Текст книги "Охота на Трясогузку (СИ)"
Автор книги: Алиса Перова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
– Сашуль, а ты что х-хотела? – виновато и жалобно спрашивает Стешка, но я не оглядываюсь, чтобы не встречаться с ней взглядом.
– Спокойной ночи вам пожелать. И всё, отлепитесь уже от меня.
– Сладких снов, Александрия! – участливо напутствует Геныч и внезапно повышает голос: – Ай-яй! Да чего я такого сказал?..
«Да скройтесь вы наконец, придурки!» – призываю я мысленно и тут замечаю Инессу.
Сидя на корточках за лестницей она зажимает себе рот ладонью и сотрясается от беззвучного смеха, а я готова сквозь землю провалиться. Это ж надо было выставить себя такой идиоткой. И только когда на втором этаже хлопает дверь, Германовна выбирается из укрытия и лезет обниматься.
– Алекса, девочка моя, ты что, упала? – она очень старается проявить сочувствие, но губы то и дело кривятся от сдерживаемого смеха.
В ответ я молча киваю, прижимая ладони к пылающим щекам.
– А ты чего рванула-то туда – за Стешу испугалась?
Я передёргиваю плечами, а Инесса наставительно нашептывает:
– А про Геночку ты зря плохо думаешь. Поверь мне, он очень хороший мальчик и ни за что не обидит твою сестрёнку.
– Возможно… Просто я никак не привыкну, что она уже выросла.
– А ты лучше займись собственной личной жизнью, и тогда чужую не заметишь и не услышишь.
– Да я что, специально, что ль, подслушивала? – от досады я даже голос повышаю.
– Чш-ш, – Инесса тянет меня в сторону. – Конечно, не специально! Просто бродишь по дому, как неприкаянная, вот тебе и чудятся всякие глупости. Иди-ка ты лучше проветрись. Ты ведь помнишь, о чём мы с тобой договорились?.. Ты наслаждаешься отпуском и ни в чём себе не отказываешь, – она настойчиво подталкивает меня к выходу и, прикрыв рот ладонью, протяжно зевает. – А старушке пора баиньки.
Выходя на террасу, я почти уверена, что Рябинин уже оставил караульный пост и сбежал в своё бунгало, но ничего подобного – он по-прежнему здесь. Я выдыхаю с облегчением и замираю на месте, разглядывая полулежащего в шезлонге спящего красавчика с обнажённым торсом. Щемящая боль никуда не исчезла, но сейчас при взгляде на бывшего мужа в моей душе впервые за много лет разливается нежность.
Мне очень хочется лечь рядом, вдохнуть его запах, прижаться щекой к обнажённой груди, почувствовать его объятия и лежать вот так целую вечность.
Словно ощутив мой взгляд, Вадим открывает глаза, пару раз осоловело моргает и вдруг вскакивает на ноги.
– Привет, – смущённо улыбается и разводит руками. – А я уж решил, что ты мне снишься… Побудешь со мной?..
Вместо ответа я делаю несколько шагов навстречу, но вовремя притормаживаю и сажусь в соседний шезлонг.
– Спасибо, – тихо выдыхает и тоже садится.
Минута, вторая… пятая…
Надо же, оказывается, с Рябининым тоже можно комфортно молчать. Я скольжу взглядом по тёмным пальмам, чёрному океану и звёздному небу… почему-то здесь, на экваторе, звёзды особенно яркие и огромные. Вокруг так спокойно и красиво, что совсем не хочется думать о плохом, и я вспоминаю о хорошем.
А ведь у нас с Вадимом было много хорошего. Я не забыла, просто не позволяла себе вспоминать – так было легче его ненавидеть. Но как же я устала от постоянной ненависти.
– Аленький, знаешь, я когда-то сильно влюбился в рыжую девчонку… и так боялся её потерять, что сразу женился. Присвоил… застолбил. И честно был уверен, что она моя и уже никуда не денется. Но я ошибся. Наверное, я очень плохо её знал… или не старался узнать. Пожалуйста, Аленький, расскажи мне о себе…
Глава 27
Скоро сказка сказывается…
День спустя
Рассвет… Аэропорт… Шок!
Маленький винтовой самолёт с изображением улыбающегося жирафа мог бы умилить и развеселить, если бы этот летающий динозавр не поджидал именно нашу компанию. Я так понимаю, это что-то типа воздушного такси между островом и материком. А в данном случае этот жестяной птеродактиль должен доставить нас к месту обитания множества диких и самых опасных зверей, а именно – в крупнейший сафари-парк Африки.
Не зря африканские авиалинии считаются самыми ненадёжными – достаточно только взглянуть на их авиатехнику. И как я только повелась на Стешкину авантюру⁈. Да и не только я.
– Это что за пепелац? – грохочет Геныч, тыча пальцем в самолёт. – Э, вы серьёзно?.. Не-э, я на таком не полечу!
– Генка, не п-позорься, – отчитывает его Стефания, не прерывая видеосъёмку. – Ты только г-глянь, какой классный самолётик, мы на таком ещё не летали.
– Поэтому ты и дожила до замужества, – ворчу я недовольно, а Геныч согласно трясёт головой. – Это всё равно, что на пушечном ядре.
– Да! – Жорик тоже с нами солидарен.
А окинув взглядом нашу компанию, я понимаю, что энтузиазм Стефании не вдохновляет никого. Геныч крестится, Жора тоже исполняет руками какие-то ритуальные пассы и что-то неразборчивое бубнит себе под нос – наверняка молится. Инесса молча и нервно грызёт неизменный мундштук, и только Вадик выглядит невозмутимым. Похоже, ему всё равно, где быть, лишь бы рядом со мной.
На борту самолёта Геныч продолжает сеять в наших рядах панику, перефразируя Булгакова:
– Самый стрёмный фокус в том, что человек внезапно смертен!
– Поэтому никогда не откладывай на завтра то, что должен сделать сегодня, – философствует Инесса.
А я смотрю, как под брюхом чудо-техники стремительно удаляется наш райский остров, и сказанные слова вдруг обретают простой и пугающий смысл. И в этот миг становится очень страшно не успеть сказать и сделать то, что я так хочу.
В полёте я не расстаюсь с этой мыслью первые минут пятнадцать. Самолёт тарахтит как будто на последнем издохе и периодически ныряет в воздушные ямы, отчего к горлу подкатывает тошнота, а пальцы до боли впиваются в подлокотники кресла.
Но ухабы над облаками, наконец, заканчиваются, а я начинаю привыкать к неприятному звуку мотора и даже увлекаюсь видом из иллюминатора – жутковато, но очень красиво. Надеюсь, всё обойдётся.
– Александрия, ты тоже, что ль, спишь? – голос Геныча выдёргивает меня из дрёмы. – Вот это нервы у вас!
У кого это «у вас» я понимаю, взглянув на соседнее кресло – Вадим дрыхнет без задних ног. Может, нервы у него и крепкие, но больше сказались предыдущий суматошный день и почти бессонная ночь. И виной тому – не буйство плоти двух оголодавших супругов, а вчерашнее безумное сватовство первой Скрипки.
* * *
Как бы ни хотелось мне пристроить маму в надёжные руки сицилийского фермера, но обманывать её – это уж совсем по-свински. Поэтому мы со Стешкой твёрдо решили распахнуть нашей родительнице глаза на правду. Пусть заранее знает обо всех подводных камнях и потом не жалуется, что реальность вдруг разминулась с её фантазиями.
Я даже Айке позвонила, чтобы посоветоваться, но та сразу заявила: замуж не отдавать, потому что изымать обратно – это полный трындец, а возвращать придётся неизбежно. Вообще-то, всё верно она сказала, и хорошо, что этого наша мама не слышала.
Впрочем, она не очень-то слушала и нас со Стешкой, чему немало поспособствовал Геныч.
Собрались мы вчера в ресторане – всё чинно, благолепно. Анастасио нам сразу понравился – щедрый, душевный, весёлый, и на нашу маму взирал, как на богиню. Так жалко его стало. Посидели мы, выпили, поговорили, Анастасио рассказал нам про своё житьё-бытьё и озвучил свои серьёзные намерения. Мама цвела, как роза, но оно и понятно – она ж по-английски ни полслова не понимает. Зато мы со Стешкой обалдели – оказывается, наши мальчики, аферисты, нам и половины не рассказали. Но ругаться при Анастасио был неприлично, и Стефания начала издалека:
– Мам, а как деревня Анастасио называется?
– Какая ещё деревня? – сразу напряглась мама.
– Так ведь он в д-деревне живёт. А ты разве не знала?
И тут Геныча прорвало:
– Да какая там деревня⁈ Это ж самое козырное село на Сицилии! И море рядом, и воздух – не надышишься, и до столицы – рукой подать. Всем известно, что самые богатые буржуи предпочитают жить подальше от загазованных городов, потому что им здоровье дорого. А вы хоть знаете, сколько в сицилийских деревнях долгожителей? Почти все! И это в то время, как в городе люди живут на тридцать лет меньше! Ясно вам?
Даже если Геныч придумал это на лету, к сватовству он подготовился всё равно лучше нас со Стешкой. И мама, минуя голос разума, жадно слушала нашего громогласного оратора.
– Мам, а стадо коров тебя не смущает? – ехидно поинтересовалась я. – Ты, кстати, умеешь их доить?
Мама растерянно захлопала ресницами, но даже слова молвить не успела, как снова выступил Геныч:
– И почему её должны смущать эти милые животные, если они являются бесперебойным источником огромных доходов⁈ Вы со мной согласны, Анастасия Михайловна? А деньги, как известно, не пахнут. И, кстати, – он обвёл нас грозным взглядом, – вымя бурёнок ей дёргать никто не доверит, потому этим занимаются специально обученные доильные аппараты. Понятно вам, неучи? А ещё, чтоб вы знали, правильные сицилийские парни своих любимых женщин очень балуют, берегут и к грязной работе не допускают. А наш Анастасий как раз из таких – из правильных.
Мама сразу воспряла духом и обласкала взглядом Анастасио, а заодно и Геныча.
– Да ты-то откуда всё знаешь⁈ – взвилась Стешка. – Ты же н-ни по-английски, ни по-итальянски ни бум-бум. Зато п-переводишь быстрее всех.
– А я хорошо подготовился! Охотников на красивых женщин до хрена, а тёща у меня одна. Должен же я знать, в чьи руки её отдаю. К тому же Вадим Палыч отлично шарит по-английски и с нашим Анастасием уже всё перетёр. Да, Вадюх?
Вадик явно занял нейтральную позицию, поэтому лишь улыбался, неопределённо кивал и очень деликатно переводил наш разговор в уши ничего не понимающего Анастасио.
– А ничего, что в доме твоего избранника уже целая толпа х-хозяек – и его мама, и сёстры? И, между п-прочим, мама в семье сицилийца – это самая главная женщина.
– Разве они не отдельно живут? – разволновалась наша мама.
И как только она, ничего не зная, собралась замуж?
– А на кого же они бросят одинокого мужика? – тут же нашёлся Геныч. – Ему же надо еду приготовить, рубашки погладить и всякое прочее. А как появится в доме хозяйка, так сама и решит, хочет ли она брать женские обязанности в свои руки, или пусть его сёстры и дальше батрачат, им-то уже не привыкать. А что, плохо, что ль? Лежи себе, загорай и бамбук покуривай.
Но мама, наконец-то, насторожилась и забеспокоилась.
– Наверное, надо спросить у Настика, будем ли мы жить отдельно.
– Вот именно! – обрадовалась Стешка.
– Ангел мой! Где твоя деликатность? – укоризненно прогудел Геныч. – Анастасий сразу решит, что его любимая женщина не уважает его семью, и обидится. Такие вопросы надо решать уже в процессе. Но если тёща хочет поставить вопрос ребром, то пусть лучше поищет себе мужа на родине. Глядишь, и повезёт когда-нибудь, а на её место охотниц найдётся целая прорва, ещё передерутся в очереди.
– Я тоже думаю, что нельзя так сразу, – пошла на попятную мама. – Я не хочу обижать Настика.
Ну коне-эчно! Это своих детей обижать можно запросто или бывшего мужа, простака безотказного, с говном смешать. А молодого симпатичного иностранца с пузатым кошельком разве можно оскорбить? А вдруг он оскорбиться и замуж не возьмёт?
– Но про его дочку ты уже знаешь, да? – выложила я последний козырь, но мама не удивилась.
– Да, кажется, у Настика есть дочь от первого брака… но я не очень поняла.
– Зато мы хорошо поняли, что его дочка живёт с папой, потому что мама умерла, – пояснила Стефания.
– Бедная крошка! – дурниной взвыл Геныч. – Девочка без мамы – это ж почти сиротинка! Чем же один несчастный ребёнок может помешать женщине, воспитавшей аж четверых детей? Это вон, мужику надо бояться, что к нему весь наш табор рванёт. Но Анастасий мужественно приглашает нас в гости. Правда, он пока только про троих детей в курсе… Э, Вадюх, ты это не переводи, не сдавай тёщу, а иначе не быть тебе её зятем.
Мама тоже вдруг опомнилась и испуганно выпучила глаза. Конечно, она забыла про Айку! А меня такая злость взяла, что немедленно захотелось просветить Анастасио, какую змеищу он себе в жены выбрал. А заодно и про внучек рассказать. И чтоб не наговорить лишнего, я решила совсем заткнуться, пусть творят, что хотят. В конце концов, этот сицилиец не выглядит опасным, а нашей маме будет очень полезно разбить тупой лоб об реальную действительность. Может, гонору поубавится.
– Но Анастасио н-наверняка захочет ещё детей, – неуверенно предположила Стешка.
– А вот это уже не наше дело! – гаркнул Геныч. – Правда, Настась Михална? Как решите, так и будет. И помните, что всё в Ваших руках. Не, можно, конечно, вернуться в холодный Воронцовск и прозябать там в крошечной двушке… и это с Вашей-то красотой и вокальным талантом! А можно улететь на солнечную Сицилию и, спрятавшись за спину надёжного бизнесмена, больше никогда не думать о работе и не беспокоиться о деньгах. И это я ещё молчу о том, что с такими внешними данными Вы станете там первой красавицей!
– Ага, п-первой девкой на деревне, – не выдержала Стешка и получила от мамы убийственный взгляд.
– Вы, Настась Михална, только не обижайтесь на наших девочек, они ведь за вас волнуются, – нежным басом заворковал Геныч. – Так что Вы ещё подумайте, с Анастасием своим посоветуйтесь и вместе всё хорошенько взвесьте. Но, главное, не торопитесь с решением. Это ж только сказка скоро сказывается, а такие серьёзные дела с кондачка не решаются. На кону ваша судьба! Подумайте и позвольте себе быть счастливой.
Геныча хотелось удавить, и не только мне – глаза Стефании метали молнии. А Вадик, едва сдерживая смех, старательно развлекал сицилийца светской беседой. Ну а наша мама естественно пришла к выводу, что мы со Стешкой не желаем ей счастья.
А смысл что-то ей доказывать и устраивать базар? Бедняга Анастасио и так начал косо на нас поглядывать и, небось, крепко призадумался, нужны ли ему такие чокнутые родственники.
Последний хлипкий аргумент Стефании насчёт опасного вулкана Геныч тоже разбил в пух и прах:
– Да какая опасность⁈ Это же главная достопримечательность и гордость всех сицилийцев! Этот вулкан уже сто веков пыхтит и никому не мешает, и ещё столько же простоит.
– Ай да Геныч! – я смерила его самым лютым взглядом. – Я и не подозревала, что ты у нас такой умный и просвещённый.
– А просто надо было у меня спросить! – радостно парировал он. – Обращайся, если что, сестрёнка.
Придурок!
Одним словом, не сватовство, а балаган вышел. Просидели мы в ресторане до поздней ночи и побрели не солоно хлебавши, а мама, разогретая перспективой стать первой звездой Сицилии, ещё скорее засобиралась замуж. Может, ещё включит мозг и одумается? Но это вряд ли. Геныч, сволочь такая, надавил ей на самые болезненные точки.
Одно меня порадовало – Стешка после наших посиделок озверела и хорошенько оторвалась на Геныче. Но этот пройдоха тут же засунул своё красноречие в задницу и принял такой несчастный и покаянный вид, что стало понятно – Стешкина обида не продержится даже до утра.
А на Вадьку какой смысл обижаться? Он даже не член семьи. Да и сил спорить уже не было – спать оставалось всего ничего, а полчетвёртого – подъём…
Рассвет… Аэропорт… Шок!
Глава 28
Ни за что на свете не ходите в Африку гулять
Александрина
Огромный спящий вулкан Килиманджаро, сверкающий заснеженной вершиной, является самой высокой точкой африканского континента и самой желанной для альпинистов со всего света. Рассматривая через иллюминатор этого исполина, я искренне порадовалась, что с нами нет Кирилла, иначе всем нам неминуемо грозило бы восхождение на главную достопримечательность Танзании.
Стешка недавно тоже заикнулась об этом, но, к моему огромному облегчению, единодушной поддержки в наших рядах не нашла. Да и ради чего – испытать себя? Не-эт, все эти походы с заплечными мешками на пределе физических сил – это точно не про меня. Я слишком люблю комфорт и тяжело переношу его отсутствие. Но должна признаться, что издали Килиманджаро выглядит фантастически! Это так необычно – снежная гора посреди знойной Африки.
Да и Господь с ней, с горой! Как говорит Айка: «Небо – птицам, море – рыбам, горы – козлам, а нам, девочкам, – гладкую асфальтированную дорожку и ни гвоздя ни жезла». А ещё не ко времени в памяти всплыли слова Горского: «Лучше гор может быть только Гор», и настроение сразу подтаяло. Сколь же денег он вбухал на это путешествие! А ведь когда Стефания планировала сафари-тур, я и представить себе не могла, что трёхдневная вылазка к диким зверям по стоимости равноценна недельному отдыху на Занзибаре.
Чувство вины перед Гором грызёт меня уже второй день – с того момента, как мы с Вадиком почти всю ночь провели вместе. А ведь мы даже не целовались – просто разговаривали и вспоминали. И впервые за прошедшие пять лет я не злилась, не язвила, и вспоминалось в ту ночь почему-то только хорошее. А потом я всё же приняла кольцо с танзанитом – не как помолвочное, а как талисман на удачу. Но вместе с кольцом появилось и чувство вины. И вроде бы умом понимаю, что не обманываю Гора, а душа ноет, и ничего не могу с этим поделать.
Фу-ух, наконец-то мы приземлились!
Аэропорт Аруша – это ещё один яркий пример африканской экзотики. Единственная взлётно-посадочная полоса, несколько припаркованных маленьких самолётиков и вертолётиков, и унылое низенькое здание, напоминающее коровник. И всё же при всей его неказистости я так счастлива покинуть дребезжащий летательный аппарат, что мне хочется немедленно брякнуться о земь и целовать африканскую твердь. Геныч именно так и поступил, чем развеселил всех пассажиров и снял напряжение, накопившееся за недолгое время полёта.
– Устала, Саш? – Вадик забирает у меня дорожную сумку и, закинув себе на плечо, сжимает мою ладонь в своей.
– Просто не выспалась, – признаюсь я и, чтобы скрыть внезапное смущение, отворачиваюсь, отыскивая глазами и тупо пересчитывая всех членов нашей команды. Но своей руки не отнимаю.
Я не понимаю, откуда взялось это ощущение неловкости, и чувствую себя, как школьница на первом свидании. Вот же бред! Когда я трахалась с ним в туалете, то ничего подобного не испытывала. Злость, торжество, горечь, обиду… но никакого смущения. И говорить гадости было легко и привычно, а сейчас… не понимаю. Но ведь позапрошлой ночью, когда мы мирно общались, мне было спокойно и легко. Может, потому что было темно?
Твою ж мать, мне двадцать четыре года!.. Член этого мужика ещё шесть лет назад избороздил меня вдоль и поперёк. За эти шесть лет я выплеснула на бывшего тонну ненависти и презрения, я пыталась вытеснить его другими и порой вела себя, как последняя шлюха… а теперь смотрю на него и краснею, как непорочная дева.
С ума сойти, у нас такое бурное прошлое, а мы идём с ним за ручку, и от этого невинного прикосновения моё сердце заходится, и ноги слабеют, и мозг раскисает. Ой, дура-а!
* * *
Вадим
– Джамбо! – радостно приветствует нас чернокожий здоровяк, потрясая картонной табличкой с нашими именами.
Поскольку в суахили мы не сильны, парень сразу переходит на английский и, не переставая широко улыбаться, провожает к поджидающему нас транспорту и на ходу выдаёт необходимую информацию.
Однако, весёлый у нас гид. Сашка начинает хихикать, Инесса закатывает глаза, Жорик ржёт, как конь, мы со Стефанией сдержанно улыбаемся, и только Геныч хмурит брови и недовольно рычит:
– Что он сказал-то?
– Что его зовут Тайо, – быстро переводит Стешка. – И на ближайшие т-три дня он наш водитель, гид и охранник.
– Как его зовут, я и так понял. Мне непонятно, чего вы ржёте, – справедливо возмущается Геныч и бросает на меня вопросительный взгляд. – Вадюх, это они надо мной, что ль?
– Нет, просто наш проводник особенно отметил, что его имя переводится как «мальчик, наполненный счастьем», – поясняю я.
– Ух ты! – Геныч с головы до ног оглядывает гида и расплывается в улыбке. – Так мы с тобой тёзки, братан!
В этот момент мимо нас проходит галдящая толпа немцев, и Германовна что-то резко говорит им на их языке. Те от неожиданности замолкают, а самый толстый немец прикладывает руку к груди и извиняюще распинается перед Инессой. Зато немка, судя по тону, явно нарывается на скандал. Толстяк мгновенно её затыкает и подтолкнув вперёд, снова извиняется. Но последнее слово остаётся за Инессой.
– О! Я знаю это слово! – радостно басит Геныч, мгновенно снижая накал. – Нас с Одиссей Петровичем так бременская официантка благословляла. – И вдогонку приветствует сконфуженных фрицев: – Guten Morgen!
– Они что-то п-плохое сказали? – интересуется у Инессы Стефания, но та отмахивается:
– Ерунда! Просто сука у них больно языкастая, – она презрительно оглядывает скучковавшихся у микроавтобуса немцев.
– А Вы хорошо знаете немецкий? – интересуюсь я, отвлекая Инессу.
– Да, Вадюша, я же какое-то время жила в Германии со своим третьим мужем. Ох, то есть со вторым, – Германовна машет рукой и смеётся. – Запуталась я уже в этих мужьях, царство им всем небесное!
– Звучит жутковато. Прошу прощения за нескромный вопрос: а сколько у Вас было мужей?
– Своих? Тогда трое, – Инесса хитро прищуривается и жестом фокусника разворачивает в руке огромный перьевой веер. – Пиздец какой-то, семь утра, а дышать уже нечем.
– Это к дождю, – Геныч тычет пальцем в небо. – Вон тучи какие страшные. О! А это наш джип? Вот это тачка! Вот это я понимаю!
– Да-а! – это Жорик.
Спустя несколько минут приняв нас на борт, мощный восьмиместный джип трогается с места.
Аруша – очень пёстрый и неухоженный город, но задерживаемся мы в нём ненадолго. Сделав необходимые покупки в местном супермаркете и закупив на рынке бананов для обезьян-попрошаек, мы покидаем суетливый город и держим курс на первый национальный парк нашей программы – Тарангире.
По замыслу Стефании наша программа будет нестандартной и более экстремальной, чем у большинства туристов. Поэтому в целях безопасности проводников с нами должно быть двое. Но по пути Тайо, сокрушаясь, поясняет, что его напарник внезапно заболел, поэтому сопровождающий будет только один, а мы обязаны его беспрекословно слушаться и без его разрешения ни в коем случае не должны покидать машину.
Да как скажет!
Стефания не расстаётся с камерой и едва не повизгивает от предвкушения. И, наверное, я здесь единственный, кто рад предстоящему путешествию даже больше, чем она. Правда, у нас со Стешкой разные цели. И если для неё это шанс прикоснуться к дикой природе, то мой объект мечтаний намного ближе, но в то же время – гораздо неприступнее.
Я осторожно накрываю Сашкину руку своей и даже перестаю дышать, ожидая грубого выпада. Но нет – она снова позволяет к себе прикоснуться, хоть и напряжена.
Растерянная и притихшая Сашка с порозовевшими щёчками – зрелище непривычное и очень трогательное. Я уже и забыл, что она может быть такой. А ведь именно от такой Александрины у меня когда-то совершенно снесло крышу. Тогда она даже толком целоваться не умела и очень смущалась от моего внимания. Зато я пёр напролом и откровенно ликовал, что я у неё первый. А ведь мог быть единственным…
Жалел ли я, что случилось всё именно так?.. Пять лет назад такое понятие как сожаление вообще не вязалось с моим состоянием. Тогда мне хотелось сдохнуть, чтобы не чувствовать раздирающую меня боль. Я не мог и не хотел смириться с тем, что моя Сашка больше не моя – жёсткая, насмешливая и бескомпромиссная. Меня не пугала её ярость, она была оправдана, но равнодушие меня сильно подрезало.
Тогда я понял, что значит проебать своё счастье – ни отнять, ни прибавить. Но жалел не о том, что трахнул очередную бабу (это ж так – для тонуса!), а о том, что так тупо спалился.
Целый год я метался, как зверь в клетке, кляня себя за распиздяйство – как же я так расслабился? Мудак! И как всё вернуть?
«А никак! – отрезала Айка. – Вадь, у тебя же безотказных давалок – поле непаханое, вот и наслаждайся свободой. А к Сашке лучше не лезь, иначе поссоримся».
Да что бы она понимала, мелочь пузатая! На хер мне сдалось то поле, когда в душе зияла дыра размером с континент⁈
И всё же я продолжал верить, что Сашка остынет и простит.
«Единожды солгавши, кто тебе поверит?» – процитировал отец. Уж кто бы говорил! Пашка-неваляшка! Именно так его всегда называла мама. Мне было жаль её, но отца я никогда не осуждал. Ну, не сложилось у родителей – бывает. Просто маме хотелось любви и романтики, а отца только переправили с «малолетки» на взрослую зону (чем не романтика?), и он тоже соскучился по любви. А результатом романтического свидания стал я.
Когда я родился, отцу было всего восемнадцать. Казалось бы, какие дети в таком возрасте? Мне было года два, когда родители развелись, но обо мне отец не забывал никогда. А я, взрослея, подражал ему во всём и искренне им гордился – молодой, крутой и бешено популярный у женщин.
Впрочем, его популярность и сейчас не потускнела, но после того, как Лика, одна из его отставных подружек, сиганула с моста, отец резко остепенился и посерьёзнел. Тогда мне было лет шестнадцать, и в моих глазах эта история лишь добавила очков Павлу Рябинину. А Лика – дура, конечно! К счастью, она осталась жива, и потом сама же поведала мне о своём «подвиге». Зато отец ещё долго вёл монашеский образ жизни. Впрочем, он и сейчас своих подруг не торопится афишировать.
За всю мою жизнь его авторитет в моих глазах не пошатнулся ни разу. Отец был против моей женитьбы, но ультиматум ставить не стал. И даже после нашего скандального развода он продолжал помогать Сашке, за что я всегда буду ему благодарен. Помню, перед свадьбой отец мне сказал, что будет чудом, если наш с Сашкой брак продержится хотя бы год. Как раз до чуда мы с Аленькой и дотянули. И на этом всё!
Жалею ли я об этом сейчас?..
И да, и нет! Тогда я действительно чуть не свихнулся от отчаяния, но сейчас думаю, что всё случилось так, как должно было случиться.
Пару дней назад Геныч сказал мне очень правильные слова: «Найти свою женщину, Вадюх, – это только полдела, самое главное – встретить эту женщину в нужное время». И признался, как рад, что не встретил Стефанию годом раньше.
А вот тут каждому своё. Ведь не встреть я Сашку шесть лет назад, у меня не было бы столько времени на осознание. Прости она меня ещё тогда или спустя год – я не смог бы правильно распорядиться очередным шансом, и тогда мне больше не на что было бы надеяться.
Поэтому нет – я ни о чём не жалею, но не оставляю надежду на второй шанс.
* * *
Александрина
Рассеянно глядя в окно, я вполуха слушаю оживлённый диалог Стефании с нашим проводником Тайо и затылком продолжаю ощущать взгляд Вадика. И дурею от этого взгляда – одновременно хочется и блаженно мурчать, и яростно царапаться.
– Вадим, – я резко разворачиваюсь к нему, – ты баобабы когда-нибудь видел?
– Ну… видел, наверное, по телеку, – он неуверенно пожимает плечами.
– Так смотри в окно, не теряй времени! Хватит уже на меня таращиться!
– Я любуюсь, – произносит он тихо и улыбается своей блядской улыбкой, которая когда-то с такой лёгкостью расплавила мой мозг.
Да и сейчас, стоит признаться, она действует на меня, как сильнейший афродизиак, с той лишь разницей, что мой организм научился сопротивляться этой заразе. Я снова отворачиваюсь к на хрен мне ненужным баобабам.
– Я тебя смущаю, Аленький? – Вадик жарким дыханием опаляет мой висок.
– Ты меня бесишь, Рябинин!
Уголки его губ вздрагивают, и я почти готова пожалеть о своей грубости…
Но этот выпад чудесным образом поправил мою покосившуюся крышу и выветрил недавнее смущение.
– А мне, Аленький, рядом с тобой очень хорошо.
– А ты не очень-то привыкай. Вон, внимай лучше полезную информацию, – я киваю на нашу шумно спорящую компанию.
– Да в натуре я вам говорю, что в Танзании до сих пор распространена охота на людей! – грохочет Геныч. – Мне Жека сразу рассказал, как только узнал, куда мы летим.
– Нашёл, кого слушать! – презрительно фыркает Инесса. – Твой долбоёб Жентёр – тот ещё справочник.
– Вообще-то, это п-правда, – вставляет наша всезнайка. – Но охотятся только на альбиносов.
– На хрена? – включается заинтересованный Вадик.
– Это связано с местными суевериями, – Стешка тут же садится на своего конька, привлекая слушателей. – Части тела альбиноса используют в ритуалах по п-привлечению богатства. По непонятным п-причинам именно в Танзании самый высокий уровень рождаемости альбиносов, и за них платят очень большие деньги, особенно за детей. Случается, даже сами родители п-продают своих малышей.
И Стефания кратко поведала нам совершенно дикую историю про охоту на несчастных альбиносов. А Геныч, чтобы понизить градус печали и серьёзности, припомнил, что охотятся ещё и на лысых.
– Стешка, береги мужа, – поддразниваю я, – а то твой лысый альбинос как раз попадает в группу риска.
К моему удивлению, сестрёнка не злится, а смеётся. Зато Геныч, сдвинув на нос солнечные очки, сверлит меня недовольным взглядом светло-голубых глаз.
– Во-первых, я не лысый, – он стягивает дурацкую панамку и демонстративно проводит ладонью по короткому ёршику светлых волос. – А во-вторых, не альбинос, а блондин!
– Да! – прилетает от Жорика.
– Тогда советую тебе не снимать очки и сильнее натянуть на уши панамку, а то местные охотники за головами могут ведь и не распознать разницы.
– Александрия, душа моя, – Геныч расплывается в кровожадной улыбке, – а я советую не забывать, что ты должна мне желание. А то ведь я как загадаю…
– К счастью, самое страшное мне не грозит, потому что ты уже занят моей сестричкой.
– Хвала небесам! Но я и не посмел бы желать тебе плохого, а вот назвать вашего с Вадюхой первенца в мою честь – самое оно. Так что не провоцируй меня, рыжеликая, иначе быть вашему дитёнку Генычем, причём независимо от пола.
И всем почему-то так смешно!.. Однако ответить Генычу я не успеваю, потому что наш джип притормаживает, а салон оглашается восторженным трубным рёвом:
– О, гля, местный рэкет пожаловал, – Геныч тычет пальцем в лобовое стекло. – А мне уже нравится это путешествие!
И все мгновенно приникли к окнам, чтобы ближе познакомиться с бабуинами, вынудившими нас сделать остановку. Это такие обезьяны, похожие на уродливых собак, а самый огромный из них – прямо копия Геныча. И вот целая стая этих наглых тварей перекрыла нам путь, недвусмысленно давая понять, что проезд платный. К счастью, в качестве откупных сгодились три внушительных связки бананов.
И давай все бурно ликовать – и люди, и обезьяны. Только я осталась в сторонке – терпеть не могу обезьян. Стешка, конечно, в восторге! И если бы Тайо не запретил нам покидать джип, она уже рванула бы обниматься с этими прожорливыми вымогателями. Крышу мы тоже поднимать не рискнули, зато раскрыли все окна.
– Ах ты извращенец! – рассмеялась Стефания, направив объектив камеры на одного из приматов, интенсивно теребящего свой отвратительный половой стручок.
