Текст книги "Отважная лягушка (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 42 страниц)

Анфимова Анастасия И Ко
Отважная лягушка

Часть I

Глава 1
Скучный путь в цивилизацию

– Это нелегкая жизнь, – наставлял его бродяга, – но

на свой лад она хороша,

а ты парень вроде крепкий, выдержишь.

Он рассказывал о дорогах, о том,

что и дороги, и местности бывают

разные

Герберт Уэллс.

Билби

«Скорость – понятие относительное», – с сердитой усталостью думала девушка, ощущая седалищем каждый камешек и рытвину, попадавшиеся на дороге двум деревянным колёсам повозки.

Для её спутников, не знавших транспортного средства быстрее несущегося во весь опор горячего коня, темп, с которым переставлял копыта по выбитой до серо-жёлтой пыли дороге лопоухий ослик, казался вполне приемлемым и даже подходящим в данных условиях. Действительно, к чему зря скотину напрягать?

Но для человека, чья жизнь прошла среди автомобилей, самолётов, поездов и Интернета, их маленький караван из двух фургонов тащился невыносимо медленно, вызывая знакомое чувство нетерпеливого раздражения.

Это выматывающее ощущение неспешности всегда обострялось именно тогда, когда исчезало или сильно притуплялось ожидание опасности, а сознание не терзали заботы о хлебе насущном, по крайней мере, на ближайшие несколько дней.

Хотя за то время, которое девушка провела в этом мире, подобные моменты случались чрезвычайно редко. Чаще всего её жизнь оказывалась до предела насыщена разнообразными событиями: борьбой за выживание, путешествиями и приключениями.

Даже имя пришлось менять дважды. И это без учёта того, которое дали при рождении. Его, как и многое другое, она начисто забыла, очнувшись на берегу озера в дремучем лесу, где встретилась с охотниками-аратачами из племени Детей Рыси. К сожалению, попаданка так и не смогла с ними поладить, то и дело влезая в различные неприятные истории. А вот воспоминания к ней вернулись, но не принесли ничего хорошего, кроме, пожалуй, имени: Виктория Седова. Хотя аборигены всё равно продолжали звать её Бледной Лягушкой за светлую кожу и умение плавать. Аратачи этим искусством не владели и даже боялись воды.

Скорее всего, она так бы и сгинула в тех дебрях, не сумев приспособиться к суровым реалиям дикой жизни в первобытном коллективе, если бы не Лаций Юлис Агилис, сын имперского сенатора, волей беспощадной судьбы заброшенный в те ужасно далёкие от цивилизации места.

Он спас её от клеветы и навета, обучил великому множеству полезных навыков, необходимых для выживания, а потом, объявив дочерью, отправил за океан на свою родину.

Даже самые опытные мореходы считают подобное плавание чрезвычайно опасным. Много раз Ника Юлиса Террина смотрела в глаза смерти, проявляя силу характера и дьявольскую изворотливость, чтобы уцелеть и добраться до Континента.

Но оказавшись в одном из городов Западного побережья, тут же умудрилась попасть в детективную историю, из-за чего проторчала там целый месяц, выводя из терпения капитана, обещавшего помочь девушке добраться до Империи.

Правда, в конце концов Ника спасла его дочь. Вот только радость морехода и по совместительству консула Канакерна омрачило то, что какая-то девчонка из варварских лесов оказалась умнее его. Поэтому расстались они довольно холодно. В прочем все условия сделки с Лацием Юлисом Агилисом Картен выполнил честно, и сейчас путешественница тряслась на личной повозке рядом с собственной рабыней.

Впереди так же удручающе неторопливо тащился большой, запряжённый парой мулов фургон труппы, или, вернее, урбы, местных бродячих актёров, перебиравшихся из Канакерна на новые места.

Эти попутчики казались Нике ничем не хуже других. Разъезжать же по местным дорогам без внушительной компании сопровождающих могли либо герои, либо дураки, либо безнадёжные оптимисты. А эти артисты, несмотря на сугубо мирный характер профессии, уже доказали, что вполне способны за себя постоять.

Отогнав от лица особо наглую муху, девушка тихо выругалась. Едва успев начаться, поездка уже начинала ей надоедать. Перестала привлекать даже новизна окружающего пейзажа, менявшегося с черепашьей неторопливостью.

Опасливо глянув на хмурую госпожу, обычно говорливая Риата мудро предпочла помалкивать. Её хозяйка, ещё не привыкшая срывать зло на рабах, тяжело вздохнув, протиснулась внутрь фургона. Пытаясь чем-то занять себя, она взялась ещё раз пересматривать рекомендательные письма, которыми снабдил её десятник конной стражи Канакерна Румс Фарк.

С этим молодым человеком Нику связывали непростые отношения. Когда-то казалось, что она влюблена в него по уши. Стройный красавец тревожил девичьи сны, заставляя сердце замирать в сладкой истоме.

Впрочем, путешественница не настолько потеряла голову, чтобы остаться в городе и продолжить их роман, понимая, что никогда не сможет стать его женой. В здешнем обществе родители обладали для детей непререкаемым авторитетом, до самой смерти распоряжаясь их судьбой. А папочка Румса – богатый и влиятельный консул Канакерна ни за что не даст согласия на брак сына с непонятно откуда взявшейся девицей, пусть даже знатного происхождения. Именно поэтому девушка ответила отказом на предложение возлюбленного выйти за него замуж. Хотя пылкий кавалерист, кажется, всерьёз собирался бежать с ней даже на край света. Вот только там она уже была. Поэтому прощание их вышло нелёгким, несмотря на страстный роман. Ника долго плакала, то привычно ругая себя, то наоборот нахваливая за единственно правильное решение.

Убедившись в её непреклонности, при последней встрече десятник подарил путешественнице на прощание несколько рекомендательных писем для своих друзей и знакомых.

Скрестив ноги на разложенном овчинном одеяле, девушка с усилием открыла крышку цилиндрического кожаного футляра, набитого желтовато-белыми трубочками.

Когда их маленький караван останавливался, чтобы дать отдохнуть тягловым животным, она постаралась выучить написанное на обратной стороне писем, чтобы знать, к кому и где можно обратиться, не перебирая свитки, скреплённые не слишком прочными восковыми печатями.

Адресов в привычном для Ники понимании здесь не знали, указывая в качестве ориентира храмы, площади, либо военные лагеря. По-видимому, Румс полагал, что, добравшись до места, Ника легко отыщет нужного человека методом сплошного опроса прохожих.

С величайшей осторожностью девушка вытаскивала письма, тихо бормоча себе под нос.

– Миус Акр – командир конной стражи Гедора. Собственный дом за храмом Пелкса. Верас Влатус – торговый партнёр Тренца Фарка в Цилкаге. Свой дом возле площади Наклува в сторону невольничьего рынка. Кед Дирк, гостиница в двух асангах от Цилкага по дороге в Нерангу из Восточных ворот. Аста Брония – элитная проститутка в Этригии. Дом Серапия по улице от храма Аниры в сторону Новых ворот. Минтар Рутлин Калвит – командир конной сотни Третьего Победоносного Пограничного легиона, военный лагерь у крепости Ен-Гадди. Уф!

Убедившись, что память её пока не подводит, она убрала свитки и растянулась на полу, упираясь пятками и затылком в стенки фургона, но очень скоро поняла, что подремать не получится. Повозка дребезжала, подпрыгивала и тряслась на ухабах, прогоняя даже тень сна. Повозившись, путешественница слезла на землю и долго шла рядом, отгоняя докучливых мух.

К вечеру добрались до постоялого двора. И хотя глава урбы предупреждал, что данное заведение ни в коем случае нельзя назвать комфортабельным, действительность превзошла самые мрачные прогнозы.

Низкий, наклонившийся наружу забор, кое-где подпёртый кольями, окружал группку столь же неприглядно смотревшихся строений, центральное место среди которых занимал большой дом, сложенный из кое-как скреплённых глиной камней и покрытый потемневшей от времени соломой.

Стоявший возле настежь распахнутой двери мрачного вида бородач, задрав кожаную рубаху, сосредоточенно чесал почерневшей от грязи пятернёй волосатое брюхо, бодро торчавшее вперёд половинкой арбуза. Увлечённый столь важным занятием, тип, казалось, совсем не замечал ни фургонов, ни выбиравших из них людей.

Нисколько не смущённые таким холодным приёмом, артисты со смехом направились к дому.

– Да будут милостивы к тебе небожители, господин Турпал Оол! – громко поприветствовал пузана Ус Марак. – Здоровы ли твои жены и сыновья? Много ли скота появилось у тебя со дня нашей последней встречи?

– Хвала богам, все живы и здоровы, – проворчал хозяин постоялого двора. – И стада множатся, хотя и не так, как на склонах благословенного Вермантау.

Сокрушённо вздохнув, он хмуро оглядел гостей и равнодушно поинтересовался:

– Легко ли вы добрались до моего дома? Как далеко лежит ваш путь?

– Бессмертные хранили нас на пути к твоему гостеприимному жилищу, – важно сообщил актёр. – А остановимся мы там, где нас ждут.

Турпал Оол сделал приглашающий жест, лениво пробурчав себе под нос:

– Проходите в дом, согрейтесь у очага, отведайте хлеба и мяса.

Закончив короткий диалог, видимо, представлявший из себя обмен ритуальными фразами, хозяин постоялого двора и артисты прошли внутрь. А Ника ещё раз с тоской огляделась вокруг. Грязная лужа, по краю которой копошатся мелкие, словно полуощипанные, куры. Куча навоза возле низкого каменного хлева, крытого камышом. Груда хвороста, бревенчатая конюшня, сквозь распахнутые ворота демонстрировавшая пустые денники, заметно покосившиеся столбы с какими-то верёвками и плотно утрамбованный земляной пол. Рядом пустой каменный загон с плетёными воротцами, вроде того, что ей пришлось видеть на хуторе Руба Остия Круна неподалёку от Канакерна.

Однако девушка не заметила ничего похожего на баню или уборную. Отсутствие последней в данный момент заботило её больше всего. Тут как раз из фургона артистов стали вылезать их жёны, и путешественница решила уточнить у них расположение мест общего пользования.

Криво усмехаясь, Приния сообщила, что таковых здесь вообще не водится, и к услугам путешественницы вся окружающая территория, как до забора, так и за ним.

– Только в овечий загон не ходите, госпожа Юлиса, – заботливо предупредила жена старшего урбы. – Там грязи по колено.

– Спасибо, – хмыкнула Ника, направляясь за низкий, покосившийся сарайчик. Присаживаться в присутствии свидетелей даже своего пола она не собиралась. Но отнюдь не из-за природной стыдливости. Ни к чему им видеть привязанный к ноге маленький кинжал.

– Плохое здесь место, госпожа, – посетовала невольница, когда девушка вернулась, вытирая руки пучком травы.

Распрягая осла, рабыня хмуро качала головой. Анний Мар Прест и Ун Керат уже освободили мулов от упряжи, и переговариваясь с тощим пареньком, лет двенадцати, в донельзя замызганных кожаных штанах, вели животных в конюшню.

– Другого места у меня для тебя нет, Риата, – вздохнула хозяйка и пошагала к дому.

Внутри он выглядел так же отвратительно, как и снаружи, только удушающая вонь ещё сильнее била в ноздри, заставляя першить горло и слезиться глаза. Окна в помещении отсутствовали. Свет шёл из дверей и от большого, обложенного булыжниками, очага, расположенного прямо в центре зала. В подвешенном над ярко оранжевыми углями котле весело булькало густое варево, распространяя вокруг совсем не аппетитные ароматы. Голый по пояс молодой мужчина, обливаясь потом, перемешивал его длинной ложкой, не забывая время от времени поворачивать металлический прут с нанизанными на него тощими куриными тушками.

Дым и жирный чад поднимались вверх, скапливаясь под крышей туманным облаком, частью просачиваясь сквозь солому, частью выходя через дверь.

Едва глаза привыкли к едучему полумраку, путешественница с удивлением обратила внимание на то, что артисты расселись вдоль длинного стола вперемешку с жёнами и детьми, тогда как раньше мужчины всегда ели первыми. Высокой чести делить с ними трапезу удостаивалась только Ника, ввиду знатности происхождения и статуса гостьи.

Но, видимо, в дороге распорядок приёма пищи соблюдался не так строго. Тем не менее, не представляя, как обстоят дела с соблюдением других правил этикета, и не желая лишний раз попадать впросак из-за подобных мелочей, девушка поискала взглядом Гу Менсина, потому что сидела обычно около старшего урбы. Увы, но тот всё ещё о чём-то спорил с хозяином постоялого двора.

Понимая, что изображать столб посредине зала глупо, путешественница вспомнила поучения наставника, решив занять место подальше от входной двери. Тем более, что именно с того края стола расположился Превий Стрех, а с ним Нике было о чём поговорить.

– Присаживайтесь, госпожа Юлиса, – радушно пригласил молодой человек, сметая ладонью мелкие соринки с грубо отёсанной скамьи. – Вы, наверное, устали от дороги?

Так получилось, что из всей урбы девушка сошлась ближе всех именно с ним. Возможно, потому, что он показался ей самым безобидным ввиду нетрадиционной ориентации или из-за того, что, пытаясь писать пьесы, парень живо интересовался сюжетами, которые Ника щедро подкидывала ему из книг и фильмов?

– Мало что утомляет сильнее однообразия, – улыбнулась она, поправляя платье. – Я даже завидую вам, господин Стрех. Вы хотя бы можете сочинять свою трагедию.

– Уверяю вас, госпожа Юлиса, дорога – не самое подходящее место для этого, – скорбно вздохнул начинающий драматург. – Вдохновение боится скрипа колёс, многолюдства и духоты.

Увы, но достаточно цветисто и многословно выразить сочувствие собеседнику путешественница не успела. Гу Менсин и Турпал Оол наконец-то договорились об оплате, и варвар, приняв деньги, что-то скомандовал на своём языке.

Невысокая, плотная женщина с злым, некрасивым лицом выложила прямо на грязный стол большую стопу лепёшек. Парень у очага стал разливать похлёбку по глубоким глиняным мискам, которые расставляла перед артистами высокая, худая девушка в кожаном фартуке поверх ужасно застиранного хитона. Она же принесла охапку обкусанных деревянных ложек.

Грустный старшина урбы плюхнулся на лавку рядом с Никой.

– Сущий грабитель, клянусь коленями Нолипа, – бурчал он себе под нос, привязывая к поясу заметно похудевший кошель. – В рабских сараях чище и кормят, наверное, лучше, чем здесь, а этот дикарь дерёт столько… словно у него дворец, а не постоялый двор!

Одна миска полагалась на двоих, а то и на троих едоков. Однако при одном взгляде на буровато-серое месиво из разваренных зёрен с вкраплениями кусочков кожи и каких-то жил девушку покинули последние остатки аппетита. Несмотря на долгие тренировки, она не рискнула подвергнуть свой желудок столь рискованному испытанию.

Отложив ложку с непонятными присохшими комками, путешественница решительно заграбастала лепёшку, и выйдя из-за стола, направилась к владельцу заведения.

– Кувшин вина, чашу оливок или маслин, – потребовала она не терпящим возражения тоном.

Густые, тёмные брови медленно поползли на низенький, морщинистый лобик. Толстые, лоснящиеся от жира губы скривились в пренебрежительной ухмылке.

– Нет.

– Что же это за постоялый двор, где даже вина нету?! – презрительно фыркнула Ника, понимая, что собеседник врёт.

– Оливок нет, а маслины кончились, – счёл нужным пояснить пузан.

– Вино есть? – продолжала допытываться девушка, кожей ощущая тревожно-любопытные взгляды не только своих спутников, но и местных обитателей.

– Десять дебенов за риал, – осклабился варвар.

– Ты, почтенный, хотел сказать двадцать? – нахмурились путешественница.

– Двенадцать, – выдвинул встречное предложение Оол.

– Пятнадцать, – покачала она головой.

После недолгой торговли Ника все-таки получила кувшин вина и, не задерживаясь, пошла к выходу.

Взглянув на неё, Риата с явным сожалением тоже стала подниматься из-за стола.

– Сиди! – махнула рукой хозяйка.

Багровое солнце зависло над холмами, чётко высвечивая их закруглённые вершины. Положив лепёшку на переднюю скамеечку фургона, девушка сделала осторожный глоток. Результат дегустации оказался не столь печален, как она ожидала. Тем не менее, выпивать всё Ника не стала, оставив немного рабыне.

Вскоре выяснилось, что здесь не только нельзя есть, но и негде спать! Хозяин предложил гостям расположиться либо прямо на земляном полу у очага, или на нарах, отделённых от большого зала дырявыми циновками.

Глядя на покрывавшую доски слежалую солому, девушка даже подумать боялась о том, сколько и какие паразиты там притаились в ожидании тёплых человеческих тел. Процедив сквозь зубы благодарность радушному Оолу, путешественница отправилась ночевать в фургон. Не одна она пришла к такому мудрому решению. Женщины и дети урбы тоже улеглись в повозке, а мужчинам, возможно, там просто не хватило места.

Риата, прихватив овчинное одеяло, попыталась лечь на земле, но хозяйка, указав на покрытое тучами небо, приказала лезть в фургон и скоро пожалела об этом.

Из-за корзин с вещами двоим внутри было малость тесновато. Но прогонять невольницу наружу или отправлять спать в дом путешественница не стала, ограничившись предупреждением:

– Будешь возиться или храпеть – разбужу.

– Что вы, госпожа! – привычно запричитала рабыня. – Я сплю тихо, как мышка…

Оправив ночную рубашку, Ника насмешливо фыркнула. Однако, пришлось отдать должное Риате. Проспав почти всю ночь в одном положении, она лишь изредка вздрагивала, громко причмокивая губами.

А вот её хозяйке по-настоящему заснуть так и не удалось. Мешали корзины, соседка, чьё дышащее жаром тело делало заполнявшую фургон духоту совершенно невыносимой. Поэтому девушка очень обрадовалась, заметив в дверную щель первые признаки зари. Наконец-то появилась веская причина встать и растолкать мирно посапывавшую невольницу.

Воспользовавшись тем, что даже хозяева постоялого двора ещё спали, путешественница хорошенько умылась, беззастенчиво используя воду из поилки для овец. Купание немного взбодрило её, слегка примирив с окружающей действительностью, даже любопытство пробудилось.

Этот постоялый двор настолько отличался от гостиниц, которые Ника видела в приморских городах во время своего плавания, что она спросила самого старшего и умудрённого из своих спутников:

– Господин Гу Менсин, почему здесь так отвратительно? Вроде бы место бойкое, торговцы туда – сюда шныряют, а тут ни выспаться, ни поесть, ни помыться по-человечески. Да если бы этот постоялый двор в хорошие руки – можно озолотиться!

– На самом деле не так много купцов пользуются этим путём, госпожа Юлиса, – покачал седой головой собеседник. – Товары в основном морем переправляют, так дешевле. Или напрямик через горы в Империю. Торговцы, которые этой дорогой ходят в сезон штормов, чаще всего собираются в большие караваны и все необходимое везут с собой.

Понизив голос, артист наклонился к притихшей слушательнице:

– Конечно, любой цивилизованный человек мог бы в два счета превратить этот двор в приятное и доходное место. Да кто же ему даст?

Девушка удивлённо вскинула брови.

– Турпал Оол – нурак. Тут земля их племени, и никому другому они здесь селиться не позволяют. Представляете, госпожа Юлиса, эти варвары не берут пошлину за проезд через свои владения. Но оставаться здесь надолго не позволяют ни в коем случае. Дикари!

Толстяк презрительно скривился и продолжил тем же доверительным тоном:

– Я слышал, двор построили всего лет шесть или семь назад. До этого путники просто ночевали у ручья. Говорят, вождь нураков долго не мог отыскать человека, чтобы его содержать…

Он хотел ещё что-то добавить, но тут из дома вышел угрюмый хозяин этого несимпатичного места, и бородатая физиономия Гу Менсина расплылась в широченной улыбке.

– Господин Оол! – радостно вскричал артист и, оставив озадаченную путешественницу, поспешил к нему навстречу.

Покачав головой, Ника направилась к фургону актёров.

– Господин Превий Стрех!

– Вы меня, госпожа Юлиса? – на всякий случай уточнил молодой человек, прижимая к груди свёрнутую овечью шкуру.

– Да, – подтвердила она, подходя ближе. – Мне бы хотелось поговорить о вашем творчестве.

– Мы уже уезжаем, госпожа Юлиса, – напомнил возлюбленный начинающего драматурга.

– Я заметила, господин Корин Палл, – нахмурилась девушка. – Поэтому и приглашаю его в свою повозку.

– Ну, я не знаю, – скромно потупил глазки будущий гений.

– Не беспокойтесь, – мягко улыбнулась Ника. – Там вам будет удобно, а беседа поможет скоротать время.

Всё ещё колеблясь, парень посмотрел на милого друга. В глазах того злой искоркой мелькнула ревность.

"Странно, – хмыкнула про себя путешественница. – Превий же не интересуется женщинами? Или он того… всеядный?"

– А, может, и вы, господин Палл, составите нам компанию? – попыталась она разрядить обстановку, тут же предупредив. – Только тесновато будет.

– Хорошо, – милостиво кивнул артист. – Сейчас постели отнесём. А то у вас в повозке и без того места мало.

Посадив Риату на переднюю скамеечку, девушка с гостями кое-как разместилась внутри фургона.

Бодро светившее на ясном, словно выстиранном небе, солнышко щедро нагревало просмолённую крышу. Чтобы пустить внутрь немного прохлады, путешественнице пришлось открыть заднюю дверцу. Тем не менее, она с отвращением чувствовала, как постепенно покрывается липким противным потом. Но желание, как можно быстрее приступить к осуществлению грандиозного плана мести Мерку Картену, помогало стойко переносить все тяготы и лишения.

У Ники имелись веские основания на него обижаться. Мореход, купец и по совместительству член городского совета Канакерна относился к своей пассажирке с плохо скрываемым презрением, при каждом удобном случае осыпал насмешками, а однажды едва не придушил за не вовремя сказанное слово.

Всё это она, успевшая привыкнуть к пренебрежительному отношению местных мужчин к женщинам, могла бы и забыть. Но чёрная неблагодарность Картена потрясла её до глубины души. Мало того, что консул спасибо не сказал за спасение своей дочери, он ещё и зажал обещанную награду, выдав вместо пяти тысяч золотых только одну, из которой девушке досталось лишь пятьсот. Вот подобного издевательства путешественница прощать ему не собиралась.

Сознавая свои скромные возможности и не желая доставлять неприятности знакомым, Ника решила отомстить Картену через театр, который тот любил до самозабвения. Именно для этого ей понадобился молодой, подающий надежды, драматург Превий Стрех.

Хорошо изучив местные обычаи, девушка начала издалека, высказав всё, что думает о постоялом дворе Турпала Оола. Собеседники её дружно поддержали, добавив красочных эпитетов в описание не только самого заведения, но и душевных качеств варвара.

Дав молодым людям выговориться, она предложила Превию Стреху вставить хозяина постоялого двора в одну из своих бессмертных комедий. Первоначально загоревшийся идеей, драматург быстро скис, заявив, что одного неряхи маловато для захватывающей истории.

Тогда путешественница посоветовала добавить к нему хвастливого моряка, который рассказывает всем подряд необыкновенные истории, все сильнее запутываясь в собственной лжи.

– Комедии надлежит быть весёлой, госпожа Юлиса, – назидательно заявил скромно молчавший до этого актёр. – А вы пока не сказали ничего смешного.

– Как вам такая история, господин Палл, – холодно усмехнулась Ника. – Некий моряк с товарищами, обманом заманив девушек на корабль, запер их в трюме. Но по пути домой пленницы освободились, и уже матросы стали их узниками.

Слушатели озадаченно переглянулись. Рассказчица продолжила, словно ничего не замечая.

– Девушки собираются казнить тех, кто посягнул на их свободу и честь. Моряки молят богов о спасении. Сжалившись над ними, добросердечная Диола заставляет бывших невольниц полюбить своих врагов…

– Не вижу из чего здесь можно сделать комедию! – насмешливо фыркнув, ещё не вкусивший славы драматург демонстративно скрестил руки на груди.

– Возможно, вам покажется смешным то, что вернувшись домой, матросы стали говорить всем, будто это они спасли красавиц из плена? – предположила собеседница. – Рассказывая хвастливые истории о схватках с врагами и о собственном бесстрашии.

– Всё равно, госпожа Юлиса, – уныло покачал головой Превий Стрех, обменявшись с любовником многозначительными взглядами. – Звучит это как-то не очень весело…

– Но это же вас лучезарный Нолип наградил даром сочинять непревзойдённые комедии, – улыбнулась девушка. – Вот и сделайте историю смешной. Главное, чтобы в ней присутствовал пленённый женщинами хвастливый моряк, освобождённый ими, но всем рассказывавший о своих невероятных подвигах. И за это я заплачу вам…

Она прищурилась, закусив нижнюю губу, словно высчитывая что-то в уме.

– Пятнадцать риалов!

– Вы заказываете у меня пьесу?! – вытаращил глаза молодой человек, а Корин Палл решительно мотнул головой. – Это слишком дёшево, госпожа Юлиса!

– Нет, нет, – поспешила внести ясность путешественница. – Это всего лишь подарок будущему гению. Я хочу, чтобы он получал от своего творчества не только заслуженные похвалы, но и что-то более… весомое.

– Не знаю, госпожа Юлиса…, – задумчиво протянул Превий Стрех, изображая мучительные раздумья. – Обстановка не слишком подходящая. Боюсь, я не смогу ничего сделать.

Ника чувствовала, что, видя её заинтересованность, собеседник просто набивает себе цену. Она могла бы заплатить и побольше, но не хотела давать спутникам повод подозревать наличие у неё больших денег. Так, на всякий случай.

– Понимаю, – с серьёзным видом закивала девушка. – Но, возможно, за пятнадцать серебряных монет вы сможете сочинить хотя бы эпиграмму или несколько?

– Э – э – э, – замялся драматург, явно не зная, что ответить, и вопросительно посмотрел на интимного друга.

– Думаю, можно попробовать, – нерешительно пробормотал тот.

– Только пусть это будет нашим маленьким секретом, – улыбаясь, предложила путешественница, тут же пояснив. – Я имею ввиду деньги.

– Конечно, – не задумываясь, кивнул Корин Палл, видимо, тоже не желая делиться с коллегами дополнительным заработком.

– А если в ближайшее время я увижу хвастливого морехода на одном из представлений в Радле, – решила дополнительно простимулировать драматурга Ника. – Вы получите тысячу риалов. Думаю, к тому времени они у меня будут.

Переглянувшись, собеседники не смогли удержаться от довольных улыбок. Наблюдая за ними, девушка обрела надежду на то, что многочисленные театралы Канакерна рано или поздно узнают о существовании данного шедевра. Возможно, Картен, используя своё служебное положение, не даст поставить его в родном городе, но тогда у его многочисленных врагов тем более хватит ума связать хвастливого моряка с рассказами консула о спасении женщин варварского племени гантов. А уж если недоброжелатели начнут раскапывать подробности этой истории – Картену точно не поздоровится.

Мало что губит репутацию политика сильнее, чем смех. Выставив морехода обманщиком, путешественница рассчитывала, что канакернцы больше не выберут его консулом. А для самолюбивого и амбициозного Мерка это будет большой неприятностью. Насмешливая пьеса станет подходящей местью за жадность.

Когда остановились на отдых, погода начала портиться. Похолодало, по небу, всё сильнее сгущаясь, потянулись лохматые облака.

– Госпожа! – окликнула хозяйку Риата, привязывая ослика возле куста, который тот сразу же начал объедать. – Позвольте за мхом сходить?

– Зачем он тебе? – машинально ответила путешественница, глядя вслед сладкой парочке, уже подходившей к своему фургону.

А выслушав ответ, нахмурилась:

– В корзине тряпки есть, и заячьи шкурки ещё остались.

– Они вам ещё самой понадобятся, госпожа, – отмахнулась невольница. – Мне так привычнее.

– Ну, как знаешь, – с лёгким раздражением пожала плечами Ника. – Только далеко не уходи.

"Всё-таки дальние путешествия – не женское дело в эти дикие времена", – подумала Ника, с грустной завистью вспомнив предметы гигиены, реклама которых раздражала настолько же насколько сами они облегчали жизнь представительницам прекрасного пола в двадцать первом веке.

Ностальгически вздохнув, девушка направилась к костру, над которым артисты уже повесили закопчённый котёл.

Пренебрежение вчерашним ужином вызвало обильное слюноотделение и ворчание в животе. Хорошо ещё, что жены актёров готовили гораздо лучше стряпух с постоялого двора. Хотя в их каше мясо не встречалось вовсе.

Сытно рыгнув, Гу Менсин, аккуратно облизав ложку, посмотрел на облака.

– Если могучий Питр не пошлёт дождя, к вечеру будем в Каане.

– Большой город? – спросила путешественница, прожевав очередную порцию разваренных бобов.

– Деревня, госпожа Юлиса, – пренебрежительно махнул рукой толстяк. – Под властью Меведы живут, но та далеко. Так что каанские, можно сказать, сами себе хозяева.

Холодный ветер прервал отдых урбы. Артисты стали собираться, тревожно поглядывая на небо. А у Риаты неожиданно заупрямился осёл, наотрез отказавшийся уходить от понравившегося кустика.

– Иди же, мешок дерьма! – отчаянно ругалась рабыня, оттаскивая упирающееся животное.

Заметив гримасу боли и капли пота на лбу невольницы, хозяйка, забыв про аристократическое происхождение, бросилась ей помогать. Вдвоём им удалось кое-как затащить упрямца в оглобли.

– Спасибо, госпожа, – тяжело дыша, поблагодарила женщина, с явным усилием забираясь на повозку.

– Вот возьми, – проворчала путешественница, набросив ей на плечи плащ.

Предосторожность оказалась совсем не лишней. Примерно через километр дорога внезапно вышла на склон, сбегавший к берегу моря, по которому ходили мелкие, злые волны. Клубившиеся наверху тучи добавляли мрачного ожидания в картину окружающей действительности. Сразу похолодало.

Сберегая тепло, девушка плотнее запахнулась в толстую накидку. Очевидно, торопясь скорее добраться до деревни, артисты, выбравшись из фургона, бежали рядом, кутаясь в плащи и одеяла.

– Скорее, госпожа Юлиса! – оглянувшись, крикнул Тритс Золг. – Вот-вот пойдёт дождь!

Когда стало ясно, что осёл начинает отставать от своих дальних родственников, Риата протянула поводья хозяйке.

– Возьмите, госпожа.

– Сядь! – зло рявкнула Ника, спрыгивая на ходу.

Ловко приземлившись на дорогу, она крепко ухватилась за повозку и скомандовала:

– Погоняй!

Смущённая рабыня от души ударила осла по спине длинным, гибким прутом. Обиженно взвыв, животное сразу прибавило скорости. Путешественнице пришлось постараться, чтобы не отстать. Несмотря на то, что фургон защищал её от ветра, резкие порывы время от времени обдавали холодом кожу, норовя сорвать покрывало.

"Вот батман! – мысленно выругалась девушка. – Дождь пойдёт, сами под крышей отсидимся. А что с ослом будет? Осень, холодно, как бы не заболела скотинка? Околеет ещё. Нового придётся покупать".

Запнувшись о не вовремя подвернувшийся камень, она едва не упала, с трудом удержавшись на ногах. Но накидку все же сорвало, уронив в клубящуюся дорожную пыль.

Пришлось возвращаться, а потом, подобрав подол, догонять удалявшуюся повозку. Ухватившись за неё, Ника перевела дух, с облегчением замечая, что дорога впереди переваливает через седловину между двумя холмами. Ещё метров двести, и гребень защитит путников от ветра. Только до него пришлось бежать вверх по склону, оставляя море за спиной, в которую тут же ударил словно поджидавший этого шквал. Накидка затрепетала раздутым парусом, норовя сорваться и придавая девушке дополнительное ускорение.