сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)
Холодный рассвет следующего дня она встретила в его объятьях, потому что игрушки не имеют права голоса. а она игрушка. Его любимая и самая важная Игрушка.
Комментарий к Forty.
Сегодня у меня мало слов, простите
Я устала.
Нужен отдых
Я люблю вас:з
Скоро что-то случится...
========== Forty one. ==========
Повествование ведется от лица Автора
Настя ненавидит себя.
Настя ненавидит Вселенную, в которой её душа растерзана недочеловеком, что лишь наслаждается её болью, от которой все ребра внутри раскромсаны в мясо. Попытка — пытка. Очередная удавка на хрупкой шее, и метки, чертовы раны, кровоточат и кровоточат.
Белова сжимает ресницы слишком сильно и не хочет смотреть в зеркало, ведь там пустота. Так хочется разбить стекло, чтобы полегчало хоть немного. Для этой маленькой девочки слишком много боли. Белова медленно сходит с ума.
Мысль, проскальзывающая в голове, лишает рассудка. Девчонка неконтролируемо хватает ножницы с полки и направляется в комнату к Никите: она почти бежит. Мозг малышки затуманен. Никита спит. И это подбадривает. Сумасшествие.
Киоссе — проблема, от которой Настя не может жить нормально.
Настя собирается решить эту проблему весьма кровожадным способом.
Подходит к парню ближе и застывает на несколько секунд, смотря на мирного спящего шатена, который сейчас и вовсе не похож на убийцу, скорее, на милого котеночка. Белова встряхивает головой и отгоняет эти мысли.
Он — цепи. А она хочет быть свободной.
Почти молниеносно касается своим оружием его шеи и медлит, пока глаза Никиты не распахиваются и не хватают за руку, в которой зажаты эти несчастные ножницы, упирающиеся в мягкую плоть. Немного надавить и...
Глаза Никиты совершенно не излучают страха. Он не боится смерти. Он с ней уже подружился. В глазах Анастасии плещется безумие и неконтролируемая злоба, за которой скрывается приближение новой истерики. Если она сделает это, то станет легче, потому что так жить нельзя. Ей уже больше нечего терять. Себя она уже потеряла, когда захлебнулась от своей боли.
Черное на черном. Она стала похожа на него, потому что именно он сделал её такой. От прежней Насти ничего не осталось. И теперь уже совершенно плевать, что будет дальше, потому что ей глубоко плевать на Киоссе, плевать на себя, плевать на весь мир, который сейчас замер на этом моменте.
— Давай! — С вызовом прошептал Никита. — Сделай это, ну же. — Он смотрит на Белову, не отводя взгляда. В карих глазах только пустота, в серых — отлично отыгранное безразличие.
Рука против воли начинает предательски дрожать и девчонка до боли стискивает зубы, пытаясь справиться с собой. Это выход. Никита не заслуживает жизни, он убил столько людей и не жалеет об этом. Это правильное решение. Никто больше не должен погибнуть из-за него. Для Насти это станет последней каплей. Малышка сейчас на грани. Внутри кипит что-то невероятное, её губы посинели, а рука дрожит под пальцами Киоссе.
— Мне нечего терять, слышишь? — Прошипела девчонка. — Я убью тебя. Я сделаю это!
— Давай! Смелей! — Он крепче сжал её запястье и слегка надавил себе на горло. Появилась царапина, из которой вытекла струйка его крови.
Белова дрожала всем телом, словно в лихорадке. Она переводила взгляд с руки на струйку крови, что уже испачкала его футболку. Никита совершенно не показывал своих эмоций и от этого малышку трясло еще сильнее, потому что тормоза срабатывают слишком внезапно. Настя завороженно смотрит на то, как Киоссе медленно разжимает её пальцы и достает ножницы, пристально наблюдая за её реакцией. Они оба понимают, что как бы сильно она не ненавидела его, Белова не убийца. Для этого у неё точно смелости не хватит. Даже, если это Никита. Не человек. Ублюдок.
Она не сможет переступить эту грань. Хоть и попыталась.
Киоссе знает её. Он знает, что ей больно, но даже боль не способна сделать из неё убийцу. В ней слишком много света и никакая боль не сможет затмить этот свет. Никита сам пытался сломать её, но она слишком крепкий орешек, который ему не по зубам. Придется признать. Любая бы другая на её месте уже не выдержала бы и наложила на себя руки где-нибудь в ванной, а она сильная, она терпит его выходки, хоть и не легко.
Никто не влиял на Никиту так сильно, как влияет на него это хрупкая брюнетка.
— Ты ведь не убийца, Белова. Мы оба это знаем. — Тихо прошептал шатен. — Ты ведь не я, верно?
Белова не без труда смогла высвободить своё запястье из его ладони и отошла на безопасное расстояние, хоть и понимала, что стены этой комнаты для неё абсолютно чужие и не спасут от ночного кошмара, что лежит напротив.
— Отпусти меня, слышишь? — Требовательно произносит брюнетка.
Безумие в её глазах исчезло, хотя всё внутри, действительно, перевернулось.
— Отпусти меня, и я всё забуду, обещаю, ты слышишь? — Даже когда она просила его отпустить её Белова оставалась сильной. По крайнее мере, ей хотелось выглядеть такой в глазах Никиты
— Нет. — Просто ответил шатен. — Ты же все равно вернешься. — Он кольнул её в самое болезненное место. Белова всегда возвращалась к нему, как по замкнутому кругу и освободиться никак не получалось.
Настя стойко выдержала безразличный взгляд и скрипнула зубами от ярости, что начинала переполнять всё её существо. Киоссе всё еще играет с ней, как с чертовой игрушкой, давит на больное, наносит новые раны поверх старых. Беловой казалось, что в ней больше не осталось ни единого живого места.
Нельзя было описать, как Белова ненавидела Киоссе: его красивые карие глаза, которые, казалось, меняли свой цвет в зависимости от настроения. К слову, сейчас они были светло-карими, что говорило лишь о том, что Никита спокоен. Она ненавидела его ехидную улыбку на красивых губах, за которыми скрывались идеальные белые зубы, она ненавидела его голос, от которого её просто выворачивало наизнанку. Властный. Громкий. И умеющий её убивать. Настя ненавидела его целиком и полностью, медленно сходя с ума от этого. Его ничего не берет. Абсолютно ничего. Он непробиваемый кусок ублюдка, который только рад смотреть на её страдания.
— Я всё равно уйду, понятно тебе? — Зло зыкнув на него взглядом, прошипела Белова. — Хватит мне беспорядочных, грязных поцелуев. Я сыта ими по горло. Меня тошнит от твоего вида, черт возьми. Почему ты по земле-то ходишь до сих пор?
— Поверь мне, Белова, я знаю, что ты врешь!
Настя снова подавилась воздухом, резко заткнувшись. Этот чертов манипулятор был слишком самоуверен и это бесило до чёртиков, потому что Настя было совершенно уверена в своей правоте: её тошнит от Никиты, она так сильно ненавидит этого человека, что готова кричать ему об этом прямо в морду, чтобы до него, наконец, дошло, что Белова не связана с ним узами вечной любви . И никогда не будет. Даже после смерти.
— Пластинку заело? — Зло выплюнула Настя, скрестив руки на груди. — Ты всё время говоришь, что я вру, но ты ни черта не знаешь, что я чувствую, когда нахожусь с тобой в одном пространстве.
Это чувство называется отвращение.
— Белова, я уже говорил, что мне плевать на твои чувства. — Никита начинал злиться. — Но твоё наглое вранье уже тоже поперек горла.
— Я не вру! — В протест закричала брюнетка, пытаясь отстоять свою точку зрения. — Ты мне противен!
— А давай, проверим? — Весь воздух мгновенно заканчивается, но Белова держится, прекрасно понимая, что показывать страх не нужно, потому что Киоссе цепляется за её эмоции, за её реакцию, а значит, что нужно показать своё истинное безразличие ко всему происходящему.
Никита медленно, даже слишком медленно, поднимается с кровати и направляется в её сторону. Она ведь справится с ним. верно? Его шаги эхом отдавались в сознании, она стойко держала маску, поджав потресканные губы. Ей действительно хотелось ему доказать, что он не прав, что она, черт подери, не влюблена в него. Вообще ни капельки.
И вот он уже дышит ей на лицо, стоит непростительно близко и Белова чисто инстинктивно делает шаг назад, но его руки не дают ей сбежать от такого тесного контакта. Киоссе совершенно уверен, что малышка долго не станет сопротивляться, потому что её тело давно не получало ласки.
Он нарочно делает всё медленно и аккуратно, мягко касаясь подушечками пальцев её щеки и Белова так хочет его ударить, но её руки уже в плену Никиты, он нежно касается её ладони и переплетает их пальцы крепко-накрепко, пристально смотря на реакцию сероглазой.
— Тебе не нравится, ведь так? — Тихо прошептал Никита без издевок, но Насте показалось, что её закинули в ледяную ванну ,и в ней же утопили, когда теплые, непривычно теплые, пальцы Никиты провели по её нижней губе. — Не нравится?
— Нет! — Сквозь сжатые челюсти, прошипела Настя. — Убери руку, пока я её не сломала!
Смешок. Выглядит неприступно? Только сильнее заставляет Никиту действовать, вжимая её хрупкое тельце в себя и заставляя упереться руками в грудь, в попытке сделать расстояние между ними максимально большим. Тщетно. Вляпалась, называется. Ну почему так происходит каждый хреновый раз? Он каждый раз думает только о том, как бы её трахнуть, но совершенно не думает о том, что чувствует от этого эта малышка. Ему важно только тело. Не душа. Только тело, которое бы выгибалось под ним, просило трахать глубже, срывая голос нахуй. Он хочет именно этого. Он хочет её тело, а на чувства наплевать. Это раздражает сильнее всего, потому что она начинает чувствовать себя его шлюхой: всегда доступной и абсолютно бездушной. Личной шлюхой Дьявола. Игрушкой. Марионеткой. Не важно.
Настя не чувствует себя живой, настоящей, защищенной, нужной рядом с ним. Ей так больно внутри, что она всеми силами пытается запихнуть её поглубже, чтобы она снова не вырвалась. Злость — единственная защита, которая помогает ей, но даже она бессильна, когда его длинные и изящные пальцы касаются её талии под футболкой.
Нельзя.
Одна мысль: нельзя. Нельзя. Нельзя. Место, Белова!
— Всё ещё не нравится? — Киоссе уже в наглую проводил пальцами по её ребрам, надавливая на чувствительные точки и каждое прикосновение к её фарфоровой коже дарило неописуемое наслаждение.
Помни, Белова: нельзя сдаваться.
— Убери свои чертовы руки от меня! — Рычит прямо в лицо своему палачу, но тот не собирается прекращать эту игру.
— Не нравится, Белова? Даже так? — Его голос слишком тихий, он слегка наклоняется к ней и проводит своими губами по её щеке. добираясь до подбородка влажной дорожкой. Малышка протестующе дёргается, но объятья становятся лишь крепче.
— Хватит! — Почти кричит. — Хватит! — Она пытается оттолкнуть его, но тщетно. Он слишком сильный, сволочь!
— Не нравится? — Требовательно шипит парень на ухо девчонке, та вздрагивает, когда гладкие и нежные пальцы касаются её талии, прижимая ближе. Максимально ближе. — Ну же, Белова, отвечай.
— Ты мне противен, слышишь? Я тебя ненавижу! — Это было правдой, но Никита знал, что малышка на грани: её трясет, а взгляд мечется по сторонам в поисках выхода, которого нет. Есть только один выход — прямо к нему в руки, в объятья Дьявола, а там уже конец.
Киоссе решает добить малышку, когда осторожно касается губами её губ. Это не поцелуй. Это что-то слишком лёгкое, будто бабочка задела её своим крылышком, когда пролетала мимо. Белова против воли застывает, когда поцелуй повторяется на разных частях тела: сначала на подбородке, потом на щеке, потом на носу, на лбу и медленно поцелуй перекочевал на её запястье, которое теперь горело от прикосновений теплых губ.
Самообладание рушится к чертям, потому что она никогда не видела его таким нежным и осторожным, это было похоже на какое-то безумие, но Беловой казалось, что Никита - полный отбитый ублюдок и этот Никита — нежный и осторожный два абсолютно разных человека. Может быть, она просто хотела, чтобы её любили, и вся выдержка посылается далеко и надолго, когда губы кареглазого добираются до порезов от лезвия и начинают покрывать мелкими, но чувственными поцелуями.
Сможет ли она остановить это?
— Стой, хватит! — Она всеми силами пытается удержать ускользающее сознание от всего происходящего. — Зачем ты это делаешь?
— Может, потому что мне так хочется? — Он отрывается от терзаний её запястья и смотрит прямо в глаза. Пронзительно-чистые карие глаза сейчас излучают только маленький лучик света, что становится всё больше.
— Это всё не по-настоящему, ты ненастоящий! — Настя отчаянно пытается прекратить эту пытку. — Я для тебя лишь игрушка.
Никита не позволяет больше ничего ей сказать: он просто целует малышку. Осторожно и трепетно, так что ноги подкашиваются, потому что всё происходит как в замедленной съемке. Белова до чертиков уверена в том, что эта всего лишь очередная игра, но противостоять напору Никиты получается с трудом.
Малышка правда пытается сражаться с ним, но сил на войну больше нет.
— Не нравится? — Повторяет. на секунду оторвавшись от сладостных губ.
— Нет, не нравится. — Выдыхает и снова чувствует властные, но мягкие губы на своих.
Утопия.
Комментарий к Forty one.
Привет, котята :з
История неустанно приближается к финалу и это завершающие главы, в которых будут смешаны абсолютно разные чувства и к финалу, в самой последней главе, этот фейерверк эмоций и чувств должен взорваться, я сделаю всё возможное для этого, зарисовки для последних глав уже начинают набрасываться, и, поверьте мне, я сделаю из этого финала настоящую бомбу. Я надеюсь, что вам понравится, я очень старалась. Какой же будет конец у этой истории? Это вы узнаете только, когда прочитаете концовку, потому что я не хочу раскрывать все карты, чтобы сохранить интригу и напряжение: сладостное и мучительное, потому что эта история для меня очень тяжелая в эмоциональном плане. я обещаю, что вас тряхнет, а пока читайте новую главу и наслаждайтесь. Спасибо, что вообще читаете меня. Я очень ценю ваше внимание и поддержку, правда ♥ И я очень люблю вас, мур ♥ Следующая глава очень скоро, да. Приятного чтения ♥
========== Forty two. ==========
Повествование ведется от лица Автора
По щекам малышки бежали слезы кристально-чистой боли.
А он целовал, целовал, целовал, что есть силы, задерживая дыхание, чтобы подольше ощущать эти соленные капли горечи на своих губах, потому что человеческая боль была для него сумасшедшим дыханием.
Девчонку трясло: она буквально повисла на его плечах, хрипя или рыча прямо в шею. Коготки впивались в холодную плоть до боли, которая не играла роли вообще. Очередной вздох-всхлип, когда шаловливые ручонки Киоссе вновь забрались под её футболку, пробегая пальцами по выпирающим ребрам и чуть ниже.
Никита держал её слишком крепко, не позволяя вырваться. Белова отчаянно пыталась оттолкнуть его, понимая, насколько сильно она пала, когда всё снова зашло слишком далеко. И уверенности, что она сможет противостоять ему, заметно поубавилось, потому что он шел напролом, терзая чувствительную кожу её шеи и не собираясь останавливаться, потому что был слишком голоден на неё.
Слишком.
От каждого прикосновения к теплой фарфоровой коже, Никита готов был рычать от удовольствия. Парень сходил с ума. И малышка в его руках уже тоже начинала терять свой рассудок, захлебываясь в своих эмоциях. Никита дернул за край её футболки в жалких попытках содрать с прекрасного тела ненужную тряпку.
Всхлип. И отчаянный хрип. Она не могла отпихнуть его, не могла убежать, не могла убраться к черту из этого дома. Она была всего лишь игрушкой, у которой не было права выбора. Вот в этом вся суть. Киоссе всё делает для себя и ради себя. И сейчас тоже для собственного удовлетворения.
— Отпусти! — Попытка. Провальная.
Никита её не слышал, он только покрывал её тело поцелуями, оставляя на хрупком теле красные пятна, желая пометить это тело, как своё. Белова проваливалась в бездну от каждого прикосновения и поцелуя. Кожу жгло так, что её хотелось содрать, чтобы стало легче. чтобы прошло это чувство собственной омерзительности.
Потому что она предавала Свята, когда цеплялась пальцами за шею злейшего врага, чтобы не упасть. Никита знал, что Настя слишком слабая, потому что её тело не слушалось её. оно подчинялось Дьяволу целиком и полностью. Никита был уверен, что эта малышка влюблена в него до безумия. И решил наказать за бессовестное враньё.
— Не нравится, Белова? — Он слегка нажал пальцами на её позвоночник и малышка выгнулась под неестественным углом. Скорее от боли, чем от желания.
— Нет. — Она нашла в себе силы ответить, глотая слезы. — Нет, слышишь? Нет. — Она была готова скулить от своей беспомощности.
Никогда не поддавайтесь чувствам — это ловушка, он играет на струнах её эмоций и выжимает как чертов лимон, забирая всё, оставляя пустоту.
Настя тонет. И самое страшное, что её никто не спасет.
