Текст книги "Милая Шарлотта (СИ)"

Автор книги: Анастасия Логинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Решившись на отчаянный шаг, она, держа в вытянутой руке шпагу, подобралась к человеку в маске со спины, подцепила острием повязку на голове и – дернула.

Черная ткань отлетела в сторону, а мужчина, никак этого не ожидавший, растерялся. Тут-то Госкар резким движением выбил шпагу из его рук, а самого его толкнул спиной на стол – тот тоже ударился головой и, потеряв ориентацию, не мог даже встать…

– Госкар! – первым делом Жоржетта бросилась к нему, страшными глазами глядя на залитые кровью волосы: – Вам очень больно? Я так боялась потерять вас, так боялась!

Он только глубоко дышал, глядя на шпагу, сжатую в руке Жоржетты – даже не стал ничего спрашивать. Она как будто в страхе выпустила оружие из рук и, глядя честными глазами, заверила:

– Обещаю, что ничего более шокирующего вы обо мне не узнаете!

– Сомневаюсь…

– Не важно… – Жоржетта смутилась под его взглядом, – вы узнаете этого человека?

Сама Жоржетта не могла назвать его имя, хотя признавала, что лицо господина ей знакомо – она готова была спорить, что видела его на памятном балу в Лувре.

– Это Его Светлость герцог де Тресси, – сверля взглядом лежащего мужчина, отозвался Госкар.

Глава 60. ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Вцепившись пальцами в каменный подоконник, Шарлотта с ужасом следила, как солдаты набросились на Шарля, как скрутили ему руки и затолкали его, совершенно не сопротивляющегося, в карету с решетками на окнах. Она смотрела на происходящее и все ждала, ждала чего-то – до тех самых пор, когда карета стремительно тронулась с места.

– Нет! Нет… – вскрикнула в этот момент Шарлотта и хотела броситься к лестнице, но вместо этого попала в объятия Жизель, стоявшей рядом.

– Милая, прошу, успокойтесь, – голос ее вернул Шарлотте способность мыслить, – я уверена, король во всем разберется, и очень скоро вашего возлюбленного отпустят.

– Вы так думаете? – обеспокоенно спросила Шарлота, вырываясь из объятий.

– Конечно, все знают, как милостив и разумен наш государь… я только не понимаю, почему мсье де Руан все же сдался – его бы не нашли в этом замке еще очень долго…

– Я знаю, почему он сдался, – отозвалась Шарлотта, всхлипывая, – он считает, что опасно оставаться в Фонтенуа и хотел, чтобы я уехала. Он обещал, что сделает что-то, но я не думала, что он решится на такое…

Однако Шарлотта не стала больше рыдать, а вдруг четко осознала, что обязана выполнить то, что обещала Шарлю – уехать. Если он пошел даже на то, чтобы сдаться, то для него это действительно очень важно. И, потом, они договаривались встретиться в Седане… Чем быстрее она окажется в Седане, тем скорее увидит Шарля!

Твердя себе, как молитву, эту фразу она неожиданно спокойно и твердо произнесла:

– Простите, Жизель, я вынуждена покинуть замок. Спасибо вам за все, но мне нужно ехать.

И она решительно двинулась к лестнице.

– Шарлотта! – бежала за ней герцогиня. – Неужто вы хотите поехать за мсье де Руаном? Вам не следует делать глупостей, это ни к чему не приведет! Или… позвольте мне хотя бы дать вам хорошую лошадь, поскольку ваша все еще не оправилась после ранения.

– Разбойница… да, я совсем забыла, – растерялась она. – Жизель, я была бы вам очень благодарна! – поддалась на уговоры Шарлотта.

Жизель улыбнулась ей понимающе, сняла со стены подсвечник и велела идти за собой.

Для того чтобы пройти на конюшню, следовало выйти через главный вход и пересечь двор, но Жизель подвела ее к дверям, выходящим во внутренний дворик с парком:

– Еще не все солдаты покинула замок, а вам лучше не уезжать вот так на глазах у них – я проведу вас на конюшню другим путем.

Стояла вторая половина дня, хотя солнце еще не садилось за горизонт – было достаточно светло. Жизель шагала впереди нее по узкой, мощеной камнем дорожке: по левую руку располагался пруд с лилиями посредине, по правую – глухая стена замка, а чуть впереди уже виднелась конюшня.

– Возьмите лошадь, что стоит в самых первых стойлах от входа – это лучший жеребец, что у нас есть. Вот только запрягать его вам придется самой – завтра, как вы помните, Рождество, и слуг я уже отпустила в церковь. Вы справитесь?

– Да, разумеется, – с готовностью кивнула Шарлотта, – спасибо вам, Жизель…

– Пустое! – отмахнулась та, сторонясь, чтобы пропустить ее вперед. – Ну же, идите!

Шарлотта обходя герцогиню на узкой дорожке, еще раз улыбнулась ей и, подхватив свои юбки, решила уже добраться до конюшне бегом, как вдруг почувствовала резкую боль в голове – мир как будто опрокинулся на бок, а потом наступила темнота.

Шарлотта начала приходить в себя оттого, что в воздухе нестерпимо пахло гарью. Голова ужасно болела, а перед глазами все плыло. Не сразу ей удалось разобрать в этом тумане, что она по-прежнему находится на той же мощеной дорожке на полпути к конюшне, но теперь она лежала на этой дорожке. Шарлотта только сейчас осознала, что была в обмороке.

– Вы очнулись, Шарлотта? – она сперва услышала голос, а потом разобрала, что у пруда, стоя к ней вполоборота, находится Жизель. Голос ее звучал сдержанно и любезно, будто ничего не произошло.

– Да, кажется, я упала… – произнесла Шарлотта, силясь подняться, и – новое открытие – обнаружила, что ее руки связаны за спиной. – Что происходит? – испугавшись уже не на шутку, спросила она.

– Простите, мне пришлось вас ударить подсвечником, – так же легко пояснила Жизель, – не беспокойтесь, даже крови нет – у вас очень густые волосы, и это смягчило удар. Впрочем… – она усмехнулась грустно, – вашу жизнь это все равно не продлит, к сожалению. Вы хорошая девушка, Шарлотта, и дело вовсе не в вас, дело во мне.

Она, кажется, потеряла к Шарлотте всякий интерес и отвернулась, глядя на пруд.

– Вы знали, Шарлотта, что много лет назад на этом пруду погибла девочка? Маленькая и очень милая девочка. Вы думаете, я говорю о сестрице Филиппа?

Шарлотта ничего не думала и почти не слышала ее. Ей было очень страшно, и страх этот заставлял, не чувствуя боли на стертых в кровь запястьях, изо всех сил пытаться высвободить свои руки.

– Нет, Шарлотта, – продолжала она, – это я здесь умерла. Вместе с Мадо, хотя она, как и вы, ни в чем не была виновата. Нам было по пять лет, но я уже понимала, что доплыть до центра пруда, где растут лилии, мы не сможем – а она этого не понимала и поплыла. Нянька как всегда дремала в беседке и не слышала криков – может быть, если бы я сразу ее разбудила, Мадлен бы спасли. Но я не разбудила. И не смейте осуждать меня, Шарлотта, я всего лишь хотела найти свое место в этом мире – кто же виноват, что я оказалась более сообразительной и удачливой, чем Мадлен? И, потом, жертва Мадлен была ненапрасной – вы же видите, какая утонченная и благородная дама из меня получилась, а Мадлен бы выросла в кого-то – только не обижайтесь, Шарлотта – похожего на вас. Так что все к лучшему, но, тем не менее, та девочка, которой я была прежде, тоже умерла здесь, вместе с Мадлен.

По щекам Шарлотты катились слезы, но даже вздохнуть в голос она не смела. Она уже ясно понимала, что Жизель не в себе, и – если то, что она рассказывает об этой несчастной девочке, правда – то не в себе она уже очень давно.

Шарлотта продолжала вытягивать свою кисть из пут – и, кажется, у нее получалось. По крайней мере, петля уже не обхватывала ее запястье так крепко, а сместилась ниже, намертво застряв теперь в районе большого пальца.

Жизель ее стараний не видела, она смотрела на воду и не умолкала ни на минуту:

– А может быть, я умерла еще раньше. Когда ребенком сидела подполом и слышала, как наверху испанские солдаты убивали мою мать. На близлежащие деревни часто нападали и сжигали их дотла, но до определенного времени я просто не верила, что такое может случиться и с нами. Я сидела там, Шарлотта, и не смела даже плакать, но чувствовала, как с каждым криком матери во мне обрывается что-то, и что прежней я никогда уже не буду. – Она вдруг обернулась и сказала, резко повеселев: – кстати, а мою мать звали Оливией Госкар – забавно, как любит говорить наш общий знакомый, да?

Шарлотта обомлела, забыв о веревках.

– Уж не хотите ли вы сказать, что де Виньи и ваш отец?

Жизель рассмеялась, будто Шарлотта сказала что-то безумно веселое:

– Нет-нет, о нет! Он не мой отец, но этот человек был живой легендой в нашей семье. А для моей матери и вовсе Богом. Представьте себе: грязная вечно утопающая во мраке хибара, беспробудно пьяный отец, нищета, которой нет конца и края – и обрамленный золотом и бриллиантами миниатюрный портрет блестящего красавца на медальоне. Отец бил мать смертным боем, вынуждая продать этот медальон – но она прятала его и не позволяла. А иногда обнимала меня и шептала на ухо, что очень скоро этот божественный красавец де Виньи приедет сюда, заберет нас с собой, и мы заживем счастливо-счастливо в великолепном замке Седан – том самом, куда намеревались ехать вы, Шарлотта. Она до последнего дня свято в это верила. И я верила. Только напрасно мы ждали: как оказалось, у него и в мыслях не было даже навестить мою мать, потому что – оцените иронию – он боялся нарушить ее семейное счастье. Знаете, кто мне это рассказал? Одна из его любовниц – такая же крестьянка, как и моя мать, только помоложе и не растерявшая еще своей красоты. Говорят, их у него много было, и каждой, наверное, он дарил по медальону.

– Так это вы убили барона? Взяли нож Шарля и поехали за ним ночью…

– Я, – легко согласилась она. – Я безумно хотела с ним встретиться и познакомится поближе, чтобы узнать – помнил ли он хотя бы ту женщину, которая умерла с его именем губах. Я даже написала ему письмо из Фонтенуа, едва прознав о ваших пикантных отношениях с мсье де Руаном – тем вечером, помните? И это сработало, он примчался. Только меня он и знать меня не хотел – это, увы, стало последней каплей. К тому же в тот вечер я услышала, как де Виньи и мсье Госкар говорят о завещании в вашу пользу: барон просил заверить его у нотариуса как можно быстрее. Мне показалось, что он чувствовал себя в чем-то виноватым перед вами и, как всегда, предпочел принести извинения в качестве материальных благ. А я решила, что мсье Госкару это наследство будет нужнее: я не очень хорошо его знала, но он всегда был учтив и почтителен со мной. К счастью, он совсем не похож на своего отца. Пусть считает, что это небольшой сестринский подарок.

– А что сделал вам дурного Шарль, что вы подбросили именно его нож?

Жизель хмыкнула:

– Вы думаете, я не догадалась, что за спектакль вы и мсье де Руан разыгрывали тогда за завтраком? Как он пытался морочить мне голову и помешать вам сказать правду о моем муже и Ирен? Так что он получит по заслугам.

Когда веревка все же соскользнула с ее левой кисти, Шарлотта даже не поверила сперва. С замиранием сердца она смотрела на Жизель, подумав, что нужно выждать удобный момент, а потом бежать. Однако услышав о ее рассуждениях по поводу вины Шарля, нервы ее не выдержали, и она, поднявшись на ноги, помчалась в сторону конюшни. Жизель даже не шевельнулась в ее сторону, только лениво проследила взглядом.

И вскоре Шарлотта поняла, почему: в конюшне не было ни одной лошади, а сено, разбросанное здесь повсюду, горело, чадя черным дымом. Пути назад не было, и Шарлота отчаянно начала дергать ручки дверей, всех подсобных помещений, выходящих из конюшни. Наконец, одна поддалась – за дверью была кладовая, утопающая во мраке, из которой вела вниз каменная лестница, упирающаяся в ржавую решетку.

Толкнув и ее, Шарлотта осознала, что оказалась в подземелье замка – да не простом: вдоль сырого и темного коридора располагались несколько тяжелых дверей с окошками. Кажется, в те времена, когда Фонтенуа был настоящей крепостью и боем оборонял окрестности, это подземелье использовали в качестве тюрьмы – здесь содержали и, возможно, даже казнили пленных.

Дрожа, как осиновый лист, Шарлотта бросилась обратно, но – наткнулась на тяжелую проржавевшую решетку, которую деловито запирала Жизель.

– Отпустите меня, прошу! – рыдая, Шарлотта цеплялась за прутья. – Я ведь ничего вам не сделала – за что вы так со мной?

– Я уже сказала, что вы ни в чем не виноваты, Шарлотта – просто, если вы останетесь живы, наследство де Виньи достанется вам, а не мсье Госкару. – Она поморщилась, кажется, устав от разговора. – Я давно уже все решила, а решений своих менять не привыкла. Потерпите, через пару часов для вас все закончится.

А потом она ушла, вылив напоследок раскаленного воска со свечи в настил из соломы у самой решетки. Солома немедленно вспыхнула.

Шарлотта, рыдая, отступила назад. У нее совсем не осталось сил – больше всего хотелось сдаться, не двигаться с места и ждать конца. Но что-то все же заставило ее попытать удачу: кашляя из-за дыма, она направилась в конец коридора – быть может, там есть другой выход?…

Коридор действительно заканчивался еще одной решеткой – тоже, увы, запертой.

– Вцепившись в нее пальцами, Шарля принялась кричать, сколько хватало голоса:

– Помогите! Кто-нибудь!…

Но, тут же поняв тщетность своих попыток, замолчала – беззвучно плача и падая на каменный пол. Через несколько минут у нее не осталось сил, чтобы даже плакать. Уже и не всхлипывая, Шарлотта просто сидела, прислонившись лбом к решетке и слушала тишину, нарушаемую только потрескиванием огня в другом конце подземелья. И в этой оглушающей тишине Шарлотта вдруг услышала чей-то надсадный кашель.

Кто-то нашел ее, она будет спасена! – была первая мысль.

Надежда придала сил, и Шарлотта, снова поднявшись, направилась по коридору. Вот только обнаружила, что кашель раздается не снаружи, а за одной из дверей камер.

Не без опаски она заглянула в зарешеченное окно и – действительно: в полутемном помещении сразу видела женщину, сжавшуюся в комок и сидящую на охапке сена. Выбившиеся из прически свалявшиеся волосы, оборванное, перепачканное платье, царапины на руках и лице… узнать в ней светскую красавицу Ирен де Сент-Поль было практически невозможно.

– Ирен?… – обронила Шарлотта в ужасе. – Боже мой, что она сделала с вами?

Та, резко обернувшись на голос, мгновенно вскочила на ноги и бросилась к решетке:

– Шарлотта? Это вы? Вы привели помощь? Слава Богу, спасите нас, вытащите отсюда, я вас умоляю…

Шарлотта поняла, почему она говорит «нас» – в другом углу камеры на сене лежал мужчина, в котором Шарлотта узнала герцога де Монтевиля. Тот не шевелился.

– Он жив? – спросила она у Ирен.

– Не знаю… – отозвалась та, а по измазанным грязью щекам катились слезы, оставляя влажные дорожки. – На рассвете он приходил в себя, а сейчас я даже не знаю, дышит ли он… я боюсь… не уходите, Шарлотта, я прошу вас.

Она так больше никуда и не отпустила ее, крепко держа сквозь решетку за руку. Шарлотта не смогла сказать, что помощи не будет – вместо этого рассказывала небылицы, что их ищут и вот-вот найдут.

Ирен же, то и дело теряя нить повествования, поведала, что когда Филипп забрал ее из Охотничьего замка, то велел вернуться в Париж – так она и поступила. Но в дороге ее догнала герцогиня де Монтевиль и предложила вернуться в Фонтенуа – поговорить откровенно и решить, что делать дальше. Ирен согласилась. Уже в замке Жизель вынесла ей вина и, не подумав ничего дурного, Ирен, уверенная в собственной безнаказанности, выпила, после чего очнулась уже в подземелье. Здесь же она нашла Филиппа – без сознания и с раненной головой.

С того дня Жизель ни разу не навестила своих узников. Уже трое суток Ирен не видела ни людей, ни еды, а пила лишь воду из фляги, по счастью оказавшейся у Филиппа, да и та вчера закончилась. Однако когда Шарлотта попыталась встать, чтобы попытаться найти хотя бы питье в подземелье – Ирен только в истерике начала хвататься за ее руку и так и не отпустила.

Шарлотта не все слышала из рассказа Ирен – то и дело сознание покидало ее. Виной тому был, разумеется, черный дым – Шарлотта надышалась им уже порядочно: голова ее раскалывалась, словно сдавленная обручем, и не отпускала сонливость, смирившись с которой, можно было и вовсе не проснуться.

В один из таких моментов – то ли во сне, то ли наяву – Шарлотта услышала голос:

– Мадам Шарлотта! Мадам, вы здесь?

Она не отзывалась, уверенная, что ей мерещится. Однако голос звал все настойчивее, и не верить было уже сложно. Легонько выдернув свою руку из ладони примолкшей Ирен, она, едва передвигаясь, добралась до решетки.

Ей не мерещилось: за решеткой стоял слуга Шарля, Бернар, и, увидев ее, начал говорить что-то – она не могла разобрать слов, только припала к прутьям со вновь проснувшейся надеждой.

– Вы главное не спите, не смейте спать… – Бернар с покрасневшим от натуги и жара лицом, ковырялся в замке железной спицей. – Пожалейте меня, мсье Шарль мне шею свернет, если узнает, что я вас не уберег. Я часа два бегал вокруг замка, недоумевая, куда она вас дела… Как чувствовал, что нельзя было вас бросать, да хозяйка всем слугам велела убираться, и про вас сказала, что, мол, вы давно уже в Седан умчались. Ну я и поехал туда. А в дороге вижу – в леске ваша лошадка пасется – меня как кольнуло что-то! Помчался назад, а здесь уже замок полыхает так, что мама дорогая!…

Дверь за спиной Бернара, ведущая наверх, была раскрыта настежь, возможно поэтому свежий воздух поступал в подземелье, и к Шарлотте худо-бедно возвращалось сознание. Ирен и герцогу, к которым дым проникал лишь через узкое окошко в двери, наверное, было несколько легче.

– У вас не очень-то получается… – едва шевеля губами, произнесла Шарлотта, глядя на то, как у Беранара в руках ломается уже третья спица, так и не открыв замок.

– Ну, уж извините, – нахмурился он, – я же не домушник какой-нибудь. Вот был у меня приятель – он бы этот замок в два счета открыл. Его, правда, задушили в темной подворотне пару лет назад…

– Бернар… – перебивая его, жалобно позвала Шарлотта, – наверное, я скоро умру. Мне так хочется спать… Вы простите меня за то, что называла вас ничтожным человеком – вы не такой уж и плохой в глубине души. А за то, что вы притворялись священником, я давно уже вас простила.

– Эй… Эй! – Бернар оставил замок и принялся хлопать ее по щекам. – Вы только не засыпайте!

– У меня больше нет сил, Бернар. И Шарля все равно казнят… я больше не могу…

С этими словами Шарлотта снова провалилась в сон, а очнулась от весьма ощутимого шлепка по щеке – она даже поморщилась.

– Очнулись? Ну, слава Богу… – Видимо, на этот раз она уснула очень надолго, потому что лицо Бнрнара было взволнованным не на шутку. – Не пугайте меня больше, мадам Шарлотта, не спите. Если не будете спать, то я расскажу вам одну историю.

– Про вашего приятеля-домушника? Лучше не надо…

– Нет, про то, как я учился в семинарии.

– В семинарии? На священника? Надо же… и за что вас выгнали?

Он как-то странно и затравленно посмотрел на нее и ответил:

– А меня не выгоняли.

Шарлотта, проснувшись окончательно, изумленно глядела на него и, кажется, хотела еще что-то спросить, но в это время в коридоре за спиной Бернара послышались шаги.

– Там кто-то есть! – воскликнул он удивленно и пообещал, убегая: – Я сейчас вернусь!

Шарлотта не хотела его отпускать. И ужасно боялась, что вернулась эта ужасная женщина. Не прошло и минуты, как Бернар вернулся – не один. Впереди него к решетке мчался герцог де Тресси – человек, которого Шарлотте было не намного приятней видеть, чем Жизель.

Увидев то, что открылось его взору, даже привычны ко многому де Тресси несколько растерялся, но быстро собрался и велел Бернару:

– Что ты стоишь как истукан?! В комнате экономки на первом этаже есть запасные ключи! Неси!

– Я об этом как-то не подумал… – произнес Бернар и умчался.

А де Тресси бросился к решетке:

– Где Жизель? Она здесь?! – первым делом спросил он. Шарлотта даже не знала, что ответить – она лишь беззвучно плакала, хотя думала, что все слезы давно кончились. Герцог же, глядя на ее измученное лицо, понял все без слов и только, прижавшись лбом к прутьям, простонал: – Господи, Боже мой… Шарлотта, умоляю, скажите, что это не она с вами сделала. Она не могла, не могла…

***

Следующие три дня Шарлотта провела в Охотничьем замке, куда отвез ее герцог де Тресси.

Монтевиль и Ирен тоже были спасены. Ирен, на удивление быстро пришедшая в себя, покинула Лотарингию так скоро, как только смогла. Она мечтала забыть о случившемся, как о страшном сне. Герцогу досталось больше всех: вызванный к нему доктор сказал, что он очень плох – удар по голове был слишком сильным и, если он и выживет, то, вероятно, до конца жизни будет страдать сильнейшими мигренями. Если выживет.

Де Тресси неотлучно находился при нем, а Шарлотту, кажется, избегал, чувствуя перед ней вину. Однако на третий день, когда Шарлотта пришла в себя настолько, что смогла, наконец, выбраться из спальни, он все же рассказал ей все, что знал.

Несколько дней назад в Париже его застало письмо от Жизель, которая, как и все остальные обитатели Фонтенуа-ле-Шато, находилась в то время под домашним арестом. Жизель слезно просила его поехать в придорожную таверну между Иль-де-Франс и Лотарингией, обыскать номер мсье Госкара и добыть ларец, в котором, как она сказала, находятся компрометирующие ее письма.

Разумеется, де Тресси не стал ничего уточнять, а, счастливый, оттого, что герцогиня просит его о чем-то, помчался разыскивать таверну. Где позже его и застали мсье Госкар и Жоржетта.

– Они не сразу поверили мне… я и сам бы, наверное, не поверил, услышав такое. Но, узнав, что ларец просила забрать именно Жизель, немедленно помчались в Фонтенуа, беспокоясь о вас. Я поехал следом, не веря, что Жизель могла сделать что-то дурное – и пришел в ужас, увидев горящий замок. Мне повезло, я нашел вас первым. Потом, пока вы спали, мсье Госкар и мадам де Руан уехали в Париж, чтобы добиться освобождения мсье де Руана.

***

…Жизель де Монтевиль была найдена в лесу Лотарингии спустя несколько дней. Она вовсе не выглядела безумной – напротив, была спокойна и невозмутима как обычно. Вины своей она не отрицала. Король, узнав, что герцогиня хладнокровно убила его верного подданного, тотчас приговорил ее к казни, но к нему с многочисленными прошениями являлся ее законный муж, герцог, а также и мсье Госкар, наследник покойного де Виньи, который лишь в эти дни и узнал о существовании сестры. Король, приняв во внимание ужасное детство герцогини, сжалился, приказав лишь заточить ту в монастырь, где она и окончила свои дни, медленно угасая.

Тогда же, во время следствия, стало известно и о других неприглядных поступках герцогини. Например, о том, что она пыталась выставить герцога де Тресси заговорщиком: узнав, что комнаты приближенных к королю обыскивают, Жизель подумала, что это отличный шанс избавиться от столь мешающих ее браку домогательств де Тресси. А если повезет, то и от него самого. Потому, задействовав некоторые связи, она сделала так, чтобы сундучок с испанскими дублонами оказался в комнатах де Тресси. А чуть позже, так и не сумев уговорить мужа ехать в Фонтенуа-ле-Шато, герцогиня решила, что небольшое ранение Филиппа ей в этом поможет. Она наняла человека, который, назвавшись именем де Тресси, должен был найти людей для нападения на ее мужа в темном переулке. Жизель утверждала на допросе, что ею заранее было оговорено, что ранение то должно было быть несерьезным…

***

Вестей из Парижа все еще не было, отчего Шарлотта пребывала в унынии. Но однажды в предзакатный час она задремала в своем будуаре в Охотничьем замке за книгой, а когда распахнула глаза, то первым, кого увидела, был Шарль.

– Вы мне снитесь? – еще не веря, спросила она.

– Кажется, нет, – улыбнулся в ответ Шарль.

– Вы приехали, чтобы забрать меня с собой, в Шато-де-Руан?

– Если вы все еще не передумали, – улыбка Шарля немного дрогнула.

Шарлотта же, окончательно поняв, что это он – живой, невредимый и теперь уже точно принадлежащий ей одной – вместо ответа бросилась ему на шею.

– Шарль, – дрогнувшим голосом позвала вдруг она.

– Что? – отозвался он, не размыкая объятий.

– Вы помните наше венчание в Церкви Святой Елены?

– Разумеется…

– Сейчас я скажу вам одну вещь, только вы сначала поклянитесь, что не будете бить мсье фон Дорна. Я ему уже пообещала, что вы его не тронете.

– А почему я должен бить мсье фон Дорна? – хохотнул Шарль.

Шарлотта глубоко вздохнула и начала говорить. Все-таки она очень опасалась за здоровье преподобного отца Бернара.