Текст книги "Милая Шарлотта (СИ)"
Автор книги: Анастасия Логинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Глава 56. ЗАВЕЩАНИЕ
Сон Шарлотты был тяжелым, муторным и начисто лишенным сновидений. Открыв глаза и пытаясь разглядеть хоть что-то в густой темноте, она перебирала в памяти ужасные события прошлого дня и отчаянно молилась, чтобы события эти оказались лишь ночным кошмаром. Напрасно.
В углу комнаты на столике все же чадил слабый огонек свечи, дающий немного света, а в кресле кто-то дремал. Баронесса приподнялась на подушках и поняла, что это Грета, умиротворенно похрапывающая во сне.
Со стоном Шарлотта вновь упала на подушки и уткнулась в нее лицом, пытаясь унять рыдания: реальность была так беспощадна, что лучше бы ей вовсе не просыпаться!
Шарль убил ее мужа… Так сказал мсье Госкар, а он никогда не ошибается.
Убил расчетливо и хладнокровно. Даже думать об этом было страшно. Разумеется, он ненавидел Максимильена еще с той дуэли, когда позорно был побежден, а Макс своей милостью подарил ему жизнь. Он ненавидел его, мечтал о мести, а она – глупая женщина – еще подливала масло в огонь. Что тогда, во время фейерверка, что вчера вечером. Она ясно дала понять Шарлю, что никогда не изменит мужу, а он понял это по-своему, решив сделать ее вдовой.
Шарлотта отчетливо вспомнила, как решительно он покинул гостиную замка Седан и как, излишне подгоняя коня, помчался по дороге. Должно быть, как раз в это время Максимильен покидал Фонтенуа, а Шарль так и ехал за ним до самой гостиницы.
Ведь у Шарлотты в тот момент даже шевельнулось предчувствие какого-то неясного зла. Она среди ночи велела оседлать коня и тоже помчалась в Фонтенуа, решив, что хуже все равно уже не будет. В замке ее встретила Жизель, выслушала и велела Грете дать ей успокоительный настой.
Проснулась тогда Шарлотта уже днем – из-за лязга шпаг в гостиной, а вскоре узнала о смерти мужа…
Остаток ночи Шарлотта мечтала забыться сном – пусть беспокойным и тяжелым, но во сне все же не было так больно. Однако действие снотворного отвара, которым уже вторую ночь поила ее Грета, кажется, закончилось, и Шарлотта была обречена на бодрствование.
Когда Грета, громко всхрапнув в последний раз, все же проснулась, за окном уже вступил в права новый день. Шарлотта в это время с преувеличенной аккуратностью раскладывала на кровати черный траурный наряд – расправляла малейшие складочки и как будто пыталась примириться с этим платьем. Шарлотте до сих пор не верилось, что все это происходит с нею. На самом деле.
– Ой, что же это я – уснула? – встрепенулась горничная, сладко потягиваясь после сна.
Зная о привычках баронессы, она первым делом вышла за водой для умывания, а вернувшись и помогая ей умыться, вдруг заговорила несмело:
– Мадам, вчера, когда вы уже уснули, приходил мсье Бернар – лакей господина де Руана. Шибко уж хотел с вами поговорить.
– Разумеется, ты его выставила? – нахмурилась Шарлотта, обтирая лицо и присаживаясь к зеркалу.
Что нужно этому мерзкому человеку? Именно дурное влияния этого проходимца так повлияло на Шарля – по-другому и быть не может!
– Да, конечно, я выставила его, – продолжала, как ни в чем ни бывало, Грета, – вы ведь спали. А сейчас вот за водой-то выходила, так он все у дверей топчется, видать, и правда важное дело-то!
В отражении зеркала Шарлотта увидела по ее лицу, что та, похоже, еще и сочувствует ему.
– Я не желаю, чтобы он даже рядом с моей комнатой находился! – жестко ответила Шарлотта. – И вообще… если мсье де Руана в замке нет, то я не понимаю, что здесь делает его слуга.
Грета взглянула на нее хмуро и, как ей показалось, осуждающе. Да что она понимает!
– Извольте пойти завтракать, звали давно уже, – буркнула та непочтительно.
– Я не хочу, – отозвалась Шарлотта, продолжая сидеть подле зеркала, – и видеть никого не хочу – ты тоже ступай.
Горничная пожала плечами, забрала таз и вышла. Шарлотта тотчас поднялась и заперла за ней дверь – не хватало еще, чтобы этот проходимец ворвался сюда!
Шарлотта действительно никого не хотела видеть – даже мсье Госкара или Жизель. Она не знала, как разговаривать с ними, и ей отчего-то было стыдно принимать их соболезнования.
Что она чувствовала? Шарлотте мучилась оттого, что так дурно рассталась с бароном. Что в тот момент, когда он, должно быть, прощался с жизнью, она остро ненавидела его за пощечину и обвинения. И еще она немного сожалела, что никогда больше не увидит его взгляда – доброго, теплого и полного обожания, и вряд ли кто-то еще станет называть ее Чарли.
Вот, пожалуй, и все, что Шарлотта чувствовала по отношению к своему покойному мужу. Она не убивалась по нему – видимо, потому, что никогда не любила. Убивалась и чувствовала себя уничтоженной она совсем по другому поводу – гореть ей, наверное, за это в Гиене огненной, но причиной ее мучений и слез был не муж.
Как Шарль мог такое сотворить… Ну как?! Слава Мадонне, что он успел сбежать, но что будет, если его схватят? Именно это сводило с ума Шарлотту.
В дверь постучали, отвлекая ее от самобичевания.
На пороге снова была Грета, которая то и дело отворачивалась вглубь коридора и с кем-то переговаривалась:
– Здесь господин Бернар, – умоляюще глядя на Шарлотту, пояснила она, – может быть, все-таки примите его?
– Да что же это творится! – вспыхнула Шарлотта. – Я не желаю ни видеть, ни знать этого человека! Пускай уходит!
– Слышал? – прикрикнула в сторону Грета и с силой захлопнула дверь за собой дверь.
Потом деловито прошла в комнату, как будто Шарлотта не приказывала и ей не приходить.
– Ах, да! – вспомнила она причину возвращения. – Там по поводу покойного барона приехали – нотариус, стало быть. Завещание будут зачитывать, а без вас не начинают, дожидаются.
Шарлотта встрепенулась. Отчего так скоро? Неужто мсье Госкар поторопил? Неужели его могут волновать денежные вопросы сейчас, когда тело барона еще даже не предано земле… Мысленно упрекая мсье Госкара, Шарлотта кивнула горничной:
– Да-да, я сейчас спущусь…
Оставшись в одиночестве, Шарлотта попыталась собраться с мыслями и вышла за дверь. Запирая комнату, она совершенно забыла о лакее Шарля, караулившим ее совсем рядом:
– Мадам Шарлотта, – тотчас вышел он к ней из тени, отчего она даже вздрогнула, – прошу вас, выслушайте меня.
Выглядел он сейчас, пожалуй, даже несчастным: мял в руках шляпу и смотрел на нее как будто снизу вверх, хотя ростом был повыше. Однако Шарлотта, совершенно не чувствуя жалости, игнорировала его и гордо шагала к лестнице.
– Я не желаю вас видеть! – бросила она, не оборачиваясь.
– Да, я знаю, что ужасно виноват перед вами, а знай вы чуть побольше, так, верно, и вовсе прибили бы меня… – продолжал он семенить следом, – но я прошу снисхождения ни к себе, а к мсье де Руану.
Это было такой наглостью, что Шарлотта даже замедлила шаг:
– Как смеете вы, презренный человек, просить меня о снисхождении к человеку, который сделал меня вдовой!
– Не мог мсье де Руан никого убить – ну как же вы этого не понимаете!… – тот почти застонал от бессилия. – Нож ведь кто угодно мог взять! Кто угодно!
Злясь на себя за то, что не может просто идти мимо, не обращая внимания на слова, она остановилась и вкрадчиво, как неразумному ребенку, объяснила:
– Вы же сами слышали вчера, что запасных ключей от комнат в замке не держат, а значит, никто не мог взять нож Шарля без его ведома! Или вы посмеете обвинить герцогиню во лжи?
Тот покорно наклонил голову:
– Нет, увы… я проверял: запасных ключей от комнат в замке действительно нет. И я уж было совсем расстроился, а потом вспомнил, что сам же взял этот нож! Да вы тоже должны помнить: господа завтракали в столовой, мсье де Руан еще рассказывал что-то о погоде в Лотарингии, а я внес ему почту… и этот проклятущий нож. Так с тех пор я того ножа и не видел: видать, он его там оставил, в столовой.
Шарлотта слушала его с сомнением: она помнила, разумеется, тот завтрак, но совершенно не помнила, как Шарлю внесли письма, и был ли действительно в столовой этот нож – ее совсем другие мысли занимали тогда.
Она упрямо тряхнула головой, не желая поддаваться чарам:
– Господи, как земля только носит таких лгунов! Вы лжете для того только, чтобы выгородить вашего хозяина! Стоите вы друг друга, ничего не скажешь!
– Мадам Шарлотта, поверьте же мне… – Но, очевидно, понимая, что подобной ложью ничего не добьется, этот мерзавец пошел на крайние меры: – Мсье де Руан здесь, в замке! – произнес он – и Шарлотта действительно вскинула на него взгляд в волнении. – Он доверился мне одному и просил, чтобы я привел вас. Он хочет сказать нечто очень важное.
Шарлотта молча приблизилась к нему и заглянула в его глаза – покрасневшие глаза пропитого пьяницы, лживого и скользкого. Она покачала головой почти в ужасе:
– Вы покрываете убийцу и говорите об этом мне так просто? Право, у вас нет ничего святого… – едва слышно сказала она.
– Это верно, мадам, святого во мне практически ничего уже и не осталось, но мерзавцем меня это не делает, поверьте. Когда-то был я набожным, да только – доля моя тяжкая – Господь забыл про меня уже очень давно, а я, соответственно, про него. Ежели Ад и в самом деле существует, то, вероятнее всего, я туда и попаду…
Он еще раз вздохнул, да так тяжело, что у Шарлотты даже шевельнулось что-то вроде жалости к этому человеку. Но она быстро отогнала это чувство:
– Ежели вы закончили изливать мне душу, то извольте пойти прочь, – и, усмехнувшись, язвительно уточнила, – скажите только, отчего мсье де Руан так уверен, что я не выдам его тотчас солдатам. Да и вас заодно, раз вы его укрываете!
Тот, снова взглянув на нее с опаской, пожал плечами и произнес:
– Понятия не имею… Мсье де Руан сказал, что просто верит вам.
Поверенный в делах барона – мсье де Шамбаль – давно уже собрал всех желающих присутствовать при оглашении завещания, в каминном зале замка, поскольку гостиная была разнесена в пух и прах. Первым делом де Шамбаль выразил Шарлотте свои соболезнования, помог устроиться на почетном месте подле себя и потом только, откашлявшись, принялся читать.
Шарлотта же из-под ресниц окинула взглядом присутствующих: чуть дальше за ней стоял, облокотившись о каминную полку, мсье Госкар – отчего-то волнуясь и выглядя неспокойным, подле него устроилась в кресле герцогиня де Монтевиль, одетая в глухое черное платье, безучастно смотрела в сторону. В углу у самых дверей скоромно, если понятие скромности вообще знакомо этой женщине, сидела Жоржетта де Руан.
Герцог де Монтевиль отчего-то отсутствовал.
– Я, Максимильен Роже дю Седан, барон де Виньи, находясь в здравом уме и твердой памяти…
Шарлотта невольно вздрогнула, услышав имя мужа из уст мсье де Шамбаля. Она несколько отвлеклась, разглядывая других, но тотчас заставила себя собраться и проявить хоть какое-то уважение к покойному. Правда, это совершенно никуда не годится, что волю барона зачитывают в доме, где все еще прячется его убийца… если, разумеется, фон Дорн не солгал снова, и Шарль действительно в замке.
Хотя, чего уж там – конечно же, он солгал! Разве можно ожидать правды от такого негодяя. Наверняка он просто хочет заманить ее в уединенное место Бог знает для каких гнусностей.
И про нож, наверное, тоже солгал… И тут Шарлотту словно молнией поразило: ведь фон Дорн – действительно единственный, кто мог беспрепятственно входить и выходить из спальни Шарля! Это значит, ничего ему не мешало взять нож и убить им барона. Возможно, Шарль действительно не виноват!
Она тотчас обернулась к мсье Госкару, чтобы поделиться с ним такой восхитительной догадкой, но осеклась, потому как он – совершенно потерянный – взволнованным взглядом смотрел на де Шамбаля. А обе дамы – Жоржетта и Жизель – с удивлением взирали на самого Госкара.
Поверенный уже молчал, видимо, дочитав.
Поняв, что она пропустила все самое главное, Шарлотта умоляюще взглянула на него:
– Мсье де Шамбаль, простите великодушно, я отвлеклась… вы не могли бы повторить?
Тот, сглотнув, снова начал с самого начала:
– Я, Максимильен Роже дю Седан, барон де Виньи…
– Мсье де Шамбаль, – настойчиво попросила Жоржетта, – вы не могли бы – только самую последнюю часть – специально для Ее Милости.
Тот снова кивнул и перешел к главному:
– …настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: все мое имущество, которое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, а так же титулы, я завещаю господину Оливье Госкару, коего признаю своим сыном от девицы Оливии Госкар.
Он замолчал, а Шарлотта еще смотрела на поверенного, пока тот не спросил:
– Перечитать еще раз, Ваша Милость?
– Нет-нет, больше не нужно… – очнулась Шарлота и обернулась к Госкару, – вы действительно сын де Виньи?
С его лица растерянность еще не сошла, но встретившись взглядом с Шарлоттой, мсье Госкар тоже как будто очнулся и горячо заверил ее:
– Шарлотта, я вас уверяю, это какая-то ошибка! – Потом порывисто шагнул к поверенному. – Это старое завещание, мсье де Шамбаль, оно датировано еще февралем 1670, года, когда барон даже не был знаком с мадам де Виньи. Буквально на днях было подписано новое! Я точно знаю, потому что сам его составлял для барона, – он снова перевел взгляд на Шарлотту, глядя ей в глаза и пытаясь убедить, – Его Милость все свое состояние оставил вам, своей супруге… правда, меня он все же узаконивает, я получаю некоторое содержание и замок в Провансе, но он хотел, чтобы основная часть была вашей!
– Простите, мсье Госкар, – заговорил вновь де Шамбаль, – но это единственное завещание, которое было найдено – оно находилось в документах барона, в его кабинете в Лувре.
– Возможно, но новое завещание также имеет юридическую силу, поскольку подписано бароном собственноручно, а заверение его у нотариуса, согласно последним законам, не обязательно. Это завещание должно быть в личных вещах барона, в той гостинице.
Нотариус кивнул:
– Разумеется, личные вещи покойного были осмотрены – мною лично, хочу заметить – но бумаг среди них нет вообще никаких.
Снова повисло молчание, а потом Госкар сокрушенно покачал головой и даже усмехнулся:
– Ах да… эта бумага лежит не в вещах барона, а среди моих бумаг – в моем номере. Он заперт, и я обязуюсь в самое ближайшее время доставить его. Я прошу вас не волноваться, Шарлотта, все причитающееся достанется вам – не сомневайтесь.
Шарлотта и так не волновалась. Она все еще пыталась переварить новость, что мсье Госкар – сын барона. А она, получается, его мачеха! Эта новость настолько ее поразила, что все последующее она и не поняла толком.
– Боже мой, как это благородно, мсье Госкар! – заявила вдруг из своего угла Жоржетта – кажется, с сарказмом. Потом она резко поднялась и вышла.
– Да, это весьма благородно с вашей стороны, – согласилась и герцогиня, поднимаясь со своего места. Кажется, она, как и Шарлотта, не вполне поняла, что здесь только что произошло.
Глава 57. ОЗАРЕНИЕ ШАРЛОТТЫ
Жоржетта пулей вылетела из каминного зала, где зачитывали завещание. Она отлично понимала, что последних слов вовсе не следовало говорить, но смотреть на то, как Госкар любезничает с Шарлоттой, было выше ее сил. С нею он выглядел даже милым и наверняка восхищен был ее умением одеваться. И даже наследство отца легко и походя пообещал отдать ей – неспроста ведь это!
Жоржетта хотела было снова заглянуть в зал, но навстречу ей вышла герцогиня. Поравнявшись с Жоржеттой, она окинула ее взглядом – кажется, не вполне понимала, почему Жоржетта до сих пор в замке, но тут же сама вспомнила:
– Полагаю, солдаты все еще никого не выпускают? – осведомилась она.
– Вы правы, Ваша Светлость, – Жоржетта только вскинула голову еще горделивее – унывать она не собиралась. Хотя даже слуги в этом замке смотрели на нее косо, как на жену убийцы. – Если бы я только могла уехать, то давно бы это сделала, поверьте.
Они обменялись взглядами – не очень любезными – и герцогиня скрылась в дверях столовой. Жоржетта на самом деле разрывалась между желанием поскорее покинуть это место и нежеланием: ведь солдаты уедут только после того, как схватят Шарля, а раз они все еще здесь, то он на свободе – и слава Богу.
Она несколько раз заглядывала в каминную залу, видя, как Госкар, стоя над Шарлоттой, горячо ей что-то говорил, а та отвечала вяло и безучастно. А потом он развернулся и направился к двери, конечно же встретившись с нею.
Надо сказать, что с тех пор, как Жоржетта явилась в Фонтенуа, они и парой слов не обмолвились – кажется, он избегал даже поднимать на нее взгляд. Это сводило Жоржетту с ума, ведь она понимала, что Шарля он считает едва ли не исчадием ада, а ее саму, вероятно, его сообщницей. Возможно даже, мнит себя героем, потому как до сих пор не сдал ее солдатам.
Вот и сейчас Госкар не замечал ее умоляющего взгляда. Лишь проходя мимо, все же остановился, замешкавшись, взглянул ей в глаза – и как будто бы собрался что-то сказать – но в итоге только холодно поклонился. Будто она ему чужая.
Неужели она его потеряла?
От осознания этого на Жоржетту накатило такое отчаяние, что просто не осталось сил делать вид, что ей все равно. Она почти упала на рядом стоящий стул и уронила лицо в ладони. Но тут же опомнилась: двери в каминный зал были распахнуты настежь – не хватало только перед Шарлоттой показывать свою слабость!
Но той, судя по всему, не было до нее дела: Шарлотта сидела на прежнем месте, безвольно смотрела в окно, а по ее щекам скатывались одна за другой слезы. Кажется, не потерянное наследство ее сейчас волновало. Глядя на нее, Жоржетта только покачала головой устало: с одной стороны ей было жаль ее – ну, не виновата же та, что такой уродилась? А с другой, она поражалась, как можно вновь и вновь наступать на одни и те же грабли. Почему она не верит Шарлю?! Как вообще у нее ума хватило подозревать его в подобном!
Жоржетта хотела было подняться и уйти, но неожиданно даже для себя, вдруг спросила резко:
– Почему вы не поверили ему? – Шарлотта тотчас вопросительно вскинула на нее заплаканные глаза. Тогда Жоржетта вернулась в каминную залу, закрывая за собой дверь, и уточнила: – Я о Шарле. Кому, если не вам верить ему целиком и безоговорочно?!
Говорила она жестко, буквально обвиняя ее. По лицу Шарлотты было заметно, что сперва она хотела ответить что-то резкое – но потом как будто сдалась и уронила с прежней безучастностью:
– Я бы так хотела ему поверить. Но, как же я могу, когда все говорит против него? И даже мсье Госкар…
– Забудьте вы о мсье Госкаре! – резко перебила Жоржетта. – Без оглядок на всех прочих… ведь дело даже не в том, совершил ли он это ужасное преступление или нет, а в том – верите ли вы человеку, которого любите! Ведь если не верите, то и все остальные ваши слова и обещания гроша ломаного не стоят… это же так просто!
Шарлотта смотрела в ответ немного удивленно и как будто даже забыла, что должна плакать. А потом спросила с надеждой в голосе:
– Так вы думаете, это не он? Вы правда так думаете?
Она заволновалась, резко поднялась с кресла и сделала несколько шагов к окну, выходящим на высокую круглую башню Фонтенуа.
– Шарль был прав – я опять поверила не ему, а наговорам, – произнесла она. – Как в тот раз. А потом корила себя за это снова и снова. Вероятно, я должна поверить ему, раз он утверждает, что невиновен… – она развернулась к Жоржетте, видимо, ожидая ее одобрения. – В любом случае, мне нужно хотя бы его выслушать!
– Конечно! – подхватила Жоржетта.
– Признаться, я и сама думал о том, что мсье Госкар ошибается, – продолжала, между тем, Шарлотта, очень взволнованно, – ведь кроме него этот нож мог взять еще один человек?
– И кто же? – скептически приподняла бровь Жоржетта.
– Фон Дорн – его слуга!
Жоржетта задумалась было, а потом хмыкнула: надо же, а на пару секунд ей и вправду показалось, что Шарлотта придумала что-то дельное:
– Я даже не стану спрашивать у вас, какая радость мсье фон Дорну от смерти вашего мужа, но ответьте мне, для чего ему брать именно канцелярский нож, когда к его услугам была любая из трех шпаг Шарля с таким же точно клеймом? Или хоть кинжал. Хочу вам заметить, что мсье де Руан обладает скверной привычкой бросать свои вещи, где попало и не знать им счета, так что труда бы это не составило.
Шарлотта, наморщив лоб, крепко задумалась над словами Жоржетты. Видимо, она все же согласилась с ней, но также была и уязвлена, потому как говорила Жоржетта в излишне саркастичном тоне. Ее взгляд вдруг остановился на Жоржетте с затаенным, полным подозрительности вниманием:
– Мадам де Руан, а могу ли я спросить, чего ради вы убеждаете меня в невиновности Шарля – вашего, между прочим, мужа?
– А Шарль вам не сказал? – изумилась с ухмылкой Жоржетта. – Мы расстались. В мире, знаете ли, много мужчин и более достойных, чем мсье де Руан.
Шарлотта хмыкнула – кажется, ее так и подмывало поспорить, что Шарль – достойнейший из всех. Будто это не она минуту назад еще обвиняла его в убийстве. А Жоржетта добавила:
– Когда все это разрешится – если вообще разрешится, конечно – то я буду подавать прошение о расторжение брака.
– Едва ли его удовлетворят, – с сомнением отозвалась Шарлотта. – И что тогда будет – если не удовлетворят?
Что будет, что будет! Разумеется, шансы на то, что Папа Римский позволит им развестись, ничтожно малы: ее родители ждут такого позволения уже десять лет. Жоржетта все это понимала, но все равно твердо была уверена, что надобно хотя бы пытаться что-то делать! А не задаваться глупыми вопросами!
Она снова начала злиться:
– Что будет?! – резко переспросила она. – Я расскажу вам, что будет! Ни одна приличная семья не захочет знаться с вами, соседи станут шептаться – и совершенно справедливо, между прочим, – что вы живете во грехе, невенчанные. И будьте готовы к тому, что каждый выход «в люди» с вашей-то изнеженной психикой будет заканчиваться для вас слезами. И, надеюсь, вы понимаете, через что придется пройти вашим с мсье де Руаном детям – зато, возможно, они вырастут более приспособленными к жизни, чем их родители.
Замолчав, Жоржетта не могла не подумать, что все это в равной степени ожидает и ее саму. С тем, разумеется, условием, что мсье Госкар, вообще захочет видеть ее своей спутницей, в чем она уверена вовсе не была.
– Так что подумайте, Шарлотта, – продолжила она, – это Шарль связан священными узами брака, а вы свободны, как ветер. Вполне можете окончить свои дни в образе степенной вдовы, которую уж точно никто не станет осуждать, а наоборот будут приводить всем в пример – де какая праведная особа! Или же еще раз выйти замуж за старика или за кого помоложе – уверена, желающих найдется масса! Выбирайте! Жизнь ваша, и никто, кроме вас самих счастливой вас не сделает.
У Шарлотты в глазах снова стояли слезы, но это не мешало ее взгляду пылать такой ненавистью, что Жоржетте подумалось, не выберет ли та третий путь – сделать своего возлюбленного вдовцом и спокойно выйти за него замуж. Жоржетта даже усмехнулась этой мысли.
Шарлотте же в ответ только гордо вскинула голову и, взглянув еще раз с ненавистью, торопливо и молча покинула комнату.
