Текст книги "Кровавый закон (СИ)"

Автор книги: Анастасия Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Люди боятся Изгнанников. И Олиф знала – есть за что. Она не оправдывала Хестер, нет. Просто понимала, что иногда страх играет решающую роль. Иногда только он управляет всеми человеческими поступками. Олиф прекрасно помнила это чувство, когда от кончиков пальцев до самой макушки все тело пробивает мощная молния, и земля уходит из-под ног. Первое, на что подталкивает страх – это бегство. Неважно от чего: от опасности, от признания, от необходимости, от долга, от чувств. Бежать хочется как можно дальше и как можно быстрее. Спрятаться, скрыться, уцелеть. Человеческие инстинкты всегда берут верх. И Хестер поступила разумно – никто не знает, на что они с Лексом были способны, кроме них самих.

Олиф давно пора было усвоить: нельзя никого жалеть. Никого. Никогда. Но почему-то, раз за разом, она все равно совершала одну и ту же ошибку.

Телега провалилась задним колесом в глубокую яму, и девушку тряхнуло с такой силой, что она чуть не вывалилась за деревянный борт. В животе появилось противное ощущение подкатывающей тошноты, хотя желудок прекрасно знал, что тошнить там нечем.

Первое время возница все пытался с ними заговорить и расспросить, что да как. Ему было страшно любопытно, почему эти двое находятся в таком потрепанном виде, да еще и одни. В лесу. Но девушка постоянно отмалчивалась, а ответы мужчины были настолько сдержанными и односложными, что, в конце концов, старик сдался.

Олиф отстраненно наблюдала за трясущимися деревьями, и подпрыгивающей землей, мечтая лишь об одном: уснуть. Ей так хотелось, чтобы мозг, наконец, отключился и никакие мысли не могли залезть к ней в голову. Она мечтала уснуть, чтобы не думать. Но при такой ухабистой дороге, от которой у нее не то, что мир в глазах завращался, а пустой желудок полез наружу, вряд ли можно было хотя бы голову пристроить так, чтобы не набить с десяток шишек.

Олиф перевела взгляд на Лекса. Тот сидел все в той же позе, с такой силой стиснув челюсть, что на шее проступили жевалки. Девушка поджала губы и отвернулась.

Видят Берегини, ей очень хотелось увидеть свою семью. Хотя бы мельком – просто убедиться, что с ними все хорошо. Что Марика нашла в себе силы взять ответственность на себя. Что Тимка выздоровел. Но кое в чем она была уверена так же, как и в том, что сейчас на улице был день: Изгнанники навсегда останутся Изгнанниками. Какими бы хорошими они ни были до Кровавого закона, какие бы хорошие поступки не совершали, из пустыни никто не должен возвращаться. Не потому, что это нарушение закона, а потому что пустыня меняет людей. За Песчаную Завесу отправляются убийцы. Убийцы борются за свое право выжить – и неважно, какими методами. Когда человек становится Изгнанником, уже неважно, кем он был в прошлой жизни. Важно, кем он стал.

Каждое живое существо на этой земле, каждый младенец знает, что если кто и возвращается из пустыни, то возвращается уже без души. Изгнанники не люди – они звери. Бесчеловечные звери.

Больше всего на свете Олиф боялась увидеть страх и отвращение в глазах своей семьи. Это будет слишком больно, слишком невыносимо. Эта боль прибавится к той, что уже, притупившись, поселилась внутри. Если в глазах Марики будет отвращение, Олиф этого просто не переживет.

Девушка попыталась расслабиться и не думать о том, что будет. В конце концов, этого все равно не избежать. Все произойдет именно так, как этому суждено, и если семья не примет ее – значит, это будет конец. Конец всему. Может, так и наступает смерть? Не с осознанием неизбежности и беспомощности, а с осознанием одиночества?

Олиф непроизвольно посмотрела на Лекса. В отличие от нее, Олиф, у него не было семьи. Ему не к кому было идти. Впервые она подумала о том, что ему, наверное, приходится намного труднее, чем ей. И не только в физическом смысле.

Когда Олиф попала в пустыню, у нее, по сути, ничего не было. А вот у Лекса было все. С самой высоты он упал в самую грязь, в одночасье лишившись всего. Всего.

Орлы должны летать в небе, а не ходить по земле. Именно поэтому, когда орлу ломают крылья, он умирает. Олиф сама поразилась сравнению, которым наградила Лекса и осторожно покосилась на мужчину, понимая, что сравнение оказалось верным. Орел с переломанными крыльями. Олиф не знала, чего именно хотел Лекс, зачем он вышел из пустыни. Там они с Ринслером были примером для подражания, а тут он никто, с огромным грузом неутихающей вины на плечах. Без дома. Без семьи.

Наверное, поэтому мужчина и решил ехать к ней в деревню. Больше им было просто некуда податься. Олиф убила Перводружинника, спасая свою сестру. Это было неправильно, ужасно, жестоко, но не бесчеловечно. Лекс убил своего брата. Родного брата. За такое и смерти мало. Олиф пришло в голову, что она бы согласилась облегчить его ношу, и взять часть этого непосильного груза на себя. Но каким бы сильным и искренним ни было это желание, Лексу придется мириться с этим одному. Пожизненно.

Телега вновь подскочила на очередном ухабе, попала к колею, и ее пару раз мотнуло из стороны в сторону. Олиф одной рукой судорожно вцепилась в мешок с мукой, а второй схватилась за деревянный бортик.

«Скорее бы уже это кончилось», – с искренней злостью подумала она.

Словно отвечая ее мыслям, старик остановил старую клячу, в былые времена гордо именуемую лошадью.

– Ну все, приехали! – радостно объявил он.

– Как это приехали? – вздрогнула Олиф.

– Вот так вот! Вылазьте!

Девушка еще сильнее вцепилась в деревянные доски, из которых была сделана телега, боясь пошевелиться. Больше всего на свете ей захотелось превратиться в туман. Страх быстро и безжалостно пропитал каждую клеточку тела.

Старик удивленно наблюдал за странными изменениями на лице девушки, и каверзно усмехнулся:

– Вы прям, как будто на свадьбу идете!

Но ни Лекс, ни тем более Олиф, шутки не оценили. Девушка лишь только с ужасом обвела взглядом деревья, осознавая, что это место ей незнакомо.

– Вы уверены, что это Чернь? – хрипло выдавила она.

– Нет, – и глазом не повел старик.

– Вы же обещали. Обещали довезти. – Олиф посмотрела на него с таким осуждением, что совесть проснулась даже у Лекса.

Мужчина выбрался из телеги, подошел к вознице, отдал ему обещанные деньги и вернулся к девушке.

– Отпусти, – посоветовал он.

– Что отпустить?

Лекс кивком указал на ее руки. Костяшки пальцев побледнели от напряжения. Олиф и не заметила, что продолжала стискивать ни в чем не повинный бортик.

– За что ты отдал ему деньги? – Она непонимающе уставилась на мужчину. – Он же обманул нас.

Лекс улыбнулся, не своей ужасной усмешкой, а безобидно и беззлобно.

– Чем ты слушала все это время? Он обещал довезти нас только до развилки. Между прочим, это ты тут живешь, и должна знать, что отсюда быстро дойти пешком до твоего села.

– Развилки?

Девушка еще раз огляделась. Да. Правда. Развилка. Одна дорога ведет прямиком в столицу, а другая в их село. Даже указатель виднеется… Олиф смущено уставилась на мешки с мукой. В глазах старика она наверняка уже выглядела не просто, как странная, а как сумасшедшая.

– Вылезай уже. На свадьбу опоздаем, – совершенно серьезным тоном приказал Лекс.

Девушка кинула на него злобный взгляд и принялась выбираться. Встала напротив мужчины и тут заметила, как старик расплылся в счастливой улыбке.

– Совет да любовь! – И осенил их обоих знаком Воссоединения Берегинь.

– Кому? – моргнула Олиф.

– Как кому? Вам! – Возница умиленно уставился на «молодоженов».

– Нам? – совсем растерялась девушка.

Улыбка на лице старика стала уже не такой уверенной. Лекс опомнился первым.

– Спасибо, – поблагодарил он, хватая девчонку за руку. – Это честь для нас принять от вас благословение, – отчеканил он положенную фразу.

– Хы! – улыбка вернулась. – А я вот недавно внучку замуж выдал! Ух, как мы погуляли! И вам так же погулять! Что б наутро ничего не вспомнить!

– И заново свадьбу играть? – безрадостно пошутил мужчина, увлекая растерянную Олиф за собой.

– Так это ж хорошо! – Старик оказался на удивление настырным, обогнал «влюбленную парочку» и остановился напротив них. – Главное – это любовь! Брак по любви, его, знаете, сами Берегини хранят! Но ты только ее не обижай, – наставлял он бедного Лекса, кивнув на девушку, – а то она у тебя аж вся побледнела.

– Это она от любви, – таким спокойным тоном ответил мужчина, что Олиф чуть не села прямо в яму.

– Это хорошо, что от любви-то! Подарочка у меня, жаль, для вас нет…

– Ничего страшного, – все тем же спокойным голосом сказал Лекс, и начал обходить старика стороной. – Ваши пожелания лучше любого подарка.

– Да? – обрадовался тот. – Тогда я желаю вам долгой и счастливой жизни! И детишек побольше! Хорошеньких, крепеньких! Что б по хозяйству помогали!

– Спасибо, – вздрогнули они одновременно с Олиф. Не сговариваясь, прибавили шагу.

– И тещу!!! – кричал вслед неугомонный возница. – Теща что б нормальная была!!!

Дорога сворачивала примерно через сотню локтей. Они быстро-быстро, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, дошли до заветного поворота. Темно-зеленые ветви деревьев скрыли их от воодушевленного старика, заодно и приглушив его отчаянные пожелания. Пару минут они пытались скрыть друг от друга улыбку, все сильнее сжимая губы. Олиф прыснула от смеха первой. Лекс тоже усмехнулся.

– Зато появился повод напиться, – пошутил он.

– Он и не пропадал, – закатила глаза девушка и тут же скривилась: – Меня после прошлого раз до сих пор мутит.

– Все познается в практике, – гаденько ухмыльнулся Лекс.

– Очень смешно, – надулась Олиф.

Только сейчас она вдруг поняла, что до сих пор держит его за руку. Вернее, он ее. Она попыталась незаметно освободить конечность, что, естественно, не осталось без внимания. Только вместо того, чтобы отпустить, Лекс вдруг еще крепче сжал ее пальцы, перестав улыбаться.

– Надо поговорить. – Его тон резко стал серьезным.

– О чем? – насторожилась девушка.

– Ты ведь понимаешь, что нам придется обойти село?

Да. Олиф понимала. Она поджала губы, и слабо кивнула.

– И ты же понимаешь, что, чтобы ты не делала, клеймо Изгнанника… его не снять.

– Я знаю, можешь не распинаться. Я знаю, что моя семья может не принять нас.

– Я не об этом. – Лекс отпустил ее руку. Коже сразу стало холоднее. – Ты не сможешь остаться с ними. Даже если они примут тебя.

– В смысле? Почему?

– Потому что ты Изгнанница. Ты подставишь под удар не только себя, но и их. Тебе придется уйти.

– Зачем ты мне говоришь это? – удивленно спросила Олиф. Чертов Лекс! Его слова били по ней, словно несколько хлестких пощечин разом.

– Чтобы ты не питала надежд. Никаких, плебейка.

– Зачем мы тогда вообще туда идем? – сердце болезненно защемило. Берегини! Она так старательно отгоняла от себя эти мысли. Она ведь прекрасно понимала все, о чем говорил ей мужчина. Все. Но понимать и принимать – разные вещи.

– Чтобы ты убедилась, что с ними все хорошо.

– И все равно оставила их? – опешила Олиф. – Ради этого мы тут? Посмотреть, как они счастливы и уйти?! Нет. Нет! – и с нескрываемой яростью добавила: – Не нужно было сюда приходить.

Она развернулась и зашагала прочь, злобно сжимая челюсть. Все с самого начала было бессмысленно. Бесполезно. Если она увидит их сейчас, а потом уйдет, это будет еще хуже, чем вообще с ними не встречаться. Еще больнее. Она не переживет. О Берегини, помогите ей. Олиф так отчаянно надеялась увидеть Тару, Марику, Тимку… но в чем смысл, если ей все равно уже больше никогда не вернуться домой? Она Изгнанница. Навсегда. Еще и беглянка. Преступница.

Ей здесь не место. Ей не место в этом мире.

– Стой, ты куда собралась? – Лекс схватил ее за руку, резко развернув к себе лицом.

– Куда-нибудь.

– Ты должна увидеть их, пле… Олиф.

– Зачем? – Она вскинула руки. – Зачем?! Мне не место среди них! Я к ним не вернусь, понимаешь?

– Хочешь, чтобы они считали, что ты умерла? – поднял бровь мужчина.

Олиф дернулась, как от пощечины.

– Лучше бы умерла, – тихо выдавила она.

– Правда? О своей семье ты, конечно, не подумала. Тебе будет больно увидеть их, а им каково? Каково им сейчас? Если ты спасала свою сестру, значит, она в любом случае не держит на тебя зла. Она оплакивает тебя. А ты – эгоистка, вместо того, чтобы облегчить ее страдания, стоишь тут и размышляешь, как больно будет тебе. Только тебе.

– Ты не можешь знать, оплакивает ли она! – зло сказала Олиф.

– Оплакивает.

– Да с чего ты взял?!

– А ты бы не оплакивала?

Девушка на секунду замерла, а затем неловко сделала пару шагов назад. Посмотрела на землю. Оплакивала бы она? Конечно, оплакивала. Нет. Даже больше. Она бы никогда не смогла с этим смириться. Никогда… До этого момента Олиф и не представляла себе, что так же могла потерять Марику. И девчонка могла бы оказать там, в пустыне, вместо нее. О Берегини… Лекс прав. Она, Олиф, настоящая эгоистка.

– Я не могу… не могу увидеть их, и снова потерять, – прошептала тихо-тихо, но мужчина умудрился услышать.

– Если не увидишь, будет еще хуже.

Олиф немигающим взглядом уставилась на Лекса. Внутри царил хаос. Она ведь знала – в глубине души знала, что ей никогда не вернуться в это село. Изгнанникам нет пути на волю. Но Олиф отказывалась в это верить. И прямо сейчас нос к носу столкнулась с жестокой реальностью. Если ее поймают, то сразу же казнят. А если узнают, у кого она скрывалась, ее сестер и брата причислят, как сообщников, и кинут в темницу.

– Просто покажи, что ты жива.

Голос Лекса звучал спокойно и уверенно. Он оценивал все со стороны и точно знал, как нужно поступить. Или, возможно, поступил бы так. Если бы было, ради кого.

– Я не смогу оставить их.

– Придется.

– Нет… хватит. Прекрати так говорить!

– Олиф, ты – Изгнанница. Ты три месяца провела в пустыне. Ты побывала в лапах у Песчаников. Ты пережила смерть двоих своих лучших товарищей. И ты все еще не можешь перестать обманывать себя? Это жизнь. Она никогда не была легкой, тем более для тебя.

– И для тебя.

– Для всех. Привыкай к тому, что придется терять всех близких тебе людей.

– Я потеряла Хэнка, – покачала головой Олиф. – На моих руках умер Кнут. Из-за меня. Они оба умерли из-за меня. Я просто не переживу этого, понимаешь?

– Ты так же думала, когда попала в пустыню. Идем, твоя семья заслуживает право знать правду.

Лекс подошел к ней, взял под локоть и потянул по направлению ухабистой дороги.

– Я не смогу, – уперлась девушка.

Она думала, что ее сейчас скрутят и потащат силком, но мужчина неожиданно разжал хватку.

– Мне не жалко, – усмехнулся он. – Разворачивайся. Пойдем. Куда? Куда больше хочется, туда и пойдем. Хочу посмотреть, как «легко» тебе будет житься. Каждый раз, перед сном, ты будешь вспоминать, что у тебя был шанс увидеться со своей семьей – пускай в последний раз, но он был. А ты его упустила из-за своей трусости. Идем, чего встала? Пошли-пошли, незачем тебе говорить, что ты жива. Пускай лучше все будут думать, что твои кости давным-давно засыпало песком. Идем.

Олиф не понимала, почему он так хочет, чтобы она увиделась со своей семьей. Но прекрасно понимала, что он был прав. Не хотела этого признавать, но все равно ведь понимала. Если она сейчас сбежит, то потом никогда себя за это не простит.

– Если бы на твоем месте оказалась твоя сестра, неужели ты бы не захотела знать, что она жива? – поднял бровь Лекс.

Это было последней каплей. Олиф резко сорвалась с места и почти бегом направилась вперед.

Она увидит их. Она скажет, обязательно скажет, что любит их всех. И неважно, кем она стала, и как ее теперь называют люди. Важно то, что обычный человек, Изгнанник, убийца, беглянка – все эти сущности внутри чувствуют одинаково. Кем бы Олиф ни была, она любит свою семью так же, как и прежде. Пускай они знают, что их старшая сестра жива. Она больше никогда не будет с ними, больше никогда не увидит, как Тара и Тимка играют во дворе, больше никогда не сможет помочь Марике зашить платье. Она больше никогда не вернется к ним, но она навсегда останется членом семьи. Так же, как мама. Как папа.

Она обязательно должна сказать, что жива. Должна.

Деревья мелькали, словно мотыльки. Олиф шла быстро, совершенно не разбирая дороги, полагаясь на свою память. Это как вышивать крестиком – один раз научился, и больше уже никогда не забудешь. Она прекрасно помнила обходную дорогу, пролегающую через пологий склон.

Девушка спиной ощущала взгляд Лекса позади себя, слышала его шаги. Да. Пускай идет за ней. Чтобы сделать решающий шаг, ей нужна будет помощь.

Олиф отстраненно подумала, что если бы не Лекс, она бы не смогла даже войти в село. Или вошла бы, и не нашла в себе сил уйти. Безвольная идиотка. Как она только умудрилась выбраться из пустыни? Девушка шла очень быстро, постоянно спотыкаясь, и лишь каким-то чудом умудрилась не разбить себе нос. Место, где кончается земля, она заметила сразу. Там деревья становились реже. Именно там она однажды навернулась так, что расцарапала себе все коленки. Мама тогда была в ярости.

Чуть ли не на попе девушка скатилась со склона, цепляясь платьем за торчащие из земли корни деревьев. Оглянулась – на всякий случай, чтобы убедиться, что Лекс не бросил ее. Мужчина шел следом, и, в отличие от нее, такой отчаянной попытки спуститься не предпринимал. Он цеплялся за толстые стволы деревьев и аккуратно делал каждый шаг. Несмотря на разницу в скорости, мужчина спустился почти одновременно с ней.

Олиф подавила в себе укол зависти, и, собравшись с силами, пошла дальше. Путь пролегал через кузницу. Девушка непроизвольно дотронулась до своего клейма на ладони. Вздрогнула, вспомнив, какую невыносимую боль испытала, когда кожи коснулся раскаленный металл. Кузнец – этот паршивый гад, сидел, небось, в тепле и уюте, когда она, Олиф, умирала от жажды. Пока ее кожа обгорала на солнце, эта тварь прижигала руки другим Изгнанникам. И неважно, помогали они ему до этого, или нет.

Злость придала сил. Девушка пообещала себе, что обязательно еще нанесет визит этому предателю. Но не сейчас. Ей нужно идти быстрее, еще быстрее, пока она не передумала, пока не повернула назад. Их дом находился как раз рядом с еще двумя, в которых жили две главные сплетницы села. Черт побери. Если их заметят, из-за этого пострадает вся ее семья.

Олиф резко остановилась. Сделала шаг назад и уперлась спиной и в кого-то. Вернее, не в кого-то.

– Дом с деревянным крыльцом – наш, – тихо сказала девушка.

– Тогда идем, – подтолкнул ее Лекс.

– Нет, нас могут увидеть.

– Надо было думать об этом прежде, чем нестись, как угорелая через половину села.

– О Берегини, – до Олиф, наконец, дошел весь смысл его слов. – Нас уже заметили, да?

– Вряд ли, – покачал головой мужчина и скрыл усмешку.

– Уверен?

– Я не знаю, кто нас может заметить, если в селе никого нет.

– Как это? – от неожиданности Олиф повернулась к нему лицом.

– Ты по сторонам вообще смотрела? Ни света в домах, ни людей.

– Как такое может быть? – недоуменно отозвалась она. – А какое сегодня число?

– Понятия не имею.

– Может, сегодня ярмарка?

– Может.

Олиф порывисто вздохнула. И впрямь, обычно на улицах слышалось хотя бы пара голосов, а сейчас стояла тишина.

– Все равно нужно проверить, – неуверенно сказала девушка. – Мы почти никогда не ходили на ярмарку.

Лекс промолчал. Она нервно сжала и разжала пальцы. Берегини помогите ей.

Олиф решительно прошлась вдоль двух самых опасных в селе домов, которые впитывали в себя любую информацию, и переделывали ее до такой невообразимой чуши, что оставалось только диву даваться. Никто не выбежал, не замахал палками, не начал кидать камнями. Видимо, хозяев дома не было. Странно. Не похоже на них.

Девушка дошла до своего заветного маленького дворика, тут же заметив рядом с лужей маленькую деревянную лодку. Удивилась еще сильнее – Тимка не смог бы такое сделать. Марика тоже. Олиф недоуменным взглядом обвела двор, приметив кое-что совсем уж невероятное.

– Лекс, – ошарашено сказала она.

– Что?

– Земля… земля вспахана. Мы никогда ее не вспахивали! Только отдельный участок, для горстки семян.

Олиф повернулась к нему с таким лицом, будто только что увидела привидение.

– Держи себя в руках, – хмуро приказал Лекс. – Я пойду первым.

– Нет, лучше я, – покачала головой девушка и медленно зашагала к крыльцу.

На ватных ногах поднялась к двери, чувствуя, как больше не прогибаются под ее весом доски. А они всегда прогибались. Всегда.

– Их кто-то заменил, – тихо, себе под нос, сказала Олиф.

Подняла руку, чтобы постучать, и тут же ее одернула. Нет, она не сможет. Просто не сможет. Для этого нужна огромная смелость, которой у девушки не было. Олиф вздохнула. Вновь подняла руку. Поднесла к деревянной двери. Надо. Это ее семья. Они примут ее. Должны принять. Она же их сестра, и не важно, кем была до этого, и кем стала сейчас. Она всегда будет их сестрой. Всегда.

В непривычной тишине пустых улиц, глухой звук трех ударов маленького кулачка о дерево, прозвучал слишком громко и почему-то неправильно. За ними вновь установилась тишина, которая заставила природу погрузиться в привычное спокойствие, а Олиф забыть себя от пронзившего ее ужаса. Никаких шагов, ни единого звука за дверью не раздалось. Она посмотрела на Лекса, и не смогла скрыть страха.

В этот момент дверь резко распахнулась, и на пороге показался огромный широкоплечный мужчина.

Олиф не было дома долгих три месяца. Она жила в пустыне среди сумасшедших, и возможно, давно уже спятила вслед за ними.

Но она была абсолютно уверена, что этот человек никогда раньше не жил в ее доме.