Текст книги "Король гордости (ЛП)"

Автор книги: Ана Хуан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 40

Шум в остальной части бара притупился до приглушенного рева.

Кай и Кларисса. Кларисса и Кай. Здесь. Вместе.

Эта мысль прокручивалась в моей голове, пока я пыталась осмыслить открывшееся передо мной зрелище. Они еще не видели меня – моя кабинка была втиснута в угол рядом со входом, и они направились прямо к бару, не оглядываясь по сторонам.

Полупереваренная текила плескалась у меня в желудке, когда Кай наклонил голову и что-то сказал Клариссе. Они стояли ко мне спиной, так что я не могла видеть ее реакцию, но из них получилась симпатичная пара. Та же элегантность, та же утонченность, ее идеальная фигура идеально дополняла его.

Жестокая рана снова открылась, посылая глубокую боль в мою грудь. Я замерзла, несмотря на алкоголь и тепло тела, пропитавшее бар, и дрожь пробежала по моему телу крошечными, дребезжащими волнами. Я попыталась дотянуться до своего пальто, но мои конечности были такими же тяжелыми и невосприимчивыми, как бетонные блоки.

Алессандра первой заметила мое молчание. Ее брови опустились.

– Что случилось?

Тошнота застряла у меня в горле, лишив меня дара речи, но мои друзья были достаточно умны, чтобы проследить за моим взглядом в сторону бара. Волосы, телосложение и одежду Кая было безошибочно узнать даже со спины.

Потрясенное молчание начисто стерло нашу прежнюю веселость.

– Мы можем уйти, – сказала Вивиан после долгой, напряженной паузы. – Через несколько улиц отсюда есть другой бар, который должен быть хорошим, или мы можем вернуться в Мэн.

– Нет. – Я, наконец, восстановила контроль над своими способностями. – Мы остаемся. Мы были здесь первыми, и нет ... нет никаких причин, по которым мы не могли бы находиться в одной комнате в одно и то же время.

Помимо того факта, что я чувствую себя так, словно кто-то бьет кувалдой по моему сердцу. Изменение положения его тела. Поворот его головы. Удар за безошибочным ударом.

Я протолкнула кислород через свои сжатые легкие.

Мы с Каем расстались. Я сказала ему, что мы должны встречаться с другими людьми, когда я закончу наши отношения, и что ему лучше с Клариссой. Я не имела права злиться.

Тем не менее, видеть их вместе так скоро после нашего расставания было больно. Так чертовски сильно.

Слоан жестом подозвала нашего официанта.

– Еще по маргарите пожалуйста, – сказала она. – Очень крепкой.

Глаза Алессандры потемнели от сострадания.

– Это что, первый раз, когда ты...

Я кивнула, проглатывая комок в горле. Из всех баров во всем мире он должен был зайти именно в этот.

Когда-то давно я думала, что это было романтично, то, как вселенная продолжала сводить нас вместе. Теперь мне хотелось свернуть его тощую космическую шею.

Кларисса снова засмеялась над чем-то, что сказал Кай, и я больше не могла этого выносить. Я резко встала.

– Сейчас вернусь.

Мои друзья не остановились и не последовали за мной, когда я быстро зашагала в туалет. К счастью, это было рядом с нашим стендом, так что мне не пришлось проходить мимо счастливой пары по пути туда.

Мое сердце выбивало глубокий, болезненный ритм.

Что они делали в Бруклине? Ни один из них не был жителем Бруклина. Были ли они на свидании или пришли сюда как друзья? Был ли это их первый совместный выход в свет или один из многих?

Это не имеет значения. Это не мое дело.

Но независимо от того, сколько раз я говорила себе это, я не могла заставить себя поверить в это.

Я не торопилась пользоваться удобствами и мыть руки. Никогда не думала, что найду утешение в общественном туалете, но я бы забралась в металлическую коробку без окон, если бы это означало избежать Кая и Клариссы еще на секунду.

Это был маленький бар; рано или поздно они должны были меня увидеть. Это не означало, что я должна была ускорить процесс.

Мое отражение смотрело на меня из залитого водой зеркала над раковиной. Я была на два оттенка бледнее обычного, из-за чего выглядела так, словно нахожусь на грани ужасной болезни.

Я потянулась за губной помадой, чтобы немного подкрасить лицо, когда дверь распахнулась и вошла Кларисса.

Мы замерли одновременно – моя рука на полпути к сумке, ее шаг прервался рядом с сушилкой для рук Dyson.

Затем момент прошел, и мы возобновили нашу деятельность, но неловкое молчание сохранялось. Часть меня хотела убежать, прежде чем мне снова придется столкнуться с ней; другая, большая часть осталась из чистого болезненного любопытства.

В туалете спустили воду. Кларисса подошла ко мне, когда я заканчивала наносить помаду. Я выглядела лучше со свежим румянцем, хотя мои щеки оставались бледными, а кожа была липкой от нервов.

Вместо того чтобы ослабить напряжение, журчание воды из крана усугубило его.

Боже, я ненавижу неловкое молчание.

– Тесен мир, – наконец сказала я. Моя попытка говорить легким тоном вышла ржавой от огорчения и я прочистила горло. – Без обид, но я не приняла тебя за девушку бруклинского типа.

– Это было предложение Кая. – Как и у Кая, у Клариссы был британский акцент, но у нее он был более сливочным, более текучим. – Он сказал, что здесь есть отличный коктейль-бар.

Конечно, он это сделал. Я рассказала ему об этом баре, когда мы встречались, из-за чего он привел ее сюда еще более расстроенной.

– О. – Я боролась с острой болью при звуке его имени и представила, как они обсуждают варианты свиданий по телефону, и боль усилилась. – Ну, из вас двоих получается симпатичная пара.

Мне было бы стыдно за свое откровенное выуживание информации, если бы я не чувствовала себя так плохо.

Кларисса вытерла руки и открыла клатч.

– Спасибо. Кай довольно красив, но... – Она достала гладкий черный тюбик губной помады. – Между нами говоря, он немного скучноват.

Негодование жарко вспыхнуло у меня под кожей. Я обвиняла его в том же самом целую жизнь назад, еще до того, как по-настоящему узнала его, но, услышав, как она произносит это со своим надменным акцентом, я покраснела.

– Он не скучный. Он интроверт. В этом есть разница.

– Может быть. – Цвет губ Клариссы остался ровным и приглушенным, его нейтральный оттенок контрастировал с моим кирпично-красным пятном. – Он говорит только о книгах и работе. Это становится утомительным.

Ты не казалась усталой, когда смеялась с ним раньше.

– Нет ничего плохого в том, чтобы говорить о книгах – Я выдернула бумажное полотенце из дозатора и вытерла свои и без того сухие руки. Мне нужно было что-то сделать, иначе я бы закричала. – Чтение – его хобби, и он занят. Кай помогает управлять многомиллиардной компанией. Конечно, он собирается.. – Я замолчала, услышав смех Клариссы. – Что тут такого смешного? – Потребовала я.

– Ты бы видела, как ты краснеешь. – Ее глаза блеснули. – Мне очень жаль. Я знаю, это не смешно, но Кай был так несчастен из-за тебя, что приятно видеть, что ты не отмахнулась от него окончательно.

Я ненавидела то, как мое сердце пропустило удар при ее словах. Я не хотела, чтобы он был несчастен, но если он это так, и она признавала это, то это означало…

– Мы не на свидании, – добавила Кларисса, точно прочитав мое молчание. – Мы здесь как друзья. Он хотел поблагодарить меня за то, что я согласилась на наше постановочное свидание после Национальной звезды. На самом деле... – Она бросила губную помаду обратно в сумочку. – Мы обсуждали, насколько лучше мы стали друзьями.

Мой гнев улетучился, сменившись облегчением и намеком на сомнение.

– Значит, он тебя совсем не интересует?

Кларисса покачала головой.

– Мы с Каем выросли рядом друг с другом, – сказала она. – Наши родители настаивали на том, чтобы мы были вместе с тех пор, как были детьми. Для них это деловое соглашение. Союз между двумя старыми, могущественными британско-китайскими семьями в мире, где таких, как мы, немного. Но мы никогда не были близкими друзьями и не разговаривали в течение многих лет, прежде чем я переехала сюда.

Она прикусила нижнюю губу.

– Я признаю, что сначала он вызвал у меня любопытство. Кай красив, успешен и порядочный человек, что чрезвычайно редко встречается для человека с его богатством и статусом. Но я поняла, что, хотя на бумаге он может выглядеть идеально, химии там просто нет. Не так... как должно быть. – Нежный румянец окрасил ее щеки.

– О, – сказала я снова. Для писателя моя способность находить правильные слова была удручающе низкой. – Что ж, в этом есть смысл, но тебе не обязательно было рассказывать мне все это. – Я так рада, что ты это сделала. – Это не имеет значения. – Если я повторю это достаточное количество раз, это будет правдой. – Кай и я не ... Мы больше не вместе. Очевидно. – Потому что я всегда порчу все хорошее в своей жизни.

Я порылась в своей косметичке, не выискивая ничего конкретного. Адреналин от столкновения с Клариссой схлынул, и сокрушительное давление вернулось в мою грудь.

Она и Кай не были на свидании, но это не отменяло причин, по которым мы не могли быть вместе. Это просто означало, что у меня было больше времени, прежде чем он начнет встречаться с кем-то другим по-настоящему.

– Если бы это не имело значения, ты бы так не расстроилась, когда я назвала его занудой, – мягко сказала Кларисса. Она защелкнула свою сумку и посмотрела мне прямо в глаза. – Ты все еще заботишься о нем.

– Я никогда не говорила, что это не так. Это не поэтому... – Я замолчала, отвлеченная белой вспышкой вокруг ее запястья. Это было ожерелье, обернутое в браслет, и оно выглядело дико неуместно с ее элегантным нарядом. Оно также было сделан из чего-то подозрительно знакомого.

Ракушки из Пука.

Воспоминание врезалось в меня.

Где твое ожерелье?

Я, э-э, потерял его.

Кларисса была директором по связям с художниками в Saxon Gallery – той самой галерее, в которой в декабре проходила выставка Феликса.

Мои глаза встретились с ее. Ее широко раскрытые глаза и потрясенное выражение лица были всем подтверждением, в которой я нуждалась..

Еще одно напряженное молчание между нами.

Минуту назад я беспокоилась о Кае и Клариссе. Теперь я узнала, что она с моим братом?

Что, черт возьми, происходит сегодня вечером? Может быть, на самом деле меня не было в баре. Может быть, я потеряла сознание в кафе, и мне приснился самый яркий сон в моей жизни.

На этот раз молчание нарушила Кларисса.

– Пожалуйста, пока никому не говори. – Она снова покрутила браслет, ее румянец стал еще гуще. – Моя семья все еще думает, что я интересуюсь Каем, и я не...

– Я никому не скажу. – Я, как никто другой, знала, каково это хранить отношения в секрете.

Она одарила меня благодарной улыбкой. Наши пути пересекались несколько раз до сегодняшнего вечера, но она казалась более расслабленной по сравнению с нашими предыдущими встречами. Вероятно, это было влияние Феликса; он мог заставить раскрыться даже моллюска.

Мы больше не разговаривали, пока не вышли из ванной. Я чуть не врезалась в Клариссу, когда она резко остановилась. Ее глаза метались между мной и Каем, который разговаривал с другим посетителем в баре.

– Знаешь что? Я нехорошо себя чувствую, – сказала она. – Ты можешь сказать Каю, что мне пришлось уйти, и передать ему мои самые искренние извинения?

– Что? Нет, подожди! Ты можешь сказать ему сама. Он прямо ... там, – закончила я, когда она вылетела за дверь, как порыв ветра.

Была одна секунда, в следующую ушла.

Черт возьми. Я знала, что Кларисса ушла, чтобы заставить меня поговорить с Каем, и это сработало. Я не могла оставить его сидеть там, гадая, что с ней случилось.

Я подошла к нему, мои конечности были медленными и тяжелыми, как будто я двигалась под водой. Нервы скрутили мой желудок, и любопытные, заинтересованные взгляды моих друзей тяжелым грузом ложились на мою кожу, пока я мысленно репетировала то, что собиралась сказать.

Я столкнулась с Клариссой в ванной. Она неважно себя чувствует и решила уйти.

Она неважно себя чувствует, поэтому ушла и попросила меня сказать тебе.

Она просила передать тебе…

Она сказала, что я все еще забочусь о тебе, и она права.

Кай, должно быть, почувствовал жар моего взгляда, потому что он поднял глаза сразу, как я приблизилась. Наши взгляды встретились, и время замедлилось, превратившись в долгий, бесконечный ритм тоски.

Кожа покраснела. Учащенный пульс. Сердце у меня во рту.

Вот так, любой шанс, который у меня был избежать встречи с ним, захлопнулся с потрясающей окончательностью.

Лицо Кая не выдавало никаких эмоций, когда я остановилась рядом с ним и заняла освободившееся место Клариссы. Я бы встала так легче и быстрее сбежать, но я боялась, что мои колени подогнутся, и я рухну к нему, как одна из тех падающих в обморок дев в старинных любовных романах.

– Я столкнулась с Клариссой в ванной. – Придерживайся сценария. – Она плохо себя чувствует, и просила меня передать тебе, что ей пришлось уехать.

К счастью, я не перепутала свои реплики. К сожалению, они вышли хриплыми и колючими, как будто я была на грани слез.

– Понимаю. – Выражение лица Кая было непроницаемой крепостью. – Спасибо, что дала мне знать.

Звук его голоса был таким красивым и знакомым, что у меня перехватило дыхание. Потребовалась каждая унция силы воли, чтобы не зацикливаться на том, как сильно я хотела упасть в его объятия. Поцеловать его и притвориться, что нашего разрыва никогда не было и что мы все еще живем в нашем счастливом пузыре на Джейд Кей.

К + И.

Это научно доказано, любовь моя.

Давление в моей груди удвоилось, и меня спас только бармен, который появился за миллисекунду до того, как я совершила какую-нибудь глупость, например, расплакалась посреди переполненного зала.

Я подавила свои эмоции и заказала клубничный джин с тоником. Не знаю, что заставило меня заказать именно этот напиток, но менять его было слишком поздно.

Плечи Кая заметно напряглись. Трещина расколола его каменную маску, и воспоминания просочились в воздух между нами, как чернила, пролитые на чистый холст.

Что я могу для вас сделать?

Джин с тоником. Со вкусом клубники.

Ты думаешь, что перевод пятисотстраничного романа от руки на латынь расслабляет?

Ты закончишь это... Ты слишком сильна, чтобы не сделать этого.

Мы так близки, Иза.

Не отказывайся от нас. Не сейчас. Не так, как это.

Я прерывисто вздохнула, сдерживая подступающие слезы, и взяла свой напиток у бармена.

– На прошлой неделе я получила интересное электронное письмо от литературного агента. Джилл Шерман. Не думаю, что ты что-нибудь знаешь об этом.

Мне следовало вернуться к своему столику, но я пока не хотела покидать его. Быть снова рядом с ним было все равно что возвращаться домой во время ливня.

Так тепло. Безопасно. Правильно.

Кай немного расслабился.

– Это зависит от того, – сказал он, его тон был взвешенным. – Чего она хотела.

– Она попросила пересмотреть и отправить повторно. – Я сделала укрепляющий глоток. – Я внесла ее правки и отправил ей полную рукопись сегодня вечером. Вот почему мы здесь. – Указала на своих друзей, которые быстро отвели глаза и притворились, что не пялились. – Чтобы отпраздновать.

Проблеск гордости смягчил выражение лица Кая.

– Ты закончила книгу.

– Да. – Я изобразила слабую улыбку. – Благодаря удобной цифровой пишущей машинке. Это заставило меня продолжать писать вместо того, чтобы возвращаться назад и удалять каждое второе предложение.

– Это была не пишущая машинка, которая написала рассказ, Изабелла, – сказал он низким голосом. – Это была ты.

Мое сердце скрутилось в узел. В последний раз, когда мы разговаривали, я порвала с ним и вышвырнула его из своей квартиры, но он все еще подбадривал меня, как будто я не затащила нас обоих в ад.

– Почему ты это сделал? – Спросила: я. – Я думала, ты даже не читал рукопись. Ты никогда ничего не говорил...

– Если бы я что-нибудь сказал, ты бы попыталась остановить меня. – Кай слегка покачал головой. – Возможно, я перегнул палку, отправив это Джилл, не посоветовавшись с тобой, но я не хотел, чтобы ты мучилась из-за этого. Твоя история хороша, независимо от того, приняла она ее или нет. – Его лицо смягчилось еще больше. – Хотя я рад, что она это сделала.

– Я тоже, – прошептала я. Я не была расстроена из-за того, что он отправил ей главы; я была больше расстроен из-за того, что у меня не хватило смелости отправить их раньше.

Раньше я думала, что это я вытолкнула Кая из его зоны комфорта, и, возможно, так оно и было. Но он сделал то же самое для меня, только по-другому.

Не было роста без риска, не было прогресса без изменений.

Я порвала с ним, потому что боялась перемен. Я гордилась тем, что я смелая и предприимчивая, когда на самом деле была гребаной трусихой, которая сбежала от отказа, прежде чем отказ смог найти меня.

Кай ни разу не выразил сомнений на мой счет. На самом деле, он верил в меня так сильно, что отправил мою рукопись одному из лучших агентов в стране. Я была той, кто спроецировала на него свою неуверенность, и эта неуверенность была основана на чем? Слова Габриэля? Неодобрение Леоноры Янг? Моя история о том, что я никогда ничего не доводила до конца?

В конце концов, только последнее имело значение, потому что это было единственное, что я могла контролировать. Я не могла изменить то, как другие люди воспринимали меня, но я могла изменить то, как я жила своей жизнью.

Я была способнс. Прошедшая неделя доказала это. Я наконец-то закончила то, что было важно для меня, и если я смогла сделать это один раз, я смогу сделать это снова.

Осознание этого наполнило меня приливом уверенности, которая почти стерла боль в моей груди.

Почти.

– Слышала о том, что произошло в Лондоне, – тихо сказала я. – Поздравляю. Я надеюсь, ты отпраздновал. – Если кто-то и заслуживал всего хорошего в мире, так это он.

– Я еще не генеральный директор. – В его улыбке была такая щемящая печаль, что болела каждая клеточка тела. – И я был не в настроении праздновать.

Я опустила глаза, не в силах больше смотреть на него без чувства, что кто-то разрывает мои внутренности в клочья.

На этот раз тишина между нами разорвалась не воспоминаниями, а невысказанными словами. Тысячи из них, кружащихся и зависающих, которым некуда идти.

Тем временем бар заполнялся. Ранее управляемая толпа разрослась до оглушительных размеров, а музыка сменила мягкий джаз на быстрый фанк.

Этот шум. Люди. Грубое, расцветающее давление под моей кожей.

Они прижимались ко мне, пока что-то не щелкнуло, и я за долю секунды приняла решение.

Я подняла глаза, мой пристальный взгляд снова встретился с взглядом Кая.

– Давай пойдем куда-нибудь потише, – сказала я, вопреки всему надеясь, что поступаю правильно. – Нам нужно поговорить.

ГЛАВА 41

Вместо того чтобы пойти в другой бар, мы с Изабеллой прогулялись по близлежащему Бруклинскому мосту. Зимний холод значительно сократил пешеходное движение, но горстка пар, фотографов и туристов все еще составляла нам компанию, когда мы прогуливались по направлению к Манхэттену.

Температура колебалась в середине тридцатых, настолько низкая, что при нашем дыхании в воздухе образовывались маленькие белые облачка. Тем не менее, тепло разлилось по моим венам, защищая меня от холода.

Быть снова рядом с Изабеллой стоило того, чтобы выдержать любую жестокую погоду.

Я должен был бы поблагодарить Клариссу позже. Я рассказал ей, что случилось с Изабеллой по дороге в бар, главным образом потому, что она была единственной непредвзятой стороной, с которой я мог поговорить о ситуации, и я ни на секунду не верил, что она ушла, потому что была больна.

Встреча с Изабеллой сегодня вечером была удачей, и я не собирался тратить ее впустую.

– Итак, когда именно состоится новое голосование? – Спросила Изабелла, искоса взглянув на него.

– Завтра. – Я засунул руки поглубже в карманы, чтобы удержаться от прикосновения к ней. Ее щеки раскраснелись, волосы растрепались от ветра, а подводка для глаз размазалась где-то между перекладиной и бриджем, придавая ей восхитительный вид енота.

И она выглядела так чертовски красиво, что мое сердце остановилось на секунду, ровно на столько, чтобы убедиться, что каждый удар принадлежит ей.

Изабелла остановилась как вкопанная.

– Завтра? Завтра, завтра?

– Да. – Улыбка озарила мой рот, когда я увидел ее широко раскрытые глаза. – Завтра, завтра. Как в пятницу. День "Д". Называй это как хочешь.

Последние две недели были настоящим ураганом. Рассел был официально уволен и находился под уголовным расследованием за свою деятельность. Большинство подвергшихся шантажу членов совета директоров подали в отставку, что спровоцировало экстренное собрание акционеров для избрания им на замену. Young Corporation и Black&Co были втянуты в неприятную юридическую борьбу по полудюжине направлений. Это был беспорядок, но чем скорее мы с ним разберемся, тем скорее сможем двигаться дальше.

Хаос способствует хорошему бизнесу только тогда, когда в нем участвуют другие люди, а не наши собственные.

– Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен обеспечивать голоса и заниматься другими ...предварительными отборами? – Порыв ветра унес вопрос Изабеллы в воздух.

– На данный момент я больше ничего не могу сделать. – На этот раз я отнесся к голосованию на удивление спокойно. Это были первоначальные кандидаты, за вычетом Рассела—Тобиаса (который вернулся в гонку), Лоры, Пакстон и меня. Я был уверен в своих шансах, но четверть членов правления были новичками, и я не знал, в какую сторону они склоняются.

Однако за последние две недели я обнаружил, что потеря должности генерального директора не самое худшее, что могло со мной случиться.

Потеря Изабеллы была, и это уже произошло.

Знакомая боль пронзила мою грудь. Быть так близко к ней, не прикасаясь к ней, было пыткой, но, по крайней мере, она была здесь, во плоти, вместо того, чтобы преследовать мои мысли.

– Мы можем продолжить обсуждение голосования, но я предполагаю, что ты пригласила меня сюда не для того, чтобы говорить о работе, – сказал я.

Ее горло дернулось с видимым усилием сглотнуть.

Наш последний разговор закружился вокруг нас, унося нашу светскую беседу и оставляя после себя свежие раны и разбитые сердца.

Мы не подходим друг другу.

Это было весело, пока это продолжалось…

Пожалуйста, просто уходи.

Даже сейчас, недели спустя, воспоминание о ее словах ударило меня в грудь с безудержной жестокостью.

– Не знаю, зачем я пригласила тебя сюда. – Глаза Изабеллы опустились. – Но я... когда я увидела тебя, я...

Боль распространилась по моему горлу.

– Я знаю, – тихо сказал я. – Я тоже скучаю по тебе, любимая.

Тихий всхлип разорвал воздух, и когда она подняла голову, мое сердце слегка дрогнуло от слез, окрасивших ее щеки.

– Мне жаль, – прошептала Изабелла. – Той ночью я не хотела ... Я... – Ее предложение прервалось очередным икающим всхлипом.

Этот звук пронзил меня, как пуля, и я бы отказался от чего угодно-от своего титула, от своей компании, от всего своего наследия, – если бы это означало, что я мог облегчить ее боль хотя бы на одну минуту.

– Шшш. Все в порядке. – Я заключил ее в свои объятия, в то время как она уткнулась лицом мне в грудь, ее плечи дрожали. Она всегда казалась больше, чем жизнь, с ее раскованным смехом и яркой индивидуальностью, но в тот момент она почувствовала себя такой маленькой и уязвимой, что острая боль скрутила мне живот.

Я молил Бога, чтобы никто никогда не узнал о власти, которую имела надо мной эта женщина, иначе мне пришел бы конец.

В ту ночь, когда я вышел из ее квартиры, я утопил свои печали в виски и проклял каждого человека, который приложил руку к нашей встрече. Паркеру из Вальгаллы за то, что нанял ее, Данте и Вивиан за то, что всегда загоняли меня в одну комнату с ней, ее чертовым родителям за то, что они ее родили. Если бы не они, я бы не встретил Изабеллу, и у меня в груди не было бы дыры размером с Юпитер.

Я проигрывал, переигрывал и препарировал каждую секунду наших отношений, пока воспоминания не вытекли из меня, и я был пуст. И когда все это ушло – гнев, обида, боль, – единственное, что осталось, было темное, зияющее оцепенение.

Я не винил Изабеллу за то, что она сделала. Больше нет. Прошедший месяц тяжело сказался на нас обоих, и она была не в себе после своего визита домой. Единственное, что я ненавидел больше, чем разлуку с ней, было осознание того, как плохо она себя оценивала. Она понятия не имела, насколько она невероятна, и это убивало меня.

Я прижался головой к ее макушке и крепче обнял ее, когда на нас обрушился еще один ледяной порыв. Мост опустел; мы были единственными людьми, достаточно храбрыми или глупыми, чтобы оставаться здесь, пока температура падала.

Окруженный водой, с далекими огнями Манхэттена с одной стороны и Бруклина с другой, в воздухе царила тишина, если не считать тихих всхлипываний Изабеллы и свистящих завываний ветра, у меня было жуткое чувство, что мы были единственными людьми, оставшимися в мире.

– Ты так и не задала мне свой вопрос, – сказал я, когда ее крики стихли, сменившись всхлипыванием.

Она подняла голову, ее глаза опухли, а на лбу отразилось замешательство.

– Что?

– С нашей ночи на воздушном шаре в Бушвике. – Я стер большим пальцем случайную слезинку с ее щеки. – Ты так и не задал мне свой вопрос.

Изабелла издала наполовину смешок, наполовину всхлип.

– Не могу поверить, что ты это помнишь.

– Я вспоминаю все, когда дело касается тебя.

Ее улыбка исчезла, растворившись в волнах напряжения вокруг нас. Пробирающий до костей холод пронзил меня, как от погоды, так и от мучительного ожидания того, что она скажет дальше.

– Будь честен, – мягко сказала она. – Ты действительно видишь будущее для нас?

Я открыл рот, но она покачала головой.

– Не давай мне исчерпывающего ответа. Я хочу, чтобы ты подумал об этом. Наши семьи, наши цели, наши личности. Они совершенно разные. Легко говорить, что мы можем преодолеть разногласия сейчас, когда все ново и захватывающе, но что произойдет через пять, десять лет? Я не... – Ее дыхание дрожало на вдохе. – Я никогда не хочу, чтобы мы обижались друг на друга.

Ее слова кольнули меня в грудь.

Она не ошиблась. Мы были противоположностями почти во всем, начиная с наших привычек и хобби и заканчивая нашим темпераментом и книжным вкусом. Не так давно было время, когда ее эксцентричность отталкивала меня так же сильно, как и привлекала. Она была всем, чего я не должен был хотеть, но это не имело значения.

Я все равно хотел ее. Настолько сильно, что я не мог дышать.

Но Изабелла не хотела эмоций прямо сейчас. Ей нужна была логика, конкретная причина, по которой мы будем работать, поэтому я взял страницу из моего старого учебника по оксфордским дебатам и опроверг ее аргументы один за другим.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, но твоя предпосылка ошибочна, – сказал я. – Наши семьи не так уж сильно отличаются. У нас схожие культуры, воспитание и богатство. – Валенсиа не были миллиардерами, но только в прошлом году их отели заработали несколько сотен миллионов долларов. Они были более чем удобными. – Возможно, твоя менее формальная, чем моя, но это ни в коем случае не нарушает условия сделки.

– Твоя мама также ненавидит меня, – заметила Изабелла. – Рано или поздно это неизбежно вызовет еще больше трений.

– Она не ненавидит тебя. Ее опасения не имеют ничего общего с тобой как личностью. Она просто беспокоилась о том, как наши отношения повлияют на голосование генерального директора и мое будущее. – Кривая улыбка искривила мой рот. – Голосование больше не является проблемой, и она смирится. Даже если она этого не сделает, я взрослый. Мне не нужно одобрение моей матери, чтобы быть с тем, с кем я хочу. – Мой голос смягчился. – А я хочу тебя.

Глаза Изабеллы заблестели от волнения. Лунный свет целовал ее скулы, очерчивая нежные линии ее лица и губ так, как я так отчаянно жаждал сделать своим ртом.

Я чуть не рассмеялся, когда эта мысль пришла мне в голову. Никогда не думал, что буду ревновать к природе, но вот мы здесь.

– Есть другие женщины, которые лучше вписались бы в твой мир, – сказала она. – Женщины без татуировок, с фиолетовыми волосами и... и ручные змеи. Которых никогда не поймают за разговором о сексе в самые неподходящие моменты.

На этот раз я действительно рассмеялся. Тихо, но это было там. Только Изабелла могла заставить меня рассмеяться в середине самого важного разговора в моей жизни. Это была одна из многих причин, почему я отважился пройти по Бруклинскому мосту в разгар зимы ради нее.

Легкая улыбка тронула ее губы, прежде чем погасла.

– Я никогда не перестану быть собой, Кай, и я не хочу, чтобы ты перестал быть собой. Так как же мы можем быть вместе, когда принадлежим к разным мирам?

– Построив один из наших собственных, – просто сказал я.

– Это неразумно.

– Мне все равно. Дело не в разуме. Это о любви, а в любви нет ничего разумного.

Ветер унес слова прочь, как только они слетели с моего рта, но их воздействие осталось в слышимом прерывистом дыхании Изабеллы, в каскаде нервов, сотрясающих мое тело. Они заставляли меня чувствовать себя незащищенным и уязвимым, как будто моя кожа больше не была барьером между мной и внешним миром, но я продолжал.

– Я люблю тебя, Изабелла Валенсия. – Простой и откровенный, лишенный всякого притворства, за исключением голой правды, которая смотрела мне в лицо все это время. – Каждая частичка тебя, от твоего смеха до твоего юмора и того, как ты не можешь перестать говорить о презервативах.

Вырвался один из тех смехов, которые я так любил, переполненный эмоциями.

Улыбка промелькнула на моем лице, прежде чем я снова протрезвела.

– Ты думаешь, что сломлена, но я хотел бы, чтобы ты могла видеть себя такой, какой вижу тебя я. Умной. Сильной. Красивой. Несовершенной по твоим собственным стандартам, но такой чудесно совершенной для меня.

Новая слеза скатилась по щеке Изабеллы. В отличие от ее предыдущих рыданий, этот был тихим, но все равно пронзил меня насквозь.

Я никогда не влюблялся до нее, но как только это произошло, я сделал это так же, как делал все остальное. Полностью. Всецело. Безвозвратно.

– Я всегда гордился тем, что я лучший. Я должен был быть номером один, должен был победить. Я собирал призы и премии, потому что видел в них отражение моей самооценки, и думал, что нет ничего приятнее победы. Потом я встретил тебя. – Я проглотил эмоции, жгущие мое горло. – И все остальное... поблекло. Мы пережили несколько мрачных времен, но ты всегда была самой яркой частью моей жизни. Даже когда мы расстались. Даже когда я уходил. Просто знать, что ты существуешь где-то в этом мире, было достаточно.

Изабелла прижала кулак ко рту, ее глаза блестели в серебристом свете.

– Я никогда по-настоящему не жил до тебя, – сказал я. – И я не хочу представлять, как буду жить после тебя. – Я прижался своим лбом к ее, моя грудь болела от нужды и тысячи других эмоций, которые только она могла заставить меня почувствовать. – Останься со мной, любимая. Пожалуйста.