Текст книги "Охота на Трясогузку (СИ)"
Автор книги: Алиса Перова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
На обратном пути, когда до дома осталось всего ничего, в ушах снова прозвучали мамины слова. Вот же закон подлости! Стоит один раз выползти из дома ненакрашенной – и встречи с бывшим не избежать. Я бы, может, и сделала вид, что не заметила огромный броневик Гора, если б он не пёр мне навстречу по единственной снежной колее.
Взглянув в зеркало заднего вида на собственное отражение, я выругалась, а разглядев приближающуюся машину, едва не съехала в сугроб. Гор в салоне оказался не один.
* * *
За все годы, что я знакома с Горским, я не могу похвастаться, что достаточно хорошо знаю его, как человека, но всё же некоторые его привычки и предпочтения отлично врезались в мою память. Гор очень редко ездит с водителем, потому что не выносит компании, предпочитает водить сам и, желательно, в тишине. Но ещё реже он берёт на борт пассажиров. Насколько мне известно с его же слов, исключения он делал только для меня и несколько раз для Айки.
Та-ак, а в чём дело?.. Друзей у Горского нет, и я могла бы ещё предположить, что кто-нибудь из деловых партнёров рискнул нарушить его личное пространство. Но то расплывчатое пятно, что маячит за лобовым стеклом рядом с моим, чтоб его, недомужем, никак не может быть партнёром. Из-за бликов на стекле мне сложно рассмотреть лицо, но в том, что оно женское, нет никаких сомнений.
Я даже не сразу осознаю, что больше никуда не еду и, распахнув варежку, во все глаза таращусь на встречную машину. Что за херня такая – Гор занялся развозом своих шлюх⁈ А какие тут ещё могут быть предположения, если он держит путь из своего притона?
«Ах, ты ж, Змей паскудный!» – выкрикивает взбесившаяся во мне собственница. Но каким-то задним умом я всё же осознаю, что Гор не обязан передо мной отчитываться, и пытаюсь владеть лицом. Да и хрен бы с этой девкой, мало ли… НО!.. Твою Горыныча мать! – она рыжая! Гадство, почему она рыжая?.. Что это значит? Это ведь что-то значит? Может, это из-за этой ржавой шалавы сорвалась моя свадьба?
Чокнутая истеричка во мне уже мысленно вцепилась в рыжие вихры и, выдрав их все вместе с луковицами, развеяла по округе. Но несостоявшаяся гордая невеста презрительно кривит губы (я, кстати, всё контролирую в зеркальце) и, сложив наманикюренные пальчики на руль, ожидает развязки. Не думает же Гор в самом деле, что я стану щемиться по сугробам, чтобы уступить ему дорогу? И его рыжей лярве.
И я уже вижу, что он так не думает. Горский останавливает свою громадину в паре метров от моей машины и, покинув салон, топает ко мне. У меня всего несколько секунд, чтобы мобилизовать внутренние резервы для этой встречи, и каких же сил мне стоит не пялиться на Змееву девку.
Гор останавливается возле моей двери, однако не делает попытки её открыть – просто стоит и смотрит. А я на него – свысока. Вот и встретились, милок, на узенькой дорожке. Во мне сейчас столько негодования и лютой злобы, что кажется удивительным, с чего я всегда так его боялась.
Я медленно опускаю стекло.
– Здравствуй, Саша, – голос у Горского, как обычно, тягучий и вкрадчивый. Змеиный.
– И Вам, Гор Анатолич, не хворать. А я смотрю, Вы свою колымагу под шлюховозку приспособили.
Хочется отгрызть под корень собственное жало, но опрометчивые слова уже сказаны, а Гор недоумённо изгибает брови и оглядывается на свой транспорт, будто не понимает, о чём речь.
– Ты ревнуешь?
– Не обольщайся, я ведь и раньше знала, что у тебя таких полный теремок, просто не думала, что ты с ними лично носишься. Зато могу с полной уверенностью сказать, что вчера в загсе ты был прав – я не готова ко всему этому, – я неопределённо взмахиваю рукой, но Гор кивает, как будто ему всё ясно.
На его губах играет хищная улыбка, а Гор поднимает правую руку, демонстрируя кольцо на пальце.
– А я, как видишь, по-прежнему обручён.
– Ты обречён, Горский, – я невольно повышаю голос. – Ты добровольно себя обрёк на то, чтобы прожить без меня – вот с этими, – я киваю на его тачку.
– Сашуль, это не то, о чём ты подумала, – с кривой усмешкой выдаёт мой оригинальный Гор самую банальнейшую фразу…
Но я уже и сама вижу, что это совсем не то.
Пассажирская дверь броневика медленно открывается, и из неё буквально вываливается в сугроб рыжая девчонка. Нет, не девчонка – очень глубоко беременная молодая женщина. Я охаю и дёргаю ручку своей двери, а Гор уже срывается на помощь этой несчастной. И я за ним, утопая в сугробах.
– Простите, – лепечет это рыжее чудо. – Очень высоко, и я просто оступилась.
Сидя в снегу, она запрокидывает голову, подставляя морозному ветру невыразительное, очень бледное и юное личико и смущённо улыбается. Хвостик рыжих волос растрепался и съехал набок, простенький пуховик нараспашку, а живот такой большой – неудивительно, что он перевесил свою хозяйку. Гор наклоняется, пытаясь подхватить девушку под мышки, но она отмахивается.
– Пожалуйста, не надо… я сейчас.
Ладошкой она зачерпывает рассыпчатый снег и умывает лицо.
– Вам плохо? – спрашиваю я и так очевидное. – А может, Вы рожаете?
– Нет, – она снова вымученно улыбается. – Мне ещё рано, просто голова немного закружилась в духоте. Вы меня извините, я сейчас посижу ещё минуточку…
– Вы же простудитесь, – бормочу растерянно, – а Вам нельзя.
– Сейчас… я сейчас, – она вяло шлёпает покрасневшей от снега ладошкой себе по лицу. Такая жалкая и нелепая, что у меня на глаза наворачиваются слёзы.
– Гор, – я ловлю его взгляд, – да сделай ты что-нибудь, ей же холодно.
Но в этом взгляде, как обычно, ноль эмоций. Однако Гор делает ещё одну попытку поднять свою пассажирку, и она больше не возражает, но снова извиняется:
– Егор, простите, что я Вас задержала.
Егор⁈
– Я не опаздываю, – сухо бросает этот чурбан и запихивает девушку обратно в салон.
– Езжайте скорее, – благословляю я, отступая в сторону.
И эти двое действительно уезжают, пробивая новую колею в сугробах. А я тупо смотрю им вслед, стоя по самую письку в снегу, и растираю снежком пылающие щёки.
И что это было?
Глава 9
Выходные пролетели нервно и бестолково. Да какое там пролетели – проползли, накаляя до предела мои нервы, беспощадно малюя синяки под моими глазами и отщипывая килограммы и сантиметры от моей фигуры. Я танцевала до изнеможения в попытке вытряхнуть из больной головы мучившие меня вопросы.
Кто эта беременная рыжуха? И от кого она беременна?
Не может быть, чтоб от Горского – он же сам говорил, что бесплоден.
А за каким тогда она оказалась в его машине?
И почему она называет его Егором⁈
Вообще-то, я надеялась… нет – я была уверена, что Гор позвонит сам и прояснит ситуацию. Мы ведь даже и не поговорили толком. Да и как тут разговоры вести, когда эта рыжая решила в обморок падать? И, главное, не потихонечку, сидя в машине, а непременно надо было вывалиться на глаза свидетелям. Так может, это игра на публику? Хотя нет, конечно, – бледно-зелёную физиономию не изобразишь по желанию, да и видок у этой девахи был такой, что лишний раз не захочешь привлекать к себе внимание. Тем более она объяснила, что в машине ей стало душно.
А мне сейчас душно! И тошно!
Вот куда он её вёз? А главное, откуда⁈ Ведь явно из своего караван-сарая, не за подснежниками же она в лес ходила. Но тогда что она могла делать в распутном логове Змея, будучи до такой степени беременной?
А может, это несчастный случай на производстве? Ну а что, поединок гениталий нередко приводит к подобным последствиям. Но нет, вряд ли она столько отсиживалась бы, там ведь совсем запущенный случай – у неё же живот, как глубинная бомба. А ещё говорит, рожать ей рано. Да у Айки такое угрожающее пузо было на самом пике, а у неё всё ж таки двойня.
Вопросы множились, я бесилась, а Горский не звонил. Вот так я ему нужна! А ведь я хотела спасибо ему сказать за то, что пресёк распространение компромата из «Трясогузки». Хотя, по правде говоря, до благодарности я вряд ли добралась бы, потому что в первую очередь ждала от Гора извинений и хоть каких-нибудь внятных объяснений его отвратной выходке в загсе. Но хрен там – с глаз долой, вали домой. И не ной!
А мне хочется задрать голову и завыть, зарычать! От обиды, непонимания и абсолютной неизвестности.
И всё из-за Айки. Какая же дрянь – сгоняла, значит, к своему папаше, вернулась (ещё вчера, между прочим, вернулась!) и как ни в чём не бывало: «Сашок, ты голодная?» И ни полслова о том, как съездила, кого видела и о чём с этим кем-то говорила… сука! Терпение моё испытывает. Она что думает, я сама стану про этого козла выспрашивать?
И я не стала – ни выяснять, ни ужинать. Вставила в уши наушники и отрывалась, пока до трусов не взмокла от пота. Устала, как собака, а уснуть всё равно не смогла. Промаялась полночи, а потом взяла и взломала этого сраного блогера-видеооператора. Вытащила на свет божий из его домашнего альбома самое отстойное фото, а под ним забацала пост для его любимых подписчиков, мол, как же вы все меня заебали. Теперь этому пидору будет некогда копаться в чужом бельишке, пусть своё отстирывает.
Ар-р-р-р!
Всё, воскресенье ушло в закат. Утром на работу, а я будто в шахте отпахала. И в офисе ничего хорошего меня не ждёт. Рябинин прилетел и непременно найдёт, до чего домахаться – это раз, завтра собрание – это два, и вся база наверняка уже мусолит мой жопный танец – это три. Вот интересно, те, кто успел увидеть моё выступление, что подумали о моём наряде? Впрочем, моё платье и за костюм Снегурочки сошло бы. В офисе ведь никто не знает, для каких целей я взяла в пятницу отгул. И слава Богу, что народ не в курсе, а иначе – хоть увольняйся.
– Сашо-ок, ты где там? – доносится с первого этажа голос Стешки. – Спускайся, п-посмотри, что я тебе привезла.
Надеюсь, не Геныча. Впрочем, был бы он здесь, весь дом сотрясался бы от его баса.
Я слышала, как приехала Стефания, но замешкалась, торопясь привести себя в божеский вид, чтобы не пугать младшенькую. Вот и привела, а в зеркало глянула – караул!
– Иду уже, – отзываюсь после очередного окрика.
Вздыхаю и иду вниз.
Кот, встретив меня в самом низу лестницы, тут же выгибает спину и, прижав уши, рычит, как дикий зверь. А ведь я ни разу эту сволочь не обидела. Разве что недобрым словом.
– А ну брысь отсюда, козёл бесхвостый! – топаю ногой, и наш ссыкливый кобель Август тоже на всякий случай улепётывает.
Вхожу в кухню. Сидят две мои кумушки – чаёвничают. Чай в нашем доме – это главный напиток, мы уже плачем и писаем жасмином и бергамотом. Айка в коротеньком кимоно, чёрные волосы рассыпаны по плечам, на губах нежная улыбка, спичечные пальчики сжимают пиалу – прямо гейша натуральная. А Стешка, как сказочная феечка – изящная зеленоглазая златовласочка. И я такая – рыжая кикимора.
– Сашулька! – Стешка срывается мне навстречу, целует, обнимает и с тревогой заглядывает в глаза: – Ты н-не заболела?
– А что, паршиво выгляжу? – ворчу я, но прижимаю сестрёнку к себе и отвечаю на поцелуй.
– Ты бледненькая, – Стефания отстраняется и внимательно меня разглядывает. – Мне даже кажется, ты ещё сильнее п-похудела.
– На вас, доходяг, равняюсь, – я выдавливаю кривую улыбку и прикипаю взглядом к столу, на котором уже порезан до трясучки мной обожаемый торт «Наполеон».
– Это я для тебя испекла, – радостно сообщает Стешка. – А то Айчик сказала, что ты п-плохо кушаешь.
Ох, ну такое я даже будучи при смерти не смогу игнорировать.
– Сань, может сначала горяченького? – предлагает Айка, и я мгновенно вспыхиваю.
– Я и так вся горю!
Вот как можно быть настолько непрошибаемой⁈ Я же сдохну скоро от недостатка информации, а ей хоть бы хны. Стоило мне раз сказать (ещё триста лет назад), что я ничего слышать не хочу о Вадике, и Айка словно язык проглотила.
– Кирилл где? – спрашиваю с таким вызовом, будто это мой муж, а они его спрятали.
– В баре у Геныча, – невозмутимо отвечает Айка.
Ну конечно, могла бы и не спрашивать! С тех пор, как Геныч задумал открыть спортбар, он всех друзей припахал к работе.
– Рабовладелец! – цежу сквозь зубы и отворачиваюсь, чтобы не видеть реакцию Стешки на мои слова, а заодно сделать себе кофе (задрали меня эти чайные церемонии!).
– Ничего, вот побарствуют наши мальчики и вернутся, – насмешливо щебечет Айка.
– А Кирюшки где? – не унимаюсь я. – Ты разве вчера не должна была их забрать?
– Я их забрала, – соглашается она, – и отвезла Рябининым. Они же соскучились по девчонкам.
– Кукушка, а не мать! – бросаю Айке, но та улыбается, будто я комплимент ей сделала. Стешка же смотрит на меня с укором, но благоразумно помалкивает.
Господи, как же они меня терпят, а⁈
Я запрокидываю голову, чтобы не расплескать слёзы, а проморгавшись, присаживаюсь на корточки рядом с Айкой и молча обнимаю её за ноги. Воробышек мой маленький.
Её ладошки ложатся мне на голову и ласково гладят, а мои глаза снова заволакивает слезами.
– Саш, мне кое-что надо сказать тебе про Вадика, – мягко начинает Айка, но имя «Вадик» действует на меня, как «озверин» на сумасшедшего.
– Да пошёл на хер твой Вадик! – я вскакиваю на ноги и возвращаюсь к забытому кофе. – Слышать не хочу про этого мудака.
Да отсохни навек мой язык!
Но Господь наградил меня умными младшими сёстрами.
– Сашуль, не обижайся, а можно я сп-прошу? – ласково стелет Стефания. – Я ведь больше года его не видела.
Я передёргиваю плечами, мол, как хочешь. Но догадываюсь, что Стешка ещё вчера обо всём расспросила Айку, а сейчас старается для меня. Ей бы в дипломаты, а не в ветеринары.
И вот сижу я тортик наворачиваю и, растопырив уши, слушаю, как Стефания спрашивает, а Айка сказки сказывает. Как Вадюша повзрослел, поумнел, возмужал и бла-бла-бла. Но главные новости оставили на десерт:
– Ай, а он надолго п-прилетел?
– Есть вероятность, что насовсем, – сбрасывает Айка свою страшную бомбу и обращается уже ко мне: – Саш, я именно об этом хотела сказать. Папа собирается привлечь Вадика к бизнесу и надеется, что ты поможешь вникнуть ему в дела.
– Я⁈ – сиплю, потеряв весь вкус. – Он что, издевается? Он как себе это представляет? И во что это они собираются вникать?
Но, ещё не до конца озвучив вопрос, я уже понимаю, о чём речь.
– А-а, так мой бывший решил меня подсидеть?
И девчонки одновременно возмущаются:
– Почему п-подсидеть?
– С чего ты это взяла?
– А с того, что я лишь временно исполняю обязанности директора. И кому, догадайтесь, я грею свой трон? Или вы думаете, что Рябинин задвинет родного сына и даст зелёный свет его бывшей сумасбродной жёнушке, у которой даже образование не по профилю?
– Саш, у тебя уже приличный опыт, а у Вадьки пока только диплом, – возражает Айка, и Стешка охотно поддакивает.
– Ой, какие же вы обе наивные, – я откидываюсь на спинку стула, абстрагируясь от всех аргументов в мою пользу, и начинаю судорожно соображать.
Час от часу не легче. Вот это у меня приключения в конце года – врагу не пожелаешь.
– … Об этом и речи быть не может! – Айка завершает свой пламенный спич, который просвистел мимо моих ушей.
Но я уже сама всё решила.
– Последняя неделя года – не самое удачное время для передачи полномочий. Но уже в пятницу я улечу на Занзибар, а Рябинины пусть сами вникают в рабочий процесс – передают, принимают… а мне…
Ох, сдаётся мне, что из этого отпуска выходить будет некуда.
* * *
На часах время близится к двум ночи, а я осоловевшими от недосыпа глазами таращусь в окно. Вот и настал пиздец моей карьере в «Воронцовскснабе». Непростая будет неделька. Мне бы только четыре дня продержаться. И не сорваться. Надеюсь, Пал Ильич не притащит своего дипломированного специалиста уже завтра? Но как бы там ни было, а выглядеть я обязана на все сто.
А подойдя к зеркалу, я поняла, что из этой измождённой чувырлы мне при всём старании не вытащить красотку. И только отчаянье заставило меня в такой час позвонить Инессе Германовне.
– Алекса, деточка, ты что, день с ночью попутала? – ворчливо, но, на удивление, не зло отозвалась она.
– Инесса Германовна, спасайте, у меня вопрос жизни и смерти.
– Прямо сейчас? – спокойно осведомилась Инесса и выдохнула дымок мне в ухо. Кажется, я даже табачный запах услышала.
– Не сейчас, но завтра к девяти утра я должна выглядеть, как звезда на красной дорожке, а я… в общем, сама я не справлюсь.
– Му-гу… – задумчиво протянула Инесса и вдруг как рявкнула в трубку: – Но имей в виду, приедешь сама. Я в вашу Тьмутаракань не потащусь. Ты хоть видела, что на улице творится? Там же натуральное ледовое поёбище! У меня сегодня сосед прямо у подъезда наебнулся и вторую руку сломал. И учти, что нам понадобится часа полтора.
– Я буду у Вас к семи.
– Когда ты только спать будешь? – недовольно проворчала Инесса. – Сон, чтоб ты знала – это главный залог красоты, здоровья и хорошего настроения.
– Мне не спится, – пожаловалась я со вздохом.
– Ну что ты раскисла, милая? А знаешь, что, выпей-ка сейчас бокальчик красненького.
– С кем пить-то? Все уже спят.
– Ну так выпей два бокала, и тоже спи! И не проспи мне! – гаркнула Германовна и отключилась.
Глава 10
Александрина
Понедельник
Дом Инессы Германовны находится в самом центре Воронцовска. Это респектабельная пятиэтажная сталинка, смотрящая окнами на главную площадь, дворец бракосочетаний и ещё несколько очень значимых культурных объектов нашего города.
Когда-то мы с Вадиком тоже жили в центре, где всегда бурлит жизнь и даже ночью не бывает тихо. Мне нравилась такая кипучая атмосфера, поэтому, перебравшись к Айке, практически в лес, я долго не могла привыкнуть к жутковатой тишине. Было ощущение, что меня оторвали от жизни.
Зато Айка наоборот – кайфует в нашей глуши и чувствует себя хозяйкой собственной вселенной. А Стефания вообще умеет приспосабливаться к любым условиям и обстоятельствам. Однако мы трое, такие разные и непохожие друг на друга, всё равно продолжаем держаться вместе, и это самое ценное, что есть у меня сейчас.
Я знаю, что со мной бывает сложно, а порой и вовсе невыносимо, но я так люблю моих девочек, что если бы пришлось, отдала бы за них свою жизнь. От моей-то один хрен – никакого проку. И, как обычно, от этих мыслей снова захотелось плакать – от безграничной любви к девчонкам, от гордости за них… и, конечно, от жалости к себе, такой бесполезной и дурной.
– Это ж надо довести себя до такого состояния! – ворчит Инесса Германовна, колдуя над моим лицом.
Хмурая и сосредоточенная, с неизменным мундштуком в зубах, она уже минут двадцать ругается, не требуя от меня ответов. Возможно, ей так легче работается. Но сейчас, заметив неладное, она повышает голос:
– Так, в чём дело? Почему опять глаза на мокром месте? Никакого уважения к моему труду!
– Простите, – бормочу с досадой и таращу глаза на Инессу. – Просто вспомнилось кое-что.
– Вспомнилось ей. Когда я работаю, ты обязана вытряхнуть все глупые мысли из дурной головы, – грозно командует Германовна, но тут же смягчается: – Алекса, ну ты же умненькая девочка, такая молоденькая и красивая… почему же ты так над собой издеваешься? Ты ведь только жить начинаешь, а нервы уже ни в пизду, ни в красную армию. Разве эти недоросли стоят твоего здоровья?
– Да Горский вроде бы зрелый уже мужик, давно вырос из недорослей, – невесело усмехаюсь.
– Пф-ф, зрелый! Запомни, деточка, мужчины никогда не созревают, у них есть только два периода – расцвёл и завял. И чем ярче они цветут, тем паскуднее у них характер, особенно потом, когда тычинка отваливается. Зато мы, девочки, при грамотном распределении своих ресурсов можем долгие годы использовать их цветение себе во благо. Я знаю, милая, что со сволочами всегда веселее и интереснее, но тогда следует отрастить себе прочную броню, а не растрачивать себя на каждого транзитного членоносца. Я тебе так скажу: мужья, любовники, должности – это всё проходящее, оно по другую сторону эскалатора. А ты, моя деточка, прёшь вверх и не оглядываешься. Пока у женщины нет своих детей, нет и причин трепать собственные нервы.
– Ну да, Вам сейчас легко рассуждать с высоты своего опыта, – недовольно бубню себе под нос.
– А ты и не успеешь его набраться, если выходки каждого мерзавца станешь принимать так близко к сердцу. Оно ж не выдержит таких перегрузок! Сашенька, поверь старой мудрой женщине, охотников на тебя ещё херова туча будет, а уж такими скачками в карьере в этом нежном возрасте мало кто может похвастаться. Ты же на редкость самодостаточна и хороша, а самооценка – прямо как у моей Элюшки пару лет назад. Но я думаю, ты просто устала, отдохнуть тебе надо, и подальше от всех раздражителей.
– Му-гу, только бы до пятницы дожить – и на Занзибар. Как думаете, достаточно далеко?
– Великолепно! Даже завидую тебе. Давненько я не путешествовала по экзотическим местам. Помню, как-то с Илюшкой, это мой бывший любовник от третьего брака, забрались мы на Бали…
И Инесса, не отвлекаясь от главного дела, принимается рассказывать о своих приключениях, а я слушаю вполуха и, когда представляется возможность вращать глазами, разглядываю её роскошный будуар. Мне и раньше пару раз доводилось бывать в этой квартире, но в святая святых, а именно свою спальню, Германовна допустила меня впервые. По её словам, здесь идеальное освещение и всё, что требуется для работы, под рукой.
А ещё здесь невероятных размеров кровать и хромированный шест у её изножья. И, между прочим, пилон здесь не для красоты, а для ежедневных разминок хозяйки спальни. Просто невероятная женщина! В таком возрасте обладать настолько неистовой энергией и сохранять потрясающую форму – это достойно большого уважения.
Впрочем, о возрасте Инессы я могу лишь догадываться по наличию у неё внучки, почти моей ровеснице. Это ж Германовне… страшно представить, сколько! Но я бы ей и пятидесяти не дала. А при должном старании и выгодном освещении, уверена, что она, изящная, очень эффектная и всегда ухоженная, сойдёт и за тридцатилетнюю. Именно поэтому меня не особенно шокирует её чересчур молодой любовник.
– Жоржик, а что там у нас с кофе? – выкрикивает Инесса. – А то ведь я сейчас возьмусь за Сашенькины губки, и тогда она останется без угощения.
– Хорошо, – отзывается весёлый мужской голос с жутким акцентом, и в спальню с подносом в руках входит молодой красавчик грек.
Высокий, великолепно сложенный и привлекательный той самой греческой красотой, о которой так много написано в женских романах. Георгиос, он же Жора, он Жоржик и
любимый
любовник Инессы, смотрит на меня с искренним восхищением и радостно произносит:
– Алекс, супер!
К сожалению, всё только что высказанное этим великолепным самцом, составляет едва ли не половину его словарного запаса. Что ж, наверное, в человеке не может быть идеальным абсолютно всё. К тому же Эллочка говорила, что Жоржик прекрасно понимает русский, только с произношением не задалось. Ну это почти как у наших собак.
– Спасибо, Жора, – я улыбаюсь ему в ответ и беру с подноса чашечку с ароматным кофе.
Но буквально после первого глотка, когда я в блаженстве закрываю глаза и смакую потрясающий вкус, к горлу внезапно подкатывает тошнота. Я резко ставлю чашку снова над поднос, расплескав содержимое, и прикрываю ладонью рот.
– О, Боже! – всплёскивает руками Инесса и указывает пальчиком на дверь. – Жоржик, скорее проводи Сашеньку в ванную комнату.
К счастью, выпитый глоток так и остался во мне. Отдышалась, хлебнула водички из-под крана, и всё улеглось.
– Девочка моя, а ты точно не беременна? – забеспокоилась Инесса, когда я снова вернулась к ней.
– Точно, я уже была у врача. Извините, что чуть не запорола Вашу работу.
Я взглянула на себя в зеркало, но, кроме бледности, никаких изъянов больше не случилось. Но Инесса только нетерпеливо отмахнулась от моих извинений.
– А может, твой врач не там смотрел?
– Да везде он смотрел. Есть кое-какие сбои, но это не беременность.
– А вот сбои – это всё от нервов. Могу, кстати, посоветовать очень хорошего специалиста.
– Психолог, что ли? – я сморщила нос.
– Зачем психолога? Гинеколога! Просто волшебник, в самую душу заглядывает!
Я аж воздухом поперхнулась, а Инесса, опомнившись, рявкнула на греющего уши Жорика:
– Так, а ты тут что растопырился? Дуй-ка давай в магазин, а то у меня сигареты закончились.
И покладистый Жоржик с удивительным рвением принялся исполнять указание.
– Жёстко Вы с ним, – осторожно озвучила я.
– К каждому отдельно взятому мужику нужен свой подход, – ничуть не обидевшись, пояснила Инесса. – С Жоржиком только так. Но ты не думай, что я его не люблю и только обижаю. Он – моё счастье, и знает об этом.
– А Вы для него? – невольно вырвалось у меня.
– А я – его ВСЁ! А куда ему деваться? Он, конечно, чудо как хорош, но кому он нужен, если его пресс гораздо рельефнее, чем мозг. Так, всё, рот на замок закрыла и давай-ка сюда свои красивые губёшки, а то время уже поджимает.
Я все же не рискнула возражать Инессе, рассудив, что это не моё дело. Но, захлопнув рот, я задумалась о Жоржике. Почему-то стало очень жаль его. Хотя… рядом с Инессой он и правда выглядит счастливым. Но мне бы не хотелось мужчину – послушного пса. И всё же у Германовны стоит многому поучиться.
А спустя ещё полчаса Инесса и нежно обнявший её Жоржик провожают меня на работу.
– Выше нос, Алекса. Иди и срази там всех своей красотой.








