Текст книги "Отважная лягушка (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)

Почти всё место внутри занимали несколько больших облезлых сундуков. Из одного Дора извлекла засаленную до невозможности подушку, из другого – одеяло и пустой матрас, о соломе для которого новенькая, очевидно, должна сама позаботиться.

– Иди устраивайся, – проворчала женщина, запирая кладовую. – После обеда я скажу, что делать.

Оставшись вдвоём, рабыня с хозяйкой вытрясли из одеяла кучу пыли, едва не порвав его пополам. Решив больше не рисковать, госпожа свернула его и стала отдавать распоряжения.

– Отправляйся к Бронии, поблагодари от моего имени за гостеприимство и забери вещи. Если спросит, расскажи ей, как прошёл суд.

– Слушаюсь, госпожа, – без особого энтузиазма отозвалась Риата.

– Зайди на рынок, купи мне льняную тунику, вместо ночной рубашки пойдёт, и плащ, – продолжила инструктировать Ника. – Только не очень дорогой. Деньги беречь надо. А этот я тебе отдам.

– Спасибо, добрая госпожа, – с тем же постным выражение лица поблагодарила невольница.

– Помолчи, – раздражённо оборвала её девушка. – Я даже не представляю, куда тебя поселят. Хорошо, если со мной. А вдруг в какую-нибудь халупу отправят? Ночи сейчас холодные, ещё заболеешь.

Рабыня хотела что-то сказать, но хозяйка опять заставила её замолчать.

– Найдёшь, где соломой торгуют, набьёшь матрас. Не забудь поесть и купи что-нибудь на ужин. Вдруг тебя кормить не будут, пока я деньги не внесу? Вот теперь иди.

На кухне стряпуха о чем-то шепталась с высокой, худощавой девушкой, одной из тех, кто недавно тряс циновки на дворе.

Заметив гостью, они тут же замолчали, с выжидательным любопытством глядя на новенькую, стоявшую в дверях с прижатым к груди одеялом.

Понимая, что пора знакомиться, путешественница представилась, стараясь улыбаться как можно дружелюбнее.

– Здравствуйте, меня зовут Ника Юлиса Террина.

Девушки переглянулись, и то ли Комения, то ли Фабия спросила:

– Это правда, что тебя прислали сюда за святотатство?

Нике не понравился ни сам вопрос, ни то, с какой бесцеремонностью его задали. Тем не менее, не теряя надежды наладить отношения с местными обитательницами, она постаралась ответить вежливо и подробно:

– Не совсем. Спасая свою жизнь, в первую ночь дриниар я случайно оказалась возле священной горы, не зная, что это запрещено законом Этригии. Поэтому суд проявил милосердие, отправив меня послужить богине Луны.

– А что с тобой случилось? – продолжала расспрашивать настырная девица, по-прежнему не называя своего имени.

Почувствовав, что вместо нормального разговора начинается очередная дача показаний, от которых она уже успела устать за сегодняшний день, путешественница сухо объяснила:

– На меня напали те, кому я доверяла.

И не желая больше подвергаться допросу, направилась к двери в коридорчик. Когда-нибудь она расскажет им о своих злоключениях, но не сегодня.

– Как интересно! – вскричала девушка, заступив ей дорогу. – Подожди, меня зовут Прокла Комения. Скоро год, как я здесь живу. А это…

Она кивнула на застывшую с полуоткрытым ртом стряпуху.

– А это Апулия Тарма Феса, её родители недавно сюда привезли.

– Зачем? – ляпнула Ника и тут же прикусила язык, опасаясь, что такой вопрос вполне может показаться собеседницам неуместным или даже обидным.

Но оправившаяся от удивления повариха спокойно ответила:

– В восемь лет Такера наслала на меня лихорадку. Лекаря ничем помочь не смогли. Тогда мама призвала на помощь Рибилу, пообещав богине, что если я выживу, то два года проведу в её храме.

Теперь настала очередь удивляться путешественнице.

– Как интересно!

Лихорадочно перебирая в памяти рассказы Наставника о жизни в Империи, она так и не смогла вспомнить ничего подобного.

– Ты в спальню? – бесцеремонно прервала её размышления Комения, и не дожидаясь ответа, предложила. – Я с тобой.

Положив свёрнутое одеяло на лавку, новенькая поинтересовалась:

– Где мне лучше расположиться?

– Где хочешь, – легкомысленно махнула рукой спутница, но вовремя опомнилась. – Но лучше подожди пока. Сейчас девочки на обед придут…

Понимая, что не зная обстановки, не стоит качать права, Ника решила дождаться всех соседок по комнате, а пока попытаться получить как можно больше информации о месте, где ей суждено провести ближайшие шестьдесят дней.

– Госпожа Маммея назвала вас "помощницами"…

Усевшись напротив, Комения важно кивнула.

– А кроме неё и госпожи Доры жрицы здесь ещё есть?

– Госпожа Клио, – ответила девушка. – Она больше свитками да травами занимается. Зелья варит, храм потом продаёт их лекарям и повитухам. Ты её видела, когда только пришла. В кожаном фартуке. Помнишь?

– Да, – кивнула путешественница и усмехнулась. – На трёх жриц пять помощниц…

– Вообще-то считается, что девять, – поджав губы, возразила собеседница. – Ещё четверо местные… Важные такие. Являются только на вечерние молитвы и главные церемонии.

Она презрительно скривилась.

– С нами даже не разговаривают… Будто мы служанки или рабыни какие… Ещё бы, их отцы храму деньги заплатили, чтобы дочки могли перед народом покрасоваться! Мы и в храме убираемся, и у жриц одежду их стираем, по ночам гимны поём, а в праздники их в первый ряд ставят…

Из жалоб Комении Ника узнала, что в помощницах у служительниц богини Луны числятся: дочки претора, эдила и двух богатых горожан.

Излияния новой знакомой прервал долетевший из коридорчика шум. В комнату, смеясь и переговариваясь, вошли три девушки в серых платьях.

Попаданка встала из-за стола, поклонилась, кратко объяснив, кто она такая, и что здесь делает. Процедура знакомства много времени не заняла. Самую старшую из помощниц звали Патрия Месса. На первый взгляд, ей было никак не меньше двадцати лет. Это показалось путешественнице странным. Как правило, местные дамы в таком возрасте давно замужем и уже имеют пару-тройку ребятишек.

Судя по всему, именно Месса, как самая взрослая, верховодила в этом маленьком коллективе. Приста Фабия Укла и Тейса Вверга Сета выглядели лет на четырнадцать и вели себя как подростки.

После взаимного представления, Ника, не откладывая, поставила вопрос о своём спальном месте. После недолгого обсуждения, старожилы предложили ей стать третьей на лежанке.

Едва девушка успела разложить одеяло поверх потемневших от времени, гладко оструганных досок, за дверью опять что-то стукнуло, и в комнату заглянула уставшая стряпуха с пустым деревянным подносом.

– Пойдёмте есть, девочки.

Не заставляя себя ждать, помощницы жриц поспешили на кухню, где каждая получила по миске варёной фасоли с мясом, кусок ещё тёплой лепёшки и чашку с разведённой брагой. Кушать там не полагалось, поэтому девушки вернувшись в спальню, чинно расселись за столом.

С аппетитом пережёвывая разваренные зёрна, щедро сдобренные луком, чесноком и кусочками свинины, Ника подумала, что на каторге, скорее всего, кормят гораздо хуже, чем здесь.

По крайней мере, за одно это стоит сказать спасибо местным коррупционерам: магистрату Пробу Фабу Лису и двум преторам.

Совершенно неожиданно девушка едва не подавилась от смеха, вспомнив фразу из старой советской комедии: "Да здравствует наш суд! Самый гуманный суд в мире!"

Глава IV
Как тяжело жить среди чужих людей

Я не монашка, и напрасно,

Сеньора, вы решили мне

Читать все эти наставленья.

Ужель мне в храм идти велели

Вы для того лишь, что хотели

Сегодня мне одни мученья

Своей опекою доставить?

Лопе Де Вега. Изобретательная влюблённая

Утолив первый голод, помощницы жриц принялись засыпать новую соседку вопросами, число которых с каждым ответом Ники только росло.

Внезапно резко распахнулась дверь.

– Чего сидите? – спросила жрица, угрожающе выпятив выдающуюся челюсть. – Здесь вам не званый ужин и не ундиналии!

– Мы уже закончили, госпожа Дора, – ответила за всех Патрия Месса, поднимаясь из-за стола. Вслед за ней, торопливо дожёвывая, встали остальные девушки.

Посторонившись, чтобы выпустить их из комнаты, жрица пристально посмотрела на поправлявшую накидку Нику.

– А ты пойдёшь со мной.

Поскольку к ней обратились не слишком уважительно, та промолчала, ограничившись коротким полупоклоном.

– Посуду собери, – хмуро приказала Дора, кивком указав на стол.

Ни слова не говоря, девушка принялась складывать пустые миски, а когда закончила, жрица привела её на кухню, где сказала устало поднявшейся с табуретки стряпухе:

– Вот, Тарма, привела тебе помощницу.

– Спасибо, госпожа Дора, – искренне обрадовалась та.

– Она будет мыть посуду, убираться здесь и помогать готовить. Ясно?

– Да, госпожа Дора, – кивнула повариха.

С усмешкой глянув на новенькую, жрица грубо скомандовала:

– Чего стоишь? Начинай!

Прямо-таки лучившаяся радостью стряпуха тут же предоставила веник, совок, старую деревянную лохань и мочалку из каких-то древесных волокон. Однако стоявший в углу большой, литров на тридцать, кувшин оказался почти пуст, о чём Ника и сообщила уже собравшейся уходить начальнице.

– Фонтан на площади, – не оборачиваясь, буркнула та.

– Мне нельзя туда ходить! – громко объявила осуждённая.

Жрица едва не споткнулась о высокий порог.

– Что значит "нельзя"? – с угрозой спросила она, оборачиваясь.

– По приговору суда я не могу покидать территорию храма Рибилы, – спокойно пояснила девушка. – Без разрешения верховной жрицы.

– Я тебе разрешаю! – раздражённо махнула рукой собеседница. – Бери кувшин и ступай.

– При всём уважении к вам, госпожа Дора, – с лёгкой издёвкой произнесла Ника, отвесив глубокий, почти поясной поклон. – Только госпожа Маммея может позволить мне выйти за ворота.

– Хочешь, чтобы я беспокоила старшую сестру из-за такой ерунды? – зловеще усмехнулась жрица.

– Решение суда никак нельзя назвать "ерундой", госпожа Дора, – наставительно проговорила девушка. – Ни я, ни даже вы не можем его игнорировать.

– Не будем, – легко согласилась собеседница, и взгляд её полыхнул ненавистью. – Тогда отправляйся на птичник! Будешь убирать куриный помёт и мыть ночные горшки!

Она победно улыбнулась.

– Для этого не надо выходить со двора. Ну, пошла!

Никак не ожидавшая подобного развития событий, путешественница растерялась. Полученных в своё время от Наставника знаний хватило для понимания того, что собеседница намерена не просто унизить, а окончательно "опустить" её в глазах не только обитательниц святилища, но и всех горожан.

Вот только этого самозваная потомственная аристократка не могла себе позволить ни в коем случае. Поэтому она вскричала, гордо вскинув голову:

– Я отказываюсь! Это должны делать рабы!

– А ты и есть раба! – рявкнула Дора, бульдозером надвигаясь на рискнувшую подать голос нахалку. – Которую по недосмотру богов отправили сюда, а не на рудники, где ты должна была сдохнуть!

Они едва не столкнулись грудь в грудь, как бойцовые петухи, ибо отступать упрямая девица не собиралась.

Видимо, жрице здесь редко кто противоречил. Правая рука женщины поднялась, намереваясь то ли ударить, то ли вцепиться ногтями в лицо бесстыдницы.

"Вот батман! – охнула про себя Ника, не отрывая взгляд от полыхавших бешенством глаз Доры. – Сейчас я её точно побью… И будь, что будет!"

Она даже слегка обрадовалась, чувствуя, как сознание начинает переходить в то, уже привычное, но всё ещё пугающее состояние, когда становится безразлично всё, кроме врага.

К счастью, жрица вовремя остановилась, очевидно, трезво оценив крепкое сложение и высокий рост противницы. А, может, просто уяснила всю серьёзность её намерений?

– Ты ещё пожалеешь об этом, мерзавка! – змеёй прошипев, женщина отступила.

– На всё воля богов, – с трудом пряча радость от неожиданной победы, смиренно потупилась Ника, тоже делая шаг назад.

Зло зыркнув на застывшую каменным изваянием стряпуху, Дора выскочила из кухни, громко хлопнув дверью.

– Какая ты… смелая! – с восхищением или сочувствием охнула Аполия Тарма. – Я чуть не описалась! Эта кобыла столько раз меня по щекам хлестала! А ты… Как ты…

Она замолчала, не находя слов, и только развела руками.

Её помощница небрежно пожала плечами, всем видом демонстрируя, что для неё это дело привычное, хотя в душе уже во всю звенели тревожные колокольчики.

– Она тебе это обязательно припомнит! – горячо зашептала повариха. – Дора здесь самая противная. Боги не наградили её красотой, вот и злобствует.

– Я сделала так, как велела госпожа Маммея, – усмехнулась Ника. – Пусть с ней разбирается.

Она критически осмотрелась и добавила, взяв в руки веник:

– А я пока подмету.

Стряпуха с видимым наслаждением уселась на табурет у стола.

– Это правда, что тебя обвинили в святотатстве?

– Правда, – подтвердила девушка. – Только я не знала, что нарушаю закон, вот судьи меня и пожалели.

Ответив ещё на пару набивших оскомину вопросов, Ника, улучив момент, когда Аполия Тарма задумалась над услышанным, перехватила инициативу, попросив ту подробнее рассказать о своих подругах.

Стряпуха охотно согласилась. Из её слов выяснилось, что за пребывание в святилище Рибилы заплатили родители всех "помощниц", а столь разное отношение к ним со стороны жриц богини Луны вызвано исключительно величиной полученных "пожертвований". Тем не менее все девушки не испытывали восторга от пребывания в храме, относясь к этому как к довольно обременительной обязанности.

Только Патрия Месса находилась здесь по доброй воле. Являясь дочерью одной из самых уважаемых повитух Цилкага, она тоже решила пойти по стопам матери. А поскольку Луна считается одной из олицетворений женского естества, связанного с деторождением, то Рибила является ещё и покровительницей акушерок. Вот почему для успешной профессиональной деятельности Патрии Мессе необходимо заслужить благосклонность именно этой богини.

Не удивительно, что девушка почти всё время проводит с Клио, помогая жрице выращивать в саду лекарственные растения, заготавливать их, готовить разнообразные снадобья, помогающие женщинам при родах, болезнях и сложных жизненных обстоятельствах. Зелья Клио пользовались заслуженной известностью не только среди лекарей Этригии, но и далеко за её пределами.

Именно в разгар столь познавательной беседы на кухню ворвалась разъярённая верховная жрица в сопровождении злорадно ухмылявшейся "сестры".

При виде этой сладкой парочки Аполия Тарма Феса подскочила так, будто её в седалище шилом ударили, и перепуганной мышью вжалась в тёмный угол.

Отложив веник, Ника почтительно поклонилась жрицам.

– Да как ты смеешь перечить сестре Доре!? – вскричала набольшая местная начальница. – Думаешь, я шутить с тобой собралась?! Немедленно падай на колени и проси прощения, иначе я сейчас же пошлю кого-нибудь к эдилу Акву. Пусть он пришлёт стражников, чтобы те выпороли тебя плетьми!

– За что, госпожа Маммея? – сделала удивлённые глаза девушка, смутно чувствуя в поведении собеседницы какую-то наигранность. – Я лишь исполнила ваше распоряжение!

– Какое? – кажется, по-настоящему удивилась женщина, бросив недоуменный взгляд на "сестру".

– Госпожа Дора приказала мне идти за водой, – стала обстоятельно объяснять Ника. – А я сказала, что могу покинуть святилище только с разрешения верховной жрицы. – Но госпожа Дора продолжала настаивать, и мне пришлось… отказаться.

Она поклонилась жрицам.

– Прошу прощения, если мои слова показались вам слишком вызывающими. Клянусь Анаид, я ни в коем случае не хотела дерзить. Но решение суда и ваши слова…

Девушка беспомощно развела руками.

Лицо Маммеи смягчилось.

– Мне отрадно, что ты раскаиваешься в своём поступке. Впредь, чтобы не возникало подобных недоразумений, запомни: тебе следует точно и беспрекословно выполнять все распоряжения сестры Доры.

– Я так и сделаю, – отвесив ещё один поклон, Ника направилась к стоявшему у стены кувшину.

– Стой! – вскричала жрица. – Ты куда?

– За водой, – спокойно ответила та.

– Не так быстро, – усмехнулась женщина. – Разговор ещё не закончен. Забыла, что ты ответила, когда я послала тебя на птичник?

– Почему же? – вскинула брови собеседница. – Только дочь Лация Юлиса Агилиса из рода младших лотийских юлисов – не рабыня, чтобы собирать куриный помёт и мыть ночные горшки!

– Вот! – злорадно усмехнулась Дора, глядя на старшую сестру. – Что я говорила? Перечит, нахалка! Да как ты смеешь…

– Тише! – властным жестом остановила её начальница. – Госпожа Юлиса уже сказала, что искренне раскаивается в своих поступках.

– Безусловно, госпожа Маммея, – подтвердила Ника. – Да поразит меня молнии Питра, если я вру!

Верховная жрица величественно кивнула.

– А тебе, сестра, не стоит забывать, что храм луноликой Рибелы всё же не каторга.

– Клянусь Аурой, богиней зари, я запомню твои слова, старшая сестра, – со скрытой угрозой в голосе процедила Дора.

Взгляд, которым она обожгла новенькую, не предвещал той ничего хорошего.

Стремясь по возможности наладить взаимоотношения со всеми местными обитателями, девушка не просто приказала привратнику открыть калитку, а вежливо поинтересовалась его именем.

Видимо, жрицы и их помощницы не часто баловали старого раба своим вниманием. Растянув в угодливой улыбке сухие, сморщенные губы, он назвался Гвоздём и с поклоном отпер калитку.

Оглядевшись, Ника неторопливо направилась к фонтану, возле которого о чём-то беседовали несколько горожанок.

Заметив девушку, одна из них, испуганно охнув, указала на неё пальцем.

– Смотрите! Это богохульница! Это её за святотатство приговорили всего лишь к служению Рибиле! Вдруг владыка недр обидится? Что теперь будет на рудниках?

– А я слышала, её сам Дрин укрыл от разбойников на священной горе, – возразила другая женщина.

– Вот уж враки! – откликнулась третья. – Это она сама всё придумала!

Подойдя ближе, Ника поздоровалась:

– Здравствуйте.

Однако только одна из горожанок ответила лёгким кивком, но разговаривать не стала и поспешила уйти, как все остальные.

Подставив кувшин под бившую из каменной львиной пасти прозрачную струю, девушка только криво усмехнулась им вслед.

Ввиду отсутствия на храмовой кухне сколько-нибудь вместительной посуды, ей пришлось ещё четыре раза выходить на площадь. Стряпуха куда-то ушла, и оставшись в одиночестве, девушка, подобрав подол, принялась лениво елозить мокрой тряпкой по выложенному из каменных плиток полу.

За этим вполне достойным родовитой аристократки занятием её и застала Риата.

– Ой, да что же это делается?! – всплеснула руками невольница, едва не выронив туго набитый соломой матрас.

– Ты что, слепая? – усмехнулась хозяйка, выжимая мочалку. – Видишь, чистоту навожу.

– Ой, да я сейчас! – рабыня огляделась, выискивая, куда бы положить вещи.

– Тунику купила? – остановила её метания девушка. – А плащ? Показывай!

Сняв с плеч большую корзину, Риата с заметным волнением продемонстрировала обновки. На взгляд Ники туника казалась слегка коротковатой, но поскольку носить её она собиралась под платьем исключительно для тепла и маскировки пояса с остатками золота, хозяйка сочла возможным воздержаться от критики.

Вторая покупка тоже пришлась по душе, несмотря на тёмно-зелёный цвет, чем-то напоминающий стиль "милитари".

– Что за мех? – спросила она, разглядывая серую подкладку.

– Заяц или суслик, – пожала плечами невольница. – Я не спрашивала. Зато дёшево. Всего три империала.

– Хорошо, – кивнула путешественница, гадая про себя, сколько денег с этой сделки прикарманила ушлая рабыня.

Они отнесли вещи в спальню. Там Ника одела изрядно похудевший пояс с деньгами и новую тунику, а старый плащ и кожаную рубаху отдала Риате, кроме того вручив ей пятьдесят империалов с заданием спрятать подальше.

Вернувшись на кухню, верная невольница выразила горячее желание освободить госпожу от столь грязного и недостойного представительницы славного рода младших лотийских Юлисов занятия.

Однако девушка не решилась на столь радикальный шаг. Она взялась домывать пол, а Риату посадила чистить котёл. Рабыня рассказала, что госпожа Аста Брония передаёт госпоже Юлисе поздравление с более-менее благополучным окончанием судебного процесса и вновь повторяет своё предложение.

– Ты мне здесь нужна! – безапелляционно заявила Ника. – И хватит об этом.

Скромно потупив взор, собеседница явно собиралась сказать что-то вроде "как прикажете" или "слушаюсь", но тут в дверях появилась жрица Рибилы с помощницей.

– А это кто ещё такая? – грозно спросила женщина, выставив и без того выдающуюся во всех смыслах челюсть.

– Моя рабыня, госпожа Дора, – предельно вежливо ответила девушка. – Госпожа Маммея разрешила оставить её при святилище до конца моего пребывания здесь.

– И ты думаешь, я позволю ей за тебя работать? – насмешливо фыркнула жрица.

– Я осознаю степень своей вины перед законом и жителями Этригии, госпожа Дора, – потупив взгляд, вздохнула Ника. – И не собираюсь прятаться за чужую спину.

– Тебе не придётся, – зловеще пообещала собеседница и скомандовала застывшей Риате. – Отправляйся на птичник Вране помогать.

Невольница вопросительно посмотрела на хозяйку. Та кивнула. Обмен взглядами не ускользнул от внимания жрицы. На щеках вновь вспыхнул гневный румянец, ноздри раздулись, как у породистой кобылицы на манеже, а и без того тонкие губы сжались в еле заметную нить.

– Слушаюсь, госпожа Дора, – смиренно пробормотала рабыня.

– Будешь делать всё, что скажет Врана! – процедила сквозь зубы служительница Рибилы. – И попробуй только кому-нибудь хоть слово поперёк вякнуть!

– Не беспокойся, Риата, – сочла нужным вмешаться Ника. – Госпожа Дора – мудрая и справедливая женщина. Она не станет зря наказывать чужую невольницу, тем более в святилище богини Луны.

Не сказав больше ни слова, жрица с гордым видом вышла из кухни. За ней, качая головой, поплелась невольница. А хозяйка принялась чистить закопчённый котёл.

Когда тот стал достаточно блестящим, она сполоснула посуду, после чего вылила грязную воду в сад, где имелась квадратная яма с компостом. Возвращаясь, девушка встретила спешившую от кладовой Аполию Тарму с корзиной продуктов.

Немного смущаясь, стряпуха отправила помощницу за водой, а когда та вернулась, посадила перебирать фасоль. Девушка почти закончила, когда на кухню явились все жрицы в полном составе. У путешественницы тревожно ёкнуло сердце. Но явно недовольная физиономия Доры внушала некоторый оптимизм. Однако прозвучавшее из уст Маммеи распоряжение едва не ввело Нику в ступор.

– Спой!

– Чего? – удивлённо переспросила та.

– Что угодно, – раздражённо махнула рукой верховная жрица. – Всё равно.

– Но я не знаю радланских песен, – растерянно пробормотала девушка, с огорчением обнаружив серьёзный пробел в своём образовании.

– Ну так спой песню тех дикарей, среди которых ты жила, – поморщилась верховная жрица. – Неужели за столько лет ничего не запомнила?

– Запомнила, – протянула Ника, лихорадочно копаясь в памяти и не находя ничего, кроме обрывков охотничьих заклинаний аратачей.

Оставалось петь по-русски. Ну кто здесь может знать язык заокеанских варваров? Из тройки подвернувшихся когда-то под руку книг она знала, что попаданцы в таких случаях, как правило, с успехом исполняют песни В.С. Высоцкого. Вот только Виктория Седова, к сожалению, не относилась к поклонникам его творчества. Но петь что-то надо. Вон как хмурится Маммея. А что если…

Белый снег, серый лёд, на растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней – город в дорожной петле.

А над городом плывут облака, закрывая небесный свет.

А над городом – жёлтый дым, городу две тысячи лет,

Прожитых под светом Звезды по имени Солнце…

Голос её окреп, заметался меж стен маленького помещения, стремясь вырваться на волю.

– Хватит, хватит! – замахала руками верховная жрица, морщась, словно от зубной боли.

Ника разочарованно замолчала. Кажется, местные жители ещё не доросли до понимания всей прелести рока.

– О чём ты пела? – с любопытством естествоиспытателя, открывшего новый вид тараканов, спросила Клио.

– О снеге, о льде, – девушка на миг запнулась, во время вспомнив, что у аратачей нет городов. – О солнце.

– Только дремучие варвары могут так отвратительно… реветь о всеблагом светиле, проливающем на землю животворящий свет! – презрительно фыркнула Дора.

– Но голос у неё хороший, – кивнув, заметила Маммея.

– Подходящий, – согласилась Клио. – Пусть поёт.

– А ты, сестра, сейчас же перепиши ей нужные слова, – распорядилась верховная жрица.

Собеседница кивнула.

Главноначальствующая дама всея храма приосанилась, стараясь принять как можно более величественный вид, и строго посмотрела на застывшую в почтительном молчании осуждённую.

– Мы с сёстрами посоветовались и решили, во имя Рибилы, считать тебя на эти два месяца "служанкой святилища".

– Благодарю, госпожа Маммея, – поклонилась Ника, прекрасно понимавшая разницу между служанкой и невольницей. – Пусть небожители щедро наградят вас за доброту и милосердие, а я обязательно расскажу о вашем благородном поступке своим родственникам…

– Помолчи, – с деланной суровостью перебила её собеседница. – Это значит, что ты не получишь одежду, полагающуюся жрицам храма богини Луны и их помощницам.

"Ну, без этого я как-нибудь переживу", – мысленно усмехнулась слушательница, старательно изображая подобострастное внимание.

– Так же ты не будешь принимать участие в утренних церемониях, праздничных торжествах и шествиях по городу, – продолжала перечислять женщина. – Но обязана присутствовать на вечерних службах. Тебе всё понятно, Юлиса?

– Да, госпожа Маммея, – кивнула путешественница, отметив, что наедине верховная жрица разговаривала с ней гораздо уважительнее и даже обращалась на "вы". Видимо, за произошедшие перемены следует поблагодарить злобно зыркающую особу с лошадиной физиономией.

– Во всём остальном тебе следует слушаться распоряжений сестры Доры, – закончила вводный инструктаж верховная жрица, и дождавшись почтительного поклона от новоявленной служанки святилища, удалилась.

– Пойдём, Юлиса, я дам тебе слова гимна, который надо выучить, – сказала Клио.

– Вы позволите, госпожа Дора? – решила немного польстить вредной бабе девушка.

– Только не задерживайся, – сухо буркнула жрица.

Вслед за её "сестрой" Ника вышла во двор и направилась к одноэтажному каменному строению, выделявшемуся непривычно островерхой черепичной крышей с торчавшей из неё трубой. Уже после девушка обратила внимание на широко распахнутые ставни трёх забранных решёткой окон.

Приближаясь, она почувствовала странную смесь ароматов, отдельные из которых показались определённо знакомыми. Но только когда Клио распахнула массивную дверь, солидно скрипнувшую на железных навесах, Ника сообразила, что пахнет лекарственными травами для настоек и заварок, которых она в своё время выпила не один десяток литров. Когда официальная медицина вынесла окончательный приговор, обрекавший Викторию Седову на инвалидное кресло до конца жизни, её мать пыталась вылечить дочь народными средствами. Вот тогда будущая Ника Юлиса Террина и познакомилась с полезными растениями в разнообразном виде.

Внутреннее пространство здания представляло из себя одну комнату, поделённую на две неравные части тремя выстроившимися в ряд деревянными колоннами.

Прямо возле входа стоял набитый свитками стеллаж, пара разрисованных сундуков и небольшой письменный стол со знакомой сидушкой без спинки. В отличие от мебели в кабинете верховной жрицы, эта не блистала ни резьбой, ни красивыми вставками.

Заметив пыль на уголке стола, гостья подумала, что хозяйка комнаты, видимо, большую часть времени проводит в другой её части, напоминавшей лабораторию средневекового алхимика или киношного колдуна.

На растянутых между стропилами верёвках в изобилии висели пучки разнообразных трав, на многочисленных полках стояли коробочки, лежали связки зловещего вида корешков и ещё каких-то мерзостей, напоминавших сушёных лягушек или змей.

На потемневшем от времени столе теснились керамические, металлические и даже стеклянные плошки, бронзовые ступки, весы и ещё какие-то штуки непонятного вида и загадочного предназначения. В горшочке над маленьким очагом булькало буровато-серое варево, которое размеренно помешивала длинной ложкой Патрия Месса.

Бросив мимолётный взгляд на жрицу, девушка коротко бросила:

– Ещё не загустело.

Кивнув помощнице, жрица подошла к стеллажу, и покопавшись, отыскала нужный свиток.

– Читать умеешь? – спросила она у Ники, усаживаясь за стол.

– Разумеется! – резко отозвалась та, даже не пытаясь скрыть раздражение. – По-радлански и по-либрийски. Мой отец достаточно хорошо образован, чтобы научить свою дочь не только чтению и письму.

– Простите, Юлиса, – кажется, собеседница на самом деле слегка смутилась. – Я не хотела тебя обидеть. Просто я знаю людей, которые считают, что девушки могут обойтись и без грамоты.

После таких вежливых слов хозяйки гостья сочла необходимым сменить тон.

– Понимаю, госпожа Клио. Я выросла очень далеко от цивилизованных стран, среди диких варваров, поэтому ничего удивительного, что у вас могло сложиться такое впечатление.

Кивнув, жрица развернула свиток, и выбрав из тощей пачки подходящий листок, принялась быстро писать, время от времени макая перо в позеленевшую медную чернильницу.

Замерев в ожидании, Ника внезапно вспомнила о совершённой сегодня глупости.

"Вот батман! – выругалась она про себя, оторвав взгляд от покрывавших папирус ровных, будто вычерченных по линейке строчек. – Да стражникам не надо даже забираться в святилище! Подкараулят у фонтана, нож под ребро, и ищи ветра в поле. Куда я, дура, вылезла со своим языком?! Ну, если уж отбиться не получится, надо хотя бы как-нибудь наказать этих уродов".

Когда жрица перестала писать, некая мысль уже обрела чёткие очертания, и настала пора претворить её в жизнь.

– Госпожа Клио, не могли бы вы дать мне кусочек папируса?

– Зачем? – удивлённо поинтересовалась та.

– Мне надо черкнуть пару строк своему адвокату, – стала объяснять девушка. – Он как раз должен завтра прийти.

Заметив, как сурово сдвинулись белесые брови собеседницы, она энергично замотала головой.

– Нет, нет, госпожа Клио, ничего личного. Хочу попросить написать обо мне его покровителю сенатору Кассу Юлису Митрору.

– Откуда в Этригии взялся коскид сенатора из Радла? – недоверчиво хмыкнула жрица.

– Господин Олкад Ротан Велус служит вторым писцом на руднике "Щедрый куст", – пояснила Ника. – Совладельцем которого и является сенатор.

– Ну, так вели Гвоздю позвать тебя, когда придёт адвокат, – посоветовала Клио. – Сама с ним и поговоришь.

– А вдруг я буду занята? – отчаявшись уговорить упрямую особу, решила скосить "под дурочку" девушка. – Вы же знаете, как госпожа Дора не любит, когда помощницы отлынивают от работы.

Увы, приём не сработал. Сурово усмехнувшись, собеседница сложила руки на груди и принялась разглядывать её с видом проницательного детектива из старинных сериалов. Казалось, не хватает только трубки, усов или хотя бы очков, на худой конец.