Текст книги "Генерал Скобелев. Казак Бакланов"

Автор книги: Анатолий Корольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

У Адрианополя

По овладении Бургасом 6-му корпусу была поставлена задача наступать на Адрианополь, некогда главный город древней Фракии, а ныне второй по значимости город Турции после Константинополя. Стремясь наверстать упущенное, главнокомандующий Дибич приказал генералу Роту создать для преследования неприятеля авангард из казачьих полков, отличавшихся своей подвижностью и быстротой. В отряд, возглавляемый генералом Жировым, вошли три полка: Бакланова, Ильина и Чернушкина. Им предстояло обойти по второстепенным дорогам отступающие главные силы турецкой армии и первыми вырваться к Адрианополю.

От Бургаса до цели – около полутораста верст. Отряд находился в пути вторые сутки. Осталось преодолеть последнее препятствие – отроги Балкан, хребет Истранджа. На перевал вслед за головным дозором поднялась группа всадников во главе с генералом Жировым. Генерал достал часы, посмотрел на склон, по которому растянулась казачья колонна.

– Отдохнем, – сказал он командиру полка Бакланову. И соскочил с коня.

Недавно прошел теплый июльский дождь. Прошел полосой: в горах такое случается нередко. На хребте зависла туча, прогремел гром, и на землю обрушился ливень. А потом прояснилось и стало так чисто, словно дождь промыл воздух и насытил его свежестью.

– Садитесь, ваше превосходительство, – услужливо разложил походный стулец ординарец.

Генерал сел, вытер платком лицо.

– Садитесь и вы, господа, передохнем. Они еще не скоро выберутся.

Яков находился при отце, сел поближе. Знал, что генерал любит поговорить, вспомнить былое. Генералу было за пятьдесят, но он не утратил выправки и видом был крепок. На лбу залег багровый рубец – след от палаша французского драгуна, полученный в жаркой схватке у Смоленска в восемьсот двенадцатом году.

Всю Отечественную войну войсковой старшина Жиров провел в седле, командовал полком в летучем корпусе Матвея Ивановича Платова. На третий день после перехода французов через Неман его полк вступил в схватку. Отличился полк и под Смоленском, Дорогобужем, участвовал в знаменитом рейде у Бородина. Но особую доблесть казачий полк Жирова показал, когда изгоняли врага. Он первым преодолел Вислу и ворвался в город Нейбург.

Генерал любил поговорить, вспомнить прошлое.

– Я вам скажу, что преследование нужно вести умеючи, – начал он, обращаясь к офицерам. Он многое заимствовал у Платова, и эта любимая присказка атамана – я вам скажу – тоже вошла как бы сама собой в привычку. – Казалось бы, ничего сложного в преследовании нет, не то что в наступлении или оборонительных действиях, но, скажу я вам, это далеко не так. Вот у меня был случай, в сражении у Малоярославца француз тогда уж отходил, а мы его преследовали. Наши теснят его, сбивают заслоны, то и дело настигают арьергард, чтобы сломить его и выйти к главным силам, но не так-то просто одолеть врага. Примчался Платов. Кутейников ему докладывает, так, мол, и так: «Сидим на хвосте». «А что толку, что на хвосте, – недовольно выговорил атаман. – Французу в горло надо вцепиться! Пустил ли кого по боковой дороге?» – «Никак нет!» – «Вот и плохо! Немедленно направляй полк, да поставь ему задачу на опережение неприятеля». Я стою тут же. Увидел меня Матвей Иванович, подзывает: «Поди сюда, войсковой старшина. Дорогу видишь?» – сует мне карту. А правей старой Смоленской была еще одна. – «Вижу», – отвечаю. – «Вот по ней и мчись, упреди голову неприятельской колонны, да задержи ее. А мы тем временем французу с боку ударим. Понял?» – «Понял», – отвечаю. Поставил он крестик на карте, куда полк должен выбраться. – «Умри, но задачу выполни!»– предупредил напоследок атаман.

Повел я полк по той дороге. Несусь, а в голове одна только мысль: как бы не опоздать! В Платове, скажу я вам, казаки души не чаяли, но и побаивались его. В делах службы был он взыскательным и нелицеприятным. Требовал, чтобы приказы выполнялись быстро и точно. Так вот, не проехали мы и половины дистанции, как наскочили на неприятеля. Головной дозор попытался было сбить его с позиции, да не смог. Послал я головную сотню, а та ввязалась в перестрелку: ни вперед, ни назад. Время поджимает, а путь полку перекрыт. Что делать?

Яков слушал генерала, боялся пропустить слово. Представил обстановку, в которой оказался полк, попытался угадать решение, которое принял тогда сидевший рядом начальник.

– Так вот, оставил я сотню на месте, а сам с полком скрытно для неприятеля уклонился от дороги вправо, выехал на какую-то тропку и помчался вперед. Выскочили к назначенному месту до срока, какой указал Платов. Не ожидая, пока подтянется полк, выслал разведку. За ней направил сотню с есаулом Агаповым, приказал ему дорогу оседлать и ждать моего прибытия. И задачу, таким образом, удалось выполнить точно и в срок. Благодарность заслужили от самого Платова. Вот так-то, господа.

Генерал поднялся со стульца, надел молодцевато, чуть набок фуражку, огляделся. На перевал уже вышли передовые сотни баклановцев. За ними, поотстав, поднимались остальные.

– Ну вот, поговорили, отдохнули, – сказал генерал и скомандовал: – Коня! И вперед!

В тот же день казаки подошли к Адрианополю. Город лежал у места, где сливались три реки – Тунджа, Марица и Арда, – и сходились в узел шесть дорог. Когда-то здесь была крепость, но от нее остались одни развалины. Вокруг города возвышались высоты.

От Адрианополя шла дорога и к Черному морю, и к Константинополю, и к Дарданеллам. До турецкой столицы оставалось две с половиной сотни верст. Не доезжая до Адрианополя, генерал вызвал Якова:

– Поезжай под крепость, разузнай, какой в ней гарнизон, какие укрепления.

У первого селения полусотню Бакланова окружили болгары.

– Здравствуй!.. Братушки!.. Да живио! Русско! – Лица светились радостью.

Появление русских войск народ воспринял как освобождение. Много зла причинили им турки за вековое пребывание в чужой стране.

Не задерживаясь, Яков повел полусотню дальше. Вскоре на дороге повстречался мужчина. Яков подозвал его.

– Ты откуда?

– Из города, – ответил тот и указал в сторону Адрианополя.

– Большой ли в городе гарнизон? Много ли вооруженных турок?

– Много, может десять тысяч, а может и больше. Есть пушки.

Вблизи города по казакам открыли огонь с высот турецкие стрелки. Казаки не стали ввязываться в схватку, уклонились в сторону. Но им преградила путь река. За ней виднелись неприятельские позиции.

Пробиться к крепости казакам не удалось, однако они сумели разведать укрепления. И по возвращении Яков доложил генералу обо всем виденном.

– А не пытался ли обойти крепость?

– Собирался. Но приказа вашего не было.

– А ты бы не ждал. Там, скажу я вам, место из уязвимых. Там находятся дороги, называемые коммуникациями. По ним идет снабжение и поступает пополнение. И отходит гарнизон в случае поражения. Зайти во вражеский тыл нелегко, но делать это нужно. Говорю это я к тому, чтобы знал и постоянно стремился к дерзостному маневру. В сражении нужно действовать не только по приказу, но, вдобавок, и по своему разумению, воинскую сметку проявлять. Вот так-то.

И Бакланов снова ушел с полусотней к крепости. Отряду удалось обойти город, выйти к дороге, ведущей в Константинополь. Еще издали они увидели небольшую колонну из верховых и повозок.

– Дозвольте, ваше благородие, пошарить в турецких телегах: не иначе как добро везут в крепость, – обратился урядник. Его поддержали казаки. Уж чего, а пошарить в чужом добре казаки любили.

– Ладно, – согласился Яков. – Пленного все одно нужно брать.

Завидя вылетевших из засады казаков, верховые охраны бросились наутек. Казаки подскакали к повозкам и опешили: там сидели бритые, с цепями на руках турки. Казаки подумали, что это арестанты. Но зачем их везти в осажденный город? Стали расспрашивать, выяснилось, что в телегах находились новобранцы турецкой армии, их везли на усиление гарнизона Адрианополя.

– Что с ними делать будем, Яков Петрович?

– А что делать? Отпустить. Пусть бегут подалее.

Все же пленного отряду удалось схватить. И как раз того, кто был нужен: из крепости выехала группа верховых во главе с офицером. Офицера схватили и возвратились к отряду.

А на следующий день к генералу Дибичу прибыли турки, посланные из крепости:

– Наши верховные в городе начальники Галиль-паша и Ибрагим-паша спрашивают, какие будут требования для сдачи вам города?

– Условия наши такие: гарнизон складывает оружие, сдает исправной артиллерию, знамена, военные запасы и покидает крепость и город.

– Хорошо, части гарнизона направятся к Константинополю.

– Нет. Гарнизон должен идти на запад.

– Мы доложим Галиль-паше и Ибрагим-паше.

Генерал Дибич раскрыл часы:

– Сейчас семь часов вечера 7 августа, через четырнадцать часов в 8 утра мы начнем штурм.

За ночь русские войска заняли исходные для штурма позиции.

– Да разве турки сдадут без боя такой город? – шли разговоры. – Бургас не чета ему, и за тот дрались, как скаженные.

Полк Бакланова должен был овладеть предместьем города и ворваться в крепость через Константинопольские ворота. На рассвете полковник вывел своих казаков к дороге, поставил сотням задачу. Полусотня Якова должна первой пробиться к воротам.

Время летело, скоро восемь, все уже наизготовке, а крепость молчала. Ровно в восемь ударила пушка. Штурм! Войска в колоннах со всех сторон двинулись к городу. Они были уже совсем близко к цели, когда в разных местах города появились белые флаги. Распахнулись ворота и навстречу войскам вышли толпы горожан. Вслед за ними показались и турецкие колонны. Выйдя из крепости, они бросали пред русскими войсками оружие, знамена, под командой своих офицеров отходили в сторону…

Адрианополь пал. Восемь с половиной веков назад у его стон стоял с дружиной киевский князь Святослав Игоревич. И вот снова у городских стен русские полки. В качестве трофеев армии достались 56 неприятельских орудий, 25 знамен, 5 бунчуков, несколько тысяч ружей, большое количество снарядов, запасы продовольствия.

2 сентября в Адрианополе был подписан мир. Россия укрепила свои позиции на Балканах и Кавказе, помогла Греции приобрести автономию, болгарский народ увидел в русской армии надежного защитника и соратника в деле освобождения от векового турецкого ига. На Кавказе русская армия овладела крепостями Карс, Эрзерум, Бая-зет, Ахалкалаки и Ахалцихе, портами на Черном море Поти и Анапа, чем подорвала влияние Турции на народы Кавказа. Россия также приобрела свободу торговли во всех турецких владениях, свободу плавания на Черном и Средиземном морях и прохода кораблей через Дарданеллы.

Вскоре Якову Бакланову перед строем полка генерал Жиров вручил второй орден, Анны 3-й степени.

– Носи, земляк, награду с достоинством. Надеюсь, не последняя.

Отгремели в честь победы салюты, отслужили в полках молебны во здравие живущих и во славу убиенных, и потекли поредевшие колонны русского воинства по дорогам на север.

Полк Бакланова направился к Пруту, где предстояло нести пограничную службу на сторожевой черте Российской империи. Он шел путем, где совсем недавно каждая верста пути отвоевывалась в жарких схватках, о которых напоминали частые могилы-холмики. Глядя на них, казаки крестились, благодарили судьбу, что уберегла их от смер-тушки.

– Что приуныли, хлопцы-молодцы? – подал голос сотенный. – А ну, Васька, запевай!

Запевала приосанился, вздохнул поглубже.

 
Ой, да не туман-то с моря,
Туман поднимается,
Ой, да по крутым-то горам
Туман расстилается.
 

Песню подхватили едущие в строю казаки:

 
Туман расстила… расстилается,
Да ветры буйные разгулялися.
 

Это была недавно рожденная и невесть кем сложенная песня. Снова жаворонком взлетел голос запевалы:

 
Ой, да во иной-то земле
Да я был, будто во Туретчине,
И видал там, видал, братцы,
Ой да все диковинку.
 

И хор снова подхватил, заглушая голос запевалы:

 
Видал там, видал
Ой да все диковинку.
 

Лошади шли ровно, мерно постукивая копытами в такт песни, бережно неся на себе всадников. И колыхались, вонзаясь в небо, пики, поблескивая острыми копейцами.

 
А видал я, братцы, кроволитию,
Как над кустом под ракитовым
Лежит тело белое,
Тело белое да молодецкое.
 

Песня напоминала казакам о недавних сражениях, о гибели своих сотоварищей-станичниках. Пел песню и Яков Бакланов, всколыхнула она ему душу…

Накануне отцу принесли письмо в сером, заклеенном хлебным мякишем конверте. Прочитал его суровый полковник, молча сунул в карман. Вечером дал Якову:

– Из дома прислали. – И вышел, оставив сына одного.

Письма приходили редко, получали счастливцы, которым завидовали, потом выспрашивали у них о станичных новостях в надежде услышать что-либо о своем.

Писала чья-то чужая рука: мать безграмотна, а Серафимины каракули Яков бы узнал. Вначале почти на всю страницу перечислялись имена родственников, которые посылали на далекую балканскую сторону привет храбрым служилым Петру Дмитриевичу и Якову Петровичу. Потом сообщалось о домашних новостях и уж в конце извещалось: «А на прошлой неделе Ванечку, первенца Якова Петровича, отнесли по воле божьей на погост. Задушила мальца глоточная болезня…»

Не веря, Яков прочитал еще раз и еще, прежде чем понял, что родной его курень постигло горе и он лишился сына.

Зажав письмо в кулак, Яков вышел из хаты. Кто-то окликнул его, но он не слышал, брел, словно пьяный. Возвратился, когда над головой мигали звезды.

Отец не спал, поджидал его. Ходил из угла в угол, отмеряя шаги, под грузным телом поскрипывали половицы.

– Отпусти, батя, в станицу. Хотя б на неделю.

– Не могу. Не в моей власти. Да и что казаки скажут? И так гутарят, будто потворствую тебе. Нет-нет, не проси.

– Да ведь война-то кончилась!

– Все едино – не могу. Ты думаешь, у нас только беда. У каждого свое горе. Вот приедем на Прут, там, может, прояснится.

Полтора года пробыл Яков Бакланов на Пруте, прежде чем получил по льготе отпуск. Прощаясь, отец сказал:

– Вывел тебя, Яков, на дорогу, дальше ты сам пробивай в жизни путь. Служи в другом полку, не под моим началом. Мне-то подоспело уходить в отставку. О том уже имел с начальством разговор.

На Кубанской линии

В станице Гугнинской Яков пробыл недолго, всего зиму. По весне 1834 года его призвали и направили в полк, находившейся на Кубанской линии.

Кубанская пограничная линия составляла часть Кавказских укреплений на южной границе России. Созданная Суворовым, она начиналась от устья Кубани, продолжалась по ее северному берегу к Лабе и смыкалась с терской линией, где у Каспийского моря находилась крепость Кизляр, возведенная еще в 1739 году от набегов горцев.

На Кубанской линии в разное время было заложено десять крепостей, двадцать опорных пунктов, в которых находились гарнизоны: в каждой крепости две пехотные роты и три орудия; в опорном пункте – рота и орудие. Охрану линии чаще всего несли казаки, располагаясь как в укреплениях, так и между ними, на так называемых постах.

Кавказская сторона переживала неспокойное время, русские войска вели боевые действия против вооруженных отрядов местных феодалов. Преследуя экономические интересы, царское правительство проводило политику расширения своих южных пределов в поисках выхода в Закавказье. Еще задолго до того Армения, Грузия, некоторые княжества Азербайджана и Дагестана признали Россию надежным соседом, изъявили согласие на присоединение к ней. С ними были установлены добрые отношения, усилилась торговля, однако ей препятствовала неосвоенная труднодоступная территория Кавказа, населенная многочисленными и разобщенными народами. Отстаивая свою независимость, они оказывали русским войскам сопротивление, чинили всяческие препятствия на путях их продвижения вглубь гор. Сопротивление особенно возросло, когда произошло слияние интересов горских племен на религиозной основе. Во главе повстанцев встал влиятельный священнослужитель Шамиль, в 1834 году объявивший себя имамом, т. е. верховным правителем государства на территории Дагестана и Чечни. Он призвал мусульман к газавату – священной войне против иноверцев, в которой каждый верующий обязан взять в руки оружие.

Турция и Иран, в планы которых входило завоевание Кавказа, оказывавшие до того влияние на его население, всеми силами разжигали ненависть к России, снабжали повстанцев оружием и боеприпасами, подогревали страсти. Не оставалась в стороне и Англия: Кавказ был для нее заманчивым краем, сокровищницей неразведанных богатств. Через своих агентов английское правительство способствовало усилению и без того накаленной обстановки.

Этот период известен из русской литературы как покорение Кавказа. О нем писали Пушкин и Лермонтов, Бестужев-Марлинский и Толстой. Историки же именуют его Кавказской войной. Начиная с 1817 года, против кавказских народов проводятся, в полном смысле этого слова, военные операции. Они охватывают территорию Кубани, Дагестана, Чечни. Строятся крепости – Грозная, Внезапная, Бурная, – опорные пункты для завоевания лежащего к югу кавказского края. Война эта продолжалась долгих 47 лет и закончилась лишь в 1864 году, когда силой оружия царское правительство устранило влияние на Кавказе соперничающих Турции и Ирана. Стремясь закрепить завоеванное и отторгнуть местное население от влияния южных соседей, Россия усилила торговые отношения с населением Кавказа, провела ряд экономических мер.

Напряженная обстановка была и в Причерноморье. По Адрианопольскому договору 1829 года к России отошло побережье от устья Кубани до северной границы Аджарии. Россия наконец-то получила выход к Черному морю. В кровопролитных сражениях русским войскам удалось взять крепости Анапу, Поти. На побережье стали строить укрепления.

Такова была обстановка на Кавказе, когда туда в 1834 году был направлен Бакланов. Он уже имел чин сотника, а о его делах на Балканском фронте на Дону ходила громкая слава.

В сопровождении черноморского казака Яков Петрович ехал в укрепление Прочный Окоп, находившееся на Кубани, неподалеку от впадения в нее Урупа. Там была квартира командира Донского казачьего полка, который возглавлял гарнизон укрепления. День выдался жарким, над землей колыхалось трепетное марево. Весь путь казак-бородач с подробностями рассказывал о том, как участвовал в штурме Анапы, а Яков Петрович с интересом слушал его.

Турецкая крепость была построена полвека назад наемными французскими инженерами и считалась первоклассной. Расположенная на мысу, она имела каменные стены, подходившие вплотную к высокому утесистому берегу, с суши же перед крепостью – глубокий ров. Во время царствования Екатерины II русские войска дважды пытались овладеть ею, и оба раза неудачно. Турецкий султан назвал ее «ключом азиатских берегов Черного моря», и неприятель дрался за нее, не щадя себя.

2 мая 1828 года на рейде Анапы появилась русская эскадра вице-адмирала Грейга, закрыв подступы к крепости с моря. А на следующий день подошли из Тамани четыре полка черноморских казаков, шесть рот пехоты при двадцати легких орудиях. Командовал отрядом полковник Перовский. На предложение адмирала сдать Анапу паша ответил отказом. Он был уверен, что четырехтысячный гарнизон, располагавший восемьюдесятью пятью крепостными орудиями, с запасом пороха и ядер сумеет отбить штурм… Ко всему еще задул ветер, на море поднялся шторм. Бомбардировка крепости с кораблей стала невозможной, нельзя было высадить и десант. Используя момент, на отряд полковника Перовского напали подошедшие с гор черкесские повстанцы. Три дня продолжалась ожесточенная схватка, не принесшая ни одной из сторон успеха.

6 мая ветер стих, с кораблей спешно высадились два егерских полка с восемью орудиями под начальством князя А. С. Меншикова. Они усилили отряд Перовского. Ведя бой с засевшими в крепости турками, егерям и казакам приходилось одновременно отражать с тыла атаки превосходящих по численности отрядов черкесских всадников. Прошло несколько дней сражений. Утром в расположении егерского полка появился изможденный человек, босой, в лохмотьях: «Друзья, братишечки! Не стреляйте! Я русский!» – «Кто таков?» «Солдат я. Бежал из плена. Восемь лет был в неволе, в черкесском ауле». И рассказав о своих мытарствах, сообщил, что в горах скрывается до трех тысяч неприятеля и что не сегодня-завтра предпримут нападение.

Действительно, через день большой отряд конницы атаковал роты Таманского полка. Превосходя их в численности, всадники уже были близки к победе, как подоспела русская артиллерия. Орудия ударили картечью и заставили неприятеля отступить. Горячая схватка произошла и у стен крепости с предпринявшими вылазку турками. Предавшись воспоминаниям, бородач-черноморец рассказал о штабс-капитане Томиловском.

Они схватились врукопашную у обрыва, русский офицер Томиловский и великан-турок. Офицеру долго не удавалось одолеть турка. Все же, изловчившись, он сумел столкнуть его в пропасть. И сам, не удержавшись, слетел за ним.

– Неужто разбился? – посочувствовал Яков Петрович.

– Не-е, удержался на уступе. Только сам не мог выбраться. Кричал: «Выручайте!» Двое бросились на помощь, а под одним камень вывернулся, и он вниз, в пропасть… Царство ему небесное, – бородач перекрестился.

– А штабс-капитан? Что с ним? Выручили?

– Выручили. А как же иначе? Сняли с убитых турок пояса, связали их, по ним спустились. Когда поднимали раненого, турки подстрелили нашего одного. А штабс-капитана спасли. Выручка в бою – святое дело.

– Когда ж Анапу взяли?

– Вскорости и одолели…

В военном бюллетене о сражении за Анапу сообщалось, что солдаты, казаки, матросы проявили необыкновенное мужество и упорство. С 3 мая по 22 июня они не знали покоя круглые сутки. Днем стояла ужасная жара и негде было укрыться от палящего солнца. Палатка имелась лишь у Меншикова, в лазарете для раненых устроили навес из судовых парусов. На много верст в окрестности – ни одного деревца. У войска не было ни свежей говядины, ни сколько-нибудь сносной провизии. Испытывали недостаток в воде: в близлежащей речке она по вкусу напоминала болотную. Рыли колодцы, но и там она оказывалась горько-соленой, непригодной для питья. От недостатка воды и скудной пищи люди болели, и многих отправляли по морю в Севастополь. Недоставало и дров для варки пищи: лес находился в отдалении, у неприятеля.

К полудню Яков Петрович и казак-черноморец проехали немногим более половины пути.

– Передохнем в этой рощице, – указал Яков Петрович на зеленевшую в лощине кущу.

– Стой! Кто такие? Сказывай пропуск! – окликнул их солдат-дозорный. – В балку приказано никого не пускать. Эй, Митрий, поди-ка!

Из чащи показался второй, заспанный солдат. Во всю щеку шрам.

– Кто таковские? – он уважительно посмотрел на серебряные кресты хорунжего.

– В Прочный вот они едут. А я с ними, – пояснил казак-черноморец. – Решили передохнуть.

– Отдыхайте, тут и родничок есть, – изуродованная щека вместе с губой перекосилась.

– Это кто ж тебя? – полюбопытствовал черноморец.

– А-а, – отмахнулся тот. – Под Анапой пуля поцеловала.

– Стало быть, и ты там был! Тогда мы родственники.

Не расседлывая коней, Яков Петрович и казак направились к ручью, долго мылись в холодной воде. Подошел первый солдат и тоже стал разуваться.

– Как служба? – спросил его Бакланов.

– А что служба? Идет помаленьку. Погода вот только уж больно гнилая. Осенью да зимой дожди одолевают, а с ними сырость. А летом зной, не приведи господи. Лихорадка, черт бы ее побрал, мучает, да поносы. Много болеет нашего брата.

– Сам-то родом откуда?

– Из-под Киева я, с села Каменка. Может, слышали. Оттуда мы, Осиповы, там Осиповых полсела. Не бывали в наших краях?

– Не приходилось. Сам-то воевал?

– Как не воевал! Под Баязетом медальку вот заслужил.

– А как здесь? Спокойно?

– Какой там! Спать ложишься, ружье под бок, того и гляди жди нападения. Сельчане идут в поле на работы, а ты охраняешь. Стоишь с ружьем, зришь, чтоб на них не напали. Неспокойный край.

– А под Анапой был?

– Не довелось. Вот Митрий там бывал, он там скрозь все исползал.

Архип Осипов и его напарник служили в старейшем Тенгинском пехотном полку, батальоны которого несли службу на Кубанской линии. Один батальон полка располагался у моря, охраняя побережье, где нередко появлялись турецкие торговые суда. Они доставляли ткани, соль, сафьян, различную утварь, украшения, словом, все, в чем нуждалось население. С побережья вывозили иной товар: мужчин – на рудники Трапезунда, женщин – в гаремы. В последнее время продавали на турецкую сторону захваченных в схватках русских солдат.

Прощаясь, Яков Петрович пожелал солдатам удачи да добрых дел.

– Авось еще увидимся, Архип Осипов.

– Непременно, ваше благородие. Гора с горой не сходится, а человек с человеком – завсегда. В одном отряде-то числимся.

Это было и в самом деле так. Полк, в котором предстояло служить Бакланову, входил в отряд, где кроме Донского, были еще полки Черноморского, Хоперского и Ставропольского казачества, а также подразделения Тенгинского полка.