный офис всепозволяющего государственного размаха. Александр шагал по надраенному коридорному паркету, на ходу изучая дверные таблички с именами. Искомая дверь обнаружилась в обширной нише, которая полагалась большим начальникам. Не на табличке даже, прямо-таки на вывеске, золотом по черному было выведено: «Каленов В. Ф.».

Секретарша, подняв голову, улыбнулась вопросительно.

– Моя фамилия Старов. Я договаривался о приеме.

– Да, да… – подтвердила секретарша, оторвалась от компьютера и кинулась в кабинет – докладывать. Тотчас вернулась: – Валентин Феликсович ждет вас.

Валентин Феликсович ждал, сидя за большим письменным столом. Ждал, но на встречу не поднялся. Александр молча пересек кабинет и уселся за перпендикулярный к письменному стол для заседаний. На ближайший к Валентину Феликсовичу стул. Поздоровался приветливо:

– Здравствуйте, Валентин Феликсович.

Валентин молчал, разглядывая Александра. Помолчав, произнес:

– Так вот ты какой, Сандро.

– Обращайтесь ко мне на Вы, Валентин Феликсович. И по имени-отчеству: Александр Георгиевич. Так будет полезней для вас.

– А для вас?

– А для меня удобней.

– Ну, раз удобней, что ж… Излагайте, Александр Георгиевич.

Александр положил изящную папочку, с которой пришел, на стол перед собой, начал было ее расстегивать, но задержался, чтобы сообщить:

– Устал я, Валентин Феликсович. Очень устал. На покой пора.

– Ну что вы, Александр Георгиевич, вы еще так молоды… – не было в голосе Валентина издевки. Лишь непонятная, малозаметная и легко корябающая интонация. Интонация, не более. Александр поднял от папочки глаза, посмотрел на Валентина. Тот ответил чистым взглядом. Александр вздохнул, пожурчал застежкой-молнией, извлек из папочки пакет, а из пакета – две фотографии. Протянул их Валентину.

…Валентин в явно несоветском гостиничном номере вполне недвусмысленно развлекается с голой дамочкой. Естественно, тоже голый…

…Валентин и некий господин за столиком уличного капиталистического кафе. Малозаметно, но вполне различимо, Валентин передает господину некий пакет…

– Откуда?

Александр откинулся на стуле, вытянул ноги, чтобы удобнее было рассказывать.

– Когда Кэт решила, что вы будете ее мужем, вы, естественно, не знали об этом. Зато она знала. И решила сделать этот брак крепким. Создать, так сказать, стабильную советскую семью. К сожалению, у нас не существует брачный контракт, и поэтому Кэт позволила себе несколько своеобразно застраховаться. Есть тут один корреспондентик одной из иностранных держав, Джерри, который за определенную мзду может исполнить все, что надо. Он исполнил, Кэт компромат получила, а мы этот компромат у нее отобрали.

– Сколько она ему заплатила?

– Десять тысяч зелененькими.

– Солидно, – Валентин оторвал взгляд от столешницы. – А не зря? Картиночки-то теперь недостаточны. Конечно, могут быть неприятности, но… преодолимо.

– Одна картиночка озвучена, Валентин Феликсович. Естественно, не та, где вы совокупляетесь. Звуковое оформление подобных сцен стандартно: охи, вздохи, кряхтенье, стоны… Значительно занимательней диалог в уличном кафе, – Александр прижал локоть к левому своему боку, и вдруг неизвестно откуда полился бойкий английский диалог.

– Вы что – чревовещатель? – осторожно и до идиотизма серьезно осведомился Валентин. Но попал в точку: впечатление было такое, будто двое англичан мило беседовали в брюхе Александра, который, перебивая собеседников-иностранцев, мягко сообщил на приличном русском языке:

– Нет, не чревовещатель. И даже не имитатор. Голосок свой узнаете? – И, не дождавшись Валентинова подтверждения, продолжил: – В этом разговоре вы сообщаете заинтересованному фирмачу абсолютно секретную верхнюю цену советской стороны на товары их фирмы…

– Не надо мне меня переводить, – прервал его Валентин. – Так что же вы от меня хотите, любезный Александр Георгиевич?

– Немногого, Валентин Феликсович. Как уже отмечалось мной, я очень устал…

– О деле, – жестко предложил Валентин.

– О деле, так о деле, – согласился Александр и с идиотическим упрямством продолжил: – В связи с моей бесконечной усталостью я решил отойти от дел и удалиться на покой. На виллу на Лазурном берегу. Но для начала эту виллу надо приобрести. Деньги есть, загвоздка в другом. Загвоздка в том, чтобы переправить эти деньги за бугор, поближе к Лазурному берегу. Рисковать с дипломатами не хочется. Да и двадцать процентов – грабеж с их стороны. А вы, как мне известно, выполняя деликатные поручения ответственных наших ведомств, пересекаете границу без досмотра.

– Сумма?

– Полтора миллиона, – легко назвал сумму Александр. Валентин тихонько присвистнул, но собеседник успокоил его: – Крупными купюрами. Маленький такой чемоданчик. И камушки кой-какие, россыпью. Вы арендуете сейф в банке на мое имя и кладете в него чемоданчик. Документы и ключ привозите мне. Вот и все.

– Простенько, но со вкусом, – отметил Валентин.

– Да, ваш куртаж – десять тысяч.

– Только возмещаете Катины убытки?

Александр сочувственно посмеялся и как бы извинился:

– В голову не пришло. Пусть будет пятнадцать.

Валентин встал из-за стола, отошел к окну и, глядя вниз на мелкую московскую суету, начал:

– Условие первое…

– Давайте без условий, Валентин Феликсович, – перебил его Александр. – Без условий удобнее. Вы – мне, я – вам, и разбежались с миром…

– Условие первое, – не оборачиваясь, заново начал свою речь Валентин. – Полная гарантия, что компромат отдается мне полностью.

– Фирма гарантирует, – заверил Александр.

– А корреспондентик? Джерри гарантирует?

– Думаете, у него что-нибудь осталось? Вряд ли. Он у меня на крючке.

– Это у вас.

– Я вам передам удочку. С крючком.

Валентин все поглядывал в окно, интересно ему было, что там внизу.

– Условие второе. Перед отъездом я должен повидать Катерину.

– Да в порядке она, в порядке!

– Я хочу видеть Катерину, – монотонно повторил Валентин и, наконец, отошел от окна. – Кстати, зачем ее под замком держать? Материалы-то уже у вас.

– Вы недооцениваете свою жену, Валентин Феликсович. При ее дьявольской изобретательности и энергии она на воле может за время вашего отсутствия доставить мне массу неприятностей…

Александр не договорил – сразу же после нервного стука в кабинет ворвалась секретарша:

– Валентин Феликсович, фирмачи уже идут к нам! – и стремительно исчезла.

– Так как же, дорогой мой Сандро? – напомнил Валентин.

– Будет тебе свиданка, Валентин, – успокоил его Александр.

Вдвоем они вышли в приемную, которую уже заполнила толпа румяных иностранцев. Александр сквозь заграничную хевру продрался к дверям и из коридора подтвердил договоренность:

– Завтра с утра я вам звоню, Валентин Феликсович.

Милиционер с жезлом, ныне не милиционер с жезлом, а по виду преуспевающий клерк из СП (не из Союза писателей – несовместного предприятия) ждал у черной «Волги», уверенно рассматривая проходящих мимо молодых дамочек. Александр ждал.

Тот вышел из громадного офиса, кивнул, здороваясь, открыл «Волгу». Уселись.

– Порядок? – спросил экс-милиционер.

– Почти, – ответил Александр и повернул ключ. Мотор зарычал.

– Нет, не «Мерседес», – констатировал клерк-милиционер. – А в чем заковыка?

– Требует свиданки с Катькой.

– Так это на раз-два-три?

– Берлогу свою не хочу показывать, Глеб. Он хоть и на поводке у нас, но – посмотрел я на него – сильная зверюга, – Александр замолк ненадолго, выводил машину в ряд, и продолжил, катя по Садовому: – Ты, будь добр, организуй за городом какую-нибудь дачку на отшибе.

– Когда надо?

– Завтра. А лучше к сегодняшней ночи, чтоб Катьку без скандала ночью перевезти.

Катила черная «Волга» в адском потоке отравленного выхлопами Садового кольца.

Раскинувшись на ампирной, поперек себя шире, кровати, Катерина, покуривая, смотрела в потолок. В зеркало то есть. На себя, раскинувшуюся на ампирной, поперек себя шире, кровати. Обживаясь, нахальничала: и белоснежное белье утрехалось в платье и туфлях, пепел небрежно стряхивала в стоявшую на постели же хрустальную пепельницу и мимо нее.

Кроме ламповой пипки на ночном столике была еще одна – пипка звонка. Удавив в пепельнице сигарету и некрасиво зевнув, Катерина воткнула палец во вторую пипку и не отрывала его до тех пор, пока в дверях не появился обязательный Артем.

– Здесь, что ли, Сандро со своими девками развлекается? – лениво поинтересовалась Катерина.

– Вероятно, – ответил Артем.

– А девки, значит, лежа под ним, его развлечения в зеркальце наблюдают.

– Или он, когда все наоборот, – заметил Артем.

– Тоже верно, – согласилась Катерина и опять зевнула, лязгнув зубами.

– Больше вопросов ко мне нет? – осведомился Артем.

– К тебе – нет. Скажи там холую, чтоб коньячку хорошего прикатил. И водички там, фруктишек. А то у меня после вашего завтрака дурнота и изжога. Сделаешь?

– Сделаю, – сказал Артем и пошел было, но вопрос в спину остановил:

– Ты-то со мной выпьешь? А то, как говорят истинно воспитанные люди, надираться в одиночку неприлично.

– Выпью, – решил Артем и удалился.

Все, как у больших: не в бутылке – в тяжелом хрустальном графине был коньяк. И фрукты что надо – как восковые.

Сталлоне из чего-то пальнул, и вертолет советского аса сгорел ярким пламенем вместе с асом.

Катерина отвела глаза от экрана, хватанула малость из пузатого бокала, поваляла во рту виноградину, разжевав, с отвращением проглотила и спросила от скуки:

– И давно ты в подручных у Сандро?

Глядя на Сталлоне, Артем ответил:

– Я не подручный. Я – наемник.

– Как он? – Катерина кивнула на экран.

– Он – не наемник. Он из идейных соображений.

– А ты… Как они называются-то? Во! Вспомнила! Дикие гуси. Симпатичная получается картинка: дикие гуси на службе у мокрой курицы.

– Нам платят, Катерина Сергеевна, и мы хорошо делаем то, за что нам платят, – Артем не смотрел на экран, на нее смотрел – злился.

– Хорошо хватаете беззащитных баб, – догадалась Катерина.

– Если надо, хватаем и баб, – подтвердил Артем.

– Непыльная работа, а, паренек?

– Вы зачем меня цепляете? – спросил он напрямик.

– А что ты в ящик уставился. Мы же надраться решили.

– Это вы решили…

– А ты на работе, – поддразнила Катерина. – Но тебе ничего не грозит. Когда я буду в кусках, ты будешь просто сильно выпивши. Я все-таки женщина, ты ж вон какой мужик здоровый. Сдавай.

Артем осторожно плеснул из графина в пузатые рюмки.

– По губам размазать. Лей, как следует, – приказала она. – Это пусть фраера тонконогие в ладошках для понтяры донышко греют.

Он добавил в рюмки до полных соток, спросил:

– Из фарцовых будете, Катерина Сергеевна?

– И из фарцовых тоже. А ты откуда такой строгий? На взгляд не москвич.

– Я – бомж.

– И давно?

– Как с Афгана вернулся. Земеля помог за Москву зацепиться.

– Какой же ты бомж, если у тебя земеля?

– Он тоже бомж. Земеля по Афгану. Командир мой.

– Как я понимаю, твой командир – это тот болван в милицейской форме?

– Он – не болван, – обиделся за друга Артем.

– Ну, раз не болван, тогда совсем хорошо, – Катерина была миролюбива. – За твои успехи, наемник!

Звонко чокнулись, дружно хватанули до дна. Жевали – он яблоко, а она опять виноградину. Вопросительно глядя друг на друга, ждали свежих алкогольных ощущений. Дождались. Катерина закурила, двинула пачку и зажигалку по столу к Артему.

– Не курю, – признался он.

– Совсем забыла: профессионал. Режимишь?

– Приходится.

А гунявый переводчик в ящике все долдонил и долдонил…

– Да выруби ты его! – заорала она вдруг, прослушав эту гунявость.

Артем подошел к телевизору и, разглядывая торс Сталлоне, восхитился:

– Хорош мужик, а?

– Хорош бугай, – не то подтвердила, не то опровергла Катерина. И, когда гунявый замолк, предложила: – Сдавай.

Он вернулся к столику и, уже сдавая, усомнился в целесообразности акта:

– Не частим?

– В самый раз, – успокоила она. – Сейчас махнем вдогон и паузу сделаем.

Махнули. Отдохнули. И после отдыха Катерина решила:

– Музыку включай, наемник! Плясать будем.

Артем поколдовал с пленками, нашел что надо, включил аппаратуру и, слушая первые аккорды, объявил горделиво:

– Ламбада!

Она посмотрела на него, как на больного, и высказалась:

– Это чтоб лобками тереться? Пусть прыщавые онанисты и онанистки ламбаду танцуют. А нам, деревенским, попроще чего. Рок давай!

Играл голосом незабвенный Элвис, царил классический рок. Они плясали. Артем лишь обозначал танец, зато Катерина, скинув туфли, раскручивала рок на полную катушку. И когда к финалу она, чуть страхуясь поддержкой Артема, залепила сальто и вышла в шпагат, он спросил с восхищенным почтением:

– Катерина Сергеевна, вы – бывшая гимнастка?

– И гимнастка тоже, – подтвердила она.

Александр отодвинул доску, пролез в щель и оказался в своих владениях. Были поздние сумерки, отвратительные потому, что в домах, окружавших мертвый двор, не было ни одного освещенного окна.

Александр осторожно поднялся по разрушенной лестнице и позвонил. Открыл холуй.

– Артем где? – спросил Александр. Холуй ответить не успел: в прихожую вошел Артем. Александр глянул на него оценивающе: – Выпивши, что ли?

– Слегка.

– А она?

– Как и хотела – в кусках.

– Знакомая картинка. Ну, а может, и к лучшему.

В гостиной было прибрано. Холуй постарался. Александр позвал:

– Кэт! – никто не отвечал. Артем дал пояснения:

– Она в ванной заперлась.

Александр подошел к двери, постучал, еще раз громко позвал:

– Кэт!

– Ну? – через паузу отозвались из ванной.

– Ты что там делаешь? – задал идиотский вопрос Александр.

– Блюю.

– Кончай блевать и собирайся. Нам ехать пора.

– Да пошел ты… – и из-за двери дали точный адрес куда Александру идти.

Не смутило Александра это пожелание. Он ласково спросил:

– С муженьком повидаться хочешь?

Везли ее в ночи. Катерина лежала на заднем диване «Вольво» и, дрожа, редко икала. Редко, но мощно. Глеб, сидя за рулем, глядел на дорогу, таинственную в свете фар. Артем в полуобороте наблюдал за Катериной.

– Долго еще? – спросил Артем. Сочувствовал Катерине в ее мучениях.

– Сейчас поворот, а потом еще минут восемь-десять.

– Катерина Сергеевна, вы не спите? – тихо поинтересовался Артем.

– Тут… – Катерина прервалась, чтобы икнуть, икнула и досказала: —…поспишь. Замерзла. Хуже некуда, – теперь все успела произнести, икнула по завершении.

Глеб затормозил и остановил «Вольво» на обочине. Вышел, открыл багажник, нашел там что-то, распахнул заднюю дверцу – ту, что ближе к бедовой Катерининой голове.

– Выпить еще немного можете?

– Я все… могу, – хотела сказать гордо, а получилось жалко. Икала, бедняжка.

Глеб извлек из заднего кармана фляжку, налил, точно рассчитав на щелчки дозу, и протянул наполненную на четверть кружку:

– Пейте.

Катерина тяжело пила, а Глеб наполнял широкую и глубокую крышку термоса легко дымившимся чаем.

– А теперь без перерыва, не дыша, чай! Не бойтесь, он не очень горячий.

Катерина несчастно улыбнулась и приступила к чаю. Пила долго, выпила, посидела, в страхе ика, не дождалась, робко спросила:

– А теперь что?

– Больше не лежать, сидеть, – распорядился Глеб. И Артему: – Снимай-ка куртку, поможем даме. – Артем куртку снял, и Глеб укутал ею Катерину. – Грудь поплотнее закройте, чтобы тепло было.

Поехали. Катерина послушно сидела посреди заднего сиденья, плотно закутавшись в артемовскую куртку и тупо глядя в никуда.

– Как вы себя чувствуете, Катерина Сергеевна? – спросил Артем.

– Хорошо, – тонким голосом ответила Катерина.

Прокатившись по узкой поселковой дороге, машина добралась до выселок к стоявшей на отшибе даче. Игрушечный в резком свете фар, приближался домик. Приехали.

Ехали. На работу ехали. В метро от «Битцевского парка» до «Медведково» ехали квалифицированные рабочие, затюканные служащие, роскошные – хотя тоже на работу – торговцы с Рижского рынка. Кавказской национальности. И пенсионеры почему-то. Молодые на их месте спали бы без задних ног в койках. А так молодым приходилось спать, сидя на дерматиновых вагонных диванах. Во всяком случае, сидеть с закрытыми глазами, чтобы не видеть стоящих пенсионеров. Но справедливости ради следовало бы заметить, что на душной этой линии самого лучшего в мире метрополитена кидало в соньку мгновенно. Из-за отсутствия кислорода.

Наиболее стойкие – в возрасте от тридцати пяти до шестидесяти – успешно изучали средства массовой информации. Правда, надо отдать должное: этот возрастной слой читал газеты и журналы всегда и всюду. Курева нет, водки нет, так газеты вроде наркотика.

После «Ботанического сада» стали вываливаться пачками. Бежали по лестницам, толпились на эскалаторах в стремлении не опоздать в государственные загоны. Мрачные толпы обреченно и тупо исполняли заведенное.

Стойкие и на ходу продолжали читать.

«Сейчас наше поколение должно доказать, на что мы способны. Либо Советский Союз прекратит свое существование как социалистическое многонациональное государство, либо, как прежде, займет свое достойное место среди держав, идущих во главе человеческой цивилизации. За 70 лет мы создали свой образ жизни. Зачем нам частная собственность?»

Е. Лигачев. «Правда», июль 1990 г.

«Если рота выполнила задачу по строительству, получила удовлетворительную оценку по боевой подготовке, в роте нет Ч. П. и преступлений, то командир роты первый кандидат на повышение».

Генерал А. Макашов. Методическое пособие «Наука побеждать – в мирное время боевой учебы».

Уютно было в мезонине. Стены и ломаный потолок струганого и хорошо пожелтевшего дерева окружали Катерину. Она лежала на тахте под пледом и следила за тем, как солнечный свет на стене то сиял невыносимо, то матовел и исчезал: там, за окном, в миру, по небу плыли облака.

Закутавшись в плед, Катерина вышла на крохотный балкончик. Внизу, в открытой беседке, Глеб и Артем играли в карты. Зацепив ее краем глаза, Глеб глянул на нее, вовсю и весело пропел эмигрантское:

 
С добрым утром, тетя Хая!
Вам посылка из Шанхая!
 

– Какая еще посылка? – хрипло спросила Катерина. Без юмора – похмелье.

– Через час вашего мужа привезут, – объяснил Глеб.

– Он что – чемодан? – злобно поинтересовалась Катерина.

– В нынешней ситуации – в каком-то смысле, – подтвердил ее предположение Глеб, а Артем, наконец, поздоровался:

– Здравствуйте, Катерина Сергеевна.

– Здорово, коль не шутишь, – ответила Катерина и удалилась с балкона.

– Глеб, долго еще нам этим заниматься? – спросил Артем.

– А что, надоело?

– Неприятно как-то беззащитную бабу караулить, – признался Артем.

– Это она-то – беззащитная? – изумился Глеб. – Да она тебя проглотит и косточек выплевывать не станет.

– Все равно: она – женщина, а мы – два здоровенных мужика. Не нравится мне эта работа.

– Нам платят посуточно, Артем. Значит, чем больше этих суток, тем лучше. А если без шуток, то Александр говорит, что еще десять дней.

На балкончике вновь появилась Катерина, уже одетая:

– А сортир где, пацаны, во дворе?

– В дому, в дому! – успокоил ее Глеб. – Чин-чинарем, с унитазом!

– Цивилизация, – проворчала Катерина и ушла. В сортир, вероятно. Артем посмотрел ей вслед и стал сдавать карты.