Текст книги "Жребий"
Автор книги: Анатолий Ириновский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
– Опять лапша, – сказал Нетудыхин. – Опять бред начинается…
– Да никакой это не бред! Проявите вы хоть немного здравомыслия. Это же со-вершенно очевидно: из потопа человек вышел не обновленным, а еще хуже, чем он был. Стало быть, воля Господа не абсолютная. Значит, у человека, хоть крошечная возмож-ность на свободу, но есть. Почему бы ее не использовать в данной ситуации? Мир Бога тленен. Все превращается в прах. Проявите волю, наконец, – и вы обретете истинную свободу.
– Авантюра! – не соглашался Нетудыхин. – Не без некоторой потуги на логи-ческое обоснование, но авантюра. Есть другой выход, намного проще.
– Какой еще?! – удивился Сатана.
– Исполнить Его заветы. Все станет на свои места.
– Вы это серьезно?
– А почему бы и нет? Если уж возвращаться, то возвращаться надо к тому, что исповедовал Христос.
– Ну да. И кончить тем, чем он кончил.
– Не надо нас пугать. В любви и добром согласии все проблемы решаются гораз-до проще.
– Так нет же – ни любви, ни согласия! – исступленно возразил Сатана. – Есть вечная борьба, в которой Он является главным судьей. И все! Вы мне извините, Тимофей Сергеевич, но вы поглупели за лето. Вам предлагают потрясающее дело – вы продол-жаете вихлять. Вы для этого сюда меня позвали? Мне кажется, вы еще не дозрели до полного осознания сути дела. Живите тогда в рабстве. Только запомните: ваша судьба Его мало волнует. Вы сосланы на Соловки Вселенной, и смерть остается по-прежнему вашим уделом.
– Но это же немыслимая вещь – бессмертие! – взорвался Нетудыхин. – Чело-век-то и смертным ведет себя по-хамски. Отпусти ему бессмертие – он вообще распоя-шется до маразма.
– Наоборот, в том-то и загвоздка! Вот потому он и ведет себя гадко, что смертен, – сказал Сатана. – Решение лишить человека бессмертия было принято сгоряча. Оно поставило человека в ситуацию безответственности за свои поступки. Именно отсутст-вие у человека бессмертия приводит к самоутверждению любой ценой. И это особенно характерно для вашего столетия, когда, происходит невиданная концентрация власти в руках одного человека. Сталин, Гитлер, Мао, целая плеяда тиранов помельче – это, Ти-мофей Сергеевич, уже явление, точнее сказать, болезнь. На почве отсутствия бессмертия. Но не слишком ли непомерно завышена цена такого притязания на бессметрие?
Нетудыхин сказал:
– Неправомерно ставить столь разных людей в один ряд.
– Почему? Их деяния однотипны по сути, хотя разны по масштабу. Как индиви-дуальности – они разные, да. Как человеческие типы – они принадлежат к одной и той же популяции – геростратовой. Однако, им мало было всемирной славы. Что слава? И она тленна. Они возмахнулись утвердить себя на всю историю людскую, дабы пересту-пить через сам факт смерти и забвения человека. Это, знаете, уже нечто больше герост-ратова деяния. Хотя того придурка еще можно как-то понять. Человек возжелал славы. А за душой пустота, платить нечем. Вот он и поджег знаменитый храм. Слава, хоть и скан-дальная, а, вишь, утвердилась на века. Но ваши-то современники – люди вполне здра-вые. Они поняли бренность всего сущего. И это понимание, при их неуемной власти, обернулось для остальных тотальной трагедией. Впрочем, я должен сказать здесь откро-венно, симптомчики хвори сей, к сожалению, свойственны всему племени людскому. С потерей бессмертия человек тщетно ищет ему замену: холмик, курганчик, пирамидка вы-сотой метров полтораста, мавзолейчик, надпись на храме: "Рамзес II-й", просто надпись на стволе многолетнего дерева: "Здесь был Ваня Фантомас" – утвердиться он во что бы то ни стало жаждет, паршивец, царапинку после себя оставить. А вы говорите, ему не нужно бессмертие. Нужно! Вы-то сами зачем пишите?
– Согласно вашей логике, для царапины, конечно. А для чего же еще?
– Нет, серьезно, – отбросим аллегории – для чего? Что-то же вами движет.
– Пишу потому, что нахожу в этом удовлетворение.
– И все? И больше никаких других соображений?.. Не верю! В подтексте ваших устремлений лежит тоже желание продлить свое существование на земле – пусть не фи-зическое, пусть духовное, но продлить. – Сатана неожиданно остановился и, обнару-жив, что они незаметно зашли слишком далеко, спросил: – Куда мы собственно бредем?
– Да никуда. Так, беседуем, прогуливаясь.
– Тогда почему бы нам не присесть у этой неухоженной могилы? Здесь никого нет, – кивнул он в сторону близлежащего захоронения.
– Я ничего не имею против, – сказал Нетудыхин. – Почему бы и не присесть.
Между тем, до припасенного креста они не дотянули метров 15–20. Уселись за столиком. Портфель Тимофей Сергеевич поставил на лавочку.
– Скорик, – прочел Сатана имя рядом захороненного, – Николай Акимович. Профессор. 82 года. Сущая мелочь. – И спросил Нетудыхина:
– А вы лично, сколько собираетесь прожить на свете, Тимофей Сергеевич?
– Сколько Бог отпустит, столько и проживу, – сказал мрачно Нетудыхин.
– Ну а вообще, сколько бы хотели? – не отступал Сатана.
– Пока будет дело и интересно будет жить.
– Резонно. А если, скажем, вам лично бы предложили бессмертие, как бы вы по-ступили?
– Не знаю, – все также мрачно отвечал Нетудыхин. – Я все же думаю, что бес-смертие при таком нравственном состоянии человека сегодня ему ни к чему. Нельзя ос-тановить мгновение.
– Можно!
– Как?
– Для начала хотя бы растянуть его на тысячелетие. Тысяча лет вам хватит?
– Паллиатив, – сказал Нетудыхин. – Любое ограничение в сроке будет воспри-ниматься столь же несправедливым, как и то, которое существует сегодня.
– Ух, вы какой! – сказал Сатана. – Но – убедительно. Очень убедительно. К сожалению, чтобы получить истинное бессмертие, надо преобразовать Вселенную. А для этого потребуется новый человек. Другими силами мы эту задачу не одолеем. Потому проблема должна решаться поэтапно. Сначала мы элементарно продлеваем жизнь чело-веческую на столько, на сколько это сегодня практически возможно. Ну хотя бы лет до двухсот. Потом, отобрав все лучшее, думаем над преобразованием матушки Вселенной.
– Конечно! – сказал Нетудыхин. – Совсем пустяшные задачи. А Господь сидит и ушами хлопает. Чушь! Да если Он только унюхает, что мы здесь затеваем, завтра же Он устроит какую-нибудь вселенскую каку. И будет она помасштабней всемирного по-топа. Нельзя Творца считать лопоухим простофилей. Бессмертие – вещь притягатель-ная. Но оно поднимает массу своих проблем. Да и согласятся ли люди на такой риск, как преобразование Вселенной?
– А куда они денутся? Ради бессмертия они пойдут на все. Сначала мы доводим до их сознания, что мир Божий, в котором они пребывают, несовершенен. Это, кстати, ваша работа. Его надо демонтировать…
– А если он не таков? – сказал Нетудыхин.
– Кто? – не понял Сатана.
– Мир, который вы предлагаете демонтировать.
– А мы общими усилиями уточним его картину, прежде чем начинать дело. Ра-ботать будем аккуратно. В моей канцелярии по этой части издревле ведется скрупулез-ное отслеживание и сбор информации. Собирается все, что хоть сколько представляет реальный интерес. От какого-нибудь Аристарха Самосского до Фридмана и Гамова. Есть целый пакет интересных наработок. Или вы полагаете, что вы открыли для меня Амери-ку?
– Так какого же вы хрена мне тут голову морочите, если вы обо всем осведомле-ны? – сказал зло Нетудыхин. – И как понять тогда ваше участие в библейском вариан-те творения?
– Ну, огорчаться по такому поводу не стоит. Я же должен выяснить, что вам из-вестно по данному вопросу.
– Что мне известно – это только часть того, что знает человек. И то сомнитель-ная. Нет стопроцентной уверенности, что возникновение Вселенной происходило именно таким образом. Может быть, истинное ее начало было другим. Или даже его вообще не было. Такая точка зрения тоже правомерна. А возможно, Автор, если в конечном счете допустить Его существование, давно умер, и машинка крутится по инерции.
– Э, нет, Тимофей Сергеевич! – сказал Сатана. – Тут вы уже перегибаете пал-ку. Автор жив. Жив, здоров и даже правит балом. Это вы Его никак не хотите признать. Потому как боитесь, что там, внутри исходной точки первоматерии, уже была Им зало-жена вся последующая история сущего. И, несмотря на то, что вы обречены на брен-ность, вы все же не решаетесь взвалить на себя бремя ответственности. Ибо тогда нужно будет сделать выбор и противопоставить свою волю воле Его. Что же касается моего участия в библейском варианте миротворения, так я уже давно разгадал эту хитрость Его. Лукав наш Отец, безмерно лукав.
– Что вы имеете в виду? – спросил Нетудыхин.
– Ваш вопрос: как согласовать библейский вариант творения с вариантом творе-ния по Фридману и Гамову?
– Ну и как?
– Да очень просто. Ко времени нашей жизни Вселенная уже наличествовала, то есть находилась в послевзрывном состоянии, по вашей теории. Но была недоступна на-шему ангельскому восприятию. А тут я подвернулся Ему со своей идеей создания чело-века. Семь дней, о которых идет речь в Библии, и стали, вместе с сотворением человека, днями ее обнародования, вернее – обангелования. Нам, глупым несмышленышам, по сути, продемонстрировали Вселенную уже в действии. Для того предварительно нас и собирали, и мнимо советовались, дабы потом удивить. Дабы потрясти наше бедное вооб-ражение величием и грандиозностью сотворенного. А как же! Ведь это так на Него по-хоже, Тимофей Сергеевич, если бы вы знали! Пораскиньте мозгами: создание такой ма-хины требовало и соответствующего времени, даже при Его всемогуществе. Потому свою догадку я считаю вполне логичной.
– Опять вы изворачиваетесь со всей своей изощренностью и пытаетесь согласо-вать факты, заведомо несогласуемые, – сказал Нетудыхин. – Библия – реальный чело-веческий документ. Противоречивый, мудрый, местами нелепый, но человеческий. Надо отдать ему должное: в свое время он сыграл очень существенную роль в истории форми-рования нашего мировоззрения. Человеку нужна была начальная точка опоры. Ему надо было знать, откуда все пошло. Чтобы двигаться дальше. Вот он усилиями своих проро-ков и создал миф о сотворении мира. МИФ! Понимаете? А то, что утверждаете вы, по-вторяя текст Библии, претендует уже на реальность. Но это же нелепость!
– Да ведь так было, Тимофей Сергеевич! Перед вами живой свидетель! Так и бы-ло, клянусь! – уверял Сатана.
– Редчайшее совпадение мифа с реальностью, – отвечал Нетудыхин. – Тогда вы действительно наш отец. И все, о чем вы мне говорили, я должен принимать за чис-тую монету.
– Конечно! Пусть в определенном смысле и не прямой отец, а так сказать, крест-ный, но я от своего соавторства не отказываюсь. Хотя, может быть, я где-то там и под-преукрасил вас малость – кому свои дети не дороги? – но в целом все то, что я вам по-ведал, истинная правда.
– Па-пу-ля! – сказал Нетудыхин с издевкой. – Великий враль и фантазер!
И так Тимофею Сергеевичу в этот миг захотелось врезать того по шее за безу-держную ложь, что даже руки зачесались. Однако Нетудыхин, чтобы не сорваться, дос-тал сигарету и закурил.
– Вам бы психиатру показаться. Я тут недавно был у одного… на домашнем приеме. Он бы вас точно оприходовал. Как гениальнейшего из всех известных утопистов. Ещё никто в истории не предложил утопии более грандиозной, чем вы. Куда там Плато-ну и Мору! Христианство обещает нам рай на том свете, марксисты – на этом. Но никто из них не гарантирует человеку владычества во Вселенной и индивидуального бессмер-тия. А все-таки, зачем человеку бессмертие, скажите? Ведь, право-слово, это скучно, ес-ли хорошо подумать.
– Как зачем? Чтобы жить вечно!
– Ну а если надоело, допустим, тошнит от всего? Или, того хуже, совершил че-ловек, например, гнуснейшее преступление, как быть?
– Это дело техники, Тимофей Сергеевич. Тошнит, надоело – кодируем твою персону и кладем тебя на полку в гомотеку на срок, который тебе заблагорассудится. От-дыхай, раз умаялся. А жизнь идет своим чередом. По истечении заявленного срока воз-вращаем тебя в мир. Возобновился интерес – живи, здравствуй дальше, нет – ложись на полку, кантуйся, жди других времен.
– Фантастика! – сказал Нетудыхин.
– Фантастика – не фантастика, но человечество идет к этому.
– Ну а с преступниками что ж?
– Тоже кодирование и изоляция на продолжительные сроки в спецхранах. Обра-тите внимание, практически никаких существенных материальных затрат.
– Умопомрачительно! Но бесконечно скучно. В такой ситуаций, я думаю, люди начнут искать средство для настоящей смерти. Она станет величайшим благом.
– Почему?
– Произойдет обесценивание жизни. Смерть исчезнет, а с ней – и смыслообра-зующий её фактор. Ужас смерти мы заменим на еще больший ужас бесконечного суще-ствования. Человеку нечего будет преодолевать. Всякое его самоутверждение потеряет смысл.
– Это так кажется сейчас, Тимофей Сергеевич. Люди, за время своего существо-вания привыкли к оппозиции смерти. Жизнь коротка и за нее они вынуждены бороться. Но, согласитесь, это уже инерция определенного типа мышления. В новой ситуации вы во времени не ограничены. Ценностный акцент переместится в область творчества и ин-теллектуального престижа. Однако право на бессмертие человек обязан будет защищать своими делами. Обленился, скажем, валяешь дурака на протяжении последнего года жизни – в гомотеку извольте пожаловать. На раздумье. Баласт нам на земле не нужен. Это будет свободный, созидающий себя в творчестве, человек. Ревнители всех мастей от Бога, совместно с государством, в течение многих веков лелейно выхаживали в человеке раба. Они разработали очень изощренную систему принижения человека и возвеличива-ние Творца. Внушались отношения жестокого Властелина и Его подчиненных тварей. Именно тварность человека постоянно ими подчеркивалась. Поэтому сегодня на земле в количественном отношении преобладает тип человека-раба. Теперь ему необходимо пройти через некий реабилитационный период. Работы здесь, Тимофей Сергеевич непо-чатый край. Перевести человека из состояния рабства в состояние свободы – не такое простое дело. Это значит сломать веками устоявшийся менталитет, создать новый жиз-ненный контекст, ибо человек, как известно, кроме своей генетической обусловленности, еще и социально контекстуален. Новая жизнь будет иметь новый характер.
– И наступит время избавления от Зла, – сказал Нетудыхин в тон Сатане.
– Да, безусловно. Можно сказать и так, если выражаться, пользуясь прежними категориями. Ибо не будет этого извечно висящего над человеком дамоклова меча.
– Откуда же тогда появится преступники?
– Ну, может быть, и не совсем преступники. Скорее – творящие Добро не в должной мере, люди дефективные…
– А-а, опять насилие! – сказал Нетудыхин. – Насилие ради торжества Добра! А если я не хочу творить Добро? Не хо-чу! Не по душе оно мне. Что тогда?
– Вы что, Тимофей Сергеевич?! – сказал несколько оторопевший Сатана. – Го-ворили одно – теперь стали утверждать другое. Это уж совсем на вас не похоже.
– Да, не похоже. Но человек расхотел творить Добро. Вчера я хотел, было такое желание. И казалось оно любезным моему сердцу. А сегодня – нет. Надоел мне тошно-творно-приторный вкус Добра. Хочу Зла! Хочу – и всё! Как круто посоленного огурца. Может быть, даже и не столько самого Зла, сколько возможности его творить. Что тогда со мной делать?
– На полку! В гомотеку немедленно! – заявил категорически Сатана.
– Ну вот, и выходит, что ваш мир ничем не отличается от мира, сотворенного Бо-гом. Только знаки меняется местами. Но что людям-то от этого? Вы станете, по-видимому, новым Богом. Я так думаю, что станете. Иначе, зачем бы вам всё это затевать? А Творец. . Кстати, с Творцом-то, что будем делать? На пенсию сошлем, мемуары пи-сать? Куда Его-то, бедолагу, определим, памятуя, что он все-таки всемогущ и так просто, надо полагать, власть не уступит? – спросил Нетудыхин, плутовато поглядывая на Са-тану.
– Разжалуем до рядового человека, – серьёзно и мрачно ответил тот. – Пусть побудет в шкуре смертного существа. И осознает, что значит на самом деле быть челове-ком. А потом посмотрим. Может, возьмем в консультанты, опыт-то у Него все-таки гро-мадный. Но над окончательным возвращением Ему бессмертия надо хорошо подумать. Я лично, в нашей новой Вселенной, не хочу иметь вечного оппозиционера. Будет только воду мутить.
Теперь, в свою очередь, оторопел Нетудыхин и удивленно смотрел на Сатану.
– Ну, Тихон Кузьмич, вы меня поражаете своей беспредельной наглостью. Это же надо: Творец у Сатаны в роли консультанта! У вас не то, что мания величая, – у вас патологическая ненависть к Создателю. Вы, в своей страсти, забываете о главном – о человеке. Вместе с властью над ним к вам перейдет от Творца и ответственность за чело-века. Творец регулирует сегодня численность людей смертью. Смерть нам представляет-ся величайшим Злом. Над этим надо еще, знаете, основательно поразмыслить. Смерти и любви люди обязаны лучшими своими достижениями. Ведь смерть можно расценить и как факт Божественной справедливости, равенства всех без исключения перед Ним. Страшно даже представить, что творилось бы на земле, не будь этого трагического ра-венства. А вы предлагаете, всеобщее бессмертие, которое – увы! – совершенно неравно всеобщей смертности. По существу, вы провоцируете неконтролируемый рост населения на планете. Это приведет людей к планетарным конфликтам, последствия которых труд-но сегодня предсказать.
– Торопитесь, Тимофей Сергеевич, торопитесь, – сказал Сатана с явной ноткой самодовольства. – Откуда вы взяли, что численность людей будет увеличена до беско-нечности? Я такого не утверждал. На сегодня есть два варианта: ограничиться уже имеющимся количеством человеческой массы, и второй – довести эту массу до разум-ного экономического и экологического баланса с планетными возможностями. На этом дальнейший рост прекратить. Дети людям, Тимофей Сергеевич, нужны для того, чтобы продлить род свой. С завоеванием бессмертия такая необходимость автоматически отпа-дает. Регулирование количества людей станет проблемой чисто производственной. Хотя, может быть, это слово вас и покоробит. Кроме того, в связи с обнадеживающими рабо-тами моих людей в области клонирования, вырисовывается принципиально новый спо-соб размножения. Он представляет собой уникальную, фантастическую возможность воспроизведения на планете человека, давно уже умершего, если от него что-то осталось. Мы получаем генетически точную его копию, качества которой уже заранее нам извест-ны. Осуществится давняя мечта вашего соотечественника. Как его? Фэ-фэ-фэ… Забыл фамилию…
– Федорова?
– Да, точно. Мы можем восстановить лучших из тех, что были. И размножить в необходимом количестве особенно даровитых. По существу, будет создано элитное че-ловечество, способное решить любые творческие задачи. В конце концов, каким челове-ку быть завтра, решать будет не Бог, а сам человек. Вот в чем специфика наступающего момента.
– Десяток гениев, собранных вместе, – сказал Нетудыхин, – по причине своего неуёмного честолюбия, могут принести больше вреда, чем миллионы рядовых людей.
– Исключено. Я не думаю, что кто-нибудь из них захочет поменять жизнь на бес-смысленное отлеживание в гомотеке.
– А что произойдет с семьёй, любовью, сексом – куда они денутся?
– Ну, Тимофей Сергеевич, вы хотите знать всё сразу в мельчайших подробно-стях. Для такого объяснения мне понадобилось бы прочесть вам целый курс лекций. В данной ситуации у нас с вами принципиальный разговор. Я вам, как никому другому, от-крыл грандиозный план преобразования Вселенной и человека, предложил вам участие в этой исторической работе. Детали и тонкости – потом, по ходу дела. Мы целый год с вами торгуемся и никак не можем прийти к общему знаменателю. Я, кстати, сегодня ожидал от вас услышать совершенно другую точку зрения. Сейчас вопрос стоит так: вы даете "добро" на сотрудничество со мной или нет?
– Но вы же предлагаете мне бунт против Творца! Как я могу на это согласиться, даже если я в Него и не верю? А вдруг Он есть! Что тогда? Это же получится авантюра! Я не хочу лежать на полке закодированной касетой и ждать, когда меня кто-то раскоди-рует в человека! И раскодирует ли – это еще вопрос.
– Почему нет?
– Потому что ему, тому, другому, тоже может прийти идея нового преобразова-ния и перестройки, но уже вашей, сатанинской Вселенной. Так ни от Вселенной, ни от человека скоро вообще ничего не останется. Но человек же не мушка дрозофила. Нет, увольте, не надо. Пусть будет так, как есть. Пусть лучше он существует в тех параметрах, которые ему отпустил Господь.
– Христианство из вас попёрло, Тимофей Сергеевич, христианство. Трусливый раб заработал.
– Да, пусть так. Но я не хочу одно рабство менять на другое. Здесь я всё же поль-зуюсь хоть какой-то свободой. Я волен выбирать, что бы вы там не говорили. А у вас – ни зги, темень, кассета!..
– Какой свободой, Тимофей Сергеевич?! О чем, вы говорите! Вы полностью предопределены. Настоящая свобода прихотлива и непредсказуема, как капризная баба. За нее надо всегда платить, и в первый раз она вам обошлась изгнанием из рая. Сегодня, не скрою, степень риска сильно возросла. Зато взлетели и дивиденды по её акциям. По-этому, конечно, вы правы, выбирать надо крайне осторожно. Но выбирать надо свободу, а не её суррогат.
– А я что делаю? Вся моя жизнь есть, по существу, сопротивлением Злу, олице-творением коего вы являетесь. Как же я могу защищать ваши позиции?
– На поверхностный взгляд – да, нелогично. Но на самом деле, не будь в вашей жизни сопротивления Злу, вы бы не обладали сегодня столь изворотливым умом. Неда-ром же вы говорите: нет Худа без Добра. Хотя, как всегда, говорите приблизительно. Я бы сказал точнее и по-другому: благодаря Худу мы имеем Добро. В той, в Божественной системе. Человек в ней является человеком на столько, на сколько он способен сопро-тивляться своему предопределению.
– Я уже давно определился. Может, правильно, может, неправильно, но я выбрал Добро. Все остальные варианты для меня неприемлемы. Вы хотите перестроить мир? Я тоже желал бы этого. Но на основе Добра и здравого смысла. Однако нам иного мира не дано. И мы должны приспосабливаться к тому, что есть в наличии. Вы же тянете нас в бездну: жизнь в вечности, созидающий в творчестве себя человек, неограниченное рас-ширение интеллектуальных возможностей… Это мне напоминает нахально-самоуверенный тезис материалистов о безграничных возможностях человеческого по-знания. А так ли уж нам сегодня это нужно, абсолютное знание? Ведь тот, кто будет об-ладать таким знанием, непременно станет притязать на трон Божий. И снова вспыхнет новый конфликт. Но уже вселенского масштаба. Поэтому такая ситуация чревата взры-вом сама по себе. Я же за естественный ход событий. Не надо торопить лошадей. Иначе не доедем до желаемой цели. Возможно, когда-нибудь, в отдаленном будущем, человек и достигнет индивидуального бессмертия. Но оно должно быть столь же естественным, как сегодня для него естественной является смерть. Чтобы люди приняли его как историче-ский итог их эволюции, а не как результат чьей-то авантюры. Потом, я что-то здесь не понял, как же мы разделим власть? – спросил Нетудыхин, пытливо глядя на Сатану.
– Пополам! – не задумываясь ответил тот. – Вы будете править в Солнечной системе, я – во Вселенной.
– Но Солнечная система является частью Вселенной, и, таким образом, первен-ство будет принадлежать вам. Вы полагаете, что человек на такой вариант согласится?
– Думаю, да.
– А я думаю, нет. Не лез бы он сегодня в Космос, если бы он не планировал рас-ширение своей власти во Вселенной. Человек в своем поведении агрессивен.
– Но ведь это он ведет себя так в биполярном мире! В нашем мире он будет вес-ти себя по-другому, по-хорошему.
– Тогда это может получиться не человек, а опять же – раб!
– Почему? Какие есть для этого основания?
– Потому что высшая власть неделима. Всякие диумвираты, триумвираты закан-чиваются всегда в конечном счете победой сильнейшего. Значит, впереди нас ждет еще одна борьба, которая может оказаться абсолютно разрушительной. И, откровенно говоря, все эти рассуждения о бессмертии сильно попахивают личинкой.
– Какой личинкой? – удивленно спросил Сатана.
– Личинкой из второго правила вашего декалога: изыщи личину для Зла…
– Ну что вы, Тимофей Сергеевич! Как можно так думать! Я же к вам со всей от-крытой душой. Я совершенно искренен с вами. Фу! Вот это да!..
– Я не верю вам, – заявил откровенно Нетудыхин.
– Зачем же вы меня тогда сегодня сюда пригласили?
– Ну, думалось одно, получилось совсем другое… Зато я сегодня окончательно уяснил вашу позицию. Не по пути нам с вами, Тихон Кузьмич, никак не по пути.
Помолчали. Потом Сатана сказал:
– Значит, вы все-таки дрейфите. Забвение вам предпочтительней бессмертия. Хотя арифметика крайне проста. Вас не было, Тимофей Сергеевич, – ни вчера, ни сего-дня, ни когда-нибудь ещё. А то, что вы пишете, – канет в археологическом мусоре ото-шедших народов. Точка! Вернее, нуль! Вас ожидает обычный, до пошлости, традицион-ный конец.
– Ну и что? Я знаю, что моё творчество – писк комара во Вселенной. Но у меня нет другого выхода – поэтому я пишу. А вдруг где-то там, в глубине этой махины, меня услышит другой такой же комар. Потолкуем хотя бы. Ну а если у меня тут окажется про-гар, то я хоть с людьми будущего поговорю. Чтобы они, учитывая наш горький опыт, не делали тех глупостей, которые творим сегодня мы.
– Высоко берете, Тимофей Сергеевич. Падение будет соответствующее.
– А хрен с ним! Семь смертям не бывать, а одной не миновать.
– Фантазии. Вас ожидает одно: забвение. Кстати, вам приходилось когда-нибудь видеть отжившего свой век человека?
– Положим.
– Дряхлого. Изуродованного. Источенного, как трухлявый пень.
– Ну.
– И вам его не жалко?
– Конец потому и конец, что он… конец, – сказал как-то не совсем вразуми-тельно Нетудыхин.
– Вы жестокий человек, Тимофей Сергеевич, – сказал Сатана.
– Ну да, я жестокий. А вы – благодетель наш земной. Кто бы уже говорил!
Неожиданно, где-то совсем рядом, за кустами буйно разросшейся сирени, послы-шалось:
– Лёха, блядь, нашел, кажись! Давай сюда!
Из зарослей вынырнули знакомые физиономии вчерашних собутыльников. Тимо-фей Сергеевич опустил портфель со скамьи наземь.
– Хе! Хе-хе! – ухмыльнулся один из мужиков, приближаясь к столику. – Мир-ные переговоры. Толковище. Только бутылки не хватает…
– В чем дело? – спросил Сатана, моментально учуяв опасность.
– Мы тебе объясним сейчас, в чем дело, – последовал ответ.
Сатана поднялся. Мужики заходили с разных сторон. Оба надвигались одновре-менно. Но в момент приближения к Сатане один из них получил такой удар, что отлетел в сторону и грохнулся на соседнее надгробье.
– Ах, ты, заморыш паскудный! – сказал он, поднимаясь. – Сейчас я тебя, гни-ду, разделаю! Заходи Леха, сзади! – И пошел сам в лобовую.
Нетудыхин пока не вмешивался. Он стоял в стороне от начавшейся потасовки и наблюдал за её ходом. Неужели таких два здоровенных мужика не одолеют этого не-взрачного на вид существа?
При повторном наступлении Сатана ловко извернулся и выскользнул из окруже-ния. Теперь он оказался на профессорской могиле. И тут Тимофей Сергеевич заметил очень важную деталь.
– К кресту, к кресту его прижмите!
К кресту прижать не удалось. Однако варварским ударом в пах Сатану свалили наземь. Он сомлел.
– Держите! – заорал Нетудыхин. – У него звериная сила! Я секунду!
Молниеносно Тимофей Сергеевич мотнулся в соседние заросли и мигом приво-лок оттуда старый деревянный крест. Бросил его между двумя могилами.
Повернувшись к мужикам, Нетудыхин вдруг увидел, что те сдерают с Сатаны брюки, разрывая их на куски. Тимофей Сергеевич на секунду даже опешил.
– Вы что, зверьё?! Об этом речь не шла!
– Да чего там, – сказали примирительно в ответ. – Еще один будет оприходо-ван для коллекции. У Колюни это получается нараз.
– Не сметь! – рявкнул Нетудыхин. – Спиной на крест и заткнуть ему глотку!
– Зачем на крест?
– Делай то, что тебе сказано! – потребовал разъяренный Нетудыхин.
Как только оторвали Сатану от земли, он заорал:
– Лю-ди, помогите! Убивают!
Именуемый Лёхой со всего размаха саданул Сатану кулаком по голове – тот об-мяк опять и замолк.
Запаковали тряпками рот, уложили на крест. Через какое-то время Сатана все же пришел в себя.
Теперь настал черёд действовать Нетудыхину.
– Между прочим, – сказал он Сатане, – Его гвоздями прибивали к кресту…
Тимофей Сергеевич открыл портфель, достал флакон с тушью и своё столь мучи-тельно выстраданное изделие. Делал он это совершенно спокойно: залил штамп тушью, взял осторожно его через платочек и подошел к Сатане.
– Держать голову так, чтобы под иголками она не двигалась, – приказал он.
Мужики за волосы зафиксировали Сатану намертво.
– Ну, с Богом! – сказал Нетудыхин.
Нагнувшись, он аккуратно вдавил штамп в лоб Сатаны. Тот замычал и задрыгал-ся.
– Спокойно, Тихон Кузьмич, спокойно! Я же вам говорил: человек агрессивен. Придется вам потерпеть. Это, конечно, больно, но не смертельно.
Сатана, вращая дико глазами, пытался что-то промычать.
– Да-да, – говорил Нетудыхин, – вавка нехорошая. И я нехороший. Но у меня, поверьте, другого выхода не было. Подержите его так пару минут, пусть утихомирится.
Заветное действо было наконец-то исполнено. Нетудыхин уселся на скамью и за-курил.
Тушь медленно стекала со лба Нечистого и расползалась по всему лицу. Повер-женный Сатана на глазах превращался в разрисованного карнавального черта. У Тимо-фея Сергеевича даже какая-то жалость шевельнулась к нему. Но он тут же отбросил её, представив на миг исход дела в другом варианте. Нет, Зло признает только силу, другой язык ему просто непонятен.
Докурив сигарету, Нетудыхин сказал:
– Довольно, отпускайте.
Сатана вырвался из-под навалившихся на него мужиков и, мотыляя клочьями изо-рванных брюк, скрылся в зарослях сирени.
– Ничтожество! – орал он оттуда, освободив рот от кляпа. – Раб божий! Ну, погоди, ты меня еще попомнишь!..
– Надо было его таки посадить на задницу пару раз, – мрачно сказал один из мужиков, массируя пострадавшую скулу.
– Не надо, – сказал Нетудыхин. – Это бессмысленно. А вот крестик ему вряд ли удастся стереть со лба…
– Если не секрет, за что ты его так разрисовал? – полюбопытствовали.
– За что? Да как сказать? Кнопочку он, подлец, хотел нажать.
– Какую кнопочку?
– Ту самую, с которой начинается атомная война.
– Да ты что?!
– Да.
– Вот это фрукт! Ни хрена себе, сказал я себе! А внешне такой незавидный. Ну, козлина безмозглая! Он, случайно, не шпион какой-нибудь иностранный?
– Хуже – провокатор всемирный. Однажды он уже отмочил нечто подобное – теперь люди мучаются из-за него…
Мужики, конечно, не поняли, о чем идёт речь, резюмировали по-своему:
