Текст книги "Отважная лягушка (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

И ответив кривой ухмылкой на злобные взгляды разъярённых конвоиров, поспешила за претором.

– Зря вы так, госпожа, – очевидно, не в силах больше сдерживаться попеняла невольница. – Теперь они нас точно убьют.

– Это вряд ли, – возразила хозяйка с гораздо большей уверенностью, чем испытывала на самом деле. – Побоятся лишиться такого хлебного места.

– Вам виднее, госпожа, – скорбно вздохнула Риата, всем видом демонстрируя полное недоверие к её словам.

В глубине души девушка уже пожалела о том, что поддавшись минутном порыву, вляпалась в историю, которая может иметь для неё чрезвычайно печальные последствия.

"Вот батман! – мысленно костерила она себя. – Не могла помолчать, дура! Теперь тебе за железку и пригоршню монет башку оторвут! И кто только меня за язык тянул?"

Внезапно Ника едва не споткнулась от поразившей её догадки.

"Неужели опять тот… игрок постарался? А что, похоже. Нет, надо брать себя в руки и больше так не подставляться".

Увы, но слово не воробей, да и повернуть время вспять, чтобы по-умному промолчать, она тоже не в силах. Значит, придётся вести себя ещё осторожнее, ожидая пакости не только от Клеара и полоумный "неистовых", но и от этих милых правоохранителей, которые что-то тихо, но очень энергично обсуждали у неё за спиной.

Занимаясь самобичеванием и анализом вновь совершённых глупостей, арестантка не заметила, как их маленькая процессия вышла на площадь, в центре которой располагался фонтан, где вода в шестиугольный бассейн падала из четырёх львиных пастей. А метрах в пятидесяти от него, на невысокой, облицованной камнем насыпи возвышалось здание с привычной колоннадой по фасаду, с полукруглым окном на тёмно-синем фронтоне, украшенном лепниной в виде белых облаков и жёлтых звёзд между ними.

Путешественнице поняла, что они почти пришли, и перед ней то самое святилище Рибилы, куда отправил её суд.

Однако, претор не повёл их к широкой мраморной лестнице, возле которой расположились прилавки торговцев благовониями, голубями и прочими атрибутами, необходимыми при посещении любого уважающего себя храма, а направился вдоль его боковой стены с узкими окнами под самой крышей из сиреневой черепицы.

Девушка не смогла как следует рассмотреть картину на фасаде за выстроившимися в ряд белыми колоннами, зато увидела большие, почти в человеческий рост, статуи сидевших на задних лапах то ли волков, то ли собак. Голову каждого зверя венчала закопчённая бронзовая чаша, где, очевидно, зажигали древесный уголь для освещения святилища.

Представив на секунду, как будут выглядеть скульптуры в темноте с нимбом из языков пламени, Ника невольно поёжилась, поскольку картина в воображении рисовалась довольно мрачная.

Само по себе святилище оказалось не столь велико. Но сразу за ним тянулся высокий забор, сложенный из кое-как обработанных камней, скреплённых белесым раствором.

Ограда привела к запертым воротам, в которые главный их маленького отряда бесцеремонно заколотил кулаками.

– Эй, открывайте! Это претор Помп Курий Аст к госпоже Маммее с решением суда!

– Кто, кто? – послышался с той стороны дребезжащий старческий голос.

– Открывай сейчас же! – ещё громче рявкнул чиновник.

В одной из створок, по местной моде, имелась узкая калитка. Именно из неё показалась голова с лысиной, обрамлённой венчиком седых, пушистых, как у ребёнка, волос.

Подслеповато щурившиеся глаза старика резко распахнулись, когда тот разглядел хмурого претора, пару не менее мрачных стражников и двух женщин, одна из которых носила поверх платья металлическую табличку.

– Что вам нужно, господа? – испуганно прошамкал привратник.

Но раздражённый Курий молча толкнул калитку и шагнул внутрь. Вслед за ним вошли и Ника с Риатой, а вот конвоиры предпочли остаться на улице. Причём претор, кажется, даже не обратил на это внимание. Видно решил, что осуждённая уже никуда не денется и без стражников.

Отметив про себя этот факт, путешественница с интересом оглядела небольшой, вымощенный разнокалиберными булыжниками двор, вокруг которого теснились разнообразные постройки. За одной из них чернели голые верхушки деревьев.

Привлечённые шумом, с каким заявились незваные гости, их встретили несколько девушек в одинаковых серых платьях и такого же цвета накидках, или скорее платках, перехваченных на лбу жёлтыми верёвочками.

Подивившись убогости местной форменной одежды, путешественница обратила внимание, что двое из встречавших носили фартуки. Причём у одной он оказался кожаным, длиной от икр и почти до шеи. Именно эта женщина выглядела здесь самой старшей, лет на тридцать пять или даже сорок.

Остальные были моложе Ники.

"Совсем девчонки", – подумала она, когда за спиной раздался металлический лязг.

Это старик в вытертой кожаной безрукавке с грохотом задвинул засов на калитке, беззвучно шевеля сухими, потрескавшимися губами.

– Мне нужна госпожа Маммея! – громогласно объявил претор, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Она в святилище, – ожидаемо отозвалась особа в кожаном переднике. – Сейчас придёт.

Словно в ответ на её слова отворилась дверь в задней, лишённой каких-либо красивостей стене храма.

Оттуда вышла полная, пожилая женщина с умным, все ещё не лишённым привлекательности лицом, которое портил слишком маленький подбородок, от чего полные губы казались сложенными жеманным сердечком.

Ника догадалась, что это и есть верховная жрица храма Рибилы. На столь высокое положение указывало тёмно-синее одеяние, узор по краю платка, а главное – поддерживавший его тонкий, скорее всего золотой ободок.

Вслед за ней показалась высокая, сухощавая женщина средних лет в подбитом мехом плаще поверх серого платья.

– Здравствуйте, госпожа Маммея, – почтительно поклонился чиновник.

– Добрый день, господин Курий, – кивнула верховная жрица, подходя ближе. – Что привело вас в святилище богини Луны?

– Гражданский долг, госпожа, – ответил претор своим противным, бесцветным голосом, но осуждённая уже понимала, что его деланное безразличие – всего лишь маска, за которой тот довольно искусно прячет свои истинные чувства. – Я принёс решение суда по делу обвинения в святотатстве, которое выдвинул преосвященный Клеар против этой женщины.

Не оборачиваясь, чиновник кивнул себе за спину.

– До нас доходили какие-то слухи, – мельком глянув на притихшую девушку, нахмурилась Маммея. – Но причём здесь наш храм?

– Вам лучше самой ознакомиться с приговором, – вздохнув, Курий достал из сумки свиток.

Явно не ожидая ничего хорошего, собеседница осторожно, словно заряженное ружьё или гранату, взяла папирус.

Путешественница тут же впилась взглядом в лицо женщины, пытаясь по его выражению угадать отношение будущего начальства к своей скромной персоне.

Буквально через несколько секунд бегавшие по строчкам глаза верховной жрицы расширились, густые аккуратно подщипанные брови взметнулись вверх, а рот сделался совсем маленьким.

Для Ники это вряд ли может считаться хорошим предзнаменованием.

– Да как вы смели?! – тут же подтвердила самые худшие подозрения верховная жрица. – Служение Рибиле – честь, о которой мечтает каждая девушка в Этригии! Здесь нет и не может быть места для преступниц! Я требую немедленно увести её отсюда в тюрьму, на каторгу, куда угодно!

Одетые в серое девицы дружно охнули и начали перешёптываться, с испуганным любопытством глядя на незваную гостью.

– Ваш гнев совершенно неуместен, госпожа Маммея, – возразил претор на редкость бесцветным, даже каким-то сонным голосом. – Я лишь исполняю поручение суда, чью волю обязаны уважать все жители города. Если вас не устраивает вынесенный приговор – обращайтесь к префекту провинции или к самому Императору. Но пока никто из них не отменил вынесенное нашим судом решение, эта особа останется здесь!

Женщина в кожаном фартуке всплеснула руками, торопливо прикрыв ладонью рот.

– Передайте магистрату Фабу, что я обязательно воспользуюсь вашим советом! – с нескрываемой угрозой пообещала собеседница.

– Непременно, госпожа Маммея, – заверил Курий и развернулся, собираясь уйти.

– Подождите! – остановила его верховная жрица. – Расскажите, по крайней мере, кто она такая, и почему вы привели ещё какую-то рабыню?

– Потому что это её невольница, – пожал плечами претор. – А в приговоре ничего не сказано о конфискации имущества.

Окинув путешественницу полным презрения взглядом, Маммея задала новый вопрос, потрясая желтовато-белым листом.

– Что значит: "называющая себя Никой Юлисой Терриной"?

– Суд не знает её настоящего имени, – поморщившись, но также бесстрастно пояснил Курий. – Чтобы это выяснить, городской совет отправит письма к родственникам Лация Юлиса Агилиса, сына сенатора Госпула Юлиса Лура, с просьбой подтвердить или опровергнуть слова осуждённой. В случае, если будет установлен факт самозванства, её вновь привлекут к суду и накажут по всей строгости закона.

– Сенатора? – недоверчиво переспросила верховная жрица.

– Она так говорит, – равнодушно пожал плечами чиновник.

– Мало того, что эта особа богохульница, – скорбно покачала головой его собеседница. – Она ещё и самозванка!

Понимая, что дальнейшее молчание может сильно подпортить образ родовитой аристократки, который она с таким трудом выстраивала в глазах окружающих, Ника решила, что настало время вмешаться в разговор.

– Какие основания есть у вас для столь серьёзного обвинения, госпожа Маммея?

– Как ты смеешь говорить без разрешения?! – вскричала верховная жрица.

– Я не рабыня! – сознавая, что уж если взялась, необходимо играть выбранную роль до конца, смело ответила осуждённая. – А долг каждого свободного человека защищать себя и свою семью. Честь рода младших лотийских Юлисов не даёт мне молчать!

– А ты строптивая! – угрожающе свела брови к переносице Маммея.

– Не более чем любая девушка, волею бессмертных богов оказавшаяся в моём положении, – опустив взгляд, поклонилась Ника.

Воспользовавшись тем, что всеобщее внимание всецело приковано к его спутнице, претор быстро шагнул к воротам, и прежде чем верховная жрица успела его остановить, выскочил на улицу, захлопнув за собой дверь.

И тут же, словно по команде, облачённые в мышиного цвета одежды девушки загалдели, а из низкой, щелястой двери приземистого каменного сарая высунулась седая голова с недовольным, морщинистым лицом.

– Тихо! – властно рявкнула Маммея.

Судя по тому, что разговоры сразу смолкли, а старуха прытко нырнула обратно, приложившись белесым глазом к щели меж грубо отёсанных досок, начальство в храме Рибилы уважали и побаивались.

Восстановив порядок, верховная жрица в сопровождении спутницы в плаще с длинным лошадиным лицом, приблизилась, и обойдя вокруг скромно потупившейся девушки, ещё раз с ног до головы окинула её взглядом мясника, который приноравливается: как лучше разделать только что освежёванную тушу.

– Ну, пойдём поговорим, – наконец проворчала она, направившись к двухэтажному каменному зданию с большой закопчённой трубой на черепичной крыше. – Рабыня твоя пусть здесь побудет.

Ободряюще улыбнувшись озабоченной невольнице, хозяйка послушно зашагала за женщиной. Поднявшись по притулившейся к стене узкой, поскрипывавшей лестнице, та открыла дверь и остановилась, поджидая гостью.

Прихожая или хотя бы какой-нибудь коридорчик отсутствовали. В просторной комнате царил прохладный полумрак. Шагнув к плотно прикрытому ставнями окну, Маммея отворила одну створку, впустив в помещение дневной свет.

Ника увидела заполненный свитками стеллаж, простой стол с начищенным до блеска медным светильником, чернильницей и пучком перьев в малахитовом стаканчике.

Стоявшее рядом кресло имело на взгляд Ники слишком прямую, хотя и украшенную резьбой с красивыми желтоватыми вставками, спинку.

"Вряд ли на нём удобно сидеть, – усмехнулась она про себя. – Хотя смотрится круто".

Из прочей мебели в комнате имелся разрисованный сундук, табуретка и пара сидений с подлокотниками, но без спинки.

Прикинув размер здания, девушка подумала, что данная комната, служащая, очевидно, чем-то вроде рабочего кабинета, занимает чуть больше третьей части второго этажа. Учитывая наличие ещё одной двери, резонно предположить, что за ней расположены жилые покои местной начальницы.

Путешественница только начинала постигать суровые реалии имперской жизни, однако в том же Канакерне дома далеко не самых богатых купцов на много превосходили по площади жилище верховный жрицы храма Рибилы.

Отсюда напрашивался вывод: либо недвижимость в Этригии гораздо дороже, чем в городах Западного побережья, либо святилище богини Луны далеко не так богато, а значит, не столь почитаемо, как совсем недавно заявляла госпожа Маммея.

Расположившись за столом, та жестом указала на стоявшую у стены табуретку. Видимо, сидушка с подлокотниками предназначалась для более уважаемый людей. Решив не заморачиваться по этому поводу, Ника уселась, сложив руки на коленях с видом примерной первоклассницы.

В комнате повисла тягучая тишина. Хозяйка продолжала пристально рассматривать гостью, а та, в свою очередь, не торопилась начинать разговор.

– Ты назвалась Никой Юлисой Терриной, – нарушила молчание верховная жрица. – Из рода младших лотийских Юлисов.

– Я она и есть, – стараясь, чтобы голос звучал, как можно значительнее, сказала девушка. – Дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты.

– Откуда же ты взялась в Этригии без родственников, слуг, с одной единственной рабыней? – не скрывая иронии, спросила служительница Рибилы.

– Это долгая история, госпожа Маммея, – сочла своим долгом предупредить Ника. – Если вы не располагаете достаточным временем, нам лучше отложить разговор.

– Рассказывай, – с тем же иронически-недоверчивым выражением лица предложила верховная жрица.

– Моя семья пала жертвой гнусного навета во время разоблачения заговора Китуна, – начала путешественница.

Слушала Маммея очень внимательно, часто перебивала, задавая множество вопросов, в ответ на большинство из которых рассказчица пожимала плечами.

– Отец мне ничего об этом не говорил.

А вот подробности жизни Лация Юлиса Агилиса у аратачей собеседницу, похоже, совсем не интересовали. Девушке даже показалось, что пока она, выжимая слёзы, описывала обстоятельства собственного рождения и смерти Тейсы Юлисы Верты, жуткую депрессию её супруга, закончившуюся только с постройкой нового дома, слушательница явно думала о чём-то своём.

Но едва Ника заикнулась о желании отца отослать дочурку в Империю, верховная жрица тут же встрепенулась, задав уже набивший оскомину вопрос:

– Почему он сам не вернулся?

Пришлось вновь в который раз говорить о преклонных годах, слабом здоровье папочки и о тяжести путешествия через океан, которое тот просто не переживёт. Воспользовавшись удобным моментом, девушка продемонстрировала перстень с гербом лотийских Юлисов и рассказала о письмах к родственникам в Радл.

Странно, но собеседница почему-то не стала упрекать собеседницу в том, что та бросила отца одного среди дикарей.

А вот само плавание заинтересовало Маммею не на шутку. Причём, судя по вопросам, касавшимся некоторых специфических мелочей, у Ники сложилось впечатление, что женщина знает о море, моряках и кораблях гораздо больше, чем рядовой житель внутренних районов Империи.

Поскольку рассказчица не собиралась говорить ни о бунте на судне Картена, ни о истинных обстоятельствах появления на нём женщин из племени гантов, приходилось тщательно обдумывать каждое слово, при этом внимательно следя за реакцией верховной жрицы.

Девушку слегка озадачило, что та, хотя и промолчав, явно не поверила в существование океанского течения с говорящим само за себя названием "Змея", едва не утащившим их судно далеко на север, зато не проявила никакого интереса к сляпанной на скорую руку истории спасения ганток.

Выслушав её без какого-либо интереса, Маммея принялась расспрашивать об обстоятельствах, помешавших собеседнице добраться до Империи через Рифейские горы. Ника подробно рассказала о договорённости с купцом Каниром Нашем и о своей внезапной болезни, заставившей задержаться в Канакерне почти на месяц.

Верховная жрица вновь удивила девушку, оставив без комментариев сообщение о том, что путешественница отправилась в Империю вместе с урбой бродячих артистов. Только поинтересовалась:

– Тебе посоветовал ехать с ними господин Картен?

Ника подумала, что хотя бы в этой части своей и без того совершенно необыкновенной истории не следует окончательно завираться.

– Нет, я сама так решила. Но он не отговаривал. Наверное, надеялся, что знает этих людей достаточно хорошо, чтобы доверить им жизнь дочери друга.

Девушка прерывисто вздохнула.

– К сожалению, мы оба ошиблись.

– Почему? – вскинула брови хозяйка кабинета. Кажется, рассказ путешественницы не оставил её равнодушной.

– Позвольте обо всём по порядку, госпожа Маммея? – попросила Ника, чувствуя подступавшие слёзы.

Её нервная система перенесла за сегодняшний день столько испытаний, что сдерживать себя с каждой минутой становилось всё труднее. – Очень долго казалось, что всё идёт хорошо, и небожители мне улыбаются. Артисты вели себя прилично, честно выполняя свои обещания всячески помогать мне в дороге. Без особых происшествий мы добрались до Гедора.

– Не спеши, – остановила её верховная жрица. – В каких городах тебе удалось побывать?

Путешественница подумала, что её, кажется, опять собираются проверять, и, чуть прикрыв глаза, стала вспоминать свой маршрут.

– В деревне Каана артисты давали представление на свадьбе, оттуда мы выехали в Меведу…

Внимательно слушая девушку, Маммея то и дело задавала вопросы. Почему-то её больше всего интересовали достопримечательности городов и их боги-покровители.

Ника не смогла вспомнить имена трёх небожителей, но остальные, кажется, назвала верно, рассказав в основном о храмах и городских укреплениях.

Видимо, верховная жрица действительно родом с Западного побережья, отсюда знание о море и тамошней географии.

Выслушав описание Кинтара, хозяйка кабинета удовлетворённо кивнула, после чего гостья перешла к изложению обстоятельств, в результате которых она оказалась арестована и осуждена.

– Посудите сами, госпожа Маммея, – не выдержав, начала горячиться рассказчица, чувствуя, как набрякшая слеза сорвалась и покатилась по щеке. – Откуда я могла знать, что именно сегодня, когда мне пришлось спасаться от убийц, закон запрещает появляться у этой горы? Тем более, я ничего не видела и не слышала, всю ночь прячась в расщелине и дрожа от страха!

Глаза собеседницы в миг сделались колючими и злыми, казалось, верховная жрица изо всех сил старается забраться в голову девушке, чтобы прочитать её мысли. Но та и не подумала прятать взгляд, ибо всё, или почти всё, что она рассказывала о событиях той ужасной ночи, являлось правдой и ни чем кроме правды.

– Теперь я понимаю, почему магистр Проб Фаб Лиса вынес такой странный приговор, – задумчиво сказала хозяйка кабинета, кивнув на лежащий перед ней лист папируса. – Но что мне с вами делать?

– Госпожа Маммея, – решив, что немного пафоса в данном случае не помешает, поднявшись на ноги, Ника поклонилась. – Признавая свою невольную вину перед жителями славной Этригии, я готова искупить её ревностным служением Рибиле. Отец воспитал меня в почтении к нашим радланским богам и их служителям. Там, за океаном, где я выросла, всё необходимое для жизни приходилось добывать своими руками. Тяжёлая работа меня не пугает. Но здесь, в Империи, я обязана ещё строже хранить честь рода младших лотийских Юлисов. Поэтому надеюсь и молю небожителей о том, чтобы ваши поручения не заставили меня проявить строптивость и непочтительность. Родитель учил, что принадлежность к нашему роду налагает определённые обязанности, о которых я никогда не должна забывать.

– Вот как? – вскинув ровные, аккуратно подщипанные брови, верховная жрица вытянулась, прижавшись к спинке кресла.

– Здесь сказано, – она с многозначительным видом постучала пальцем по приговору. – Что я могу приказать наказать вас плетьми и даже отправить на каторгу. Разве можно представить себе больший позор для девушки столь знатного рода?

– Вирсавского царевича Статера выпороли за то, что он покинул строй в битве между вирсавийцами и кеттами при Атиохии, – заметив лукавый блеск в глазах собеседницы, решила блеснуть эрудицией гостья, вспомнив один из рассказов Наставника. – Но это не помешало ему взойти на трон после смерти отца и прославить своё имя многочисленными подвигами, а сугдийский каган Урчин в молодости был рабом своего дяди.

– Вы знакомы с Историей Приклита? – с нескрываемым удивлением проговорила Маммея.

– Отец часто пересказывал мне истории из книги этого либрийского философа, – скромно потупив очи, девушка перешла на либрийский и решила приписать Лацию Юлису Агилису выражение давным-давно прочитанное в какой-то книге. – Он говорил, что прошлое помогает строить будущее.

– Подобное знание больше приличествует мужчинам, – поморщившись, заметила по радлански верховная жрица. – Это они занимаются политикой, войной и прочей философией. Женщине нужны другие навыки.

– К сожалению, я давно осталась без матери, – скорбно вздохнула Ника, решив больше не разыгрывать всезнайку, сообразив, что здешняя начальница не любит слишком умных.

– Я заметила, что вам не хватает женского воспитания, – кивнула хозяйка кабинета.

Путешественница молча поклонилась, смиренно признавая справедливость слов собеседницы.

– Хорошо, – Маммея негромко, но увесисто хлопнула ладонью по столу. – Я подумаю над вашими словами. Но не стоит забывать, что вы находитесь здесь по решению суда, который отнёсся к вам весьма снисходительно.

– Я всегда буду помнить об этом, госпожа! – пылко вскричала девушка, подумав: "И во сколько оно мне обошлось".

Верховная жрица благосклонно кивнула.

– Сейчас, когда вы всё обо мне знаете, – торопливо заговорила гостья. – Могу ли я обратиться к вам с просьбой?

– Слушаю, – тут же нахмурилась Маммея.

– Не могли бы вы позволить моей рабыне тоже остаться здесь? Она старательная, аккуратная, умеет готовить, разбирается в целебных травах и не будет зря есть свой хлеб.

– В тюрьме вы тоже с невольницей сидели? – усмехнулась собеседница.

– Нет, – почтительно покачала головой девушка. – Её приютила госпожа Аста Брония. У меня имелось рекомендательное письмо к ней. Только боги распорядилось так, что воспользоваться им я не успела.

– От кого? – тут же заинтересовалась служительница Рибилы.

– Сын канакернского консула Теренца Фарка написал его по просьбе господина Картена.

– Я знакома с госпожой Бронией, – кивнула Маммея. – Она часто заходит в наш храм принести жертву богине Луны.

– Но мне бы не хотелось и дальше пользоваться её добротой, – вернула разговор в нужное русло Ника. – Именно поэтому я прошу вас позволить рабыне остаться со мной.

– К сожалению, наше святилище не так богато, – ханжески вздохнула собеседница, возведя очи горе. – Кормить двух человек – будет слишком накладно. Городской совет даже за вас платить не стал.

– Я готова пожертвовать храму четыре империала, – сообразив, что начался торг, предложила путешественница. – Понимаю, что мой дар не так щедр, как бы хотелось, но я ещё должна добраться до Радла.

– Господин Курий сказал, что городской совет сообщит о вас родственникам Лация Юлиса Агилиса, – вскинула брови хозяйка кабинета. – Думаю, пока вы здесь, кто-нибудь обязательно откликнется и заберёт вас.

– А если нет? – вопросом на вопрос ответила гостья. – Я уже убедилась, что простому смертному не дано постичь замысла небожителей. Вдруг никто не найдёт нужным приехать? А мне бы не хотелось остаться совсем без денег.

– Так и быть, – после недолгого молчания согласилась верховная жрица. – Пусть остаётся с вами.

– Благодарю, госпожа Маммея, – поклонилась девушка.

Собеседница встала, всем видом давая понять, что теперь-то разговор точно подошёл к концу.

Ника почтительно отошла в сторону, пропуская её к двери.

Ещё спускаясь по лестнице, путешественница поняла, что пока она вешала лапшу на уши местному начальству, Риата успела куда-то испариться.

Верховная жрица тоже заметила отсутствие невольницы и обратилась к двум молоденьким девушкам, со смехом лихо трепавшим циновки на храмовом дворе.

– Комения, Фабия, вы не видели рабыню госпожи Юлисы?

Те дружно пожали плечами.

Тут с шумом распахнулась щелястая дверь, выпустив из знакомого сарая старуху в накинутой на плечи грязной накидке. На тощей, морщинистой шее болталась на кожаном шнурке деревянная табличка. Вслед за ней вышла Риата, тут же согнувшаяся в глубоком поклоне.

– Простите, госпожа, рабу глупую за беспокойство. Уж больно холодно тут стоять, вот Врана меня погреться и пригласила.

– Не смей больше отлучаться без разрешения! – с наигранной суровостью предупредила хозяйка. – В следующий раз я тебя накажу.

Осуждающе покачав головой, Маммея знаком велела Нике следовать за собой.

Риата поспешила к госпоже.

Обходя дом, где проживала верховная жрица, девушка почувствовала упоительный запах свежего хлеба, варёных овощей и ещё чего-то очень вкусного. Рот моментально наполнился слюной, а желудок жалобно заворчал, напоминая о своём существовании.

Скоро выяснилось, что кроме вызвавших столь бурную реакцию ароматов, из широко распахнутой двери в противоположном торце здания доносился визгливый голос, отчитывавший кого-то за леность и расточительство.

Войдя вслед за Маммеей, путешественница оказалась в низком, полутёмном помещении с крошечными окнами, устроенными под самым потолком да ещё и забранными толстыми решётками. Кроме них комнату освещали багровым светом угли в большом, похожем на камин, очаге, где, повиснув на массивной цепи, солидно булькал закопчённый бронзовый котёл, а на решётке стояла сковорода, в которой подрумянивалась пышная пшеничная лепёшка.

Стопка готовых лежала на широком столе, заботливо прикрытая чистой тряпочкой, рядом дожидались своей очереди ещё три куска плотного, сероватого теста.

Невысокая, плотно сбитая девушка, лет шестнадцати, опустив глаза, нервно теребила белыми от муки пальцами край грязного фартука.

Кроме неё в кухне находилась ещё одна особа, резко развернувшаяся на шум в дверях. При виде верховной жрицы, злобное выражение лошадиного лица смягчилось.

– Что случилось, сестра Дора? – с показным добродушием поинтересовалась Маммея. – Тебя за воротами слышно.

– Прости мою несдержанность, старшая сестра, – чопорно поклонилась женщина, придерживая звякнувшую на поясе связку ключей. – Но эти девчонки, как будто специально делают всё мне назло!

И повернувшись к прерывисто вздохнувшей поварихе, протянула указующую длань к прикрытой крышкой плетёной корзине.

– Сколько яиц я велела взять?

– Пять, госпожа Дора, – пробормотала девушка. – Но…

– Тогда почему там нет семи?! – грубо оборвала её собеседница. – И почему мука рассыпана? На полу её ещё на три лепёшки хватит!

На взгляд Ники пол в кухне выглядел вполне себе чистым, но своего мнения она, разумеется, высказывать не стала.

– Я уже говорила! – в заплаканных глазах стряпухи мелькнула искорка упрямства. – Два яйца оказались тухлыми!

– Заткнись! – завопила скандалистка. – Даже если так, ты не должна была ничего брать без спроса!

– Я…я подумала…, – растерянно захлопала длинными ресницами девушка.

– У себя в деревне думать будешь! – вновь грубо оборвала её Дора. – Когда навоз в хлеву месить станешь!

– Не надо так переживать, сестра, – натянуто улыбнулась верховная жрица. – Пара яиц этого не стоит.

– Разве же дело в этом, – страдальчески поморщилась собеседница. – Сегодня они яйца без спроса берут и муку рассыпают, а завтра серебряные светильники из храма уволокут.

Не выдержав, юная повариха заплакала, прикрывая рот тыльной стороной ладони.

"Ну и стерва! – мысленно охнула попаданка. – До слёз девчонку довела! Ох, и достанется мне здесь! А самое обидное – в морду не дашь. Тогда точно на кол посадят. Бр-р-р. Вот батман!"

Она зябко поёжилась. Есть почему-то сразу расхотелось. Даже запах варёной фасоли с мясом и специями уже не вызывал аппетита.

– Не преувеличивай, сестра, – насупилась Маммея. – Наши помощницы чтут луноликую Рибилу и никогда не опустятся до такого. А ты…

Она строго посмотрела на плачущую повариху.

– Прекрати реветь и запомни хорошенько: ни на кухне, ни во дворе, ни в кладовой или в птичнике даже крошку нельзя брать без разрешения госпожи Доры. И собери всё, что рассыпала, только через сито просеять не забудь.

"Она на самом деле такая жадная? – думала Ника, глядя на самодовольную лошадиную физиономию. – Или просто вредная?"

– Поняла, госпожа Маммея, – прошептала стряпуха, шмыгнув покрасневшим носом. – Я больше так не буду.

– Я рада это слышать, – ободряюще улыбнулась строгая, но справедливая начальница и, указав на свою спутницу, обратилась к "сестре".

– У нас новая помощница.

– С каких это пор в храм Рибилы сажают преступников? – фыркнула Дора, презрительно оглядев девушку с ног до головы. – Здесь что: тюрьма или каторга?

– Тут всё не так просто, сестра, я потом тебе объясню, – покачала головой верховная жрица и голосом, ясно дающим понять, кто здесь главный, отчеканила. – Пока покажи госпоже Юлисе спальню помощниц, выдай всё необходимое, найди место для её рабыни и позаботься, чтобы они не остались голодными.

– Хорошо, старшая сестра, – кивнула женщина, не глядя на неё.

А та, озадачив подчинённую, царственной походкой направилась к выходу.

– Подождите, госпожа Маммея! – окликнула её Ника.

– Ну, что ещё? – оглянулась та через плечо.

– Разрешите моей рабыне сходить за вещами, – попросила девушка. – Их не много, но это всё, что у меня осталось.

– Пусть идёт, – кивнула женщина уже в дверях.

Проводив её тяжёлым взглядом, Дора буркнула:

– Пошли, – и двинулась к дверному проёму в дальней стене.

Мельком обратив внимание на сдвинутую в сторону циновку, Ника шагнула в тёмный коридорчик, в противоположном конце которого громоздились какие-то корзины. Девушка с трудом рассмотрела три запертые двери: две с левой стороны, одна с правой. Сделав приглашающий жест, сопровождающая открыла именно её.

В комнате оказалось не на много светлее. Солнечные лучи редкими полосами пробивались сквозь щели в ставнях, прикрывавших узкие окна.

Посередине стоял грубо сколоченный стол с парой лавок, а вдоль стен тянулись две широкие лежанки, где, судя по числу цилиндрических подушек и набитых соломой матрасиков, прикрытых аккуратно сложенными одеялами, спали два и три человека.

– Это комната наших помощниц, – заявила женщина. – Ты тоже будешь здесь жить. Поняла?

– Да, госпожа Дора, – кивнула Ника.

– Пойдём, я выдам тебе постель, – вновь позвала её за собой "сестра" верховной жрицы.

Миновав кухню, где заплаканная стряпуха укладывала на сковороду очередную лепёшку, они вышли во двор. На сей раз путь лежал к неприметному сарайчику. Отцепив от пояса связку ключей, провожатая быстро отыскала нужный. Лязгнул массивный, позеленевший от времени замок.