Текст книги "Сияние Каракума (сборник)"

Автор книги: Аллаберды Хаидов

Соавторы: Атагельды Караев,Агагельды Алланазаров,Араб Курбанов,Ходжанепес Меляев,Сейиднияз Атаев,Реджеп Алланазаров,Ата Дурдыев,Курбандурды Курбансахатов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

II

В кабинете председателя колхоза сидел Бяшим, младший сын Юсуп-ага. Он старался не выказать раздражения и досады, но лицо у него было такое кислое, что угадать его настроение не составляло труда.

– Вам наверное скучно? – спросил Нуретдин. – Хотите посмотреть наш гранатовый сад? Видели вы когда-нибудь гранатовый сад?

– Нет, не видел.

– О, тогда посмотреть стоит. Это просто чудо. Особенно сейчас. Урожай хорош. Плоды крупные, величиной в кулак, даже в два кулака. Непонятно, как выдерживают их тоненькие веточки.

– Ну, гранаты-то я видел. Я ведь горожанин, а садоводы лучшие свои плоды вывозят на городские рынки. Так что вам не стоит беспокоиться.

– Да, горожанина в вас угадаешь сразу, – согласился Нуретдин. – Только горожане могут себе позволить в будний день носить белые сорочки. – У Бяшима вздёрнулись брови. – В городе они сохраняют белизну, а у нас тут пыль, – не без лукавства пояснил председатель. – Да… А какова ваша профессия, уважаемый Бяшим?

– Я стекловар. Работаю на стекольном комбинате.

– Хорошая профессия, нужная.

– Да. Стекло, бетон и асфальт делают современные города. Однако когда же появится отец?

– Вчера я ещё раз велел передать на Центральный пункт, что Юсупа-ага здесь ждут. Просил разыскать его и отправить в село. Он прощается с людьми.

– Сколько можно прощаться? Уже неделю целую…

– Если вы очень торопитесь, уважаемый Бяшим, возвращайтесь в Ашхабад. Отец сам к вам приедет. Мы дадим ему провожатого…

– Простите, но я сильно опасаюсь, что говорите вы одно, а сделаете другое. Сначала вы не хотели отпускать отца на пенсию. Теперь прельщаете его домиком и приусадебным участком, чтобы он остался в селе. Знаю, чем это кончится: не пройдёт и месяца, как отец снова окажется в песках. И снова будет бедный дряхлый старик, кряхтя и кашляя, бродить за овцами в зной и в стужу. Нет уж, довольно. В колхозе он отработал своё сполна. Пусть теперь отдохнёт, поживёт со мной в городе, пользуясь всеми благами цивилизации.

Эту сердитую тираду председатель Нуретдин оставил без ответа. Сказал только:

– Думаю, что завтра Юсуп-ага появится.

– Я тоже думаю, что рано или поздно он появится. Но пока – зря теряю дни. Неделя бессмысленного ожидания. А я привык расписывать время по часам и даже по минутам, чтобы ни одна не пропала даром.

– О, вы понимаете толк в жизни.

– Надеюсь. Но сейчас все мои планы нарушены… Знаете, товарищ председатель, я, пожалуй, пойду. Думаю, что развлекать меня беседой не входит в ваши планы. Прошу ещё раз передать в пески: пусть отец скорее приезжает.

Подойдя к дому брата, Бяшим совершенно неожиданно для себя увидел отца в окружении весело гомонивших внуков и правнуков. Настроение у него мигом улучшилось. После приветствий и взаимных расспросов он сказал:

– Отец, поедем в город.

Предупреждённый Новрузом, старик схитрил:

– На сколько дней?

– Насовсем. Ты останешься жить со мной. Одна из комнат моей квартиры – твоя.

– Но почему, Бяшим-джан, я непременно должен жить в твоём доме? А если я буду жить в своём? Пли здесь, у Берды?

– Не чуди. Была бы жива наша мать, я не стал бы возражать против того, что ты оставался в своём доме. Но один?.. А у Берды и без тебя тесно. Покоя уж точно не будет. И какие здесь удобства? Разве можно сравнить с городским благоустроенным жилищем? Нет, отец, я считаю, что ты, в твоём возрасте, заслужил и настоящий покой, и настоящий отдых. И поэтому настаиваю: поедем со мной в город.

Юсуп-ага с сомнением покачал головой.

– Помнишь Сапар-джана, сына Анна Дейтыка? – спросил Бяшим.

– Который пальван, что ли?

– Он самый. Так вот, этот богатырь тоже в городе живёт, потому что там и спортзалы, и тренеры гораздо лучше, чем в селе. Самые умные люди, самые лучшие вещи в городе. Только в городе можно стать настоящим специалистом, настоящим учёным, по-настоящему знаменитым человеком…

Видно было, что Юсуп-ага не может разделить восторгов сына. В унылом раздумье он продолжал качать головой, упорно избегая Бяшимова требовательного взгляда.

А тот выложил свой главный аргумент:

– Мне казалось, ты почитаешь обычаи. А что гласит наш обычай? Отец не может жить со старшим сыном, когда есть младший!

– Верно, верно… – Юсуп-ага вздохнул. – Недаром говорят – старый верблюд должен покорно плестись за своим верблюжонком…

Внезапная жалость кольнула сердце Бяшима. Он очень хотел, чтобы отец остаток дней своих провёл в прекрасном городе Ашхабаде, но вовсе не желал, чтобы тот ехал по принуждению. И поэтому снова принялся вдохновенно расписывать всяческие городские блага и чудеса: гладкий асфальт городских улиц; бесчисленные фонари и неоновые лампы, от которых ночью светло как днём; базар, где чего только не продают; горячую воду, обогревающую дома без копоти и дыма; большие зрительные залы, в которых с утра до ночи показывают замечательные фильмы; певцов и музыкантов, прибывающих со всех концов света; врачей, которые мёртвого способны воскресить. И добился: в глазах отца вспыхнул огонёк любопытства. Старику захотелось поехать в город.

III

До райцентра добрались на грузовике, а там пересели в рейсовый междугородный автобус. Эти огромные, как дом, машины – автобусы – Юсуп-ага видел и раньше, а вот асфальт, покрывающий дорогу, – в первый раз. Накануне сын рассказывал о дорогах, гладких, как зеркало, и совершенно без пыли – одном из городских чудес. Да, видно, город это… Но, решительно, асфальт заслуживает восхищения! На очередной остановке Юсуп-ага вышел из автобуса и взад-вперёд походил по дороге. Потом вынул нож и отковырнул кусочек асфальта. Долго нюхал, но так и не определил, что это за штука такая, положил в карман. Можно было бы расспросить сына, но в автобусе, впереди, сидел такой же старик, как сам Юсуп, только одетый по-городскому. Не хотелось перед ровесником показать себя полным невеждой.

– Навстречу нам попалось тридцать машин, – прошептал вдруг себе под нос Юсуп-ага.

Сын услышал.

– Ну и что?

– Интересно, куда их столько едет?

– Это большая дорога, отец. Связывает разные города и райцентры.

Юсупу-ага казалось, что какая-нибудь из машин, стремительно мчащихся навстречу, непременно столкнётся с их автобусом. Что же тогда будет? Всякий раз, когда встречный автомобиль со свистом проносился мимо, он невольно сжимался, вбирал голову в плечи.

У самой кабины водителя, лицом к остальным, сидел пассажир, давно привлёкший внимание Юсупа-ага. Наверное гость из какой-нибудь зарубежной страны, решил старик, Совсем молодой парень, почти подрос-ток, невысокий, тонкий, гибкий, он был одет так причудливо, что Юсуп-ага не мог себя заставить отвести любопытный взор. Волосы до плеч, как у девушки, рубашка вся в цветочках – в глазах рябит. На шее шёлковый платочек, тоже пёстро-яркий, пальцы в перстнях, а глаза спрятаны под тёмными очками. Да, конечно, юноша этот из-за границы, из какой-нибудь далёкой и странной земли.

А юноша подавил зевок, нахмурился и произнёс на чистейшем туркменском языке:

– Этот автобус ползёт как черепаха!

Юсуп-ага и рот приоткрыл: неужто туркмен? Бай-бов! Не выдержал, легонько толкнул сына.

– Что?

Глазами указал на паренька впереди. Бяшим оглядел его без всякого удивления и снова спросил:

– Что ты, отец?

Опасаясь, как бы их не услышал диковинно разубранный паренёк, Юсуп-ага буркнул:

– Так, ничего.

В это время автобус замедлил ход, а потом и вовсе остановился.

– Что случилось?

– Почему остановились?

Водитель, не отвечая, вылез из кабины и открыл капот.

Один за другим выбрались наружу пассажиры и окружили водителя. Тот копался в моторе как-то неуверенно. Видно было – он не знает, где искать неисправность. Зрители его явно раздражали.

Юсупа-ага среди них не было. Он прохаживался по асфальту, с удовольствием разминая онемевшие от долгого сидения ноги. Пепельно-бледное во время езды лицо его обрело свои естественные краски.

Ещё один пассажир не заглядывал в мотор через плечо водителя – тот самый одетый по-городскому старик, ровесник. Он тоже ходил по дороге. Вскоре они оказались рядом.

– Вот и обрела душа моя покой, – сказал Юсуп-ага, вызывая ровесника на разговор.

– Небось ноги отсидели? Я тоже.

– Не в ногах дело. Дело в том, что я до этой поры ни разу в такой штуке не ездил.

– Неужто ни разу в машину не садились?

– Нет, на колхозных грузовиках ездил. Много раз. Но наши дороги другие, даже если с них съедешь, ничего не случится. А тут по обе стороны ямы. Посмотрите: будто нарочно, чтоб машины туда падали. А встречные? Мчатся как бешеные. И словно не видят наш автобус, того и гляди столкнётся.

Одетый по-городскому старик весело рассмеялся. Потом сказал:

– Давайте познакомимся. Меня зовут Орун Орунович. Вы можете называть просто Оруном…

Пёстро одетый юноша в это время принимал солнечную ванну. Он снял с себя рубашку в цветочках, снял майку и, уперев руки в бёдра, подставлял солнцу свой бледный узкий торс. Юсуп-ага не удержался:

– Взгляните-ка на этого вертопраха, Орун. Ну что за выходки?

– Он правильно делает, – ответил новый знакомый и поверг своим ответом Юсупа-ага в изумление. – Сейчас его тело интенсивно впитывает ультрафиолетовые лучи, которые повышают процент гемоглобина в крови.

Ну а это уж и вовсе невразумительно. Заметив выражение растерянности и недоумения на лице собеседника, Орун Орунович поспешил как можно проще и понятнее рассказать о пользе солнечных лучей для человеческого организма.

Но на этот предмет у Юсуп-ага была своя точка зрения. И никто не мог её изменить.

– Человек должен защищать себя от солнца, – убеждённо изрёк он.

Пареньку тем временем прискучило загорать, он подошёл к водителю, который уже взмок, копаясь в моторе.

– Ни дать ни взять – сорная трава, – пробормотал Юсуп-ага. – Вылезет там, где совсем не нужна. Ну зачем он к нему подошёл? Мешать только? Человек и без того замучился. Что за волосы у него? И очки какие-то жуткие нацепил. Гог-Магог наверное так же выглядит.

– Зря вы его браните, ровесник мой. Славный парнишка.

– Отдать бы этого славного парнишку нашему Нуретдину, хотя бы на месяца три. Он бы сделал из него человека. Ну скажи, разве эти ручонки способны кетмень держать? О том, чтобы кетменём работать, я уж не говорю.

– Да, мускулатура у него развита слабо.

Паренёк уже несколько минут наблюдал за действиями водителя.

– Ну-ка разрешите. – Отстранив незадачливого механика, он занялся мотором.

– Если старый чабан не знает, то откуда же молодому… – Юсуп-ага махнул рукой и отвернулся в досаде.

Но мотор скоро заработал. Обрадованные пассажиры поспешили занять свои места, и автобус ринулся навёрстывать упущенное.

– Через два часа будем на месте, – сказал, обернувшись, Орун Орунович и увидел, что лицо ровесника, покрыла пепельная бледность, а вены на шее и висках вздулись,

– Что с вами? Вам плохо?

– Мутит как-то. Очень быстро едет этот…

Орун Орунович пробрался к кабине водителя и попросил ехать помедленней, так как одному из пассажиров плохо.

Шофёр, не поворачивая головы, ответил, что он и так на целый час выбился из графика и если ехать на малой скорости, то опоздание будет – ой-ой-ой.

– Премии я уже лишился. Хотите, чтобы мне выговор влепили?

А Юсупу-ага казалось, что пришёл его последний час.

– Остановите машину, – пролепетал он.

Автобус остановился, Бяшим и Орун Орунович вывели старика. Едва он ступил на твёрдую землю, как его вырвало. Заметив растерянность в глазах Бешима, Орун Орунович сказал:

– Не волнуйтесь, всё будет в порядке. Состояние вашего отца – естественная реакция на непривычно быструю и длительную езду. Я – врач, геронтолог.

Он вернулся в автобус, взял свой чемоданчик, водителю сказал:

– Можете ехать на предельной скорости. Мы останемся.

Автобус умчался, а Юсуп-ага со своими спутниками продолжил путешествие в такси, водителя попросили не превышать скорость тридцать километров в час.

В город они прибыли поздно вечером. Начались обещанные сыном чудеса. Ночь, а светло, как днём, и свет какой-то диковинный. Жёлтый, как пламя костра, – понятно; белый, как звёзды, – понятно; голубой, как пламя газовой плиты, – тоже понятно, но зелёный, красный, фиолетовый… Глазам невмоготу! Дома огромные, высокие, выше самых больших барханов, стоят вдоль улиц впритирку, а сами улицы широкие и гладкие. И конечно машины – мчатся и мчатся и тоже слепят фарами. А сколько здесь людей, бай-бов!

Но воспринимал всё это Юсуп-ага как-то краем глаза и краем сознания. Ему всё ещё было плохо…

Утром Бяшим проснулся раньше обычного. Первая мысль – об отце. Подошёл к его двери, прислушался, легонько стукнул. В ответ раздалось покашливание. Бяшим вошёл и поздоровался.

– Это ты, сынок? Входи когда надо, зачем стучишься?

– Так этика требует.

– Кто такой этика?

Подавив невольный смешок, Бяшим ответил:

– Этика не человек, а свод правил – как надо себя вести, как друг с другом обращаться.

– Вон оно что…

– Выспался, отец?

– Какой там сон!

– Почему? Тебе было плохо? Неудобно здесь?

– Только задремал – на меня хотел наехать огромный чёрный автобус. И я с криком проснулся. Заснул снова – показалось, что меня на огне жарят. Будто я попал в город, где всё из огня – улицы, дома, деревья и я сам – в огненном кольце, печёт со всех сторон, а огонь разного цвета. Где уж тут спать… К тому же под окном всю ночь машины гудят, шумят…

– Это потому, что ты впервые попал в город. Привыкнешь – всё пройдёт. Умывайся, и будем чай пить.

Хорошо, что на свете есть чай. Очень кстати сейчас чайник свежего горячего зелёного чая. Юсуп-ага намеревался чаёвничать, сидя на кошме, но, увидев аккуратно накрытый стол, отказался от этого намерения. Если все будут сидеть за столом, а ты один усядешься внизу, скрестив ноги, неприлично же.

За столом он оказался рядом с внучкой. Та немедленно принялась ухаживать за дедом. Вытащила из миски дымящиеся сосиски и положила ему на тарелку. Намазала маслом хлеб, а сверху водрузила кусок брынзы – готов бутерброд. Ко всей этой снеди старик не притронулся.

– Я сейчас буду чай пить, Дженнет-джан, – сказал он и придвинул к себе чайник.

Потягивая ароматный напиток, разговорился с невесткой и внучкой.

Любопытство Дженнет не так-то просто было утолить. Она хотела сразу выяснить всё о пустыне, о жизни в песках, причём не знала много такого, без чего Юсуп-ага не мыслил существования человека. Например: как выглядит колодец? А как его копают? А кто? А разве овец и ночью пасут? Когда же они спят? А пастухи когда? Ну и прочее в том же роде.

Опорожнив чайник, Юсуп-ага встал из-за стола.

– Дедушка, почему ты ничего не ел?

– По утрам я только чай пью.

Дженнет округлила глаза. Предвидя новые вопросы, Бяшим счёл лучшим вмешаться.

– Сегодня воскресенье, – сказал он.

– Знаю, – ответил Юсуп-ага.

– Воскресный день следует провести интересно и весело.

– Сначала сходи на работу, сыпок, а потом подумаем о развлечениях.

– Но ведь сегодня воскресенье, выходной день.

– Да-да, я и запамятовал, что городские в воскресенье не работают.

– В субботу тоже, – вставила Дженнет.

– Мы с Майсой, с твоей невесткой, всё уже обдумали, – заявил Бяшим. – Сегодня поедем в горы.

– А что там, в горах?

– Там? Свежий воздух, родники, скалы…

– Скалы – это интересно. Я не видел, но знаю, что интересно.

– Сегодня я покажу тебе необыкновенную скалу, – пообещала Дженнет. – Большая, как наш дом, даже больше. Отвесная, как стена. И по ней всё время вода стекает.

– Всё время, дитя моё?

– Да. Мама говорит – скала плачет. Правда, ты так говорила, мама?

– Правда, доченька.

Юсуп-ага подумал и сказал:

– Поезжайте в горы без меня, дети мои. Туда наверно на машине надо ехать, а у меня от этих машин голова кружится.

– Раз дедушка не хочет, я тоже не поеду.

Горы придётся отложить. Бяшим принялся спешно составлять новый план. Во-первых, сходить в кино. Посещение кинотеатра займёт два часа. А что делать потом? Поводить старика по городу? Тут Дженнет напомнила, что ещё до приезда дедушки она выговорила себе право показать ему город.

IV

Вместе с внучкой спустился Юсуп-ага с третьего этажа. Оказавшись на тротуаре, облегчённо вздохнул: «Слава богу!»

– Почему ты говоришь «слава богу», дедушка? Мама говорит «слава богу», когда я выздоравливаю после болезни. А ты сейчас почему сказал?

– Как на землю спустился – будто груз с плеч сняли. Наверху птицам жить хорошо, а я человек…

Они дошли до скамейки под навесом и Дженнет остановила деда.

– Здесь мы сядем в троллейбус.

– А нельзя ли не садиться в эту твою штуку, дитя моё?

– Нам далеко. Пешком идти – целый час.

Старику хотелось сказать: «Я не устаю, даже если хожу целый день», но не знал – как внучка? Вдруг устанет, ребёнок ведь. И промолчал.

В троллейбусе Дженнет увидела свою подружку, подошла к ней и зашептала на ухо:

– Оглянись-ка незаметно. Видишь старика в тельпеке? Это мой родной дедушка. Натуральный кочевник. Первый раз в жизни сел в троллейбус. Вчера первый раз в жизни ехал на автобусе. Он ничего не ест, только пьёт чай. Когда поднимается на третий этаж, ему кажется, что на плечах у него целый пуд груза.

Подружка слушала, исподтишка поглядывала на Юсуп-ага и не знала, верить ли тому, что говорит Дженнет.

А Юсуп-ага не боялся уже встречных машин. Наоборот, опасался, как бы троллейбус – этакая махина! – не раздавил какую-нибудь из них. С интересом разглядывал он городские дома. Сегодня они казались ещё больше, ещё выше, ещё красивей, чем вчера. Домики колхозного посёлка рядом с ними просто игрушечные.

– Дедушка, нам выходить!

Голос Дженнет так неожиданно прозвучал над ухом, что старик вздрогнул. Покорно дал вывести себя из троллейбуса. По улице пошёл как-то медленно, неуверенно, даже споткнулся раза два.

– Почему ты спотыкаешься на ровном месте?

Ничто не ускользнёт от этого ребёнка.

– Голова что-то кружится.

– Я знаю, почему у тебя голова кружится.

– Почему?

– Ты голодный. Когда человек голоден, у него кружится голова и он спотыкается на ровном месте.

– Откуда тебе известно про это?

– Я видела такой фильм. Ты вчера вечером ничего не ел, только чай пил, сегодня опять только чай. Конечно, голова будет кружиться. Вон шашлык продают! Купим шашлыку, дедушка?

– Ты очень интересно рассказываешь, но про меня не угадала. Я не хочу есть, а голова у меня гудит от шума. Слишком много шума в городе. Все машины жужжат разом, людей полным полно, и все они говорят одновременно. К тому же всё мелькает перед глазами, все спешат, торопятся куда-то.

Лицо старика раскраснелось, покрылось испариной. Дженнет, преисполненная сострадания, предложила:

– Вызвать «скорую»?

– Кто это – «скорая»?

– Врачи. Они скоро оказывают помощь.

– Не нужно. Давай зайдём вон в тот садик.

Под деревьями было прохладно, воздух чище, и Юсуп-ага почувствовал себя лучше. Сели на скамейку, опоясавшую толстенный карагач. Средь листвы его весело чирикали воробьи (совсем как на старой шелковице Центрального пункта), женщина катила мимо них коляску с ребёнком.

Сидели примерно полчаса. Дженнет, неотступно наблюдавшая за дедом, сказала:

– Ты перестал потеть. Значит, и голова твоя перестала кружиться. Теперь ты не будешь спотыкаться. Пошли?

– Давай ещё немножко посидим, дитя моё. Шум машин и людской говор даже сюда доносятся, а там…

Дженнет прислушалась.

– В самом деле. А почему тебе не нравится городской шум? Мне нравится. Грохот заводов, рёв МАЗов – знаешь, что это такое?

– Что?

– Это мощь родины!

– А блеяние овец разве не мощь родины?

– Конечно, нет.

– Почему же?

– Овцы блеют, когда хотят есть или пить. Если их оставить без воды и без корма, они будут худеть, болеть и приплода не дадут.

– Откуда ты знаешь об этом, дитя моё?

– Прочла в книжке.

– В каком классе ты учишься?

– В четвёртом… Дедушка, посиди один, я мигом!

И умчалась. Юсуп-ага даже не успел спросить – куда.

Вернулась скоро. Принесла бутылку лимонада и пакет с чем-то.

– Попей и поешь, – сказала она деду. – Сразу сил прибавится. А то, если не прибавится, мы с тобой не сможем обойти весь зоопарк.

В пакетике был солёный горох, который обычно продают возле пивных баров. Дженнет как-то попробовала и нашла его превосходным. Сейчас она хотела угостить деда тем, что нравилось ей самой. Юсуп-ага от лимонада отказался, а гороху поел, и они отправились наконец в зоопарк.

Зоопарк произвёл на старого чабана сильное и противоречивое впечатление. С одной стороны, он рад был встретить старых знакомцев, известных ему животных и птиц. С другой стороны – вид пленённых, лишённых волн живых существ подействовал на него удручающе. Он долго стоял у клетки льва.

– Бедный, бедный царь зверей… Лежишь за решёткой, как преступник… – прошептал себе в бороду Юсуп-ага.

– Что ты сказал, дедушка?

– Я говорю, что лев – царь зверей.

– Ты и раньше видел льва?

– Нет, только сказки про них слышал.

– А почему лев – царь?

– Он самый могучий из хищников. Посмотри, голова – как котёл.

– Котёл не такой, дедушка.

– Ты не видела котла, о котором я говорю, дитя моё. Он огромный, из чугуна. Его устанавливают на очаг, вырытый в земле, и готовят шурпу для больших тоев.

– А-а…

– Но этот бедняга мало похож на царя. Голова-то, как котёл, но грива такого же цвета, как верблюжья шерсть. И смирный, как верблюд. Лежит покорно, слёзы льёт, просит пощады. Хочет, чтобы его отпустили назад в те джунгли, в которых поймали. Поохотиться хочет, побегать на воле, в реке искупаться, полежать в тени деревьев. А его заперли в клетку.

– Ошибаешься, дедушка. Ни в каких джунглях льва не ловили. Он родился тут, в зоопарке. Его мать звали Гунной, а его зовут Ширджик. И ничего он, кроме зоопарка, не видел.

– Всё равно он знает про джунгли и просторы, дитя моё. Я сейчас расскажу тебе один случай, а ты сама решишь, прав я или нет.

Дженнет приготовилась слушать.

– Однажды наш ветеринар дал мне три маленьких яичка стрепетиных и попросил положить под клушку. Курица вывела цыплят, из трёх маленьких яичек тоже вылупились птенчики. Они всюду бегали за клушкой и вели себя точно так же, как остальные цыплята. Мы радовались: разведём домашних стрепетов, будут наши дети есть стрепетиные яйца. Но ветеринар говорил, что ручные стрепеты улетят вместе с дикими, когда придёт гремя. И впрямь. Настала осень, цыплята-стрепеты стали взрослыми птицами и всё чаще поглядывали на небо и прислушивались к чему-то. Наконец, в одну из лунных ночей они поднялись и улетели. Ветеринар сказал – зимовать в Африку. Он предвидел это и на ножку каждого из трёх стрепетов своевременно надел железное колечко.

Пришла весна. Травы было много, овцы мои быстро наедались и часто ложились отдыхать. И вот однажды в низинке, неподалёку от отары, увидел я стайку стрепетов. Птицы тоже заметили меня и упорхнули. А три остались на месте. Я пригляделся и увидел на ножке каждой железное колечко. Это были наши стрепеты, которых высидела курица. Я протянул руку ладонью кверху и стал звать: «Тюй-тюй-тюй». Как ты думаешь, подошли они ко мне?

– Подошли, да?

– Даже садилась мне на ладонь. Раньше я их часто кормил с руки, и они этого не забыли. Всю весну жили возле меня, вели себя, как ручные, а потом снова улетели с дикими птицами. Вот теперь скажи: кто научил стрепетов, выведенных вместе с домашними курами, глядеть в небо и улетать летом к нам, а осенью – в жаркие страны? Если хочешь знать, дитя моё, каждое живое существо, и зверь и птица, видят в своём воображении те места, где появились на свет их предки, даже если сами они там никогда не бывали. Знают все дороги и тропиночки, ручейки и реки, джунгли и степи. Как им удаётся, не могу тебе объяснить, но это именно так.

Обдумав рассказанное дедом, Дженнет согласилась, что лев Ширджик сейчас наверное грезит о джунглях, в которых родилась его мать Гунна.

Дольше всего Юсуп-ага простоял у загончика с овцами. Нельзя сказать, чтоб они ему понравились, скорее наоборот: тощие, облезлые. Но что поделаешь, если других в городе нет.

Когда внучка с дедом вернулись домой, Майса, встревоженная их долгим отсутствием, спросила у дочери:

– Где вы были столько времени?

– В зоопарке

– Весь день в зоопарке?

– Да. Дедушка никак не хотел уходить от баранов.

Он был похож на человека, который после долгой разлуки встретил родного брата.

– Дитя моё, откуда ты знаешь, как ведёт себя человек, встретивший родного брата? – спросил Юсуп-ага.

– Я видела по телевизору спектакль про такого человека.