Текст книги "Милая Шарлотта (СИ)"
Автор книги: Анастасия Логинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
Глава 45…И ГОСТИ, КОТОРЫХ НЕ ЖДАЛИ
– Ничему вас жизнь не учит, сударыня: ночью без сопровождения пойти на встречу непонятно с кем… А если бы это был не я, а какой-нибудь негодяй? – мужчина рассмеялся на ухо Шарлотте.
Разумеется, это был де Тресси. Злость придала Шарлотте сил, и она смогла высвободиться из его рук – да он и держал-то ее не слишком крепко.
– Да я раз за разом убеждаюсь, что большего негодяя, чем вы, сударь, во всем Париже не сыскать! – выкрикнула ему Шарлотта и пыталась отдышаться. Он очень сильно ее напугал.
– Значит, я правильно сделал, что написал то письмо не сам, а поручил этому малому – Бернару? – снова рассмеялся де Тресси. – А то вы, чего доброго, не пришли бы вовсе.
Шарлотта покачала головой, больше злясь на себя, чем на де Тресси – за то, что придумала себе, будто ей написал Шарль. Она устало спросила:
– Что вам нужно от меня, сударь? И как вы узнали, что я здесь?
Шарлотта догадывалась, что де Тресси снова попытается настоять на том, чтобы она рассказала герцогине о ее муже. Но теперь уж точно об этом и речи не могло быть: Шарлотта не желала быть орудием в чьих-то руках!
Де Тресси присел на скамейку подле пруда и закинул ногу на ногу, давая понять, что разговор будет долгим. Он улыбнулся внезапно:
– Вы просто умница, Шарлотта, что наплели всем, будто едете в Седан – даже я не сразу разгадал ваш маневр. Но я не сомневался, что как только ваш муж оставит вас одну, вы пожелаете встретиться с Жизель и рассказать ей правду.
Де Тресси пока что не обманывал ожиданий Шарлотты, так что она чувствовала, что контролирует его, и сказала надменно.
– Я приехала сюда не для того, чтобы расстраивать брак де Монтевилей. Да будет вам известно, что я вовсе бы здесь не появилась, останься мой муж в Париже.
– Тогда получается, что он очень вовремя уехал, не так ли? – рассмеялся герцог.
У Шарлотты в этот момент возникла догадка, а потом она потрясенно спросила:
– Уж не хотите ли вы сказать, что командировка барона – это ваших рук дело? Вы негодяй, сударь…
– Вы мне это уже говорили, Шарлотта, – поморщился де Тресси. – Простите, я не хотел вас разлучать с вашим дражайшим супругом, но вы же шагу сделать не можете без его разрешения – куда это годится? И, потом, как там говорят философы: настоящее чувство разлука только раздувает, подобно ветру, – и снова рассмеялся. – Ваш барон скоро вернется, не сомневайтесь. Скажите лучше, вы уже видели ее?
– Кого? – злясь, но не в силах ничего поделать, спросила Шарлотта.
– Вашу подружку – виконтессу де Сент-Поль. Она покинула Двор на следующий день после отъезда де Монтевилей, взяла с собой только горничную и минимум одежды. Говорю вам, он прячет ее где-то в замке, должно быть, в одной из башен, туда по десять лет никто не заглядывает…
– Здесь нет никого постороннего! Герцог не посмеет прятать любовницу в доме жены. Где вы остановились?
– В Седане, – заявил тот как что-то само собой разумеющееся. – Представился вашим другом – вы же не против?
– Вы с ума сошли? – Шарлотта уже чуть не плакала. – А если кто-нибудь узнает об этом и неверно истолкует? Как же я устала от вас…
И мимо герцога побрела к выходу из сада – пусть только попробует ее остановить.
– Шарлотта! – крикнул он ей вслед, как ни в чем не бывало: – все, что узнаете, передавайте через этого малого, Бернара, я хорошо заплатил ему.
– Идите к черту! – выругалась Шарлотта впервые в жизни и тут же услышала в ответ смех герцога.
Она торопилась вернуться в свои комнаты, злилась и отчаянно сжимала кулачки, потому что была недовольна собой. Как же это ужасно, когда не можешь ничего контролировать в собственной жизни! Ни свои чувства, ни свое поведение, ни даже влияние на себя таких мерзавцев, как де Тресси!
Ну почему она не может просто взять и уехать, оставив их всех с носом?! Вот Жоржетта бы наверняка так и поступила, не позволила бы помыкать собой.
Шарлотта чувствовала, что нужно уехать – завтра же, чтобы если не другим, то хоть себе доказать, что сама является хозяйкой своей жизни. Она даже наказала Грете разбудить ее завтра, едва рассветет, но ложилась в постель в слезах и в полной уверенности, что наутро бунтарские мысли пройдут, и она вновь предоставит всему идти своим чередом.
Невыносимо было осознавать это!
Однако, проснувшись еще до того, как к ней зашла горничная, на свежую голову Шарлотта еще больше уверилась, что ей надобно уезжать, бежать из этого места!
Так она и поступила. Грета помогла ей одеться, вещей Шарлотта с собой вовсе не брала. Ах, да, ведь Разбойница ранена и должна оставаться в покое, пока не поправится. Ну, ничего, будет вполне справедливо, если Шарлотта одолжит лошадь в герцогской конюшне, а уже из Парижа напишет герцогине и извинится за внезапный отъезд. Шарлотта надеялась, что Жизель ее поймет.
Что касается Шарля, то, возможно, она и правда что-то чувствовала к нему, но эти чувства не имеют никакого будущего, потому надобно выбросить все из головы как можно скорее…
Шарлотта не закончила свою мысль, потому что как раз в этот момент она подошла к дверям конюшни, чтобы выбрать себе лошадь, и, едва нырнула в теплое, пропахшее сеном и лошадьми помещение, как увидела мсье де Руана собственной персоной.
– Что вы здесь делаете? – опешив, спросила она.
Впрочем, вопрос был риторическим: Шарль запрягал своего коня и явно собирался в дорогу.
– Я решил уехать, Шарлотта. Думаю, так будет лучше, – сухо ответил он.
– Да нет же, – волнуясь, возразила та, – это я должна уехать! И вовсе не вы этому причина – не надейтесь.
– Я и не надеюсь.
Он упрямо продолжал крепить седло, а Шарлотта чувствовала себя в глупейшем положении. Он как будто раздобыл приспособление, которое читает ее мысли, и делал все, чтобы появиться на ее пути!
– Вы как будто назло мне все делаете! – чувствуя, как подступают слезы, произнесла Шарлотта. – Позвольте мне уехать, прошу, а вы оставайтесь…
Это сыграло роль. Шарль оставил коня, и эта суровость во взгляде, изводящая Шарлотту, вдруг отступила: он посмотрел на нее с нежностью, почти как раньше. Обойдя коня, Шарль приблизился к ней и собирался что-то сказать – но в этот момент оба затихли, потому что с улицы донесся развязанный женский смех. В то же мгновение двери конюшни распахнулась, и ввалились, абсолютно недвусмысленно обнимаясь, Ирен и герцог де Монтевиль.
– Тише, Ирен, я вас умоляю! – приглушенно смеялся в ответ герцог. – Обещайте, что немедленно возьмете вашу лошадь и уедете. Вам и приезжать-то вчера было не нужно.
– Вы недовольны, что я приехала? – изумилась Ирен.
– Очень доволен, но… ах, какая же вы! – и, прижав ее к грязной стене конюшни, принялся с упоением целовать.
Оба они были так заняты друг другом, что не замечали посторонних. Шарлотта же прикрыла рот ладошкой, поражаясь их наглости и самонадеянности.
– Боже… Филипп, что здесь происходит?! – Шарль, который стоял рядом и был поражен не меньше, молчать, в отличие от Шарлотты, был не намерен.
Герцог, отскочив как ошпаренный, выглядел совершенно растерянным и стирал с лица краску для губ, которую использовала Ирен. Он встревожено переводил взгляд с Шарля на Шарлотту и первым делом вымолвил:
– Умоляю вас… только не говорите ничего Жизель!
– И вы еще смеете об этом просить! – не выдержала Шарлотта и вопросительно посмотрела на Шарля, ожидая, что тот поддержит ее.
Шарль, совершенно растерянный, только спросил:
– Филипп, у вас роман с этой женщиной? – уточнил он, будто это было не очевидно.
– Да, но я люблю, всем сердцем люблю Жизель. Умоляю вас, только не говорите ей ничего!
Ирен, молча поправляющая платье, возмущенно цокнула языком и молвила:
– Что ж, я, пожалуй, оставлю вас, господа, – и вывела под уздцы не расседланную лошадь, очевидно свою.
Нервно оглянувшись на нее, герцог зашептал, обращаясь к Шарлю:
– Шарль, вы должны понять меня, вы же тоже мужчина…
Шарлотте вдруг показалось, что Шарль и впрямь засомневался. Так она и знала – все они одинаковые! Вспыхнув, Шарлотта заявила:
– С меня хватит! Я сегодня же расскажу все герцогине, чего бы это мне не стоило! Как же вы мне отвратительны… оба!
И, подобрав юбки, убежала.
Шарлотта уже не думала, что все же идет на поводу у де Тресси. Не думала и о том, какие страдания это принесет герцогине. Уж лучше снести эти страдания один раз, чем годами слушать ложь!
Было раннее утро, за окнами едва рассвело, и герцогиня, должно быть, еще не покинула свои покои. Потому Шарлотта прямиком отправилась к ее комнатам, не зная пока, как поведет разговор.
К счастью, Жизель уже проснулась и сидела в пеньюаре подле зеркала, пока камеристка причесывала ей волосы:
– О, Шарлотта, как вы рано встаете! Как спалось?
У нее было такое хорошее настроение, что говорить об измене мужа сейчас было бы слишком жестоко. Но Шарлотта, присаживаясь в кресло рядом с ней, уже твердо решила, что скажет все – сейчас, не выходя из этой комнаты. Пусть даже Жизель не поверит ей или возненавидит после этого.
– Жизель, дорогая, – улыбнулась Шарлотта, – мы могли бы поговорить наедине? Это очень важно.
И указала взглядом на камеристку.
Герцогиня, заражаясь волнением Шарлотты, тут же отослала ее и всецело обратила внимание на подругу:
– Что случилось? У вас какие-то неприятности, Шарлотта?
– Нет, у меня все хорошо… Жизель, ответьте мне, вы любите вашего мужа?
– Почему вы спрашиваете? – заволновалась та еще больше и, повернувшись к зеркалу, начала с преувеличенной тщательностью подкалывать волосы. – Разумеется, я безмерно люблю Филиппа. В нем вся моя жизнь.
Шарлотта кивнула. Сказать правду будет, очевидно, еще труднее, чем она думала. Но отступать теперь уж нельзя!
И в этот момент в дверь постучали, окончательно сбив Шарлотту с мысли.
– Войдите! – крикнула Жизель.
Глава 46. ДАМЫ ПРОТИВ КОВАЛЕРОВ
Шарль был даже рад, что Шарлотта убежала, оставив их с Филиппом наедине: стоит ли говорить, что ему было ужасно неловко обсуждать подобные темы при ней.
– Филипп, я вас не понимаю, – заговорил он, – после всех несчастий, которые выпали на долю герцогини, вы – единственный человек, которому она доверяет – так поступаете с ней!
– Не учите меня жизни, Шарль! – мрачно огрызнулся герцог. – Вы сами-то не слишком примерный муж.
Шарль еще больше сник. Если опустить детали, то, по сути, он действительно мало чем отличался от герцога: будучи женатым человеком, мечтал о другой. Так герцог хотя бы заботился о том, чтобы Жизель ничего не узнала – Шарлю же по большому счету было все равно, что думает и чувствует Жоржетта.
Что более безнравственно – еще вопрос.
И все же вслух он сказал:
– Что ж, Ваша Светлость, боюсь, мой визит затянулся.
– Шарль, Шарль!… – сморщился, явно коря себя за последние слова Филипп, – простите меня, я знаю, что мои поступки отвратительны. Я сам себе противен! Но Жизель… если бы только она всегда была такой, как вчера за ужином, например, – Шарль вопросительно посмотрел на него, не понимая, что он имеет в виду. Но герцог уже снова жалел о своих словах: – Боже мой, теперь я обвиняю ее! Нет, это я один во всем виноват, я ужасный человек! Но Жизель не должна страдать! Умоляю вас, убедите баронессу ничего ей не говорить – хотя бы пока. Меня Шарлотта не послушает точно!
Он держал Шарля за плечо и смотрел умоляюще. Шарль и сам чувствовал, что нельзя допустить, чтобы Шарлотта вот так вывалила это все на герцогиню – как ни осуждал он сейчас Филиппа, но чувствовал, что нужно дать ему возможность исправить все самому.
Шарль отчего-то был уверен, что все исправить еще можно.
Ответив герцогу только мрачным взглядом, он спешно покинул конюшню.
Как сказала встреченная в коридоре горничная, герцогиня уже проснулась, но еще не покинула своих комнат и принимала сейчас Шарлотту. Еще больше Шарль уверился, что нужно ее остановить, пока она не натворила бед! Почти бегом добравшись до комнат герцогини, Шарль немедленно постучал:
– Войдите! – раздался голос Жизель, и Шарль толкнул дверь.
Так и есть: Шарлотта сидела в кресле, чрезвычайно встревоженная, а герцогиня у зеркала, в одном пеньюаре. Шарль знал, что при Дворе считалось вполне нормальным принимать посетителей, даже мужчин, в подобном виде по утрам, но все равно смутился и поспешно отвел взгляд.
– Доброе утро, дамы… Прошу прощения, но я узнал, что баронесса здесь, а мне необходимо срочно с ней поговорить.
– Так срочно, что это не подождет до завтрака? – улыбнулась Жизель.
– Да, дело огромной важности!
Шарль смотрел на Шарлотту, герцогиня тоже перевела на нее взгляд – сама же Шарлотта с неприкрытой ненавистью глядела на Шарля и, по-видимому, не могла выдумать повод для отказа.
– Простите, Жизель, я быстро, – сказала она.
Шарлотта все же встала и вышла.
– Ну? – требовательно спросила она, закрыв за собою дверь, – и что же за дело огромной важности?
Шарль прислонился спиной к стене и тяжело вздохнул:
– Я прошу вас, – сказал он, – я вас умоляю, проявите благоразумие, не говорите ничего герцогине.
– Это и есть то самое важно дело? – хмыкнула Шарлотта. – Я даже не удивлена, сударь, что вы поддержали вашего… друга.
– Поймите, Шарлотта, сейчас я выступаю не в интересах герцога, а в интересах мадам де Монтевиль. Ей будет больно услышать такое о муже.
– Да что вы знаете о боли!
– Знаю, не меньше вашего! Шарлотта, вы что снова хотите обсудить наши отношения?
– Ничего я не хочу! Я просто расскажу все герцогине, я уже решила!
И она, одарив на прощание Шарля уничижительным взглядом, вернулась в покои герцогини.
Де Руан, ужасно злясь на себя, тут же постучал снова.
– Войдите! – пропела герцогиня.
– Ваша Светлость, – милейше улыбался Шарль, – мне придется похитить баронессу еще раз. Очень важное дело…
– Это уже неприлично, мсье де Руан! Вы не даете нам поговорить, – заявила Жизель, однако, по мелькнувшей на ее лице улыбке было понятно, что ситуация ее забавляет. – Две минуты и не более.
Шарлотте ничего не оставалось, как подняться с ужасной неохотой и выйти за дверь. На Шарля она глядела уже с неприкрытой ненавистью:
– Сударь, неужели я не вполне ясно сказала, что не намерена выполнить вашу просьбу?
– Достаточно ясно, сударыня.
– Тогда что вы желаете мне сказать?!
– Ничего, – отозвался он и перевел тяжелый взгляд на Шарлотту, – однако знайте, что если вы сейчас вернетесь в комнату, я не замедлю вызвать вас снова. Я не позволю вам остаться с герцогиней наедине, понимаете?
Та прищурилась и дерзко улыбнулась:
– Значит, так, да? Вы решили действовать измором!
– Вы не оставляете мне выбора, сударыня.
С полминуты они стояли в полутьме коридора и глядели друг на друга вовсе недружелюбным взглядом. Шарль понимал, что своими же руками топит их с Шарлоттой отношения, и после возродить между ними даже дружбу, не говоря уже о чем-то большем, будет невозможно. А, главное, ради чего он это делает? Ради герцога? Но инстинктивно он чувствовал, что поступает правильно и противиться этому не мог.
Молчание у двери герцогини было нарушено возвращением камеристки:
– В столовой уже подают завтрак, – нерешительно сказала женщина, – Ее Светлости надобно одеться…
И проскользнула между Шарлем и Шарлоттой за дверь.
– Тогда я скажу все герцогине во всеуслышание – прямо за завтраком! – заявила Шарлотта, когда дверь за камеристкой закрылась. – Я не стану никого покрывать, слышите!
– Вы не посмеете… – произнес Шарль с сомнением.
– Желаете проверить?! – На прощание Шарлотта хмыкнула и удалилась, гордо держа голову.
Что подавали на завтрак Шарль даже не заметил: он вполне обосновано опасался, что Шарлотта выполнит свою угрозу, а потому без умолку что-то рассказывал, не давая ей вставить и слова.
Сперва он долго и нудно цитировал по памяти все, что читал о Лотарингии, делая вид, будто не замечает, что Шарлотта буквально испепеляет его взглядом, а герцогиня изо всех сил пытается подавить зевоту. Лишь Филипп, поняв его намерения, делал вид, что ему безумно интересно слушать какие птицы обитают в этих широтах.
– Шарль, вы, я смотрю, сегодня в ударе, – заметила Жизель, стоило ему лишь перевести дыхание. И тут же заговорила с Шарлоттой: – милая, чем вы планируете заняться после завтрака? Мне показалось, вы хотели что-то со мной обсудить.
Но тут вступил Филипп, совершенно невежливо перебив начавшую говорить Шарлотту – но, видимо, ему было совершенно не до приличий: он был ужасно бледен, и даже испарина выступила на лбу.
– Как же, Жизель, дорогая, вы обещали этот день провести со мной!
– Когда обещала? – изумилась та. И улыбнулась: – и, потом, Филипп, это невежливо по отношению к гостям: все наше время мы должны посвящать им.
И чарующе улыбнулась, заставляя и остальных присутствующих изобразить улыбки.
Шарль так много говорил за завтраком, что, кажется, вовсе ничего не ел. Когда же слуги начали убирать посуду, он собрался уже вздохнуть с облегчением, но понял, что рано.
– Жизель, я придумала, чем мы займемся: я видела в вашем будуаре пяльцы с великолепной вышивкой, вы ведь не откажете мне показать, как делали этот узор? Заодно мы могли бы посплетничать – надеюсь, мужчины не станут нам мешать? – она, совершенно невинно хлопнув ресницами, посмотрела на Шарля. – Ведь все важные дела мы уже обсудили, мсье де Руан, не так ли?
На сей раз Шарль не знал, что ответить: пришлось наблюдать, как Шарлотта и Жизель уходят, а Шарлотта вдобавок, последней выходя из столовой, еще и недвусмысленно ухмыльнулась им, не оставляя сомнений, что выполнит свою угрозу в ближайшее время.
– Она великолепна… – изрек Филипп, как только дверь за дамами закрылась, и тут же пояснил: – Жизель. Поверьте, Шарль, я сам ненавижу себя за то, как с ней поступаю, и не могу понять, что меня не устраивает в собственной жене. Она идеальна.
– Ее Светлость действительно достойнейшая из женщин, которых мне доводилось видеть, – ответил Шарль, мрачно глядя на герцога.
Тот перевел на него усталый взгляд:
– Да, достойнейшая. Моя покойная матушка крепко ей вбила в голову, что истинная благородная дама должна улыбаться и выглядеть счастливой, какое бы дурное настроение у нее ни было. А казаться благородной дамой – всегда было единственным желанием Жизель.
Шарль смотрел на Филиппа с сомнением: он говорил, причем уже не в первый раз за день, так, словно с домашними, когда посторонних не было рядом, Жизель вела себя как-то иначе. Шарлю подобная мысль показалась бредом, даже возникла неприязнь к герцогу: зачем он наговаривает на жену?
Как будто услышав его мысли, Филипп продолжил, встав из-за стола и прохаживаясь по просторной столовой:
– Я предпочитаю не выносить сор из избы, но вы, мой друг, по воле случая и так втянуты в наши семейные дела слишком сильно. – И, глубоко вздохнув, продолжил, – Жизель очень чувствительная натура. Из-за малейшего расстройства она выходит из себя: запирается в своей комнате, ни с кем не желает разговаривать… Я боюсь за ее душевное здоровье, понимаете? И еще она очень боится меня потерять: доходило просто до абсурда. Однажды, когда мы только-только поженились и из-за родителей вынуждены были жить при Дворе, мне выпал неплохой шанс проявить себя. Я должен был командовать войском в ходе одного из сражений при Франш-Конте – я с детства мечтал о военной карьере, – пояснил, чуть смущаясь, Филипп, – разумеется, я мог погибнуть, и Жизель этого боялась. Она не желала меня отпускать, а в ночь перед отъездом мы даже поссорились. Она ушла в свои апартаменты, а наутро ее не нашли ни в комнате, ни в Лувре. Совсем как тогда, после смерти Мадо… Разумеется, я упросил короля освободить меня от должности – Его Величество и сами разволновались, на поиски Жизель был пущен небольшой отряд гвардейцев. Ее нашли спустя двое суток в бедняцком квартале Парижа, в доме для душевнобольных. Она не сразу узнала меня, а только повторяла «все меня бросают, я никому не нужна»…
Глава 47. ТАЙНА ОХОТНИЧЬЕГО ЗАМКА
Шарль сомневался в правдивости рассказа Филиппа – слишком это не похоже было на герцогиню. С трудом можно было представить ее требующую чего-то или хотя бы повышающую голос. А уж решиться на то, чтобы убежать из дома… право, это не о ней.
И, тем не менее, Шарль шел к комнатам герцогини, зная, что вызовет ее недовольство, но все равно желая сохранить ее счастье, заключающееся в неведении.
Когда он вошел в будуар Ее Светлости, то первой его мыслью было, что Шарлотта успела уже рассказать о неверности Филиппа – настолько враждебным был взгляд Жизель.
– Мсье де Руан, хочу заметить, вы требуете к себе слишком много внимания, – на сей раз лукавой улыбки на ее лице не было, только раздражение, которое она отчаянно пыталась скрыть.
Шарль действительно переходил все границы приличия своим вторжением.
Коря и ругая себя, внешне он держался спокойно и с достоинством. Обворожительно улыбнулся обеим дамам и без позволения уселся в кресло напротив Шарлотты и герцогини.
Ненавидя себя за нагловато-слащавый тон, молвил в лучших традициях парижских ловеласов, выдумывающих самые невероятные предлоги, дабы задержаться в женском обществе:
– Я клянусь, что не помешаю, Ваша Светлость. Просто я чрезвычайно интересуюсь вышиванием и ничего не могу с собою поделать, увы. Вы ведь не прогоните меня?
Под конец он умильно посмотрел на герцогиню и даже изогнул брови, как делают дети. Шарль чувствовал себя последним идиотом и недоумевал, почему эти взгляды всегда действуют на дам. А герцогиня действительно смягчилась:
– Вас следовало бы прогнать, – отозвалась Жизель, все еще пытаясь быть серьезной. – Но в этом доме вы гость, а гостям позволено все.
Она натянуто изобразила улыбку и склонилась к пяльцам.
Около четверти часа в будуаре герцогини висело молчание, нарушаемое только сопением комнатных собачек герцогини, которые копошились на диванных подушках.
Шарлотта молчала и вышивала, лишь изредка поднимая на Шарля полные ненависти глаза, Жизель, напротив – улыбалась, хоть и неискренне.
Сам Шарль, невероятно смущенный, пробовал рассматривать обстановку, но быстро соскучился. Все чаще задерживался он взглядом на лице Шарлотты – ненавидя себя за то, что любуется каждым ее движением, платьем, наклоном головы. Те же редкие моменты, когда она отрывалась от шитья, чтобы послать ему взглядом очередную порцию своего недовольства, становились для него шансом хоть мельком посмотреть в зеленые глаза Шарлотты – счастье, которого он по глупости своей, увы, недостоин.
И лишь раз Шарль заметил в ее глазах не ненависть, а тоску и боль. Он так остро почувствовал эту невыплаканную боль, что ему стало трудно дышать: все вокруг поплыло – комната, герцогиня, запахи, звуки, ощущения – все как будто скрылось за пеленой. Оставался лишь свет глаз Шарлотты.
Наваждение исчезло, когда она, моргнув, снова опустила лицо к вышивке. Шарль в этот момент резко сорвался с места, поняв, что сойдет с ума, если еще раз взглянет на нее. Первым порывом его было немедленно уйти, чтоб не мучить ее больше, но усилием воли он заставил себя остановиться и непринужденно подойти к Жизель:
– Позвольте спросить, что вы вышиваете, Ваша Светлость? – пытаясь выглядеть беззаботным, спросил он, заглядывая через ее плечо на пяльцы.
– Часовню, – коротко ответила та, не поворачивая головы.
Но Шарль уже и сам видел, что это был пейзаж – та самая часовня, возле которой похоронена Мадо. Зачем герцогиня так мучает себя, зачем изводит? Даже ему становилось не по себе, когда он глядел на черно-серое строение, с грозно возвышающимися за ним крестами – те словно наказывали своей суровостью каждого взглянувшего на вышивку.
Шарлотта не вытерпела и тоже взглянула на работу:
– У вас отлично выходит, Жизель, – наивно восхитилась она, – только… несколько мрачно. Почему бы не сделать хотя бы деревья зелеными, а не серыми?
Жизель ответила ей только короткой улыбкой.
Что пыталась вышить сама Шарлотта, Шарль, признаться, даже не понял – она успела сделать не больше десяти стежков ярко-желтыми нитками. Кажется, вышивание шелком не входило в число ее талантов.
Заметив, вероятно, по лицу Шарля его догадку, Шарлотта вспыхнула, нервно отложила работу и, бросив в него еще один негодующий взгляд, вдруг заговорила:
– Жизель, дорогая, – начала она осторожно, – говорила ли я вам, что герцог де Тресси гостит в замке Седан? Мы с моим мужем его пригласили…
– Ах! – вскрикнула, перебивая, Жизель. – Боже мой, какая я неловкая, я уколола палец…
И действительно капля алой крови тут же выступила на ее пальце и не замедлила расплыться по белоснежному шелку. Шарлотта засуетилась, а Шарль бросился было к кувшину с водой.
– Это всего лишь укол, друзья мои, не волнуйтесь, – попыталась рассмеяться Жизель, глядя на испорченный шелк, но, кажется, волнуясь не об этом. – Гостит в Седане, говорите? Барон и вы – что же большие друзья с мсье де Тресси?
– Да, – простодушно ответила Шарлотта, – я знаю, вы не очень любите герцога, но, думаю, судите о нем предвзято. Он вовсе не такой, каким кажется. Его Светлость сделали для меня много хорошего.
– Интересно, что же именно?! – с вызовом спросил Шарль – совершенно неожиданно для себя.
И Жизель, и Шарлотта подняли на него глаза изумленно. А потом герцогиня сказала:
– Мсье де Руан, ваш живой интерес к жизни баронессы может быть истолкован весьма двусмысленно, – заметила она.
Шарлотта снова взяла свою вышивку, а на губах ее играла легкая улыбка. Через мгновение она продолжила повествование о герцоге де Тресси:
– Сердце Его Светлости очерствело в связи с некоторыми событиями, и он не всегда разговаривает почтенно, но, по моему разумению, он куда достойнее некоторых присутствующих в Фонтенуа-ле-Шато мужчин.
А потом, бросив на Шарля мимолетный взгляд, склонилась к уху герцогини и что-то ей шепнула – Шарль, разумеется, не слышал. Только мрачно наблюдал, как удивленно приподнимаются брови герцогини:
– Кто бы мог подумать… – вымолвила та, наконец, и взволнованно продолжила: – и что же вы думаете, что он питает к вам… – она, наткнувшись взглядом на Шарля, в тот же момент склонилась к уху Шарлотты.
Та рассмеялась и возразила:
– Увы, нет, – она взяла Жизель за руку и негромко и доверительно ей сказала, – вам как никому должно быть известно, что сердце его раз и навсегда отдано другой женщине.
То, как отреагировала Жизель, Шарлю совсем не понравилось: она, мимолетно улыбнувшись, тотчас уткнулась взглядом в шитье, а щеки ее тронул румянец.
Шарлотта же перевела взгляд на Шарля – торжествующий взгляд. А потом спросила:
– Жизель, милая, а что находится в той башне, самой высокой, – она кивнула за окно.
Герцогиня пожала плечами, все еще пребывая в своих мыслях:
– Не знаю, право… кажется, я заглядывала туда лишь в детстве, когда играла с Филиппом и… герцогом де Тресси. Мы росли вместе.
– А вы не думали заглянуть туда сейчас?
Шарль внезапно заволновался, уже поняв, чего добивается Шарлотта. Она думает, что любовница герцога прячется в этой башне. И ведь это вполне может оказаться правдой! Не из Парижа ведь приехала виконтесса вчера вечером…
Но Жизель ответила смехом:
– Там нечего делать, Шарлотта, уверяю вас: еще десять лет назад в башне все было в ужасном состоянии – только грязь и паутина… там даже присесть негде.
Шарль отметил, что очень сомнительно, чтобы такая дама как Ирен де Сент-Поль согласилась «гостить» в подобной башне. Не настолько сильна ее любовь к герцогу. Даже из окна будуара герцогини было видно, что окна башни темны и заросли паутиной.
Шарлотте, похоже, пришла в голову эта же мысль, потому она несколько приуныла.
– Шарлотта, у меня закончился серый шелк – вы поделитесь со мной? – спросила негромко Жизель.
– Разумеется, держите… – она, подавая нитки, снова взглянула на вышивку, а потом заметила, – вы и замок решили сделать серым? Возьмите хотя бы коричневый, это заметно оживит пейзаж.
Жизель улыбнулась:
– Этот замок действительно серый – я пойду против истины, если изображу его коричневым.
Шарль, поднявшись, тоже посмотрел на вышивку: это тот самый замок, который Филипп называл охотничьим и куда не желал его вести. Он смотрел на намеченные нитками очертания замка и уже понял, где герцог прячет Ирен. И молился про себя, чтобы об этом не догадалась Шарлотта.
Но он ее недооценил.
– Так эта вышивка запечатлела реальные окрестности замка? – она, закусив губу, смотрела на рисунок.
– Да, – подтвердила Жизель, – это охотничий замок, его построил дед Филиппа. До него около одного лье.
Шарлотта тотчас отложила вышивку и поднялась на ноги, беря Жизель за руки:
– Милая, – заговорила она, – вы же хотели до обеда успеть еще показать мне окрестности? Быть может, прямо сейчас отправимся на прогулку? Право, мне очень хочется подышать воздухом!
