Текст книги "Законы баланса (СИ)"

Автор книги: Алиса Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Пришелец бесшумно опустился на свое место и автоматически стал новой мишенью хладнокровного озирателя. Он взглотнул. Рут Лэйд обладала теми же глазами, что и Эдвард – серыми и прохладными, словно небо перед дождем. На их фоне всякая гроза блистала ярче. И сейчас был тот самый случай, когда он слышал раскаты грома. Но если непогода Эдварда быстро сменялась радугой, его мать годами хранила внутри ураган. Пришелец не до конца понимал почему так страшиться оказаться в эпицентре бури. В этом они с Рут были одинаковы – будучи эмоционально зависимым от человека, он боялся, что молния сожжет нить, связывающую их друг с другом, разорвет особую связь, уничтожит спасательный круг, и ему придётся снова утонуть во мраке.

– Это ещё кто? – спросила женщина вместо приветствия.

– А… Э, это мой друг, – промямлил Эдвард, перебирая пальцы.

– Друг? – ухмыльнулась та. – И какого хрена он здесь забыл? У нас же вроде семейный разговор намечается.

Ацель вызывающе сверкнул глазами:

– Попрошу не выражаться!

Кожа на нижней части лица Рут разгладилась, а все возрастные изменения перекочевали на лоб, и промеж бровей образовалась ямка. Женщину затрясло, и, чтобы подавить гнев, она неожиданно прикусила большой палец, запачкав верхнюю губу выступившей каплей биологической жидкости. Не убирая руки ото рта, Рут процедила сквозь зубы:

– Я не стану ни о чем говорить, пока здесь этот… – запнулась она, подыскивая культурное слово, – фрик.

– А ну повтори! – огрызнулся Ацель, хлопнув по столу.

– Хватит! – Эдвард огородил его от матери. – Будете ругаться – нас разведут. Можешь идти, Ацель. Я справлюсь, – заявил он, храбро ответив на ехидный взгляд женщины.

Когда пришелец покинул комнату встреч, Рут Лэйд самодовольно потянулась, разминая суставы и затекшую спину.

– Другое дело, – расплылась она в хищной улыбке, от которой Эдварда пробрали мурашки. – Давно не виделись, сынок.

– Да…прости.

– Никогда не начинай переговоры с извинений! – пожурила его женщина. – Иначе, ты заведомо проиграл.

– Какие… какие переговоры? – растерялся юноша.

Рут Лэйд звонко расхохоталась:

– Любое общение – это переговоры, дорогуша. Если ты хочешь знать все и обо всех, если хочешь, чтобы тебя уважали, – никогда не говори «прости» первым.

– Я… понял, – промолвил студент, не смелясь высказать свое несогласие.

– Чудненько! – Женщина поставила локти на стол и подперла голову. Рукава её свободной кофты сползли вниз, обнажив зарубцевавшуюся кожу. – Как твои дела, Эд? Как школа?

– Я учусь в колледже. – Эдвард отвел глаза, поймав себя на мысли, что в открытую пялится на последствия самоувечий.

– Правда? Тебе уже семнадцать?

– Эм, будет в ноябре.

– Да ладно! – воскликнула Рут с наигранным восторгом. – Такой взрослый! Сколько же лет прошло с того дня, – вдруг поменяла она тон, – когда ты бросил родную мать умирать в одиночестве? – Женщина будто бы посинела, поддельная улыбка стала острее лезвия.

– У меня не было выбора! – запротестовал тот, и его глаза покрылись влажной пленкой сожаления. – Я не мог больше так жить. Не мог выносить того, что ты делала с собой! С нами! Я пытался образумить тебя, но ты никогда не слушала моих советов. Не дозволяла помочь! Ты продолжала пить, резать вены и… Мама, ты била меня без причины и даже не чувствовала вины! Я боялся тебя… Мне было всего двенадцать, а я уже вел самостоятельную жизнь. Представь, какого было мне? Я учился, перебирался из квартиры в квартиру, пахал двадцать четыре часа в сутки, чтобы иметь крышу над головой! Разве так должно быть? Разве это правильно? Как ты можешь обвинять меня после всего? – Он резко проглотил язык, переводя дыхание, – речь собралась так быстро, так необдуманно, на одном вздохе.

– И что от меня хочешь? – напрягла челюсти Рут. – Пришёл напомнить мне, какая я плохая мать? Похвастаться успехами? Поглумиться?

– Вовсе нет! – возразил тот, и после короткой паузы еле слышно объяснился: – Я пять лет держал на тебя обиду, думал, что не прощу тебя, думал, что люди не меняются, но… этим летом я встретил кое-кого… Он тоже не был святым, мягко говоря… и я представить себе не мог, что мы станем лучшими друзьями.

– Ты водишься с преступником? – искренне удивилась женщина.

– Да, так и было. Вот только… он смог измениться – наперекор всем истинам, что я знал в этом мире. И я верю, что у тебя тоже получится! – с надеждой посмотрел на неё Эдвард. – На самом деле… я не вижу ничего плохого в том, чтобы извиниться первым. Это не унижение, а показатель силы. Именно поэтому я здесь… Прости меня, мама. Я действительно любил тебя, несмотря на то, что ты плевала на мою жизнь. И я готов…

Рут Лэйд прикрыла рот пальцами и издала мерзкий смешок.

– Что смешного? – осекся студент.

– Так трогательно! – уже в голос смеялась она. – Хочешь поиграть в семью? Какой же ты наивный балбес!

Женщина внезапно округлила глаза и перестала моргать. Бледные губы серьёзно сузились, встав в прямую линию, а голова немного наклонилась в бок и замерла

– Если бы я убила тебя в младенчестве, ничего бы этого не было, – ровным голосом призналась она.

– Ты… хотела меня убить? – поежился Эдвард.

– Да-а, но одна шлюшка уверила, что я получу больше выгоды, если продам тебя.

Рут Лэйд вздрогнула и вскарабкалась на стол, хватая сына за шиворот.

– Почему ты ещё жив? – завизжала она, и на этот визг тут же сбежалась охрана.

Они схватили женщину под руки и повели прочь – в камеру, где ей предстояло провести не один год. Эдвард бестолково сидел на своём месте, не понимая, что произошло, и как на это реагировать. Секунду назад Рут была прямо перед ним, теперь – ее стул валяется ножками вверх. И пока аура матери молниеносно таяла, родственная нить, которая обрекала его быть сыном, окончательно порвалась.

– Эдвард! – Юноша почувствовал, как ладонь пришельца сжимает ему плечо. – Ты в порядке?

– Все нормально, – вымученно улыбнулся тот, негрубо убирая от себя руку в чёрной перчатке. – Не надо меня жалеть, Ацель. Честно говоря, – поднялся он, – глупо было ожидать иного исхода.

И погода, и настрой Эдварда испортились одновременно. Накрапывал дождь. Позвякивая по козырькам крыш, стекая по решеткам, намывая красный кирпич, – он печально ласкал струны колючей проволоки, провоцируя тщедушие духа.

– Эдвард, и куда ты идёшь? – с горьким беспокойством поинтересовался Ацель, наступая на его тень.

– Мне нужно прогуляться.

– Эдвард…

Юноша встал полубоком и бросил на того искосый взгляд, сильнее затягивая капюшон.

– Все хорошо.

– Это не так. Что она тебе наговорила?

– Ты ведь и так все слышал, – догадался студент. – Зачем спрашиваешь?

– Думаешь, я подслушивал?

– Ты всегда так делаешь, разве нет? – Эдвард пожал плечами и криво улыбнулся.

– Эдвард… – Ацель вновь произнёс его имя – просто так, без продолжения, лишь потому, что оно вертелось на языке. У него всегда получалось трансформировать слоги во что-то более мелодичное и тёплое, чем то являлось на самом деле. И Эдварду нравилось, как он окликает его: раздраженно, весело, с насмешкой или томно, как сейчас, – контекст неважен. Этот голос всегда и без исключений бережно орудовал звуками данного имени.

Ацель распахнул пальто и решительно притянул друга к себе, обволакивая своей бесконечной тенью. Подолы плотной ткани окутали того с ног до головы, защищая от дождя и чужих взоров, которые были настолько пусты, что без отбора черпали в себя всяческую грязь, подобно мусорным контейнерам. Эдвард примкнул к живой груди чёрного ящера. Сливаясь душою с ритмом его сердца, он отчаянно раздирал ногтями белую рубашку, от которой по прежнему веяло неприступным космосом.

Слезы срывались одна за другой, обжигая алеющие стыдом щеки. Юноша открылся своей слабости. Он был повергнут. Разбит. И ненавидел пришельца за то, что тот потакает его недостаткам. Но Эдварда никто никогда не обнимал – даже родная мать. А то, как это делал Ацель, – было столь неповторимо и безукоризненно сердечно, что тотчас перекрывало собою ничтожную минуту позора.

– Не переживай, Эдвард, никто не узнает, что ты плакал.

Глава 9. Боги, волки и любовь

Она держалась за шпиль Биг-Бена короткими, детскими, безжизненно-бледными пальцами, навеки стертыми в мозоли. Достигнув бессмертия, клетки перестали делиться, а сердце окоченело. Теперь любой синяк на ее теле, любая рана или ссадина, полученная при жизни, – это нормально, это – часть совершенно нового существа.

Подобно морской волне, бьющейся о скалы во время шторма, чёрный плащ бесшумно полоскался на ветру, разбрызгивая в небо пену из странной жидкости, которая, соприкасаясь с материальными предметами, мгновенно испарялась, не оставляя следа.

Когда-то это физическая оболочка была десятилетней девочкой по имени Сьюзи, но бестелесное создание заключило с ней сделку, и два рассудка вступили в борьбу. На сегодняшний день личность Сьюзи – это химера, смесь её прошлого «Я», чётко определяющая понятия добра и зла, и загадочного нечта, порождённого в глубинах Вселенной с неограниченным мировосприятием.

То чем она стала – больше не человек и не девочка. Её новое имя – Целитель.

Целитель сосредоточенно вглядывался в лондонские дали. Глаза пылали голубым пламенем, но при этом привычного живого блеска в них не имелось. Они всегда казались смертельно умиротворенными, сосредоточенными, мудрыми, и мигали в каком-то великом таинстве, охватывающем всякую стезю бытия. Примерно в пяти милях южнее эти глаза нацелилась на что-то или кого-то. Сделав необдуманный шаг с часовой башни, Целитель растворился в воздухе, проткнув сырое небо колебанием помех межпространственного скачка.

В одном из дворов Ислингтона под навесом зеленой лапы раскидистого дерева стояла английская скамейка, спинка которой имела плавный изгиб. Эдвард и Ацель выбрали это место в качестве укрытия от непогоды. Капли дождя с дребезжанием разбивались о широкие листья и задерживались на верхних ярусах уплотненной кроны, растрачивая больший объем влаги, благодаря чему скамейка оставалась сухой.

Температура воздуха резко упала на пару градусов, отчего непостоянные порывы ветра покалывались особенно остро.

– Посмотри во что ты превратил мою рубашку! – по-доброму запричитал Ацель, щупая вымокшую грудь.

– Да ладно тебе, это не из-за меня, – смущённо отвернулся юноша, не спуская капюшон.

Пришелец застегнул пальто и завернул вокруг шеи воротник, позволив себе безобидную насмешку.

– Ты сам виноват. – Эдвард завидел стайку воробьев, намывающих перья в образовавшейся на тротуаре луже.

– Считай, что эта рубашка была украдена мной ради этого самого момента!

– У тебя и одежда краденая? – с осуждением посмотрел на него студент.

– Ну, конечно! – подтвердил Ацель с гордостью. – Я ненавижу Ксион, но, должен признать, в моде они разбираются не хуже людей.

– Может потому что они тоже люди?

– Глупости какие!

– А почему нет? Мы с ними очень похожи внешне, ты сам говорил.

– Не-ет, – поморщился пришелец.

– Окей, – не стал влезать в дискуссию Эдвард, – а что ты вообще забыл на Ксионе? Раньше ты не упоминал об этом. Я думал, для тебя Ксион, как гнездо гадюки…

– Ну знаешь, – покрутил запястьем Ацель, не изъявляя желания вспоминать минувшие дни.

– Когда… когда Онгэ убили… на мне были перчатки, и агенты организации поймали меня, решив, что я принадлежу их виду. Я рассказывал о том, что огоны нередко торгуют детьми?

Юноша усидчиво кивнул, и на его лице прописалось сожаление, словно вся вина за страдания друга лежит только на нем. Пришелец всегда удивлялся тому, как тонко этот маленький человек умеет сопереживать, и как самоотверженно загружает он свои плечи чужой ответственностью, даже там, где бессилен.

– Они подумали, что тебя похители? – уточнил Эдвард для себя.

– Так и есть. Меня отвезли на Ксион и какое-то время я там жил, скрывая своё происхождение.

– «Какое-то время» – это сколько?

– Много.

– Насколько «много»?

– Это так важно? – Ацель неуютно закинул ногу на ногу.

– Да, важно… – Юноша помолчал, вслушиваясь в игривое щебетание птиц. – Я совсем ничего не знаю о твоём прошлом, – заунывно протянул он, рассматривая свои кеды. – Я был уверен, что люди не меняются. И Рут подтвердила мою гипотезу… Я просто хочу понять… в конечном счёте, кто же ты, Ацель? Ты правда стал лучше? Ты исключение? А вдруг ты никогда и не был плохим? – Эдвард раздразнено вытаращился на собеседника.

– Никогда не был плохим? – сверкнул глазами пришелец.

– Просто предполагаю.

– Тогда я тебя разочарую, – хмыкнул тот мрачно.

– Ты мог этого не замечать, Ацель!

– Тебе кажется, что я стал лучше, так как мне больше незачем возвращаться к прежнему образу жизни, и пока никто не посягает на моё спокойствие – я не стану выпускать когти, – ответил Ацель серьёзно.

– А если бы ты покинул Землю…

– Хочешь, чтобы я ушёл? – напрягся тот.

– Нет! Нет… Чисто гипотетически! – отмахнулся Эдвард. – Если бы ты покинул Землю… после всего, через что мы прошли… неужели ты вновь бы встал на путь разбойника?

– Конечно.

– Но… – Юноша развернулся, настоятельно шлепнув ладонью по спинке скамьи.

– Эдвард…

Ацель расплылся в исключительно уветливой улыбке, разя мученическим взглядом, от которого у студента все внутри сжалось в комок. Не смея перебивать, он сглотнул, и его кадык выжидательно дернулся.

– Когда-то на Сондэсе верили в легенду о «Божестве Света», – вспомнил пришелец. – Мой народ придерживался теории о том, что все живое возникло из Света – некого высшего существа. Этот Свет был совершенен и безгрешен, и такими же были его дети. Они не умели думать «плохо», их разумы были чисты и свободны от всего, что не дотягивало до планки «добро». Однако помимо «живого» имелось и «неживое», и брало оно своё начало из Великой Тьмы. Из-за неведения дети Света были беспомощны перед ней, и когда грянул роковой час, – никто не был готов. Первое поколение детей погибло, что привело Божество в отчаяние, и после пяти вечностей скорби, оно вновь породило жизнь, которую мы с тобой, все люди, пришельцы, звери, – он окинул взором улицу, – проживают сейчас.

Эдвард подхватывал каждую фразу, словно то – была не легенда, а ответ на главный вопрос философии. Преподаватели колледжа позавидовали бы тому, как внимателен их студент вне лекционного зала.

– И чтобы не повторить геноцида, – довершил повествование тот, – Божество поручило двум детям своим охранять «живое». С тех пор два клинка не спускаются с неба и ведут вечную борьбу против Великой Тьмы.

– Круто, – выронил юноша. – У вас тоже есть религия? Это… чертовски круто! Я думал, религию придумали люди…

– Да-а, – выдохнул Ацель с трагедией, – вот только больше в Божество Света никто не верит.

– Но почему?

– Когда галактику охватила война, небо заволокли серые облака, и ни света, ни двух лун – больше не видать. Мои родители ругали Божество и не разрешали нам с братом молиться. Они говорили: «Свет покинул нас, предал своих детей. Если бы он не дал нам оружие, мы бы не уподобились Великой Тьме, не вкусили бы сладость греха и не проливали бы сейчас кровь братьев и сестёр своих».

– Божество Света просто хотело, как лучше, – не согласился студент.

– Да, но… едва ли у него был шанс… Божество Света – доброе и милосердное. – Ацель многозначительно посмотрел на друга. – Сколько клинков не возьми, пока ты проявляешь жалость к врагу – ты слаб. Вот поэтому я считаю, что в мире должен быть кто-то достаточно жестокий, чтобы воспрепятствовать Великой Тьме навредить Свету.

– Это ты себя имеешь в виду, что ли?

– Ага, – хитро моргнул пришелец. – И да, Эдвард, я вновь стану преступником, если придётся, вновь паду до греха, вырву чье-нибудь сердце, но не потому что я этого хочу… Я никогда не желал такой жизни. Просто у меня не будет выбора. Земля относится к планете галактик X-zep, но не дотягивает до седьмого или хотя бы шестого уровня, что значит – на ней живут разумные виды, которые еще не вступали в контакт с другими цивилизациями. Поэтому законы X-zep действуют только за пределами Земли. Стоит мне выйти в открытый космос – я снова стану мишенью для рейджэров и агентов организации. Что мне останется? Сдаться и пойти на казнь? Даже если я изменился – всем плевать! Никакие добрые свершения не спасут моей головы.

– Знаешь… – Эдвард склонился, и капюшон сполз на лицо, покрывая пепельные глаза, в которых снова блестели слезы. Он не мог ничего с собой поделать. Конечно, хорошо, когда есть тот, кто будет «жилеткой», в которую можно уткнуться и прорыдаться всласть, но скиснуть сейчас – было бы…не то чтобы стыдно, скорее – неуважительно. Эдвард не имел права становиться объектом сочувствия перед созданием, что самого надлежит приободрить и утешить. – Во время человеческих войн народ отправляют в горячие точки без их согласия, – тихо заговорил он. – И чем обширнее война, тем меньше свободы выбора предоставляют человеку. Вышестоящие заставляют народы ненавидеть и убивать друг друга, но это не значит, что все эти люди… плохие. У них не было альтернативы: не убьешь врага – станешь предателем и умрёшь от руки союзников… – Слова рухнули в шепот. – Я был прав… Ты никогда и не был плохим – ты просто хотел выжить… Скажи, Ацель, ты сказал, что тебе хорошо на Земле. Пока ты здесь, тебе – я правильно понял – нет смысла кому-то вредить, так?

– А, да-а, – вытянулся тот.

– В таком случае… можешь остаться со мной… в смысле… на Земле… Можешь остаться здесь навсегда.

Целитель ступал прямо по проезжей части Лондонского моста, подсветка которого красила воду Темзы в кровавый цвет. Смерть не была ему угрозой, но каждый раз он по привычке дезинтегрировал физическое тело перед надвигающимися фарами автомобилей, начинающими потихоньку желтеть в вечерней прелюдии, и вновь воссоздавал себя из разрозненных атомов уже со стороны Тауэра, продолжая охотиться на кого-то такого же неприметного, как и он сам. Водители не сигналили, не давили на тормоза, потому что никто из них не видел Целителя и не мог даже сообразить, что к ним под колёса бросается миниатюрная девочка в странном облачении, которая на самом деле – сверхсущество, способное стереть в порошок вражеский объект бесконечными связками цепей, хранящимися за пазухой плаща, и телепортироваться на любые расстояния в пределах известной Вселенной.

– Ты был в рабстве?! – воскликнул Эдвард неприлично громко, заставив посетителей ресторана навострить уши. На закате дня человек и пришелец уединились за самым отрешенным столиком, поразившись тому, как быстро пролетело время в разговорах о прошлом.

– А что я по-твоему делал на темной планете? Друзей искал? – Ацель как ни в чем не бывало вчитывался в меню.

– Ну…торговал, например. Ты не уточнял, что попал туда ребёнком.

– Если бы ты включил мозги, то и сам догадался бы. Эдвард, ты знал, что я потерял зрение на тёмной планете, и был в курсе, что эти очки мне подарил Онгэ, а с ним я провёл позднее детство.

– Да… наверное… – виновато ссутулся тот. – Прости.

– Почему ты извиняешься? – вылупился на него пришелец из-под чёрной матовой обложки, на которой было написано крупными буквами «Côte Brasserie». – Вот только не надо реветь!

– Да не реву я, просто… – Эдвард прикусил губу.

– Опять эта твоя жалось вырывается наружу, будто бы в ней есть сейчас толк. – Ацель со вздохом пододвинул салфетницу растрогавшемуся другу, и тот вытянул целую стопку. – Вот почему жизнь не удалась у меня, а плачешь ты?

– Не знаю! – Юноша уткнулся в салфетки и в голос разрыдался, ещё больше развлекая окружающих.

– Ты выбрал, что будешь есть? – Сондэсианец захлопнул своё меню.

– То же, что и ты, – прогундосил студент, пока салфетки покрывались мокрыми пятнами.

– Мясо?

– Нет, что угодно, только не мясо!

– Окей, я понял, заставлю их приготовить для тебя лучшую траву! – По-отцовски взъерошив русые волосы, пришелец вышел из-за стола и направился к стойке заказов.

Пока он спорил с поварами и администратором, пытаясь взять под контроль процесс изготовления блюд и удостовериться в соблюдении гигиенических и санитарных норм, Эдвард листал тренды «фэйсбука», которые разрывала новость о том, что из ланкаширского военно-промышленного концерна «БАЭ системз» загадочным образом украли с десяток килограмм тротила. В комментариях многие предполагали, что в Британию вторглись пришельцы, и истории со Станвеллом суждено повториться, но уже в более крупных масштабах. Однако все они, в конце концов, сводились к шутке, и смеющиеся эмоджи один за другим выскакивали в потоке обсуждений.

Телефон студента запищал, оповещая о входящем сообщении от… Мии Донсон?! Юноша свернул окно социальной сети. Сообщение от Мии? Он на всякий случай вбил тогда её номер в качестве благодарности, но по всем правилам мироздания это имя должно было затеряться в его списке контактов как автограф, немой автограф, который никогда не появится в журнале звонков. Тот факт, что популярная рок-дива написала сообщение ему – коротышке-студенту – точно пухлая повариха, перемешивал в нем ужас и восторг огромным полковником, расплескивая по краям десятилитровой кастрюли экзотический суп под названием «уверенность».

«Ацель, дорогой, позвони мне, как вернёшься из Лондона. Нужно переговорить сам знаешь о чем», – прочитал Эдвард про себя и покраснел. В конце сообщения стояла звездочка – значок на клавиатуре смартфона, который используют в чатах только для того, чтобы оживить бездушные печатные буквы. Эта самая звездочка живет в переписках возлюбленных как виртуальный поцелуй, как средство флирта, и, зачастую, приводит к ревности пар и к страданию тех безответно влюбленных бедолаг, запрятавших чувства в коробку на пыльном чердаке, только бы не делать первый шаг. В чате с Мией больше не было сообщений, журнал звонков – тоже пусто. Тарабанящее сердце упало в живот – Ацель общался с девушкой с чужого телефона и целенаправленно удалял историю, чтобы он, Эдвард, не прознал про их отношения?

«Нет, успокойся! – Юноша заблокировал экран смартфона и отложил его подальше – на край стола. – Я должен порадоваться за него. Возможно, ему просто неловко афишировать свою любовь, – внушал он самому себе, но горечь продолжала марать юношеское сердце чувством, от которого здравый разум переворачивается с ног на голову. – Черт, ну почему все взоры всегда обращены на него, а не на меня? Почему именно Мия?»

Эдвард никак не мог проглотить ком, засевший у него в горле – этот маленький камешек, сперающий дыхание, когда лёгким так необходимо открыться и насытится кислородом.

Телефон завибрировал от очередного сообщения, и юноша метнул в него оробелый взгляд. Он провел пальцем по экрану: «И да, кстати, ты…». – В предварительном просмотре сообщение обрывалось, а читать его полностью Эдварду не захотелось.

«Удалить сообщения?» – Да. – «Удалено сообщений: 2».

Пришелец чванно плюхнулся на стул, и толпа официанток прислужливо заворковала вокруг него, растаскивая с подносов на стол тарелки с изощренными на вид кулинарными произведениями.

– Ты их загипнотизировал? – смутился студент, завистливо наблюдая, как стройная блондинка расстилает на коленях Ацеля салфетку.

– Скорее – очаровал! – искрометно улыбнулся он.

Как только стол был накрыт, пришелец отогнал от себя надоедливых людишек и утомленно выдохнул:

– Знал бы ты, через что мне пришлось пройти, чтобы наш ужин вышел идеальным.

– Они пустили тебя на кухню?

– Нет.

– Но ты там был.

– Да-а!

Эдвард взялся за вилку и насадил на зубцы креветку морского салата, что высокомерно именовался сочетанием трудновыговариваемых французских слов, но при этом не представлял из себя чего-то столь же сверхординарного: трава, морепродукты и лимонный соус, с последним – явно переборщили.

– Что-то не так? – Нечеловеческая прозорливость Ацеля вновь дала о себе знать.

– Все нормально, – отозвался юноша, вложив всю энергию эмоций в скользкую оливку, отступливо брыкающуюся под четырьмя заточенными копьями столового прибора, – а что?

– Просто… твоё лицо…

– Что с ним?

– Когда ты подавлен, твоё лицо становится таким…мм, – задумался пришелец, зажав рукоять вилки в зубах.

– Каким? – вздымил брови студент, стесненно сцепляя пальцы под столом.

– Как у актёра мыльной оперы, переигрывающего по своей неопытности и при этом мнящего себя суперзвездой, – быстро отчеканил тот.

Губы Эдварда тронула едва заметная улыбка:

– Все хорошо. Правда. – Он предпочел и дальше держать язык за зубами и делать вид, что об отношениях Ацеля и Мии ему по-прежнему неведомо. В конце концов, чрезмерное любопытство могло лишить его лучшего друга. Идти на поводу у необоснованной ревности? Допытываться до истины? Нет! Придёт время, и пришелец сам откроет ему секрет, если, конечно, посчитает нужным…

У студента имелся невидимый пропуск в одну из тайн Ацеля, и он решил задействовать его, чтобы покрыть интерес, ради которого этот пропуск и был получен.

– Помнишь, я сказал, что у меня будет к тебе просьба? – напомнил юноша о разговоре под окнами женской тюрьмы.

– А, да, конечно, – подтвердил тот, не прерывая процесс принятия пищи. – Я к твоим услугам!

– Тогда… Расскажи мне об Онгэ.

Ацель поперхнулся, и его правая рука замерла на полпути к тарелке с говяжьим стейком. Он сохранял это нелепое положение несколько долгих секунд, и Эдвард уже было решил, что ящер сломался.

– И эта твоя просьба? – охрипшим голосом уточнил он. – Ты мог бы попросить у меня, что угодно… И ты спрашиваешь… об Онгэ?

– Да, – осторожно кивнул студент. – Ты часто упоминаешь это имя, но при этом… ничего больше не говоришь. С твоих слов я знаю, что Онгэ убили люди организации… Но кем он был? Как выглядел? Почему ты так боишься говорить о нем? Вздрагиваешь каждый раз, когда я называю его имя?..

– Почему?.. – Ацель помрачнел, и тени уплотнились вокруг него. – Потому что это самое болезненное моё воспоминание…

– Прости, – вновь извинился Эдвард, попадая в область воздействия жуткой ауры чёрного ящера, от которой его спина покрывалась ледяной коркой. – Зря я поднял эту тему… Прости…

– Он был мне, как отец.

– А? – выпрямился юноша.

– Онгэ… он был мне, как отец, – повторил пришелец, смягчив тон. – Спас меня, когда я умирал, позволил жить на своём корабле. Он был огоном, но… не таким, как другие…

– Значит, Онгэ был капитаном огонского отряда?

– Да… был, – утвердил тот подавлено.

– Он тоже с Сондэса?

– Нет, с Д’арнсиля. Это в галактике Асмодея – недалеко от Млечного Пути. Никогда там не был…

– И как выглядят д’арнсиляне?

– Мм… помнишь мы были в зоопарке и видели белых волков?

– Ага.

– Представь, если бы волки научились ходить на задних лапах и вымахали под два метра ростом.

– Онгэ – волк?!

– Нет, но очень похож.

– Волк! – не унимал возбуждения Эдвард.

– И что это за реакция? – Ацель слегка раскрепостился и уже не казался таким устрашающим.

– Это же… Как же это странно!

– Я не догоняю твоей логики. Гуманойдный ящер тебя не удивил, а гуманойдный волк – привел в экстаз?

– Да ладно тебе, Ацель, – рассмеялся студент, – ты каждый день меня удивляешь!

Человечество частенько ставит перед собой мотивационные вопросы, вроде: «Только вообразите, сколько младенцев появляется на свет в данный миг по всему миру?», или твердят фразу: «Пока ты смеёшься над «мемами», миллионы людей умирают! Не пускай жизнь на самотек, ведь в любой момент ты может присоединиться к их числу». Трудно поверить, но вряд ли среди всех этих изречений вы когда-нибудь услышите: «А сколько таксистов сейчас сидят за баранками своего авто и спешат доставить до пункта назначения очередного клиента?» Подобные мысли крутились в голове водителя жёлтого такси – неприметного мужичка, перешагнувшего ступень средних лет. Он мчатся по Лондону на новый вызов, которым должен был завершиться его рабочий день. Сегодня ему попадались одни чудаки, и все, чем он грезил под конец четверга, – это холодное пиво, пинта добротного холодного пива.

Таксист припарковался у французского ресторана и закурил «ожидательную» – так он её величал – сигарету. Не успел он расслабиться, как к его машине приблизились две фигуры – одна повыше и в длиннющем чёрном пальто, а другая – невысокая, в глянцевой синей куртке.

– Господи, – взмалился мужчина, зажевав табак, – пусть эти придурки пройдут мимо!

– Ты намного старше меня, – сказал Эдвард на выходе из «Côte Brasserie».

Дороги забились пробкой из автомобилей, погоняющих друг друга гудками. В час-пик Лондон становился агрессивным, и вечерние огни не доставляли прежнее эстетическое удовольствие, напоминая хищные кошачьи глаза, от которых хотелось сбежать в какой-нибудь тихий дом на окраине леса и жить там аскетом до середины дня, пока народ не разбредется по рабочим местам.

– Что?

– Учитывая, что ты попал в рабство в сознательном возрасте и провёл там три года, прибавить шесть лет с Онгэ, – складывал пальцы Эдвард, – плюс ещё четыре года на Ксионе и…

– Во-первых, это примерные цифры, – хлопнул его по плечу Ацель, – во-вторых – летоисчисление на планетах разное, в-третьих – глупо сравнивать возраст двух видов, Эдвард, уж тебе ли этого не знать?

– Но все-таки… Сколько тебе лет? Если в земных сутках двадцать четыре часа, а Земля делает оборот вокруг солнца за триста шестьдесят пять дней, сколько тебе в переводе на человеческий возраст?

– А ты от меня не отстанешь, да?

– Ага.

– Я без понятия!

– Да как такое может быть?!

– У меня были дела поважнее, чем считать свои года. Время – прерогатива счастливых, – фыркнул пришелец, проведя рукой по волосам.

– Прости.

– Прекрати!

Юноша вопрошающе поднял глаза.

– Прекрати попусту извиняться, – пояснил Ацель.

– Прости… В смысле…ладно, – глупо улыбнулся студент. – Но как я тогда узнаю, когда у тебя день рождения?

– Это ещё тебе зачем?

– Надо! – окатил тот пришельца настойчивым взглядом.

– Насколько феноменальную память нужно иметь, чтобы помнить день, когда ты появился на свет?

Эдвард резко остановился посреди дороги и торжественно объявил:

– 22 ноября 1998 года!

– Чего?

– Мой день рождения!

– Серьёзно?

– Агась.

– Да ну?

– Все люди знают дату своего рождения. Она у нас в свидетельстве записана. Ну так что? – хихикнул студент. – Если ты не знаешь, когда у тебя день рождения, может быть придумаем новую дату? Как насчёт дня, когда мы с тобой встретились? Шестнадцатое июня!

– Этой своей чертой создавать особые дни вы пугающе похожи на ксионцев…

– Может потому что…

– Не-ет!

Такси тронулось, проскребя асфальт грубыми шинами.

– До «Генриетты», пожалуйста! – вежливо обратился к водителю Эдвард, и тот исподлобья моргнул.

– И вам бы не помешало помыть салон! – внёс свою лепту Ацель.

– Да-да, спасибо, я уже слышал это сегодня…

– Правда? Вот видишь, Эдвард, – ткнул он студента локтем. – Не я один придираюсь!

Таксист опять моргнул, и юноша понял, как обстоит ситуация.