Текст книги "Король гордости (ЛП)"

Автор книги: Ана Хуан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Очевидно, не из-за Изабеллы. Я был просто обеспокоен тем, как она превзошла меня, и не мог успокоиться, пока не доведу пьесу до совершенства.

Я продержался в баре еще десять минут, прежде чем не смог больше этого выносить. Я извинился, что у меня назначена беседа с генеральным директором частной инвестиционной компании, выскользнул через боковой вход и поднялся по лестнице на второй этаж.

В отличие от вчерашнего дня, в зал не просачивалась музыка. Прикосновение чего-то, что казалось опасно близким к разочарованию, скользнуло по моей коже, пока я не стряхнул его.

Я потянулся к двери как раз в тот момент, когда она распахнулась.

Что-то маленькое и мягкое врезалось в меня, и я инстинктивно обнял ее за талию, чтобы поддержать.

Я посмотрел вниз, аромат розы и ванили затуманил мои чувства, прежде чем мой мозг осознал, кто был в моих объятиях.

Шелковистые темные волосы. Загорелая кожа. Огромные карие глаза, которые слились с моими с удивлением и чем-то еще, что вызвало тревожный прилив тепла в моей крови.

Изабелла.

ГЛАВА 6

Кай обнял меня за талию, прижимая к своему торсу. Это было похоже на то, как если бы меня окутало адское пламя. Тепло просочилось через мою рубашку в вены; румянец поднялся к поверхности моей кожи, которую покалывало под внезапным, тяжелым весом моей униформы.

Я должна была что-то сделать – извиниться за то, что столкнулась с ним (хотя это была не моя вина), отступить, убежать ко всем чертям – но мой разум дал сбой. Все, на чем я могла сосредоточиться, это на твердой силе его тела и быстром стуке моего сердца.

Кай опустил подбородок, его глаза нашли мои. В кои-то веки на нем не было галстука и пиджака. Вместо этого на нем была белая рубашка на пуговицах с закатанными рукавами и расстегнутой верхней пуговицей. Рубашка была такой мягкой, и от него так приятно пахло, что у меня возникло безумное желание прижаться лицом к его груди. Или, что еще хуже, прижаться ртом к впадинке его горла и посмотреть, так ли он хорош на вкус, как пахнет.

Мое дыхание вырвалось через приоткрытые губы. Покалывание усилилось; все вокруг казалось теплым и тяжелым, как будто меня окунули в поцелованный солнцем мед.

Выражение лица Кая оставалось безразличным, но его горло сжалось от предательского сглатывания.

Я была не единственной, кто почувствовала электрическую связь между нами.

Осознания этого было достаточно, чтобы вывести меня из транса.

Что я делаю?

Это был Кай, ради всего святого. Он был на сто (ладно, на девяносто) процентов не в моем вкусе и на двести процентов под запретом.

Я не собиралась совершать ту же ошибку, что и моя предшественница, которую уволили после того, как мой начальник застукал ее за тем, как она делала минет члену клуба. Она вела себя безрассудно, и теперь ей запретили работать в каждом баре в радиусе сорока миль. Вальгалла серьезно относилась к своим правилам – и последствиям.

Также…

Помнишь, что произошло в последний раз, когда ты связалась с кем-то, кто был под запретом?

Мой желудок скрутило, и туман, наконец, отступил достаточно, чтобы я смогла вырваться из его объятий. Несмотря на гудение обогревателя на заднем плане, вырваться из объятий Кая было все равно что покинуть уютный, освещенный камином домик и отправиться в горы в разгар зимы.

Мурашки пробежали по моим рукам, но я справилась с этим небрежным напевом.

– Ты преследуешь меня?

Наткнуться на него здесь один раз могло быть совпадением, но дважды было подозрительно. Особенно в последующие ночи.

Я ожидала, что он отмахнется от меня со своим обычным сухим весельем. Вместо этого, легкий намек на розовый оттенок окрасил его скулы.

– Мы обсуждали это в прошлый раз. Я член клуба, и я просто пользуюсь его удобствами, – сказал он высокопарно и официально.

– Ты никогда не пользовался фортепианной комнатой до этой недели.

Едва заметное приподнимание его брови.

– Откуда ты знаешь?

Инстинкт. Если бы Кай регулярно появлялся здесь, я бы это почувствовала. Он менял форму каждого помещения, в которое входил.

– Просто догадка, – сказала я. – Но я рада, что ты приходишь чаще. Тебе не помешала бы практика. – Я подавила улыбку, увидев, как загорелись его глаза. – Может быть, однажды ты догонишь меня.

К моему разочарованию, он не клюнул на наживку.

– Можно только надеяться. Конечно... – Предыдущая искра стала задумчивой. Оценивающий. – Прошлая ночь могла быть случайностью. Ты говоришь о большой игре, но можешь ли ты повторить тот же уровень?

Теперь он был тем, кто заманивал наживку, его слова блестели, как у пескаря, насаженного на джиг-головку.

Я не должна поддаваться на это. Мне нужно было вставить больше слов – я катастрофически отставала от своей ежедневной цели по количеству слов в три тысячи слов – и я пробралась сюда только после смены, потому что надеялась, что это даст толчок моему творчеству. У меня не было времени потакать завуалированным вызовам Кая.

Практическая сторона меня настаивала на том, чтобы я немедленно вернулась домой и начал писать; другая, более убедительная сторона светилась гордостью. Кай не бросил бы мне вызов, если бы не был напуган, и было так мало вещей, в которых я была по-настоящему талантлива, что я не могла устоять перед желанием покрасоваться. Совсем чуть-чуть.

Я выдавила уверенную улыбку.

– Давай проверим это, не так ли? Твой выбор?

Тяжесть его взгляда проводила меня до скамейки запасных. Я открыла резервную панель и попыталась сосредоточиться на гладких, знакомых клавишах, а не на человеке позади меня.

– Чего ты хочешь? – Спросила я.

– «Зимний ветер». – Присутствие Кая коснулось моей спины, как и дрожь удовольствия, за которой следует медленное растекание тепла по моему позвоночнику. – Шопен.

Это был один из самых сложных этюдов композитора, но он был выполним.

Я взглянула на Кая, который прислонился к пианино и оценивал меня с отстраненным интересом профессора, оценивающего студента. Лунный свет разливался по его расслабленной фигуре, серебром выделяя скулы и прорисовывая тени под этими непроницаемыми глазами.

Воздух затуманился от предвкушения.

Я погрузилась в нее, переводя взгляд обратно на пианино, закрывая глаза и позволяя электрическим токам пронести меня через пьесу. Я не часто играла Шопена, поэтому он начал подташнивать, но как только прибавила шагу, тихий шорох отвлек меня от размышлений.

Мои глаза распахнулись. Кай сдвинулся со своего предыдущего места. Теперь он сидел на скамейке, его тело было всего в нескольких дюймах от моего.

Я нажала не на ту клавишу. Диссонирующая нота пробрала меня до костей, и хотя быстро исправилась, я больше не могла раствориться в музыке. Я была слишком занята тем, что тонула в осознанности, в аромате леса после ливня и в том, как взгляд Кая прожег дыру на моей щеке.

Вчера я играла так, как будто никто не наблюдал. Сегодня я играла так, словно за мной наблюдал весь мир, за исключением того, что это был не весь мир. Это был один человек.

Я закончила этюд, разочарование растирало мне кожу. Кай наблюдал за мной, не говоря ни слова, выражение его лица было непроницаемым, за исключением крошечной складки между бровями.

– Ты отвлек меня, – сказала я, прежде чем он смог констатировать очевидное.

Хватка ослабла, показав проблеск веселья.

– Как же так?

– Ты знаешь как.

Веселье усилилось.

– Просто сидел. Я ничего такого не сказал и не сделал.

– Ты сидишь слишком близко. – Я бросила многозначительный взгляд на полоску черного кожаного сиденья между нами. – Это очевидная тактика запугивания.

– Ах, да. Секретное искусство сидеть слишком близко. Я должен связаться с ЦРУ и проинформировать их об этой новаторской тактике.

– Ха-ха, – проворчала я, мое эго было слишком уязвлено, чтобы уступать место юмору. – Разве тебе не нужно быть где-нибудь в другом месте, вместо того чтобы беспокоить невинную девушку?

– Мне нужно побывать во многих других местах. – Краткий огонек осветил тени в его глазах. – Но я выбрал быть здесь.

Его слова проникли в мои кости, гася пламя моего недовольства.

Свет вспыхнул, затем погас, снова погрузившись в омуты тьмы.

– Как ты научилась так хорошо играть? – Кай так резко сменил тему, что мой мозг засуетился, пытаясь наверстать упущенное. – Большинство обязательных уроков в детстве не охватывают такие сложные фрагменты.

Обрывки воспоминаний пронеслись в моем сознании. Золотой день здесь, вечернее представление там.

Я держала их запертыми в коробке, когда могла, но вопрос Кая заставил ее открыться с удручающе малым усилием.

– Мой отец был учителем музыки. Он мог сыграть все. Скрипка, виолончель, флейта. – Знакомая боль подкралась к моему горлу. – Но фортепиано было его первой любовью, и он учил нас с юных лет. Моя мама не была музыкальным специалистом, и я думаю, он хотел, чтобы в семье был кто-то еще, кто мог бы относиться к музыке так же, как он.

Виньетки из моего детства всплыли на поверхность. Глубокий, терпеливый голос моего отца, направляющий меня через весы. Моя мама везет меня по магазинам за новым платьем, и моя семья собирается в гостиной на мой первый – сольный концерт. Я несколько раз спотыкалась, но все делали вид, что этого не было.

После этого мой отец заключил меня в крепкие объятия, прошептал, как он мной гордится, и повел всех нас на мороженое. Он купил мне специальную тройную порцию брауни с шоколадной помадкой, и я вспомнила, как подумала, что жизнь не может быть лучше, чем в тот момент.

Я моргнула, сдерживая предательскую слезу в глазах. Я не плакала на публике с похорон моего отца и отказывалась начинать все сначала сейчас.

– Мы. Ты и твои братья и сестры. – Мягко подсказал Кай. Я не знала, почему его так заинтересовало мое прошлое, но как только начала говорить, я уже не могла остановиться.

– Да. – Я проглотила нахлынувшие воспоминания и привела свои эмоции в некое подобие порядка. – У меня есть четыре старших брата. Они соглашались на уроки игры на фортепиано, чтобы сделать нашего отца счастливым, но я была единственной, кто по-настоящему наслаждался ими. Вот почему он снял их с крючка после того, как они изучили основы, но продолжал учить меня.

Я не хотела быть профессиональным пианистом. Никогда такого не было и никогда не будет. Была особая магия в том, чтобы любить что-то, не наживаясь на этом, и меня утешала мысль, что в моей жизни есть по крайней мере одна вещь, к которой я могла бы обратиться без ожиданий, давления или чувства вины.

– А как насчет тебя? – Я смягчила свой тон. – У тебя есть братья или сестры?

Я мало что знала о Кае, несмотря на дурную славу его семьи. Для людей, которые построили свое состояние на препарировании жизней других, они сами были печально известны своей скрытностью.

– У меня есть младшая сестра, Эбигейл. Она живет в Лондоне.

– Верно. – Образ женской версии Кая – классной, элегантной, со вкусом подобранной дизайнерской одежды с головы до ног – промелькнул у меня в голове. – Дай мне угадать. Вы оба также брали уроки игры на фортепиано в детстве, наряду со скрипкой, французским, теннисом и китайским языком.

Губы Кая изогнулись.

– Неужели мы настолько предсказуемы?

– Большинство богатых людей такие. – Я пожала плечами. – Без обид.

– Не обижаюсь, – криво усмехнулся он. – Нет ничего более лестного, чем быть названным предсказуемым.

Он поерзал на своем сиденье, и наши колени соприкоснулись. Легко, так легко, что это едва ли считалось прикосновением, но каждая клеточка моего тела напряглась, как будто меня ударило током.

Кай замер. Он не пошевелил коленом, а я не дышала, и нас отбросило назад, к началу ночи, когда его руки обвивали мою талию, вызывая всевозможные неуместные мысли и фантазии.

Сплетающиеся языки. Скользкая от пота кожа. Мрачные стоны и хриплые мольбы.

Точка соприкосновения между нами горела, принимая наше легкое подшучивание и конденсируя его во что-то более тяжелое. Более опасное.

Одеяло статического электричества опустилось на мою кожу. Внезапно я остро осознала, как мы будем выглядеть для любого, кто войдет. Два человека столпились на одной скамейке, так близко, что наше дыхание слилось в одно. Обманчиво интимный портрет нарушенных правил и отброшенных приличий.

Вот как это было на ощупь. На самом деле, мы не делали ничего плохого, но в тот момент я была более обнажена, чем если бы стояла голым посреди Пятой авеню.

Глаза Кая потемнели по краям. Никто из нас не двигался, но у меня было сверхъестественное ощущение, что мы несемся по невидимой тропе, ведущей с обрыва.

Возьми себя в руки, Иза. Ради Бога, вы разговариваете в комнате с пианино, а не прыгаете на тарзанке с башни Макао.

Я вернула свое внимание к текущему разговору.

– Значит, я была права насчет всех уроков. Предсказуемо. – Слова вышли более запыхавшимися, чем намеревалась, но я замаскировала это яркой улыбкой. – Если только у тебя тоже нет какого-нибудь захватывающего хобби, о котором я не знаю. Приручаешь ли ты диких лошадей в свободное время? Бейсджампинг с вершины той башни в Дубае? Устраиваешь оргии в своей личной библиотеке?

Угли тлели, затем остыли.

– Боюсь, что нет. – Голос Кая мог бы растопить масло. – Я не люблю делиться.

Земля сдвинулась, выбив меня из равновесия. Я пыталась придумать ответ, любой ответ, когда громкий смех пронесся по комнате, как гильотина.

Электрическая связь с шипением канула в лету. Наши головы повернулись к двери, и я инстинктивно отдернула свою ногу от него.

К счастью, кто бы ни был в коридоре, он не вошел в комнату. Гул голосов в конце концов стих, оставив после себя тишину.

Но заклинание разрушилось, и склеить осколки обратно было невозможно. Не сегодня вечером.

– Мне нужно идти. – Я встала так резко, что мое колено ударилось о нижнюю стенку пианино. Я проигнорировала боль, рикошетом пронесшуюся вверх и вниз по моей ноге, и изобразила легкомысленную улыбку. – Как бы это ни было забавно, я должна, эм, покормить свою змею.

Королевских питонов нужно было кормить только раз в неделю или две, и я уже покормила Монти вчера, но Каю не нужно было этого знать.

Он не выказал видимой реакции на мои слова, просто наклонил голову и ответил простым

– Спокойной ночи.

Я подождала, пока выйду из комнаты и пройду по коридору, прежде чем позволила себе расслабиться. О чем, черт возьми, я только думала? Моя ночь была впечатляющей серией плохих решений. Сначала я пошла в фортепианную комнату вместо того, чтобы идти домой работать над своей рукописью (в свою защиту скажу, что обычно после занятий на фортепиано я писала лучше), затем осталась и немного пофлиртовала с Каем.

Моя стычка с ним, должно быть, лишила меня здравого смысла.

Я прошла половину лестницы, когда столкнулась с Паркером, менеджером бара.

– Изабелла. – Удивление осветило ее глаза. Со своей худощавой фигурой и платиновой стрижкой «пикси» она имела поразительное сходство с моделью Эйджинс Дейн. – Не ожидала все еще увидеть тебя здесь.

Моя смена закончилась два часа назад.

– Я была в комнате с пианино, – сказала я, решив сказать правду. Некоторые менеджеры Вальгалла были недовольны тем, что сотрудники пользуются помещениями даже в соответствии с правилами, но Паркер знала о моем хобби и поощряла его.

– Конечно. Я должна был догадаться. – Ее глаза блеснули.

Паркер была настоящим сокровищем, с точки зрения менеджеров. В тысячу раз лучше, чем Жуткий Чарли или Хендси Гарри с моих предыдущих мест работы. Помимо моих подруг Вивиан и Слоан, она также была одним из немногих людей в Нью-Йорке, кто знала и хранила мой секрет. За это я всегда буду благодарна.

– У меня не было возможности сказать тебе раньше, но поздравляю с твоей предстоящей годовщиной работы. – Улыбка озарила ее лицо. – Я рада, что ты у меня в команде.

Тепло разлилось у меня в животе, стирая часть моего прежнего чувства вины.

– Благодарю вас.

Съешь это, Габриэль.

Возможно, он не верил в меня, но мой менеджер только что сказала, что я одна из ее лучших сотрудников.

Слова Паркер преследовали меня всю дорогу через весь город до моей квартиры, где Монти дремал в своем виварии, а моя рукопись лежала, не дотянув на семьдесят девять тысяч слов до целевого показателя в восемьдесят тысяч слов.

Работа барменом оплачивала счета, но, как и в случае с фортепиано, меня это не интересовало как карьера. Тем не менее, было приятно быть в чем-то хорошим. Паркер проработала в Вальгалла много лет; она видела, как множество людей приходило и уходило, и я произвела на нее впечатление.

Я не могу подвести ее.

Это означало держать нос в чистоте, оставаться сосредоточенной и держаться подальше от некоего британского миллиардера.

Но когда той ночью я забралась в постель и заснула беспокойным сном, мои сны не имели ничего общего с работой, а все были связаны с темными волосами и украденными прикосновениями.

ГЛАВА 7

– Романтические комедии переоценены и нереалистичны. – Слоан нахмурилась, глядя на монтаж милых свиданий и страстных поцелуев, мелькающих на экране ее телевизора. – Они обрекают людей на неудачу ложными надеждами на счастливую жизнь и пошлыми жестами, когда обычный мужчина даже не может вспомнить день рождения своей партнерши.

– Угу. – Я схватила еще горсть попкорна с маслом из миски между нами. – Но они забавные, и ты все равно смотришь их.

– Я их не смотрю. Я…

– Ненавидишь, но смотришь, – закончили мы с Вивиан в унисон.

Мы свернулись калачиком в гостиной Слоан, поглощая нездоровую пищу и наполовину обращая внимание на дрянный рождественский роман, который мы выбрали на ночь. Некоторые люди могли бы сказать, что для рождественских фильмов еще слишком рано, но эти люди были бы неправы. Был октябрь, а это означало, что практически декабрь.

– Это то, что ты говоришь каждый раз. – Я отправила в рот пышное зернышко, стараясь не уронить крошки на свой ноутбук. – Ты не совсем неправа, но в реальной жизни есть исключения. Посмотри на Вив и Данте. Они доказывают, что влюбленные мужчины и дрянные широкие жесты тоже существуют в реальной жизни.

– Эй! – Запротестовала Вивиан. – Его жесты не были пошлыми. Они были романтичными.

Моя бровь изогнулась в вызове.

– Покупать тебе пельмени в тридцати шести лучших ресторанах Нью-Йорка, чтобы ты могла выбрать, какой тебе больше нравится? Я бы сказала, что это и то, и другое. Не волнуйся. – Я похлопала ее свободной, не набитой попкорном рукой. – Я не имела в виду это в плохом смысле.

Если кто-то и заслуживал дополнительной любви и нежности в своей жизни, так это Вивиан. Снаружи ее жизнь казалась идеальной. Она была красивой, умной и владела успешной компанией по организации роскошных мероприятий. Она также была наследницей состояния Lau Jewels, но за деньги пришлось заплатить – ей пришлось расти с Фрэнсисом и Сесилией Лау, которые были, за неимением лучшего слова, полными придурками. Ее мать постоянно критиковала ее (хотя сейчас реже, чем раньше), а отец отрекся от нее после того, как она дала ему отпор.

Фрэнсис был главной причиной, по которой отношения Вивиан и Данте так непросто начинались, но, к счастью, они прошли через это и теперь были так тошнотворно милы вместе, что у меня болели зубы каждый раз, когда я оказывалась рядом с ними.

Долбаные пельмени. Это было так мило и в то же время удручающе. Я никогда не встречалась ни с кем, кто заботился бы о мне настолько, чтобы помнить мою любимую еду (макароны), не говоря уже о том, чтобы покупать мне их в несколько раз больше.

Если бы я не боялась ненароком вызвать дьявола (спасибо моей Лоле, которая приложила немало усилий, чтобы внушить страх Божий своим внукам), я бы сделала кукол вуду из своих худших бывших.

С другой стороны ... Я посмотрела на свой ноутбук.

У меня было кое-что получше, чем куклы вуду. У меня были свои слова.

– Знаешь что? Может быть... – Я выпрямилась, мои пальцы уже двигались, прежде чем мой мозг успел сообразить. – Я могу каким-то образом включить свидание Данте и Вив в свою книгу.

Это была та часть, которая мне нравилась в писательстве. Яркие моменты, которые раскрыли новые разделы истории, приблизив ее к завершению. Волнение, движение, прогресс.

Прошла неделя с момента звонка Габриэля. Мне еще предстояло набрать свое ежедневное количество слов, но я была уже ближе. В то утро я написала целых восемнадцать сотен слов, и если бы я втиснула еще тысячу или около того до окончания вечера кино, я бы достигла своей цели.

Брови Слоан нахмурились.

– Пельмени в эротическом триллере?

– Просто потому, что это не было сделано, не означает, что этого не может быть. – Мой февральский крайний срок приближался все ближе, и на данный момент я была готова попробовать все, что угодно.

– Возможно, один из персонажей может подавиться одним из них, – предположила Вивиан, по-видимому, ничуть не обеспокоенная моим болезненным отношением к романтическому жесту ее мужа. – Или они могут посыпать клецки мышьяком и скормить их ничего не подозревающему конкуренту, а затем растворить тело серной кислотой, чтобы скрыть улики.

Слоан и я уставились на нее, разинув рты. Из нас троих Вивиан с наименьшей вероятностью могла вынашивать такие дьявольские идеи.

– Извини. – Ее щеки порозовели. – Я смотрела много криминальных шоу с Данте. Мы пытаемся найти для него нормальное хобби, которое не связано с работой, сексом или избиением людей.

– Думала, последнюю часть он передал на аутсорсинг, – наполовину пошутила я, отстукивая обязательную фразу о мышьяке. Данте был генеральным директором Russo Group, конгломерата товаров класса люкс. Он также был печально известен своими сомнительными методами обращения с людьми, которые выводили его из себя. Городская легенда гласит, что его команда избила потенциального грабителя до такой степени, что мужчина все еще находился в коме много лет спустя.

Меня бы больше беспокоили слухи, если бы он не любил Вивиан так сильно. Достаточно было только взглянуть на него, чтобы понять, что он скорее выбросится с Эмпайр-стейт-билдинг, чем причинит ей боль.

Вивиан сморщила нос.

– Забавно, но я имела в виду его боксерские поединки с Каем.

Мой набор текста замедлился при упоминании имени Кая.

– Я не знала, что они боксируют.

Он все время был таким аккуратным и пристойным, но что происходит, когда он отбрасывает вежливость?

Непрошеный образ промелькнул в моем сознании его торса, обнаженного и блестящего от пота. О темных глазах, грубых руках и мускулах, отточенных часами на ринге. Очки сняты, галстук ослаблен, рот прижат к моему с пьянящей чувственностью.

Мое тело запело от внезапного жара. Я поерзала, бедра горели как от моего ноутбука, так и от фантазий, прокладывающих себе путь в моем мозгу.

– Каждую неделю, – подтвердила Вивиан. – Говоря о Данте, он скоро заедет за мной на ужин в «Монарх» позже. Ребята, вы хотите присоединиться к нам? Он дружит с владельцем, так что мы можем легко обновить бронирование .

– Что? – Спросила я, слишком дезориентированная резким левым поворотом в своих мыслях, чтобы ухватиться за новую тему.

– «Монарх», – повторила Вивиан. – Ты хочешь прийти? Я знаю, ты умираешь от желания поесть там.

Правильно. «Монарх» (названный в честь бабочки, а не королевской семьи) был одним из самых эксклюзивных ресторанов в Нью-Йорке. Список ожидания столика тянулся месяцами – если, конечно, вы не были Руссо.

Слоан покачала головой.

– Я должна забрать своего нового клиента сегодня вечером. Он приземлится через несколько часов.

Она управляла бутиковой фирмой по связям с общественностью со списком влиятельных клиентов, но обычно выполняла свои поручения на стороне. Кто бы это ни был, должно быть, действительно важный человек, если она забирала их сама, хотя выглядела явно недовольной этой задачей.

Я сдвинула ноутбук с бедер и убрала волосы с шеи. Желанный ветерок пробежал по коже, охлаждая мою похоть.

– Рассчитывай на меня, – сказала я. – У меня нет работы сегодня вечером.

Мне не нравилось быть третьей лишней, но я была бы идиоткой, если бы отказалась от ужина в «Монархе». Это всегда было в моем списке ресторанов, и это было бы хорошим отвлечением от моих тревожных фантазий о Кае.

Мне не терпелось рассказать Ромеро об ужине, а не о Кае. Помимо инженерного дела, самой большой радостью в жизни моего брата была еда, и он собирался умереть, когда..

Подожди. Ромеро.

– О Боже мой, я совсем забыла! – Адреналин от воспоминания о забытом задании захлестнул меня, стирая все оставшиеся мысли о некоем надоедливом миллиардере. Я потянулась вперед и положила рюкзак себе на колени. – Я обещала Рому, что дам это вам, ребята, попробовать.

Немного порывшись, я с триумфом выудила высокотехнологичный ярко-розовый фаллоимитатор с красивыми ребрами.

Две совершенно новые упакованные игрушки лежали на дне моей сумки, но мне нравилось сначала, так сказать, похвастаться товаром.

Ромеро был старшим инженером-конструктором в Belladonna, ведущем производителе игрушек для взрослых, что было причудливым способом сказать, что он зарабатывал на жизнь изготовлением вибраторов и фаллоимитаторов. Они полагались на раннюю обратную связь тестировщиков, и каким-то образом он заставил меня нанять моих друзей для выполнения этой задачи.

Это было не так странно, как звучало на бумаге. Ромеро был настоящим фанатом науки; если бы вы положили перед ним обнаженную супермодель и новейшее программное обеспечение для дизайна, его приоритетом было бы освоение программного обеспечения. Для него в игрушках не было ничего сексуального. Это были просто продукты, которые нуждались в совершенствовании, прежде чем появиться на рынке.

Тем не менее, я не тестировала его проекты. Даже Ромеро согласился, что это было бы слишком жутко, но мои друзья и знакомые были честной добычей.

– Нет. – Слоан сжала губы. – Мне не нужен еще один фаллоимитатор. У меня есть целый шкаф таких вещей, и они занимают ценное место.

Как и ее офис, одежда и почти все остальное в ее жизни, квартира Слоан была воплощением абсолютного минимализма. Помимо телевизора и, ну, нас, единственным признаком жизни в ее белой на белом гостиной была ничего не замечающая золотая рыбка, плавающая в углу. Предыдущий арендатор оставил его за собой, и Слоан угрожала спустить Рыбу (да, именно так она ее назвала) в унитаз в течение последних двух лет.

– Но это по последнему слову техники, – возразила я, встряхивая дилдо. – Ты одна из самых надежных рецензентов Ромеро!

В отличие от Вивиан, которая смягчала свои отзывы ободряющими словами, Слоан специализировалась на резких оценках, которые разбирали каждый продукт до мелочей. Это была та же самая женщина, которая писала многостраничную критику каждой романтической комедии, которую смотрела; ее способность упреждать оскорбленные чувства незнакомцев колебалась где-то в районе тридцати с плюсом. С другой стороны, если она говорила, что ей что-то нравится, ты знала, что она не морочит тебе голову.

После долгих уговоров, угроз и подкупа в виде обещания смотреть с ней каждый новый роман от Hallmark, я убедила Слоан продолжить свое правление в качестве самого страшного и почитаемого тестировщика Belladonna.

Я все еще спускалась с высоты победы в споре с ней, когда раздался звонок в дверь.

– Я открою. – Вивиан была в ванной, а Слоан была занята тем, что строчила в своем блокноте – судя по тому, как агрессивно она писала, бедный фильм был выпотрошен – так что я вскочила с дивана и направилась к входной двери.

Густые темные волосы, широкие плечи, оливковая кожа. Быстрый поворот дверной ручки открыл мужа Вивиан, выглядевшего с ног до головы генеральным директором-миллиардером в темно-черной рубашке и брюках Hugo Boss.

– Привет! – Радостно сказала я. – Ты рано, но это нормально, потому что фильм только что закончился. Знаешь, главная мужская роль в некотором роде напоминает мне тебя. Очень раздражительный из-за проблем с папой и вечно хмурый – пока он не найдет любовь всей своей жизни, конечно.

Вообще-то, главной мужской ролью была булочка с корицей, но мне нравилось по возможности подшучивать над Данте. Он все время был таким серьезным, хотя его характер значительно улучшился с тех пор, как он женился на Вивиан.

Румянец выступил на его скульптурных скулах и на переносице. Сначала я подумала, что разозлила его так сильно, что у него случился сердечный приступ прямо там, в коридоре, но потом заметила две вещи в быстрой последовательности.

Во-первых, взгляд Данте был прикован к моей правой руке, в которой все еще был прототип игрушки от Belladonna. Во-вторых, он был не один.

Кай стоял позади него, с расправленным галстуком и аккуратно отглаженным костюмом, его внешний вид был настолько совершенен, что трудно было поверить, что он занимается таким жестоким видом спорта, как бокс.

Мой взгляд опустился на его руки, ища синяки на костяшках и кровавые порезы, но я увидела только накрахмаленные белые манжеты и блеск дорогих часов. Ни единой морщинки или ворсинки.

Проявит ли он такой же скрупулезный контроль в спальне или откажется от этого ради чего-то более раскованного?

Обе возможности послали пьянящий поток по моим венам. Моя хватка инстинктивно усилилась вокруг игрушки, и я подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как внимание Кая переключилось с моего лица на фаллоимитатор цвета фуксии с мучительной скоростью замедленной съемки автомобильной аварии.

Тишина воцарилась в зале. Возможно, это было мое воображение, но я могла бы поклясться, что фаллоимитатор немного вибрировал, несмотря на то, что не был подключен, как будто он не мог сдержать своего возбуждения от всего этого внимания.

В то время как Данте выглядел так, будто проглотил осу, выражение лица Кая не дрогнуло. С таким же успехом я могла бы держать в руках кусочек фрукта или что-нибудь столь же безобидное. Тем не менее, жар обжег мои щеки и заднюю часть шеи, заставляя кожу покалывать.

– Мы проверяли это, – сказала я. Глаза парней расширились, что вызвало поспешное уточнение. – Не друг на друге. А..чтобы... Чтобы посмотреть, сколько у него скоростей.

Данте покачал головой и провел рукой по лицу. Тем временем уголок рта Кая дернулся, как будто он сдерживал улыбку.

Взрыв смеха каскадом прокатился по моему плечу. Я убрала свободную руку с дверной ручки, повернулась и уставилась на Вивиан, которая вернулась из ванной и смотрела, как я барахтаюсь, со слишком большим весельем для предполагаемой лучшей подруги.

– Не могу поверить, что ты не сказала мне, что я все еще держу это в руках, – сказала я, размахивая дилдо в воздухе. Данте издал сдавленный звук, который получился чем-то средним между шипением автомобильного двигателя и хрипом умирающей кошки. – Друзья не позволяют друзьям открывать дверь с фаллическими аксессуарами. Не прибегай ко мне, если твой муж упадет в обморок от сердечного шока.