Текст книги "Кровавый закон (СИ)"

Автор книги: Анастасия Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Глава 15

– Его избили. – Голос у Олиф был такой пришибленный, что при этих словах даже радоваться перехотелось.

– А чего ты тогда такая грустная? – недоумевал Макс, жадно прислушивающийся к словам девушки, рассказывающей змею о Боях.

– Его избили, – повторила она, решив, что парень просто не понял смысла ее слов.

Но тот все понял.

– Ну, так это ж хорошо! Мы все знали, что Ринслер победит!

– Чего тут хорошего? – совсем расстроилась Олиф, понимая, что она, наверное, единственная, кому искренне жалко Лекса.

– Да ты просто не знаешь, кого Ринслер побил, вот и все! – Макс буквально светился от счастья: как же, из первых уст все узнал.

– Да, не знаю…

– Ну вот! Говорят, это тот еще козел! Вообще тут в свое время вверх дном все перелопатил, да еще и друга своего бросил, ну не сволочь ли, а? Да, Кнутик?

Кнутик согласно зашипел.

– Он такая же сволочь, как и ваш Ринслер, – фыркнула Олиф, и тут же услышала, как Макс удивленно ахнул.

– Совсем больная? Как ты можешь такое говорить?!

Девушка перевела взгляд на змея, увлеченно наблюдающего за каждым движением говорящих. Прежде, чем снова посмотреть на парня, она успела отметить, что уж больно удовлетворенным Кнут выглядел.

– Я имела в виду, что ты прав. Хорошо, что Лекса избили. Так ему и надо.

Вид у нее стал еще более пришибленный, чем был, и Макс, чтобы ненароком не нарваться на женские слезы, быстренько сбежал под предлогом срочных дел.

Олиф вздохнула, и принялась смачивать тряпку в спирте. Кнутику же нужен был обязательный уход двадцать четыре часа в сутки, чтобы, не дай Берегини, бедняжка не загнулся. Тьфу, лучше б с пленниками тут так обращались!

Гадкий змей снова решил поиграть в молчанки: узнал все, что ему нужно, и сделал вид, что его тут нет. Интересно сколько ему лет? Как давно он тут?

– Эй, – спустя некоторое время начала девушка, – знаю, знакомство у нас с самого начала не заладилось, но… может, попробуем еще раз?

Кнутик чуть подвинулся, чтобы человеческая рука почесала именно то место, которое он хотел, и блаженно прикрыл веки.

– Ладно, не хочешь знакомиться – не надо, можно просто поговорить, хочешь?

Змей снова чуть подвинулся, но уже другим боком.

– Понятно, разговаривать ты тоже не хочешь.

Олиф почувствовала себя не просто скверно, а… совсем ужасно. В сердце кольнуло от обиды: даже глупое избалованное животное не хочет с ней разговаривать. Она вспомнила те дни, когда впервые встретила Лекса, и эти его отбрыкивающиеся фразочки: «да», «нет», «потому что» – это все, что он говорил. Но это было хоть что-то. Тогда на жаре невыносимо было молчать, вокруг тебя были лишь бескрайние пески; куда ни глянь – везде пустота. Там даже Берегини были бессильны, там невозможно было молчать, именно от этого Изгнанники и сходили с ума. Их разъедало одиночество.

Сейчас вокруг девушки было много людей, даже удивительно, сколько тут, оказывается, убийц, воров, или даже, может, несправедливо осужденных. Однако даже среди них это удушающее одиночество никуда не делось.

– Не понимаю, – вслух сказала Олиф, – почему вы любите эти Бои? Люди убивают друг друга, а вы ликуете. Как можно радоваться смерти?

«Их никто не убивает», – нехотя ответил Кнут.

– В смысле? – растерялась девушка. С одной стороны она, конечно, хотела поговорить, но с другой совершенно этого не ожидала.

«Без всякого смысла. Песчаники не допустят смерти на арене».

– Почему?

«Тут не так много воинов, они берегут каждого».

– То есть они специально тогда прервали бой? Чтобы Лекс не умер? – то ли удивилась, то ли обрадовалась Олиф.

«А-а… – Ее собеседник явно был разочарован, – они прервали бой… лучше б прикончили и все».

О том, что так было бы совсем не лучше, девушка деликатно промолчала.

– Откуда ты столько знаешь о боях?

«Откуда, откуда, я тут подольше тебя».

– Но ведь вас туда не пускают.

«И что? Я… я… – замялся змей, – а, ничего».

– Ты сплетни собираешь? – догадалась и тут же изумилась девушка. – Правда что ли?!

«Нет». – Животное насупилось (на змеиной морде это выглядело очень впечатляюще) и попыталось отвернуться.

– Да не обижайся ты, в этом нет ничего смешного, – соврала Олиф, – просто для меня необычно.

«Из пустыни вечно каких-то ненормальных приводят».

– Все мы тут… – начала девушка, но вовремя опомнилась. Если уж Лекс тут так известен, то не стоит лишний раз упоминать его фразочки. – А-а… э-э… а ты тут… один?

«В смысле – один?». – Из пасти высунулся тоненький язычок и снова пропал.

– В смысле… может, у тебя тут девушка есть? – такой глупости ей говорить еще не приходилось, но это было единственное, о чем она догадалась спросить, чтобы ненароком не ляпнуть лишнего.

Змей сразу погрустнел.

«Есть».

– А где она? – завертела головой Олиф.

«Умерла».

– Умер… ла? Ой, мне… я… мне очень жаль. – Берегини научите ее держать язык за зубами! Надо ж было спросить именно на эту тему!

«И мне жаль. И сына жаль».

– Сына? – Девушка себя почувствовала не просто дурой, а самым тупым и эгоистичным человеком на свете. – Прости… я не хотела, правда. Я не знала.

«Никто не знал. Я тоже не знал».

Олиф прекрасно понимала, что только что провела тупым ножом по старым шрамам. Ведь она, как никто другой, знала, что он чувствует. Боль со временем притупляется – это естественно. Раны заживают, шрамы затягиваются. Вот только тяжело забыть о потере, когда каждый встречный в твоем селе желает тебе посочувствовать, и спустя год, и спустя пять лет, и восемь. Они, словно сговорившись, подходят, строят скорбное лицо и с наигранной грустью говорят: «Олиф, нам так жаль твою маму. Она была прекрасной женщиной! Ты так на нее похожа… она гордилась бы тобой».

Лучше б молчали, честное слово.

В такие моменты сознание снова окунается в воспоминания, которые, казалось, уже стерлись из памяти.

Ха-ха. Воспоминания остаются всегда, даже после смерти, наверное.

Девушка поджала губы.

– Прости, Кнут…

Змей не ответил. Олиф медленно положила тряпку на пол, развернулась и пошла искать Макса.

Парень нашелся возле одного из загонов.

– Я домыла. Можно мне уйти ненадолго?

– Что? – не сразу сообразил он.

– Я домыла. Можно мне уйти ненадолго?

– А-а… – замялся Макс, но потом вспомнил, что девчонка прислуживает Ринслеру, и вяло махнул рукой: – иди. Только не забудь повторно покормить Кнутика! – крикнул он ей вдогонку.

Олиф едва смогла распознать его последние слова. Она шла по тоннелям, слегка касаясь рукой стены, чтобы не налететь на что-нибудь. Время тут тянулось мучительно медленно, а потому запомнить дорогу от загонов до комнат зрелых женщин было уже не сложно. Коридоры практически ничем не отличались друг от друга, однако общую последовательность Олиф запомнила: один раз налево, затем направо, потом еще два раза налево и один направо.

Коридор освещался только одним факелом, но на этот факт девушка уже как-то перестала обращать внимание. Одним и одним. Несколько факелов было лишь в двух коридорах: «лапочек» и Ринслера. Правда, к комнате Хозяина она никогда не приближалась и поэтому точно сказать не могла, сколько света там.

Олиф приоткрыла широкую дверь и заглянула внутрь. Внутри, как обычно, царил шум и гам; в чем в чем, а в способности поговорить в любую свободную секунду этим женщинам нет равных.

Девушка быстро дошла до своей койки, забралась наверх под скрипучее сопровождение ступенек, и уткнулась носом в подушку.

Бедный Кнут. Жена, ребенок. Может, Олиф была несправедлива к нему? Не каждый сможет выдержать такую боль. Сама она смогла лишь благодаря своим сестрам и братику. Кто бы о них позаботился, если бы ей тогда не хватило сил справиться? Поэтому она держалась. А теперь Марика достаточно повзрослела, чтобы взвалить весь этот груз на себя.

Олиф не хотела этого, видят Берегини, не хотела. Но от Судьбы не убежишь. Может, оно и к лучшему? Какое будущее ждало бы ее там, за Завесой? А так все произойдет гораздо быстрее.

– Эй, Олиф, – окликнули ее снизу.

– Да? – свесилась девушка.

Фрида похлопала рукой по спальнику.

– Спустись ненадолго.

Она быстро слезла и устроилась рядом.

– Вот, держи, это твоя порция. – Женщина протянула ей тарелку с кашей.

– Я все пропустила, да?

– Да.

Олиф схватила миску, ложу и принялась жадно черпать овсянку, запихивая ее в рот. Она не ела слишком долго, организм не смог принять в себя пищу так быстро и неожиданно, да еще и в таких количествах, поэтому девушку не на шутку замутило.

– Тошнит, – выдавила она.

– Остановись. – Фрида забрала тарелку. – Переведи дух. Твой желудок слишком долго не видел ничего кроме слюны. Пусть он привыкнет.

Олиф приложила руку к животу и начала глубоко вдыхать воздух. Отлично, если ее стошнит, то есть вообще не имеет смысла – все равно все выйдет наружу.

Приступ понемногу закончился, и когда каша перестала подкатывать к горлу, Фрида начала кормить девушку с ложечки, как маленькую. Этот факт почему-то раздражал больше всего. С детства это она кормила всех своих мелких с ложечки, но никто и никогда – ее. И тут вдруг, шестнадцать лет, а с ней, как с ребенком.

Женщина черпала ложкой по чуть-чуть, чтобы желудок снова не взбунтовался.

– Ты чего такая расстроенная? – поинтересовалась та, когда овсянка кончилась.

– Да я… ничего.

– Давай, рассказывай. Опять какую-нибудь глупость сделала?

Олиф стыдливо кивнула. Ну да, нетрудно было догадаться.

– И что же?

– Я… я… спросила у Кнута про его жену.

– Да уж, и впрямь глупость.

– Ну я же не знала!

– А с чего ты вообще затронула эту тему? – удивилась Фрида.

– Да просто… я хотела его разговорить.

– Вот и разговорила.

Олиф стало зло и обидно. Женщина словно специально сыпала соль на раны.

– А они умерли, да? – спустя некоторое время все же решилась спросить девушка.

– Да… глупая была смерть.

– А как они… умерли?

– Песчаники, – сказала, как отрезала, Фрида.

– Песчаники? Убили своих же змей?

– А чему ты удивляешься? Тут и не такое бывает.

Что тут бывает еще, Олиф не горела желанием уточнять.

– Но за что?! – Все-таки для нее это было равносильно тому, как она бы убила собственную собаку. Немыслимо.

– На них не хватило Брони.

– И все?! Из-за этого?!

– У тебя такое лицо, как будто ты только что узнала, что земля круглая.

– Но просто… это же абсурдно!

– Я и говорю: глупая смерть.

Олиф замолчала. Убить семью из-за какой-то Брони. В памяти почему-то всплыли Изгнанники, что смогли вернуться в Чернь. Одного из них убил мужик лишь из-за того, что тот прошелся рядом с его дочерью. Глупость, абсурдность и… жестокая правда.

С каждым прожитым мигом девушка все больше убеждалась в том, что все обитатели подземного лабиринта абсолютно чокнутые и неуравновешенные.

– Олиф, а ты еще носишь тот ключ, что подарил тебе старик из тюрьмы?

Она непроизвольно дотронулась до вещицы, неизменно висевшей у нее на шее.

– Да.

– Хорошо. Не снимай ее.

– Я не снимаю, – заверила женщину Олиф.

– Кстати, тебе уже пора к Ринслеру.

– Что? – опешила девушка.

– Время. – Фрида кивнула на стеклянную баночку с двумя секторами: из верхнего сыпался песок в нижний. – Солнце уже зашло.

– Так вы по этой вещице определяете время? – удивилась она.

– Да. Иди скорее.

Олиф кивнула. Если бы хоть кто-то знал, как ей не хотелось видеть этого человека. Стоило только представить его образ в голове, как внутри все переворачивалось от отвращения.

Она подошла к Песчанику, что стоял на входе.

– Проводите меня, пожалуйста, к Ринслеру.

* * *

В его комнате было все так же светло. Мужчина сидел, полуразвалившись в кресле, рядом с ним хлопотала Рэй. Стоило Олиф появиться в проеме, как ее наградили самым презрительным взглядом, на какой только была способна любая ревнующая девушка.

Все-таки Ринслеру тоже досталась неслабо, и эта мысль приятно грела душу. Его кожа вся была в рваных ранах, не глубоких, но наверняка очень неприятных. Рыжая промывала их полотенцем, а затем поливала спиртом, вернее, той самой красной жидкостью, которая стояла у мужчины в серванте, и которую он попеременно отхлебывал прямо из горла.

Олиф злорадно посмотрела на полотенца, испачканные в крови. Все-таки Лекс тоже сумел наподдать этому гаду.

Чем больше Ринслер морщился от боли, тем больше Олиф раздувалась от гордости, словно это она побила его, а не ее давний знакомый.

Девушка не стала спрашивать, что именно от нее требуется, просто начала делать то, что делала всегда: взбивала подушку, затем перину, иногда протирала пыль, наливала вина в бокал, ставила подле кровати, ждала пока мужчина ляжет, тушила свечи и уходила.

Пока она тихо занималась своими делами, то украдкой поглядывала, чем занимаются эти двое. Рэй все так же обрабатывала раны мужчины. Ринслер, прикрыв глаза, о чем-то размышлял. Олиф успела заметить, что руки рыжая не споласкивает, а значит, никакой спирт тут уже не поможет. Девушка хотела честно об этом их предупредить, но потом поняла, что лишь заработает себе лишние пару шишек.

Ринслер изредка отхлебывал из графина светло-красную, практически янтарную жидкость, явно не похожую на вино, и уже изрядно захмелел. Видно, «лапочка» ему надоела, потому как он грубо отослал ее, хотя Олиф точно видела, что та обработала не все раны.

Рыжая обижено надула губки, но второй раз повторять не заставила. Все-таки боялась его, наверное. Она собрала в кучу грязные тряпки, и вышла, наградив опешившую Олиф взглядом, явно намекающим: «хоть пальцем тронешь его – убью».

Девушка нахмурилась, мол: «больно надо», но Рэй этого уже не увидела.

– Эй ты, малявка, постель расстелила?

Она кивнула.

– Ну, да или нет?! – раздраженно повторил мужчина. Только тут девушка заметила, что он так и не открыл глаз.

– Да.

– Хорошо. Налей мне еще виски.

Олиф послушно схватила графин и плеснула в бокал еще немного жидкости. От Ринслера так разило алкоголем, что стоять рядом с ним было просто невозможно.

В этот момент до нее дошло, что он не просто пьет, он напивается.

– Где Рэй? – спросил он.

– Э-э, – растерялась девушка. – Так ты… вы же сами отослали ее.

– Да? Тв-в-вою мать. А, и ладно. Пусть катится к чертям собачьим. Эй, ты, как там тебя, Попиф?

– Олиф.

– Избавь меня от этой боли.

– Э-э, да, я как раз тут хотела сказать, что… – В ней боролись два противоречивых чувства: вроде и жалко его, а вроде и нет. – В общем, Рэй, она…

– О Берегини, какая же ты занудная! Кто тебя вообще нанял?

Олиф поджала губы. Да-а, ну дает. Либо он так с радости напился, либо с горя. Первый вариант как-то больше подходил его характеру.

– Ты… вы наняли.

– Какая муха… оса скорее, меня укусила?! – все так же, не открывая глаз, прошипел мужчина.

– Я не знаю, – честно сказала Олиф.

– И я не знаю.

– Так мне промывать раны?

– Какие раны?

– Те, что на теле.

Ринслер открыл глаза, опустил взгляд, осмотрел себя.

– Вот с-скотина. Добрался-таки. Где только натренировался, а?! – Мужчина недоуменно уставился на единственную девушку в этой комнате, как будто она могла знать ответы на мучившие его вопросы.

– В пустыне, – тихо буркнула Олиф.

– Чего?

– Ничего.

Ринслер вновь на нее посмотрел, только теперь уже с интересом.

– А раны… – робко начала девушка, но мужчина резко ее оборвал:

– К черту раны! К черту все! Спать. Быстро укладывай меня спать.

– Я? – испугалась она.

– Ну не я же!

Олиф медленно подошла к нему, попыталась для начала забрать бокал, но Ринслер прижал его к себе, как мать родное дитя.

– Нет, это не трогай! Это святое.

– Да, на счет ран…

– Заткнись. Раны дерьмовые, не сдохну. Просто уложи меня в постель.

Девушка пожала плечами. Попадет грязь и ладно, это уже не ее дело.

Она аккуратно помогла мужчине встать. Все-таки надо отдать ему должное: несмотря на количество выпитого, на ногах он держался очень хорошо, даже тащить не пришлось, он сам дошел. Уселся на постель, провел ладошками по лицу, взглянул на Олиф.

– Ты что так на меня пялишься, пьяных мужиков никогда не видела?

– Видела, – отвела взгляд та.

– А как будто нет.

– Просто… странно.

– И интересно, – догадался Ринслер.

Если бы не его затуманенный взгляд, она бы ни за что не подумала бы, что он пьян. У них в селе, уж если мужик напивался, то в такой хлам, что пока он сам из оврага не вылезет, его так и не найдут никогда. А этот еще и проницательный.

– Интересно из-за чего… вот так? – задал он вопрос, которого уж совершенно точно не должен был задавать.

Олиф растерялась. Она прекрасно понимала, что ему нужно поговорить. Просто поговорить, а рядом тут только она. Но… что будет завтра? Он все забудет? Или уже никогда не забудет, и она хорошенько поплатится за свое решение ответить?

Секунда замешательства, а затем она тихо сказала:

– Я и так знаю из-за чего.

– Да? – приятно удивился Ринслер. – Из-за чего же?

– Из-за Лекса.

В комнате повисла тишина.

– Ты была на Боях? – удивленно поднял брови мужчина и с какой-то странной интонацией продолжил: – Ради него ходила?

– Нет, я просто поднос несла, – поджала губы девушка, нерешительно переступая с одной ноги на другую.

Ринслер поднял на нее затуманенный взгляд и пристально вгляделся в девичье личико, отмечая про себя, что оно все-таки не такое страшное, как ему казалось раньше.

– Давно вы с ним вместе? – заплетающимся языком спросил пьяный мужчина.

– Мы не вместе, – тут же набычилась девушка.

– Ой, вот только не надо. Настолько старая сказка, меня сейчас стошнит, – скривился ее собеседник. От ярости он даже вскочил на ноги, но тут же покачнулся, и оперся рукой о злосчастную тумбочку. – И так понятно, что вы спали вместе.

– Мы не… – возмутилась Олиф и резко прикусила язык. Если бы в этот момент она догадалась с вызовом посмотреть в глаза мужчине, или сделать вид, что вообще ничего не говорила, тогда, возможно, ей и удалось бы избежать этого удивленного взгляда. Но Олиф затравленно оглянулась, и Ринслеру ничего не стоило сложить все это в полноценную картинку.

Он немигающим взглядом уставился на девчонку. У той, в свою очередь, словно землю из-под ног вышибли.

– Тогда какого рожна вы сказали, что… – мужчина запнулся. Догадался сам, даже в таком пьяном состоянии, и ответил, скорее для самого себя: – Хозяин.

Олиф напряглась, как струна. Ее спина стала идеально прямой, губы сжаты в одну полоску, а взгляд направлен в пол. Ринслер не переставал ошарашено на нее смотреть.

– Вот ведь паршивая тварь, – выругался он. – Зачем ты тогда меня выбрала?

Девушка молча вперила взгляд в гниющий ковер. Нет уж, больше она ни слова не скажет. Но мужчина с необычайной для такого состояния прыткостью пересек разделяющее их расстояние и встряхнул испуганную девушку.

– Отвечай! Зачем?!

Олиф зажмурилась, втянув голову в плечи. Услышала еще один ор, нецензурную брань в свой адрес и, не выдержав этого, пискнула:

– Я хотела умереть.

– Чего? – опешил Ринслер.

– Я хотела умереть, – тихо выдавила Олиф. Отступила на несколько шагов, испуганно озираясь.

– Лекс подсказал меня выбрать?! – грозно спросил мужчина.

Девушка, несмотря на дрожь во всем теле, возмущенно нахохлилась от такого заявления.

– У меня своя голова для этого есть!

Ринслер в немом шоке провел ладошками по лицу. Потянулся к заветному бокалу. Ему определенно нужно было выпить.

– И почему твоя голова выбрала меня? – спросил как-то отстраненно.

– Потому что… потому что я думала, что за такое меня убьют.

– Я таких одолжений не делаю, – тут же огрызнулся мужчина. От этих слов Олиф вздрогнула. Повисла недолгая пауза и Ринслер задал новый, не менее важный для него вопрос: – Вы с ним общаетесь?

– Я его даже не видела, – фыркнула девушка в ответ.

– На Боях-то видела.

– Пообщаться нам не удалось, – угрюмо сказала Олиф.

– И на кого ты поставила?

– На тебя.

– Врешь, – усмехнулся мужчина. Развернулся, подошел к постели. Снова перевел взгляд на девушку. Почему Лекс защитил ее от Хозяина? Между этими двумя точно ничего нет. Что это – благородный поступок? Нет, у Лекса таких не бывает.

– Тебе его жаль? – спросил Ринслер, отхлебывая последние капли из своего бокала.

– Нет, – соврала Олиф. – Жалость убивает.

Повисла тишина. Спустя несколько минут, девушка нерешительно поинтересовалась:

– Это все? Допрос окончен? Я могу идти?

– Иди, – кивнул мужчина в ответ.

Ринслер затуманенным взором проследил за удаляющейся девичьей фигуркой, и когда она уже схватилась за ручку двери, не выдержал и окликнул ее:

– Эй, Олиф!

Девушка удивленно обернулась.

– Болит? – спросил он, не поднимая взгляда.

– Что болит? – не поняла она.

– Синяк на щеке. Болит?

Олиф вылупилась на него так, словно он только что нарядился в женский маскарадный костюм.

– Терпимо, – выдавила она.

– Прости за это.

– Я сама виновата. – Ей казалось, что все это розыгрыш. Что сейчас мужчина встанет, посмеется и отправит ее восвояси. Но Ринслер не сводил взгляда со своего пустого бокала. Кажется, чувство вины этому гадкому человеку было не чуждо… во всяком случае, пока он был пьян. Надо же.

Посмотрев на полусгорбленного мужчину, Олиф глубоко вдохнула и выпалила мучивший ее вопрос:

– Ты не выдашь меня Хозяину?

Ринслер грустно усмехнулся.

– Нет. Хоть один не сумасшедший человек этому месту не помешает.

– Спасибо, – искренне сказала девушка, дернула ручку и вышла наружу.

* * *

Олиф вернулась сюда тогда, когда все подземелье уже видело седьмой сон. Кроме охранников, конечно. Любопытство не давало забыть об одной очень интересной вещице. Убедившись у не слишком разговорчивого Песчаника, что Ринслер спит, девушка прошмыгнула в комнату. Опасливо покосившись на спящего мужчину, она подошла к серванту, раздвинула бутылки и вытащила странную коробку. С одной ее стороны было написано «Лекс», а с другой «Ринслер». Возле обоих имен были нарисованы плюсики. Что они означали, можно было только гадать.

Однако Олиф довольно отметила, что у Лекса плюсиков было больше.