Текст книги "Кровавый закон (СИ)"
Автор книги: Анастасия Вернер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)
Анастасия Вернер
Кровавый закон
Пролог
Если бы тогда я могла знать… Да неужели я бы не спасла сестру? Спасла бы. Если бы знала, все равно поступила бы так же… знание ничего не меняет.
Вокруг меня, словно мотыльки, летали тысячи песчинок, поднимаемые из-под моих уставших ног. Они кружили, попадая в глаза, забивая нос и залетая в рот, мешали мне двигаться, мешали смотреть, но я продолжала свой путь. Куда я шла? Никуда. Просто переставляла ноги вперед, чтобы только идти. Останусь на том же месте, и меня схватят Песчаники. Вечные преданные хозяева пустыни.
Солнце нещадно палило, в горле было настолько сухо, что дышать становилось практически невозможно. По всему телу градом катился пот, шея онемела без получения кислорода, но снимать повязанную поверх головы рубаху было нельзя. Солнечный удар мне обеспечен.
Еще месяц назад я и подумать не могла, что окажусь в этой пустыне.
Кровавому закону могли подвергнуться все. На Народные собрания я ходила редко – дома было слишком много забот. Если бы я тогда знала… Один неверный шаг, одно неверное движение и тебя кидают в яму позора, мнут, топчут и выносят приговор – Кровавый закон. Пустыня. Срок наказания – три года.
Как выжить в пустыне три года? На каждом шагу опасность: если не умрешь от жажды, тебя сморит солнце. Не умрешь от жары, тебя убьет неизбежность. Не убьет совесть, умрешь от рук Песчаников. А если продержишься так несколько месяцев, сам начнешь искать смерть…
Я не искала смерти. Но и в жизни смысла больше не видела. На мне стоит клеймо Изгнанника. Я не вернусь. Никогда.
Глава 1
Олиф стояла в середине площади и молча ждала приговора. Вокруг витала атмосфера всеобъемлющей ненависти, словно именно в этот момент в окружающих ее людях проявлялись самые гадкие человеческие пороки. Они вылезали наружу под гул толпы, формируясь в настоящих чертиков, которые теперь с нетерпением ожидали приговора. На лицах людей читалось открытое отвращение. Они кричали, махали руками, плевали под ноги, выражая злость, ненависть, презрение. Олиф осуждали, но осуждали несправедливо. К сожалению, знала об этом лишь она сама. И от этого было еще больнее искать в толпе знакомые лица. Девушка пристыжено зажмурилась и съежилась под нескончаемыми воплями.
Ее судьба решалась на Народном собрании. Вся эта церемония была лишь данью традиции, каждый из присутствующих понимал, чем все закончится для молоденькой преступницы. Но чертики в людях не сдавались – они жаждали зрелища. Им хотелось посмотреть на сломленного злым роком человека, заглянуть в небольшие карие глаза, чтобы с ликованием понять – она сдалась. Ее судьба решена. Им хотелось увидеть, как девчонка пересечет Песчаную Завесу. И сгинет навсегда.
Олиф никогда не была сентиментальной или слишком впечатлительной. Жизнь научила ее играть по своим правилам. Однако теперь девушка не могла сдержать колючих слез. В ее голове крутилась лишь одна мысль: «несправедливо». Холодная, сырая камера, горбушка черствого хлеба, и удушающее одиночество. Олиф не выделялась особой гениальностью, но и дурочкой тоже не была. Она знала, чем все закончится, однако до боли в суставах не желала в это верить.
Когда Главный Старейшина поднялся со своего места и попросил ее подойти, она нерешительно шагнула вперед.
– Осознаешь ли ты всю страшную силу своего поступка? – грубым, посаженным голосом спросил старик.
Олиф виновато опустила глаза и медленно кивнула, пытаясь показать, что ужасно раскаивается. Хотя, на самом деле, стоило ей вспомнить о толстом дружиннике, как внутри нее поднималась дикая ярость. Если бы ей дали еще один шанс, чтобы все исправить, она поступила бы также.
– Раскаиваешься ли ты в своем поступке?
Олиф отчаянно закивала. В данный момент она была готова пойти на все, лишь бы только ее не судили Кровавым законом. По сравнению с этим, даже смерть казалась одолжением.
Лучше уж пусть сразу закидают камнями.
– Братья мои, – обратился Главный Старейшина к остальным представителям закона, которые сидели по кругу. – Принимаете ли вы раскаяние этой девушки, как оправдание ее поступку?
Им нужно было всего лишь поднять руку. На собрании восседало десять Старейшин, и Главный – на тот случай, если голоса будут равными. Олиф с надеждой смотрела на суровые лица взрослых мужчин, но никто из них не поднимал рук. Кто-то неодобрительно качал головой, кто-то злобно сжимал пальцы в кулак, кто-то нервно отбивал барабанную дробь на своем стуле. Но никто не поднял рук.
Внезапно Олиф заметила среди толпы знакомые карие глаза. Марика стояла и с надеждой прижимала кулачки ко рту, видимо, молилась Берегиням за судьбу старшей сестры. Олиф ободряюще улыбнулась и тут же опустила глаза, пряча слезы.
Никто не поднимет рук. Она убила воина из Первой Дружины. Этому нет прощения. Теперь Марике придется стать старшей в семье.
– Да будет так! – Старейшина поднял костлявые руки вверх, рукава огромной мантии плавно поползли вниз. – Три Берегини мира Нави хотят, чтобы преступник понес заслуженное наказание. Да свершится над окаянной Кровавый закон!
Люди оглушительно заголосили, одобряя принятое Старейшинами решение, и уважая волю Берегинь. Чертики на их лицах радостно возликовали, предвкушая невиданное, манящее зрелище.
Кто-то схватил Олиф под локотки и повел по направлению к Песчаной Завесе, отделяющей пустыню от их села. Девушка, не чувствуя ног, слабо подчинилась, и словно в бреду пошла со стражниками. Перед глазами все поплыло.
– Не надо… – прошептала она без всякой надежды на спасение.
Никто из преступников не хочет в пустыню, все всегда надеются избежать Кровавого закона. За то время, что они проводят в камере, единственное, что они могут – это молиться. Молиться всем известным Берегиням, даже мира Нави. И Олиф тоже молилась, так, как никогда раньше. Вот только это ее не спасло. Редко когда ей удавалось выбраться на Народные собрания, и как над преступником свершается Кровавый закон, представляла смутно. Однако где-то в глубине души зарождался леденящий ужас. Олиф понимала, что так просто ее в пустыню не выпустят.
Девушка начала беспомощно упираться ногами, вырывать руки из цепкой хватки стражников и, в конце концов, в отчаянии заголосила:
– Не надо!!! Пожалуйста, не надо!!!
Ее никто не слушал. Все давно привыкли к такой предсмертной мантре. «Не надо!», «Отпустите!», «Я не виноват!», «Это несправедливо» – все эти слова преступники повторяли из раза в раз. Не желающий это слушать народ, в преддверии нового развлечения, быстро обгонял Старейшин, возглавлявших процессию, и чуть ли не бегом направлялся к Песчаной Завесе. Чертики в этих людях подпрыгивали в нетерпении, кидали на девушку злые, колючие взгляды, давая понять, что сегодня оборвется еще одна ниточка чьей-то бесполезной жизни.
Олиф продолжала вырываться до тех пор, пока один из стражников не залепил девушке смачную пощечину.
– Угомонись!! – зарычал он.
От боли на глаза навернулись слезы. Лучше бы ее закидали камнями.
Кончики пальцев онемели, на шее вступила испарина, в животе натянулась тугая струна… «Только не Кровавый закон, только не Кровавый закон, – повторяла про себя девушка, как заведенная. – Только не Кровавый закон».
Люди продолжали обгонять их, но стражники почему-то дернули девушку совершенно в противоположную сторону. За ними последовали и Старейшины. Олиф в отчаянии завертела головой, оглянулась – никто за ними не шел. Куда ее ведут? Впереди показалась кузница, из нее выбежал хозяин и услужливо поклонился, снимая потрепанную шапку. Пальцы одного из стражников сильнее сомкнулись на предплечье девушки. Ее сердце учащено забилось, в горле пересохло.
Главный Старейшина кивком указал на Олиф и махнул рукой. Кузнец тут же кинулся открывать двери, куда ввели ничего не понимающую девушку. Остановились возле какого-то железного стола, на котором лежала металлическая палка, раскаленная добела. Стражники силком заставили девушку опуститься на колени и вытянуть вперед руку. Перевернули ладошкой вверх.
И тут Олиф вспомнила, что полагается делать Изгнанникам, прежде, чем отправить их в пустыню.
Она начала отчаянно дергаться, кричать, лишь бы высвободить руку. К ней подошел кузнец. Олиф умоляюще посмотрела на него. Не он ли просил ее о помощи, когда в его семье не осталось даже жалкой крошки черствого хлеба? Не ему ли она помогала с его младшей дочкой, когда ту схватила лихорадка? После этого он позволит сделать это с ней?!
Кузнец виновато опустил взгляд и в следующую секунду прижег молодую, но уже повидавшую мозоли кожу. Прямо посередине ладони.
– А-А-А!!! – завопила Олиф каким-то не своим голосом, словно ей только что заживо начали отрезать пальцы на руке, один за другим.
Ладонь разъедало на части. Кузнец не убирал раскаленный металл, и девушка от безысходности начала вырываться, в тщетной попытке прекратить эту боль.
– Хватит, – грозно приказал Старейшина.
Кузнец с облегченным выдохом убрал палку, взял со стола какую-то деревянную чашу с непонятным раствором внутри, черпнул немного на палец и принялся намазывать ее на рану вырывающейся девушке.
По щекам Олиф градом текли слезы. Руку словно пережевывали маленькие термиты по маленьким кусочкам, боль была невыносимая. Казалось, что чертики решили пойти за ней попятам, несмотря на то, что люди давно уже были возле Песчаной Завесы. И теперь они победно смеялись, брызжа на холодный пол огненной слюной.
Мазь помогла не сразу. Сперва пропал жар, за ним боль. Сама рана не зажила. Так Изгнанникам ставили клеймо – прижигали кожу. Эта их метка. В зависимости от того, на какой срок тот отправляется в пустыню, ему в большей или меньшей степени держали раскаленный металл. За время их наказания все должно зажить.
У Олиф рана была глубокая.
Ее снова схватили под локотки, подняли с земли и повели к Песчаной Завесе. Ноги не держали, то и дело она спотыкалась и повисала на руках у стражников. Те грубо поднимали девушку, заставляя идти вперед.
Наконец, они приблизились к Песчаной Завесе. Она была высокой и прозрачной, при солнечном свете на ней играли радужные блики; она казалась упругой, словно пружина и тонкой, словно шелк. На приемлемом расстоянии друг от друга стояли вышки, где дежурили бдительные часовые, следящие, чтобы ни один преступник не выбрался из пустыни.
Люди, словно перила, расступились перед Олиф и сжали в руках что-то странное.
– Срок твоего наказания три года, – громким басом объявил Главный Старейшина. – До его истечения ты не имеешь права приближаться к границе и находиться в селе Чернь. Тебе приписывается клеймо Изгнанника, теперь твой дом – это пустыня. Любая попытка пресечь наказание карается смертью. Отправляйся с миром, да помилуют тебя Берегини.
С этими словами Главный Старейшина вручил Олиф небольшой мешочек, сделанный из грубой ткани, и махнул рукой. Практически сразу заложило уши от душераздирающего крика:
– У-у-у!!!
Олиф пошатнулась, кто-то замахнулся и кинул в девушку гнилым помидором. На сером платье моментально образовалось красное пятно. Олиф глупо смотрела на образующиеся подтеки, пока в нее не попали еще одним гнилым продуктом. А затем еще одним. И еще. В отчаянии девушка съежилась и закрыла голову руками. В нее не переставали попадать все новые помидоры, и наконец, не выдержав, она побежала. Олиф даже не посмотрела куда несется, ей хотелось только одного – поскорее укрыться от всего этого. Под ногами что-то противно чмавкнуло, она поскользнулась и кубарем полетела на землю. Девушка ожидала услышать смех, презрительное гудение, но вокруг было тихо-тихо, как в гробу.
Олиф поднялась на ноги и сквозь прозрачную оболочку увидела людей, только недавно кидавших в нее гнилыми помидорами, а теперь провожающих девушку победными, злыми взглядами.
Она пересекла Песчаную Завесу.
Чертики в людях радостно начали пританцовывать.
Сердце девушки ухнуло в пятки. Вот и все. Выбор сделан, судьба решена. В этой пустыне ей придется находиться три года.
Целых три года!
Олиф тяжело опустилась на рыхлый песок. Тело уже предательски покрывалось потом. Девушка подняла глаза к небу, но тут же зажмурилась – свет тут был намного ярке того, к которому она привыкла. От резкой смены температуры закружилась голова. Как же можно продержаться здесь так долго?
Ответ сам всплыл в сознании.
Никак.
Олиф не выживет, просто не сможет… Три года без еды и воды… в пустыне с клеймом Изгнанника. Она умрет страшной, жестокой смертью. Уже сейчас Олиф чувствовала себя, как в бане. Одежда постепенно нагревалась, щеки становились красными, по позвоночнику игриво скатилась капелька выступившего пота, щекоча кожу. Девушка приложила руки к лицу, в надежде как-то охладить дыхание. Когда она вдыхала носом, горячий воздух обжигал кожу, но если дышать ртом – пересохнет горло.
Неожиданно, где-то позади нее, послышался оглушительный вопль:
– Выпустите меня отсюда!!! Выпустите!!!
Прямо к Песчаной Завесе бежал какой-то оборванец. Он весь оброс волосами, борода доходила ему до шеи, от штанов остались лишь какие-то огрызки, его голова была перевязана льняной рубахой, а сам он был по пояс оголен.
– Выпустите!!! Выпустите!!! – истошно вопил он.
Первая предупреждающая стрела попала рядом с ним, но мужчина ее словно не заметил, он продолжал бежать, стараясь быстро переставлять вязнущие в песке ноги.
– Отпустите меня!!! Смилуйтесь!!!
Вторая стрела угодила точно в коленку. Изгнанник споткнулся и упал носом в песок, однако сдаваться не собирался – сжал кулаки и упрямо пополз вперед. Последняя стрела прекратила его сопротивление.
Впавшая в ступор Олиф секунду смотрела на обмякшее тело, а потом вскочила на ноги – с колен что-то упало – и побежала к человеку. Аккуратно перевернула тело. Мужчина задыхался, изо рта шла кровь, однако он смог посмотреть на девушку. И в его взгляде сквозила благодарность.
– Не надо… – прошептал он
– Чего не надо? – удивилась девушка.
Но уголки его губ дернулись в подобие улыбки, и взгляд остекленел навсегда.
Олиф молча провела рукой по безжизненному телу. Что он делал так близко от границы? Борода отросла чуть ниже шеи, значит, в пустыне он продержался больше месяца… К тому же, никто не знает, сколько раз он мог ее отрезать. Что же заставило его молить о пощаде? Пальцы девушки нащупали что-то теплое, но определенно твердое и… железное. Нож. Откуда?! Олиф испуганно отпрянула.
Рядом с ее пальцами, в песок, вонзилась стрела. Девушка тут же одернула руку и посмотрела на одну из вышек: стражник раздраженно показывал ей, чтобы убиралась отсюда к чертям собачьим. Повинуясь какому-то невероятному, вселяющему ужас порыву, Олиф запустила руку в складки оставшейся на мужчине одежды и незаметно вытащила оружие, тут же спрятав его в рукаве бесцветного платья. Развязала и сняла с головы трупа жесткую рубаху. И только после этого опрометью кинулась подальше от Песчаной Завесы, пока ее не постигла участь этого Изгнанника.
* * *
Солнце, казалось, решило поиздеваться над измученной девушкой. От жары тело начало зудеть, платье только усиливало раздражающее неудобство, хотелось разодрать его на кусочки, чтобы стало хоть чуточку холоднее. Но какое-то внутреннее смущение не позволяло Олиф поступить так с одеждой. Поэтому она, пересилив гордость, подняла подол платья и связала его концы в районе колен. Ноги были непривычно оголены, но прохладнее не стало. В горле постепенно зарождалось неприятное ощущение сухости, вдруг захотелось пить. Олиф остановилась и попыталась сглотнуть слюну, но не смогла. Слюны не было. Девушка вдруг тяжело задышала, ее охватило волнение – вот так она и умрет, от жажды.
Берегини помогите…
Чтобы не думать об иссушающем солнце, Олиф начала вспоминать события недельной давности. В тот роковой день ей пришлось бежать на базар за липой и облепихой. Она прекрасно помнила, как хотела еще и зерна купить на те жалкие монетки, что удалось скопить за неделю. Дома ее ждали три голодных рта – две сестры и брат. Олиф так торопилась, что не заметила телегу, перевозящую сено с поля – благо удалось вовремя отскочить. Девушка быстренько расплатилась и понеслась домой. Тимка болел уже третий день – жар не спадал, наоборот, становилось только хуже.
Ее сразу должна была насторожить необычная тишина в доме. Обычно Тара играла с младшим братом – Тимом, на углу двора, чтобы не растоптать только-только созревшие семена. Олиф поднялась в маленький деревянный дом по скрипучим ступенькам и только тут сообразила, что слышит приглушенные стоны. Не раздумывая ни секунды, она схватила с печи чугунную сковородку и кинулась туда, откуда доносились звуки.
Где-то в подсознании Олиф поняла, что происходит. Это должно было случиться. Не зря же несколько Перводружинников чуть ли не весь месяц околачивались возле старенького, почти развалившегося домика.
Олиф ненавидела воинов из Первой Дружины – наглые, хамоватые, они считали себя всесильными, получая все, чего захотят. Этот захотел Марику. Ей было всего четырнадцать.
Со всей ненавистью Олиф кинулась на Перводружинника, впервые не почувствовав ни страха, ни смущения перед человеком, выше ее по положению. Она с размаху огрела его сковородкой. Мужчина покачнулся, его руки, лежащие на ремне штанов, обвисли, и он начал заваливаться вперед.
– А-а! – закричала Марика, на которую упала эта груда скопления свиного жира.
Олиф бросилась к сестре, схватила девчонку за руки и с неимоверным усилием вытащила ее из-под обездвиженного воина.
Олиф не рассчитала силу удара. Дружинник умер.
Наверное, в таких случаях полагается что-то чувствовать: вину, сострадание, горечь… Но у Олиф в душе было пусто, словно пустыня забрала странную способность чувствовать.
Девушка вскинула голову и решила идти дальше до тех пор, пока не свалится с ног от усталости. Это будет быстро, и жажда не успеет сморить. Олиф злобно поправила съехавшую с головы рубаху и медленно побрела вперед, рассекая песок голыми ступнями. Казалось, она шла по огню. Стоять на раскаленных песчинках больше пяти секунд было невозможно.
Олиф переставляла ноги с чувством какой-то опустошенности. Там, за Песчаной Завесой у нее остались две сестры и братик… Как они теперь без нее?
Девушке приходилось подрабатывать сиделкой в доме у одного богатого воина из Первой Дружины. Каждые две недели он выдавал ей пять монет. Питаться приходилось дешевой крупой. Иногда из зерен, которые Олиф получала за работу на полях, они пекли хлеб, но он получался жесткий и горьковатый, по размеру чуть больше ладони.
Теперь Марике придется стать старшей.
Олиф так хотела, чтобы ее сестре не пришлось жить той же жизнью, какой жила она сама. Ведь ей каждый день приходилось крутиться до потери пульса, беспокоиться о том, чем накормить семью и где раздобыть денег. Работа была тяжелой, но материально это никак не окупалось. Однако помимо работы был еще один способ. Можно было стать содержанкой Перводружинника. Ты ему тело, он тебе – крышу над головой. Олиф до последнего надеялась, что Марика не пойдет по этому пути. Как бы тяжело не было, ее сестра должна найти силы идти вперед, не теряя при этом уважения. Хотя бы перед самой собой.
Она должна найти хорошего мужа из батраков, и тогда ей не придется тащить всю семью на своих хрупких плечах. Нет, Олиф не жалела о своем поступке. Лучше уж пусть сгинет в пустыне, чем позволит обесчестить свою сестру. Да, она убила человека, но он это заслужил. В любом случае, девушка за собой вины не чувствовала.
Вокруг нее пролегали большие, волнистые песчаные хребты. Казалось, что под землей скрывалось огромное существо со странным хребтом, и именно его по случайности занесло песком. Настолько удивительным был рельеф. То чуть поднимался, образуя песчаные горки, то, наоборот, уходил вниз. А по ним сверху как будто кто-то провел пятерней, и теперь на песке, словно на муке, красовались волнистые линии от чужих пальцев. Стоять и смотреть на это, было легко, а вот идти по такому массиву – нет.
Ступни. Болят, ноют ступни. Олиф не сразу обратила на это внимание и теперь смотрела на ноги с закушенной от боли губой. Ступни были сплошь в ожогах. Раскаленный песок действовал похлеще любой сковородки. Шаг замедлялся, на пятки было невозможно ступить.
– Ай! – стиснув зубы, выдавила Олиф и плюхнулась на песок.
Как же ей было больно… Она посмотрела на ноги – краснота расползалась все дальше, кожа словно горела, ужасно хотелось приложить чего-нибудь холодного. С удивлением девушка поняла, что покраснения виднеются и на икрах. Чертово солнце! Чертов песок! Как же она будет двигаться дальше?!
А может… и не надо? Зачем? Неужели она сможет найти тут что-то, кроме песка? Если только очередные равнины, возвышения и снова равнины. Больше в этом забытом Берегинями месте ничего нет. Раскаленный песок, палящее солнце и кактусы.
Кактусы… они как-то умудряются выживать здесь. Стоят вот так, неподвижно, годами, столетиями, а Олиф? Три года. Она не продержится. Не выживет. Да и зачем?
Пить хотелось ужасно. Где взять воды? Должен же здесь идти дождь. Или нет?
Неожиданно рядом с ней прошмыгнула тень. Перебирая тоненькими ножками, зверек тоже искал укрытия от палящего солнца. И нашел. Подбежал к остолбеневшей девушке и пристроился рядом, в отбрасываемой ее телом тени.
– А-а-а!!! – завизжала Олиф.
Зверек был похож на паука, но только с панцирем, как у скорпиона. Из-под него выглядывали два черных глаза и большие усики. Оно размахивало хвостом (наверняка ядовитым!) и чистило лапками морду, однако, вопреки всему, девушка почувствовала жуткое отвращение. Тело зверька как будто сплошь было покрыто слизью – тягучей и липкой.
Олиф зашевелилась и обитатель пустыни, почуяв опасность, прошмыгнул подальше от тени и скрылся среди бесконечных песчаных пылинок. Девушка знала, что животные как никто другой чуют воду. Она хотела вскочить и попробовать догнать зверька, но идти по такому песку голыми ногами больше не могла.
Внезапно ей в голову пришла идея.
Олиф, продолжая сидеть на песке, развязала концы связанного в узел платья с обеих сторон и позволила ему свободно упасть к щиколоткам, чтобы в следующий момент оторвать значительный кусок своей одежды. Вещь была старая – она принадлежала еще бабушке Олиф – и сделать это было не трудно, правда, теперь из оставшегося подола выглядывали разорванные нитки. Но в пустыне вряд ли кто-нибудь придаст этому значение.
Ткань, шириной аж в две ладони, Олиф разделила еще на две части и аккуратно, стараясь не пропустить ни одной щелочки, начала обматывать свои ступни. Попробовала встать – терпимо. Идти можно. Внутри загорелась слабая надежда, что все-таки удастся хоть немного попить. Раз здесь есть звери, значит, должна быть и вода.
Старейшины наверняка специально не дали ей даже маленькой баклажки – быстрее умрет. Меньше забот. Но ведь… не могут так Берегини с людьми поступать. Нет. Олиф искренне не верила, что Кровавый закон придумали они. Старейшины врут, Песчаную Завесу не могли создать Берегини, они должны защищать миры, а не обрекать их на вечные мучения.
Волхвы объясняли появление Песчаной завесы тем, что когда-то один из людей, а именно – Гурум Какой-то-Там (стыдно признаться, но запомнить его фамилию она так и не смогла), вызвал гнев Трех Берегинь мира духов – Нави, за что те пришли в мир людей – Яви, и превратили свою ярость в зловещие, неукротимые пески, простилающиеся очень-очень далеко. Туда они и отправили преступника в вечные скитания. Когда Три Берегини мира Яви увидели злодеяние своих сестер, было уже поздно. Единственное, что им оставалось – оградить остальных людей от гибели, и они создали Песчаную Завесу, которая отделяла смертельную пустыню от обычной земли. Но с каждым годом Песчаная Завеса постепенно продвигалась вперед, поэтому волхвы решили приносить жертву всем Берегиням (чтобы уж наверняка) с отчаянной мольбой не дать Завесе поглотить селения.
А преступников ожидала участь Гурума Какого-то Там.
Олиф была виновата, она понимала это, но… не принимала. Кровавый закон – слишком жестокое наказание за спасение сестры. Да, она убила человека. Воина из Первой Дружины. Но так было нужно. Берегини должны понять это. И простить ее.
Олиф повернула голову, и на секунду ее ослепил какой-то яркий свет. Она зажмурилась и уже под другим углом посмотрела на странный предмет. Нож. Все это время она придерживала его рукой, чтобы он не кололся в рукаве. Наверное, пока она рвала платье, он выпал.
Нож. Как тот человек умудрился пронести его за Песчаную Завесу?
В тюрьме преступников тщательно обыскивают, не давая шанса на быструю смерть. Какую же надо иметь ловкость (и смелость), чтобы суметь повернуть такое… за это же и пожизненно могут в пустыню отправить.
Олиф хотела взять острый предмет, случайно коснулась металла и тут же одернула руку. Горячий. Пришлось аккуратно поднять за темную ручку. Покрутив из стороны в сторону, она заключила, что это обычный кухонный нож. Скорее всего, им резали баранину или свинину. При мысли о еде девушка облизнулась, только усилив этим жажду. Провела пальцами по острию – тупой. Не ржавый, именно тупой. Конечно, вполне возможно, что его прошлый хозяин резал им еду, листья, предметы, да что угодно, но на острие виднелись маленькие неестественные зубчики.
Олиф неожиданно резко отвела взгляд и порывисто поднялась. Она не хотела знать, для чего раньше использовали этот нож.
Ступни болезненно ныли, но хотя бы песок больше не обжигал. На открытых плечах и оголенных по колено ногах к завтрашнему утру обгоревшая кожа будет болеть так, что не прикоснуться, но то будет завтра. До него еще нужно дожить.
Олиф пошла дальше, сама не понимая зачем. Просто шла.
«Мне бы хоть каплю воды», – эта мысль поселилась в голове уже давно, но сейчас стала нарастать все сильнее.
Жажда становилась невыносимой.
Берегини помогите…
Но сколько бы Олиф не молилась, внезапных ударов грома, яркого света и всего тому подобного не произошло.
– Какие же эти Старейшины подлые! – в сердцах крикнула девушка в песчаную пустоту.
Могли бы ее хоть напоить перед тем, как судить! Олиф не злилась, у нее вообще не осталось никаких видимых желаний. Казалось, любое движение отнимает кучу сил, а уж тратить их на бесполезные эмоции, ей откровенно было жаль. Девушка сделала еще несколько шагов и остановилась, как вкопанная.
Неожиданная догадка так поразила ее, что Олиф едва удержалась, чтобы не треснуть себя по лбу. Старейшина же вручил ей какой-то мешочек! Несомненно, там могло и вовсе не быть никакой воды, но внутри девушки вдруг пробудилась такая надежда, что она даже не стала рассматривать другие варианты. Вместо этого резко развернулась и быстро пошла в сторону Песчаной Завесы. Да, теперь Олиф вспомнила: когда она побежала к тому умирающему человеку, что-то упало с ее колен. Дура.
Олиф отчаянно надеялась, что не упадет в обморок к тому моменту, как доберется до спасительного мешочка.
Девушка шла и шла, рассекая песок перевязанными ступнями, не обращая внимания ни на беспощадную жару, ни на барханы, с вершин которых стаей мотыльков слетали пески, ведомые поднявшимся ветром. В душе у Олиф теплился маленький лучик надежды, ослепленная им она не замечала своей жажды. Адреналин, бурлящий в крови, отогнал слабость и наступающую сонливость. Но тошноту он отогнать не смог. А Олиф шла и шла, не замечая ничего.
Поэтому она испытала сильное удивление, когда ноги у нее подкосились, и она упала носом в песок.
Девушка со слабым стоном поднялась и несколько минут просто стояла, пытаясь нормализировать зрение – перед глазами все плыло. Когда, наконец, ей удалось привести себя в чувство, она продолжила путь, но теперь каждое движение давалось с трудом. Еще недавно ощущаемый голод куда-то пропал, его место сменила тошнота. Олиф неожиданно очень захотелось лечь здесь и не вставать, просто полежать… просто отдохнуть.
«Нет, – одернула себя девушка. – Нельзя!».
Она упрямо шагала вперед.
Как жарко. Платье изрядно мешало, прилипало к телу, но Олиф его не снимала – стыдилась. Кого? Она сама не знала.
На ум почему-то пришли содержанки Перводружинников. Как они выглядят в Правске, Олиф не представляла, но у них в селе – даже слишком нагло. В высших кругах быть содержанкой видимо давало определенные преимущества, иначе, чем объяснить их «дружелюбие»? Однажды Олиф довелось попасться под руку одной такой «лапочке», так та чуть не вышвырнула девушку из дома, благо Перводружинник решил всё мирным путем. С того раза Олиф старалась лишний раз к себе внимания не привлекать. Как можно продавать свое тело за жалкое положение среди высшей знати? Все равно ведь их там никогда не примут…
И Олиф не примут. Не как «лапочку», а как Изгнанницу. После истечения срока наказания, ты перестаешь быть клейменым, но ведь у людей всегда есть свое мнение на этот счет. Плохой всегда будет плохим. Преступник – преступником. А Изгнанник… люди не прощают таких, как Олиф. Слишком уж давно завелась эта поговорка, и очень прочно засела в уме каждого жителя Правского княжества – «изгнанники не возвращаются».
Подумать о том, зачем же тогда ей хвататься за жизнь в этом гиблом месте, Олиф не успела – впереди показалась Песчаная Завеса. Высокая стена уходила высоко в небо. Не видно было, где она заканчивается, как будто прозрачная пелена сливалась с облоками. В свете дня ее контуры переливались разными цветами, словно радуга. Впечатление омрачали вышки. Часовые, как деревянные игрушки, казалось, вообще не дышали, лишь следили за соблюдением правил. А правило здесь было только одно – всех впускать и никого не выпускать. За исключением тех, у кого срок наказания истек. Но таких тут уже давно не водится…
Как же незамеченной пробраться к мешочку, и не получить стрелу? Хорошо, если ее пристрелят сразу, а если нет? Скитаться по пустыне с кровоточащей раной – не слишком приятный исход. Олиф видела, как часовые выпускают предупреждающие стрелы.
«Хоть одна такая – сразу назад!» – решила про себя девушка.
Она попыталась сглотнуть слюну, но тут же одернула себя. И так пить хотелось до изнеможения, еще и слюна оставшуюся во рту влагу соберет.
Олиф легла на горячий песок и внимательно стала наблюдать, как будто ждала чего-то. Вот один часовой повернулся к другому, сложил ладошки возле рта, что-то крикнул. Второй повторил движение, что-то ответил. Оба повернулись и снова застыли.
Олиф не двигалась. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ей: «Лежи!». И она лежала. Откуда-то справа подул ветерок, девушка удивленно повернула голову и улыбнулась теплым порывам. Ветер в пустыне – вещь опасная, но Олиф об этом не знала, она только смотрела на кружащий танец маленьких песчинок. Они летали вокруг ее тела, огибали его, но не все. Некоторые попадали прямо на девушку, словно пологим ковром укрывая ее. И тут Олиф сообразила: прикрытие.
