Текст книги "Охота на Трясогузку (СИ)"

Автор книги: Алиса Перова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 21

С новым счастьем!

1 января

Вадим

Я хочу…

Нет, не так.

Аленький, пожалуйста, забудь всё то, что мешало тебе простить меня… и, прошу, давай начнём сначала!

Удерживая зрительный контакт с единственно важной и необходимой мне женщиной, я одним махом запиваю своё желание отвратительно сладким шампанским.

– Ур-р-а-а! Ура-а! А-а-а!

Ровно в полночь ликование на множество разных голосов и языков сливается в единое «ура», и этому немало способствует Геныч, самый громкоголосый участник праздничной вечеринки. «С Новым годом! С новым счастьем!..» – звучит отовсюду, бомбят оглушительные залпы фейерверков, кто-то целует меня, кто-то хлопает по плечам, но сейчас мне совершенно похер на всё, что творится вокруг…

Я отстранённо киваю друзьям, улыбаюсь и продолжаю смотреть на Александрину. Смяв в ладони стакан и отбросив его в сторону, я жду, когда допьёт она. Но Сашка будто специально не торопится – цедит мелкими глотками, не сводя с меня смеющихся глаз. Интересно, что она загадала?..

Я всегда считал бредовым утверждение, что с кем встретишь Новый год, с тем его и проведёшь. Но сейчас, как утопающий, готов цепляться даже за идиотские приметы или это народная мудрость… неважно… Только бы снова не потерять этот взгляд и не увидеть в нём презрение. А с ненавистью и злостью бороться намного легче.

– С Новым годом, Аленький, – в этом диком гвалте я даже сам себя не слышу, а едва Сашка делает последний глоток, накрываю её влажный рот поцелуем.

– Горько! – рычит над ухом Геныч, а мне в шею с силой впиваются острые ногти моей любимой ведьмы.

Боль нарастает, но это лишь сильнее подстёгивает, и я углубляю поцелуй с горько-сладким вкусом игристого виски и неповторимым опьяняющим ощущением любимой женщины. Целую так, как никого и никогда в своей жизни… выпиваю, как последний глоток надежды перед прыжком в неизвестность. И даже сдираемый с меня скальп – не повод остановиться.

Однако сжатые до хруста яйца и прокушенная губа всё же возвращают меня в реальность. Я с шипением прикрываю ладонями пах и, слизывая с губ кровь, отступаю на шаг назад. Алекс яростно вытирает ладонью губы, хищно улыбается и салютует мне выхваченной из рук Геныча бутылкой шампанского. Я морщусь, уже уверенный, что сейчас этот пузырь встретится с моей башкой… но обошлось – рыжая бестия присасывается к горлышку и делает жадный глоток.

– И мне дай, Аленький, – я протягиваю руку к бутылке.

– На хрен эту газировку, Вадюх, – Геныч протягивает мне наполненный стакан. – Давай, брат, за суку-любовь.

– Минутку, – я поднимаю стакан. – Я хочу выпить за мою жену Александрину…

– Бывшую жену! – рявкает Алекс.

– К сожалению, да, – согласно киваю. – Но я очень благодарен тебе, Аленький, за тот год, когда мы были счастливы. А без тебя… всё не то. Клянусь, ты – лучшее, что было в моей жизни. Жаль, я не сразу сообразил. За тебя!

– И за тебя, Рябинин! – Алекс снова салютует мне игристым. – Я тоже хочу сказать спасибо моему бывшему… за все те незабываемые, наполненные радостью дни, которые мне посчастливилось прожить после развода! Спасибо, что не задержался в моей жизни!

Я с досадой ловлю сочувственный взгляд Стефании и хитрый прищур Германовны, а на моё плечо опускается дружеская рука Геныча.

– Да-а, сильней любви в природе нет печали, – рычит он угрожающе. – Крепись, брат, и помни: женщина – зверь лютый и беспощадный.

– Да! – весомо и жёстко подтверждает Жора.

– Всё нормально, пацаны, – выдаю самым оптимистичным тоном.

Но на деле… херово мне. А эта ненормальная ночь только начинается.

* * *

Если бы ещё пару недель назад меня спросили, умеет ли моя жена танцевать…

Я даже не знаю… умеет, конечно! Танцевали же мы с ней… а кстати, где мы с ней танцевали?.. А-а, так на свадьбе же! Ну и потом… наверное. Да и какая девчонка не любит и не умеет танцевать⁈

Впрочем, такой вопрос передо мной не стоял, а сам я вряд ли задумался бы об этом, если б не просмотрел видос из «Трясогузки». Сложно описать словами весь тот шухер, который случился с моим организмом. Напряглось и взволновалось всё – сердце, мозг, член…

Я представил себе, сколько народу всё это видело и как капали слюной, глядя на МОЮ женщину… это пиздец! Моргала бы всем выстегнуть!

А сейчас-то что делать⁈. Перекинуть через плечо и бежать отсюда, чтобы спрятать?

То, что в эту минуту творит моя Алекс под бешеные ритмы афро-хаоса, вызывает во мне целый ураган эмоций – от восторга до дикой ярости. Как⁈. Когда она этому научилась? Где?.. Ух, блядь, но как же она это делает!

И это во много раз круче и куда откровеннее памятного видео. Теперь, когда не скованное платьем тело Алекс прикрывают лишь несколько мелких треугольников, каждое движение её обнажённых упругих бёдер отзывается буйством в паху и болью в сердце. И наблюдать за этим уже нет никаких сил и терпения… И не смотреть невозможно.

Восторженные свист и возгласы толпы ещё хлеще заводят её провокационный жопный танец, который, в свою очередь, всё сильнее разогревает публику и опасно накаляет атмосферу. И я, раскалённый до предела, подбираюсь ближе и грубо оттесняю каждого, кто пытается потереть свой вонючий лобок о мою женщину. А таких охотников, сука, немало – чёрные, белые, красные… Ар-р-р-! Ну всё!..

– Спокойно, Вадюх, – между мной и очередным танцующим хером возникает Геныч. – Тихо, тихо, не кипишуем, пацаны.

С торчащими из трусов пальмовыми листьями, он очень органично вписывается в дуэт с Алекс, не ограничивая свободу её движений и не подпуская к ней остальных плясунов.

Я без украшений, но тоже на стрёме. И пусть моё покачивание с ноги на ногу мало похоже на энергичную африканскую хореографию, но сейчас это максимум, на который я способен.

– Сделай лицо попроще, брат, – Геныч хлопает меня по предплечью. – И выключи уже маятник, а то в глазах от тебя рябит. Ну что, весело нашей девчонке – это ж хорошо! Да и пусть развлекается, праздник как-никак.

– На херу я видал такой праздник!

– Не, как мужик мужика, я тебя понимаю, но, согласись, какой смысл портить табло дружественному народу? Рыжуха же сама их провоцирует. А к чему нам здесь международный скандал? Ща потанцуем, понаблюдаем… ну а уж если кто рискнёт перейти к активным действиям, выпишем ему на первый раз лёгкое физическое предупреждение. Та-ак, а что это за херня?..

Геныч бросает свирепый взгляд мне за спину и тут же срывается с места. Оглянувшись, я понимаю, что кое-кто, слишком тесно приблизившись к Стефании, уже заработал себе физическое замечание. К счастью, и танец булок подошёл к логической развязке.

Однако спокойней от этого не становится, а охотников на мою безбашенную женушку прибывает всё больше. Я же только сейчас замечаю, что Сашка уже никакая. Странно, пока танцевала, это не было настолько заметно, но теперь её штормит неслабо. Пытаюсь поддержать, но…

– Руки от меня убрал! – взвизгивает она, и я тут же получаю пинком по голени.

А очередной ушлёпок, что-то радостно лепеча по-французски, уже настраивает на Сашку свои щупальца, и она демонстративно не против.

– Ушёл отсюда на хер! – я отбрасываю француза в сторону, а с другой стороны мне тут же прилетает в челюсть.

Так себе подача, и я сразу нахожу взглядом своего оппонента. А на-ка, сука!..

– Да задрать вас в пальму! – рядом снова вырастает Геныч, мгновенно блокируя мою ответку.

А Сашка заливается весёлым пьяным смехом.

– Геныч, ты прям как Фигаро – то здесь, то там.

Но Геныч не реагирует, переключив всё внимание на французов. И такой с ними, сука, вежливый, улыбчивый… Да и похер!

– Ну что, отхватил, Рябинин? – ехидно интересуется моя жена и затягивается невесть откуда взявшейся в её руке сигаретой. – А вот не хрен лезть без очереди

Спокойно… Вдох… Выдох.

– Аленький, ты ж не куришь… выбрось эту соску, плохо ведь будет.

– Да что ты знаешь-то обо мне, пиндос блудливый? Плохо мне только рядом с тобой! Понял? Потому что я тебя НЕНАВИЖУ! Ненавижу тебя!

По яйцам было не так больно…

– Вадик! – с радостным воплем мне на шею бросается какая-то полуголая баба (хотя тут все полуголые). – Глазам не верю! Это правда ты?

– Анастасия Михайловна? – я всё же распознаю свою тещу. – Шикарно выглядите! – говорю правду, да и сложно этого не заметить, хотя в моей голове продолжает жёстко долбить: «Ненавижу тебя!»

– Узнал, мой зайчик! – Анастасия раздражающе ласково треплет меня по щеке и переводит взгляд на старшую дочь: – Шурик, неужели это то, о чём я думаю?

– Вот и апс… обсудите это между собой, а меня уже тошнит от его рожи.

– Аленький, тебя от сигареты тошнит, – я протягиваю руку, чтобы забрать окурок.

– Да пошёл ты, мудак!

– Дочь, ты пьяная, что ли? – хихикает тёща.

– Вадь, мы с Генкой п-присмотрим за Сашком, – шепчет мне возникшая рядом Стешка и ловко утаскивает внезапно обмякшую и послушную сестру.

– Вадюх, мы к воде прошвырнёмся, догонишь, – кричит Геныч, и я киваю, не оглядываясь.

«Ненавижу!.. Ненавижу!.. Ненавижу!..»

Вот так-то… от любви до ненависти – один косяк, а обратно… никак. И с этим надо что-то делать.

Я почти не вникаю в щебетание тёщи: ну как ты, где ты, с кем ты, откуда… Киваю и отвечаю невпопад, но всё же отмечаю недобрый взгляд отирающегося рядом итальянца с мужественным именем Анастасио.

Пообещав никуда не теряться и завтра вместе пообедать, мне, наконец, удаётся избавиться от общества обоих Насть.

Двигаю к океану.

Ненавидишь, значит? Есть за что, но главное, что неравнодушна… а значит, у меня ещё есть попытки всё изменить. И начать можно с особенного новогоднего подарка девчонкам. Да хоть прямо сейчас, а чего откладывать?

А на берегу…

Да твою ж мать!

* * *

Да твою ж мать!

Заварухи внутри коллектива ну никак не входят в мои планы, а именно это сейчас и происходит. С чего они завелись-то? Громкая музыка не позволяет разобрать слова, но жестикуляция и тон Геныча не оставляют сомнений – у нас разборки. Я ускоряю шаг и разыскиваю глазами Александрину, а обнаружив, понимаю, что той явно всё до звезды. В позе той самой звезды она раскинулась на кромке воды, разметав свои рыжие кудри по мокрому песку, и самозабвенно и фальшиво горланит «Пропади, пропади ты пропадом…»* (От автора: песня Любы Успенской). Хохочет, когда её язык заплетается, икает от смеха и радостно взвизгивает, когда её тело окатывает волнами. Но едва я пытаюсь подойти, Алекс яростно отбрыкивается и швыряет в меня мокрым песком.

Тем временем Жора – а он-то когда так набрался? – стоя на четырёх точках и покачиваясь, мычит и полощет голову в океане, Геныч с Германовной выясняют отношения, а Стефания безуспешно пытается сдвинуть мужа подальше от взбесившейся тётки.

– Генка всё, х-хватит! Инесса Германовна, ну п-праздник же!..

– А я уже говорила твоему кабану, чтобы он не совал свой кривой нос в чужую кухню! – злобно рявкает Германовна и опасно размахивает когтистым пальцем перед носом Геныча.

– Тогда и разделывайте его, – он кивает на Жорика, – на своей кухне без свидетелей, и никто к вам не подвалит с советами.

– Да, – без особого энтузиазма отзывается Жора.

– Манда! – гаркает его фурия. – Ты ещё там хрюкаешь!

– Хрю-хрю! Ик! – веселится Алекс и снова продолжает петь: – Прощенья от меня не жди-и, да провались ты, пропади-и-и!..

– Вы ж по каждой херне к нему придираетесь, – не унимается Геныч.

– Придирасты! – орёт Алекс.

– Да! – сипит Жора.

Дурдом на выезде!

– Геночка, сыночек, – ласково воркует Германовна, – а не пошёл бы ты во́ пизду?

– Инесса Германовна, Вы х-хоть думайте, что г-говорите! – возмущается Стешка, и я тоже не выдерживаю:

– Ну ни хрена себе заявочки! Почему Вы себе позволя…

– А тебя кто спрашивает, внучок?.. Вездесущий стручок!

– Ряби… Ик! Рябиновый с-сучок! – хихикает Алекс.

– Лучше молчи, Вадюх, – с досадой отмахивается Геныч и отворачивается от Германовны, и я не настаиваю.

– А из-за чего весь кипиш?

Геныч многозначительно вращает глазами, давая понять, что не здесь, и вслух поясняет:

– Забей, короче… Пьяные бабы, скажу я тебе, – это неуправляемая беда.

– Да! – подаёт голос Жора.

– Заглохни там, оратор сраный! – командует его неуправляемая беда.

– Я не игрушка завалящая… Ик!.. Не дрянь панельная, пропащая, – а это уже пьяно распевает моя персональная напасть.

– Аленький, а давай-ка до виллы прошвырнёмся? – я делаю очередную попытку к ней приблизиться.

– Прш-ш-швырнись до своей Санта-Барбары, – Алекс отмахивается руками и ногами. – Отвали, сказала! Я лежу на пороге больших перемен!

– Я понял…

– Вот как её отсюда п-перетаскивать? – потерянно бормочет Стефания.

– Всё путём, мой Ангел, – успокаивает Геныч, – я сам её отнесу.

Подавляя неуместную ревность и раздражение, я всё же отступаю, а Сашка охотно протягивает руки к Генычу.

– Я поеду на руках самого сильного самца! Только мне надо отжать мокрые трусишки… Ик!.. – и легко подхваченная Генычем, восторженно пищит: – И-и-и… полетели! С новым счастьем, придурки!

А уже спустя полчаса, обретя напряжённое перемирие, мы рассредоточились на длинной террасе – вместе, но не сказать чтоб дружно. Стешка хлопочет у круглого столика и зажигает свечи в попытке настроить пошатнувшуюся праздничную атмосферу… Инесса хлещет шампанское из горла, закусывая мундштуком… Жорик, шмыгая разбитым носом, сосредоточенно ковыряется в лобстере… а моя Александрина плещется в бассейне, исполняя очередной шлягер о недостойных мужиках.

Недостойный я и хмурый Геныч бухаем на другом конце террасы, мусоля печальную историю Георгиоса.

Как выяснилось, пока мы с Генычем охраняли трясущую задом Алекс, Германовна настраивала международный мост с немцами – типа исключительно по работе. Но Жорик заподозрил неладное, а поскольку его переговорный аппарат неисправен, сразу полез в драку, где и отхватил по сопатке в неравной борьбе.

Геныч этот замес не застал, но зато успел в тот момент, когда грек наклонился к воде, чтобы отмыть от крови руки, а Германовна пнула бедолагу под зад, и тот рухнул разбитым носом в солёную воду.

– Веришь, Вадюх, она его заебала! Вот на хера унижать пацана?

– Но он же не сопляк… Может, его это устраивает?

– А у него есть возможность высказать альтернативное мнение? – вскипел Геныч.

– А оно у него точно есть? Он же вроде… немного того?.. – осторожно предположил я.

– Чего – того? – взревел Геныч, привлекая к себе общее внимание.

– Ну ВЫ ещё п-поругайтесь, – прикрикнула Стефания.

– Не дождётесь! – протрубил Геныч и снова понизил тон только для меня: – Жорик не идиот, ясно? Руки у него откуда надо растут, в тачках нормально шарит и водит, кстати, отлично. А ты видел, чтоб дебилам права выдавали?

– Да через одного!

– Ну это да, – тоскливо признал Геныч. – Но Георгиос – нормальный пацан… только у него с речевым аппаратом проблемы. Может, травма была… хер его знает, но соображает он нормально. Просто добрый чересчур и наивный немного.

Я издали сочувственно оглядываю доброго и наивного Жору и думаю, что его проблемы гораздо глубже, но обсуждать это прямо сейчас у меня нет желания. И хотя моя проблема на фоне Жориных уже не кажется слишком тяжкой, решать её нужно немедленно.

– Слышь, Геныч, у меня там подарок для девчонок, а сейчас как раз самое время их встряхнуть. Я отскочу ненадолго.

– Я с тобой! – подрывается Геныч и отставляет наполненный стакан. – Всё равно не в коня корм.

– Может, и грека захватим? – предлагаю, глядя на грустного Жору.

– Не, пусть тут приглядывает, а то мало ли кого принесёт.

– Молоток, Вадюх! Это охренеть как романтично! – радуется Геныч, узнав, что за подарок я приготовил для наших дам. – И как я сам-то не допёр? Стефания сто пудов будет в восторге.

– Слышь, я ещё думаю организовать полёт на воздушном шаре, у них тут есть такое…

– О, не-э… это уже без меня. И без Стефании! Я, честно говоря, не особо доверяю этим неконтролируемым леталкам… а вот тёщу можешь прихватить. Вадюх, а куда мы идём?.. Чего так темно-то?

– Пришли уже, – объявляю я и освещаю мобильным фонариком своё жилище.

– Задраться в пассатижи! – Геныч тоже включает фонарь и обходит мою избушку по кругу. – Это что, твоё бунгало⁈. Хех! А что, мне нравится! Вот это я понимаю – экзотика! И, знаешь, будь я один, махнулся б не глядя. Ну давай, хозяин, приглашай!

Внутри мы не задерживаемся, да и вдвоём в моём бунгало уже не развернуться. На выходе Геныч освещает огромную пёструю коробку в моих руках.

– Впечатляет. Я бы ещё накрутил каких-нибудь ленточек-бантиков для пущей романтичности… но и так сойдёт.

– Надеюсь.

– Ладно, погнали, я дорогу подсвечивать буду. Слышь, Вадюх, а ты напиши своей рыжухе стихотворение. Долбани-ка рифмой по её строптивой натуре.

– Да я как-то с рифмой не особо в ладах.

– А чего там ладить?.. Всё ж на поверхности: любовь-кровь-морковь… хочу-лечу-кричу-торчу… Только поострее надо!

– Му-гу… я к Вам летел в такие дали, а Вы мне взяли и не дали, – срывается с языка недавно услышанное.

– Отлично, Вадюх! И поконкретнее! Типа: Коварная Александрия!..

– Александрина, – исправляю я.

– Тогда нет, – расстроился Геныч, – а то с этим именем у меня только неприличные слова рифмуются, а мы же хотим её завоевать… а не воевать против неё, правильно?..

– Факт!

– Во-от! Поэтому надо начать с главного! Зашёл, вручил ей приз и…

Вот я, мой хер и мой презент!..

Но… ты учти ещё момент…

Как я на чёрный континент

Летел, забросив все дела…

А ты мне, сука… не дала!

– Круто, Геныч! Но лучше без стихов.

– Ну да, согласен – херня получилась, – недовольно ворчит Геныч.

И оставшийся путь мы шагаем молча.

– Девчонки, а вот и мы! А что Вадюха для вас приготовил!.. Э, а где Александрия?

– Сейчас п-придёт, она в душ пошла. Ой, а что это у вас? – Стефания с любопытством осматривает коробку.

– Кажется, я догадываюсь, – фыркает Германовна.

– Это пока секрет, – с нажимом рычит Геныч и загораживает меня широкой спиной. – Так, вы сидите тут, а мы вас позовём.

Внутри виллы мы размещаем коробку на низком столике в общей гостиной, вырубаем кондиционер и включаем освещение по всему периметру комнаты. Ну вроде всё готово. Осталось собрать всех девочек.

В ожидании Алекс мы, довольные и загадочные, возвращаемся на террасу, где атмосфера уже намного веселее, чем до нашего ухода. Это радует. Геныч разливает по стаканам виски и шампанское, прижимает к себе Стешку:

– Ну что, друзья мои, за Новый год⁈

А меня вдруг посещает запоздалая мысль…

– Геныч, наверное, зря мы там коробок оставили… вдруг Сашка его обнаружит раньше вре…

Истошный визг Александрины прерывает меня на полуслове, но не замолкает, а перерастает в вопль ужаса.

Глава 22

Любовь похожая на…

Александрина

– Любовь похожая на бре-э-эд… приносит бабам только вре-э-э-э-эд!..

– Саш, п-прекращай уже этот идиотский концерт, от твоего воя скоро голова разорвётся, – рявкает на меня Стешка. – Всё, х-хватит! Тем более твои г-главные слушатели ушли. И выбирайся уже из бассейна.

Мне обидно. Невыносимо обидно, что мои самые близкие люди меня обманули. Никому нет дела до моих чувств – все они на стороне Рябинина, даже Стешка… Крыса, а не сестра! Все предатели! Как же это обидно!..

А ту безотчётную буйную радость, захлестнувшую меня при появлении бывшего, я упорно заталкиваю обратно, туда, откуда она так неожиданно вырвалась – прячу за ненавистью, яростью, обидой – это в разы сильнее. И привычнее.

Сюрприз мне решили устроить, сволочи, всё за моей спиной замутили! Никому нельзя верить! Ну почему в моей жизни всё так по-дурацки… за что?

– Да пошла ты, зараза! – я отмахиваюсь от какой-то летучей гадости, жужжащей у меня перед носом.

Бр-р-р! Терпеть не могу всё это мохнато-крылатое братство. Не спят они ночью, что ли? А впрочем, неудивительно – стоило лишь подумать о своей неправильной жизни, и вмиг налетели мухи.

– И правда, Сашуль, выбиралась бы ты из своей купальни, – с ласковой материнской улыбкой просит Инесса. Ехидина!

– Алекс, я помочь, – Жорик, присев на корточки у бортика бассейна, протягивает мне руку и так тепло улыбается, что у меня аж сердце стонет.

Вот он, единственный человечище в этом гадюшнике – добрый, отзывчивый, справедливый. И красивый, между прочим… даже сейчас, с распухшим носом. И как он только терпит свою ведьму? А вот как уведу это сокровище у неё из-под носа, и пусть потом грызёт свои тощие локти, сука злая.

– Спасибо, Георгиос, – я охотно принимаю его помощь и выбираюсь из бассейна.

Мне уже и самой надоело плавать. К тому же главные уши куда-то упорхнули (интересно, куда?), да и подходящий репертуар закончился. И охрипла я уже. И протрезвела – чего орать-то почём зря?

Я демонстративно ни на кого не смотрю, но искоса подсекаю за всеми. Инесса неизменно грызёт свой мундштук и, как ястреб, пасёт за Жориком – ага-а, ссыканула, стерва! Возможно, при других обстоятельствах я бы и правда её встряхнула, заставив поревновать, а заодно и Вадик подёргался бы. Но здесь Инесса – моя гостья, а по законам гостеприимства негоже подкатывать к чужому мужику.

Хотя мама наверняка удивилась бы, услышь такое – ей-то подобные законы неведомы. Для нашей мамы заглянуть к подруге в гости и прихватить на обратном пути подружкиного мужа – это как за хлебушком сходить. Хорошо ей – без мозгов и без совести.

Я снова бросаю взгляд на Жорика. Нет, с этим милашкой играться – это всё равно как ребёнка обидеть.

– Сашок, съешь что-нибудь, п-пожалуйста, – просительно мурлычет Стешка. – Сань, ты слышишь?

Не слышу! И даже не смотрю в её сторону. Впрочем, я вообще много чего не слышу – где новогодний салют, оглушительная музыка, африканские барабаны… или что тут у них для подобных торжеств? На острове почему-то совсем перестало быть шумно, даже странно – как будто все забыли или забили на Новый год. А душа просит праздника.

– Сашуль, ты что, обиделась? – нежно воркует Стешка. Как будто это не она совсем недавно рычала на меня, как овчарка.

– Хамелеониха! – я обвиняюще наставляю палец на сестру.

– Почему х-хамелеониха? – она хихикает.

А я плещу в картонный стаканчик тёплое шампанское и, прежде чем выпить, снова тычу пальцем в Стефанию.

– И предательница! Оба иуды – и ты, и твой Геныч.

– Саш, ну х-хватит уже пить, лучше покушай, тебе же п-плохо будет.

Да мне уже плохо!

– Хуже уже не будет! – выдаю с утрированной горечью, одним глотком опрокинув в рот содержимое стакана.

И полная жопа в личной жизни придаёт тёплому игристому особенно мерзопакостный вкус. А самое паршивое, что мой бывший куда-то слинял вместе с Генычем. Быстро же он нашёл себе компанию и утешился! Гадство!

Кривясь от досады, злости и подступающих слёз, я падаю в ближайший шезлонг. Сейчас бы порвать кого-нибудь.

– Сашок, ты можешь мне не верить, но я п-правда ничего не говорила Вадику, – Стешка придвигается ко мне вместе с креслом. – Да, я знала, что он прилетит, но мы всё равно не смогли бы ему п-помешать… тогда какой смысл тебя заранее нервировать? Сань, да он любит тебя, как ненормальный! Он же ради тебя готов на что угодно… на любое б-безумство!

– А вот это, скорее, характеризует его, как идиота, поэтому я не спешила бы с выводами про любовь.

– Вообще-то, влюблённые в некотором роде все идиоты, независимо от пола и возраста, – осторожно вклинивается Инесса. – Но, знаешь, Алекса, мне кажется, что в сложившейся ситуации появление твоего Вадика тебе только на руку. – И, поймав мой возмущённый взгляд, поясняет: – Мальчик явно готовился, очень старался и безусловно рисковал, ведь он не знал, как ты его встретишь, и вряд ли рассчитывал на приятный отдых. Но тебя-то его прилёт ни к чему не обязывает, зато поднимает твою самооценку и избавляет тебя от лишней головной боли – не надо думать, где и с кем он проводит этот праздник и мучить себя сомнениями – а может, всё же следовало дать ему ещё один шанс?

Охренеть, да кем возомнила себя эта кошёлка – защитницей угнетённых самцов? И это после того, как размазала при всех несчастного Жорика⁈

– Не обижайся, милая, – поспешила добавить Германовна, похоже, прочитав мои мысли, – но только слепой не заметит, как между тобой и Вадимом искрит.

– В точку – искрит! Потому что я ненавижу эту сволочь! Но раз уж Вы так вовремя включили мозгоправа, тогда я тоже кое-что…

– Чш-ш, я знаю, что ты хочешь сказать, – ласково пропела Инесса и погладила своего грека по красивому рельефному животу. – Да, в своём глазу я иной раз бревна не вижу, но чужие дрова страсть как меня волнуют. Что поделать, так уж мы, женщины, устроены. И, к счастью, мой Жоржик это тоже понимает, поэтому мы здесь и вместе… правда, милый?

Жорик понуро опустил голову, и привычного «Да» в ответ не последовало. А я мысленно позлорадствовала – получи-ка!

– Но речь сейчас не обо мне, – вздохнув, продолжила Инесса. – Скажи мне, моя девочка, чего ты боишься сильнее – наступить на те же грабли или запретить себе рисковать? Это очень важно, но ты можешь не отвечать вслух, просто реши это для себя.

Если б я могла…

– Ты сама себя не п-простишь, если не дашь вам обоим шанс, – горячо выпалила Стешка. – И всю жизнь будешь думать, а вдруг всё могло быть иначе? А всего-то и надо было – сделать шаг навстречу. Да чем ты рискуешь?

– Чем⁈ – взвыла я. – А ты забыла, что я чуть не сдохла⁈ Или я вам всем уже поперёк горла, раз вы так спешите от меня избавиться?

– Ты уже привита, Сашенька, поэтому больше не помрёшь, – со знанием дела вставила Инесса. – И поверь, гарантию верности тебе не даст ни один мужик, разве что импотент. А молодые, горячие – они же примитивны, как танки, обе головы работают в одном направлении – куда пушка – туда и башня. Зато твой бывший уже научен горьким опытом. Да и любовь у вас, опять же…

– Я за любовь! – Стешка аж подпрыгнула, а Жорик припечатал своим коронным «Да!». – А в любви, Сашок, сама знаешь, – все средства х-хороши, и я считаю, что Вадик п-правильно сделал, что прилетел. Ты, конечно, ещё можешь вернуться к Горскому, но, Саш… он ведь наверняка тоже х-хочет, чтобы его любили, а ты… это же несправедливо по отношению к нему. Ты ведь назло Вадьке с ним начала, я п-помню!

– Бред! Я про твоего Рябинина тогда даже думать забыла!

И как ровно ходить, забыла.

– Значит, это чей-то неправильный ген в тебе п-проснулся, – нашлась Стешка. – А с Вадиком у вас всё равно не п-получится игнорировать друг друга – вы же одна семья, и когда-нибудь неизбежно сорвётесь. Так ведь было уже, п-правда? А если снова, то что тогда?.. – Стешка прикрыла рот ладошкой и, широко распахнув глаза, прошептала: – Тогда Гор вас обоих п-п-прибьёт…

– Всё! – резко оборвала я сестрёнку и вскочила с места. – Хватит с меня страшилок! Вы ничего не забыли, девочки? С Новым годом вас! Так, короче, я в душ, но, когда вернусь… больше слышать не хочу о Рябинине. Это ясно? А ты, – я ткнула пальцем в Стешку, – лучше подумай, куда свалил твой Геныч!

– Ну, могут же у них быть свои м-мальчиковые секреты, – тихо прилетело мне вслед.

Пф-ф! Мальчиковые!.. Кобелиные!

Холодный душ освежил тело, но так и не успокоил голову. Было неприятно, когда Инесса озвучила то, что не давало мне покоя – не будь Рябинина здесь, на острове, я бы столько всего нафантазировала за эту ночь!.. И где его сейчас носит вместе с Генычем⁈

А приоткрыв дверь ванной комнаты, я с облегчением и тщательно подавляемой радостью услышала голоса обоих. Кажется, они в гостиной… Слов Вадима разобрать не удалось, но шёпот Геныча наверняка слышен и за пределами дома:

– Надеюсь, Александрия оценит… – и голоса растворились в общем уличном гаме.

Запахнув потуже полотенце, я тихо крадусь на поиски того, что требует моей оценки. Долго искать не приходится – здоровенная яркая коробка в гостиной мгновенно бросается в глаза. Это мне? Обхожу её по кругу и пробую немного сдвинуть… надо же – совсем лёгкая! Принюхиваюсь – может, цветы? Запах, кажется, есть, но совсем непонятный. Что же там такое?

И уже сделав шаг в сторону выхода, я торможу и снова разворачиваюсь к коробке. Пробую приоткрыть крышку, и она легко ползёт вверх. Долго ползёт… но вот, наконец краешек открыт, и я заглядываю в щелку… ничего не понимаю – что это? Приоткрываю на ширину ладони, и изнутри что-то выпрыгивает прямо на меня. Взвизгнув, я тоже отпрыгиваю в панике вместе с крышкой в руках, а из коробки вырывается огромный шуршащий вихрь.

Я вдруг понимаю, что это летучие мыши… Яростно отбиваясь и срывая голос, верчусь на месте… теряю ориентир и падаю, задыхаясь и умирая.

– Аленький мой, – в моё сознание проникает голос Вадима, и что-то касается моего лица, волос…

– Уберите с меня, снимите их! – я в панике вскидываю руки, закрывая лицо, и трясу головой. – Снимите!

Получается только шептать, но меня слышат.

– Всё-всё, Аленький, на тебе ничего нет, клянусь! Мы на улице, малышка, успокойся, пожалуйста, – Вадим прижимает меня к себе, гладит по волосам, и я сама прижимаюсь сильнее, ища защиты.

– Это пиздец как романтично! – с чувством выдаёт Инесса. – Наверное, я должна сказать Сашеньке спасибо за то, что Занзибар не стал моим последним приютом. Хотя… наш отдых только начинается.

– П-придурки н-ненормальные! – всхлипывает Стешка и раздаётся хлёсткий удар. – Геныч, иди в жопу!

– Ангел мой, я думал, тебе понравится… прости.

– Аленький, прости, пожалуйста! – шепчет мне в ухо Вадим и целует, и гладит, и снова шепчет.

– Сашок, взгляни н-на меня, – просит Стешка, взяв меня за руку. – Вадик, в-выпусти её.

Всё ещё не в силах унять дрожь, я высвобождаюсь из объятий Рябинина и следую за Стешкой.

– Саш, ты только не волнуйся, сейчас п-посмотришь через стекло и поймёшь, что мальчишки х-хотели тебя обрадовать. П-поверь, это очень красиво, только не бойся, ладно? Мы с тобой за окном. Смотри…

С террасы сквозь панорамное стекло видно только часть гостиной, но и этого вполне достаточно. Сейчас там остался только Жорик, взирающий с детским восторгом на стены и потолок, украшенные гигантскими (с мою ладонь – не меньше) и разноцветными тропическими бабочками.

Это и правда очень красиво… но больше я не войду в этот дом.

А тебя, Рябинин, я никогда не прощу!