Текст книги "Охота на Трясогузку (СИ)"
Автор книги: Алиса Перова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава 17
Акуна матата
30 декабря
Занзибар
Если вы озверели от работы и околели в родных широтах, если больше не верите в Деда Мороза (да и в других мужиков тоже), а новогодняя ёлка, мандарины и секс с любимым перестали пахнуть чудом – это ещё не повод отчаиваться. Просто смените обстановку. Как вариант – поменяйте зиму на лето.
Всего каких-то пятнадцать часов в самолёте, и вы на райском тропическом острове посреди тёплого Индийского океана, где вместо снега и ёлок – пальмы и горячий белый песок, а вместо ежедневных рабочих проблем – акуна матата*.
*(От автора: Акуна матата – в переводе с языка суахили «никаких проблем».)
Этот жизнеутверждающий девиз следует взять на вооружение, во всяком случае на время отпуска. А все проблемы оставить далеко позади, за экватором – глаза не видят, и душа не болит. Но мой взгляд спотыкается о чудное явление, и в душе начинает трепетать беспокойство. Всё же одну проблему мне удалось прихватить с собой и протащить через полмира, чтобы жизнь мёдом не казалась.
Однозначно у меня случилось разжижение мозгов, а иначе чем объяснить присутствие Анастасии Скрипки в нашей компании? Мама приплясывает рядом со Стешкой и Генычем у обменного пункта и на фоне огромного скопления людей выглядит, как павлин в курятнике – с боевым раскрасом на лице, в парадно-развратном платье и на высоченных шпильках. А рядом с ней два огромных чемодана, будто наша родительница навсегда переезжает на остров со всем своим скарбом.
Внутри меня закипает глухое раздражение – откуда вообще у неё, безработной певицы, столько барахла? Но я перехватываю счастливый мамин взгляд, и так становится жаль её – радуется, как дитё, и выглядит, как дура. Всё же мне стоит быть к ней терпимее, у Стешки же получается. И даже Айка, которой больше всех на свете не повезло с матерью, относится к ней добрее, чем я.
– Жоржик, поаккуратнее с этой сумкой, там моя шубка, – ворчит Инесса на своего грека, обмахиваясь гигантским веером.
В легком летнем костюме, больших солнечных очках и широкополой шляпе она выглядит, как роскошная француженка. И лишь сейчас, когда за очками у Инессы скрыто пол-лица, я обращаю внимание на её узкий чётко очерченный подбородок. Как девочка.
– Боже, какая духота! – она кривит губы. – В Африке что, про кондиционеры не слыхали? Сашенька, а нас кто-нибудь должен встретить?
– Да, Инесса Германовна, у нас включен трансфер до отеля, – спешу её успокоить. – Кстати, Вам очень идёт эта шляпка, Вы в ней…
– Как пизда под лопухом? – хихикает она.
– Да Вы что⁈ Наоборот, я хотела сказать, что Вы выглядите, как девчонка.
– Да! – радостно кивает Жоржик и с нежностью гладит свою «девочку» по хрупкому плечику.
– Ох, деточка, когда твоя молодость притянута за уши, приходится постоянно держать её под навесом, – доверительно шепчет Инесса. – А здешнее солнце очень губительно для кожи. Кстати, напомни об этом своей мамочке. И обязательно все наденьте головные уборы. Вон Геночка, молодец – уже в панамочке.
– С такой рожей ему вообще надо в москитной сетке ходить, – шиплю я.
Этот хрен ещё в самолёте так достал меня своими шутками, что если б не Стешка, летел бы он уже обратно – на морозную родину.
– Что бы вы, девки, понимали в мужской красоте! – фыркает Инесса. – Он хоть на мужика похож, а вот такие смазливые мордашки, – она кивает на своего Жоржика, – это ж проститутки, а не мужики. О, а это не за нами?
Германовна смотрит мне за спину, и в этот же момент издали горланит мама:
– Ой, смотрите, смотрите, это же за мной… за нами!
Чёрный, как уголёк, юноша с табличкой, на которой коряво выведено «Скрипка Александрина», ждёт нас у выхода из здания аэропорта. Слава Богу!
Откровенно говоря, я всё время ожидала какой-нибудь гадости – либо утерянного багажа, либо отсутствия трансфера. Да и в качестве такси я боялась увидеть допотопный тарантас или же вовсе телегу, запряжённую мулом или верблюдом, ну или… кого они тут запрягают? Но всё оказалось куда прозаичнее – багаж мы получили полностью, а на стоянке нас ждал вполне приличный микроавтобус Toyota.
Я разглядываю нашу радостно возбуждённую команду и натянуто улыбаюсь, страстно желая заразиться их настроением. Мне это очень-очень нужно, ведь уже завтра закончится этот год.
А как встретишь новый…
* * *
Какое же облегчение, что мы наконец-то убрались из этого дикого, шумного и душного аэропорта. На первый взгляд кажется, что мы провалились куда-то в жопу цивилизации, но, кроме меня, это больше никого не беспокоит. Все развесили уши и внимательно слушают мою сестрёнку-всезнайку.
– На самом деле, Занзибар – это вовсе н-не остров, а архипелаг, состоящий из множества островов. А мы сейчас нах-ходимся на самом большом из них – Унгуджа, вот его в народе и п-прозвали Занзибаром. Местное население в основном г-говорит на суахили, но и английский здесь тоже в х-ходу. Так что мы с вами не п-пропадём.
– Да моя ж ты умничка! – умиляется мама и тут же выразительно зыркает на меня и цокает языком, мол, смотри, Шурка, какая у меня умная доча. – Степаш, а мы будем какие-нибудь города проезжать?
– Обязательно будем, мамуль, только здесь, на острове, всего один г-город, и он же столица Занзибара. А остальные п-поселения – это небольшие деревеньки.
– Серьёзно? – расстроенно удивляется мама и тычет пальцем в окно. – А я надеюсь, это ещё не город?
– Если я не ошибаюсь, это уже п-пригород.
– Африканская экзотика во всей красе! – оптимистично выдаёт Геныч. – А что, мне нравится!
Неужто нашему мальчику до такой степени опостылела Европа? Я молча усмехаюсь и терпеливо жду смены пейзажа, потому что то, что я наблюдаю за окном, нравиться никак не может. Вдоль всей дороги тянутся тесно прижавшиеся друг к другу неказистые унылые строения, а местами и совершенно убогие полуразрушенные сараюшки, как будто сляпанные наспех. И повсюду хаотично снуют люди, машины, животные… собаки вон, козы, куры…
– Ой, смотрите, коровы! – с сомнительной радостью восклицает мама.
Ну да – и коровы здесь. А дети так и вовсе носятся, как бесхозные. Но прикольные такие, улыбаются, выкрикивают что-то, ручонками машут. Все женщины на улице в длинных одеждах и хиджабах, а мужчины… вообще, это странно, но ни одного мало-мальски ухоженного мужика я не обнаружила.
Я настороженно кошусь на Инессу, боясь увидеть разочарование или того хуже – шок в её глазах, но Германовна выглядит совершенно безмятежной и с блуждающей улыбкой наблюдает за бытом местных жителей. Жоржик тоже кажется вполне довольным, а Стешка с Генычем – и вовсе счастливыми. И я с облегчением выдыхаю. Собственный комфорт сейчас беспокоит меня куда меньше, чем настроение моих попутчиков, всё же это я втянула их в такое необычное путешествие. Только мама немного растеряна, но её впечатления меня волнуют в последнюю очередь.
– А тачки у них ничего, да? – басит Геныч.
Вообще-то, машины самые разные – и убитые, и нормальные, и мелькают даже очень приличные авто. Хотя скутеров и велосипедов всё же больше, чем машин. Но фишка в том, что любая техника здесь выглядит чужеродной, словно из будущего, я бы даже сказала, что она портит местный колорит. И в подтверждение моим мыслям – ни одного светофора или пешеходной дорожки в поле зрения так и не попалось. Восхитительная утопия! Всё же хорошо, что с прокатом автомобиля я решила не спешить – было бы страшновато водить в таком хаосе, да и к левостороннему движению ещё надо привыкнуть.
Вскоре зелёные джунгли за окном сменились каменными. Замелькали современные строения, кое-где на дорогах обозначилась разметка, и Стефания торжественно объявила:
– А вот и столица Занзибара – Стоун Таун, п-переводится как каменный город. Он небольшой и достопримечательностей здесь немного, но позднее мы сможем вместе п-приехать сюда на денёк и всё посмотреть… да?
– Да! – непонятно чему обрадовался Жоржик.
– Да хоть завтра! – тут же поддержал Геныч, а мама заметно сникла, она явно не рвалась на экскурсию по столице, больше похожей на неряшливый курортный городишко.
– Завтра у нас подготовка к Новому году, – напомнила я, тоже не испытывая большого желания сюда возвращаться. – Стеш, а может, ты нам сразу расскажешь, чем так славен этот дивный город, а?
– Между п-прочим, именно Стоун Таун когда-то был центром работорговли, а ещё здесь п-прошла самая короткая война в мире – всего за тридцать восемь минут британцы разгромили войско местного султана, – объявила сестрёнка и ненадолго задумалась. – Ну что ещё… а, в этом г-городе родился и провёл первые семь лет своей жизни легендарный Фредди Меркьюри. П-правда, мне это не слишком интересно… но я очень х-хочу увидеть и сфотографировать древний амфитеатр, где п-продавали рабов.
А вот мне совсем неинтересен шопинг рабовладельцев, я на пляж хочу. Какие же мы всё-таки разные…
Город быстро закончился, и мы снова окунулись в дремучие джунгли. Время перевалило за шесть часов вечера, и вокруг нас быстро сгустились сумерки.
– А почему так темно? – встрепенулась мама. – Рано же ещё…
– Потому что мы, считай, на экваторе, – пояснила я, – и после семи здесь будет, как у негра в жопе.
– Саш, – прошипела Стешка и кивнула в сторону водителя, а я зажала себе рот ладонью. Вот я дура!
– Какая прелесть! – воскликнула Инесса, когда мы обогнали аналог местной маршрутки – этакий чудо-пепелац со скамеечками под тряпочным навесом и битком забитый черноликими уставшими людьми.
– Надо обязательно на таком прокатиться, – довольно прогрохотал Геныч, а Стешка тут же бегом фотографировать.
А между тем утопающие в густой зелени постройки стали ещё беднее и страшнее. Мне бы и в голову не пришло, что в подобных лачугах можно жить (там ведь даже окон нет!), если бы я не увидела, как женщина рядом с таким первобытным шалашом снимает бельё с верёвки.
Как жаль, что в Воронцовске мне было совершенно не до Занзибара, а теперь я понимаю, что перед поездкой мне всё же стоило лучше изучить остров и местный быт, чтобы сейчас не лупить ошалевшие глаза и не прикусывать язык от едва сдерживаемых матюков.
– Пиздец! – озвучила мои мысли Инесса. – Из чего они лепят свои халупы?
– Из чего п-придётся, – Стешка печально вздохнула. – Из палок, грязи… из коровьих лепёшек.
– Так не бывает, – прогундела мама, зачем-то зажав себе пальцами нос.
– Из… чего-о⁈ – Геныч аж закашлялся. – Вот она – первобытная экзотика в чистом виде! Дома из дерьма! Кстати, очень показательный пример для тех, кто чувствует себя несчастным и думает, что он в полной жопе. Клянусь, здесь гораздо круче, чем в Париже!
– Твоя правда, мой мальчик, – поддержала его Инесса. – Такая экскурсия здорово отрезвляет, и заставляет задуматься о жизненных ценностях.
– Да! – весомо припечатал Жоржик, а Стешка рванула на защиту угнетённых:
– Зато люди з-здесь, несмотря на нищету и разруху, добрые, мирные и дружелюбные, и с ними очень легко найти общий язык. А чтобы их п-порадовать, достаточно освоить всего несколько слов на суахили.
– Джамбо, Гена! Хабари? – неожиданно для всех выдал Жоржик, сразив нас внезапным словоизвержением.
(От автора: Джамбо – привет, хабари – как дела)
– Акуна матата, Жора! – громогласно отозвался Геныч.
– Да ты у меня полиглот, любимый! – Инесса ласково погладила Жоржика по щеке.
– Да!
Темнота упала внезапно. Вот только что, несколько секунд назад, я могла различить очертания пальмы, и вдруг раз – и не видно ни хрена. Как будто свет погасили. Благо у нашей машины есть фары.
– А я смотрю, про уличные фонари тут тоже не слышали, – заметила я, и Стешка тут же отреагировала:
– Саш, да какие фонари, если здесь даже не во всех домах есть электричество?
– Вот-вот, а дети по дороге носятся, – горестно запричитал Геныч. – А как можно разглядеть чёрного ребёнка в чёрной темноте? – и скомандовал нашему водителю: – Эй, командир, ты это… давай-ка потише двигай. А хотя нет – тормозни-ка лучше. Слышь, стоп, стоп, говорю!
Машина затормозила, и я, мечтающая как можно скорее добраться до нашего отеля, конечно, возмутилась:
– Что ты ещё придумал⁈
– Что надо! – многозначительно ответил Геныч и выпрыгнул из салона.
– Джамбо! Джамбо! – детвора мгновенно его окружила, а наш Санта-Клаус, чтоб его, подсвечивая себе телефоном, извлёк из кармана внушительный пресс банкнот и начал раздавать мелким писюнам.
– Он что, идиот⁈ – взревела мама, едва не пробив лбом стекло. – Степашка, затащи его обратно, иначе этот дурак нас по миру пустит.
Инесса захихикала, Жоржик, шаря по карманам, сорвался вслед за Генычем, а Стешка как рявкнет:
– Мам, слова выбирай, когда говоришь о моём муже! И, кстати, у него там купюры по одному доллару и по тысяче шиллингов.
– Тысяча! – болезненно простонала мама, и я раздраженно пояснила:
– Тысяча шиллингов – это пятьдесят центов, и хорош уже совать свой нос в чужие кошельки.
Ну наконец-то вся деревня накормлена баксами, а мы снова трогаемся в путь.
Я – так точно уже тронулась от этой беспросветной дороги, от духоты, голода и от этих безнадёжных деревень. Высунув голову в приоткрытое окно, я вдыхаю горячий влажный воздух, и мне уже навязчиво слышится шелест и запах океана. Но, когда наше такси тормозит, я понимаю, что это не бред – мы на месте. А значит, и океан где-то близко.
Мы выбираемся из салона в узенькой улочке перед высоким обшарпанным забором, и я недоуменно озираюсь – это какая-то подстава?
– Мне уже нравится! – раздражающе весело басит Геныч.
– Креативненько! – невозмутимым тоном выдаёт Инесса, закусив свой любимый мундштук.
– Да! – ну это понятно, кто.
Стешка же дипломатично помалкивает, но на всякий случай улыбается. Зато мама на грани истерики.
– А что, наш отель тоже слеплен из говна? – хнычет она, пошатываясь на своих неуместных полуметровых шпильках.
Ответить ей или выдать вслух собственную версию я не успеваю, потому что, шагнув в приоткрытую водителем калитку, попадаю в райский сад. И сквозь густые заросли иду на шорох волн. Сейчас мне всё равно, как выглядит наше бунгало, меня не сбивает с пути даже аромат приготовленных на мангале морепродуктов…
Я не ожидала, что эта любовь настолько сильна, и лишь сейчас начала осознавать, что однажды увидев океан, я так неистово мечтала вернуться к нему снова.
Глава 18
Утро красит нежным светом…
31 декабря
Моё утро можно считать добрым, если я проснулась сама, без будильников – электронного или в виде моих неугомонных сестёр и племяшек. И в идеале – не раньше десяти. Но здесь, на Занзибаре, просто невозможно спать. Нет, меня не сожрали малярийные комары и мухи цеце, и я вовсе не сварилась от духоты – кондиционер в моей спальне отлично справляется. Меня даже никто не разбудил, потому что некому – на экране мобильника половина шестого (кстати, Занзибар в одном часовом поясе с Москвой), и все ещё спят. А я не могу спать.
Да как в таком месте можно тратить время на сон⁈
В спальне ещё темно, а кровать у меня большая, очень удобная, и даже с балдахином, и я бы понежилась ещё немного в приятной прохладе, но у меня аж пятки зудят от нетерпения – это же моё первое утро на Занзибаре. Откинув тонкую невесомую сетку, я шлёпаю по плиточному полу босыми ногами и, подбежав к окну, раздвигаю тяжёлые шторы… чтобы убедиться, что подаренное Горским новогоднее чудо никуда не исчезло.
Топая по неряшливой рыбацкой деревне, ты и представить себе не можешь, что за очередным неприглядным забором скрывается настоящее чудо – этакий оазис в трущобах. Впрочем, так устроены почти все отели на острове. Так что зря мама паниковала, что ей придётся ночевать в дерьмовой хижине. Наш бутик-отель, работающий по системе «всё включено» – один из самых роскошных и дорогих на этом острове.
Вчера нам немногое удалось рассмотреть. Нас, уставших после долгого перелёта и нервной поездки, хватило на заселение, знакомство с океаном, рестораном и… местной водкой. Кстати, водка – это последнее из того, что я помню. Но и тех прелестей, что мы успели увидеть до возлияния, хватило для приятных впечатлений.
Особенно мне понравились небольшие, очень экзотичного вида бунгало, но для нашей многочисленной компании такие домики маловаты, поэтому мы занимаем шикарную двухэтажную виллу с просторной террасой, персональным бассейном, панорамными окнами и восхитительным видом на океан.
И сейчас, в предрассветных сумерках это кажется продолжением прекрасного сна. Я сдвигаю в сторону стеклянную перегородку, служащую и окном, и выходом на террасу, вдыхаю тёплый влажный воздух и осматриваю территорию. И вроде бы не такая уж несусветная рань, но пока проснулись только я и птицы. Для меня же, закоренелой совы, это почти подвиг. А если я ещё немного потороплюсь, то успею встретить восход солнца прямо в океане.
На утренние процедуры я трачу не больше пяти минут, а перед тем как покинуть виллу, заглядываю к маме. Её спальня, как все остальные в этом доме, обставлена в современном африканском стиле, только дизайн немного отличается. Кондей здесь пашет явно не на полную мощь, поэтому мама сбросила с себя одеяло, и под балдахином в своей ажурной ночной сорочке с разметавшимися белокурыми локонами она похожа на спящую принцессу. И даже чему-то улыбается во сне.
Глядя на неё, я тоже невольно улыбаюсь. Всё же красивая у нас мама и очень молодая. Но на неё похожа только Стешка. Айка удалась в свою неведомую азиатскую бабку, а мы с братом – в очень даже известную, а ещё рыжую и крупногабаритную бабулю. А значит, мой вечный удел – считать калории. Но это потом. А сейчас…
Играя нежными красками, небо приковывает к себе взгляд, и я, лёгкая и без пяти кило стройная, торопливо сбегаю по ступенькам и по белому пудровому песочку мчусь навстречу рассвету. На самом деле я далеко не такая романтичная, как наша Стефания, но сейчас во мне всё поёт от восторга.
Шумно разбиваясь у моих ног, волны оставляют белоснежную пену – мягкую и тёплую. Я сбрасываю на песок тунику и вхожу в тёплый, как парное молоко, океан. Хочется думать, что сейчас мы один на один с этой великой стихией… но это если не смотреть направо, где в нескольких сотнях метров от нашего пляжа берег оккупировали местные рыбаки. К счастью, они далеко и не могут нарушить моего уединения.
Да-а, эта жизнь однозначно стоит того, чтоб её жить!
Когда солнечный диск полностью вынырнул из океана и выстелил по воде золотую дорожку, я неохотно вышла из воды. И только сейчас заметила, что уже не одна.
– Buon giorno bellezza! Magnifica alba, vero? (Итальянский: Доброе утро, красавица! Великолепный восход, не правда ли?) – выкрикивает лысый мужик с кучерявым пузом и машет мне кучерявой рукой.
Поняла я немного, но передо мной явно итальянец, и, судя по знакомым мне словам и его глупой улыбке, настроен мужик доброжелательно. Вот только мне совсем не нравится мобильник в его руке и наведённая на меня камера. Снимает, гад! Нет, наверняка он тоже выполз полюбоваться рассветом над океаном, но меня-то по-любому прихватил. Гадство! А на голове у меня, небось, чёрт-те что. Стараясь скрыть досаду, я натянуто улыбаюсь, киваю ему в знак приветствия и, подхватив с песка тунику, спешу обратно – к нашей вилле.
Вдогонку что-то ещё летит по-итальянски, но я не оглядываюсь. А впереди, в паре десятков метров, на лестнице расположилась Стешка с камерой. Вот у кого настоящий взрыв на голове, но она, похоже, не парится из-за такой фигни – знай себе снимает.
– Салют, малышка! – машу ей рукой. – А я думала, ты ещё дрыхнешь.
– Да я чуть не п-проспала, но всё равно успела. Обалденно, правда? А кое-кто даже п-поклонника успел поймать, – Стешка кивает в сторону итальяшки, и я морщу нос.
– Этот бочонок не в моём вкусе.
– Зато ты в его, – хихикает сестрёнка. – Говорит, что п-прекраснее русалки в жизни не видывал.
– А ты уже и итальянский успела выучить? – удивляюсь я.
– Нет, конечно, но «bellissima sirena» сложно п-перевести иначе.
Мы обе смеёмся и, обнявшись, возвращаемся на виллу.
А в шезлонге на террасе уже возлежит в томной неге Инесса Германовна. В черном слитном купальнике, соломенной шляпке и с неизменным мундштуком во рту, она лениво обмахивается чёрным веером и приветствует нас с улыбкой:
– Джамбо, мои ранние пташки! Как водичка, Сашенька?
– Отлично! Вам, кстати, обеим стоит искупаться, пока пекло не началось.
– Я тоже так думаю, – выпустив вверх струйку дыма, Инесса жмурится, как кошка. – А то сейчас набегут отовсюду… Кстати, Алекса, а что от тебя хотел этот Бегемотто Дрочелли?
– А как Вы узнали, что он итальянец? – прыскает в ладошку Стешка. – Что, даже отсюда его с-слышали?
– Зачем? Этих макаронников по жестикуляции за версту видно. И по ворсу. Так, ну что… пора сделать заплыв?
Худая, но удивительно подтянутая для своих лет Германовна с изяществом танцовщицы встаёт с шезлонга (даже я так не умею), а мы со Стешкой разглядываем её с неприкрытым восторгом. Не красавица, но даже без макияжа она притягивает к себе взгляд.
– С такой стройной фигурой Вам вполне можно носить откровенное бикини, – говорю совершенно искренне, а Инесса смеётся.
– А нужно ли, деточка? Загар мне ни к чему, а свой сексуальный животик я перестала демонстрировать ещё лет пятнадцать назад.
– И зря, – вставила Стешка, – п-потому что Вы выглядите очень молодо.
– Ай, спасибо, мои куколки! Рядом с вами я и чувствую себя молодой. И вообще, пока я ещё способна надевать трусы стоя, календарный возраст не имеет значения, – быстро зыркнув по сторонам, Инесса дурашливо исполнила балетный прыжок и, подхватив полотенце и зонтик, скомандовала: – Стефания, ты со мной?
Я же, оставшись на террасе одна, раскрыла над шезлонгом большой зонт и не заметила, как задремала. А очнулась от громогласной брани.
* * *
Пытаясь сориентироваться, откуда звуки, я приподнимаю голову…
Твою ж мать! Это что… наших бьют⁈
Или… не-эт – похоже, это наши бьют!
Барахтаюсь в шезлонге в попытке выбраться и злюсь, что не вышло с первого раза – зад перевесил. Ещё рывок – ура! – получилось! И в этот момент из дома с воплем вылетает мама, бросает на меня дикий взгляд и, не останавливаясь, гаркает:
– Шурка, какого хера ты тут растопырилась, когда твою сестру убивают! – и несётся в своей развратной сорочке вниз по лестнице, сверкая прелестями и голося на весь пляж: – Доченька, я здесь!
Я мчусь следом, не отстаю. Правда, насчёт «убивают» мама явно преувеличивает, потому как то, что я вижу, выглядит иначе. В этот самый момент Стешка пытается оттащить Инессу, которая метелит зонтиком здоровенную и очень горластую бабищу, а между ними нервно скачет мой недавний знакомец Дрочелли. Вот ему-то больше всего и достаётся от обеих воительниц.
Краем глаза замечаю, что параллельно с нами ещё кто-то бежит, но не отвлекаюсь и не сбавляю темпа.
– Кольоне! Фача ди куло! Идиота! Кретино! – горланит тётка, уворачиваясь от Инескиного зонтика и лупит по затылку своего защитника. – Бафангу чуч! Имбечилло!
И ещё много других, не менее эмоциональных ругательств изрыгает её грязный рот в то время, как Германовна бьётся молча, сосредоточенно и очень метко. Хрясь – по кудрявой тёткиной шевелюре! Хрясь – Дрочелли по лысине!
– Да п-перестаньте, Инесса Германовна! – звонко взывает Стешка, стараясь выдрать из её рук зонтик.
– Фика! Порко пуццолана! – визжит тучная итальянка, когда двое крепких парней, обогнавших нас буквально на пару метров, оттаскивают её с поля боя и уговаривают: «Maмма, мамма…»
А, так это её сынки⁈ Но мы уже тоже на месте. Мама бросается обнимать Стешку, при этом ещё успевает пнуть под зад Дрочелли. Мне же остаётся Германовна. К счастью, никаких видимых повреждений на наших боевых девчонках нет, но Инесса явно не в себе.
– Инесса Германовна, – я осторожно касаюсь её руки, – что здесь случилось?
– Туристов пиздить надрочилась! – рявкает она.
Без шляпки, с растрёпанными волосами и раскрасневшимся лицом, она тяжело дышит и, щурясь, ищет глазами свою противницу. Но ту уже уволокли на безопасное расстояние, и оттуда она продолжает сыпать проклятиями.
– Что там орёт эта жирная корова? – визгливо и истерично спрашивает мама.
– Кричит, что н-недовольна нами, – скромно поясняет Стешка.
– Порка путтана! Проститута! – разлетаются по берегу недовольства.
И мама не остаётся в долгу:
– Сама проститутка страшная! Только покажись мне ещё!
А рядом на своём непонятном наречии о чём-то распинается Дрочелли – он-то почему ещё здесь? Но Инесса вдруг запускает тонкие пальцы в кудри на его груди, жмётся к нему теснее и, хищно улыбаясь, шипит по-английски:
– Если в нашем присутствии ты ещё раз выползешь со своей курицей на этот пляж, я обеспечу тебе полные портки морских ежей. Ты меня понял, Дрочелли? – и тычет остриём зонтика ему в пах.
Пузан дёргается, бормоча что-то неразборчивое (наверняка матерится), но суть, похоже, улавливает и, отпрыгнув от Инессы, торопливо трусит вслед за своими. Так значит, это была супруга нашего итальяшки? И, похоже, она приревновала своего бегемотика к Инессе. А сейчас, после такого тесного контакта, её точно удар хватит. Впрочем, на судьбу этой тётки плевать.
А уж когда выяснилась вся правда, мне и самой захотелось её удавить. Оказывается, эта бабища приревновала мужа не к Инессе, а к нашей Стефании. Именно к ней приклеился этот проклятый педофил Дрочелли, пока она снимала на камеру океан и плавающую в нём Инессу. Трогать не трогал, но крутился очень близко, исполняя ритуальные пляски и источая масляные взгляды, улыбки и приворотные комплименты.
И вдруг откуда ни возьмись налетела его ревнивая баба и сбила с ног нашу Стешку. Меня аж колбасит – вот же тварь! Малышка даже понять ничего не успела. Но реакция у моей сестрёнки отменная, поэтому камеру она спасла (эта дурёха готова спасать своё сокровище даже ценой собственной жизни), но сама приземлилась не очень удачно – попу отбила. Хорошо хоть песок смягчил падение. А взбесившаяся ревнивая дура хотела ещё и пнуть лежащую Стешку, но на её беду океан вынес на берег Инессу. Ну и началось побоище! А неудачливый Дрочелли пытался разнять женщин, но получил от обеих. Ох, мало!
Охренеть! Первый день отдыха, а мы уже прославились на весь отель. Нет, народу на пляже ещё немного, но те, кто на первой линии, вполне могли насладиться зрелищем из своих вилл – ор же стоял несусветный.
Зато у наших защитников, похоже, бананы в ушах и акуна матата в полный рост. Мудаки, а не мужики!
Время – восемь утра, а мы вздрюченные и злые, как овчарки, возвращаемся на виллу.
– И откуда только берутся такие тупые и злые люди? – бурчит Стешка себе под нос.
– Из злой пизды, естественно! – выдаёт Инесса.
– Факт! – поддерживаю я и кошусь на маму.
Она по-прежнему в неглиже, под которым – ничего. И ничего! Добрые места можно и не прятать.
– Зайка ты моя сладенькая, – причитает мама, обнимая Стефанию. – Сейчас мы тебе йодовую сеточку сделаем…
– Мам, да х-хватит, что ты, как с маленькой?
– А ты у меня и есть маленькая. Кто ж тебя ещё пожалеет, кроме мамочки? На твоего кабана, что ль, надеяться? Он же, убивать будут – не услышит!
– Не в бровь, а в глаз, Анастаси! – неожиданно поддерживает Инесса.
И я с ними солидарна, но не хочу расстраивать младшенькую.
– Так ведь рано ещё, п-почти все спят, – протестует Стешка. – Да и кто мог знать…
– Мать! – тут же нашлась наша мать. – Я ведь даже проснулась, потому что материнское сердце почуяло.
– Спасибо, мамуль, – Стешка с сомнением косится на трепетное материнское сердце. – Но ты бы лучше его п-прикрыла.
А на террасе… тада-ам! – нас встречает Георгиос… ну в о-о-очень выдающихся плавках. Такие я только у Горского видела, а для неподготовленных зрителей – это шок.
– Акуна матата! – радостно выдаёт Жоржик, таращась на мамину ночнушку. А мама – на его трусы.
И мне даже осуждать её сложно. Глаза сами выкатываются, дабы убедиться, что это не мираж.
Чтобы не сглазить Жоржика, я поглядываю на Стешку, порозовевшая сестрёнка сосредоточенно изучает пальмовые листья, а с ответным приветствием за всех отдувается Инесса:
– Спрячь хобот, опездух, и иди досыпай! Потом с Генычем к моим похоронам подтянетесь.
* * *
Мне очень жаль Жорика. Ну нельзя так обращаться с любимым мужчиной!
А сама-то!..
Мысленно я возвращаюсь в пятницу… к растерянному, злому и неудовлетворённому Вадику. Нет – к предателю! А с такими только так и надо! Тогда почему мне так плохо? Едва отпускает и снова – будто волнами накатывает. Хотела ведь сбежать, забыться, растворить эту боль в океане… И вот я здесь, за тысячи вёрст от ненавистного бывшего… но от себя не спрячешься.
Расстроенный Жора, так и не поняв суть обвинений, всё же предпочёл ретироваться.
– Обидели человека ни за что, – жалостливо тянет Стешка, когда мы провожаем взглядами крепкий греческий зад.
Я согласна с ней, а зло берёт почему-то на Геныча – вот какого хрена он дрыхнет, когда его Ангел в беде? А если бы рядом не оказалось Инессы? Это громадная бабень задавила бы нашу хрупкую малышку. А Геныч продолжал бы спать. Муж!.. Околачиватель груш.
Меня до сих пор настолько злит выбор Стешки, что я невольно жду, когда же Геныч сорвётся. И в то же время страшно боюсь этого. Пережив предательство и едва не свихнувшись от раздирающей боли, я всеми силами хочу защитить младшенькую от подобных страданий. И, кажется, меня скоро разорвёт от диссонанса.
А Стешка, словно прочитав мои смятенные мысли, вдруг ощетинивается:
– Вот только не вздумайте п-придираться к моему Генке! Ясно? Нам только мужской драки ещё не х-хватало.
Чеканит жёстко, яростно прожигая нас глазами. Я фыркаю, мама кривит недовольную мину – этот зятёк у неё не в любимчиках. И только Германовна не реагирует на Стешкины предупреждения и молча посасывает свой мундштук – на этой где сядешь, там и слезешь. К тому же у неё свой подопытный имеется.
– Да ради бога, – я нервно передёргиваю плечами, – можешь встать над ним с опахалом и ограждать своего впечатлительного мальчика от любых волнений и раздражителей. Даже от нас, мы не против.
– Язва, – огрызается сестрёнка и переводит строгий взгляд на маму, принимающую в этот момент очередную эффектную позу. – Мам, это, п-прежде всего, тебя касается – не смей цепляться к Генке. П-поняла? И оденься ты уже, наконец, здесь не нудистский пляж.
Я про себя усмехаюсь – всё, выдохлась хорошая девочка.
– Злая ты стала, Степашка, – мама обиженно поджимает губы и, медленно встав с шезлонга, направляется в дом, но у входа оглядывается. – Вот как с этим своим бандитом связалась, так совсем чужой стала.
Стефания подскакивает с места, хватает полотенце и тоже устремляется в дом, но притормаживает возле застывшей в тихой грусти мамы.
– Мы н-не чужие, мамуль, – говорит Стешка с утрированной нежностью и гладит её по плечу. – Мы всё ещё семья, несмотря на все твои старания. – И уже нам: – Ну что, мы на завтрак идём? Я к себе – п-переодеваться.
