Текст книги "Охота на Трясогузку (СИ)"

Автор книги: Алиса Перова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 23

Внимание, желание!

Александрина

– Что бы там ни говорили пессимисты, а бабочки всё же совершенно прекрасны, а на белом потолке и вовсе неповторимы, – проникновенно изрекает Геныч и дурашливо тычет пальцем мне в коленку. – Эх, что ж вы, женщины, творите с нашим братом, м-м? Мы ж из-за вас мозги теряем.

– Но тебе-то о чём беспокоиться? – я грубо отбрасываю его руку и отворачиваюсь, чтобы не видеть его радостную крокодилью морду и покаянную – Рябинина.

– Ангел мой, твоя сестра намекает, что у меня нет мозга.

– Ген, отстань от неё, а т-то я тоже начну так думать, – отбрила его Стешка и обняла меня за шею.

– Сашуль, – зашептала она мне на ухо, – ну х-хватит дуться. Они, конечно, п-придурки, но ведь хотели как лучше. Ну согласись, красиво же, п-правда? Представь только, салют из живых бабочек!.. Да я бы п-пищала от восторга, если б мне такое устроили.

– Я тоже пищала, – напоминаю ей и Стешка вздыхает.

На самом деле я давно уже перестала злиться. А приняв полстакана успокоительного, и вовсе расслабилась и даже попыталась понять душевно-творческий порыв Вадика. Бабочки действительно красивые… когда они на потолке. Но очень уж огромные. И эти их ужасные цеплючие лапки – бр-р-р! – до сих пор мороз по коже пробегает, как вспомню.

Я всё думала, откуда Рябинин их взял – в самолёте, что ли, транспортировал? Но Стешка просветила – оказывается, на Занзибаре есть специальный питомник по разведению и экспорту этих чудовищ. Надо же, наверняка Вадик заранее позаботился. И хотя я ещё злюсь, мне всё равно приятно, но ему об этом знать вовсе необязательно. И уж конечно его сюрпризы – не повод возвращаться к нему в койку.

А что могло бы послужить поводом?.. А ничего! И от этого почему-то грустно.

Самый идиотский Новый год!

Время четыре утра, и остров совсем затих, и Инесса с Жориком уползли в свою спальню… а мне грустно спать в новогоднюю ночь. Но веселиться в компании бывшего я тоже не хочу, а то он мигом расслабится и возрадуется. Дилемма.

Изо всех сил стараясь не коситься на полуголого Рябинина, я ощупываю стоящие на столе бутылки – всё тёплое. Не вино, а кобыльи ссаки. И еда уже точно на выброс. А душа жаждет праздника!

– Слушайте, у нас есть что-нибудь выпить, только холодное? – я оглядываюсь на нашу притихшую компанию.

– Акуна матата, мадам! – тут же подрывается Геныч, а следом и Рябинин.

– Аленький, у нас там ещё шампанское есть, – и радостный такой, уже на низком старте.

– Терпеть не могу этот сироп разведённый!

– Да? – растерянно улыбается. – А раньше тебе нравилось…

– Хах, вспомнил! Раньше мне и ты нравился! Да и в то дремучее время я крепче компота ничего не пробовала.

– А отсюда вывод, – вклинивается Геныч, – женщины без нас спиваются! Но это, конечно, не про Вас, Александрия! Итак, вино какой страны Вы предпочитаете в это время ночи?

– Слышь, эрудит, а ты Булгакова наизусть выучил?

– Да это моя настольная книга, чтоб ты знала!

– Стеш, колись, лежит у него на столе сей шедевр? – я подмигиваю сестрёнке.

– Не на столе, а на специальной книжной п-полочке, – с улыбкой поясняет она. – И там, кстати, целых пять книг!

– Да ладно⁈ Вот это изба-читальня! Геныч, ну ты монстр! Просто гигантский книжный червь! А спорим, самая толстая из них – кулинарная?

– На что спорим? – неожиданно обрадовался Геныч. – А давай на желание⁈

– Ой, всё, отвали, – я отмахиваюсь. – Знаю я твои извращённые желания.

– Ты на что это намекаешь? – невсамделишно возмущается Стешка и проводит большим пальцем по горлу. Умора!

– Маленькая моя, боюсь даже предполагать, о чём ты подумала. Хотя… – я тычу пальцем в Геныча, – оно и понятно – с кем поведёшься!..

– Ну что, Александрия, слабо? – заводится Геныч.

– Я не ведусь на «слабо», бамбино!

– Не-э, ну так нечестно, ты ж сама сказала «спорим». Или ты, как все баб… девочки – тоже язык без костей?

– Так, п-прошу не обобщать! – Стешка запустила в мужа картонным стаканчиком.

– О чём спор? – рядом со мной вдруг материализовался Рябинин с бутылкой австралийского вина.

Ух ты, «Шираз» – м-м! Класс!

– А это мы пытаемся определить широту и глубину просвещённости нашего Геныча, – поясняю я и с нарастающей жаждой наблюдаю, как льётся в мой стаканчик тёмно-фиолетовое холодное вино.

А Геныч не унимается:

– Давай так, Александрия…

– Ещё раз исковеркаешь моё имя, получишь в лоб. Понял?

– Принято, Алекса! Ну так-то можно, а?

– Вещай дальше, говорун.

– Итак, если ты угадываешь три из пяти книг на моей полке, я исполню любое твоё желание.

– Генка, с-с ума сошёл? – испугалась Стешка.

Мне аж обидно стало. Чего она там возомнила себе?

– Ангел мой, но ты же не отдашь меня в рабство своей рыжей сестре? – дурашливо запричитал Геныч и снова ко мне: – Ну что, погнали?

С наслаждением отпив несколько глотков я отставляю стакан на стол. А желание у меня преотличное!

НО!..

– Три из пяти книг? Геныч, а не до фига ли?

– Слышь, а ты нахаляву решила прокатиться? Так я тебе не Хоттабыч! А тем более одну из трёх книг ты уже знаешь, осталось узнать всего ничего – две из четырёх. По-моему, всё честно.

– А если не угадаю?

– Ну, ясно же – тогда желание загадываю я, – и столько радости от предвкушения победы!.. Небось, гадость какую-нибудь придумал.

– А по рукам! – протягиваю ладонь, и довольный Геныч осторожно хлопает по ней своим пятипалым ковшом.

– Есть!

И тут я ловлю азартный взгляд Вадика и спешу внести поправочку:

– Эй, только без передачи желания третьему лицу! Ясно?

– Замётано, Александрия!

И быстро подхваченный мной шлёпанец летит прямёхонько в лоб Генычу. А поскольку реакция у этого гада отменная, по золотоволосой головушке получает моя сестрёнка. Гадство, ну почему не Рябинин?

– Стеш, прости, пожалуйста! – я складываю ладони в молитвенном жесте. – Твой Геныч сам напросился.

– Понял? – Стешка подняла тапок и огрела им мужа. – Если ты не выучишь Сашкино имя, она меня п-покалечит.

– Прости, мой персик, я уже на пути к исправлению. Ну что, Алекса, мы ждём!

– Стеш, а ты сама-то хорошо помнишь, какие там книги? – уточняю я. – А то я ему не доверяю.

– Не волнуйся, Сашок, я отлично всё п-помню.

– Тогда мне надо подумать.

– Не вопрос, – великодушно соглашается Геныч, – минута пошла…

– Обалдел, какая минута⁈ У нас не турнир «Что? Где? Когда?». Десять минут и не меньше!

– Пять! – мстительно припечатала Стешка и демонстративно почесала ушибленный висок. Вот же зараза мелкая!

– Время пошло! – протрубил Геныч, а Вадик поднял со стола бутылку:

– Аленький, тебе ещё подлить?

– Ты специально меня отвлекаешь? – я отталкиваю его вместе с бутылкой. – Так и знала, что тут заговор против меня. Стоп, Геныч! Это время не считается. Схожу-ка я окунусь, а заодно подумаю, – я встаю с места. – Начнёте отсчёт, как только скроюсь во-он за той пальмой.

– Как скажешь, Алексан… Шурик!

– У, аферисты! – я убиваю взглядом Рябинина, задеваю плечом Геныча и, показав кулак Стешке, сбегаю с террасы.

Вот чёрт! Ну не дура ли я? И как я позволила втянуть себя в эту авантюру?.. Ну, Геныч, погоди у меня!

Стоп, время-то идёт!

Итак, библиотека Геныча… Целых пять книг – ох и силён, мужик! Ну и что там?..

Кулинария? – Сто пудов!

Камасутра? – Вообще не удивлюсь!

Русско-французский словарик? – Наверняка!

И, скорее всего, какая-нибудь техника боя.

И что там ещё?.. А-а, так «Мастер и Маргарита» же! Ну это уже не считается.

И всё же – какие наверняка? – Хм… засада, однако.

А если мыслить логически? – Тогда не стоило пить.

Ой, дура, зачем я ввязалась? Представляю себе, что этот олух загадает…

Гадство, да о чём я думаю? Соберись, балда!

И я собралась. Со второй книгой ответ пришёл очень быстро, а вот над третьей пришлось подумать. Геныч ведь у нас поэт? Правда, сочиняет такую хрень, что по стилю и не поймёшь, на кого ориентироваться. Пометалась я между Есениным и Маяковским и в результате выбрала Цветаеву. И как я сразу не допёрла?

И только я с блаженством окунулась в тёплый океан, как в тишине острова загрохотал гром:

– АлексадриЯ-а-а! Ау-у!

Ну не сволочь, а?

Хрен тебе, а не желание! Зато ты, Цветаев, повезёшь нас в следующем году в Австралию! И даже не мечтай соскочить!

* * *

Вражеский лагерь встречает меня ехидными улыбками. И самое обидное, что Стешка сейчас тоже по ту сторону. Предательница! Вытянув в шезлонге длинные стройные ноги, она поигрывает картонным стаканчиком, в котором наверняка плещется вино. А ведь до замужества младшенькая даже в рот не брала! В смысле, алкоголь. Да во всех смыслах!

Бесит это полуголое трио! И прежде всего, своей обнажёнкой. Тело у Геныча, конечно, на загляденье, как бы мне не хотелось это признавать. За такими плечами мы со Стефанией обе могли бы спрятаться. А наша Айка и за его шеей запросто укроется. Хорош, сукин сын!

Но мой взгляд то и дело невольно соскальзывает на Рябинина, будь он неладен. И всё же какой он стал красавчик – высокий, загорелый, стройный! Сейчас его стройность уже не мальчишеская – всё равномерно и гармонично приросло, где надо. И всё это не для меня.

– Опаздываете, Шурочка! – трубит Геныч.

Вот гад! Я от мамы едва терплю это «Шурочка», а теперь и этот ещё. Даже «АлександриЯ» не так раздражает.

– А я никуда не спешу, Цветаев, мой самолёт ещё не скоро. Налей-ка мне лучше вина.

– Любой каприз, Аленький, – Рябинин тут как тут с полным стаканом.

– Мы ждём, Алекса! – подгоняет Геныч. – Мне снова напомнить задание или уже можно озвучить своё желание?

– Уйми свои буйные фантазии, зятёк, – не спеша я занимаю место в шезлонге. – Я помню задание. Мне надо отгадать название трёх книг… из тех пяти, которые ты прочитал за свою жизнь. Или ты ещё не все пять осилил?

Рябинин громко фыркает, Геныч закатывает глаза, а Стефания – ну кто бы сомневался⁈ – недовольно ворчит:

– Это только те книги, к-которые Генка забрал в наш новый дом. А у тебя, кстати, вообще нет книжной полки.

– Спасибо, моя защитница, – Геныч чмокает Стешку в макушку и снова переключается на меня: – От моих щедрот у тебя целых пять попыток. Из них три попадания – и я смиренный раб твоих тёмных желаний.

– Одного желания! – занудно исправляет Стешка, недовольно зыркнув на Геныча.

– Как скажешь, мой Персик! – картинно вздыхает он. Клоун!

Ну что ж, погнали!..

– Полагаю, в твоей богатой библиотеке найдётся «Мастер и Маргарита».

– Браво, Александрия! – ликует этот артист. – И как ты догадалась⁈

Не обращая на него внимания, я продолжаю:

– Наверняка там ещё имеется русско-французский разговорник.

– А на хрена он мне там нужен? Разговорник у меня здесь, – и Геныч стучит себя по лбу.

А Стефания торжествующе улыбается и разводит руками – обломчик, мол, вышел.

Досадно. И, главное, Рябинин тоже радуется. Иуда!

– Но тогда в твоей подборке точно есть сборник стихотворений, – произношу я, следя за реакцией Геныча и Стефании. Но там всё непроницаемо. – Думаю, это Марина Цветаева.

– А я думаю, что я талантливее, – с невозмутимой иронией выдаёт Геныч. – Мимо, Александрия, в моём доме только одна Цветаева, и это твоя сестра.

Стешка с Рябининым на радостях чокаются стаканами, а я всерьёз начинаю нервничать. Проигрывать желание мне совсем не хочется, тем более Генычу. Ну как же я с Цветаевой промахнулась? Остаётся всего две попытки, и ни одного права на ошибку.

– «Три товарища»! – выпаливаю без лишних рассуждений, а Геныч округляет глаза и наклоняется к Стешке:

– Ангел мой, это ты, что ль, ей подсказала?

– Зачем? – искренне удивляется сестрёнка. – А вдруг она п-пожелает, чтобы ты подал на развод?

– Отличная идея, малышка! – скалюсь я, вдохновлённая удачной попыткой.

– Она не посмеет! – рычит Геныч и снова обращается ко мне: – В яблочко, Александрия! Ещё один меткий выстрел, и я подневольный попаданец. К барьеру, мадам!

– Не торопись, Аленький, подумай, – произносит Рябинин, и я, не глядя на него, рявкаю:

– Без советчиков обойдусь.

Но всё же не спешу отвечать. Что ж такого ценного хранится на этой чёртовой полке?..

– Это точно не кулинарная книга, – озвучиваю я. – Потому что ты затеял спор именно тогда, как я о ней упомянула.

– Похвальная наблюдательность, – лыбится Геныч. – Но это не ответ. Ита-ак?..

Есенин или Маяковский? А, была не была!..

– Хрен с тобой, пусть будет Маяковский.

– Частично, Шурик, ты права… мой хрен действительно со мной, а за Маяковским – это к Жеке. – И с чувством декламирует:

– Стоит баба с жопой метр на метр

В очереди за продовольствием.

Отрастить бы себе хер

В километр

И доставить ей

Удовольствие! – прогрохотал этот дурень на весь остров. – Пардон, мои гулюшки, но прошу учесть, что это написал Вован, а я такой подход не одобряю.

И тут, как по заказу (не иначе, Геныч своим трубным басом разбудил), на террасе нарисовался Жорик со своим километровым шлангом, и Геныч мгновенно сориентировался: – Это вон, к Георгиосу. Джамбо, Жора!

– Акуна матата! – улыбается грек.

– Может хватит уже ломать комедию? – рявкаю я, ещё не готовая поверить, что проиграла, но мне на помощь приходит развесёлая Стешка:

– Саш, ты ошиблась, мой Генка любит Есенина, и именно его сборник есть на нашей п-полочке.

Гадство! Ну ка-ак⁈ Я ведь думала про Есенина!

– Аферисты! – бросаю им и залпом выпиваю вино, старательно не замечая, как Вадик подсовывает мне пахучие ананасовые дольки.

– Ничего подобного, – грохочет Геныч. – Всё по чесноку: Булгаков, Ремарк и Есенин.

– А Библия у тебя там не стоит? – поинтересовался Рябинин.

– Библия у меня только детская, мне её мама когда-то покупала, – застенчиво отозвался наш стокилограммовый дитятко. – Но она в старом доме осталась.

– А остальные две книги? – нетерпеливо напомнила я. – Мы про пять говорили.

– Ещё Хемингуэй, – подытожил Геныч. Как-то туго у него с математикой.

– «Старик и море»? – блеснул эрудицией Рябинин, а Геныч, кивнув, распалился:

– Между прочим, это самое жизнеутверждающее произведение! Я впервые его прочитал, когда после комы в больнице отлёживался, и считаю, что каждый правильный пацан обязан это прочитать! И «Три товарища» тоже.

– Да! – громко поддержал его Жорик.

– Вон Жора знает!

Я с сомнением взглянула на Жорика, и тот яростно закивал. Ну что, молодец, просвещённый малый!

– А пятая? – рявкнула я, пока они не заморочили мне голову.

Геныч сразу отчего-то набычился, но вместо него, подхихикивая, ответила Стешка:

– Маркес! «Сто лет одиночества».

– Что, серьёзно? – почти в один голос озвучили мы с Рябининым, а Вадик ещё добавил:

– А я так и не осилил.

– Я тоже, – вздохнув, неохотно признался Геныч и тут же взорвался: – Не, ну а что… там херова тьма героев, и всех зовут Хосе Аркадио. Бля, я запутался в этом сумасшедшем бреде! Или… не дорос ещё…

– Что гораздо ближе к истине, – вставила я шпильку, игнорируя Стешкины гримасы. – Геныч, мне вот только непонятно, что этот Маркес делает на твоей почётной полке?

– Напоминает о том, что должен быть прочитан. Должен же я когда-нибудь догнать, в чём гениальность этой книги.

– М-м, ну удачи тогда! – я помахала ручкой и встала с шезлонга. – А я спать.

– Э, какой спать? – опомнился Геныч. – Ты мне желание должна!

– Желаешь, чтобы я сегодня не спала?

– Хм, размечталась! Не-эт, моя зубастая гулюшка, это слишком просто. А своё желание я пока приберегу. С такой милой и отзывчивой родственницей никогда не знаешь, в какой момент оно может пригодиться.

– Нильская крокодилица тебе родственница.

– Вот-вот! – благодушно согласился Геныч.

– Ну раз никаких пожеланий нет…

– Аленький, а можно я озвучу пожелание? – облизав меня плотоядным взглядом, Рябинин улыбнулся.

– Лучше поведай свои грязные секретики дуэту Цветаевых. Ты же теперь член их команды.

– Не-не, – взревел Геныч, – дружба дружбой, но в нашем дуэте с членами полный комплект.

– Извини, Вадюш, – подыграла ему Стешка, – но мы с Генкой п-привыкли по старинке.

Я же закатила глаза – всё, пропала девочка! Скажи мне, кто твой муж…

– Аленький, а может, ТЫ выберешь меня своим членом? – вкрадчиво промурлыкал Рябинин.

– Да-а! – с непередаваемой интонацией вставил Жорик, а мой взгляд невольно соскользнул на его могучий пах.

– А может, вы как-нибудь друг с другом договоритесь, мальчики?

Но в нашу пикировку поспешила вклиниться Стефания:

– А давайте п-пойдём спать. Нам же ещё сегодня по деревням кататься, детишек п-поздравлять.

– Отлично, я отвезу! – встрепенулся несостоявшийся член моей команды, радостно мне улыбаясь. – Места для всех хватит. Я хотел сразу предложить, как приехал, но разве этих писюнов отыщешь в темноте? Да, Аленький?

– Думаю, вы и без меня чудесно справитесь, – я отзеркалила его улыбку. – Стоит ли пугать детишек такой толпой?

– Тоже верно, – мигом переобулся этот пройдоха. – Геныч, тогда можете взять мою машину и костюм Деда Мороза, а мы с Аленьким…

– Рябинин, тебе не стыдно? Ты ведь только что рвался подарить малышам праздник… А может, ты не любишь детей?

– А давайте это потом обсудим, – капризно пропищала Стешка. – Нам с Генкой ещё бабочек в коробку п-пересаживать. Вадик, надеюсь, ты конфеты положил в х-холодильник?

– В холодильник? – озадачился Рябинин и покосился на Геныча. – А-а… в моём бунгало нет… в смысле, не работает он.

– Да! – подал голос Геныч. Похоже, Жорик – это заразно.

Вот же придурки!

Ох, делайте, что хотите – бабочек ловите, хороводы водите, холодильники ремонтируйте… А я спать. Глаза уже закрываются.

А знала бы, что принесёт мне новый день, так и не открывала бы их до конца отпуска.

Глава 24

Уж замуж невтерпеж!

Александрина

– Степашкин! Степа-аш!

Игривый, звонкий и сейчас очень противный голос мамы пробился сквозь сон и ввинтился в мой раненый мозг. Голове даже на подушке лежать больно, не говоря уж о том, чтобы пошевелить ею или вовсе куда-то нести. Гадство, ну зачем я столько выпила? Да ещё в спальне почему-то жарко, хотя кондиционер продолжает выдыхать холодный воздух.

– Степашка! – как дрелью в висок.

Что ж так громко-то, а? Или я не закрыла дверь на веранду? Скорее всего. Вот дура! Потому мне и жарко так.

– Тихо, Настя, – послышался голос Инессы. – Не кричи, Саша ещё спит.

– Ой, да я сама недавно проснулась, – доверительно сообщила мама. – А Степашка-то где, тоже спит?

– Нет, она с мальчишками в соседнюю деревню уехала – детвору поздравлять. Даже Жоржик мой с ними подался.

– Какую ещё детвору? – мамин голос аж завибрировал от возмущения. – Они что, решили все деньги раздать местным оборванцам?

– Ох, да перестань, наверняка что-нибудь останется, – со смешком утешила её Германовна, и с террасы потянуло сигаретным дымком.

– Угостите меня тоже сигареткой, – горестно проблеяла мама. Ну всё, пошла мать вразнос.

– Мне казалось, ты не куришь, – удивилась Инесса.

– Так, балуюсь иногда. Но как тут не закурить с такими детьми? Шурочка злая стала, как овчарка… – не отрываясь от подушки, я ощетинилась и оскалилась. – А Степашка… Боже мой, она же была такой отзывчивой и доброй девочкой, а как связалась с этим своим… Генычем, совсем другая стала – нетерпимая, дерзкая!.. Вот правду говорят: «С кем поведёшься…»

– Да ты что, Настя, не наговаривай на своих детей, – тон Германовны заметно посуровел. – У тебя замечательные девчонки! А с зятьями тебе как повезло!.. Не гневи Бога, деточка, тебе радоваться надо.

– Чему? Что эти замечательные детки швыряют деньги направо и налево, когда у матери лишней копейки нет? Да эти местные богаче меня будут. Вы видели, какие у них тут цены на морепродукты? А сколько они их продают! И сами жрут ртом и жопой! А мне на этого несчастного лобстера надо всю ночь петь до хрипоты… да ещё было бы, где петь.

– Настасья, ты же вроде взрослая женщина, а буробишь какую-то хуйню. Да эти бедняги на хозяев за копейки работают, а из морепродуктов могут себе позволить только соль. Ты их дома из дерьма видела? Да у них дети в школах на голом полу сидят, а конфеты видят только, когда залётные туристы расщедрятся. И слава Богу, что таких сердобольных ещё хватает, – забыв, что я типа сплю, Инесса разошлась не на шутку: – Башку включи, Настя, люди здесь живут в глубокой жопе и дальше своего острова не путешествуют, а ты ради экзотики через полмира пролетела и живёшь сейчас в роскошных условиях на всём готовом. Уж тебе ли, молодой бабе наклонного возраста, прибедняться?

– Какого возраста? – пролепетала мама, явно охренев от такой отповеди.

– Такого! – передразнила Германовна. – Того самого, когда вместо того, чтобы наёбывать вязальными спицами и подтирать сопливые носы внукам, ты рвёшься покорять очередной хребет.

– Не… не поняла… какой хребет?

– Иноземный! «Кху Ям» называется! – жёстко припечатала Инесса.

– Знаете… это не смешно, – оскорбилась мама, и даже во мне на миг кольнула жалость (но только на миг). – Я, между прочим, молодая свободная женщина и никому ничего не должна!

Вот коза драная!

– Серьёзно? – фыркнула Инесса. – А когда ж ты детей освободить думаешь? Или они тебе будут по гроб жизни должны?

– А что они мне дали? – взвизгнула мама. – Даже этот сраный Занзибар – не их заслуга, это всё Горский оплатил, а меня они даже брать не хотели. Спасибо, что место свободное было, иначе сейчас сидела бы я в Воронцовске без копейки денег.

– А ты работать не пробовала?

– Я певица! И своё уже сполна поработала, и детей – слава Богу! – на ноги поставила. А только сейчас талант ничего не стоит, Инесса Германовна! Если хочешь стать звездой, поработай-ка… ясно, чем, да⁈ А я без чувств этого не умею!

– Я уже поняла, что ты у нас женщина очень чувствительная, – очень серьёзно вставила Инесса.

– А нечего меня подкалывать! Никто не знает, чего мне стоило выжить в вашем занюханном Воронцовске с тремя малолетними детьми. А я справилась – все обеспечены и образованны! Так почему же теперь не помочь матери?

Вот это она зря загнула. Историю о том, как три жопы (мамина, моя и Стешкина) взгромоздились на хрупкую шею шестнадцатилетней Айки, Инесса уже давно знает от Эллочки. А хоть бы и не знала…

И Германовна не заставила себя ждать:

– Настенька, хватит уже мне пизду в лапти обувать, – и тут же почти ласково: – Да ты кури, не стесняйся, у меня ещё есть. И ноздри не раздувай, я всё же побольше тебя на свете живу и сказочников на раз определяю. У меня, кстати, сынок постарше тебя будет… почти такой же дурачок

– Слышь, ты, – взъерепенилась мама, а я, забыв о головной боли, соскочила с кровати и приготовилась разнимать драку, – не хер меня жизни учить, поняла? И мне плевать, сколько тебе лет, хоть сто! Ты только одного дурака воспитала, а у меня их четверо!

Мама, да заглохни ты, дура!

– Ну, не скажи, – хихикнула Инесса, – девчонки у тебя умненькие. В отцов, наверное?..

– Да что ты знаешь об их отцах? Эти сволочи всю мою жизнь изломали! Один бегемот рыжий почти двадцать лет у меня отнял. Я ж думала – от чокнутой мамаши сбегу, а его мать ещё хуже оказалась. А что я тогда понимала? Я же совсем молоденькая была и невинная, пока этот чёртов Скрипка не совратил меня.

– Невинность, Настюш, это чистота души и помыслов, её хером не проткнёшь.

– Ошибаешься! Потому что Рябинин, паскуда, мне свой хер в самую душу вонзил! – взвыла мама, и я рванула на террасу, но продолжение заткнуть не успела: – Он же меня изнасиловал!

– Рот закрой, чокнутая! – даже не взглянув на Инессу, я нависла над распалившейся родительницей.

– Ещё чего, пусть все знают, что мне пришлось пережить! Они всю ночь целой толпой рвали моё тело! Но я выжила и даже родила Айку, плод целой банды насильников!.. Шурка, сучка, не смей закрывать мне рот.

А уже готова порвать эту лживую пасть, и убить готова, потому что у подножья террасы застыли наши мальчишки и побледневшая Стешка.

– А вот и наш Вадюша! – радостно пропела мама. – А ты разве не знал, что твой папаша насильник?

– Тёть Насть, Вы не в себе? – глухо просипел Рябинин. – Вы что несёте?

– Правду несу! И я тебе не тётя, придурок! Думали, я буду молчать? Херушки! И мне на хрен больше не нужны ваши сраные подачки! Всё, назад полетите без меня! Ясно вам?

– Мам, ты чего? П-перестань, – Стешка, поджав дрожащие губки, шагнула к нам.

– А то, что тебе я больше тоже не нужна! Никому не нужна, кроме Настика. А он любит меня, ясно⁈ И я улетаю к нему на Сицилию!

– Так он ещё и сицилиец? – прогудел Геныч.

– Да, крокодил страшномордый! Больше я твою рожу не увижу, потому что выхожу замуж за итальянца!

– И, что весомее, за сицилийца, – пробормотал Вадик.

– Да!

* * *

Вадим

И вроде хорошее дело творим, а настроение препаршивое. Хорошо, что я снова Дед Мороз – стоя с каменной мордой, держу себе мешок и, обливаясь потом, периодически поглаживаю курчавые и бритые чёрные затылки. Стешка улыбается сквозь слёзы и чирикает с детворой на английском, смеётся, песенки поёт. Геныч гудит, как пароход, нарочито радостным басом, перескакивая с русского на французский, и хотя никто его не понимает, дети висят на нём, как груши. У Жоры на все вопросы малышни – один гордый ответ, но он тоже популярен и веселится, как подорванный. И только я как статуй примороженный.

Здесь, на острове, как никогда, понимаешь смысл фразы: «Одному суп без круп, другому – брюлик мелковат», и собственные печали и проблемы кажутся слишком мелкими и не достойными сочувствия. Но местные дети искренне верят в то, что у них акуна матата, и это удивляет, восхищает и ломает привычные настройки.

Наших даров хватило всего на пару ближайших деревень, и теперь, в душевном раздрае, мы возвращаемся в свой отель. Мне очень хотелось, чтобы Сашка поехала с нами, но теперь я даже рад, что мы не стали её будить. Конечно, образ холодной стервы ей удаётся отлично, но я ещё помню, что в душе моя Аленька – очень ранимая и хрупкая девочка. Наверное, даже самая ранимая из трёх сестёр. И всё же держится, как кремень.

Ближе к отелю настроение в наших рядах меняется. Жора мычит себе под нос какую-то песенку, Стефания щёлкает фотоаппаратом, я – рулю, а Геныч весело гремит, как маракасами, небольшой деревянной кубышкой – подарком от очарованной им маленькой девочки.

– Не заглядывал, что там внутри?

– Ты что, вскрывать нельзя, это ж талисман, – таинственно поясняет Геныч и выдаёт свою версию: – Камешки, наверное.

– Думаешь? А по звуку больше похоже на монеты. Может, какой-нибудь бедняга весь день на паперти собирал, а ты гремишь тут чужим добром.

– Да ладно? – Геныч недоверчиво прислушивается к кубышке, озирается и бормочет страшным шёпотом: – Ну всё, теперь нас догонит и отпиздит безногий инвалид с гармошкой! – тут же бьёт себя по губам, оглядываясь на Стешку. – Пардон, мой Ангел, за тебя я всех победю!.. побежду… а-а-а, короче, всем кабзда!

– Что? – переспрашивает Стешка с заднего сиденья.

– Ничего-ничего, фотографируй. Говорю, жарко сегодня.

Въехав на территорию отеля, я паркую машину на стоянке у главного корпуса, и дальше мы двигаем пешком. Ну, теперь я хоть без шубы.

– Вадь, а где твоё бунгало? – неожиданно интересуется Стефания. – Я х-хочу взглянуть, как ты п-поживаешь.

Не то чтобы я стеснялся своего жилья, но и к Стешкиному сочувствию совсем не готов. Спасает Геныч:

– Малыш, а давай в другой раз, искупаться охота – сил нет! Да и чего там смотреть-то, всё везде одинаковое. Тем более Вадюха, считай, с нами живёт, да?

– Да! – подтверждает Жора, хлопнув меня по плечу.

– А кстати, я тут что подумал-то, – Геныч дружеским похлопыванием осушает мне второе плечо. – Если тёща перебралась к своему Анастасию, то у нас есть свободная спальня, и Вадюха может жить там.

– Не, Геныч, мне и у себя отлично.

– А мама уже завтра может п-переселиться обратно, – добавляет Стешка.

– Это да-а, – вздыхает Геныч и командует: – Тихо! О, слышите?.. Это ж её голос. Похоже, уже переселилась.

Подходим ближе…

– Невинность, Настюш, – это чистота души и помыслов, её хером не проткнёшь, – вещает Германовна.

– Слыхали? Инесса жжёт! – громко и радостно шепчет Геныч, не позволяя разобрать слова Анастасии.

Но, услышав собственную фамилию, я жестом прошу Геныча замолкнуть, и отчётливо ловлю последнюю фразу:

– Он же меня изнасиловал!

В сочетании с моей фамилией и визгливым голосом тёщи звучит очень херово. И выглядит стрёмно…

– Рот закрой, чокнутая! – кричит лохматая и очень красивая Сашка, безуспешно пытаясь закрыть рот своей безумной мамаше.

– Ещё чего, пусть все знают, что мне пришлось пережить! – продолжает горланить тёща, закрываясь руками и ногами. – Они всю ночь целой толпой рвали моё тело! – Бля… что за бред?.. – Но я выжила и даже родила Айку, плод целой банды насильников!.. Шурка, сучка, не смей закрывать мне рот.

Сказать, что я удивлён?.. Я – в ахуе!

Германовна, уронив лицо в ладони, раскачивается, как маятник, Сашка рычит, как зверь, и болезненно жмурится, заметив нас… и только тёща кажется очень довольной.

– А вот и наш Вадюша! – она весело машет мне рукой. – А ты разве не знал, что твой папаша насильник?

Так-то я всегда знал, что она ебанутая, но это уже явный перебор.

– Тёть Насть, Вы не в себе? – спрашиваю, сжав кулаки. – Вы что несёте?

– Правду несу! И я тебе не тётя, придурок! Думали, я буду молчать? Херушки! – А может, у неё реально снесло кукушку?.. – И мне на хрен больше не нужны ваши сраные подачки! Всё, назад полетите без меня! Ясно вам?

Это было бы охеренно!

– Мам, ты чего? П-перестань, – ошарашенная Стефания пытается приблизиться к родительнице, но Геныч её перехватывает.

Сашка, обхватив себя руками за плечи, сжимается в кресле, но отдёргивает руку, когда я к ней прикасаюсь. Зато выхваченные слова Анастасии, как бальзам на травках:

– Он любит меня, ясно⁈ И я улетаю к нему на Сицилию!

Аминь!

– Так он ещё и сицилиец? – рычит Геныч, обнимая Стефанию и радостно подмигнув мне. И тут же получает ответку от тёщи:

– Да, крокодил страшномордый! Больше я твою рожу не увижу, потому что выхожу замуж за итальянца!

К моему облегчению, Геныч будто не слышит оскорблений и улыбается. Вероятно, в своих мыслях он уже запихивает тёщу в самолёт.

– И, что весомее, за сицилийца, – напоминаю я.

– Да! – скандирует Жора. – Да! – и спешит утешить в объятиях свою Инессу.

– Мама, к-к-какая ты свинья! – с чувством выдаёт Стешка, борясь со слезами.

– Ну спасибо тебе, моя зайка! – Анастасия отвешивает театральный поклон и кривится в плаксивой гримасе. – Вот она, твоя награда за всю мою любовь!

– Любовь⁈ А ты не п-помнишь, что Айка тоже твоя дочь? Никогда не смей пачкать её имя! П-поняла меня?

– И моё, – подсказывает ей Геныч и, получив локтем в живот, тихо бубнит: – Ну ладно, крокодил так крокодил, с лица воду не пить.

– Сволочи вы все! – всхлипывая, выкрикивает Анастасия и бросается бежать.

– И вот куда теперь её хер понёс? – потерянно бормочет Сашка, глядя ей вслед и вытирая бегущие по щекам слёзы.

Мне очень хочется обнять мою печальную рыжую девочку, но её уже обнимает сестра, а мы с Генычем как не пришей… не при деле, короче.