Текст книги "Генерал Скобелев. Казак Бакланов"

Автор книги: Анатолий Корольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Пирушка

Командир полка встретил Бакланова не очень любезно. Не приглашая сесть, стал расспрашивать о службе, о сражениях, в которых довелось участвовать прибывшему, поинтересовался отцом. Яков Петрович понял, что командир полка подозревал в успешном продвижении по службе сына Бакланова-старшего. Остался недовольным, что новичок не служил на Кавказе.

– Край здесь дикий, не то что Балканы, и с населением нужна осторожность, – поучал он. – Для мусульман – мы иноверцы, стало быть, чужие. Выезжают в поле наше поселенцы, а мы их охраняем, а когда сами на рубке леса или на работах, то топор в руке, а оружие за спиной. Не все, конечно, против нас, но и одного мятежного отряда достаточно, чтобы вызвать в округе тревогу.

Заканчивая разговор, полковник сказал:

– Два дня вам на обустройство, а потом представлю офицерам и вступите в должность.

Приезд Бакланова был для офицеров не очень желательным. Прибыл-то он с повышением, должен принять под свое начало сотню и тем притормозить повышение местного кандидата. Не вызывала симпатии и внешность новичка: словно глыба и без улыбки. Вскоре к нему на квартиру пришел есаул, сказал, что офицеры просят прибыть его на пирушку.

– Непременно приходите, не то обидите всех отказом.

– Буду, – пообещал новичок.

А к вечеру денщик предупредил Бакланова:

– Вы, ваше благородие, будьте поосторожней. Слышал, будто ноне затевается против вас недоброе.

– От кого слышал?

– Есаулов денщик намекнул. Говорил, мол, крестины затевают.

Безудержный в бою, Яков Петрович в мирной жизни был нетороплив, рассудителен и казался добрым увальнем. «Мухи не обидит», – с уважением говорили о нем подчиненные.

«Крестины затевают. Ну что ж, пусть попробуют. Мы тоже шиты не лыком», – мысленно рассуждал сотник, направляясь в гости. К его приходу пирушка была в разгаре.

– Господа офицеры! Прошу любить и жаловать назначенного в наш славный полк героя балканских сражений сотника Якова Бакланова, – объявил есаул.

– Штрафную ему! Штрафную! – послышались голоса.

Круглолицый хорунжий поспешно налил из бутылки в кружку вина.

– Отставить! – скомандовал тамада. – Где рог? Подать сюда рог!

– Да, да, пусть пьет из рога!

В рог вошло почти пять кружек вина, но Яков Петрович не стал отказываться. Взял рог в обе руки, стал неторопливо пить.

– До конца!.. До последней капли!.. До донышка! – требовали от него.

– Все! Штраф уплачен, – добродушно улыбаясь, он перевернул рог.

– Ему надобен еще один! – воскликнул сидевший напротив офицер с щегольскими усиками и потянулся к рогу.

– После тебя, милок, – ответил Яков, принимаясь за еду.

От него не ускользнуло, как сидевший в торце стола тамада подмигнул офицеру, и вспомнилось предупреждение денщика. Он невольно подсчитал сидящих: шестнадцать. «Ну да ладно!»…

Ему угодливо наливали в кружку, произносили в его честь тосты, он пил, но не пьянел.

Потеснив соседа, к нему подсел крутогрудый и плечистый офицер, назвавшийся Иваном. Он был сильно «на взводе», зло щурил водянистые глаза.

– Хочу с тобой выпить, – настойчиво подсовывал он кружку. – С незваным гостем.

И тут же подал голос офицер с усиками:

– А почему ты назвал меня «милок»? Какой я тебе «милок»? Я – офицер казачьего войска. И отец мой командовал полком и был «превосходительством». Дед тоже начальствовал над сотней. Это тебе известно? А ты меня – «милок». Да за такие слова у нас по морде бьют. – Он потянулся через стол, угрожающе замахиваясь кулаком.

– Постой, Василий, – остановил его Иван. – Дай мне с ним поговорить.

– Так ты отказываешься пить, когда к тебе всей душой! – на него навалился грудью плечистый Иван.

Яков Петрович сидел у стены, оттесненный столом от двери. Он понял, что сделали это с умыслом. Справа был Иван, слева – такой же кряжистый офицер, а напротив – щеголеватый офицер.

– Он не уважает офицеров полка!

– Его отец был кочуром!

– Ему не место быть с нами!

Яков Петрович попробовал урезонить пьяных, потом слегка оттолкнул навалившегося Ивана.

– Так ты еще драться! – взревел тот. – Прибыл в чужой полк – и бить офицеров!

Иван ударил его в грудь. Кулак – как гиря. Сотник едва устоял.

– Ну уж такого я не потерплю! – И Бакланов поддал Ивану под скулу. Коротко лязгнули зубы. Опрокидывая табурет, тот грохнулся на пол.

– Ах, ты так! – На него набросился щеголеватый офицер и сосед слева.

– Шалите! Меня не возьмешь!

Он ударил по голове офицера, и тот обмяк. Потом ударил соседа, и тот отлетел к дальней стенке. Загрохотали табуреты, зазвенела посуда. Перед ним образовалась пустота.

В следующий миг на него бросились трое, и он ударил одного, второго, потом, изловчившись, схватил двоих за вороты мундиров и столкнул лбами. Нападавшие грохнулись на пол..

– Не сметь! – послышался оклик хозяина квартиры. Есаул стоял с побледневшим лицом.

Повинуясь инстинкту, Бакланов оглянулся: неуверенной походкой к нему приближался окровавленный Иван с саблей в руке.

– А вот я его сейчас! – рычал он. Тупо глядели оловянные глаза. – Не позволю бить офицера…

– Не сметь! – вновь воскликнул есаул и шагнул к Ивану.

Но прежде чем тот оказался возле ослепленного яростью казака, Яков, опережая замах, ударил Ивана, выбив из руки оружие. На лету схватил саблю за лезвие. По руке заструилась кровь.

– Все назад! В угол! – прогремел он, и люди в страхе попятились. – От двери!

Не выпуская сабли, он направился к выходу. Под ногами хрустели черепки и стекло.

– Эх, вы! Крестильщики! Только подойдите, вот этой саблюкой срежу! – И вышел, хлопнув дверью. В сенях бросил саблю в угол и направился к дому.

На следующий день с утра было построение офицеров. Обходя стой, командир полка отметил на лицах многих кровавые подтеки и синяки, у офицера с усиками чертовски распухла губа и он с трудом открывал рот. У первого в полку силача Ивана оказалось три выбитых зуба. На лбу двоих были бинтовые повязки.

– Кто это пощипал офицеров? – спросил полковник есаула. – У всех до неприличия побиты рожи. Из боевых схваток не возвращались такими.

Есаул тактично промолчал.

– Господа офицеры, представляю вам прибывшего для прохождения дальнейшей службы в полку сотника Бакланова. Офицер боевой, отмечен за балканские дела наградами. Прошу с ним познакомиться.

– Уже знаем, – с трудом выговорил Иван, ощущая во рту пустоту.

– Так точно, господин полковник. Офицеры с сотником уже познакомились, – пояснил есаул. – Он действительно боевой офицер. Даже больше: он не казак, а дьявол. Одним словом, для полка находка.

У дальнего аула

Войсками Кубанской линии командовал тридцатисемилетний генерал Засс. До этого он был командиром Моздокского казачьего полка, принимал участие во многих военных делах. На Кубани генерал Засс предпринял новые боевые походы вглубь неприятельской территории, каждый раз пробиваясь все ближе и ближе к побережью Черного моря. Походы были не из легких, и тяжесть их в основном ложилась на плечи местных казаков, из Черноморского казачьего войска.

Черноморское казачество возникло на Украине в 1783 году, когда из жителей Запорожской Сечи и пришедших с Буга казаков создали полки казачьего войска. Вскоре часть этого черноморского войска перевели на Кубань, в недавно заложенную крепость Прочный Окоп. Позже казаки расселились вдоль Кубани, по правобережью реки, создав станицы для отражения внезапных нападений горских отрядов. В 1860 году Черноморское казачество получит наименование Кубанского.

Постоянная опасность жарких схваток с горскими племенами и необычные условия жизни воспитали линейных казаков-черноморцев прекрасными воинами, которые по удали и умению вести боевые действия не уступали горным джигитам. Превосходили они в этом и донских казаков, привычных к действиям на степных просторах. Донские сотни в основном использовались для несения кордонной службы, где боевые действия ограничивались лишь перестрелкой.

Бакланов, однако, понял, что рано или поздно сотне придется вступить в настоящее дело, и без устали учил подчиненных всему, что необходимо было для сражения. К неудовольствию полкового начальства Бакланов стал переоблачать казаков сотни в удобную форму, какую носили черноморцы: вместо чекменей – черкески, мягкие сапоги. Когда казаки шли на боевое задание, разрешал оставлять трехсаженные пики и брать короткие кинжалы. Об этом стало известно командиру полка.

– Вы что же, сотник, устанавливаете в полку нежелательные порядки. В чужом монастыре, как известно, не живут по своим уставам. Извольте соблюдать установленную форму.

– Так ведь казакам удобней действовать в форме линейцев. О людях я пекусь.

Но командира не удалось убедить. Полковник был несговорчивым.

Через неделю в полк прибыл генерал Засс. Каким-то образом ему стало известно о попытке Бакланова переоблачить казаков. На офицерском собрании он сказал:

– Начинание сотника Бакланова разумно. Из своего опыта заключаю. Облачение казака должно помогать успеху сражения. Вспомните, как восставал Суворов против неудобной прусской формы, какую пытался ввести Павел.

Командир полка промолчал, а на следующий день сказал:

– Одевай своих в черкески, а нашу, донскую, форму хранить, не изнашивать!

Через месяц по примеру баклановцев в новую форму переоделся весь полк. Казаки во всеуслышание высказывали сотнику благодарность. Между тем боевые действия не только не ослабевали, а наоборот – обострились. Война продолжалась уже семнадцать лет. Все чаще и яростней становились схватки, и конца им не предвиделось. Мирное завоевание Кавказа путем торговли и экономических посулов результатов не дало. Не принесли успеха и прямые военные действия. Назначенному в 1817 году наместником Кавказа генералу Ермолову удалось добиться некоторых результатов, однако они не привели к окончательному решению кавказского вопроса. Раздосадованный неудачей, новый император Николай сместил Ермолова. Но и эта смена не решила дела. Более того, сопротивление кавказского населения усилилось, особенно на Тереке, в Чечне, Дагестане. Активизировались военные действия и на Кубани.

Генерал Засс решил в последнюю экспедицию продвинуться далеко в горы. Для этого дела были отобраны наиболее подготовленные подразделения, в том числе и сотня Бакланова. Возглавляемый Зассом отряд вел проводник из местных жителей, состоявший на службе в русской армии. Избегая дорог, солдаты шли горными тропами по ночам, пережидая день в глухих местах. Наконец, однажды перед рассветом отряд достиг большого селения, которым предстояло овладеть.

– Справа и слева пропасть, – предупредил генерала проводник. – Впереди каменная стена. Прежде всего нужно овладеть воротами.

Высланная разведка подтвердила слова проводника. Разведчикам удалось подобраться к запертым воротам, обнаружив там охрану.

Было решено действовать тихо: скрытно подобраться, снять охрану, а потом, перебравшись через стену, открыть ворота.

– Есть ли желающие идти с охотниками? – спросил генерал офицеров.

– Дозвольте мне, – вызвался Яков.

С охотниками Бакланов бесшумно направился к селению. Вскоре во тьме обозначилась высокая стена, в одном месте возвышалась арка ворот.

– Там сторожевые, – указал в сторону ворот возглавлявший охотников унтер.

– Их надобно схватить. Только без шума.

Унтер и разведчики заскользили к месту, где обнаружили охрану.

Яков с донцами укрылись в камнях, напряженно вслушиваясь в ночные шорохи. Где-то безумолчно шумел горный поток, из аула донесся ленивый лай, потом долетел приглушенный вскрик.

– Кажись, готово, – проговорил ординарец.

Вскоре пред ними вырос охотник, сообщил, что двух охранников связали, в рот затолкали кляп.

Бакланов перебежал к воротам, навалился плечом на створку, но она не поддавалась.

Направив вправо и влево дозорных, сотник приказал троим казакам перелезть через стену и открыть ворота. Сам с ординарцем остался на месте.

Он не слышал шагов отделившегося от камней горца, увидел только, когда горец оказался совсем рядом.

– Ал-ла! – вскинул ружье. В следующий миг щелкнул курок… но выстрела не последовало.

Сотник бросился к стрелявшему. Тот отбросил ружье, вырвал из-за пояса пистолет. Расстояние не превышало пяти шагов. Горец нажал на пуск, снова послышался щелчок. Он показался Якову оглушительным. И опять последовала осечка. Выстрел прогремел откуда-то из камней, пуля пролетела у самого уха. В следующий миг горец нанес ему удар пистолетной рукоятью. Удар в голову был столь сильным, что свалил Якова с ног. Он не видел, как ординарец полоснул саблей горца, как вслед за тем распахнулись ворота и в них показались охотники.

– Ваше благородие, путь свободен! – подбежал к лежавшему Бакланову унтер. Лицо сотника залито кровью, но он был в сознании: шапка спасла его.

Вскоре после того похода сотня Бакланова участвовала в еще одной рискованной операции. Преследуя неприятельский отряд, казаки оторвались от своих главных сил и оказались в ловушке. Путь к отступлению оказался отрезанным, вокруг – превосходящие силы врага. В течение дня казаки отбили двенадцать атак, израсходовали почти все боеприпасы. На помощь не рассчитывали. Внушив неприятелю мысль, что готов принять условия сдачи в плен, Бакланов атаковал его в неожиданном месте: на дороге, которая вела вглубь вражеской территории. Более пятнадцати верст преследовали казаки неприятеля, а затем, воспользовавшись темнотой, резко изменили направление и обходным путем соединились со своим отрядом. Их возвращения не ожидали. Даже сам Засс не скрыл восхищения принятым Баклановым решением. За это дело сотник был удостоен ордена Владимира 4-й степени с бантом.

У Черного моря

Из числа приморских укреплений наиболее значительным было Суджукское, образованное в 1837 году. Тогда в сентябре в обширную бухту Суджук вошла русская эскадра из восьми боевых кораблей и трех пароходов. Командовал эскадрой генерал-лейтенант Раевский, сын героя Отечественной войны 1812 года Н. Н. Раевского. Под прикрытием огня корабельных орудий на берег к устью реки Цемес высадился возглавляемый генерал-адъютантом Лазаревым десантный отряд.

Осмотрев бухту, генерал пришел к выводу, что ее расположение стратегически выгоднее, чем находившаяся неподалеку Геленджикская бухта, и предложил основное укрепление строить здесь. Этому обстоятельству способствовало и то, что годом ранее в этой же бухте у подножия горы Доб уже был создан форт Александровский. (Поздней этот форт будет переименован в Кабардинское укрепление.) Предложение генерала Лазарева приняли. Так возникло большое укрепление Новороссийское.

Началось строительство укреплений и южней Геленджика. В устье реки Пшада сооружалось Новотроицкое, у реки Булан – Михайловское, на месте нынешнего Адлера – укрепление Святого Духа. Береговые сооружения, возводимые близ моря, представляли собой огражденные земляным валом участки, с вырытым перед ними рвом. Для усиления преграды у вала высаживался колючий, непролазный кустарник держи-дерева. На возвышенности, с которой можно было вести огонь в сторону моря, а также предположительно в опасных направлениях, создавались бастионы для орудий, два или четыре. В наиболее защищенном месте рыли пороховой погреб, обложенный сырцовым, необожженным кирпичом.

Защитники укреплений размещались в сырых и холодных землянках, крыши их пропускали воду, и солдаты от сырости и холода часто болели. Немногим лучше были жилища офицеров.

В гарнизоны прибрежных укреплений направлялись солдаты пехотных полков. В Михайловском укреплении находились роты Тенгинского батальона, которые ранее несли службу на Кубанской линии.

В 1837 году Кавказские полки посетил российский император. Пребывание его в боевых районах было недолгим, однако ж он понял, что конец войны не близок. Посетил он и черноморское побережье, где в одном укреплении встретил недавно бежавшего из плена офицера. Его схватили в одной из стычек с отрядом Шамиля, но среди горцев нашлись люди, которые помогли ему бежать.

– И сколько ты пробыл в плену? – спросил Николай.

– Полгода, Ваше Величество, – ответил офицер.

– А сколько времени на Кавказе?

– Четыре года.

– И все в береговом укреплении? Вот и скажи мне: хороша ли служба и какова надежность сих укреплений?

Офицер замялся: кто знает, как воспримет его ответ император? А вдруг он не угодит? Беды потом не оберешься.

– Говори без прикрас, как есть. Мне правду знать надобно, – заметил Николай нерешительность верноподданного.

– Боюсь, что береговая линия не оправдает ожиданий Вашего Величества, – набрался смелости офицер. – Укрепления на берегу слабы, гарнизоны в них малы, солдаты изнурены болезнями. И получается, что укрепления как бы сами в блокаде. А в случае войны при появлении на море вражеского флота неминуем конец укреплениям.

– Это почему же? – в голосе Николая послышалось неудовольствие. – Почему конец?

– Потому что в горы гарнизоны отступить не могут, а бомбардировки с моря ни одно укрепление не выдержит.

– До этого далеко, – возразил Николай. – Никакой вражеский флот не пройдет через Босфор.

– А турецкий?

Император не удостоил его ответом. Уехал он недовольный делами на боевой линии, повелел решительнее расширять и укреплять побережье, препятствуя появлению купеческих судов из Турции. В последнее время их рейсы участились. На побережье доставлялись не только обычные товары, но и вооружение для горцев, порох.

Предположение офицера, осмелившегося доложить императору о ненадежности укреплений, вскоре подтвердилось. В 1840 году горцы предприняли нападения на ряд укреплений, в том числе и Михайловское укрепление, в котором нес службу знакомый Бакланову солдат Архип Осипов, подвиг которого навсегда вошел в историю России.

Это произошло весной. В полдень 15 марта из дальнего поиска возвратился казачий урядник Черняк. Он добровольно вызвался на рискованное предприятие, чтобы проверить тревожные слухи о готовящемся нападении на укрепление. Прямых признаков старый урядник не обнаружил, но это его не успокоило: тишина-то как раз и бывает часто обманчивой. Да и воинское чутье подсказывало, что неприятель затих не случайно. А при возвращении дозор наткнулся на русского лазутчика, горца Ахмета.

– Я в Михайловку ехал, собирался говорить новость капитану. Нехорошая новость, совсем плохая.

– Сказывай, что за новость, – потребовал Черняк.

– Капитану буду говорить. Только ему.

Дозор поспешил в укрепление. Капитан выслушал горца. Новость, действительно, была недоброй. Несколько дней назад повстанцы разгромили Вельяминовское укрепление и Лазаревский форт.

– Нужно готовиться к отражению нападения, – решил начальник гарнизона капитан Лико.

И закипела работа: углублялись рвы, возвышались валы, укреплялись орудийные бастионы. Предметом особого внимания был пороховой погреб. Дважды Черняк пытался с азовскими казаками пробиться морем за подкреплением в Анапу, но попытки оказались безуспешными, на море был шторм. Само же Михайловское укрепление было недостаточно сильным, чтобы отражать тысячные силы неприятеля. В гарнизоне находилось всего 480 человек, из которых немало было больных и раненых. Опасаясь ежеминутного нападения, солдатам раздали боеприпасы и ввели круглосуточные дежурства на боевых позициях.

Рядовому Архипу Осипову капитан поставил особую задачу: бессменно находиться у порохового погреба, расположенного в дальней части укрепления.

– Ни на шаг с поста не отлучаться. А в случае захвата его неприятелем – погреб взорвать. Вот ключ от погреба, а вот и спички, гляди, чтоб не отсырели.

На рассвете 22 марта примчались разведчики:

– Идут! Не менее трех тысяч численностью.

Загремел барабан:

– Тревога! Всем в ружье!

Неприятель охватил укрепление полукольцом, а позади защитников находилось море, оно по-прежнему бушевало.

– Подпустить ближе! Огонь по моей команде! – слышался голос капитана Лико.

Картечь орудий и залпы стрелков заставили неприятеля откатиться. Но вслед за первой атакой последовала вторая, третья… На исходе дня наступавшим удалось прорваться к укреплению. Преодолевая сопротивление защитников укрепления, они продвигались к пороховому погребу. И когда до него оставалось совсем близко, Архип Осипов, помня присягу и приказ начальника, поджег шнур. Вместе с героем-солдатом погибли нападавшие, готовые праздновать победу.

8 декабря 1840 года приказом военного министра Архип Осипов был навечно зачислен в списки 1-й роты Тенгинского пехотного полка, а селение, возникшее на месте укрепления, стали называть Архипо-Осиповкой.

Снова Кавказ

В 1837 году Бакланова произвели в есаулы и перевели в Донской казачий 36-й полк, который нес кордонную службу на границе с Пруссией. Используя возможности спокойной обстановки для самообразования, он много читал, изучал военное дело, военную историю, тактику, топографию. На инспекторских проверках его отмечали как боевого и грамотного офицера, подающего большие надежды. Осенью 1844 года он был произведен в войсковые старшины, а в мае следующего года его снова направили на Кавказ, в Донской казачий 20-й полк. Полк находился на самом боевом участке левого фланга Кавказской линии, в Куринском укреплении. Укрепление являлось форпостом русских войск в Кумыкском владении в Дагестане.

Яков Петрович прибыл на Кавказ зрелым начальником, имеющим достаточный боевой опыт, весьма эрудированный в военных вопросах. С первых же дней он стал надежным помощником командира полка, его правой рукой. Обстановка на Кавказе к этому времени очень обострилась. Усилилось влияние среди горцев Шамиля, организованнее стали действия его отрядов.

В 1845 году Шамилю исполнилось 48 лет. По описанию современников, это был высокий, рыжебородый человек, немногословный и с величавыми, достойными его сана манерами. Выходец из семьи аварского крестьянина, он воспитывался в религиозной среде, получив в ней не только соответствующее образование, но и те качества, которые позволили ему стать главой имамата Дагестана и Чечни.

До Шамиля имамом был Кази-Мулла, он же возглавлял и повстанцев, избрав основным местом своего пребывания труднодоступный горный район с селениями Ахульго, Дар-го, Ведено и Гуниб.

17 октября 1832 года возглавляемые генералом Розеном русские войска блокировали Гимры. Против тридцатишеститысячного отряда сражалась горстка храбрецов в четыреста человек. Три недели продолжалась блокада, все защитники селения погибли, лишь в одной башне засели две-наддать человек во главе с Кази-Муллой. Среди них находился и Шамиль. «Друзья! – обратился к ним имам. – Лучше умереть, нападая на врага, чем быть убитым дома». Бросившись на врага, они тут же пали от выстрелов. Спастись удалось только Шамилю, одному из четырехсот сражавшихся. Он и возглавил повстанцев, фанатически преданных новому имаму. Его отряды нападали на поселения русских на Тереке, добираясь до Кизляра. В ответ русские отряды предприняли несколько экспедиций вглубь гор, однако почти все они завершились неудачно. Это еще выше подняло среди населения авторитет Шамиля и воинственный дух горцев. Особенно острый характер боевые действия приобрели в Аварии, Дагестане и Чечне.

В 1845 году наместником царя на Кавказе и главнокомандующим Кавказской армии был назначен граф Воронцов. Человек решительный и смелый, он вскоре отбыл из Тифлиса на левый фланг Кавказской линии, чтобы принять начальство над войсками, выступавшими против Шамиля. Замысел экспедиции сводился к тому, чтобы одновременными действиями нескольких отрядов разбить силы повстанцев и овладеть аулами Анди и Гагатль. Операция удалась, Шамиль отступил к укрепленному аулу Дарго. За ним последовали русские войска и… угодили в ловушку. Почти весь день они находились под обстрелом занимавших близлежащие высоты горцев. Одних только раненых оказалось более полутора тысяч.

В укрепление Куринское прискакал генерал Фрейтаг – начальник войск левого фланга Кавказской линии, спешно собрал отряд для выручки. Назначив Бакланова начальником кавалерии, генерал подчинил ему три казачьи сотни. 18 июля отряд Фрейтага разбил у реки Мичик сильный неприятельский заслон, а на следующий день подошел к укреплению Шаухаль-Берды. Несмотря на численное превосходство повстанцев, русским войскам удалось их отбросить и соединиться с отрядом Воронцова. Первыми пробились казачьи сотни.

Бакланов предстал перед главнокомандующим. К немалому его удивлению, старый генерал вспомнил казака-гиганта.

– А ведь я вас запомнил с первой встречи. Ну-тко, когда это было? – престарелый наместник сощурил глаз, любуясь казаком.

– В двадцать восьмом году, в Гаджибее.

– В Одессе, – поправил генерал. – Если не ошибаюсь, вы были в чине урядника…

– Никак нет, хорунжим.

– По вашей фигуре запомнил: гренадер среди гренадеров. А ордена где заслужили?

– На реке Камчик, да за Бургас.

– А ныне я вас награждаю орденом Анны 2-й степени. Поздравляю.

По возвращении из экспедиции Бакланова пригласили на ужин к Воронцову. Он сидел за столом далеко, оттесненный от наместника, занимавшего почетное место. Графу Воронцову было уже шестьдесят четыре года, порода угадывалась в его высокой, слегка сутуловатой фигуре, в тонких чертах холеного лица с большим благообразным лбом, пышными, вразлет, седыми бакенбардами.

– Нельзя допустить, чтобы солдаты и казаки чинили озорство и жестокость. Нужно иметь в виду, что мы воюем не против народа, а с Шамилем и его мюридами, – говорил он мягким, вкрадчивым голосом. – И что если России не удастся подчинить горцев Кавказа, то они попадут под власть темного Востока, Персии и Турции. А те принесут сюда дикость, варварство, отторгнут народы Кавказа от просвещения и цивилизации. Об этом, господа, нужно помнить…

Яков Петрович слушал Воронцова и мысленно соглашался с ним, вспоминая, как встретил однажды слепого стран-ника-перса. Офицер приказал накормить странника, приютить. Старик рассказал печальную повесть о своей далекой молодости, которая потрясла казаков дикостью и жестокостью восточных нравов.

Он попал в услужение к хану еще мальчишкой, тот купил его, заплатив отцу жалкие гроши. В имении ему пришлось выполнять самую унизительную работу, и он был предметом злых насмешек. Господин обладал несметным богатством, имел гарем, в который доставлялись наложницы не только из Персии, но и далеких стран. Однажды в подарок ему привезли юную красавицу из Дагестана. Увидев ее, юный слуга потерял покой. Любовь толкнула его на отчаянный поступок: он пробрался ночью в ее каморку, но старый евнух выследил влюбленных.

На следующий день их вывели на заполненную людьми городскую площадь. Его привязали к столбу, а девушку посадили в мешок с двумя дикими камышовыми котами. Чтобы привести зверей в ярость, охранники стегали по мешку бичами. Мешок, словно живой, катался по земле, оттуда неслись душераздирающие крики и зловещее шипение котов. Потом все стихло. Не развязывая, окровавленный мешок проволокли через площадь, сбросили в глубокую яму, закопали.

Потрясенного же юношу, по распоряжению хана, ослепили, выжгли ему глаза, чтобы он больше никогда не мог видеть женского лица.

Вскоре Бакланов вступил в командование полком. Не считаясь со временем и средствами, он принялся за его обучение, сочетая строгость с заботой. Казаки это сразу оценили, их подкупала бесшабашная смелость командира: его видели всегда в самых жарких местах боя. Узнав однажды, что захваченный в плен казак находится в далеком ауле, он отобрал несколько храбрецов и ушел с ними в горы. Через три дня отряд вернулся с вырученным казаком.

Защищая родную землю, отстаивая свою свободу, население Кавказа проявляло незаурядное мужество и самоотверженность. Часто без огнестрельного оружия, имея лишь саблю и кинжал, горцы смело вступали в схватки. К тому же они были лихими наездниками. Их мастерство в джигитовке поражало даже бывалых кавалеристов. Горы, где происходили боевые действия, были для них родной стихией. Им было знакомо каждое ущелье, тропинка, горный поток. Они не нуждались в проводниках. То, что для русского солдата представлялось труднопреодолимым препятствием, местные храбрецы использовали к своей выгоде, не только успешно обороняясь, но и нападая. Особую активность горские отряды проявили на черноморском побережье в начале 1840 года. Используя незавершенность оборонительных работ в укреплениях, а также слабость гарнизонов, они напали и овладели Лазаревским, Вельяминовским, Михайловским, Николаевским фортами. С большим трудом русским войскам удалось их отбить и восстановить.

Когда генерал Раевский на собрании шапсугов заявил, что турецкий султан покинул их и навсегда отдал в подарок русскому царю, один из присутствовавших поднялся и заявил:

– Теперь, генерал, я все понял.

– Что именно? – спросил Раевский.

– Ты видишь эту птицу? – указал он на высокое дерево. – Я дарю ее тебе, генерал. Возьми ее!

Продвигаясь вглубь Кавказа, русские войска рубили в девственных лесах просеки, прокладывали в горах дороги в самых труднодоступных горных местах, осваивали пути в Грузию через перевалы главного Кавказского хребта. Благодаря этому с жителями далеких селений налаживалась связь, торговля, устанавливались деловые отношения. Особенно много для местного населения делали врачи. Оказывая необходимую медицинскую помощь, они завоевали уважение местных жителей.