Текст книги "Милая Шарлотта (СИ)"
Автор книги: Анастасия Логинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Анастасия Логинова
Милая Шарлотта
Аннотация
Шарль и Шарлотта, кажется, созданы друг для друга. Он беден, она небогата. Он – мечта всех незамужних девиц, она – первая красавица провинции. И главное, между ними промелькнула та самая любовь с первого взгляда, о которой так много говорят, но мало кто ее видел. Но сумеют ли они сохранить это хрупкое чувство, когда в мире столько соблазнов, искушений и несправедливости? Ведь оба они в разное время поклялись, что сделают все, чтобы не прозябать в нищете…
Роман о Франции XVII века
Глава 1. БАЛ
1670 год, юг Франции, Аквитания
В час, когда уже окончательно стемнело, когда большинство гостей было навеселе, а некоторые и вовсе засобирались домой, во двор Шато-де-Граммон, въехал молодой человек лет двадцати-двадцати двух. Безусловно, молодой человек был дворянином – в щеголеватом, но потертом сером бархатном жюстокоре [1] [1] Верхняя мужская одежда высшей знати
[Закрыть], украшенном на манжетах и пуговицах небольшими сапфирами. Сапфиров этих молодой человек стыдился, потому как они были фальшивыми. Каштановые немного вьющиеся волосы не были покрыты париком, а лишь бархатным беретом в тон костюму и с таким же точно сапфиром. Молодой человек сдал поводья подоспевшему слуге и, отчего-то очень нервничая, направился к парадному входу. Окна первого этажа великолепного замка горели – здесь давали бал. С улицы можно было расслышать женский смех и звуки оркестра.
Шарль де Руан, как представил молодого человека распорядитель бала, вошел в бальную залу, топтался у дверей и безуспешно пытался отыскать взглядом Ее Сиятельство графиню де Граммон, которая и была столь любезна выслать ему приглашение на празднество.
Мьсе де Руан не подозревал, что в это же самое время мадам де Граммон, восседая чуть дальше в окружении других столь же знатных дам, в упор разглядывает его в лорнет и хмурится. Ей и впрямь предстояло принять нелегкое решение.
Единственная дочь графа и графини, в честь семнадцатилетия которой и давался сей бал, давно уже была девицей на выданье. Даром, что Мари де Граммон была горбуньей, чудовищно нехороша собой и слаба здоровьем – оказаться в женихах у той счел бы за счастье каждый второй неженатый дворянин провинции. Шарль де Руан, несомненно, входил в их число. Кандидатуру его предложила старая герцогиня де Мирабо, сидевшая сейчас подле графини. Причины же, по которым герцогиня так хлопотала о женитьбе мсье де Руана, мог понять лишь тот, кто видел, как внучка герцогини, Жоржетта де Мирабо, смотрит на шевалье де Руана. Внучка была особой самовольной и упрямой, и свой неподобающий интерес к юноше выказывала уже давно, в то время как бабка Жоржетты и помыслить не могла о столь неподходящей для нее партии. Лучшим выходом она считала избавиться от де Руана, женив его на любой другой девице.
Графиня же де Граммон причин этих не понимала, так как вовсе не блистала умом. Зато чутье к прибыли она имела превосходное. Рассмотрев, казалось, даже царапины на пуговицах мсье де Руана, она опустила лорнет и обратилась к сидящей подле старой герцогине:
– Ну что ж, Ваша Светлость, этот молодой человек и впрямь очень хорош собою. Даже слишком. Но не возьму в толк, почему вы решили, что он станет хоть сколько-нибудь подходящей партией для Мари. Он беден, как церковная мышь, и даже титула не имеет.
– Пока что беден, милочка, – отвечала герцогиня, – но вы, вероятно, не знаете, что его матушка происходила из знаменитого рода маркизов де Шато-Тьерри.
– Тех самых де Шато-Тьерри? – изумилась графиня и принялась еще пристальнее рассматривать молодого человека.
– Да. Я знала Маргариту де Шато-Тьерри, когда она была еще девицей – редкая красавица, должна вам заметить, сын очень похож на нее. С состоянием ее отца ей предстояло блестящее будущее, но глупышка безумно влюбилась в дворянина без титула и состояния и тайно с ним обвенчалась. Маркиз, ее отец, пришел в ужас, узнав о браке, и отрекся от дочери – ее не только лишили приданого и родительского благословения, но и вовсе отказались принимать в родном доме. Бедняжка остаток жизни прожила в нищете в поместье своего мужа и умерла в родах еще до того, как вы стали невестой вашего будущего мужа. Печальная история.
– И вы полагаете, что де Руан может вернуть титул маркизов?
Старая герцогиня не моргнула и глазом и с самым честным видом произнесла очевидную ложь:
– Уверяю вас, для этого ему достаточно лишь быть представленным Его Величеству и попросить их об этом…
В этот момент, заглушая голос старой герцогини, послышался веселый смех и совершенно неприличные возгласы – это одна из подруг именинницы, мадемуазель Ирен де Жув, заразительно смеясь, выбежала в центр залы и капризно велела:
– А теперь конная прогулка! Я хочу конную прогулку! – И бросила требовательный и в то же время лукавый взор в сторону кресел, где восседало старшее поколение дворян провинции, в том числе и хозяева замка.
Графиня не без оснований была возмущена таким поведением и не менее требовательно посмотрела на мужа. Граф же изумленно спросил:
– Ирен, помилуйте, в такой час? Не поздновато ли для прогулок?
– Еще вовсе не поздно, Ваше Сиятельство! – топнула ножкой Ирен.
– Папенька, я тоже хочу на прогулку… – робко привстала с кресла Мари де Граммон.
Эта была единственная из барышень, которая не танцевала – девушка ужасно стеснялась своей хромоты и неказистой фигуры. Это была невысокая полненькая девица с тонкими мышиного цвета волосами, бледным болезненным лицом и глазами, собирающимися оказаться на мокром месте.
Вот и сейчас граф как будто опасаясь, что дочка расплачется, поспешно велел:
– Хорошо-хорошо… Конная прогулка, дамы и господа, приглашаю всех пройти в сад.
Ирен де Жув, даже не дослушав графа, радостно взвизгнула и, схватив за руки своих лучших подруг – мадемуазель де Бриенн и мадемуазель д'Эффель – побежала готовиться.
Ирен, в отличие от именинницы, была чудо, как хороша собой: она хоть и была так же невысока и самую чуточку полновата, но фигура ее была эталоном женственности; волосы примерно того же оттенка, что и у Мари, девушка отбеливала настоем, состав которого подсказала ей матушка, потому Ирен имела редкие в южной провинции белокурые локоны. Личико у нее было столь милое с очаровательным вздернутым носиком, что по праву она считалась одной из самых красивых невест. Впрочем, невестой ей оставаться было недолго – Ирен уже была помолвлена.
Придя в себя от очередной выходки мадемуазель де Жув – а им, надо признать, не было числа – графиня обернулась к мадам де Жув, матери Ирен, и наставительным тоном посоветовала:
– Мадам, право, вам следует больше внимания уделять манерам милой Ирен. Не заставляйте виконта де Сент-Поль стыдиться своей невесты.
– Благодарю вас за совет, Ваше Сиятельство, – не заставила та ждать своего ответа, – но должна вам заметить, что непосредственность характера сейчас снова в моде. И я благодарю Господа, что за милую Ирен хотя бы есть, кому стыдиться, кроме родителей.
Графиня позеленела от злости, но над ответом думала куда дольше:
– Мадам, правда ли, что платья для себя и дочери вы заказываете у мэтра Ла Фуи? Право слово, напрасно вы это делаете – мэтр хорошо шьет разве что наволочки. Позвольте мне порекомендовать вам своего портного… Хотя, зря я завела этот разговор – все время забываю, что вы стеснены в средствах.
– Но отчего же, графиня – ваш портной, я вижу, просто волшебник: горб малышки Мари почти незаметен в его платьях…
Не слыша полушутливой, но наполненной многолетней ненавистью перепалку двух женщин, юные барышни переодевались к конной прогулке в комнатах Мари. Больше всех шутила и звонче всех смеялась и тут мадемуазель де Жув. Пока служанка зашнуровывала ее нежно-лиловую амазонку, она с усмешкой поглядывала на Мари, с сопением выбирающуюся из вороха своих юбок, и, наконец, молвила:
– Мари, вы сегодня определенно имели успех: очаровали всех наших мужчин. Даже виконт де Сент-Поль не сводил с вас глаз.
– Вы правда так считаете? – вспыхнула Мари, и на ее болезненно-бледных щеках даже проступил румянец. И тут же она спохватилась: – Ирен, ведь виконт – ваш жених. Поверьте, я не хотела…
Мадемуазель д'Эффель тихонько улыбнулась, а благородная Клер де Бриенн только покачала головой и бросила укоризненный взгляд на Ирен. Разумеется, виконт, безумно влюбленный в невесту, никак не мог прельститься горбуньей Мари – та же принимала шутки Ирен за чистую монету. Все-таки это было слишком жестоко даже для Ирен. Но мадемуазель де Бриенн так ничего и не сказала.
– И этот молодой господин, – не унималась Ирен, – как же его звать?… Мсье де Руан! Он тоже следил за вами не отводя взгляд…
– Ничего подобного! – излишне эмоционально, что было ей не свойственно, вмешалась Жоржетта де Мирабо. И тут же взяла себя в руки: – Не говорите ерунды, Ирен, я давно знаю мсье де Руана – он далек от этих глупостей.
Ирен уже отпустила служанку и взбивала перед зеркалом свои волосы, но, заинтересовавшись словами Жоржетты, немедля удивилась:
– Какая вы счастливица, Жоржетта! Все мы видели мсье де Руана сегодня в первый раз, а где же успели познакомиться с ним вы?
Взоры всех девушек, присутствующих в комнате, устремились на Жоржетту, и та, пожалев, что вообще открыла рот, все же рассказала:
– Мы еще детьми играли с мсье де Руаном. А прошлой зимой, когда я была представлена ко Двору Его Величества, мы часто виделись с шевалье де Руаном на балах. В то время он состоял на службе короля.
Провинция, где находился Шато-де-Граммон, была не так велика, и девушки на выданье, коими являлись присутствующие в комнате барышни, знали всех молодых и неженатых дворян если не лично, то уж точно по именам. О мсье же де Руане никому ничего не было известно, кроме того, что он невероятно хорош собою и, к несчастью, небогат. Но новость, что мсье де Руан состоял на службе короля и, вероятно, являлся гвардейцем, взбудоражила девиц настолько, что весь остаток вечера они только и говорили о нем. И, безусловно, его сразу причислили к завидным женихам. Даже Ирен де Жув на мгновение задумалась, не поздно ли расторгнуть помолвку с виконтом? Впрочем, как разумная девушка, она тут же отогнала эту мысль.
Упомянутая Жоржеттой деталь, что родословная мсье де Руана восходит к древнему роду маркизов де Шато-Тьерри, придавала его образу флер романтичности, затмить который уже ничего не могло.
Если бы этот разговор невинных девиц слышала хоть одна из их маменек, то наверняка пришла бы в ужас…
Глава 2. В ГРАФСКОМ ЛЕСУ
– Скорее-скорее, – поторапливала Ирен, – если мы промедлим, то эта несносная Мари непременно напросится с нами!
Девушки, наконец, переоделись и теперь спешили в сад, куда уже отвели их лошадей.
– Откуда в вас столько нетерпения, Ирен? Мари ведь сегодня именинница… – вступилась было за горбунью мадемуазель Клер де Бриенн.
Клер считалась самой набожной девушкой в провинции и, воистину, милосердия ей было не занимать. Ирен любила подшучивать, что Клер непременно постриглась бы в монахини, если ее батюшка мог это ей позволить: Клер была старшей из семи дочерей отнюдь не богатого господина де Бриенн, и единственной надеждой спасение всего семейства от нищеты был шанс, что Клер составит удачную партию. Клер надежд пока не оправдывала.
В то время, когда Ирен что-то отвечала на речи Клер, их подруга – Шарлотта д'Эффель – пришпорила лошадь и в несколько мгновений отдалилась от девушек. Должно быть, те сочли, что Шарлотта и впрямь боится оказаться в обществе Мари, но это было не так: все мысли Шарлотты занимал сейчас мсье де Руан.
Она сама не понимала, что случилось: ведь де Руана Шарлотта увидела лишь мельком, пока кружилась в танце с одним из кавалеров. Но выхваченный ею из толпы взгляд серо-стальных глаз обжег ее в то самое мгновение. Как такое могло произойти? Самое печальное, что мсье де Руан, должно быть, даже не заметил ее.
Шарлотта считала себя первой красавицей провинции, спорить с которой могла лишь Ирен де Жув – да и то лишь благодаря богатым нарядам Ирен, ведь Шарлотта одевалась очень скромно, если не сказать бедно.
Это была высокая девушка со вполне развитыми к ее семнадцати годам формами. Шарлотта, подобно большинству девушек провинции, имела иссиня-черные волосы, ниспадающие мягкими волнами, и – что и считала главным своим достоинством – белоснежную кожу, которую так сложно сохранить под палящим солнцем юга Франции. Ко всему прочему Шарлотту украшали замечательные зеленые глаза и улыбка беззаботной, обожаемой всеми вокруг барышни.
Мучимая вопросом, успел ли господин де Руан разглядеть хоть какие-то из ее достоинств, Шарлотта выехала на пригорок, откуда открывался вид на Шато-де-Граммон, освещенный сотней факелов, и гостей, прогуливающихся у парадного крыльца.
Среди гостей был и мсье де Руан, который сидел верхом на гнедом жеребце в каких-то десяти шагах от Шарлотты, но упорно не замечал ее, а беседовал с мадемуазель де Мирабо. Девушка извелась, придумывая, как обратить на себя его внимание – ей-Богу, хоть в голос кричи! Но внезапно ей пришла идея – Шарлотта покрепче схватила поводья и довольно ощутимо пришпорила лошадь. Та не замедлила отозваться протяжным ржанием – чего Шарлотта и добивалась – но потом вдруг встала на дыбы и, сделав бешенный скачок, понеслась галопом.
Шарлотта только и успела испуганно охнуть и прижаться к холке кобылицы. Про себя она отметила, что так даже лучше – теперь де Руан не посмеет ее не заметить! За себя Шарлотта не боялась, она с детства отлично держалась в седле, вот только молодым людям этого знать не обязательно…
Для убедительности Шарлотта несколько раз позвала на помощь и, оглянувшись, не могла не порадоваться – мсье де Руан, оставив Жоржетту в одиночестве, настигал ее на свое гнедом жеребце.
Однако на дворе уже была самая настоящая ночь, и Шарлотта не догадалась, что до леса с ветвистыми в несколько обхватов деревьями было не так далеко. Сейчас кобылица стремительно неслась навстречу огромной толстой ветви. Шарлотта прижалась телом к гриве и теперь уже вполне искренне крикнула:
– Помогите!…
Она зажмурилась, но в этот момент лошадь встала, как вскопанная, а распахнув глаза, Шарлотта увидела, что под уздцы лошадь держит Шарль де Руан.
– Вы целы, сударыня?
– Да-да, все хорошо… – попыталась с достоинством ответить Шарлотта, но голос ее звучал слабо, и она дрожала всем телом.
Девушка хотела как можно скорее слезть с лошади, и де Руан не замедлил помочь ей спуститься. Опершись на его руку, Шарлотта оказалась так близко к молодому человеку, что в упор смотрела в серо-стальные его глаза – сердце ее отчего-то отчаянно стучало в груди. Понимая, что это вовсе не из-за страха, Шарлотта отвернулась и, взяв кобылицу под уздцы, спешно повела ее сквозь лес, будто у нее были дела огромной важности.
Мсье де Руан, тоже ведя коня под уздцы, поспешил ее догнать:
– Сударыня, не сердитесь на животное – уже стемнело, и, вероятно, ваша лошадь чего-то испугалась.
Шарлотта, шагающая впереди, задумалась вдруг – отчего она робеет перед этим господином? Разве чем-то он отличается от других? И тотчас обернулась, бросая на де Руана лукавый взгляд и говоря с улыбкой:
– Ее зовут Разбойница, и у нее очень дерзкий и своенравных характер. Она – подарок батюшки на прошлый день рождения.
– Ваш батюшка, должно быть, очень щедр, если делает такие подарки?
Де Руан в несколько шагов преодолел расстояние между ними и шел теперь рядом с девушкой, настойчиво пытаясь поймать ее взгляд.
– Вовсе нет, – рассмеялась в ответ Шарлотта, – он скупец, каких поискать. Да и средств для особенных щедрот у нас нет: чтобы купить Разбойницу, батюшке пришлось продать жемчужный гарнитур, в котором венчалась моя маменька.
Подобная откровенность никогда не была в цене даже в их провинции, и правильнее было бы держаться гордо и независимо с едва знакомым господином, но Шарлотта отчего-то полагала, что делает все правильно.
Ее спутник что-то долго не мог найтись с ответом, и Шарлотта, вновь напустив на себя дерзкий вид, некстати спросила:
– Сударь, я надеюсь, вам удалось уже встретиться с Мари де Граммон? Не забывайте, она моя подруга, и я с легкостью могу устроить вам встречу tet-a-tet [2] [2] Наедине
[Закрыть], – она слегка улыбнулась и добавила, – должна же я вас отблагодарить за то, что вы спасли мне жизнь.
– Но позвольте… с чего вы взяли, что я добиваюсь встречи с мадемуазель де Граммон?
– Но как же – все молодые люди здесь только ради Мари.
– Разумеется, ведь сегодня ее день рождения! – абсолютно серьезно поддержал де Руан, после чего непринужденно взял ее за руку и, наконец, сумел поймать взгляд Шарлотты: – сударыня, поверьте, гораздо большую радость мне бы доставила еще одна встреча с вами…
Шарлотта перестала дышать, а сердце ее снова затрепетало в груди. Она не понимала: мсье де Руан был далеко не первым кавалером, который проявлял к ней интерес – отчего же раньше она не чувствовала подобной робости и волнения?
Между тем, молодые люди стояли совсем недалеко от ворот графского замка – пора было расставаться. Вдобавок ко всему Шарлотта вдруг услышала окрик, заставивший ее вздрогнуть:
– Шарлотта, дочка, это вы? Немедленно идите сюда! Где вы пропадали, позвольте спросить?
Это был батюшка, который стоял на ступенях возле парадного входа.
Шарлотта сделала усилие, чтобы выдернуть свою руку, но мсье де Руан попытался ее задержать:
– Вы не ответили, сударыня… могу ли я надеяться на новую встречу с вами? Или хотя бы позвольте вам написать?
В совершенном смятении от страха, что де Руана увидит батюшка, Шарлотта нервно улыбнулась:
– Право, не могу же я запретить вам писать?… Только позвольте мне уйти, мне пора!
Все же выдернув руку, она поспешно направилась к замку.
– Но как вас зовут, сударыня, вы так и не сказали?
– Шарлотта д'Эффель де Рандан, – с достоинством произнесла девушка, присела в легком реверансе и, гордо вскинув голову, направилась к замку, уже не оборачиваясь.
– Милая Шарлотта, – едва слышно произнес де Руан и не мог сдержать улыбки. Он смотрел девушке вслед, пока ее фигура в зеленой амазонке окончательно не скрылась в темноте.
Глава 3. ПИСЬМО В РАЗОВОМ КОНВЕРТЕ
Тем же временем пока Шарль и Шарлотта беседовали, прогуливаясь по графскому лесу, барышни Ирен де Жув и Клер де Бриенн, привязав своих лошадей к дереву, прятались за кустами черемухи от Мари де Граммон.
Сидя в седле, маленькая горбунья жалко оглядывалась по сторонам и звала:
– Ирен! Клер! Где вы… я вас совсем не вижу, милочки…
Она пустила лошадь шагом и прошла совсем рядом с кустами, за которыми притаились ее подруги, но девушек так и не заметила.
– Ирен, почему вы так жестоки? – с укором проговорила Клер, не рискнув, однако, говорить в голос, дабы мадемуазель де Граммон ее не услышала. – Право, бедная Мари никогда не делала вам ничего дурного, но вы же словно мстите ей за что-то.
– Чш-ш-ш! – шикнула Ирен. – Она нас услышит!
Фигура в лиловой амазонке в этот момент действительно, словно почувствовав что-то, обернулась в их сторону. Но, видимо, подумав, что ей показалось, Мари просто спешилась и привязала своего арабского скакуна – самую дорогую лошадь на графской конюшне – после чего, пачкая юбку, села прямо под дерево. А потом несколько раз отчаянно всхлипнула.
– Ирен, у меня сердце не выдержит, – прошептала Клер, – бедняжка плачет из-за вас! Умиляю, давайте выйдем и поговорим с ней.
– Клер, это я вас умоляю – молчите! Не то я пожалею, что взяла вас с собой. – И, несколько смягчившись, добавила, – не огорчайтесь, сейчас произойдет нечто такое, что развеселит нашу Мари.
Клер сочла правильным действительно молчать. Христианская мораль требовала от нее вступиться за Мари, но… прежде Ирен редко не уделяла ей внимание, предпочитая общество Шарлотты. Сейчас же Шарлотта исчезла куда-то сразу после бала, и у Клер появился шанс стать подругой этой необыкновенной девушки. Ах, как Клер устала быть нянькой при своих сестрах, и как ей хотелось хоть немного побыть такой же беззаботной, как Ирен!
Потому Клер затихла и молча наблюдала за Мари.
Внезапно к Мари начала приближаться невысокая фигура в светлом одеянии – это был ребенок. Судя по всему, мальчик. Мари вздрогнула, заметив, что не одна, и неуклюже поднялась на ноги. Мальчик, глядя в землю, сказал Мари несколько слов, после чего протянул ей небольшую розовую бумагу. Клер не поверила своим глазам, ведь на такой бумаге… разве что писать любовные письма. Это что же, у Мари появился тайный обожатель?
Клер была настолько изумлена этим, что, забыв о конспирации, вылезала из-за кустов, и, не отрываясь, следила за выражением лица Мари. Маленькая горбунья была взволнована не меньше Клер: она, приоткрыв рот, бегло читала письмо, несколько раз в тревоге прижимала его к груди и оглядывалась, а потом снова принималась читать.
Заинтригованная, Клер не сразу услышала, что прятавшаяся рядом с ней Ирен давится от душившего ее смеха.
– Что с вами, Ирен? Вам смешно?
– Вы не представляете, насколько мне смешно. Глядите!
И Ирен протянула подруге ладонь с лежавшим в ней перстнем-печаткой. Таким скрепляли документы и важные письма – на печатке была выгравирована монограмма «R».
– Я не понимаю, Ирен… Это ведь не ваше. Чей это перстень?
– Шарля де Руана. Он обронил его, когда был в бальной зале, а я подобрала.
– Постойте-ка, – начала догадываться Клер, – это письмо к Мари написали вы? От имени де Руана?
Но Ирен продолжала смеяться:
– Как вы думаете, внимание господина де Руана польстило нашей Мари?
– Но это ведь жестоко, Ирен! – Но про тебя Клер подумала: «Любопытно, ответит ли Мари на послание?». – Ответьте хотя бы, что в этом письме?
– Ах, Клер, в нем обыкновенная любовная чепуха – верно, вы получали подобные письма сотню раз в жизни, – не отводя взгляда от Мари, отмахнулась Ирен.
Клер возмутилась:
– Позвольте, мадемуазель де Жув, но я ни разу в жизни…
Ирен рассмеялась и перебила девушку:
– Клер, я все время забываю, как вы невинны. Но не расстраивайтесь, уж я-то умею устраивать личную жизнь своих подруг.
Но в этот момент случилось то, чего не ожидала даже Ирен: послышался конский топот, и к Мари приблизилась еще одна фигура, в которой Клер узнала дочь герцога де Мирабо – Жоржетту.
Жоржетта де Мирабо не была похожа ни на одну из девушек провинции. Она ни с кем из знакомых Клер барышень не дружила, да и держалась от общей шумихи всегда особняком. Она как будто считала себя выше всех остальных. Правда, на то были основания: отец Жоржетты был баснословно богат, состоял в свите короля, и род его восходил к самому Людовику Благочестивому. Да и сама Жоржетта была единственной из их провинции девушкой, которая удостоилась чести быть представленной ко Двору. Клер хорошо понимала, что большинству ее землячек такая возможность не выпадет никогда, а для тех, кому выпадет, Двор станет самым большим приключением в жизни, и они сделают все возможное, чтобы задержаться там подольше.
У Жоржетты такая возможность несомненно была: при связях ее отца она легко могла бы поступить в штат фрейлин любой из принцесс, а то и в штат самой королевы Марии Терезии. Однако та, проведя при Дворе всего одну зиму, вернулась в родной замок и с тех пор стала задаваться еще больше.
Между тем Жоржетта вероятно разглядев заплаканное лицо Мари, пыталась выяснить, в чем дело, а та что-то ей отвечала. Злополучное письмо тем временем Мари прятала за спиной – Клер это было отлично видно. Закончив разговор, Мари присела в книксене и, по-прежнему пряча послание, влезла на своего скакуна. Жоржетта, как будто подозревая что-то, строгим взглядом обвела ближайшие кусты – тут-то Клер и пожалела, что высунулась так опрометчиво, и присела. Но Жоржетта все равно ее уже заметила и, восседая на лошади, направилась к ним.
– Клер, мы пропали… – прошептала Ирен. – Молитесь же за нас.
Не прошло и минуты, как Жоржетта предстала перед девушками. Она и так никогда не отличалась красотой, а когда сердилась, и вовсе становилась похожей на Мегеру.
– Над чем это вы потешаетесь, мадемуазель де Жув? – строго спросила она. – И вы здесь, Клер?
Ирен более не пряталась за кустами. Она поднялась в высоту всего своего небольшого роста и, вздернув голову, дерзко смотрела на Жоржетту. Клер показалось, что даже гордячка Жоржетта смешалась под этим взглядом.
– Мадемуазель де Мирабо, уверю вас, мы не хотели ничего дурного, – умоляюще смотрела на нее Клер, – мы хотели только…
– …только поздороваться с Мари, – перебила ее Ирен, повысив голос. – Разве есть в этом что-то предосудительное, Жоржетта?
Обе девицы сверлили друг друга взглядами. Между ними никогда не было теплых отношений: Ирен недолюбливала Жоржетту, потому что считала ее гордячкой, а Жоржетта вообще никого особенно не любила. Так, по крайней мере, казалось Клер.
Она почти уверена была, что Жоржетта догадывалась об их шутке, но, вероятно, ленилась вступать в перепалку с Ирен и, свысока кивнув им обеим, пришпорила лошадь.
Жоржетта ушла, а Ирен улыбалась, довольная своей победой.
***
Издалека завидев Шарлотту, батюшка начал гневаться:
– Где вы были, позвольте спросить?! Я искал вас по всему замку – вас желает видеть барон де Виньи, я вам о нем рассказывал…
Шарлотта, готовая танцевать от счастья, мечтала подбежать к папеньке и броситься к нему на шею. Но папенька опять был чем-то недоволен:
– Шарлотта… – он даже лицом побледнел, увидев ее при свете огней, – что с вашим платьем? На кого вы похожи?
Амазонка Шарлотты и правда была в плачевном состоянии – пока Разбойница несла ее, она не раз цеплялась одеждами за колючие ветки и даже поцарапала руки. Прическа, должно быть, была не лучше.
– Я… лошадь понесла, папенька, я чуть не погибла…
Но отец даже не слушал ее:
– Я не желаю видеть свою дочь в таком виде! Боже, как же вы предстанете перед бароном де Виньи?! Войдите через кухню, негодная девчонка! Немедленно переодевайтесь и спускайтесь в зал – я попробую задержать барона.
– Но, папенька…
– Живо, я сказал!
Вокруг стояли дворяне провинции, не говоря уже о лакеях – и все, должно быть, ужасались нравам, царящим в семье д'Эффель. Как мог папенька накричать на нее на людях! Не выдержав позора, Шарлотта закрыла лицо руками и понеслась к дверям для прислуги.
В комнатах Мари еще никого не было – остальные барышни, должно быть, вовсю развлекались. Глотая слезы, Шарлотта сама, без помощи горничной натянула бальное платье, как смогла зашнуровала его и начала поправлять прическу перед зеркалом. Неожиданно она разозлилась уже на себя.
В самом деле, она поступила необдуманно, испортив одежду: амазонка совсем новая, а теперь придется штопать ее вечер напролет. Этим, конечно же, придется заняться самой – единственная ее горничная Брижит была редкой неумехой, испортит амазонку еще больше… Выгнать бы девчонку взашей, да только кого же взять на ее место? Другие крестьянки из папенькиного поместья ни корсет зашнуровать не смогут, ни причесать барышню толком не сподручны…
Надев платье небесно-голубого цвета – это было единственное бальное платье Шарлотты, которое она перешивала когда-то из маменькиного наряда – она смотрела на себя в зеркало и вздыхала. Ах, как плохо быть бедными. Не утерпев, Шарлотта взяла с туалетного столика сапфировое колье, принадлежащее Мари, и приложила к своей груди – как же оно было ей к лицу!
Упрямо сдвинув брови, Шарлотта отложила колье и решила про себя, что когда-нибудь будет носить такие же богатые украшения. Она ведь создана для этого, как никто другой!
Главное потерпеть, когда-нибудь все изменится.
Шарлотта стремительно покинула комнаты Мари и с горделивой осанкой спускалась в бальную залу. На ней было все то же бледненькое, скромное платье, но двигалась она с такой грацией, будто была королевой.
