Текст книги "Кровавый закон (СИ)"
Автор книги: Анастасия Вернер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
– У нее все это время был ключ… – шепот был пропитан такой откровенной яростью, что мужчина на мгновение растерялся.
Этого хватило, чтобы откинуть его в сторону – очень резко, и оттого еще более болезненно. Блондинка с абсолютно черными глазами, теперь только телом напоминающая его бывшую подругу, подошла к нему и провела двумя пальцами вдоль тела. Внешне ничего не изменилось, зато внутренне еще как. Она лишила его зрения. Жизни лишит чуть позже. Девушка резко подлетела к успевшей подползти к алтарю девчонке.
Олиф не знала, что делать, и из двух зол выбрала самое безрассудное. Отверстие в странном углублении показалось ей смутно знакомым. Она набрала побольше воздуха, и пока Шина с Лексом выясняли отношения, поползла прямиком к середине. А в середине, в этом углублении, откуда исходили лопасти, действительно было отверстие. Замочная скважина. В виде шестиконечной звезды.
Именно в тот момент, когда Олиф почти выяснила, совпадают ли грани ключа с гранями отверстия, как сильная рука схватила ее за волосы и дернула вверх. Олиф испуганно вскрикнула, дернулась, но почувствовала, как корни волос стали буквально выдирать из головы, и затихла. Шина особо и не рассчитывала на сопротивление. Она прижала девчонку к себе спиной и с нескрываемым удовольствием провела кончиком кинжала по тонкой, нежной шейке.
– Твой конец пришел, – прошептала ей на ухо очень нежно, улыбнулась, когда почувствовала дрожь жертвы, и… согнулась пополам от боли. Олиф ударила локтем еще раз, посильнее.
«Плебейка, – сказал ей однажды Лекс, – запомни раз и навсегда: бить нужно со всей силы. У тебя не будет второго шанса. Если на тебя нападают, закусываешь губу и бьешь».
Она и била. Правда, Шину ее удар просто на секунду выбил из равновесия. Блондинка резко выпрямилась и с нескрываемой ненавистью опрокинула Олиф лбом о каменный пол. Даже не стала слушать болезненный стон, или, скорее, вой – времени уже не было. Шина одним резким движением прочертила кинжалом полоску вдоль своей руки, и, закусив губу, поднесла кровоточащую конечность к алтарю. Но неожиданно услышала хриплый стон девчонки, что валялась у нее в ногах:
– Этот ключ ведь не даст тебе совершить обряд, – она не спрашивала, она просто это знала.
– Когда я закончу, это будет волновать тебя меньше всего.
– Я не позволю тебе.
– Попробуй, останови.
Шина усмехнулась, услышала шуршание платья. Оглянулась на секунду, и не без злорадства усмехнулась. Покачивающаяся девка, с разбитой головой не могла сделать ничего. Ни-че-го. Но эта дура все равно обошла Шину и встала прямо напротив ее лица, прислонившись ногами к выступу.
– Я остановлю.
Блондинка скривила губы, но вдруг заметила, что чертова подружка Лекса как-то странно занесла руку позади себя. На этот раз, Шина не стала медлить – и так уже слишком долго оттягивала этот момент. Олиф зажмурилась, чувствуя, как холодок смерти пробежал по коже, оставив после себя стоящие дыбом волосы. Блондинка резко занесла кинжал другой рукой. Послышался хлюп. Оружие довольно быстро нашло свою цель, впрочем, и в тело вошло как-то плавно, без особых усилий.
На платье Олиф капнуло несколько кровавых пятен. Девушка открыла глаза, и без страха посмотрела на темную жидкость, вытекающую изо рта своей противницы. Шина покачнулась, каким-то отстраненным взглядом посмотрела вниз, туда, где выходил конец проткнувшего грудь меча. Олиф знала это ощущение. Ощущение смерти. На секунду показалось, что она увидела, как медленно из тела выбирается отнятая жизнь. Губы блондинки резко потеряли цвет, а кожа стала еще бледнее. Но Шина все равно улыбнулась, и поблагодарила, просто тихо-тихо выдавив из себя:
– Спасибо.
Они не забрали у нее жизнь. Они спасли тех, кого еще можно было спасти.
Ринслер придержал падающее тело. Когда почувствовал, что девушка больше не дышит, медленно вытащил свой меч. Посмотрел, как Олиф опустилась на колени, и повернула ключ. Молния не загромыхала в небе, земля не разверзнула свои недра. Как будто они обычную дверь в доме открыли. Или закрыли.
Олиф поднялась и благодарно посмотрела на мужчину. Если бы эта смерть легла на плечи Лекса, он бы, наверное, уже никогда не смог жить дальше. Именно жить, а не существовать.
Девушка посмотрела за спину Ринслеру. Лекс сидел на другом конце зала и разминал кулаки, словно не верил, что снова может их видеть. Со смертью Шины развеялась и ее магия, которой в природе вообще не должно было существовать.
Олиф подошла к Лексу и села рядышком. Ей не хотелось ничего говорить, и она впервые в жизни поняла, что испытывал сам мужчина, когда пытался привести ее в норму после смерти Кнута. Казалось, что человек просто лишился рассудка. Он не смотрел ни на нее, ни в землю, вообще никуда. Его взгляд стал таким отстраненным, словно он больше не понимал, что происходит. Олиф хотела помочь ему, но совершенно не знала, как.
– Мне очень жаль, – выдавила она тихо.
Лекс не ответил, только вздрогнул, словно только что понял, что он тут не один. Они, наверное, могли просидеть так еще очень долго. Молча, отстраненно. Каждый в уме вспоминая красивую девушку, которая просто так, ни за что стала бесчувственной тварью. На ее месте мог оказаться кто угодно, но выбрали почему-то именно ее. Они могли долго размышлять об этом, и о том, почему судьба так любит играть с людьми в злую шутку, но спустя несколько минут, в помещение ворвался один из людей Ринслера и начал истошно вопить, что пустыня обезумела.
– ПЕСКИ! ПЕСКИ!!!
Ринслер вышел посмотреть, что случилось (и кто тут еще обезумел), и вернулся с таким обеспокоенным лицом, что даже говорить ничего не нужно было. Сразу стало понятно, что ключ повернулся не просто так.
– Эй, голубки, я, конечно, страшно не хочу прерывать вашу идиллию, но нам пора сваливать. Давай-давай, вставай, – поторопил он Олиф, и в ответ на ее недоуменный взгляд добавил: – Я выведу его, иди.
Пустыня действительно обезумела. Если, конечно, так можно назвать то, что творилось вокруг. Пески стали похожи на разъяренное чудовище. Вокруг не было ветра, но такой пустяк им был не нужен – они поднимались ввысь самостоятельно. Пустыня превратилась в одну сплошную песчаную бурю, вот только Олиф видела песчаную бурю, и могла точно сказать, что тогда пески не уносились вверх, куда-то в небо, словно песчаный тоннель. Когда девушка увидела эту огромную воронку, впитывающую в себя все то, что находилось в пустыне, она смогла лишь остановиться, и ошарашено глазеть на то, чего по определению быть не могло. Хотя, за последние несколько часов произошло столько всего, что грех было удивляться и этому. Но Олиф не могла пошевелиться, понимая, что повернув ключ, они закрыли загадочный портал. То есть, это ей казалось, что он был загадочным. Но все оказалось куда проще и примитивнее: пустыня и была порталом. Если они закрыли одно, закрыли и другое.
Неожиданно кто-то схватил ее за руку, и потянул за собой. Из-за непрекращающегося шума, она не слышала, что именно говорил ей Лекс, но чувствовала, что что-то явно нецензурное. Каким-то чудом в этом нескончаемом потоке засыпающих глаза песчинок, девушка различила на лице мужчины едва заметный покрасневший след с очертаниями человеческой руки. Ринслер явно не церемонился с бывшим другом.
Лекс довел девчонку до всхрапывающего от страха змея, и полностью пренебрегая всеми правилами приличия, обхватил ее за нижнюю часть тела, подсадил и буквально запихнул на высокое седло. Сам запрыгнул за ней следом. Для двоих тут было слишком мало места, но выбирать не приходилось. Лекс навалился на девушку сверху с такой силой, что ей показалось, будто ее сейчас просто расплющит.
Змей дернулся вперед с такой радостью, что мужчина еле успел схватиться за выпирающие поручни на седле. При общем песчаном ужасе, творившемся вокруг, как-то не чувствовалось ни радости полета, ни приятного ветра, вообще ничего. Единственное, чему Олиф искренне порадовалась, так это тому, что навалившийся сверху Лекс закрывал ее тело от кружащих песков. Так ей не нужно было прикрывать лицо руками и чувствовать во рту маленькие хрустящие кристаллики.
Они остановились резко и неожиданно. Мужчина тут же спрыгнул вниз, увлекая за собой растерянную девушку. Поймал ее съехавшее по чешуе тело, и потянул в направлении Песчаной Завесы.
– Стой, – крикнула ему Олиф, – а остальные?!
– Идем.
– Стой! Стой!!! Почему они не идут?!
Ни змеи, ни воины вместе с Ринслером со своих мест не трогались.
– Я не пойду без них!!!
Лекс остановился и так раздраженно сплюнул, что Олиф показалось, будто он сейчас нарушит свой принцип «не бить женщин» еще раз.
Вокруг творилось что-то невообразимое: пески, озверевшие от долгого бездействия, решили отыграться на людях и Песчаниках за все эти годы, или даже столетия. И в этой атмосфере хаоса и завывания всем уже давно знакомой похоронной музыки пустыни, девчонка, решившая поиграть в благородного рыцаря, выглядела, как кусок мяса среди звезд. Нужно было бежать, а она стояла, и казалось, вообще не замечала ничего вокруг.
– Что, не идет? – спросил подошедший к ним Ринслер.
Его одежда и рубаха, повязанная поверх головы – все разметалось и колыхалось на нем под порывами ветра.
– Нет. Спрашивает, почему не идете вы, – сжал челюсть Лекс.
– Нужно было рассказать.
– Рассказать о чем?! – выкрикнула Олиф, боясь, что завывания песков заглушат ее вопрос.
– Мы не выйдем за вами, потому что не можем, – снисходительно пояснил Ринслер.
– Как это не можете?
Бывшие друзья переглянулись, и оба промолчали. Тут не нужны были слова, Олиф и так все поняла. Она посмотрела на спокойного Ринслера и хмурого Лекса так, словно только что узнала о них нечто такое, что навсегда изменило ее жизнь.
– Почему? – Она спросила это так тихо, что в общем окружающем шуме ее никто не услышал, но все догадались. Этот вопрос был закономерен.
Ринсдер усмехнулся так, словно речь шла о чем-то совершенно обычном.
– Почему? Черт его знает. Может потому, что мы слишком долго были среди Песчаников.
– Но ведь вы не такие… – этих слов уже никто и не услышал, и по губам никто не разобрал.
Олиф, кажется, забыла, как дышать, и вдруг перестала моргать. Она тупо смотрела на Ринслера, на остальных воинов, которые перекидывались какими-то похабными шуточками, на змей, которые уже давно смирились с тем, что их миру пришел конец. Знали не только Ринслер с Лексом. Они все знали. И только Олиф, как последняя идиотка, снова ничего не понимала. Не знала. Не принимала.
– Вы останетесь тут? – вдруг на удивление громко спросила она.
– Да, где ж еще.
– Тогда я тоже останусь.
– С ума сошла?! – грубо прикрикнул на нее Лекс.
Но Шина была права: конец наступит, рано или поздно. Так что, пусть будет рано.
– Мы все должны остаться здесь. – Олиф взглянула на мужчину, и вздрогнула, потому что он смотрел на нее то ли с жалостью, то ли с болью. – Это нечестно, если кто-то выйдет, а кто-то нет. Или все вместе, или никак.
– Да она борец за справедливость, – как-то удивленно заметил Ринслер.
– Да. Напоминает кое-кого, да?
– Да уж. Помочь дотащить?
– Сам справлюсь.
Лекс подошел к Олиф сзади, аккуратно взял за локоть и потянул на себя.
– Идем, – тихо, но отчетливо приказал он.
– Что? Нет!
– Идем.
– Отпусти меня!
Олиф с такой силой треснула его по скуле, что сама не поверила в свои же действия. Она растерялась, и поэтому, когда Лекс перехватил ее руки и ноги, перекинул себе на плечо, ей осталось только истошно вопить. Она так брыкалась, что если бы не подошедший на помощь Ринслер, Лекс бы ее не удержал. Они вдвоем скрутили девчонку и потащили к Песчаной Завесе. Лекс так на нее злился, что в какой-то момент не выдержал и заорал, перекрикивая завывания ветра:
– Ты родилась, чтобы жить, дура!!!
Но Олиф было плевать и на слова, и на действия. Она не могла выбраться туда, обратно, в настоящий мир, оставив все, что когда-то обрела, погибать здесь. Жить, зная, что ты выбралась, а остальные не смогли? Нет. Нет, она не сможет. Потому что Олиф знала, что многие обитатели пустыни заслужили этого шанса спастись намного больше, чем она.
– Отпустите меня!!!
Ринслер отпустил ее, и почти сразу же залепил пощечину.
– Успокойся. Если есть шанс выжить, всегда, всегда хватайся за него.
Лекс крепко сжал ее плечо, и буквально вытолкал за Песчаную Завесу.
Вдруг стало очень тихо.
Нет, крики людей все еще слышались вокруг, но почему-то они стали такими незначительными. Олиф не почувствовала ничего – ей было ни жарко, ни холодно. Не хотелось стоять, дышать, жить. Ничего не хотелось. Зачем они вытащили ее сюда? Девушка впервые почувствовала себя овощем.
– Эй, Лекс, – неожиданно окрикнул его Ринслер. – Похоже, я должен тебе аж две бутыли виски.
– Отдашь еще, дружище. – Лекс выдавил это так тяжело, словно в чем-то переступал через себя.
– Конечно, отдам. Кстати, – добавил Ринслер со смешком, – я одобряю твой выбор. Пусть закроет глаза.
Дальше Олиф почувствовала ненавистные пальцы на своих плечах, уперлась ладошками в грудь, но ослабевшие руки все равно согнулись пополам, и она уткнулась лицом в мужскую рубашку. Потом услышала, как зашелестел песок под ногами, как пронеслось мимо них то, что должно было принадлежать пустыне. Кажется, что-то бухнуло.
А потом наступила тишина. Настоящая тишина, потому что даже крики раненных людей вдруг прекратились. Олиф оторвалась от Лекса и посмотрела прямо перед собой.
Пустыни больше не было. Песчаной Завесы тоже. Они вдвоем стояли напротив черной пустоши. Тут не росла трава, потому что это место было проклято. Чернота простиралась на многие и многие километры, уходила куда-то вглубь и на границе с цветущей зеленью смотрелась так, словно кто-то специально выжег именно это место.
Все произошло настолько неожиданно, что ни Олиф, ни Лекс, не успели еще осознать, что всех, кого они когда-то знали, больше нет. Они, наверное, единственные не двигались с места, так и стояли напротив мертвой пустоши.
А потом на девушку сверху навалилось что-то очень тяжелое, заставив упасть на колени, человеческой рукой пригвоздило голову к земле и скрутило руки за спиной. Их чем-то связали, кажется, веревкой.
– Вы арестованы, – возвестил стражник.
– Изгнанники!!! – вопила позади них какая-то тетка.
Глава 26
Олиф сидела, облокотившись головой о холодную стену. В этих камерах было не так темно, как в тех, что были в пустыне. Здесь было несколько окошечек, огороженных решеткой, но девушке впервые в жизни захотелось увидеть вместо прозрачных лучей, проникающих внутрь, свечение светожелов. Как же она ненавидела этих людей. Эту жизнь. Ненавидела тех, кто спас ее. Лучше бы она умерла.
Дверь на входе хлопнула. Эта деревянная конструкция не скрипела, и выглядела очень даже новенькой. По шагам и перешептываниям, Олиф поняла, что вернулся Лекс. Его посадили в отдельную камеру, а потом за ним вдруг пришли стражники и куда-то увели. Теперь вот вернулись.
Вопреки ожиданиям девушки, остановились новоприбывшие напротив ее камеры. Спутник Лекса открыл решетчатую дверь, и впустил мужчину внутрь.
– Это Майлз, – зачем-то представил он стражника девушке. – Майлз, это Олиф.
– Наслышан, – ухмыльнулся в ответ парень. Все, что ей запомнилось в этом человеке – это его кудрявые рыжие волосы, которые шевелились при каждом движении. А еще задорная улыбка. Завидев эти растянувшиеся губы, Олиф брезгливо отвернулась.
Смеется. Улыбается. Ему весело? Конечно, он же не потерял тех, с кем провел смертельную, но лучшую часть жизни. Он не был виноват в смерти двоих друзей. Он никогда не узнает, что значит стоять за какой-то тоненькой стеночкой и слышать, как человек рассыпается на части, чтобы пропасть навсегда.
Входная дверь снова хлопнула. Ушел. Ну и слава Берегиням.
Олиф почувствовала, как рядом с ней сел Лекс.
– Почему ты здесь? – без особо интереса спросила она.
– Чуть-чуть влияния и деньги иногда делают удивительные вещи.
– Вы подкупили стражников? – тупо переспросила девушка.
– Внесли добровольную купу.
Олиф перевела взгляд на свое платье, которое полностью было засыпано песчаной пылью. Под девушкой уже скопилась небольшая горочка, но все смести не получилось.
– Что с нами будет? – спросила она, поджав губы.
– Нам вынесут приговор на Народном собрании.
– Мы же жизнь спасли этим людям, – непонимающе прошептала Олиф.
Берегини, да как после всего, что они пережили и сделали, можно считать их преступниками?!
– Для них это не имеет значения.
– Это ведь не честно. Мы потеряли всех. Всех. Никого не осталось, ни единой ниточки, даже воспоминания… и они с нами, вот так?! – Олиф вдруг сообразила, что соврала. Одно воспоминание у нее все-таки осталось, и оно бережно хранилось у нее за пазухой.
Лекс промолчал. Ему не нужно было объяснять, что для людей Изгнанники навсегда останутся Изгнанниками, она и так это знала.
– Зачем вы вытащили меня сюда? На собрании нас забьют камнями. Лучше было умереть там, рядом с верными друзьями. – Последние слова она выделила особенно, намекая, что не верит в то, что Лекс с Ринслером так и остались врагами. – Зачем вы вытащили меня сюда? – повторила свой вопрос.
– Мы узнали, что они не могут выйти за пределы Завесы в тот день, когда умер Кнут. И тогда Ринслер взял с меня обещание.
– Какое?
Судя по тому, какую паузу выдержал Лекс, ему очень не хотелось говорить.
– Он хотел, чтобы я вытащил тебя.
– Он так и сказал? – опешила Олиф. Удивленно посмотрела на мужчину и поняла, что тот не врет.
– Да.
– Но зачем?!
– Не знаю, – соврал Лекс.
– Врешь. Ты ведь знаешь, – сказала Олиф тихо. Она не требовала правды – это его право рассказывать или нет.
– Знаю, – не стал отнекиваться мужчина. – Ты дрожишь, – заметил он. – Боишься продолжения узнать?
– Нет, мне просто холодно, – поежилась девушка.
Лекс вздохнул, подвинулся ближе и обнял ее одной рукой. Его пальцы коснулись ее кожи, сначала случайно, затем он вдруг специально дотронулся костяшками пальцев до ее щеки. После этого приложил пальцы к ее носу. Кожа была теплая.
– Ты не замерзла, – усмехнулся он.
– Нет, – покачала головой Олиф и уткнулась носом в плечо мужчине.
– Однажды к Песчаникам попала одна девушка, – начал говорить Лекс, словно невзначай обхватывая рукой талию девчонки. – Ее звали Эва. Безбашенная была девка, но чем-то она Ринслера зацепила. Ну, в общем, что-то между ними было. Наверное. Но он мне кое-что сказал тогда, и, мне кажется, как раз из-за этой фразы он и хотел, чтобы мы спаслись.
– Что за фраза?
– Хоть один из нас должен быть счастлив.
Олиф удивленно оторвалась от плеча Лекса.
– Ты не смеешься надо мной?
– Что ты, видишь, как мне весело. Сижу тут шутки придумываю. Что за вопросы?
Девушка ошарашено уставилась в темный пол. Неужели Ринслер решил, что Лекс будет счастлив рядом с ней? Чтобы как-то скрыть не пойми откуда взявшуюся неловкость, Олиф спросила:
– Что стало с девушкой?
– Она умерла.
– Иногда мне кажется, что ему было тяжелее всех, – тихо прошептала Олиф.
Лекс как-то невесело усмехнулся. Его друг никогда не жаловался ни на жизнь, ни на судьбу, но после смерти той девчонки стал так напиваться, что иногда даже не помнил собственного имени. Лексу не казалось, он знал, что Ринслеру было тяжелее всех.
– А теперь его нет. Никого из них нет, – голос девушки дрогнул.
Наверное, все слезы она выплакала там, в лесу, и теперь сидела и просто не знала, что делать с щемящей пустотой внутри.
– Мы еще встретимся. Когда-нибудь обязательно встретимся. Он мне еще две бутылки виски должен.
От этой его интонации стало еще хуже. Лекс пытался отшутиться, чтобы скрыть боль. Но Берегини, почему перед ней он вечно вот так вот закрывается? Неужели они не достаточно пережили вместе?
– Мне очень жаль, – с искренней жалостью в голосе сказала Олиф. – Шину. Я ее не знала, но она, наверное, была очень хорошей.
– Да, – хрипло ответил ей Лекс.
– Как думаешь, почему выбрали именно ее?
– Понятия не имею. У Берегинь не шибко развито чувство юмора.
– Берегинь? Их же не существует. То есть не в прямом смысле, мы же им просто молимся.
– А кто с ней, по-твоему, это сделал?
Олиф удивленно посмотрела на Лекса.
– С ней связались Боги?! Ты серьезно в это веришь?!
– Я не знаю, чему верить. Но это уже их дела, не стоит вмешиваться в игры тех, кто заведомо сильнее.
Девушка обвела взглядом поникшие плечи мужчины, его отрешенный взгляд и сжатую челюсть. Он сдерживал в себе все свои чувства, не позволяя показать слабость. И Олиф решилась спросить то, что обязана была спросить, чтобы помочь ему облегчить эту ношу:
– Расскажешь о Шине? Какой она была?
Олиф очень хотела, чтобы он выплеснул эмоции наружу, и знала, что нет ничего хуже для этого, чем воспоминания. Даже самые изощренные пытки иногда не причиняют столько боли, сколько воспоминания. Но это нужно было мужчине, потому что все в себе держать невозможно. А у него уже накопилось достаточно того, о чем нужно было поговорить.
Лекс молчал долго, очень долго. Потом вздохнул и начал говорить. Не для того, чтобы излить свою душу, а просто чтобы плебейка не стала считать минуты до утра, когда настанет время Народного собрания.
* * *
Их разбудили на рассвете. Особо не возмутились тому, что эти двое «по непонятным причинам» оказались в одной камере. Стражники, на удивление, даже грубой силы не применили – вежливо просили выйти, вежливо надели кандалы, вежливо повели на выход. Как-никак, а парня со значком Перводружинника они узнали. Хоть он и оказался Изгнанником, но он им жизнь спас. Кто знает, где бы они сейчас были, не появись он тогда?
Заключенных вывели из темницы на светлую улицу, где уже столпилось куча народа. На этот раз на них пришло поглазеть все село. Интересно же, кто такие, и как с ними разделаются. К тому же, людям нужно было выплеснуть гнев. Кого-то обвинить в мертвых телах, которые больше уже никогда не вернуться домой.
Олиф, спотыкаясь, шагала по дорожке, усыпанной мелким гравием, и чувствовала необъяснимое чувство ностальгии. Изгнанники не возвращаются. Но ее вели на Народное собрание уже во второй раз. Неужели действительно не возвращаются?
… Олиф стояла в середине площади и молча ждала приговора. Вокруг витала атмосфера всеобъемлющей ненависти, словно именно в этот момент в окружающих ее людях проявлялись самые гадкие человеческие пороки. Они вылезали наружу под гул толпы, формируясь в настоящих чертиков, которые теперь с нетерпением ожидали приговора. На лицах людей читалось открытое отвращение. Они кричали, махали руками, плевали под ноги, выражая злость, ненависть, презрение. И от этого было еще больнее искать в толпе знакомые лица.
Люди не знали правды. Им казалось, что выбравшиеся наружу Изгнанники и учинили всю эту заварушку с Песчаниками. Они даже не подозревали, что на самом деле Олиф с Лексом влезли в дела Берегинь, и спасли все это село ценой жизни своих друзей.
Главный Старейшина поднялся со своего места и попросил заключенных подойти. Как судить тех, кто пережил Кровавый закон, Старейшины не знали, и, в конце концов, решили, что на все воля Берегинь. Если эти двое и вправду невиновны, значит, так тому и быть.
– Издавна этим миром правили великие правители! – монотонно начал вещать Главный Старейшина. – Они столетиями поклонялись разным божествам, пока одному из царей не явилось откровение! К нему спустилась сама царица-Берегиня и сказала, что нашим миром правят девять ее сестер Берегинь! Три восседают в нижнем мире духов – Нави! Три – в среднем мире людей – Яви! И три – в верхнем мире Богов – Прави! Мы полагаемся на их волю и мудрость! Именно они дают нам четыре стихии, без которых не возможна была бы жизнь на этой планете – воду, огонь, землю, и воздух! Но вот, за грехи наши людские, ниспослали они нам в наказание смертельную пустыню! Каждый младенец знал, какое наказание полагается за преступление – это Кровавый закон! Но теперь, из недр ада вырвались к нам двое Изгнанников! Мы не вправе осуждать вас, за убийство того, что вырвалось к нам из пустыни, не имея видимых доказательств, но вы нарушили условие Кровавого закона – вернулись из пустыни раньше положенного срока!
После этих слов толпа грозно загудела.
– Но! – перекрикивая людей, орал Главный Старейшина. – Мы дадим вам шанс исповедаться! Расскажите нам, во всеуслышание, что же с вами произошло?
Шевеля своими огромными руками в широкой мантии, он, наконец, заставил толпу притихнуть.
– Так что же с вами произошло? – повторил вопрос Главный Старейшина.
– Ну, если коротко, – взял на себя слово Лекс. – Я перерубил кучу народа, а она вставила ключик в замочную скважину.
Кто-то среди людей хрюкнул.
– Не смей дерзить нам, юнец! – сказал ему один из Старейшин, восседавших по кругу.
– Что вы, как можно, – оскорбился мужчина. – Я никогда не позволяю себе лишнего в общении с праведниками, у которых долг и честь превыше всего. И которые никогда не осудят невинных людей.
– Лекс, – зашипела на него Олиф, – что ты делаешь?
Мужчина только хмыкнул и ничего не сказал.
– Пустыня испортила вас! – зло выкрикнул Главный Старейшина. Толпа вновь загудела. – Она изменила вас навсегда! Как бы хорошо вы не поступили, ваш приговор неизбежен! Вы нарушили условия Кровавого закона! Даже за это полагается лишь одно наказание – смерть!
Девушка вздрогнула, зажмурилась, не в силах выдержать этот рев вокруг. Многие жители узнали в Изгнаннице Олиф, но против приговора не возражали. Все-таки Изгнанница, все ведь знают, что они опасны.
Среди всех этих людей была и Марика, уткнувшаяся носом в грудь Дерека и рыдающая навзрыд. Одними губами Олиф попросила батрака:
– Позаботься о них. – И он кивнул ей в ответ.
– Ну что, готова? – подошел к ней Лекс.
– К чему? К смерти? Конечно, всегда была готова.
– Эх ты, пессимистка. Не думала, что, может, Берегини все-таки помогут нам, м?
– Какое им до нас дело, – грустно хмыкнула Олиф.
– Ну, не скажи.
– Привести приговор в… – начал кричать Главный Старейшина, но запнулся, с ужасом глядя куда-то в даль.
Олиф недоуменно обернулась и чуть не села от удивления. Между столпившимися людьми медленно ползли клубы дыма, пожирая вместе с собой людские конечности, скрывая их от человеческих глаз. Сначала люди кричали, одобряя приговор, теперь же начали вопить от ужаса.
Но на этом странности не закончились. Где-то возле часовни, которая располагалась буквально возле самой площади, что-то жахнуло. Причем настолько сильно, что земля подпрыгнула несколько раз, сбивая с ног людей. Что было дальше, Олиф так и не узнала, потому что Лекс толкнул ее плечом в плечо (руки были заключены в кандалы), привлекая к себе внимание, и приказал бежать за ним. Девушка без вопросов подчинилась. Им никто не мешал. Даже стражники, что попадались на пути, в страхе шарахались в сторону.
Лекс прекрасно ориентировался в этом селе. Они вместе добежали до самого его края. Там, прямо на выезде их ждал Майлз с топором и мешком в руках. Олиф испуганно замерла.
– Ты чего? Быстрее, – резко гаркнул на нее мужчина.
– Твой друг нас сейчас убьет! – воскликнула девушка.
– Идем! – Подошел к ней и подтолкнул ее сзади своим плечом. – Топор ему нужен, чтобы перерубить цепи, а в мешке вещи!
– Это все ты устроил? – опешила Олиф, но до Майлза добежала, больше не сопротивляясь.
– Нет, что ты, Берегини помогли, – саркастически ответил ей Лекс.
Майлз ждал их возле указателя, нервно тряся ногой. Когда парочка добежала до него, он заметно выдохнул и тут же расплылся в счастливой улыбке. Олиф вздрогнула. Этот человек что, всегда улыбается?
– Привет! – радостно воскликнул он. – Давайте помогу.
Олиф с Лексом подставили руки, скрепленные кандалами за спиной, и позволили ему перерубить цепь, соединяющую оба кованных браслета.
– А с этим придется самим справляться, – заметил парень, глядя, как его друг потирает затекшие руки, но запястья не трогает.
– Разберемся.
Да, придется найти отмычку.
– Вот тут еда, деньги и одежда, как ты и просил.
– Спасибо, дружище, – искренне поблагодарил его Лекс, забирая у него мешок с вещами.
– Так вы что, навсегда? – с оттенком горечи спросил парень. Ему, похоже, все равно Изгнанником был его друг, или нет. Он был его другом, и этого было достаточно.
Лекс вопросительно взглянул на Олиф. Девушка растерянно оглянулась. Навсегда? Это очень, очень долго. Тут все-таки ее дом… был когда-то.
– Да, навсегда, – сказала она в ответ.
– Ну ладно, тогда вам лучше поторопиться, – улыбнулся Майлз, и похлопал Лекса по плечу. – Удачи вам!
– Спасибо за помощь. – Лекс в ответ потрепал своего друга по кудрявой рыжей голове.
– Да не за что. Обращайся, если что.
– Надеюсь, не придется. Но я у тебя в долгу, запомни. Давай, иди, посмотри на наши разрушения. И плюнь какому-нибудь Старейшине в лицо.
– Лекс! – возмутилась Олиф.
– Да он шутит, – рассмеялся Майлз и подпрыгивающей походкой пошел обратно в село. – Пока! – Развернулся, помахал двумя руками, и снова повернулся к ним спиной.
Они посмотрели ему вслед. Хороший парень, добрый. Неужели такие люди еще остались?
– Пошли, – нарушил молчание Лекс.
Олиф вздохнула, повернулась и с опущенной головой зашагала за мужчиной, пиная попадающиеся по ноги камни. Лекс понаблюдал некоторое время за этим ходячим примером вселенской скорби, и не выдержал:
– Жалеешь?
– Что? – удивилась Олиф, поднимая голову.
– Ты жалеешь, что не осталась в селе?
– С чего ты взял? Нет. – Она снова обернулась, посмотрела на виляющую дорогу, ведущую в ее родном дом. – С ними остался Дерек, уж он-то их в обиду не даст.
– Тогда что?
– В смысле – что? – нахмурилась девушка.
– Почему такое грустное лицо?
Олиф вздохнула.
– Мы ведь их так и не похоронили.
Лекс усмехнулся. Да, только эта девчонка могла думать о своих мертвых товарищах, покидая родное село, когда за ней вот-вот должны были объявить погоню.
– Они заслуживают памяти, – обиженно сказала девушка, не правильно расценив его усмешку.
– Заслуживают, – не стал спорить Лекс. – Отойдем подальше и похороним.
… Но «подальше» на деле оказалось очень-очень далеко. Мужчина разрешил остановиться только вечером, в лесу, когда они нашли приемлемую для сна поляну.
За весь день Олиф истоптала себе все ноги, но даже, несмотря на жуткую усталость, девушка упрямо стояла на своем. Они нашли несколько веток, сложили из них знак погребения, которым обычно осеняли умерших и ставили его на могилках.
Могилки у Олиф с Лексом не было, даже тел не было. У них не было ничего. Именно поэтому мужчина чуть не выронил хворост, который собрал для погребального костра, когда увидел, что девчонка руками все-таки роет яму напротив самодельного знака погребения.
– Ты что делаешь? – опешил он.
– У меня кое-что есть, и это нужно похоронить.
Лекс посмотрел на ее бледное лицо, хмуро кивнул и продолжил складывать хворост.
