Текст книги "Очерки по истории русской церковной смуты"

Автор книги: Анатолий Краснов-Левитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 57 страниц)

Если принять во внимание подобные же факты, имевшие место под британским управлением в Индии и в Египте, вряд ли будет возможно считать призыв британского правительства во имя гуманности и священности жизни достаточно убедительным.

Прошу позволения выразить Вам мое глубокое уважение.

г. Вайнштейн.

Заведующий подотделом стран Согласия 31 марта 1923 года, г. Москва».

(Известия ВЦИК, 1923, 1 апреля, № 72, с.2.) 3 апреля 1923 года аналогичная нота была вручена польскому премьеру Сикорскому, и в тот же день был дан последний ответ: 3 апреля 1923 года смертный приговор в отношении прелата Буткевича был приведен в исполнение.

Это был не конец – это было начало. Волна протеста прокатилась по Европе, причем везде и всюду имена Цепляка и Буткевича сплетались с именем патриарха Тихона. Так неожиданно в 1923 году скрестились пути Римско-католической и Русской Православной Церкви.

«Странный интернационал образовался у могилы расстрелянного ксендза Буткевича, – констатировал «Бакинский рабочий» 20 апреля 1923 года. – Либеральный Эррио из Лиона. Неудачный русский концессионер и английский промышленник Лесли Уркарт. Архиепископ Кентерберийский. Пан Сикорский – начальник Польского государства».

3 апреля в Ватикан была подана петиция, подписанная рядом крупных польских католических деятелей, с ходатайством о канонизации прелата Буткевича. 6 апреля 1923 г. в Варшаве произошла манифестация крайне правых организаций, вылившаяся в еврейский погром.

Перекинувшись через Ла-Манш, волна протестов охватила Англию – архиепископ Кентерберийский Томас Девизанан обратился с широковещательным воззванием по поводу предстоящего процесса патриарха Тихона и осуждения Цепляка.

«Не казните епископов: жизнь человека стоит дорого», – писал известный лейборист Ленсбери в своем обращении в Совнарком. 9 апреля 1923 г. в Палате лордов выступил архиепископ Кентерберийский с запросом по поводу предстоящего суда над патриархом.

«С ответом от имени правительства выступил лорд Керзон. Глава Форейн Оффис проследил историю преследования католической церкви в России. Что касается патриарха Тихона, то если бы большевики согласились допустить к присутствию на суде британских представителей, правительство Его Величества сделало бы все от него зависящее для осуществления этой возможности». (Петроградская правда, 1923, 11 апреля, № 78, с.2).

«Английское духовенство во главе с Фомой Девизананом, архиепископом Кентерберийским, выпустило воззвание «Против гонений на религию в России», – писал в «Правде» прославленный острослов, считавшийся в то время непревзойденным мастером дипломатических прогнозов. – Доказательством существования этих гонений являлся для духовной английской братии процесс католического архиепископа Цепляка, предстоящий процесс православного патриарха Тихона и, – о ужас! – арест гомельского раввина, о котором мы еще не слышали, но о котором трубит вся английская пресса, чтобы показать: если гонят уже и трусливых еврейских раввинов то какое же может быть сомнение в том, что в России сражается Вельзевул с архангелами». (Радек К. Лекции истории для архиепископа Кентерберийского. – Правда, 1923, 15 апреля, № 92, с.2.)

Предстоящий процесс патриарха Тихона делается все в большей степени узловым событием внутренней политики в РСФСР.

Со страниц газет не сходили резолюции митингов, в которых содержалось требование смертной казни патриарху. «Тихоновщину надо обезвредить», – писала 16 марта в № 57 тульская газета «Коммунар».

Наряду с антирелигиозниками выступал «митрополит всея Сибири» Петр Блинов.

«Московский Поместный Собор 1917 г. и 1919 г., идейно возглавляемый ныне бежавшим за границу карловацким «дельцом» митрополитом Антонием Храповицким с сонмом подручных ему архиереев-монахов и укомплектованный мистически склоненными фигурами бежавших царских холопов, – писал темпераментный и безграмотный сибиряк, – помещиков, князей, банкиров, гг. Бобринских, Олсуфьевых, Родзянко, Гучковых, Васильевых и прочих выброшенных революционным шквалом за борт жизни, дал русской православной церкви патриаршество, как живой и легальный центр побежденной, но не уничтоженной контрреволюции внешней и внутренней. Карловацкий «воин» и его черная рать не ошиблись в расчетах. Около поставленного ими патриарха Тихона сразу сгруппировалась кучка темных дельцов, мозгом и душой которых были черносотенные архиереи – Никандр Феноменов, Серафим Чичагов. Это единение старых, испытанных «политических» работников совместно с примкнувшими к ним единомышленниками породило черносотенное контрреволюционное выступление, завершившееся циклом патриарших воззваний. Патриаршие воззвания в связи с изъятием церковных ценностей вызвали в России 1414 кровавых эксцессов. Бывший патриарх Тихон, как главный виновник этих эксцессов, архиепископ Никандр и Серафим и другие его соратники должны, по мнению Сибирского Церковного Управления, понести должную кару». (Известия ВЦИК, 1923, 15 апреля, № 82, с.6.)

Ровно через 14 лет после этого, в 1937 году, в воротах минской тюрьмы скрылась высокая, статная фигура Петра Блинова. Больше его не видел никто из ныне живущих. Быть может, в последние дни своей жизни «митрополит всея Сибири» понял, что жестокость и беспринципность – это обоюдоострое оружие.

20 апреля 1923 года было днем, когда антитихоновская кампания Достигла зенита.

«В 12 часов дня 24 апреля в Колонном зале Дома союзов начинается слушание процесса патриарха Тихона и его ближайших сподвижников», сообщили в этот день «Известия» (№ 86, с.6). И на той же странице, подвалом, была напечатана подборка «Обновленческая церковь о процессе Тихона».

Под этим общим заголовком были напечатаны статьи Антонина Грановского, А.И.Введенского и В.Д.Красницкого. Антонин дал тон. Резко осудив контрреволюционную деятельность Тихона, Антонин тут же прибавил, что духовенство боится громко, во всеуслышание, отмежеваться от патриарха из опасения отяготить его участь.

«Процесс Цепляка предвосхищает приговор Тихону, так как Цепляк – миниатюра по сравнению с Тихоном». Эта фраза звучит ужасно для современного читателя. Следует, однако, вспомнить следующее обстоятельство: в те дни вся читающая публика находилась под впечатлением неожиданного помилования Цепляка Президиумом ВЦИК, которое последовало за три недели до статьи Антонина. Помилование Цепляка официально мотивировалось его исключительным положением среди верующих польского происхождения и тем, что казнь Цепляка может произвести тяжелое впечатление на это нацменьшинство. Таким образом, выступление Антонина, при всей его грубости, объективно должно было лить воду на мельницу патриарха Тихона.

А.И.Введенский выступил еще более двусмысленно. Он вообще отрицал какую-либо выдающуюся роль патриарха Тихона. Патриарх Тихон, по его мнению, «безвольная, мягкая личность, никогда не пользовавшаяся никаким авторитетом. Он никогда не был известен как выдающийся оратор, – самодовольно смотрясь в зеркало, замечал знаменитый проповедник. – Вообще он совершенно случайный человек».

За что же его тогда судить? – сам собою возникает вопрос у всякого, кто читал статью А.И.Введенского. Статья В.Д.Красницкого, бледная и бессодержательная, также отличалась сравнительно умеренным тоном.

«Вчера в Москве, в Судебной коллегии Верховного Суда началось слушание дела бывшего патриарха Тихона и целого ряда сподручных ему князей церкви», – таким торжественным аккордом начал передовую статью в среду 25 апреля 1923 года редактор газеты «Калужская коммуна» А. Заревой. Статья называлась «Перед судом народа». (Калужская коммуна, 1923, 25 апреля, № 90,с. 11).

Увы! Заревой поторопился: 24 апреля никто не предстал перед судом: совершенно неожиданно (всего за несколько часов) судебное заседание было отменено. Никаких официальных сообщений по этому поводу опубликовано не было.

«У нас еще нет антирелигиозного движения, – констатировал в интересной и умной статье известный азербайджанский деятель С. Ингу лов. – Пока антирелигиозная пропаганда была сначала антипоповской, потом антицерковной. Пропаганда против религии, как таковой, развивалась в очень узком кругу. И сейчас та волна антирелигиозного движения, которая делает возможным слушание дела патриарха Тихона при настежь открытых дверях, все же есть антицерковное движение, которое пришло на смену противопоповской травле.

В самом деле, если проверить пути, по которым крестьянство дошло до отдачи помещения церкви под комсомольский клуб, то бросается в глаза раньше всего частая сменяемость попов в этих деревнях. Можно безошибочно сказать, что священники менялись чаще, чем даже завгубполитпросвета. Эти поиски лучшего были следствием какого-то надлома в самом доверии к церкви. Это были поиски лучшей церкви.

Несоответствие между учением церкви и ее делами слишком било в глаза. Смутное искание этой гармонии жизни и веры и было тем стимулом, который так легко обратил верующее население на путь «Живой Церкви», а сейчас от «Живой Церкви» толкает в сторону сектантства». (Ингулов С. Зуб, который сидел крепко. – Бакинский рабочий, 1923,17 апреля, № 82, с. 2–3.)

Если отбросить ряд преувеличений, например, об обращении верующего населения к «Живой Церкви», то надо будет признать, что бакинский журналист правильно отметил основную тенденцию развития.

Искание гармонии веры и жизни было характерно для очень многих верующих людей в те дни. Оно наложило свой отпечаток и на обновленческое движение. К его анализу мы сейчас возвратимся. После осенних событий, чуть не расколовших обновленческое движение, между двумя враждующими партиями установилось перемирие. По молчаливому согласию враждующих сторон это перемирие должно было оставаться в силе до созыва нового Поместного Собора. Разногласия, однако, не только не уменьшились, но даже, будучи загнаны внутрь, стали еще более острыми. Красницкий, оставаясь на старых позициях, ждал лишь случая, чтобы ринуться в бой.

«Пережитый месяц после первого нашего съезда, – писал он в журнале «Живая Церковь», – был особенно опасен для живоцерковного движения и его органа – Высшего Церковного Управления.

Твердое и решительное постановление съезда открывало дверь творческим силам церковным выйти на свободное поле работы по обновлению церковной жизни, по преобразованию омертвевшего церковного миросозерцания, по революционному преобразованию народного быта, согласно требованию Святого Евангелия и заветам апостольских времен. Но организованное единодушное и сильное выступление прогрессивного белого духовенства перепугало как темные массы церковной реакции, так и раздробленные кружки интеллигентской сектантщины.

Первые испугались за церковные средства, которыми они пользовались для своих коммерческих оборотов и политической спекуляции, вторые перепугались восстановления церковного единства и окончательного падения своих надежд на церковное разложение. Образовался трогательный союз церковной реакции и общественного лицемерия, в раскрытые объятия которого пал московский митрополит Антонин. Первые поддержали его как монаха, как известного врага белого духовенства, открыто поносившего и позорившего среду, из которой он вышел и которая его возвысила. Вполне понимая, что открытие свободного доступа к епископскому званию наиболее выдающимся церковным работникам, независимо от их семейного состояния, положит действительный конец темному периоду монашеского господства, союз митрополита Антонина, грозя расколом и организацией другого, уже совершенно реакционного Высшего Управления, задержал рукоположение первого русского архиерея (Алексия Дьяконова), соответствующего апостольскому завещанию, т. е. женатого. «Анто-ниновщина» – это последняя попытка оживить монашество» (Живая Церковь, 1922, 1 октября, № 10).

В этом же номере журнала живоцерковники сделали остроумную попытку отплатить Антонину за его многочисленные личные выпады против живоцерковников и громовые обличительные тирады, бичующие моральное разложение «Живой Церкви». На с. 4 помещена небольшая статейка о. Алексия Дьяконова «По поводу откликов из-за границы». О. Дьяконов с наигранным негодованием, якобы обижаясь за Антонина, тем не менее полностью приводит следующий отзыв о нем митрополита Антония Храповицкого из его статьи в белоэмигрантском «Новом времени»: «Я вполне допускаю, что среди сорока тысяч русского духовенства нашлось несколько негодяев, восставших против Святейшего Патриарха, имея во главе известного всем пьяницу, развратника (никто никогда не видел Антонина пьяным и ничего не слышал о его разврате. – Авт.) и нигилиста, побывавшего клиентом дома умалишенных еще двадцать лет назад».

Антонин не оставался в долгу. Всюду и везде он поносил живоцерковников, называя их с церковной кафедры шлюхами, публичными девками, продажными тварями и даже еще худшими эпитетами, начинавшимися со второй буквы русского алфавита.

Правда, теперь, соблюдая правила перемирия, он не называл собственных имен. Говорил так, вообще, однако все прекрасно понимали, о ком идет речь, когда грозный владыка, потрясая стены Заиконоспасского храма, говорил о людях, чьи рясы забрызганы кровью.

Отрицание «Живой Церковью» аскетизма и монашества есть, по словам Антонина, зловредная ересь, хула на Пречистую Матерь Божию, Иоанна Крестителя и преподобных отцов.

Вопрос о женатом епископате оставался самым острым вопросом, разделявшим Антонина и его коллег по ВЦУ. В декабре 1922 года начались (несмотря на упорное противодействие Антонина) рукоположения женатых епископов. Первым женатым епископом, рукоположенным в Москве, был протоиерей Николай Соловей, впоследствии сыгравший позорную роль в истории русской церкви. Врач по образованию, хозяин магазина в Замоскворечье по профессии, темный делец по призванию, Николай Соловей как-то странно и внезапно всплыл в это время. За несколько лет до этого он был рукоположен в священный сан, однако с появлением нэпа оставил священнослужение, увлекшись коммерцией. Кандидатура Николая Соловья в епископы всплыла как-то совершенно неожиданно, никто не мог указать, кто именно его выдвинул. Известно лишь было одно – что новый епископ предназначается для поездок за границу. Рукоположен он был во епископа Кашинского, т. е. с самого начала стал епископом без кафедры, так как в Кашине не было ни одного храма, который бы принимал обновленцев. Антонин решительно протестовал и категорически отказывался участвовать в его рукоположении. Новый епископ был хиротонисан 17 декабря 1922 года епископом Макарием Пятигорским и Александром, епископом Старобельским, в храме Гребневской Божией Матери на Лубянке.

В связи с этим в начале 1923 года разыгрался очередной скандал. 19 января 1923 года, в день Крещения Господня, Антонин возглавлял торжественное богослужение в храме Христа Спасителя. Во время Часов, когда митрополит стоял в полном облачении на кафедре, посреди храма, к нему подошел иподиакон и что-то шепнул ему на ухо. И вот изумленные богомольцы увидели, как митрополит стремительно сбежал с кафедры и пошел в алтарь. Чтец поперхнулся на полуслове. Вбежав в алтарь через северные двери, Антонин вихрем ворвался в дьяконник, к тому месту, где стоял облаченный в архиепископское облачение Николай Соловей.

«Если этот выйдет, – бешено крикнул Антонин, обращаясь к Красницкому, – я тотчас сойду с кафедры и уйду в облачении прямо в народ – мы пойдем в другой храм совершать литургию».

«Хорошо, хорошо, владыко, все будет так, как вы говорите», – отвечал наученный горьким опытом Красницкий, зная, что в таких случаях лучше не противоречить.

«И чтобы в алтаре его не было!» – воскликнул Антонин и затем, выйдя царскими вратами на солею, извинился перед народом за перерыв в богослужении.

«Я вынужден был прервать Божественную службу, чтобы изгнать из алтаря самозванца», – заявил Антонин при полном одобрении молящихся. А затем спокойно прошел на кафедру, бросив по пути псаломщику: «Читай!»

Между тем изгнанный «самозванец» вышел из алтаря и простоял всю службу на клиросе.

Таким же образом Антонин категорически отказался иметь что-либо общее с прибывшим из Сибири «митрополитом» Петром Блиновым.

Все эти острые инциденты чуть было опять не привели к расколу, и только после новых длительных переговоров было достигнуто соглашение, причем Антонин, наконец, пошел на уступку: согласился признать женатый епископат в том случае, если будущий Поместный Собор примет соответствующее постановление. Между тем пора было, действительно, подумать о Поместном Соборе и вместе с тем и о положительной программе церковных реформ. В журнале «Живая Церковь» № 10 была опубликована программа, принятая еще 16–29 мая 1922 года и составленная при участии А.И.Введенского:

«Программа церковных реформ, намеченных группой духовенства и мирян «Живая Церковь» в развитие своих основных положений, принятых на учредительном собрании группы 16–29 мая 1922 года.

I. Реформа догматическая.

1. Восстановление евангельского первохристианского вероучения, с нарочитым развитием учения о человеческой природе Христа Спасителя и борьбе со схоластическими извращениями христианства.

2. Развитие христианского учения о Боге как об источнике правды, любви и милосердия в противовес древнееврейскому пониманию Бога, как грозного мстителя и карателя грешников.

3. Развитие учения о происхождении мира от творческой воли Бо-жией при участии производительных сил природы.

4. Развитие учения о человеке как венце и завершении премудрых актов творческих сил.

5. Развитие учения о спасении как восстановлении крестной любовью сыновства человека с Богом.

6. Церковь Христова как богочеловеческий союз для осуществления на земле Правды Божией.

7. Вечность, как органическое развитие и завершение нравственного устроения личности человеческой.

8. Страшный суд, рай и ад как понятия нравственные.

II. Реформа этическая.

1. Развитие нравственного учения о спасении в мире, в обычных условиях трудовой жизни человечества.

2. Опровержение монашеского учения о спасении личном, путем отрицания ими мира и попрания естественных потребностей человеческой природы, что ведет к нравственному разложению и уничтожению рода человеческого.

3. Святая Семья как залог общественности и нравственности. Нравственное и общественное равноправие женщины.

4. Труд как радостное проявление полноты жизни и залог общественного благосостояния.

5. Равенство всех трудящихся в пользовании благами мира как основа государственности.

6. Нравственная и материальная поддержка государственных мероприятий, направленных на пользу и улучшение быта обездоленных жизнью инвалидов, вдов и сирот.

7. Справедливость социальной революции и мирового объединения трудящихся для защиты прав трудящегося и эксплуатируемого человека.

III. Реформа литургическая.

1. Пересмотр церковной литургии и устранение тех наслоений, которые внесены в православное богослужение пережитым периодом союза церкви и государства, и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения.

2. Устранение обрядов, являющихся пережитками древнего языческого миросозерцания.

3. Борьба с суеверием, религиозными предрассудками и приметами, выросшими на почве народного невежества и монашеской эксплуатации религиозного чувства доверчивых масс.

4. Приближение богослужения к народному пониманию, упрощение богослужебного чина, реформа богослужебного устава применительно к требованию местных и современных условий.

5. Исключение из богослужений выражений и идей, противных духу всепрощающей Христовой любви.

6. Широкое вовлечение мирян в богослужение, до церковного учительства включительно.

7. Коренная реформа проповеди как обязательной части богослужения, изгнание схоластики и приближение к евангельской простоте.

IV. Реформа каноническая.

1. Выделение из книги правил тех канонов, которые отжили свой век или созданы были по требованию гражданской власти или содержат в себе резкое националистическое понимание христианства, и признание их необязательными в настоящее время, при современных условиях церковной жизни.

V. Реформа приходская.

Составление нового приходского устава на нижеследующих основаниях:

1. Приход как литургическое общество, объединяемое священником около своего храма.

2. Широкое участие мирян в делах церковно-общественной жизни, проявляющееся:

а) в первохристианском обычае выбора духовных руководителей общины совместно с представителями мирян и духовенства;

б) в распоряжении церковными суммами совместно с членами своего клира;

в) в восстановлении первохристианской общинной благотворительности теми же силами;

г) в христианском просвещении подрастающего поколения соответственно вышеизложенным веро– и нравоучительным принципам.

3. Открытие свободного доступа к епископскому званию пресвитерам, состоящим в брачном сожитии со своими супругами, применительно к практике первых веков христианства.

4. Окончательная ликвидация епископского деспотизма как чуждого первохристианской церкви и утвердившегося в Церкви Российской под влиянием монархического самодержавия.

5. Высшее и епархиальное пресвитерианское управление с участием епископов, клира и мирян – всех на равных правах.

6. Освобождение духовенства от современного унизительного способа содержания, отдающего его во власть кулацких элементов и оскорбляющего его пастырское достоинство. Весь клир, от епископа до причетника содержится общиной организованным путем.

Поместный Собор.

Поместный Собор Православной Российской Церкви созывается в г. Москве в храме Христа Спасителя в Фомине воскресенье 15 апреля нового стиля 1923 г.»

(Живая Церковь, № 10, с. 17–18).

Как видит читатель, в этой программе, очень четко и ясно составленной, нет ничего, что принципиально противоречило бы православию. Нареканиям подвергался лишь первый параграф – живоцерковников обвиняли чуть ли не в несторианстве, упрекая их в том, что они отрицают Божественное естество во Христе. Противники «Живой Церкви» объявили ее на этом основании еретической.

Это возражение противников «Живой Церкви» основано, однако, на печальном недоразумении. Никому из деятелей «Живой Церкви» никогда и в голову не приходило, к их чести, сомневаться в божественности Иисуса Христа. В параграфе первом лишь зафиксирован следующий несомненный факт: в обыденной церковной действительности для массы верующих (среди обрядов и благолепия) Христос запечатлевается в основном в ореоле Своего Божественного величия – человеческие черты Христа Спасителя как-то невольно затмеваются этим сияющим ореолом. В этой связи можно говорить о практическом уклоне в монофизитство – евангельский Христос, в Его Божественной, чарующей простоте, остается непонятным для рядового, неграмотного христианина. О необходимости донести до каждого верующего евангельский образ в Его человеческом обличий и говорит первый параграф программы. Этим нисколько не отрицается, разумеется, Божественная природа Христа.

Ввиду возникших недоразумений П съезд группы «Живая Церковь» внес в параграф 1-й, поправку после слов: «о человеческой природе Христа Спасителя» были поставлены слова: «в соединении с Его Божественной природой».

Так или иначе опубликование программы в № 10 журнала «Живая Церковь» было, несомненно, положительным шагом. Наконец обновленческое движение выходило за рамки поповских склок и принималось за вопросы принципиального значения.

Эти вопросы также стояли в центре внимания вновь возникшей обновленческой организации, принявшей название «Союз общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ).

Летом 1922 года, сразу после раскола, в Москве появилось множество различных кружков, религиозных братств и группировок. Среди них была группа, принявшая пышное наименование «Союз общин древлеапостольской церкви». Название было чистейшей фикцией, хотя бы потому, что никаких «общин» не было, и, следовательно, не могло быть никакого союза, а было просто несколько религиозно настроенных интеллигентов, задумавших соединить христианство с идеей трудовой кооперации, имела место попытка открыть на этих началах артель – по типу мастерской Веры Павловны в романе Чернышевского «Что делать?».

Из всей этой затеи ничего не вышло, и Союз влачил к осени 1922 г. жалкое существование, находясь накануне распада. Но вот в октябре 1922 г. неожиданно к нему примкнул А.И.Введенский. Это было время, когда он находился на перепутье: после разрыва с «Живой Церковью» положение его было крайне неопределенным. «Союз церковного возрождения» (во главе с Антонином) закрыл перед ним двери – монашеская, аскетическая идеология, которую проповедовал Антонин, была противна Введенскому до глубины души. Самая личность Антонина, суровая и властная, подавляла мягкого, слабовольного, неврастеничного интеллигента, каким был А.И.Введенский.

Войдя вновь в ВЦУ, он первое время оглядывался по сторонам, не зная, что предпринять дальше. Между тем личная его популярность все возрастала: его ораторский талант в это время достиг своего зенита – как мыслитель и как деятель он находился в расцвете сил.

Введенский-оратор – это тема для специального исследования. Здесь укажем, что, как и всякий большой талант, Александр Иванович не укладывается в стандартные рамки. Все обычные правила гомилетики, риторики отбрасываются им решительно, целиком и полностью. Никаких вступлений, планов, конспектов – безоружный, без всяких вспомогательных средств, стоит он на трибуне, только общий, самому ему еще неясный план зреет у него в голове. Но вот нисходит на него нечто ему самому непонятное – аудитория исчезает из глаз – он ее не видит, не слышит гула голосов и аплодисментов, он только чувствует ее каждым своим нервом. Великая мысль преображает его лицо – он начинает. Без всякого вступления или пролога – прямо с самого главного – содержание определяет форму выступления. Иной раз это лекция; мысль о величии науки, познающей мир, раскрывающей тайны мироздания, приводящей к Творцу, владеет им. Он говорит о великих открытиях, о новых теориях – с поразительной ясностью, простотой и убедительностью. Даты, специальные термины, сложнейшие понятия высшей математики приводятся им легко, свободно, по памяти, без малейшего напряжения. Горячее увлечение, которое владеет оратором, передается в зал. Самые абстрактные, сухие, непонятные для широкой публики понятия становятся интересными, живыми, конкретными – как бы на волшебной ладье, вместе с этим чудесным, обаятельным кормчим, пускается слушатель в широкое, безбрежное море человеческого познания и слушает, как завороженный, чудесную повесть о том, как неустанным трудом человек через понимание видимых вещей приходит к Богу. И голос оратора крепнет, весь он устремляется вперед, как бы сознавая невидимое. Он говорит уже два часа, и ни в ком ни тени усталости, внимание все возрастает, все более яркой, образной, эмоциональной становится его речь. Глубокая, великая, могучая мысль все более овладевает им.

Но не всегда бывает так. Не всегда оперирует он логическими методами. Вдохновение, бурное и неудержимое, порой овладевает им – высокая страсть сотрясает все его существо, и тогда его речь – уже не лекция, это потрясающий взрыв народного трибуна, вулканическая тирада об обновлении церкви, о необходимости идти к свободе, к свету, к преображению, обновлению жизни во Христе…

А иногда им овладевает тяжелое раздумье о смысле жизни, облачко грусти сходит на аудиторию, и его речь – это задушевная исповедь: с бесстрашной откровенностью повествует он о своих сомнениях, раздумьях, с дрожью в голосе раскрывает он свои надежды, выворачивает наизнанку душу…

Амплитуда Введенского как оратора огромна – от научной лекции до митинговой речи и лирической исповеди, и во всех жанрах он достигает вершин ораторского искусства. Никто не умел так зажигать аудиторию, так овладевать ею и оставлять в слушателе такое неизгладимое впечатление. И мысль об обновлении мира, о Христовой весне, первое веяние которой уже ощущается во вселенной, красной нитью проходит через все выступления Введенского. Он говорил об этом всегда и всюду, мечтал о Царствии Божием, преображении жизни, с юношеской страстью до конца своих дней…

А потом он сходил с трибуны, и пошлые, мелочные, тщеславные интересы овладевали им. Жизнь захлестывала этого слабого человека, наделенного могучим, чудесным, самому ему не вполне понятным даром.

В октябре 1922 г. он раскопал «Союз древлеапостольской церкви», находившийся при последнем издыхании, и увлекся им. Его привлекла к этой группе интеллигентность, отсутствие косности, «поповского элемента», как он выражался впоследствии.

В конце октября он официально вступает в Союз, и вслед за этим к Союзу присоединяется петроградская обновленческая организация во главе с Боярским. В ноябре к нему присоединяются московские обновленцы, отхлынувшие от Красницкого. Союз начинает расти, как снежный ком, к концу года его отделения имеются во всех епархиях. Он имеет в своем распоряжении несколько журналов, по количеству членов он превосходит группу «Живая Церковь» – из мелкой фракции, состоявшей из 10 человек, он превращается на протяжении двух месяцев в мощную церковную партию, возглавляемую самым популярным деятелем обновленческого течения. В соответствии с этим меняются его цели и задачи.

СОДАЦ, как было сказано выше, становится в последние два месяца 1922 г. самой многочисленной обновленческой организацией. Это объясняется не столько особыми симпатиями, которые он вызывает в духовенстве, сколько тем отвращением, которое вызывает у всех «Живая Церковь». Духовенство и миряне льнут к СОДАЦу, видя в нем меньшее зло по сравнению с живоцерковниками. Интеллигенция бросается в его объятия, привлеченная обаятельной фигурой великого оратора, многие лидеры «Живой Церкви» вступают в СОДАЦ. Одно время начинает казаться, что СОДАЦ вытесняет «Живую Церковь» со всех ее позиций.

Этот прогноз оказался, однако, преждевременным: Красницкому удалось удержать ряд своих позиций в столице и провинции благодаря строгой централизации, организованности и железной дисциплине, которая объединяет всех его сторонников. СОДАЦ, наоборот, был всегда рыхлой интеллигентской организацией – со слабой связью между членами, неопределенной программой, с идейным вождем во главе, который был совершенно неспособен к административному руководству.

Примкнув к СОДАЦу, Введенский тут же написал программу. Скорее, это наброски, задушевные мысли талантливого человека, изложенные без всякой системы и связи между собой. Помещаем ее здесь полностью:

«Программа Союза Общин Древле-Апостольской Церкви.

Введение.