Текст книги "Милая Шарлотта (СИ)"
Автор книги: Анастасия Логинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Глава 35. ССОРА
Когда Брижит явилась будить Шарлотту к завтраку, та уже не спала, а лишь лежала в кровати, без интереса разглядывая унылый осенний пейзаж за окном.
– Как спалось, мадам? – прощебетала та, шире раздвигая портьеры на окнах.
Шарлотте не нравилось это обращение «мадам» – казалось, оно разом делает из нее старуху.
– Как всегда замечательно, – вздохнула она, откидывая одеяло, но продолжая лежать. – Барон уже приехал?
– Нет, мадам.
– Как – нет? – Шарлотта изумилась и разом поднялась на ноги. Супруг пребывал по рабочим делам в Мадриде, но обещался вернуться еще вчера, к ужину. Повар наготовил огромное количество яств, Шарлотта принарядилась сама и пригласила некоторых близких друзей де Виньи. Потом гости разошлись, а Шарлотта прождала мужа до полуночи и легла спать в полной уверенности, что тот задерживается в пути, но ночью точно прибудет. – Уж не случилось ли чего…
– Да что может случиться? Задерживается он: мой Жан третьего дня господина Госкара в пригород возил, говорит, так дороги размыло, что проехать совершенно невозможно.
– Да, наверное…
Баронесса надела пеньюар – новинку из Венеции, которая была чрезвычайно модной в высшем свете, и в которой она, бывало, ходила по своему будуару до полудня – и задумчиво подошла к окну.
Шарлотта всей душой не любила осень: когда небо свинцовое и тяжелое, деревья не радуют зеленью, и стоит такой холод, что приходится поверх модных платьев надевать скучные плащи. В ее родной Аквитании лишь в конце декабря ненадолго холодало, а здесь, в Париже, приходилось кутаться и утепляться с ноября по февраль.
А больше всего Шарлотта не любила осень, потому что в это время года на нее находила тоска – совершенно беспричинная. Действительно беспричинная, потому как ничего неприятного в ее жизни как будто не случилось.
– Брижит, я рассказывала тебе, что на той неделе видела мсье де Руана на балу, в Лувре? – спросила вдруг она.
– Вашего соседа? А чего это он явился?
– Сама не знаю, – нахмурилась Шарлотта, – сидел бы себе в провинции, так нет… обязательно нужно приехать сюда и портить мне настроение.
– Один или с женой? – допытывалась Брижит.
– Не знаю, – буркнула Шарлотта, – если с женой, то лучше мне вообще из дома не входить: ума не приложу, как мне вести себя с ними.
– По-доброму, – наставительно посоветовала Брижит, помогая госпоже облачиться в кремового цвета платье для завтрака, – о погоде с ними поговорите, о политике – вы же сами меня учили! С соседями, даже с бывшими, надобно дружить.
– И то верно, – согласилась Шарлотта, – они просто соседи. И не самые приятные, к тому же. Я думаю о них непозволительно много. – Бросив взгляд на Брижит, сложившую на огромном животе руки и улыбавшуюся каким-то своим мыслям, она тоже расплылась в улыбке: – как думаешь, кто у тебя будет – мальчик или девочка?
Горничная смущенно пожала плечами:
– Не знаю. Я девочку хочу. Я бы ее наряжала, как куколку.
– Лучше мальчишку, – фыркнула Шарлотта, – мужчинам живется интереснее. А от женщин, будь они хоть семи пядей во лбу, требуется одно – удачно выйти замуж.
– Чего это вы? – поразилась горничная странным мыслям своей госпожи.
– Да так, навеяло… Верно, мне просто скучно. Вот бы мне тоже маленького, тогда бы и глупые мысли в голову не лезли.
Она постаралась произнесли это самым обыденным тоном, но, кажется, завистливые нотки все равно проскользнули. В глубине души Шарлотта считала, что это несправедливо: она уже год замужем! Барон так хочет сына, наследника, а она умиляется от одного вида светящейся счастьем беременной Брижит.
Быть может, дело в том, что муж уделяет ей крайне мало времени – он то в Испании, то по дороге в Испанию. Дома, с Шарлоттой, он бывает лишь неделю из месяца…
Брижит закончила с прической госпожи, и пока Шарлотта сама румянила недостаточно яркие, по ее мнению, скулы, та вдруг нерешительно заговорила:
– Мадам… вы же знаете, через пару месяцев я вообще буду с трудом передвигаться, а мне так хочется, чтобы малыш появился на свет в Шато-д’Эффель – там такой свежий воздух, да и Сильва там, будет помогать нам с Жаном…
До Шарлотты не сразу дошел смысл ее слов, прежде об этом и разговора никогда не заходило:
– Постой, ты что же, хочешь уехать в Шато-д’Эффель? Бросить меня здесь одну?
– Почему одну? А ваш муж, а мсье Госкар? И я найду вам другую горничную – самую хорошую, в сто раз лучше, чем я!
– Об этом и речи не может быть! – упрямо мотала головой Шарлотта. Она встала из-за туалетного столика и, уперев руки в бока, повелительным тоном продолжила, чувствуя, как голос ее срывается на писк из-за подходящих к горлу слез: – Ты ни за что не перенесешь дорогу, так что ни о какой поездке не может быть и речи! Родишь здесь, а потом я лично найму для твоего ребенка кормилицу, и пусть себе растит его в Шато-д’Эффель. А тебя я не отпускаю – и точка!
Горничная смотрела на нее и как будто жалела, а Шарлотта чувствовала, что еще мгновение, и она действительно расплачется. Она давно заметила, что забеременев, Брижит отдалялась от нее все больше – у той появились новые интересы, совершенно другие проблемы волновали ее. Некогда любимые их девичьи разговоры – сплетни, мода, кавалеры – становились все более натянутыми. Шарлотта все это замечала, но от мысли, что Брижит вдруг возьмет и уедет, бросив ее здесь, в этом огромном доме совершенно одну, Шарлотта приходила в ужас.
Но, видя эту жалость в глазах Брижит, баронесса вдруг поняла всю абсурдность своих требований. Нельзя разлучать мать с ребенком… И вдруг эта кормилица станет обижать маленького, еще простудит его, не дай Бог. И, потом, она снова ведет себя «как глупая истеричная женщина» – как сказал де Руан. Разумеется, он был совершенно не прав, и сам признал это в их последнюю встречу, но… она действительно самую малость похожа сейчас на истеричную женщину. А ведь Шарлотта клялась и божилась себе, что будет стараться сдерживаться.
Поэтому баронесса, внезапно успокоившись, тихо и невозмутимо продолжила:
– А, впрочем, езжай, куда хочешь. С тобой все равно невозможно в последнее время разговаривать: одни пеленки-распашонки на уме. И горничных мне твоих не надо – сама найду!
Развернулась и гордо ушла из своей же спальни. Хотя не удержалась и от души хлопнула дверью.
Когда Шарлотта, все еще сердитая, вплыла в столовую залу, мсье Госкар уже завтракал.
– Ох уж эта прислуга, – ворчала Шарлотта, – никакого сладу с ней нет.
– И вам доброе утро, Шарлотта, – утирая губы салфеткой, привстал Госкар, – и приятного аппетита. У мсье Ришара сегодня изумительные круасаны, разрешите налить вам кофе?
– Да-да, доброе утро, Оливье, – похлопала его по плечу баронесса. – Не хочу кофе, мне бы сейчас наоборот чего-нибудь успокоительного, вроде чая с ромашкой. Ах, моя кормилица Сильва готовила такой изумительный чай с ромашкой…
– Все тоскуете по дому, Шарлотта? И почему вам не нравится в Париже – прекрасный же город.
Он по-привычке придвинул к ней поближе розетку с клубничным джемом и подложил самый румяный круасан.
– Вам не понять, – вздохнула Шарлотта, с удовольствием обмакивая круасан в клубнику, – у вас и дома-то никогда не было: с детства колесили с бароном по Франции. Поди, если б Его Милость не велел вам сидеть подле меня, вы и сейчас бы мокли под дождем в какой-нибудь повозке вместе с ним.
– Да, мне вообще крупно повезло с вами, – рассмеялся Госкар.
– Послушайте, Оливье, – Шарлотта по-деревенски сложила локти на столе и с прищуром посмотрела на Госкара: – а где вообще пропадает барон? Его Милость не боится, что пока он днем и ночью разрешает свои важные государственные дела, я вот возьму и влюблюсь в вас? Больше-то я все равно мужчин не вижу, кроме вечно пьяного дворника.
– Это было бы крайне прискорбно в первую очередь для вас, милая Шарлотта, – усмехнулся тот.
– Это почему еще?!
– Да потому, что вы не в моем вкусе. Вы же умудряетесь измазаться в джеме, будто ребенок, – Госкар с некоторым раздражением подал баронессе салфетку, потому что она снова перепачкала руки, – и кладете локти на стол – это ни в какие ворота. А этот ваш акцент! Вы же избавились от него и можете говорить нормально, так почему не говорите?
– А зачем? – хохотнула Шарлотта, заявив: – своему мужу я нравлюсь и такой!
– Вот и нравьтесь вашему мужу, а на меня не рассчитывайте!…
– Рад это слышать, мальчик мой, теперь сердце мое точно спокойно, – донесся до них голос из дверей.
Шарлотта обернулась: в дверном проеме, прислонившись к косяку, стоял ее супруг, барон де Виньи, и с ухмылкой поглядывал на них.
Ахнув от радости, она выскочила из-за стола и с разбегу оказалась в его объятьях:
– Ну, наконец-то! Я жутко соскучилась по вам! – И, несколько смутившись, спросила: – и как давно вы слушаете наш глупый разговор?
– Достаточно давно, Чарли, – целуя ее руку, отозвался барон. – А разговор действительно был глупый.
Шарлотта затихла, не зная, как реагировать: супруг был так скуп на эмоции, что никогда невозможно понять, шутить он, говорит серьезно или вообще мыслями в данный момент далеко.
Барон, тем временем, медленно подошел к Госкару, давно уже поднявшемуся из-за стола и почтительно кланяющемуся. Шарлотта наблюдала за мужем со спины и многое бы дала, чтобы увидеть, как смотрит он на Оливье. Как бы не вышло неладного из-за этого их фривольного разговора.
Судя по напряженному лицу Госкара, тот и сам не знал, чего ждать. Потом барон поднял руку и тяжело опустил ее на плечо Госкара. Дружески потрепал его с дребезжащим смехом.
Ей-Богу, Шарлотта заметила, как Госкар моргнул в этот момент – ей и самой показалось, что барон вот-вот его ударит.
Оба мужчины уже дружески пожимали руки, а притихшая Шарлотта твердила про себя как молитву:
«Быть сдержанной и не молоть чепухи. Никогда больше…»
Барон привез супруге гору подарков: с десяток изысканных вееров, тончайшие чулки и панталоны, пару корсетов и целый сундук с лучшими шелками – на платья. Все это слуги сразу отнесли в гардеробную, а юной баронессе даже не особенно любопытно было посмотреть на ткани – ей не успевали шить платья из этих шелков, и все они были один другого красивее.
Чуть позже барон лично преподнес ей еще один гостинец – гарнитур из любимых Шарлоттой изумрудов. Камни тоже не вызвали у баронессы особенной радости: хоть, кажется, они и были дороже всех остальных ее изумрудов, но, право, мало чем отличались от прежних. Просто очередной набор украшений.
Баронесса примеряла камни одна.
Быть может, если бы рядом сидела Брижит, было бы веселее, но горничная, верно, уже собиралась в дорогу. Досадно, что они расстаются так плохо.
Минуту спустя, юная баронесса стучала в дверь комнаты своей горничной. Та не открывала. Забеспокоившись, не случилось ли чего, Шарлотта сама толкнула дверь – оглядела комнату, но та была пуста. Сундук с одеждой, сменный накрахмаленный фартук, сапоги Жана – все стояло на своих местах как обычно.
Еще через пять минут, найдя горничную в гостиной на втором этаже, самозабвенно чистящую подсвечник, Шарлотта не могла не изумится:
– Ты почему не собираешься? И зачем залезла на стул – не дай Бог оступишься. Брижит!
Потом только разглядела, что у той огромный красный нос и заплаканное личико.
– Я никуда не еду, – заявила та твердо, глядя в сторону.
Шарлотта подбежала к ней и помогла спуститься на пол:
– Почему это? Неужели из-за… моих капризов?
– Я ваша горничная и компаньонка, я не должна уезжать, зная, что вам будет плохо. Я уже все объяснила Жану, не волнуйтесь.
– Брижит… – комок снова подкатывал к горлу, – мне действительно будет очень плохо без тебя. И я так надеялась, что увижу твоего малыша, стану его крестной, но… еще больше я хочу, чтобы твой ребенок рос не в этом ужасном городе, в нашем замке. И чтобы он бегал по нашим полям, которые словно ковром покрыты маргаритками, и чтобы летом купался в речке на том пляже… – Шарлотта говорила и не замечала, что по щекам ее катятся слезы. – Ты помнишь этот пляж?
– Ну, конечно, помню! – Брижит всхлипывала, уже не скрываясь, а потом бросилась в объятия Шарлотты. – Я тоже очень-очень этого хочу! А еще я хочу, чтобы и ваш ребенок тоже…
– Я знаю, знаю… – не дала ей договорить Шарлотта, потому что слышать это было слишком тяжело. Она ведь прекрасно знала, что барон де Виньи никогда не допустит, чтобы его ребенок и наследник попал каким-то образом в такое неухоженное место, как Шато-д‘Эффель и, тем более, играл с крестьянскими детьми.
Еще раз всхлипнув, Шарлотта высвободилась из объятий подруги и подала той ларец, принесенный с собой.
– Что это?
– Это твоей девочке. Можешь и сама это носить, но знай, что это ее приданое.
Брижит приоткрыла ларец – тот самый, который только что подарил барон, и ахнула:
– Что вы! Я не могу… И, потом, если мы повезем это с собой на нас непременно нападут разбойники!
– Ну да! – фыркнула Шарлотта. – Ведь горничные только и делают, что возят с собой изумруды. Упакуй получше, да никому не говори, что везешь. И лакеев наших возьми с собой: Пьера – он давно домой просился, и Анри – он барону чем-то не угодил, тот обещался его выгнать. Почтовую карету я вам сама оплачу, а то выберет рухлядь какую-нибудь.
– Так вы меня отпускаете? – уточнила Брижит.
Шарлотта посмотрела на нее с укоризной:
– Отпускаю. При условии, что, если родится девочка, ты назовешь ее Шарлоттой.
– Хорошо! – с готовностью кивнула та.
– Я пошутила, – улыбнулась Шарлотта.
– Я тоже, – хихикнула горничная. – Мы с Жаном давно решили, что назовем ее Сильвией. Но зато, если родится мальчик, то его я точно назову…
Она осеклась на полуслове и с опаской посмотрела на госпожу.
– Как угодно, только не Шарль! – закончила за нее Шарлотта, и обе они расхохотались.
Глава 36. ПРИГЛАШЕНИЕ
За обедом барон и Госкар не замолкали ни на минуту, обсуждая в тысячный раз, будет ли очередная война с Испанией или нет. Шарлотта ко второму блюду и не стеснялась уже показывать, насколько ей скучно. Ей-Богу, глупее разговоров она не слышала: это как если бы она с Брижит спорила, какой ворот платьев будет популярен в следующем сезоне – будто бы эти споры повлияли как-то на мнение маркизы де Монтеспан, нынешней законодательницы мод. Вот и с войной то же самое.
Дождавшись, когда мужчины хоть на мгновение умолкнут, вероятно, чтобы отдышаться, она набралась смелости:
– Макс, – обратилась она к мужу как бы невзначай, – Брижит, моя горничная, сегодня просила позволения уехать в Шато-д’Эффель.
Тот все еще мыслями был в беседе с Оливье, так что посмотрел на нее рассеянно, верно, пытаясь найти связь между судьбами Франции и какой-то горничной.
– И? – раздраженно спросил он. – В чем проблема, вы не можете найти другую горничную?
– Нет, не в этом дело… Макс, дорогой, я тут подумала, а что, если нам тоже… словом, поехать навестить папеньку? Он так редко отвечает на мои письма, вдруг ему нездоровится?
– Поехать в Шато-д’Эффель? – переспросил барон. – Чарли, девочка моя, имейте же сострадание – я только что вернулся из поездки и не успел переодеться с дороги, как вы снова предлагаете ехать, черт знает куда…
– Ваша Милость!… – укоряющее глянул на него Госкар: барон по старой привычке частенько позволял себе сквернословить при жене, Оливье же считал это недопустимым.
– Простите, Чарли, вырвалось, – как всегда согласился с ним муж и продолжил: – да и куда вы собрались ехать по такой отвратительной погоде? Право, эта поездка вполне может подождать до весны.
Шарлотта так надеялась, что он согласится – хотя бы раз в жизни согласится с ней! Она даже молилась об этом перед обедом. Но, разумеется, барон и не думал отнестись к ее просьбе серьезно. В этом доме комнатные собачки имели больший шанс добиться своего, нежели она. Особенно, если это касалось чего-то посерьезней нового платья или блюда к обеду.
И острая обида снова взяла верх над сдержанностью:
– Об аудиенции у короля вы говорили так же: «Чарли, вы еще не освоились в Париже, давайте отложим этот разговор на зиму!». Потом мы откладывали его на весну, потом на осень, а теперь, видимо, снова отложим на зиму?!
Хотя внутри она кипела, внешне, слава Богу, удавалось оставаться спокойной. Шарлотта даже улыбалась.
– Ну почему же, Чарли, – барон, кажется, ее негодования вовсе не замечал, потому что опять думал о войне с Испанией, – аудиенцию вполне можно устроить, я ведь не отказывал вам.
– Спасибо, Ваша Милость, уже не нужно!
Аппетит был окончательно испорчен, и Шарлотта, встав из-за стола, демонстративно бросила салфетку на стол. Она уже собралась покинуть залу, но в этот момент вошел лакей:
– Только что принес посыльный, Ваша Милость, – он почтительно приблизил к барону поднос с письмом.
– Ну, что еще им нужно!…
Барон раздраженно вытер руки, чтобы взять письмо, но лакей добавил:
– Для Ее Милости.
Занятно, что, даже зная, что письмо для Шарлотты, лакей все равно подавал его барону.
– Для меня?! – пораженно переспросила Шарлотта.
Почему-то в этот момент ей подумалось, что письмо непременно от де Руана, и в голове начали роиться миллион мыслей сразу:
«Господи, зачем он пишет мне? Что ему нужно? Как он смеет писать мне после всего?… Что же скажет барон?… А что же мне ответить Шарлю?!»
Она робко взглянула на мужа, как будто спрашивая позволения, и протянула руку к письму. Барон был удивлен не меньше. Должно быть, даже забыл о своей войне и раздумывал теперь, кто это посмел написать его жене, не спросив его на это разрешения.
– Это письмо от герцога де Тресси… – увидев печать с гербом, сказала Шарлотта, несколько удивленная, что де Руан к этому отношения не имеет.
– Де Тресси?! – вскинул брови барон. – Что ему нужно, и почему он пишет вам?
– Мы познакомились с Его Светлостью на… балу в Лувре, – Шарлотта бросила полный паники взгляд на Госкара – она уже просила его не говорить барону о том эпизоде с шевалье де Лорреном, но Госкар утверждал, что ее муж должен знать правду и не обещал молчать.
– На балу? – вскричал барон. – В Лувре?! Госкар, вы ничего не хотите мне объяснить?
Оливье начал что-то говорить, но Шарлотта поспешила вступиться за него:
– Госкар ни в чем не виноват – это я его уговорила! – она обратила к барону свои огромные, полные нежности глаза и, едва не плача, объяснила: – у меня был день рождения, а мне было так грустно, так одиноко здесь, без вас…
Взгляд барон смягчился. Вероятно, чувствуя теперь виноватым себя, он взял Шарлотту за руки и пообещал:
– Чарли, девочка моя, я так виноват перед вами, – он склонился расцеловал обе ее руки, – я уделяю вам непростительно мало времени. Столько раз я умолял Его Величество дать мне отставку, но он и слышать об этом не желает. Но я клянусь вам, что, по крайней мере, в ближайший месяц я никуда не уеду – чего бы мне это ни стоило!
Все бы и закончилось этой семейной идиллией, но взгляд барона снова упал на письмо:
– Так что пишет вам де Тресси? – спросил он нетерпеливо.
Шарлотта и сама хотела бы это знать, поэтому взволнованно сломала печать и развернула послание:
– Герцог приглашает меня и вас, Максимильен, посетить его перед сегодняшним балом в Лувре… – прочла она.
«Быть может, это касается папенькиного титула? Быть может, не все еще потеряно?!» – просияла она.
– Бал! Черт возьми… – перебил ее мысли муж.
– Ваша Милость!… – снова укорил Госкар.
– Да-да, простите, Чарли. Я совсем забыл: сегодня ведь состоится бал, на котором Его Величество велел мне быть – он желает переговорить со мной… – С выражением муки на лице барон отшвырнул салфетку и тяжело поднялся. – Надобно собираться. Вы тоже едете, Чарли, негоже мне появляться одному.
– Полагаю, мне ехать не обязательно? – осведомился Оливье, тоже поднимаясь.
Барон хмыкнул:
– Госкар, мальчик мой, вы же молоды, вы должны любить танцы. И, потом, кто-то же должен танцевать с Чарли, из меня-то танцор… сами знаете. Так что поезжайте тоже, повеселитесь.
– Как скажете, – буркнул Госкар в спину де Виньи.
Садилась в карету, везущую ее на бал, Шарлотта в прекраснейшем расположении духа, окрыленная новыми надеждами и жаждой встречи с герцогом де Тресси. Вышла же она перед парадным крыльцом Лувра едва не плача, и причиной тому снова стал разговор с мужем, состоявшийся в карете. Тот прямо и безапелляционно дал ей понять, что приглашение де Тресси они не примут:
– Это не тот господин, с которым стоит водить дружбу, Чарли, – заявил де Виньи. – Я сбился со счету, сколько раз он обвинялся во взяточничестве и растрате государственных денег! Его давно уже должны были бы выгнать со всех должностей, но у де Тресси столько связей на самых разных уровнях государственного аппарата, что этому мерзавцу все сходит с рук. К тому же и король к нему благосклонен. А эти его притязания на герцогиню де Монтевиль?! Это же немыслимо! В былые времена его давно бы уже заточили в Бастилию!
– Не говорите так! – вступилась за де Тресси Шарлотта. – Может быть, герцог и правда не самый честный слуга короля, но он хороший человек. Он любил герцогиню де Монтевиль, а она вышла замуж за его друга – как тут не разочароваться в жизни и вообще в людях? Оттого он и выглядит таким… жестоким.
Барон откровенно морщился и говорил пренебрежительно:
– Чарли, вы снова начитались этих ваших любовных романов и желаете видеть в каждом никчемном мерзавце страдающую личность с благородной душой! Жизнь проще и жестче. И прекратите отвлекать мои мысли вашими незрелыми суждениями!
Закончив, барон толкнул дверцу кареты, так как они уже приехали, и стремительно вышел, даже не подав руки супруге.
– Не сердитесь, – помог спуститься ей Госкар, – вы знали, за кого выходили замуж – Его Милость не любит юлить и всегда говорит прямо. К тому же он прав.
– В том, что мои суждения незрелы? – едва сдерживая слезы, спросила баронесса.
– В том, что не стоит водить дружбу с де Тресси, – веско поправил Госкар.
Как бы там ни было, желание веселиться пропало вовсе. Бал еще не был открыт, да и сам король отсутствовал – придворная знать толпилась у стен и вела непринужденные разговоры. Барон тотчас предоставил Шарлотту самой себе, увлекшись разговором с одним из приятелей.
Но скучать в одиночестве на балах все же невозможно: едва барон отошел, Шарлотта приметила герцогиню де Монтевиль, которая направлялась определенно к ней. Ее Светлость была сегодня в нежно-розовом платье, с большим вкусом убранном жемчугом.
– Баронесса, – та пожала ей руки, приблизившись, – я надеялась увидеть вас здесь. Почему вы одна и грустите?
– И я рада видеть вас, герцогиня, – искренне ответила Шарлотта, – муж оставил меня, увы. Он считает меня слишком незрелой, чтобы проводить со мной много времени.
– Ах, бедняжка, – рассмеялась та, – вы говорите так, будто это плохо. Если бы наши мужья все время сидели подле нас, когда же нам собираться вместе и обсуждать их недостатки? Пойдемте-ка лучше со мной, я познакомлю вас со своими подругами.
Она указала веером на кружок дам, среди которых были и Ирен, и маркиза де Монтеспан. Вспомнив последнюю их беседу, Шарлотта невольно поежилась. Герцогиня, кажется, уловила это и передумала ее вести, а в глазах ее появилась грусть и, пожалуй, понимание:
– Шарлотта, вы славная девушка. Но раз вы стали появляться при Дворе, то не пройдет и месяца, как вы превратитесь… во что-то наподобие виконтессы де Сент-Поль. Нет, не подумайте ни в коем случае, что это плохо – напротив. Таким как Ирен живется при Дворе весело и свободно, их ничто не гнетет, а каждый новый день кажется приключением. Я и сама иногда жалею, что не сумела стать такой. Так вас еще не назначили фрейлиной?
– Нет, – покачала головой Шарлотта. – Верно, и не назначат никогда после давешнего разговора с маркизой де Монтеспан.
Герцогиня рассмеялась, и Шарлотта вслед за ней.
– Да я и не уверена, что хочу этого, – добавила Шарлотта, подумав.
– Что ж, может быть, это и к лучшему. У вас и так все есть – дом, деньги, муж – к чему вам Двор… кстати, вы познакомите меня с бароном? Я слышала, что он удивительный человек, но так скрытен, и так не любит бывать на балах, что мы даже не представлены друг другу.
– Непременно, – обрадовалась Шарлотта и обернулась туда, где еще минуту назад стоял ее муж – но его уже и след простыл. Пришлось ответить: – сожалею, Его Милость даже на балу работает – я помню, что он намеревался переговорить с Его Величеством, а после, вероятно, мы сразу уедем. Но вы могли бы приехать к нам в дом – теперь, когда муж вернулся, мы станем устраивать званые вечера раз в неделю. Будем очень ждать вас с Его Светлостью герцогом.
– Это было бы чудесно, – согласилась герцогиня, – но в ближайшую неделю мы вряд ли станем выезжать. Произошла неприятность, о которой, видимо, наслышан уже весь Париж – мой муж ранен, и ему нужен покой. А в будущую пятницу мы и вовсе отбываем в Фонтенуа-ле-Шато – замок моего мужа.
Шарлотта была расстроена и даже не пыталась это скрыть. На мгновение ей показалось, что герцогиня сможет стать ей другом и скрасить одиночество, когда муж снова уедет. А еще у нее можно научиться той самой сдержанности, о которой Шарлотта теперь мечтала.
– Досадно, что мы познакомились в такое неподходящее время, – искренне сказала она.
– Да, досадно, – вздохнув, согласилась герцогиня. Но ей пришлось отвлечься на голос распорядителя бала, который сообщил, что король спускается в залу. Герцогиня торопливо попрощалась: – что ж, нам надобно занять места при своих супругах – Его Величество вот-вот спустится. Всего вам доброго, Шарлотта.
Она ушла, а баронесса тоже начала выискивать глазами мужа, которого все не было видно. Зато из толпы к ней вдруг подошел молоденький паж. Поклонившись удивленной Шарлотте, он передал ей свернутый незапечатанный листок:
– Вам просили передать, Ваша Милость, – сказал тот.
– Спасибо… – рассеянно сказала баронесса, одаривая мальчика несколькими монетами.
Снова Шарлотта была уверена, что послание от мсье де Руана, тайно наблюдающего за ней. И снова была удивлена, что письмо – от герцога де Тресси.
«По-видимому, Ваш супруг против нашей дружбы, раз Вы не навестили меня перед балом. И, тем не менее, милая Шарлотта, нам необходимо встретиться. Это касается титула Вашего отца. Если он все еще интересует Вас, жду Вашу Милость сегодня на балконе второго этажа во время открытия бала. Пожалуй, это единственный момент, когда Ваш муж не сможет застать нас вместе, потому как будет приветствовать короля. Я буду там вне зависимости от Вашего решения».
Когда Шарлотта дочитала, руки ее дрожали, как у преступницы, а сердце буквально прыгало в груди. Она не ошиблась! Вопрос с титулом папеньки еще не решен! Но стоит ли так опрометчиво идти на это тайное… свидание? Если их застанут, то могут понять весьма двусмысленно. И, потом, если она пойдет, то ослушается мужа. А если не пойдет, то навсегда потеряет титул предков и подведет папеньку… Что же делать, что делать?!
Уже заиграли трубы, оповещающие о входе Его Величества в бальную залу, и нужно было решать что-то немедленно.
Поддавшись порыву, юная баронесса попятилась назад, туда, где была дверь на лестницу, ведущую на второй этаж, и через несколько мгновений она уже мчалась со всех ног на балкон, где ждал ее герцог.
На балконе было темно, потому как ни одна свеча не горела – лишь слабый свет из коридора, в который, по-видимому, выходили гостевые спальни, позволял на споткнуться о мебель. Прямо под балконом располагалась бальная зала, сюда доносились звуки музыки и было видно Людовика и монаршее семейство, важно шествующее к своим местам. По обе стороны красной дорожки склонились в почтительном реверансе все присутствующие. Где-то среди них был и барон де Виньи, не понимающий, должно быть, куда подевалась его жена…
