Текст книги "Охота на Трясогузку (СИ)"

Автор книги: Алиса Перова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Ох, давненько у меня не было настолько увлекательного отпуска, – протянула Инесса, шумно вдыхая влажный прохладный воздух. – Красота!

Стоя на ступеньке джипа, она прикурила и, запрокинув голову, выдохнула струйку дыма в чёрное беззвёздное небо.

– No smoking, – снова забеспокоился Тайо и для убедительности выставил скрещённые руки – типа смертельная опасность. Тоже мне, нашёл, кого воспитывать.

– Клиент всегда прав! И ладно тебе умничать, я же не на бензоколонке курю, – отмахнулась Германовна и спустилась на землю, опираясь на мою вовремя протянутую руку. – Спасибо, Вадюша. А здесь не жарко, да?

– Да, – недовольно буркнул Жора, выбравшись вслед за Инессой и озираясь по сторонам.

– Му-гу, совсем не по-африкански, – согласился я. – Но так даже лучше, а то задолбала эта жара.

– Тапро пошаливать! – гостеприимно исполнил Тайо по-русски (уж как сумел) и, тоскливо покосившись на дымящую отравой Инессу, кивком предложил следовать за ним.

Вот-вот – именно, что «пошаливать»!

Обе палатки оказались довольно большими и с виду совершенно одинаковыми, поэтому было смешно наблюдать за французами, рванувшими занимать лучшую. Таковой, по их мнению, оказалась левая палатка, нам же досталась правая.

А ничего, нормальный домик – брезент очень плотный, внутри просторно и можно стоять в полный рост. Из обстановки – четыре двухместные кровати, застеленные чистым бельём, два пластиковых стула и две… гм… ну, типа тумбочки. А ещё пара сетчатых окошек, которые при желании можно застегнуть. Ну что – вполне прилично. Во всяком случае, здесь условия куда лучше, чем в моём бунгало на острове.

Разместились мы довольно быстро, да и что там церемониться – покидали рюкзаки на кровати, и атаковали розетки. Да-да – розетки здесь тоже имелись – аж две штуки. Правда, время пользования ими ограничено, поскольку имеющийся на территории генератор врубали только на несколько часов, чтобы туристы успели зарядить телефоны, камеры и другие гаджеты, ну и поужинали не при свечах.

А ужин предполагался… внимание! – в ресторане! Это отдельная палатка, стоящая чуть поодаль, из которой уже доносились дразнящие ароматы. Эдак они всех обитателей заповедника привлекут.

Приятным бонусом стало наличие биотуалета (по кабинке на каждую палатку) и нехитрого душа – простенькой конструкции, состоящей из накопительного бака с лейкой и ширмы, дабы укрыться от чужих глаз.

– Мы пойдём уже есть или как? – нетерпеливо рыкнул Геныч.

– Или как, – завредничала Сашка. – Мы решили, что девочки охраняют очаг, а мальчики отправляются на охоту за мамонтом. А вообще, я сперва хочу принять душ. И свалите уже отсюда, нам надо переодеться.

Мы с Генычем переглянулись и послушно покинули палатку. А следом выскочил довольный Жора с полотенцем через плечо.

– Ты куда, Жор? – задал я тупой вопрос. Чего спрашивать, и так понятно, что в душ.

– Туда, – кивнул он в том самом направлении и поскакал за палатку.

– Ты это… – окликнул его Геныч, – смотри, чтобы тебя какая-нибудь тигра за жопу не прихватила.

– Что-то мы с тобой сегодня не при делах, – усмехнулся я.

– Успеем, – отмахнулся Геныч. – Мне бы пожрать первым делом, а то уже терпежу нет никакого… хоть в натуре иди за мамонтом.

– А я вот думаю, как древние мужики заваливали мамонта? Ты ж слона видел?.. А мамонт-то посерьёзней будет.

– А хер его знает, – пожал плечами Геныч. – Это вон у Инессы надо спросить, может, она ещё помнит…

– Да и я уж запамятовала, сынок, – раздался за спиной насмешливый голос Германовны.

Я аж дышать перестал, а Геныч смущённо пробасил:

– Я в смысле, что Вы намного мудрее и вообще больше нас знаете.

– Это несомненно, – весело пропела Инесса и, помахивая полотенцем, тоже отправилась в душ.

– Блядь! – с чувством прорычал Геныч. – Похоже, я сегодня победитель на конкурсе мудаков, задрать мен…

Но окончанием Геныч подавился, потому что в этот самый момент всё пространство вокруг нас взорвалось таким леденящим душу звериным рёвом, что у меня вздыбился весь волосяной покров. Это лев или… кто?..

И тут начался такой невообразимый кипиш!..

– Задрать его в глотку! – прохрипел Геныч, но его заглушил дикий визг.

Уши мгновенно заложило, а мы даже не поняли, из какой это палатки, и ломанулись в свою. Но наши девчонки уже выскочили навстречу, да в таком живописном виде!.. Впереди Стефания с горящими глазами, в нижнем белье и с камерой, а за ней моя Аленькая – в белых трусиках и с прижатым к груди полотенцем. К самой прекрасной груди!

И пока Геныч пустился вдогонку за своей безумной фотоохотницей, я поймал в объятия мою любимую Рыжулю и возблагодарил то грозное чудовище, что спровоцировало общую панику. Потому что Сашка совсем не сопротивлялась моим рукам, а дрожала и прижималась ко мне всё теснее. И в слабом свете фонаря я успел заметить, как сильно она побледнела, даже веснушки исчезли.

Между тем рычание повторилось снова, но уже чуть тише и не такое протяжное, как в первый раз.

– Не бойся, моя маленькая, я с тобой, – я крепче прижал к себе Сашку, целуя, вдыхая и успокаивающе поглаживая её ароматные кудряшки. Страшно мне уже не было – стало охренительно. Аленькая моя!..

– Стешка… – прохныкала она и попыталась вырваться из моих рук, но я удержал.

– Да вон она, успокойся. Полагаю, что это зверю стоит спасаться от твоей сестрёнки, – я кивнул на Стешку, придерживаемую Генычем и шарящую взглядом по округе через свой объектив.

Охренеть – маньячка, а не девка! И где только всё это скрывалось⁈

А рядом с нашей парочкой обнаружилась ещё одна, и тоже наша – немного взъерошенная Инесса и совершенно голый Жора. И у меня случился очередной шок.

Нет, обычно гениталии других представителей мужского пола не вызывают у меня никакого интереса, но ЭТО… Такому прибору и племенной жеребец позавидует. Так вот почему наш Жорик на пляже всё время в шортах. А мне как-то и смотреть неудобняк, и в то же время взгляд так и соскальзывает, дабы убедиться, что это не глюк.

А, впрочем, не я один такой любопытствующий – вытаращились все без исключения. И вот чёрт!.. – даже моя любимая женщина заинтересовалась, и сразу перестала дрожать.

А Тайо (оказывается, он тоже был здесь), опустив ружье, даже подошёл ближе к Жоре и, уронив глаза ему на хер, восхищенно поцокал языком – вот же простота!

Зверюга, кем бы он ни был, из-за которого мы все здесь собрались, как-то сразу перестал быть в почёте, потому что теперь гвоздём сегодняшнего вечера стал наш уважаемый грек Жора. Я бы даже сказал – Георгиос.

И всё бы хорошо, если бы не истошный визг, прерывающийся только для очередного вдоха. Теперь он, кажется, стал ещё ближе и громче, и мы все обнаружили его источник. Мадам Французская булочка, чтоб её!..

– Да заткните эту гребаную сирену! – раздражённо рявкнула Инесса.

Но обошлось без нашей помощи – визг резко оборвался, когда мадам заметила Жору.

– Жорик, высший пилотаж! – восхитился Геныч. – Твой чудо-кляп даже дистанционно работает.

– Да! – Георгиос расплылся в белозубой улыбке.

– Так, Жоржик, сматывай шланг и пойдём ужинать, – скомандовала Германовна. – Завтра помоешься.

А тем временем в семействе Цветаевых снова вспыхнула борьба.

– Да отпусти меня, медведь, п-поломаешь!

И мимо нас протопал оный медведь, зажав под мышкой ожесточённо брыкающуюся хрупкую Стешку.

– Должен признаться, что моя холостая жизнь была гораздо безопаснее, – прогудел Геныч.

– Х-хочешь развод?

– Только через мой труп! Хотя чует моё сердце, что к этому всё и идёт.

– К разводу? – упавшим голосом пролепетала Стефания.

– К трупу!

– Генка, ну п-прости… – донеслось уже из палатки. – Я тебя так люблю!..

А Инесса придержала Жорика.

– Да стой, не мешай милым браниться, на-ка вот лучше полотенчиком прикройся.

А моя сладкая девочка и не думала никуда торопиться – она не вырвалась из объятий, и даже не возразила, когда я, подхватив её на руки, направился к душевой ширме.

* * *

Нагретая южным солнцем вода ещё не успела остыть и сейчас тёплыми струйками ласкает наши разгорячённые тела.

– Сашка… Аленькая моя! – я скольжу подрагивающими ладонями по гладким упругим бёдрам, по охренительному изгибу талии, по вызывающе сочной и тяжёлой груди, провоцирующей у меня безудержное слюноотделение и болезненно мощный стояк. – Ну хоть потрогай его, Алька.

Я толкаюсь в её сжатые бёдра и, перехватив за запястье её руку, опускаю вниз, но Сашка смеётся и лишь слегка царапает ноготками по всей длине – издевается, зараза рыжая. А я подыхаю от дикого нестерпимого желания быть в ней, от необузданной безумной любви, разрывающей сердце и член… и от щемящей печальной нежности, затопившей и склеившей мой бедный измученный мозг.

Я с трепетом целую плечи, покрытые солнечными веснушками, стройную шею, слизывая с неё капли воды, и жадно накрываю ртом сладкие податливые губы – смакую, ласкаю, выпиваю… и случайно прикусываю, когда Сашка вздрагивает в моих руках.

Снова этот неведомый зверюга оглашает окрестности своим ужасающим рёвом. Ну как ужасающим… по сравнению с моим неудовлетворённым желанием – это так… кошачье мявканье. И тут же взвывает сирена из соседней палатки. Блядь, ну что за истеричная дура?

– Это лев? – испуганно шепчет мне в губы Сашка, вжимаясь в моё тело.

– Это визгливая французская кошка, – поясняю я, не отвлекаясь от вожделенного рта.

А львиный рёв повторяется снова, и визг француженки повышает тональность. Да чтоб они оба охрипли!

– Вадим, я так не могу, – Сашка отстраняется и, схватив свои трусики, в панике натягивает их на мокрое тело.

Да сучий потрох! Попадись мне сейчас этот блохастый ревун, я ему лобешник собственным хером проломлю, настолько он каменный.

– Саш, ну ты чего… это же лёва со своими друганами так общается, к нам-то он не сунется.

– Откуда ты знаешь? – её голос подрагивает и срывается. – Ты разве ещё не понял, что мы у хищников дома? Мне страшно, Вадик!

– Аленький, но я же с тобой, – я пытаюсь её задержать, но безуспешно. Снова прижав полотенце к груди, она выскальзывает за ширму, а я, прикрыв дымящийся болт пропотевшей футболкой, скачу вдогонку.

Ебучий лев! Чтоб тебе ни одна львица не дала до самой смерти! Ар-р-р!..

И в тон моим мыслям грохочет бас Геныча:

– Дайте мне этого зверя, задрать его в гриву, я из него кастрата сделаю! Будет, сука, по утрам, вместо петуха заповедник будить.

Ну вот – похоже, не только у меня случился облом.

А рядом с палатками уже собралась целая демонстрация – вся наша компания, галдящие французы, невозмутимые проводники с оружием и ещё парочка масаев с какими-то палками. Тайо громко хлопает в ладоши, привлекая наше внимание и просит сохранять спокойствие.

Спокойствие⁈ Да как я могу быть спокоен, когда моя полуобнажённая женщина трётся рядом с ним и готова чуть ли не верхом на него залезть. О как – а с ним ей, выходит, не страшно! Очевидно, что в выборе между моим членом и его ружьём предпочтение отдаётся последнему.

Теперь этот мудак с огнестрельной пукалкой объясняет, что у них тут всё под контролем, а мы якобы под их надёжной защитой. Для убедительности он снова демонстрирует своё ружьё и уважительно кивает на длинных тощих масаев. Ну да – это прям великая сила! И Германовна со мной солидарна:

– Это они, что ли, защитники? – фыркает она, скептически оглядывая нашу охрану в красных балахонах. – И куда они с этими палками против львов? Если только в жопу им потыкать…

– Инесса Германовна, Вы не п-правы, – вмешивается Стешка. – Масаи – очень ловкие и бесстрашные воины, и львы сами опасаются с ними встречаться. Раньше посвящение масаев в мужчины п-происходило только после открытой схватки со львом, при этом у мальчиков из оружия имелось только копьё. Масаи даже сейчас нередко убивают, х-хотя охота на львов строго запрещена. П-поэтому их палки легко отпугивают х-хищников, у них за несколько веков уже инстинкт выработался.

– Живодёры! – выплёвывает Инесса, не проникшись их героизмом.

– О-о, это львы ещё нашего Жорика не встречали, – с гордостью вставляет Геныч и уважительно хлопает Георгиоса по плечу.

– Да-а, – скромно отзывается грек. Он до сих пор так и не оделся, а свою палку-убивалку прикрыл Инессиной шляпкой.

Чем бы ещё свою потушить?..

Между тем Тайо продолжает толкать пламенную речь о правилах безопасности, предстоящем ужине и ещё какой-то херне, которую я воспринимаю с трудом, потому что моя Сашка не сводит с него глаз и внимает каждому слову. Твою мать, как же меня ломает! И что, дело только в наличии ружья?..

– Лично я ни хрена не врубаюсь, о чём он толкует, – нервничает Геныч. – Жорик, ты его понимаешь?

– Да!

– Пиздец! Я тут что, один не шарю по-английски?

– Да!

– Жора, задрать тебя в шляпу, лучше молчи!

Я же по-прежнему не свожу глаз с Сашки, поэтому не пропускаю момент, когда её плечо сжимает чёрная рука оратора. Ух ты, охотник, блядь!

Я срываюсь с места, готовый оторвать заблудившиеся щупальца, но едва успеваю выдернуть Сашку из чёрных лап, как между мной и мудаком с ружьём вырастает Геныч.

– Вадюха, спокуха, будем цивилизованными. Тихо, тихо, брат, я всё улажу. Жора, ну ты-то куда прёшь?

– Рябинин, ты совсем идиот⁈ – сзади меня за волосы тянет Сашка и лупит пинками по ногам и по жопе. – Какого хрена ты творишь?

– Кто – я-а⁈ – я разворачиваюсь и получаю по лицу полотенцем.

Тем самым полотенцем, которым она только что прикрывала грудь. И теперь её видят все… и этот тоже.

– Аленький, – я уворачиваюсь от очередного удара и пытаюсь перехватить полотенце, – прикройся, пожалуйста.

– Ты сам прикройся! – она подхватывает с земли потерянную мной футболку и кидает мне в лицо. – Ненавижу тебя, урод!

– Дура! – с чувством выкрикивает Жора…

И все что-то говорят… Инесса, Стефания… и раскатисто гремит Геныч:

– Это его гёрл! Андестенд?..

А я яростно тру ладонями лицо и озираюсь в поисках Сашки.

– Аленький… где она?

– Успокойся, сынок, она в палатке со Стешей, – ласково говорит Инесса и осторожно касается моей руки. – Можно я тебе помогу, Вадюш? – она завязывает вокруг моего торса футболку и гладит меня по спине.

– Всё-таки ненавидит, – цежу я сквозь зубы.

И ведь сотни раз уже слышал, но сейчас так херово, что хочется реветь и рычать во всю глотку.

– Это нервы, сынок, – успокаивающе звучит голос Инессы. – Мы все немного перенервничали.

– Не-эт… это мой грёбаный бумеранг.

* * *

Настроение ни в звезду!..

Вооружившись полотенцем и зубной щёткой, я снова возвращаюсь в душевой отсек, а там уже очередь.

– И кто последний? – спрашиваю нарочито весело.

– Ты! – насмешливо бросает Сашка, даже не оглядываясь, а Стефания что-то зло шипит ей на ухо.

Моя маленькая защитница. Пустяк, а всё равно приятно. Со Стешкой мы всегда отлично ладили, даже в то далёкое время, когда я очень серьёзно налажал.

– Да забей, Вадюх, это ведь женщины! – Геныч многозначительно стучит себе костяшками пальцев по лбу.

– Да! – дружеская рука Жоры опускается мне на плечо, а вторая дружеская повторяет жест Геныча.

Наконец, смыв с себя пот и дорожную пыль, мы облачаемся в тёплые шмотки (не жарко, однако) и в сопровождении охраны отправляемся в столовку. Оу, прошу прощения у гостеприимных аборигенов – в ресторан!

И ресторан в центре заповедника превосходит все наши опасения: брезентовый шалаш, ветхий навес на четырёх подпорках, длинные неказистые столы, покрытые дырявым полиэтиленом и деревянные лавки, напичканные ловушками из заноз. Ну и, конечно, сам ужин оставляет желать лучшего.

– Добро пожаловать в кабак «Последний ужин туриста», – громко и весело трубит Геныч, озвучивая мои мысли.

Все рванули занимать места: мы – налево, французы – направо, а наша охрана рассредоточилась по периметру.

– А это точно свежее? – с сомнением спрашивает Стешка, поглядывая на большую зубастую рыбину с мутными выпученными глазами.

– А ты пальчик к её пасти поднеси, – советует Геныч. – Если хряпнет – значит, свежак. Так китайцы свои блюда проверяют на свежесть.

– Много ты п-понимаешь, ты не был в Китае.

– Зато у меня есть друзья, которые там были. А мой подопечный Дракон и сейчас там тусуется.

– Это Реми? – с преувеличенной заинтересованностью спрашивает Сашка. – Наслышаны об этом красавчике. А ты, кстати, когда нас познакомишь?

Вот же стерва – всё мне назло!

– Ну-у… – Геныч почёсывает в затылке, – если звезды встанут херово, то в августе привезу это исчадие в Воронцовск. А если мне повезёт, то получу ещё годик отсрочки.

О ком идёт речь, я приблизительно догадываюсь – Геныч немного рассказывал о своей жизни во Франции, путешествиях по Европе и о подопечном мальчишке, расшатавшем его нервную систему. Но тот пацан ещё совсем зелёный – не Сашкина возрастная категория, так что в ту сторону мне можно не дёргаться. А вот Гор меня волнует гораздо больше. И хотел бы не думать, но не выходит. Полагаю, войне всё же быть.

Внешнее спокойствие даётся мне очень непросто, да и рыжая бестия продолжает виртуозно играть на моих нервах – даже не смотрит в мою сторону. Обиделась. А на что, спрашивается? К слову, Тайо передо мной извинился и поклялся, что совсем не имел виды на мою женщину. Но тут следует отдать должное Генычу – с нашим проводником он поговорил убедительно, и теперь тот держится от Сашки на почтительном расстоянии. Впрочем, как и Сашка от меня.

– Приятного аппетита, – ласково воркует Инесса, и я снова перевожу взгляд на стол.

Вот уж чего, а аппетита поданная еда не вызывает совсем, к тому же я сильно сомневаюсь, что здесь соблюдаются санитарные нормы. Но и голодать тоже не выход.

– Боюсь, что эта гостеприимная поляна может разорвать мой внутренний мир, – озвучиваю я, помешивая ложкой странно пахнущий суп.

– Прям с языка снял, – грохочет Геныч и оглядывается на местных: – Э, ребят, а можно, нам какую-нибудь яичницу, что ль, забацать? Народ, переведите мою просьбу на африканский.

– Неженки, – фыркает Сашка и принимается за еду, а мне за неё реально страшно.

– Please, – лысая чернокожая красотка водружает на стол кувшин с мутно-белой жидкостью.

– А это ещё что – льва подоили? – морщится Геныч. – Не, я это пить не буду.

– Генка, х-хватит придираться, давай ешь уже, – командует Стешка, хотя сама не отрывается от камеры.

– Ты это тоже не будешь! – рычит он. – А все остальные как хотят. Пусть хлебают молоко – туалет недалеко. Кто кувшин этот допьёт – всю округу обосрёт.

– Я поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка, – язвит Сашка.

А Инесса, сотворив товарно-денежный обмен с масаями, возвращается к столу с литровой бутылкой виски.

– Предлагаю перед трапезой продезинфицировать желудок.

Вот это дельное предложение!

А за пределами ресторанный площадки темнота продолжает наполняться всё новыми звуками – верещанием ночных птиц и зверья, хрустом веток и отдалённым ворчанием хищников. А ещё жутковатым, похожим на плач, подвыванием. Стешка нам пояснила, что это шакалы так ноют. Надо же, и эти твари тут тоже шоркаются. Спасибо, хоть лев заткнулся. Хотя, может, у него тоже перерыв на ужин?..

– О, гля-гля! Это кто-о? – Геныч аж подпрыгивает и тычет в сторону, где из темноты сверкают два жёлтых глаза.

Француженка тут же начинает подвизгивать по-шакальи, а наша бесстрашная всезнайка, ни на минуту не выпускающая свою камеру, наводит в нужном направлении объектив и радостно комментирует:

– А это гиена за нами п-подглядывает.

– Ух, ебучий случай! – грохочет Геныч, и мы все с ним дружно согласны. – Терпеть ненавижу этих уродливых тварей, задрать их в пасть!

– Генка, х-хватит уже материться! Можно говорить нормально?

– Можно… я к этим гиенам испытываю такую сильную неприязнь, что даже кушать не могу. И что ни говорите, а без ружья мне как-то зябко.

– Геночка, а ты метко стреляешь? – любопытствует Инесса, опрокинув в себя уже вторую стопку вискарика.

– Ага, в белый свет, как в копеечку, – ехидничает Сашка.

– А вот не надо грязи, Александрия! Мы, вольные поэты, стреляем, как умеем, а ежели осечка, так с ноги бьём без промаха.

– Да! – ну, это понятно, кто.

– Дети мои, а давайте о чём-нибудь оптимистичном, – тянет раскрасневшаяся Инесса, уже попыхивая сигаретой.

– Не время оптимиздить, мать, когда враги окружают, – хмуро выдаёт Геныч.

– Не волнуйтесь, гиены ни за что не сунутся в такую толпу, но п-подглядывать всё равно будут, – успокаивает нас Стефания. – Они редко нападают на человека, х-хотя по одному всё же лучше не х-ходить.

– Спасибо, утешила, – огрызается Сашка и зябко ёжится. – Инесса Германовна, а Вам что, совсем не страшно?

– После пятидесяти, деточка, мне уже ничего не страшно. Жоржик, налей-ка мне ещё пятьдесят. И остальным тоже накапай. Ну и на всякий случай… – запрокинув голову и вперив взгляд в ночное африканское небо, она осеняет себя крестом и тихо выдыхает: – Господи, спаси и сохрани нас!

– Ну-ну, – басит Геныч. – Только, боюсь, наш срок хранения до утра не дотянет, если мы отсюда не свалим.

– Генка, х-хватит уже нагнетать, сворачивай свой чёрный юмор.

– Почему? Мы же в Африке, а здесь это актуально, как нигде.

– Hey, please pay attention! – привлекает наше внимание Тайо, потряхивая какими-то бирюльками на верёвочках и объясняет, как и для чего ими пользоваться.

– Это что за хрень у него? – приглядывается Геныч.

– А это свистки, сынок, – хихикая, поясняет Инесса.

– Для отпугивания акул? – ржу я, вспомнив анекдот, а Геныч тут же продолжает в тему:

– Ну зае…шибись, с моим везением мне сейчас либо свистка не достанется, либо гиена глухая попадётся.

И тут, когда все получают свои свистульки-бирюльки, началась такая свистохрень, что визг шакалов кажется мне песней – свистки-то все сочли необходимым проверить.

– Слышь, Вадюх, ты только не ржи, ладно? – заглушая многоголосый свист, жалуется Геныч. – Но у меня в натуре эта штука не свистит.

И к общему свисту добавляется оглушительное дружное ржание.

Ну, что могу сказать… если какие-то звери поблизости и паслись, то после нашего концерта все звуки природы закончились, даже птицы заткнулись. А Стешка так страшно озверела, что даже заикаться забыла:

– Кто эту дурь придумал? Зачем⁈ Вы же всё испортили! – и, переведя яростный взгляд на безудержно посвистывающую француженку, прорычала: – Я этой корове её свисток сейчас в задницу забью!

– Ангел мой, лучше доверь это грязное дело специалисту! – тут же подорвался Геныч.

– Иди ты в жопу, извращенец!

– Ну дык а-а…

* * *

Полностью наш лагерь угомонился только после полуночи. Стефания в сопровождении двух масаев всё же выследила каких-то зверей, но всё равно спать отправилась расстроенная и злая.

И только мы с Генычем, застыв как два сфинкса на страже палатки, молча таращимся в темноту и нанизываем на свои уже изрядно раздолбанные нервы душераздирающие звуки природы. Трава шуршит, крылья хлопают, что-то ухает, чавкает, взвизгивает… а уж как рычит!.. Львы – это отдельная песня, но гиены – это полный пиздец! – и лают, и мычат, и хохочут… и всё это, сука, где-то рядом!

И даже вискарь уже не вставляет. Мы с Генычем и так сидим на взводе, но когда из палатки французов раздаётся свист, мы оба подпрыгиваем.

– Охуеть! – рычит Геныч. – Если я за ночь поседею, то точно из-за этой сучары, задрать её свистком. Вадюх, вот на хера такие покатушки, а? Скажи, ну как можно отвалить такие бешеные бабки за то, чтоб тебя сожрали?

– Кстати, о бабках… Слышь, Геныч, я-то на этом сафари совершенно левый чел, поэтому мне как-то надо компенсировать затраты.

– Кому? – он в удивлении округляет глаза.

– Да кому, блядь… Горскому! Он же спонсор?

– Ну да… а на хера?

– Геныч, вот скажи, ты сейчас реально не понимаешь?

– Ну-у… да не, понял я всё. Только не понял, а как ты ему собираешься компенсировать?

– Да как – через тебя.

– Меня?.. А, ну так-то… – Геныч задумчиво потирает лоб. – Не-не, Вадюх, вообще не вариант. Ну сам посуди, оно ему надо – вникать в такие тонкие нюансы? Гор ведь ни сном ни духом, что тёща соскочила с сафари, а с ней у нас был бы полный комплект. Так что, если тебе эти бабки жгут карман, то лучше отдай своей Александрии, а она пусть сама решает – возвращать их Гору или там на трусишки-чулочки потратить. Поверь мне, Вадюх, так будет лучше. А на хрена мужику нервы мотать, он и так пострадавший.

– Сочувствуешь ему?

– Да я вам обоим сочувствую. Александрия – тот ещё подарочек! Ток без обид, да? Так-то я к ней уже привык, считай, сеструха… но мне проще, я же не герой её романа. А тебе, Вадюх, удачи и терпения.

– Геныч, а что там на самом деле в загсе случилось, почему Сашка вдруг отказалась выходить за Гора?

– Кто-о? Так это ж… – Геныч вдруг осекается под моим взглядом и округляет глаза. – А-а… в смысле, Александрия?.. Ну, почему-почему… потому что… не судьба.

– Геныч, что ты мутишь? Ты можешь мне нормально рассказать, как было?

– Да какие мутки? Я и говорю, как есть – не судьба ей с Гором, она же в этот загс, как на эшафот плелась… зато обратно, знаешь, как стартанула?

– Почему⁈

– Да по херУ! – разошёлся Геныч. – Чего не понятно-то? Ей задали конкретный вопрос: хочешь ты, Александрия, стать женой Гора? А она – нет, говорит, не хочу! И как втопила к выходу!.. И чего только приходила, спрашивается?.. А я цветы красивые купил…

– Думаешь, она не хотела за него замуж?

– Пиздец у тебя логика! А ты сам-то как думаешь? Кто хотел – тот уже замужем! Так понятно? И вообще, ты, может, ни хрена не замечаешь, а я-то вижу, как твоя рыжуха за тобой подсекает. И ведь жалит тебя, зараза, а сама пасёт втихаря, а в глаза-ах… тоска лютая. Вот это, Вадюх, я называю – судьба! А что кусается… так у змей работа такая, а если она яд не выплеснет, то загнётся от интоксикации. Ты это… главное, не сдавайся, братуха. И, если уж откровенно, то с Айкой было куда сложнее. Ты-то хоть знаешь, за что страдаешь… а Кирюха? Он же святой малый!

– Так ведь и Айка у нас особенная…

– Да знаю я, – вздыхает Геныч и, наклонившись, поднимает с травы почти опустевшую бутылку. – У меня тут тост созрел. Давай-ка за то, чтобы жаркое африканское солнце растопило сердца наших прекрасных, засидевшихся в девках Скрипок. Чтобы Александрия вернулась домой с пылким желанием вернуть себе твою фамилию, а наша любимая тёщенька навечно обрела большое сицилийское счастье!

– Аминь!

* * *

Геныч вырубился внезапно. Ещё пару минут назад он поэтично воспевал звёздное небо, а сейчас дрыхнет без задних ног, распахнув рот и прижав к груди бутылку со скудными остатками огненной жидкости. Мне же ни хрена не спится, а темнота над нами сгущается и становится пугающе непроницаемой. Вот только что на расстоянии вытянутой руки сияли звёзды, и вдруг растаяли прямо на глазах – будто их выключили. Наверное, скоро рассвет…

И как-то неожиданно всё стихло – ни воя, ни рычания, ни шуршания, даже сверчки и цикады заткнулись. И в этой внезапно наступившей тишине я вдруг вижу, как пронзая темноту, к нам неумолимо приближаются шесть светящихся точек. Я отчётливо понимаю, что это чьи-то хищные глаза и навожу на них камеру. Гиены, твою мать! Одна большая и две поменьше, и двигаются очень тихо и целенаправленно. Охотятся, твари – на нас!

По позвоночнику от жопы до затылка пробегает холодок, а от затылка к жопе течёт пот, но хвала небесам – масаи не спят и реагируют мгновенно, заставляя борзых охотников сменить траекторию и поискать себе завтрак в другом месте. Бля, какие же нервы нужны! Я вытираю со лба испарину и едва на жопе не подпрыгиваю, когда над ухом вдруг раздаётся приглушённый бас спящего Геныча:

– Когда хлебнёшь немного виски,

Прекрасна ночь и звёзды близко…

И тесно жмётся к яйцам член,

Пугаясь хохота гиен.

Здесь раздражает каждый звук:

Рычанье льва и нервный пук.

Но ночь не вечно будет длиться…

Придёт рассвет, и член взбодрится!

Я начинаю ржать, а Геныч потягивается и кивает в сторону наших охранников.

– Отважные пацаны, да, Вадюх? А я уж думал, придётся самим отбиваться, но теперь-то полегчало, – он в один глоток опустошает бутылку и участливо спрашивает: – Ты как?

– Да как… чуть в штаны не облегчился.

– Такая же херня. Зато будет, что вспомнить. Это ж совершенная дичь и полный отрыв от цивилизации – когда ещё так отдохнёшь, да? У нас-то в Воронцовске сейчас сугробы по самые яйца, а тут лето – красота!

– Были бы бабки, а уж лето можно организовать в любое время.

– Это да-а… но деньги – очень уж хитрый предмет… то до хера, а то как бы и нет. Я же переобулся, Вадюх, а всё что нажито непосильным трудом, вбухал в спортбар и в хату. Хорошо ещё батя деньжат немного подкинул. Планов-то у меня громадьё, но теперь пока раскручусь… Можно было бы ещё на рекламу подвязаться, французы, кстати, приглашали, но столько, как в первый раз, уже точно не заплатят. Да и стрёмно как-то, не хотелось бы на родине пропалиться.

– Слушай, а как ты во Франции в рекламу-то попал?

– А это всё благодаря сплетням – вовремя засветился с их национальной героиней.

– И что ты там продвигал – спортпит?

– Ага, почти… – усмехается Геныч. – Спортивное питание для котов. А что ты ржёшь? Мелкому котёнку нужен был харизматичный напарник, так чтоб с большими руками и свирепой, не примелькавшейся на экранах рожей. Вот меня и взяли для контраста с этим милахой. Зато бабосов отвалили, как за главную роль в полнометражном блокбастере. Но, похоже, это была разовая акция.

– А с боями ты совсем завязал?

– Завязал, – Геныч тяжело вздыхает. – Уже больше года прошло, а мне каждую ночь клетка снится. Но сейчас немного полегче, я же ещё детвору тренирую. А что, мне нравится… они меня Геннадий Эдуардычем называют. Хреново только, что в бубен дать некому. Но ничего, скоро прилетит Дракон, и тогда уж я отведу душу. Да и работы прибавится… короче, скучать будет некогда.

– Слушай, Геныч, а как ты смотришь на туристический бизнес? – осторожно закидываю удочку.

– Смотрю положительно, – усмехается он. – Но пока только смотрю. Драконы меня уж давно пытаются внедрить в какое-нибудь семейное предприятие. Но они же зверюги активные и продвинутые – у них если отель, то небоскрёб, если магазин, то сразу целый развлекательный комплекс… а я, Вадюх, ещё не дорос до таких масштабов.

– А если турбаза в пределах родной локации? – предлагаю то, что давно не даёт мне покоя. – Наш «Бор» знаешь?

– А то! – заинтересованно отзывается Геныч.

– Там неподалёку заброшенный лагерь есть, так вот его ещё лет пять назад мой батя выкупил, а заняться вплотную руки никак не доходят. Я уже накидал бизнес-план… а вернее, позаимствовал и адаптировал его под реалии нашего края. Если всё менять подчистую, выходит дорого, но этого и не требуется – можно пока отремонтировать несколько домиков, но главное – это облагородить территорию, очистить подход к реке и воду и организовать платный пляж.

– И прокат! – радостно грохочет Геныч, а я с облегчением понимаю, что подбить его будет уже несложно.

– И прокат, – покладисто соглашаюсь.